ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ II

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Ли Куй-самозванец грабит одиноких путников. Ли Куй "Черный вихрь" убивает четырех тигров на горе Илин

Итак, Ли куй спросил Сун Цзяна:

— Дорогой брат, скажите, какие же это три условия?

Сун Цзян ответил:

— Когда ты отправишься в уезд Ишуй округа Ичжоу за своей матушкой, то по дороге туда и обратно ты не возьмешь в рот ни одной капли вина — это первое условие. А второе — ты отправишься один, так как ты слишком горяч, и вряд ли кто-нибудь согласится идти с тобой; ты будешь соблюдать осторожность в пути, захватишь с собою мать и, нигде не задерживаясь, вернешься сюда. И третье условие, — ты не возьмешь с собой свои топоры: сдерживай себя, иди быстро и поскорее возвращайся обратно.

— Да что же тут невыполнимого? — удивился Ли Куй. — Дорогой брат, за меня вы можете быть совершенно спокойны. Я сегодня же отправлюсь в путь и нигде не буду задерживаться.

Ли Куй тут же принарядился, подвесил к поясу кинжал, взял меч, большой слиток серебра и лян пять мелочью. Затем, выпив несколько чашек вина, он поклонился и ушел. Спустившись с горы, Ли Куй переправился на другой берег. Его провожали Чао Гай, Сун Цзян и остальные главари. Возвратившись в лагерь, они уселись в большом зале.

Однако на душе у Сун Цзяна было неспокойно, и, обращаясь к остальным, он сказал:

— Наш брат Ли Куй обязательно что-нибудь натворит. Надо было бы отправиться вслед за ним и посмотреть, что он будет делать, но я не знаю, кто здесь приходится ему земляком.

— Да у нас только Чжу Гуй уроженец уезда Ишуй округа Ичжоу, — сказал на это Ду Цянь.

— А я и забыл! — воскликнул Сун Цзян. — В тот день, когда мы все собрались в монастыре Белого дракона, Ли Куй и Чжу Гуй узнали, что они земляки. [159]

Тогда Сун Цзян послал за Чжу Гуем. Посланец как на крыльях слетел с горы и направился прямо в кабачок Чжу Гуя. Тот немедля пришел в лагерь, и Сун Цзян сказал ему:

— Наш брат Ли Куй отправился к себе на родину, чтобы перевезти сюда свою старуху мать. Беда в том, что в пьяном виде он всегда буйствует, и мы решили никого не посылать с ним. Однако я очень опасаюсь, как бы в дороге не случилось какого-нибудь несчастья. А вы, уважаемый брат, ведь с ним земляки, так не могли ли бы вы тоже пойти туда и присмотреть за ним?

— Да, я сам из уезда Ишуй округа Ичжоу, — отвечал Чжу Гуй. — И мой брат Чжу Фу держит кабачок за западными воротами уездного города. Ли Куй живет в том же уезде в деревне Байчжанцунь к востоку от лавки Дуна. У него есть старший брат Ли Да, который работает по найму у других. Сам Ли Куй с детства отличался озорством и буйством. Потом случилось так, что он убил человека, бежал и стал бродяжничать. После этого он никогда больше не бывал дома. Если вы хотите послать меня туда, чтобы я разузнал, как он себя ведет, то я могу это сделать. Только боюсь, что некому будет присмотреть за моим кабачком. Я ведь тоже давно не был дома, и мне самому хотелось бы повидаться с братом.

— Ну, за кабачок вы можете не беспокоиться, — промолвил Сун Цзян. — Я скажу Хоу Цзяню и Ши Юну, чтобы они присмотрели за ним до вашего возвращения.

После этого Чжу Гуй распростился с вожаками лагеря и вернулся к себе. Там он собрал узел в дорогу, передал кабачок Ши Юну и Хоу Цзяню и отправился в Ичжоу. А Чао Гай и Сун Цзян, оставаясь в лагере, проводили время в веселье и вместе с У Юном изучали Небесную книгу. Однако дальше речь пойдет не об этом.

Расскажем лучше о Ли Куе, который, уйдя из Ляншаньбо, зашагал по дороге и вскоре добрался до границы уезда Ишуй. В пути Ли Куй действительно не пил вина и потому ничего не натворил, так что и говорить было бы не о чем, если бы не дальнейшие события. Добравшись до западных ворот, Ли Куй увидел толпу, стоявшую полукругом около доски с приказами и, протискавшись в самую середину, стал слушать. Кто-то прочитал приказ и сказал:

— На первом месте — бандит Сун Цзян, родом из уезда Юньчэн; на втором — Дай Цзун, бывший тюремный начальник в Цзянчжоу, а на третьем — их сообщник Ли Куй, уроженец уезда Ишуй...

Стоявший позади Ли Куй услышал это, и у него сами собой задвигались руки и ноги. Он еще не решил, что делать, как вдруг почувствовал, что сзади кто-то проталкивается к нему и, обхватив его за поясницу, говорит:

— Дорогой брат Чжан, ты что же это здесь делаешь? [160]

Обернувшись, Ли Куй увидел, что это был Чжу Гуй, и удивленно спросил:

— А ты как сюда попал?

— Пойдем поговорим, — отвечал Чжу Гуй.

Они направились в кабачок, находившийся вблизи западных ворот и, войдя в него, прошли в уединенную заднюю комнату.

— И какой же ты отчаянный человек! — сказал тут Чжу Гуй, грозя пальцем. — В той бумаге ведь ясно сказано, что за поимку Сун Цзяна будет выдано десять тысяч связок монет, за Дай Цзуна — пять тысяч и за Ли Куя — три тысячи, так как же ты можешь останавливаться в таких местах и еще глазеть на доску с приказом? Ну, а если бы какой-нибудь ловкач схватил тебя да препроводил властям, что бы с тобой было? Наш уважаемый брат Сун Цзян, зная твой нрав, не решился посылать с тобой кого-нибудь из наших удальцов. Однако, опасаясь за тебя, он отправил меня вслед за тобой. Я ушел из лагеря на день позже тебя и пришел сюда днем раньше. Почему ты так замешкался?

— Да все потому, что наш старший брат запретил мне пить вино! Из-за этого я и шел так медленно. А ты откуда знаешь этот кабачок? — в свою очередь спросил он Чжу Гуя, — Ты что, здешний? А где же твой дом?

— Это кабачок моего младшего брата Чжу Фу, — отвечал Чжу Гуй. — Я ведь сам из этих мест, занимался здесь торговлей, много разъезжал, а потом потерял все свои деньги и ушел в Ляншаньбо к вольным людям. Давно я здесь не бывал.

Чжу Гуй позвал своего брата и познакомил его с Ли Куем. Чжу Фу принес вина и предложил Ли Кую выпить.

— Мой старший брат запретил мне пить вино, — сказал Ли Куй. — Но сегодня я вернулся к себе на родину. И я думаю, что ничего особенного не произойдет, если я выпью пару чашек.

Даже Чжу Гуй не стал отговаривать его и не мешал ему пить вволю. В этот вечер, выпивая и закусывая, они просидели до четвертой стражи. Лишь во время пятой стражи, когда звезды и луна стали бледнеть, а облака окрасились в розовый цвет, Ли Куй отправился в свою деревню.

— Не иди по тропинке, — предостерегал его Чжу Гуй. — Около большого дерева поверни на восток, а оттуда пройдешь прямо на деревню Байчжанцунь. Как раз там и будет лавочка Дуна. Поскорее забирай свою мать и возвращайся обратно, и мы отправимся отсюда прямо в Ляншаньбо.

— А все же маленькая тропинка лучше большой дороги, — возразил Ли Куй. — Что может мне помешать?

— Вдоль маленькой тропинки водится много тигров, — отвечал на это Чжу Гуй. — К тому же там пошаливают разбойники, грабят прохожих. [161]

— Это мне-то их бояться? — вскричал Ли Куй.

Надев войлочную шляпу, он привязал к поясу кинжал и взял в руку меч. Распрощавшись с Чжу Гуем и Чжу Фу, он зашагал по направлению к деревне Байчжанцунь. Уже совсем рассвело. Ли Куй прошел примерно ли десять с лишним и вдруг увидел, как перед самым его носом из мокрой от росы травы выскочил белый заяц и поскакал по дороге. Ли Куй погнался за ним, смеясь и приговаривая:

— Ах ты, животинка! Ну что ж, показывай мне дорогу!

Продолжая путь, он увидел впереди рощу, в которой было не менее пятидесяти огромных лиственных деревьев. Стояла осень, и листья уже приняли красный оттенок. Когда Ли Куй подошел к опушке, он увидел, что из-за деревьев показался здоровый детина.

— Если у тебя есть голова на плечах, так ты дашь мне выкуп за то, что я тебя пропущу, а не дашь, так я отберу твой узел.

Взглянув на разбойника, Ли Куй увидел на его голове красную шелковую повязку, повязанную двумя узлами; одет разбойник был в грубую меховую куртку, в руках держал два топора, а лицо его было густо вымазано черной тушью. Увидев все это, Ли Куй закричал:

— Да что ты за дьявол такой и как смеешь заниматься здесь разбоем?

— Стоит тебе услышать мое имя, как сердце твое и печень от страха разорвутся на куски! — пригрозил разбойник. — Я — «Черный вихрь»! Отдавай свой узел и деньги, и я оставлю тебе жизнь!

— Мерзавец ты этакий! — заорал Ли Куй. — Не дам твоей чертовой матери порадоваться! Кто ты такой, падаль проклятая, что бесчинствуешь, прикрываясь моим именем?

И, подняв свой меч, Ли Куй ринулся на разбойника. Тот не выдержал натиска и хотел было бежать, но Ли Куй так хватил его мечом по бедрам, что он полетел на землю. Тогда, став ему ногой на грудь, Ли Куй крикнул:

— Ты знаешь, кто я такой?

— Почтенный отец, — взмолился тот, — пощади жизнь своего сына.

— Я и есть Ли Куй «Черный вихрь», удалец Ляншаньбо, — продолжал Ли Куй. — Как же ты осмелился бесчестить здесь мое имя?

— Моя фамилия действительно Ли, — отвечал незнакомец, — но я не «Черный вихрь», а вы, почтенный отец мой, завоевали себе среди вольного люда такую славу, что даже черти, и те боятся вашего имени! Поэтому я и решил присвоить ваше имя и промышлять здесь разбоем. И когда здесь проходит одинокий путник, то стоит ему только услышать «Черный вихрь», как он уже бросает свои пожитки и бежит [162] без оглядки прочь. А я остаюсь с добычей, хотя людей я не трогаю и не причиняю им зла. Имя мое Ли Гуй, и живу я вон в той деревне, что впереди.

— Бессовестный ты негодяй, — отвечал Ли Куй. — Грабишь народ и позоришь мое имя! Даже два топора завел, как у меня! Вот я сейчас заставлю тебя попробовать этих топоров.

Он поднял топор и высоко занес его, но разбойник испуганно воскликнул:

— Дорогой отец! Убивая меня, ты убиваешь сразу двух человек!

Услышав это, Ли Куй остановился и спросил:

— Как же это так?

— Да разве я осмелился бы заниматься грабежом, — отвечал на это Ли Гуй, — если бы у меня дома не было престарелой матери, которой сейчас уж девяносто лет и которую некому кормить, кроме меня? Ведь только поэтому я и решился присвоить ваше уважаемое имя, чтобы наводить страх на путников и отбирать у них пожитки. Но я не загубил ни одного человека. Если вы, почтенный отец, сейчас убьете меня, то моя мать должна будет умереть с голоду!

Ли Куй, который сам был сатаной и, не моргнув глазом, мог спокойно убить человека, выслушав пленника, подумал про себя: «Я пришел сюда для того, чтобы позаботиться о своей матери, и если я лишу жизни человека, который беспокоится о том, чтобы его мать не голодала, то ни небо, ни земля не простят мне этого».

— Ну, ладно, — сказал он, — я оставляю тебе, стервецу, жизнь! — и отпустил своего пленника.

Поднявшись с земли, Ли Гуй, держа топор в руках, с благодарностью низко поклонился Ли Кую.

— Запомни же, что «Черный вихрь» — это я! — сказал ему Ли Куй. — И больше не смей пачкать мое имя!

— Раз вы помиловали меня, то я вернусь домой и займусь другим делом, — отвечал Ли Гуй. — Никогда больше не воспользуюсь я вашим именем и не буду никого грабить.

— За то, что ты такой почтительный сын, — промолвил Ли Куй, — я дарю тебе десять лян серебра. Ты сможешь начать другое дело.

Вынув слиток серебра, он передал его Ли Гую, а тот поклонился ему с благодарностью и ушел. Ли Куй, смеясь про себя, сказал:

— Напоролся же этот парень на меня! Если он действительно почтительный сын, то ни небо, ни земля не простили бы мне этого. Ну, мне тоже надо идти. — И, взяв свой меч, он зашагал вперед по горной тропинке.

Он шел так примерно до полудня, а потом почувствовал голод и жажду. Но кругом были только узенькие горные [163] тропинки и никаких признаков кабачка или постоялого двора. Пробираясь вперед, он вдруг увидел вдалеке, в горной долине две крытых соломой хижины. Ли Куй поспешил туда и увидел, что из-за хижины вышла женщина: в ее волосах были полевые цветы. Лицо ее было сильно набелено и напудрено. Положив свой меч, Ли Куй поклонился и сказал:

— Сестра, я прохожий путник. Я проголодался и хочу пить. Но по дороге нигде не встретил ни трактира, ни кабачка. Не можете ли вы дать мне чего-нибудь подкрепиться? За все это я вам заплачу.

Взглянув на Ли Куя, женщина не посмела ответить ему отказом и произнесла:

— Вина-то у нас здесь достать негде, а вот поесть я могу вам что-нибудь приготовить,

— Ну и то хорошо, — сказал Ли Куй. — Только приготовь мне, пожалуйста, побольше еды, я сильно проголодался.

— Если я сварю один шэн (Шэн — мера объема, равная примерно одному литру.) риса, не будет мало? — спросила женщина.

— Приготовьте лучше сразу три шэна, — сказал Ли Куй. Женщина разожгла очаг и пошла к ручью помыть рис.

Вернувшись обратно, она занялась приготовлением пищи. А Ли Куй отошел в сторону, чтобы оправиться. И вдруг он увидел, как из-за горы вышел человек и, прихрамывая, направился к хижине. Ли Куй притаился за дверью, решив выждать. В это время вышла женщина, чтобы нарвать овощей, но остановилась, поджидая пришедшего, и потом спросила:

— Дорогой мой, где это ты поранил себе ногу?

— Не говори! — отвечал тот. — Сегодня мне угрожала такая опасность! Мы с тобой могли больше никогда не встретиться. Помнишь, ты сама говорила, что у меня злая судьба? Целых полмесяца бродил я, поджидая какого-нибудь одинокого путника, но так у меня ничего и не получилось. И вот сегодня попался мне наконец один, и как ты думаешь, кем он оказался? Это был сам «Черный вихрь»! И дернул же меня черт столкнуться с этим ослом! Я не мог с ним справиться. Он ударил меня своим мечом, и я полетел на землю. Он уже хотел было убить меня, но мне удалось обмануть его., «Если ты убьешь меня, — сказал я ему, — то убьешь сразу двух». Тогда он спросил, что это значит, а я опять же обманул его: «У меня дома осталась девяностолетняя старуха мать, кроме меня, некому ее кормить, и она помрет с голоду». Тогда этот проклятый осел поверил мне и оставил меня в живых. Он даже дал мне слиток серебра, чтобы я мог заняться другим делом и поддерживать свою мать. Боясь, что он может передумать и догнать меня, я поспешил спрятаться в [164] уединенном местечке и соснул там немного, а потом, обогнув гору, пришел сюда.

— Тише! — предупредила женщина. — Только что сюда пришел какой-то здоровенный черный парень и попросил меня приготовить ему еду. Наверно, это он и есть. Он сидит около дверей. Пойди украдкой и посмотри, и если это действительно он, тогда давай подложим ему в кашу немного дурману, и он потеряет сознание. Тут-то мы уж сможем справиться с ним, заберем его деньги и переселимся в город, а там откроем какую-нибудь торговлю; это будет лучше, чем оставаться здесь и заниматься разбоем.

«Ну и тварь, — подумал Ли Куй, подслушав этот разговор. — Я пощадил его, да еще дал денег, а он за все это собирается покончить со мной! Нет, этого я не прощу!» И он притаился за воротами. В тот момент, когда Ли Гуй хотел выйти, «Черный вихрь» схватил его за грудь. Женщина в страхе убежала. Тут Ли Куй, крепко держа Ли Гуя, повалил его на землю и, выхватив из-за пояса меч, отсек ему голову. Потом с мечом в руке он подскочил к воротам, чтобы схватить женщину, но она куда-то скрылась. Войдя в дом, Ли Куй все обыскал, но ничего не нашел, кроме двух старых бамбуковых корзин, наполненных всякой рухлядью. На дне одной из них он обнаружил немного мелочи и женские шпильки. Затем он снова подошел к Ли Гую и, взяв у него свой слиток серебра, положил в узел.

После этого он подошел к очагу и увидел, что засыпанные в котелок три шэна риса уже готовы. Не было только овощей. Ли Куй наложил себе в чашку каши, поел немного, а потом вдруг рассмеялся и сказал:

— Ну и дурень же я! Здесь лежит прекрасная туша, а я не знаю, что делать!

Тут он выхватил кинжал и, подойдя к Ли Гую, отрезал от его ноги два хороших куска мяса. Помыв мясо в воде, он выгреб из очага горячие угли и стал поджаривать его. Наевшись досыта, он бросил тело Ли Гуя под пол, поджег дом со всех сторон, а потом взял меч и пошел по горной тропинке дальше.

Когда он подошел к лавочке Дуна, солнце уже склонялось к западу. Он быстро вбежал в свой дом и услышал, как мать, которая лежала в постели, спросила:

— Кто там?

Взглянув на нее, Ли Куй увидел, что она совершенно слепа и, сидя на кровати, шепчет буддийские молитвы.

— Мама! — воскликнул Ли Куй. — Это пришел «Железный бык»!

— Сынок мой, — сказала старуха, — тебя слишком долго не было дома! Где же ты жил все эти годы? Твой старший брат работает в чужих домах, и его заработка едва хватает [165] на то, чтобы ему самому прокормиться, а меня кормить он уже не в силах. Я все думала о тебе и даже глаза все выплакала. Видишь, я совсем ослепла. Но как же ты жил?

«Стоит мне сказать, что я присоединился к вольнице в Ляншаньбо, — раздумывал про себя Ли Куй, — и она, конечно, откажется пойти со мной. Пожалуй, придется обмануть ее». И он сказал:

— Я теперь стал чиновником и вот приехал, мама, за тобой.

— Ох, это очень хорошо, — отвечала старуха. — Но как же ты пойдешь со мной?

— До дороги я отнесу тебя на спине, — сказал Ли Куй, — а там мы найдем повозку и поедем.

— Подождем все же твоего старшего брата и тогда обсудим, — предложила мать.

— А зачем нам ждать его? Я ведь пойду вместе с тобой, вот и все, — возразил Ли Куй.

Однако когда они уже собрались уходить, показался Ли Да с чашкой каши в руках. Он вошел в комнату, и Ли Куй, почтительно приветствуя его поклоном, сказал:

— Дорогой брат, давненько мы с тобой не виделись.

— А зачем ты, бездельник, пришел? — проворчал Ли Да. — Опять будешь народ беспокоить?

— Наш «Железный бык» стал чиновником и вот пришел взять меня с собой, — сказала мать.

— Эх, мать, — промолвил Ли Да, — не верь ты тому, что он тут наболтал. Когда-то он убил человека, и из-за него мне пришлось носить кангу и переносить страдания. А недавно я слышал, что он связался с разбойниками в Ляншаньбо и вместе с ними устроил побоище на месте казни в Цзянчжоу, а потом и сам стал разбойником. На днях из Цзянчжоу пришел приказ арестовать его, когда он появится в родной деревне. Власти и меня чуть было не забрали, да спасибо одному богатому человеку, который заступился за меня и сказал властям, что мой младший брат вот уж больше десяти лет как ушел неизвестно куда и с тех пор не возвращался домой. «Не иначе, — убеждал он, — это какой-то однофамилец Ли Куя сказал, что он родом из этих мест». Кроме того, мой благодетель потратился на то, чтобы подкупить чиновников — и больших и малых, — и только благодаря этому я избежал побоев и преследования. А сейчас здесь вывесили бумагу — обещают награду в три тысячи связок монет тому, кто поймает тебя. Нет на тебя, мерзавца, смерти! Да еще приходишь домой и мелешь тут всякую ерунду.

— Дорогой брат, не сердись, — сказал Ли Куй. — Пойдем лучше вместе со мной в горы, и будешь там жить в свое удовольствие. Как бы это было хорошо! [166]

Тут Ли Да возмутился и хотел было побить Ли Куя, но, зная, что ему не справиться с ним, швырнул чашку с кашей на пол и выбежал из дому.

«Видно, пошел донести на меня, — подумал Ли Куй. — Если я попадусь здесь, то мне никогда уже не освободиться. Лучше поскорей убраться отсюда. Мой брат никогда не видел таких больших денег, как слиток серебра в пятьдесят лян. Оставлю-ка я этот слиток здесь на кровати, а когда он вернется и увидит деньги, то не станет преследовать меня».

Развязав пояс и вынув слиток серебра, Ли Куй положил его на кровать и сказал, обращаясь к матери:

— Давай я понесу тебя на спине!

— Да куда же ты понесешь меня? — спросила старуха.

— А ты не спрашивай и не беспокойся. Я понесу тебя, и все будет в порядке, — ответил Ли Куй.

Он поднял свою старую мать на спину, зажал в руке меч и, выйдя из дому, зашагал по горной тропинке.

А между тем Ли Да поспешил к богачу и сообщил ему о случившемся. Оттуда он вышел с десятью работниками и побежал домой. Однако, увидев, что матери уже нет, а на кровати лежит большой слиток серебра, Ли Да подумал:

«Брат оставил мне серебро и унес с собой мать. С ним наверняка пришли еще и другие разбойники из Ляншаньбо. Если я стану гнаться за ним, то они могут прикончить меня. А раз он взял мать с собой, то ей, видно, там будет не плохо».

Между тем пришедшие с Ли Да работники, не найдя Ли Куя, не знали, что им делать. Тогда Ли Да сказал:

— Ли Куй унес с собой мать, но по какой дороге он ушел, я не знаю. Тут этих горных тропинок уйма! Ума не приложу, как его догнать.

Видя, что и Ли Да ничего не может придумать, работники постояли в нерешительности, а потом вернулись обратно. Однако это к нашему рассказу уже не относится.

Теперь вернемся к Ли Кую. Опасаясь, что Ли Да направит за ним погоню, он спешил уйти по самым глухим и непроходимым тропинкам. Вскоре стало темнеть, и Ли Куй со своей ношей подошел к подножию горного хребта. Но его слепая мать уже не различала ни тьмы, ни света. Ли Кую этот хребет был известен, назывался он Илин. Ли Куй знал также, что люди живут только по другую сторону этого хребта.

Итак, при свете звезд и луны беглец осторожно поднимался в гору. В это время мать, обращаясь к нему, попросила:

— Сынок, достал бы ты мне глоточек воды. Пить очень хочется.

— Обожди, мать, немножко, — сказал Ли Куй. — Вот перевалим через гору, попросимся где-нибудь на ночлег и приготовим что-нибудь поесть. [167]

— Я сегодня ела только сухую кашу, — продолжала мать, — и сейчас так пить хочется, что просто сил нет.

— У меня у самого во рту все горит, — отвечал Ли Куй. — Ну, уж ты как-нибудь потерпи еще немного. Вот поднимемся на гору, там я найду воды, и ты попьешь.

— Сынок, я совсем умираю от жажды, — взмолилась мать. — Помоги мне!

— Правда, я и сам мучаюсь так, что никакого терпенья нет, — сказал Ли Куй.

В это время он подошел к огромному обломку гранита, лежавшему под большой сосной, опустил свою мать на этот обломок, воткнул в землю меч и сказал:

— Ты потерпи немного и посиди здесь, а я пойду поищу для тебя воды.

Прислушавшись, Ли Куй уловил вдали журчание горного ручья и стал пробираться к нему. Наконец он подошел к ручью и, набирая пригоршнями воду, утолил свою жажду, а потом подумал: «В чем же я понесу воду матери?»

Встав на ноги и оглядевшись по сторонам, он увидел вдалеке на вершине горы кумирню. «Вот это хорошо!» — сказал Ли Куй и, цепляясь за кустарник, стал взбираться на гору. Добравшись туда, он толкнул двери кумирни и, заглянув внутрь, увидел, что это была кумирня, построенная в честь святого из Сычжоу. Перед статуей бога стояла каменная курильница для возжигания благовоний. Ли Куй хотел взять ее, но оказалось, что она высечена вместе с основанием алтаря. Ли Куй стал тянуть курильницу, однако разве мог он сдвинуть ее с места? Тут он так рассвирепел, что схватил ее, вместе с алтарем вытащил на каменную террасу и бросил на камни. Тогда курильница отскочила от алтаря. Взяв ее, Ли Куй вернулся к ручью. Здесь он погрузил курильницу в воду и, нарвав травы, вымыл дочиста; затем, зачерпнув воды и держа курильницу в обеих руках, осторожно пошел обратно.

Но когда он приблизился к гранитной глыбе под сосной, то не нашел там своей матери; только меч по-прежнему был воткнут в землю. Ли Куй позвал мать. Ответа не последовало. Он стал кричать, но никто не откликался.

В сердце Ли Куя закрался страх, и он выронил курильницу из рук. Внимательно осмотревшись по сторонам, он нигде не увидел своей матери. И только отойдя шагов на тридцать, вдруг заметил в траве лужу крови и содрогнулся. Ли Куй пошел по кровавому следу, и этот след привел его к большой пещере. Здесь он увидел двух тигрят, которые с ворчаньем пожирали человеческую ногу. Ли Куя бросило в дрожь. «Я пришел сюда из Ляншаньбо, — подумал он, — чтобы взять к себе мать. С таким трудом мне удалось донести ее сюда на спине, и все это только для того, чтобы тигры [168] сожрали ее! Эта нога, которую приволокли сюда проклятые тигры — нога моей матери!»

И тут в сердце его вспыхнул такой гнев, что он перестал дрожать, а рыжие усы его стали торчком. С мечом в руках ринулся Ли Куй на тигрят, чтобы зарубить их. Тигрята, напуганные нападением, оскалили клыки и, выпустив когти, бросились на него. Однако Ли Куй, взмахнув мечом, тут же уложил одного, а второй в страхе кинулся в пещеру. Но Ли Куй побежал за ним и заколол его. Попав в логово тигров, Ли Куй притаился там и оглянулся на вход. Там, оскалив зубы и выпустив когти, стояла тигрица и смотрела в логово.

— Так это ты, дикая тварь, сожрала мою мать! — вскричал Ли Куй и, положив меч, выхватил из-за пояса кинжал.

А тигрица в это время повернулась задом и стала бить хвостом. Ли Куй все отчетливо видел и, нацелившись тигрице под хвост, изо всей силы всадил в нее кинжал, который прошел прямо до брюха. Тигрица с диким рычаньем ринулась вперед, прямо на край пропасти. А Ли Куй, схватив свой меч, выскочил из пещеры. Корчась от боли, тигрица спрыгнула вниз на скалы.

Ли Куй хотел было погнаться за ней, но тут вдруг поднялся настоящий вихрь, и листья дождем посыпались на Ли Куя. «Еще в старину говорили, — подумал он, — что дракон рождает облака, а тигр — бурю».

Вихрь пронесся. Раздался свирепый рев, и перед входом в пещеру выскочил огромный тигр с глазами навыкате и белым пятном на лбу. Страшный зверь бросился на Ли Куя. Но тот, сохраняя полное спокойствие, выставил свой меч вперед и всадил его прямо в глотку тигру. После этого тигр больше не пытался нападать. Извиваясь от боли, он прыгнул в сторону. Послышался такой страшный шум, словно рухнула половина горы. Это упал тигр и тут же, под горой, испустил дух.

Итак, Ли Куй убил четырех тигров из одного логова. Боясь, как бы там не остался еще тигр, он с мечом вернулся к логову и осмотрел его, но тигров больше не было. Тут Ли Куй почувствовал большую усталость и отправился в кумирню, где и проспал до рассвета.

На следующее утро Ли Куй снова пришел на место боя с тиграми. Здесь он собрал останки своей матери, завернул их в рубашку и, возвратившись к кумирне, выкопал могилу, где и похоронил их. Поплакав немного над могилой, он почувствовал голод и жажду, и ему ничего не оставалось, как связать свой узел, взять меч, отыскать тропинку и потихоньку продолжать путь. Спускаясь с горы, он вдруг увидел нескольких охотников, которые устраивали засаду, прилаживая лук и стрелы. Заметив Ли Куя, покрытого кровью с головы до ног, они перепугались и окликнули его. [169]

— Эй ты, путник! Уж не бог ли ты неба и земли? Как ты решился один идти через эти горы?

Тут у Ли Куя мелькнула мысль:

«Сейчас в уезде Ишуй объявлена награда в три тысячи связок монет тому, кто поймает меня. Правду сказать я не могу, придется соврать».

— Я торговец, — сказал он. — Прошлой ночью я шел со своей матерью через эту гору, и мать захотела пить. Мне пришлось пойти на поиски воды. А пока я ходил, тигры утащили мою мать и сожрали. Тогда я нашел логово тигров и сначала убил двух тигрят, а потом уж расправился и с двумя большими тиграми. Ночь я переспал в кумирне, а когда рассвело, спустился с горы.

— Да кто же этому поверит, что ты один убил четырех тигров? — хором воскликнули охотники. — Даже знаменитые храбрецы древности Ли Цунь-сяо и Цзы Лу, и те могли убить только по одному тигру. Два тигренка — это еще туда-сюда, а вот убить двух больших тигров — это дело не шуточное! Из-за этих самых двух тигров сколько раз нам уже попадало от властей! Вот уже пять месяцев, как тигры устроили здесь свое логово, и с тех пор никто не решался ходить по этой дороге. Мы не верим тебе, ты просто обманываешь нас!

— Я человек нездешний. С какой стати мне обманывать вас? А если вы не верите, так пойдемте вместе со мной, разыщем убитых тигров, и вы возьмете их себе. Да захватите с собой побольше людей, а то вам не снести их вниз.

— Если все это действительно правда, — сказали охотники, — тогда мы как следует отблагодарим тебя. Ведь ты сделал хорошее дело!

Тут они засвистели, и вскоре подошло еще человек пятьдесят. Захватив крюки, пики и палицы, они отправились вслед за Ли Куем. В это время совсем рассвело, и когда они вышли на гору, то уже издали заметили двух убитых тигрят. Один из них лежал в пещере, другой — около нее. Убитая тигрица лежала на склоне горы, а огромный тигр — недалеко от кумирни.

При виде убитых тигров охотники были вне себя от радости. Они связали туши веревками и стали спускаться с горы, пригласив с собой Ли Куя, чтобы он мог получить награду. Вперед были посланы гонцы оповестить начальство, старосту и именитых людей; те вышли навстречу и провели охотников и Ли Куя в поместье одного богатого и знатного человека по имени Цао.

А надо сказать, что этот человек прежде служил чиновником в уездном управлении и скопил немалое состояние. Сейчас он жил в поместье, ничем не занимался и творил всякие безобразия, стараясь прибрать всех к своим рукам. Он любил хвастаться своим положением и водился с темными [170] людьми, чтобы держать в страхе своих соседей. В общем это был человек довольно сомнительной репутации.. На этот раз богач Цао сам вышел встретить охотников.

Познакомившись с Ли Куем, он пригласил его к себе в дом и привел в комнату для гостей, где стал расспрашивать, каким образом ему удалось убить тигров. Тогда Ли Куй снова повторил свою историю о том, как он ночью зашел на эту гору, как его мать попросила достать ей воды и как тигры съели ее.

Слушая этот рассказ, присутствующие стояли как зачарованные. Тогда Цао поинтересовался:

— Разрешите, доблестный герой, узнать ваше почтенное имя.

— Фамилия моя Чжан, — отвечал Ли Куй, — а имени у меня нет. Меня просто зовут «Чжан храбрый».

— Да, вы действительно храбрый герой, — сказал на это Цао. — Если бы вы не были храбрецом, то как бы вам удалось убить сразу четырех тигров?

И в доме Цао в честь гостя было устроено пиршество. Однако говорить об этом больше нет надобности.

Расскажем лучше о том, как весть о храбреце, убившем в горах четырех тигров, взбудоражила деревню, облетев все дома, улицы, рынки, лавчонки и даже самые ее захолустные уголки. Всполошились и старые и малые, и мужчины и женщины. Все толпами спешили к поместью Цао, чтобы поглазеть на убитых тигров и на то, как Цао угощает у себя храбреца.

Но вот оказалось, что среди пришедших посмотреть на убитых зверей была и жена Ли Гуя, которая убежала тогда с горы в деревню к своим родителям. Она тотчас же узнала Ли Куя и, немедля возвратившись домой, сказала своим родителям:

— Этот черный парень, что убил четырех тигров, и есть тот самый человек, который убил моего мужа и сжег наш дом. Его зовут «Черный вихрь», и сам он из лагеря Ляншаньбо.

Услышав это, родители тут же поспешили к старосте и обо всем рассказали ему. Выслушав их, староста промолвил:

— Если это действительно «Черный вихрь», тогда он и есть тот самый Ли Куй из деревни Байчжанцунь за хребтом. Это он убил там человека и сбежал в Цзянчжоу, где тоже натворил бед. Сюда пришел приказ задержать Ли Куя, если он появится в этих местах. Власти обещают три тысячи связок монет в награду за его поимку. И вот, оказывается, он сам явился сюда!

И староста тайком послал к Цао, приглашая его обсудить одно важное дело. Получив приглашение, Цао извинился, [171] сказав, что ему надо выйти оправиться, а сам поспешил к старосте. Тот встретил его такими словами:

— Знаете ли вы, что этот удалец как раз и есть «Черный вихрь» Ли Куй, из деревни Байчжанцунь, что за горой? Получен приказ задержать его.

— Это еще надо хорошенько проверить, — отвечал Цао. — Вдруг окажется, что это не он? Мы только рассердим его, и нам будет неловко. А если это действительно он, тогда мы его схватим. Ничего трудного в этом нет. Боюсь только, не вышло бы ошибки, а то получится нехорошо.

— Здесь сейчас жена Ли Гуя, которая знает его, — отвечал староста. — Он был у них в доме, просил накормить его и там же убил Ли Гуя.

— Ну, раз так, — решил Цао, — тогда мы будем пока продолжать пить с ним, а потом спросим: желает ли он получить награду за убитых тигров в уездном городе, или же здесь, в деревне? Если он не выразит желания ехать в город, тогда, значит, он и есть «Черный вихрь». В таком случае я буду подсылать людей пить с ним по очереди, пока он не напьется. А тут уж мы свяжем его и пошлем в город гонца к властям. Оттуда пришлют стражников, и мы его не упустим.

— Вот это правильно! — согласился староста.

Договорившись о том, как задержать Ли Куя, Цао возвратился к себе домой. Приказав подать еще вина, он обратился к Ли Кую:

— Простите меня за то, что я оставил вас одного. Да вы снимите с себя пояс и кинжал, поставьте в сторонку меч и чувствуйте себя свободно.

— Хорошо, хорошо, — сказал Ли Куй. — Только кинжал я всадил в живот тигрице, и у меня теперь пустые ножны. Когда будут обдирать тигрицу, я попрошу вернуть мне кинжал.

— Не беспокойтесь, — отвечал на это Цао. — У меня здесь полно отличного оружия, и я преподнесу вам хороший кинжал.

Тогда Ли Куй открепил ножны, снял пояс и передал все это работнику. А меч свой он прислонил к стене. Цао велел поставить на стол большое блюдо с мясом и большой кувшин вина. Пировавшие здесь именитые жители, а также староста и охотники по очереди подходили к Ли Кую с большими чашками и кубками вина и просили его выпить с ними. Тогда хозяин Цао, обращаясь к Ли Кую, сказал:

— Не знаю, как вы предпочитаете, почтенный герой, — доставить ли тигров властям в уездный город, чтобы вы могли там получить награду, — или же вы желаете получить награду здесь в деревне?

— Да ведь я здесь только прохожий и тороплюсь по своим делам. И то, что я убил тигров в их логове, это простая случайность! Нет никакой необходимости идти в город и [172] обращаться к властям за вознаграждением. Если вы здесь дадите мне что-нибудь, так хорошо, а нет — так мне ничего не надо, я и так уйду.

— Что вы, разве можем мы отнестись к вам с таким невниманием? — воскликнул Цао. — Мы немедленно соберем вам на дорожные расходы, а тигров переправим властям сами.

— Если у вас найдется какая-нибудь одежда, — сказал на это Ли Куй, — так я попросил бы одолжить ее мне. Я хочу сменить одежду.

— Есть, есть, — охотно отозвался Цао и приказал принести черную стеганую куртку. Ли Куй тут же надел ее, сняв с себя забрызганную кровью одежду.

В это время у дверей забили в барабаны и заиграли на флейтах. К Ли Кую опять стали подходить с поздравлениями, поднося ему чашки то горячего, то холодного вина. А у Ли Куя и мысли не было, что против него составлен заговор: он беззаботно наслаждался вином, совершенно забыв о том, что ему наказывал Сун Цзян. Прошло каких-нибудь четыре часа, и Ли Куя так напоили, что он не мог стоять на ногах. Тогда его отвели в пустую заднюю комнату, положили на скамейку и крепко связали веревками.

Староста и еще несколько человек помчались в город, чтобы сообщить властям о случившемся. Они захватили с собой также и жену Ли Гуя как истицу, и заготовили письменную жалобу.

Это сообщение взбудоражило весь город Ишуй. Начальник уезда поспешил в управление и сказал:

— Где задержанный «Черный вихрь»? Это — мятежник, и его нельзя выпустить!

Истица и деревенские охотники отвечали:

— Он связан и находится в поместье почтенного Цао. К нему никто не смеет приблизиться, и мы тоже не решились везти его сюда.

Тут начальник уезда вызвал командира стражи Ли Юня и приказал ему:

— В поместье Цао, около горы Илин, задержан «Черный вихрь» Ли Куй. Отправляйтесь туда с отрядом и тайно доставьте его сюда! Действуйте быстро, будьте осторожны в дороге, не поднимайте шума, чтобы кто-нибудь не вздумал освободить его.

Получив приказ, командир вышел из управления, отрядил тридцать стражников, и все они, вооружившись, спешно отправились в деревню Илин.

Надо сказать, что Ишуй был небольшим городком, и здесь ничего не могло остаться в тайне. Вскоре на всех улицах только и было разговоров, что о «Черном вихре», принимавшем участие в беспорядках в Цзянчжоу, и о том, что Ли Юню приказано доставить Ли Куя в город. [173]

Чжу Гуй, который остановился в доме своего брата Чжу Фу за восточными воротами, услышав эту новость, поспешил во внутренние комнаты и, обращаясь к брату, сказал:

— Ну, этот безобразник опять натворил беду! Как бы его вызволить? Ведь Сун Цзян предвидел, что с ним обязательно что-нибудь случится и послал меня следить за ним. И вот его схватили! Если я не освобожу его, то как же я вернусь обратно в лагерь и какими глазами буду смотреть на других главарей? Что бы такое придумать?

— А ты не спеши, дорогой брат, — сказал Чжу Фу. — Этот начальник отряда Ли Юнь — человек очень способный, и справиться с ним не легко. Тем более, что он отправляется с большим отрядом. Хотя у нас с тобой сейчас одна цель, но нам не одолеть Ли Юня. Тут надо брать только хитростью, а силой ничего не сделаешь. Ли Юнь любит меня и обучает искусству владеть оружием. Знаю я один способ, как справиться с ним, но после этого мне уж не жить здесь спокойно. Сегодня вечером я приготовлю цзиней тридцать жареного мяса и кувшинов десять вина, мясо нарежу большими кусками и подмешаю туда дурману. Потом мы, захватив с собой несколько работников, во время пятой стражи пойдем им навстречу и где-нибудь в укромном месте будем их поджидать. Мы скажем, что пришли поздравить их с удачей, и поднесем угощение. Так мы одурманим их всех и тогда освободим Ли Куя. Хорош мой план?

— Замечательный! — воскликнул обрадованный Чжу Гуй. — Однако время не терпит — надо спешить. Следует поскорее все приготовить, чтобы не опоздать.

— Вот только одно плохо, — сказал Чжу Фу. — Ли Юнь не любит вина и пить много не будет. Поэтому и очнется быстрее. И если он потом узнает, что в этом деле замешан я, мне здесь больше не жить.

— Дорогой брат, — сказал на это Чжу Гуй. — Ну что тебе дает здесь торговля вином? Захвати-ка ты лучше всю свою семью и пойдем со мной в горы. Там мы будем жить все вместе. У нас все делится по справедливости, и всякого добра так много, что всем хватает. Разве это плохо? Ты сегодня же вечером прикажи работникам, чтобы они подготовили повозку, и отправь вперед жену и самые ценные вещи. Пусть они дожидаются нас в десяти ли отсюда. А дальше мы двинемся вместе. В моем узле есть мешочек с дурманом. В случае, если Ли Юнь не станет пить вина, мы подмешаем ему побольше в мясо и заставим есть до отвала. Все равно он упадет без чувств. Ну, а тогда ничто не помешает нам освободить Ли Куя и уйти в горы.

— Ты верно говоришь, — согласился Чжу Фу.

Он тут же послал одного работника за повозкой, а сам собрал все свои пожитки в пять узлов. Когда пришла повозка, [174] Чжу Фу погрузил на нее вещи, потом усадил жену и детей и отправил их вперед вместе с двумя работниками. Громоздкие пожитки он бросил дома.

А теперь расскажем о том, как Чжу Гуй и Чжу Фу, нажарив в тот вечер мяса, нарезали его кусками, подмешали к нему зелья и вместе с бочонками вина нагрузили на два коромысла. Кроме того, они захватили с собой еще чашки и овощные закуски на тот случай, если бы кто-нибудь не пожелал есть мясо. В эти закуски они тоже положили дурману. Когда все было готово, они велели двум работникам взять по коромыслу с едой и вином, а сами захватили плетеные корзинки. Ко времени четвертой стражи они подошли к пустынному месту и стали там ждать. На рассвете они услышали доносившиеся издалека звуки гонга. Чжу Гуй вышел на дорогу.

Здесь надо сказать, что тридцать стражников до полуночи распивали в деревне вино и только ко времени четвертой стражи скрутили Ли Кую руки за спиной и тронулись в путь. Позади на коне ехал Ли Юнь. Когда они подошли к тому месту, где их поджидали братья Чжу, Чжу Фу выступил вперед и, встав на дороге, сказал:

— Дорогой учитель, я пришел сюда для того, чтобы поздравить вас с успешным завершением дела.

Зачерпнув из бочонка ковш вина, он налил большой кубок и, поднеся его Ли Юню, попросил выпить.

В это время Чжу Гуй поднес блюдо с мясом, а работники — корзины с закусками. Увидев все это, Ли Юнь спрыгнул с коня, и поспешив к Чжу Фу, сказал:

— Уважаемый брат, ну для чего же вы так затрудняли себя и пришли так далеко?

— Только для того, чтобы выразить свое почтение господину учителю, — отвечал Чжу Фу.

Ли Юнь взял чашку, поднес ее ко рту, но пить не стал. Тогда Чжу Фу опустился перед ним на колени и сказал:

— Я и сам знаю, что вы, учитель, не пьете вина. Но уж сегодня, по такому случаю, вы должны выпить хотя бы полчашки.

И Ли Юнь сделал несколько глотков.

— А если вы не хотите пить, так откушайте хоть мяса, — продолжал упрашивать Чжу Фу.

— Мы с вечера плотно закусили, и я сыт. Просто не могу больше есть, — отнекивался Ли Юнь.

— Нет, нет, учитель, вы уже прошли большой путь и, конечно, проголодались, — настаивал Чжу Фу. — Может быть, мясо вам и не по вкусу, но все же отведайте кусочек, не ставьте меня в неудобное положение.

Он выбрал два хороших куска мяса и поднес их Ли Юню. Тому не оставалось ничего другого, как через силу съесть это [175] мясо. Затем Чжу Фу поднес вина всем, кто провожал Ли Юня. А Чжу Гуй в это время угощал стражников и сопровождавших их работников. Последние уже не разбирали, какое вино пьют, холодное или подогретое, какую еду глотают, вкусную или нет, и все уничтожали дочиста. Все было поглощено с такой быстротой, с какой сильный ветер разносит остатки облаков, или бурное течение уносит опавшие листья. Тут Ли Куй, открыв глаза, увидел Чжу Гуя и его брата и, сразу догадавшись, что все это неспроста, нарочно громко попросил:

— Вы бы и мне дали поесть немножко!

— Дурак ты, — крикнул ему Чжу Гуй, — Что ж, ты думаешь, это вино и мясо для тебя приготовлены? Замолчи-ка лучше, разбойная твоя душа!

Между тем Ли Юнь, оглядев своих солдат, приказал им немедленно двигаться вперед. Но тут он увидел, что солдаты стоят, уставившись друг на друга, и не могут двинуться с места. У них дрожали губы и подкашивались ноги; потом они один за другим стали валиться на землю.

— Эх, провели меня! — в отчаянии закричал Ли Юнь и хотел было броситься вперед, но и у него голова отяжелела, ноги ослабли, и он упал без чувств.

Тут Чжу Гуй и Чжу Фу, схватив свои мечи, приказали:

— Не разбегаться! — и с мечами в руках бросились на тех работников, которые не пили и не ели. Тот, кто бегал быстро, успел убежать, а кто замешкался, пал мертвым на землю.

В этот момент Ли Куй с диким криком, собрав все силы, разорвал связывающие его веревки и, схватив меч, ринулся на Ли Юня. Но Чжу Фу бросился к нему и, остановив его, сказал:

— Не надо быть таким неучтивым! Он мой учитель и очень хороший человек. Иди-ка ты лучше вперед!

— Но если я не убью этого старого осла Цао, — воскликнул Ли Куй, — то как же я найду себе покой?

С этими словами он бросился вперед и одним ударом убил Цао, затем жену Ли Гуя, а потом пришел и черед старосты. Тут уж Ли Куй так разошелся, что заколол одного за другим всех охотников и тридцать стражников.

А те, которые видели все это, разбежались по диким тропам, спасая свою жизнь, жалуясь на то, что они родились на свет только с двумя ногами. Но Ли Куй все метался, ища, кого бы еще убить. Тут Чжу Гуй закричал ему:

— А зеваки-то причем? Перестань избивать людей! — и сам бросился к Ли Кую, чтобы остановить его. Только тогда Ли Куй успокоился и, стащив с солдат две смены одежды, надел их на себя.

Когда они втроем собирались уйти по тропинке, Чжу Фу сказал: [176]

— А ведь нехорошо получилось. Похоже, что я сам убил своего учителя. Когда он очнется от дурмана, разве он осмелится явиться к начальнику уезда? Нет, он погонится за нами. Идите лучше вперед, а я подожду пока здесь. Я не могу бросить учителя. Ведь человек он справедливый и честный. Я дождусь, когда он придет в себя, и уговорю его уйти в горы вместе с нами. Этим я отплачу ему за то добро, которое видел от него, и избавлю от тех бедствий, которым он подвергнется, если явится к уездному начальнику.

— Ты правильно поступаешь, брат, — одобрил его Чжу Гуй. — Тогда я пойду с повозкой вперед, а Ли Куя оставлю здесь тебе на подмогу. Если же учитель не согласится, то вы зря не задерживайтесь здесь.

— Ну, это ясно, — сказал Чжу Фу, и Чжу Гуй тут же пошел вперед.

А Чжу Фу и Ли Куй сели на обочине дороги и стали ждать. И действительно, не прошло и двух часов, как они увидели Ли Юня, который с криком: «Ни с места, разбойники!» — мчался прямо на них, размахивая мечом. Ли Куй вскочил на ноги и, схватив меч, бросился на Ли Юня, боясь, как бы тот не поранил Чжу Фу.

И суждено было, чтобы

Два новых тигра в Ляншаньбо явились,
Еще сильней врагов обеспокоив.
Друзья, собравшись в Зале совещаний,
Приветствовали четырех героев.

О том, кто вышел победителем из этого боя, читатель узнает из следующей главы. [177]

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

"Парчовый барс" встречает Дай Цзуна на узкой тропинке. Ян Сюн встречается с Ши Сю

Итак, Ли Куй, взмахнув мечом, бросился на Ли Юня и начал с ним драться. Они сходились уже раз семь, но все еще было неизвестно, на чьей стороне перевес. Тогда Чжу Фу поставил между ними свой меч и сказал:

— Прекратите пока бой и послушайте, что я скажу!

Те остановились, и Чжу Фу продолжал:

— Дорогой учитель, выслушайте меня! Я незаслуженно пользовался вашим расположением, и вы обучили меня искусству владеть оружием, и не подумайте, что я не испытываю огромной благодарности за эти ваши милости. Но вот случилось так, что мой старший брат Чжу Гуй стал одним из главарей в стане Ляншаньбо. Сейчас он получил приказ Сун Цзяна выручить из беды почтенного брата Ли Куя. И мы никак не ожидали, что именно вы арестуете его и поведете под конвоем. Подумайте, разве мог мой брат предстать перед Сун Цзяном, не выполнив его приказания? Вот поэтому-то нам и пришлось пойти на такое дело. Но сейчас, дорогой учитель, когда мой брат Ли хотел лишить вас жизни, я не позволил ему сделать этого, и он перебил только солдат. Мы уже были бы далеко отсюда, если бы я не подумал о том, что вы, учитель, не сможете вернуться к властям с пустыми руками и непременно погонитесь за нами. Помня о ваших милостях, уважаемый учитель, я решил остаться здесь, чтобы поговорить с вами. Учитель, вы очень умный человек и во всем прекрасно разбираетесь. Вы понимаете, что теперь, когда здесь перебито столько народу, и Ли Куй ушел живым, вам невозможно возвратиться к начальнику уезда. Если вы попадете под суд, то некому будет даже спасти вас! Лучше отправляйтесь вместе с нами в горы и попросите Сун Цзяна, чтобы он принял вас в свой стан. Что вы на это скажете?

Ли Юнь долго раздумывал, а потом сказал:

— Почтенный брат, я боюсь только одного, что они не захотят принять меня. [178]

— Дорогой учитель, — сказал с улыбкой Чжу Фу. — Разве вам не приходилось слышать славного имени Сун Цзяна по прозвищу «Благодатный дождь»? Ведь он собирает со всех концов Поднебесной благородных мужей и молодцов.

Выслушав это, Ли Юнь с тяжелым вздохом проговорил:

— Вы причинили мне большой вред: хотя у меня и есть свой дом, а вернуться туда я не могу, есть у меня родина, но нет мне прибежища. Хорошо еще, что у меня нет семьи, и мне не приходится бояться, что власти привлекут за меня к ответственности моих родных. Что ж, мне ничего не остается, как только идти вместе с вами.

— Дорогой брат, так бы вы сразу и сказали! — смеясь, воскликнул Ли Куй, и тут же до земли поклонился Ли Юню.

И так как у Ли Юня не было ни семьи, ни имущества, он тут же отправился с ними. Вскоре они догнали Чжу Гуя, и тот, увидев их, очень обрадовался. Четыре удальца, шагая за повозкой, уходили в горный стан.

Свой путь они проделали без каких-либо происшествий: когда они приблизились к Ляншаньбо, на дорогу встречать их вышли Ма Лин и Чжэн Тянь-шоу. Поздоровавшись с вновь прибывшими, они сказали:

— Чао Гай и Сун Цзян послали нас разузнать, где вы и что с вами. Теперь мы должны отправиться вперед и доложить, что вы скоро явитесь в лагерь. — И с этими словами они удалились.

А на следующий день четверо удальцов вместе с семьей Чжу Фу добрались до Ляншаньбо. После этого все собрались в большом зале. Выступив вперед и ведя за собой Ли Юня, Чжу Гуй поклонился сначала Чао Гаю и Сун Цзяну, а затем всем остальным главарям и сказал:

— Это командир отряда охраны из уезда Ишуй. Зовут его Ли Юнь, по прозвищу «Черноглазый тигр».

Потом Чжу Гуй вывел вперед своего брата Чжу Фу и, снова поклонившись всем присутствующим, сказал:

— А это — мой младший брат Чжу Фу, по прозвищу «Улыбающийся тигр».

После церемонии приветствий и поклонов вперед выступил Ли Куй и отвесил низкий поклон Сун Цзяну. Ли Кую тут же вернули его топоры. Затем он рассказал, как нес на спине свою мать, как на горе Илин ее съели тигры и как он один убил четырех тигров. Из глаз его лились слезы. Но его рассказ о встрече с самозванным Ли Куем развеселил всех. Чао Гай и Сун Цзян, смеясь, сказали:

— Ну что же, ты убил на горе Илин четырех свирепых тигров, а в нашем лагере прибавилось двое живых! Это такие события, которые надо отпраздновать. [179]

Все удальцы очень этому обрадовались. И в лагере стали готовиться к большому пиру, резали коров и лошадей. Двум новым главарям Чао Гай предложил занять за столом места выше Бай-шэна. Тут выступил У Юн и произнес следующую речь:

— В последнее время лагерь наш процветает: доблестные герои отовсюду идут к нам и считают для себя большой честью присоединиться к нашему стану. Всем этим мы обязаны заслугам братьев Чао Гая и Сун Цзяна и должны быть счастливы. Теперь необходимо предложить брату Чжу Гую возвратиться в кабачок около восточной горы и продолжать там свою работу, а Ши Юна и Хоу Цзяня вернуть оттуда в лагерь. Для семьи Чжу Фу надо построить отдельный дом. Теперь наш лагерь сильно разросся, и нам необходимо открыть кабачки еще в трех местах, чтобы наблюдать за тем, что происходит вокруг нас и вовремя переправлять в лагерь вновь прибывающих удальцов. А если император вздумает послать свои войска на борьбу с нами, то в кабачках это будет заранее известно, нас вовремя предупредят, и мы успеем приготовиться. На западе, где лежат обширные равнины, надо построить трактир и послать туда хозяйничать Тун Вэя и Тун Мэна, да в помощь им дать еще человек десять. Ли Ли с десятком помощников тоже откроет трактир к югу от горы, а Ши Юн с десятью удальцами — в северной стороне. Кроме того, у озера надо устроить вышки для стрельбы из самострелов и припрятать там побольше лодок. Перед лагерем будут три заставы, охрану которых поручим Ду Цяню. Это будет его единственной обязанностью, и ни на какие другие работы он назначаться не должен. Он будет находиться там неотлучно. Тао Цзун-ван должен ведать всеми строительными работами — устройством каналов, очисткой дна заливов, возведением стены вокруг Ваньцзычэна, прокладкой дорог в горах. Сам он происходит из крестьянской семьи, и эти работы ему хорошо знакомы. В ведение Цзян Цзина передадим казну и все хозяйственные расчеты. Сяо Жану следует поручить связь и переписку предводителей стана, а также передачу распоряжений и приказов как внутри лагеря, так и за его пределами. Цзинь Да-цзянь возьмет на себя резьбу по камню и изготовление печатей и бирок для военных гонцов. Хоу Цзяню должно быть поручено наблюдение за шитьем одежды и изготовлением кольчуг и сигнальных флажков. Под наблюдение Ли Юня должно быть передано строительство всех домов в лагере Ляншаньбо; Ма Лин будет заниматься сооружением лодок и судов. Сунь Вань и Бай-шэн должны нести охрану в Цзиньшатане, а Ван «Коротколапый тигр» и Чжэн Тянь-шоу — на мысе Утиный нос. Му Чунь и Чжу Фу будут ведать деньгами и продовольствием в лагере. Люй Фан и Го Шэн должны обосноваться в комнатах, расположенных по обе стороны Зала [180] совещаний и выполнять разные поручения, а Сун Цин будет ведать устройством разного рода празднеств и пиршеств.

Таким образом, обязанности были распределены между всеми вожаками, и после этого пир продолжался в течение трех дней. Однако говорить об этом больше нет надобности.

Жизнь в горном стане Ляншаньбо текла спокойно, без особых событий. Ежедневно проводились военные учения и игры в горах и на воде. Главари обучали удальцов искусству вождения судов, боя на воде, но об этом распространяться тоже нет надобности.

И вот однажды, когда Чао Гай, Сун Цзян, У Юн и другие предводители мирно беседовали о всякой всячине, кто-то вдруг сказал:

— Сегодня мы, братья, собрались все вместе, и нет с нами только одного Гун-Сунь Шэна, который так до сих пор и не вернулся. Когда он уходил в округ Цзичжоу чтобы навестить мать и учителя, он обещал вернуться через сто дней. Теперь прошло гораздо больше времени, а о нем нет никаких известий. Уж не раздумал ли он совсем возвращаться сюда? Надо бы попросить нашего уважаемого брата Дай Цзуна сходить туда и разузнать, где он и что с ним.

Дай Цзун охотно согласился выполнить это поручение. Суд Цзян обрадовался и сказал:

— Только вы, уважаемый брат, и можете быстро выполнить это дело. Дней через десять мы уже будем обо всем знать.

В тот же день Дай Цзун простился со всеми и, нарядившись сборщиком налогов, вышел из Ляншаньбо. Подвязав к своим ногам бумажки-талисманы он зашагал по направлению к Цзичжоу. В пути он питался только овощами и пил чай. Через три дня он дошел до уезда Ишуй, и здесь услышал разговоры о том, как несколько дней тому назад отсюда бежал «Черный вихрь» и как он перебил много народа и впутал в это дело командира Ли Юня. Куда скрылся Ли Куй, никто не знает. До сих пор нигде не могут его найти. Слушая эти разговоры, Дай Цзун только смеялся про себя.

В тот же день он отправился в путь и увидел вдалеке человека. В руках этого человека было железное копье с острым наконечником в виде кисточки. Остановившись, он закричал:

— Эй, «Волшебный скороход»!

Услышав этот окрик, Дай Цзун присмотрелся к огромному мужчине, который стоял около тропинки на склоне горы. Голова у незнакомца была круглая, уши большие, нос прямой, подбородок квадратный, брови красивые, глаза широко поставлены; он был тонок в талии и широк в плечах. Дай Цзун торопливо произнес: [181]

— Мы с вами никогда не встречались, уважаемый господин, и я не имею чести знать вас. Откуда же вам известно мое прозвище?

— Так вы действительно «Волшебный скороход»! — воскликнул незнакомец и, отбросив копье, повалился на колени перед Дай Цзуном. А тот, помогая ему встать, спросил:

— Могу ли я узнать ваше уважаемое имя?

— Зовут меня Ян Линь, — отвечал тот, — родом я из Чжандэфу. Долго жил в лесах и среди вольного люда известен под кличкой «Парчовый барс». Несколько месяцев назад я в одном придорожном кабачке повстречал учителя Гун-Сунь Шэна. Там мы с ним познакомились и вместе выпивали. Он подробно рассказал мне о Ляншаньбо и о том, как Чао Гай а Сун Цзян собирают вокруг себя честных молодцов, что в горном стане установлены порядок и справедливость. Гун-Сунь Шэн дал мне письмо и сказал, чтобы я шел в Ляншаньбо и присоединился к вольному люду. Но я все как-то не решался явиться в стан. Правда, учитель Гун-Сунь Шэн предупредил меня, что около усадьбы Ли есть кабачок, где хозяином Чжу Гуй, и что он принимает всех желающих присоединиться к стану. Он рассказал и о том, что в стане есть «Волшебный скороход», который шагает так, словно на крыльях летит, и что в день он может пройти восемьсот ли, и что имя его Дай Цзун. Когда я увидел вашу необыкновенную поступь, я решил окликнуть вас, хотя никак не думал, что это действительно вы. Вот уже поистине само небо послало мне такое счастье!

Выслушав его, Дай Цзун сказал:

— А я сейчас как раз и иду разыскивать нашего уважаемого брата Гун-Сунь Шэна. После того как он ушел в Цзи-чжоу, о нем не было никаких известий. Чао Гай и Сун Цзян просили меня разузнать, что случилось, и вместе с ним возвратиться обратно. Не ожидал я, что в дороге встречу вас, уважаемый господин.

— Хотя сам я из Чжандэфу, — сказал на это Ян Линь, — но наша местность входит в округ Цзичжоу, и мне приходилось везде бывать. Если вы, уважаемый брат, ничего не имеете против, то я мог бы пойти вместе с вами.

— Я буду счастлив, если вы составите мне компанию, — отвечал Дай Цзун. — Мы найдем учителя Гун-Сунь Шэна и потом втроем вернемся в лагерь.

Этот ответ очень обрадовал Ян Линя, и он попросил Дай Цзуна стать его побратимом. Совершив положенную в таких случаях церемонию, они приготовились в путь.

Дай Цзун снял с ноги бумажки с заклинаниями, и новые братья спокойно пошли вперед. Вечером они свернули на постоялый двор, где Ян Линь хотел заказать вина и угостить Дай Цзуна. Но Дай Цзун отвечал: [182]

— Когда я применяю свой волшебный способ хождения, мне нельзя есть мяса и пить вина.

Тогда они заказали овощных кушаний и долго угощались. На другой день они встали рано, приготовили себе еду на огне, позавтракали и двинулись в путь. Тут Ян Линь сказал:

— Если вы, уважаемый брат, воспользуетесь своим чудесным средством, то я не смогу за вами угнаться. Боюсь, что нам идти вместе все же не придется.

— Не опасайтесь этого, — сказал на это Дай Цзун. — Я могу сделать так, что вы будете идти вровень со мной — привяжу к вашим ногам волшебные бумажки и совершу заклинания. Когда нам нужно будет идти, мы пойдем, когда нам нужно будет остановиться — остановимся.

— Боюсь, ваше волшебство не подействует на такого простого смертного, как я, — возразил на это Ян Линь.

— Это ничего не значит, — сказал Дай Цзун. — Мое средство применимо ко всем людям. Оно действует на всех одинаково. Единственное, что необходимо для этого — не есть мясного и не пить вина. Вам тоже придется так поступить, и тогда никаких трудностей не возникнет.

И он тут же привязал две бумажные полоски к ногам Ян Линя, а потом и к своим ногам. Затем он совершил необходимые заклинания и дунул на надпись; только после этого они двинулись в путь. По воле Дай Цзуна они могли то ускорять свой шаг, то замедлять. По дороге они вели беседу о жизни вольного люда и не заметили, сколько прошли.

К полудню они подошли к местности, со всех сторон окруженной горами, где проходил почтовый тракт. Место это было знакомо Ян Линю, и он, обращаясь к Дай Цзуну, сказал:

— Уважаемый брат, это место называется Иньмачуань — «Лошадиный водопой». А вон в тех высоких горах, что впереди нас, обычно водятся большие шайки разбойников. Что там сейчас — я не знаю. Здесь очень красивые горы и много горных источников.

И вот, в тот момент, когда они подходили к горе, вдруг послышался грохот барабанов и гонгов. И тут же из засады выскочил отряд разбойников человек в двести и перерезал им дорогу. Впереди были два молодца, вооруженные мечами.

— Остановитесь, путники! — крикнули они. — Что вы за люди и куда держите путь? Если у вас есть головы на плечах, так платите побыстрее за право идти по этой дороге, и мы помилуем вас!

— Уважаемый брат, посмотри-ка, как я прикончу этого дурака! — крикнул Ян Линь и, взмахнув копьем с острием в виде кисти, ринулся вперед.

Главари разбойников, видя, что тот рассвирепел, вышли вперед и присмотрелись к нему внимательнее. И вдруг тот, кто был впереди, крикнул: [183]

— Ну-ка, постой, постой! Да ведь это никак уважаемый брат Ян Линь?

Тут Ян Линь остановился и признал в говорившем своего знакомого. Разбойник, опустив оружие, приблизился к Ян Линю и приветствовал его глубоким поклоном; затем он подозвал своего рослого товарища и попросил его приветствовать путника. После этого Ян Линь также подозвал Дай Цзуна и сказал ему:

— Дорогой брат, познакомьтесь с этими уважаемыми удальцами.

— Но кто они и откуда знают вас, уважаемый брат? — спросил Дай Цзун.

— Тот удалец, который знает меня, — отвечал Ян Линь, — уроженец города Сянъянфу, провинции Хубэй. Зовут его Дэн Фэй. У него красные глаза, и потому среди вольного люда его прозвали «Огненноглазым львом». Он так ловко орудует железной цепью, что никто и подступиться к нему не может. Мы долго с ним были вместе, но вот уже пять лет как расстались и с тех пор ни разу не встречались. Кто бы мог думать, что сегодня мы встретимся здесь?

— Дорогой брат Ян Линь, — спросил в свою очередь Дэн Фэй, — а кто же этот уважаемый брат? Он совсем не похож на простого бродягу.

— Наш почтенный брат — один из героев горного стана в Ляншаньбо. Ведь это сам «Волшебный скороход» Дай Цзун.

— Не тот ли это тюремный начальник Дай Цзун из Цзянчжоу, который может проделать путь в восемьсот ли за один день? — спросил Дэн Фэй.

— Это я и есть, — отвечал Дай Цзун.

— Мы уже давно слышали ваше славное имя, но никак не ожидали, что нам сегодня представится счастливый случай лично встретиться с вами.

— А как зовут второго удальца? — поинтересовался Дай Цзун.

— Его имя — брат Мэн Кан, — сказал Дэн Фэй. — Он уроженец Чжэньдинчжоу. Весь их род славится тем, что они большие мастера строить разные лодки и суда. Однажды его послали сопровождать гранит для стройки. И случилось так, что он очень прогневался на чиновника-надзирателя, который подгонял его и придирался. Брат Мэн Кан убил этого чиновника. Ну, а потом, конечно, пришлось ему бросить свою семью и бежать в леса, где он присоединился к вольному люду. С тех пор прошло много времени. Брат Мэн Кан статен и силен, тело у него чистое и белое, вот его и прозвали «Яшмовая мачта».

Дай Цзун выслушал это с большим удовольствием. Во время беседы Ян Линь спросил:

— Давно ли вы здесь обосновались?

— Нам незачем обманывать вас, дорогой брат, — сказал [184] на это, Дэн Фэй. — Вот уже больше года, как мы находимся в этом месте. С полгода тому назад, к западу отсюда мы повстречались со старшим братом по имени Пэй Сюань. Сам он уроженец Цзинчжаофу, столичного округа, и происходит из судейской семьи, проживающей в этом же городе. Пэй Сюань прекрасно владеет мечом и кистью. Будучи человеком очень умным и честным, он никогда не брал ни одного медяка в свою пользу. Народ в той местности прозвал его «Судья с железным лицом», то есть справедливый судья. Он владеет пикой и палицей, секирой и мечом — познания его совершенны. Но императорский двор назначил начальником этой области жадного, корыстолюбивого чиновника. И тот устроил так, что судью Пэй Сюаня осудили, поставили клеймо и сослали в Шамыньдао. Когда он проходил здесь, мы перебили всю стражу и освободили его. Вот теперь он и живет вместе с нами. Собралось нас двести вольных молодцов. Брат Пэй Сюань искуснее всех сражается обоюдоострым мечом. Из уважения к его возрасту мы поставили его начальником нашего лагеря. Просим вас, доблестные герои, посетить наш лагерь и погостить у нас немного.

Тут они приказали своим удальцам подвести коней. Дай Цзун и Ян Линь сняли свои бумажные полоски с заклинаниями и, вскочив на коней, отправились в горный лагерь. Ехать пришлось недолго, и вскоре они были на месте. В это время Пэй Сюаню доложили о том, что едут гости, и он поспешил выйти за ворота лагеря, чтобы встретить их. Дай Цзун и Ян Линь увидели, что это действительно представительный человек, с открытым и честным лицом, полный, но хорошо сложенный. Он очень понравился прибывшим.

Пэй Сюань тут же пригласил двух героев в зал для совещаний. После приветственной церемонии Дай Цзуна попросили занять почетное место, а ниже по порядку расселись Ян Линь, Пэй Сюань, Дэн Фэй и Мэн Кан — всего пять главарей. Сидя за столом и потчуя друг друга, они вволю пили и ели, радуясь тому, что судьба свела их вместе.

Во время пирушки Дай Цзун много рассказывал о Чао Гае и Сун Цзяне; о том, как они принимают в свой лагерь доблестных героев, как стараются познакомиться со всеми удальцами в Поднебесной. Всех, кто приходит к ним, они принимают ласково и внимательно. Всегда придерживаются справедливости, отвергают богатство и обладают другими хорошими качествами. Рассказал Дай Цзун и о том, что в их лагере все живут дружно и мирно, что Ляншаньбо раскинулось на восемьсот ли, где есть и леса, и горы, и воды, и что на их земле расположен добрый город Ваньцзычэн. Рассказал также и о том, что у них много войска и пешего и конного, и живут они, никого не боясь, и не опасаются, что их могут [185] изловить императорские войска... Все это он говорил для того, чтобы соблазнить трех удальцов.

— У нас здесь тоже есть лагерь, — отвечал ему на это Пэй Сюань. — Здесь больше трехсот коней, а имущество не поместится и на десяти подводах. Что же касается провианта и фуража, так этому и счета нет. В нашем стане пятьсот удальцов. Если вы, почтенные братья, не гнушаетесь нами, то ведите нас в Ляншаньбо и представьте своим предводителям. Может быть, и мы со своими скромными силами будем там полезны. Не знаю, как ваше мнение?

Дай Цзун очень обрадовался такому ответу и сказал:

— Наши почтенные братья Чао Гай и Сун Цзян принимают людей честных и правдивых. Когда к ним придет такая помощь, как ваша, почтенные братья, это будет прекрасно, словно узор на парче. И если вы действительно решили отправиться в Ляншаньбо, то собирайтесь в путь, пока мы с Ян Линем сходим в Цзичжоу и найдем Гун-Сунь Шэна. Потом мы возвратимся обратно и под видом правительственных войск пройдем в наш стан.

Все были очень довольны и, напившись допьяна, перебрались в павильон Согласия, который находился за горой. Там они продолжали пировать и любоваться природой. Насладясь горными видами, Дай Цзун восторженно воскликнул:

— Какие красивые горы и какие замечательные потоки! Какие уединенные и прекрасные места! Но как же вы, уважаемые братья, попали сюда?

— Раньше здесь жило несколько грабителей — никчемных людишек, — отвечал на это Дэн Фэй. — А потом пришли сюда мы двое и захватили это место.

При этих словах все рассмеялись. Пятеро удальцов подымали чаши до тех пор, пока не напились совсем пьяными. Пэй Сюань стал показывать гостям упражнения с мечом и тем еще больше вносил веселья и возбуждал желание продолжать пир. Дай Цзун хвалил его без конца. Наконец глубокой ночью они вернулись в лагерь и улеглись спать.

А на следующий день Дай Цзун твердо решил идти вместе с Ян Линем, и как ни уговаривали его хозяева погостить еще, все же не смогли удержать. Тогда они проводили его с горы вниз и там распрощались. Вернувшись к себе в лагерь, они стали собирать свое добро и готовиться в дорогу. Но это к рассказу уже не относится.

Теперь расскажем о Дай Цзуне и Ян Лине. Выйдя из лагеря, расположенного в горах Лошадиный водопой, они шли днем, а ночью останавливались на постоялых дворах и вскоре приблизились к пригороду Цзичжоу. Здесь они остановились отдохнуть в кабачке.

— Дорогой брат, — сказал, обращаясь к Дай Цзуну, Ян Линь. — Я думаю, что учитель Гун-Сунь Шэн — последователь [186] учения «Дао» — должен жить где-нибудь в горах, в лесу, а не в городе.

— А вы, пожалуй, правы, — согласился Дай Цзун.

И они отправились по окрестностям города, расспрашивая об учителе Гун-Сунь Шэне. Но никто из встречных не знал его. Переночевав на постоялом дворе, они с утра отправились по отдельным селениям и деревням. Однако и там они не встретили никого, кто бы знал Гун-Сунь Шэна. На ночь они вернулись на постоялый двор. На третий день Дай Цзун сказал:

— Может быть, в городе кто-нибудь знает его?

На этот раз они отправились в город. Однако все местные жители, к которым они обращались с расспросами, отвечали:

— Нет, не знаем такого. Может быть, он живет не в городе, а в каком-нибудь известном монастыре в нашем уезде?

И вот, когда Дай Цзун и Ян Линь шли по одной из улиц, они увидели вдали играющих музыкантов, которые кого-то сопровождали. Тут Дай Цзун и Ян Линь остановились посмотреть на это шествие и увидели, что впереди идут двое тюремных служителей. Один из них нес много разноцветных подарков, второй — куски атласа и парчи. Позади них несли большой зеленый зонт, под которым сидел тюремный палач, очень статный, с синей татуировкой на теле. У него были длинные брови и узкие, как у феникса, глаза, обращенные к небу. Лицо было слегка желтоватым, а борода и усы редкими.

Этот человек был родом из провинции Хэнань, и звали его Ян Сюн. Когда-то он приехал в Цзичжоу со своим двоюродным братом с отцовской стороны, который был назначен начальником области. С тех пор Ян Сюн безвыездно жил здесь. Позднее сюда прислали нового начальника области, но и он знал Ян Сюна и назначил его главным начальником тюрем и, кроме того, палачом, совершающим казни. Несмотря на то, что он искусно владел оружием, из-за желтизны лица его прозвали «Тощий Гуань-со» по имени древнего героя.

Итак, Ян Сюн шествовал в сопровождении тюремного служителя, который держал в руках острую секиру. Они возвращались после только что совершившейся казни, и знакомые и друзья поздравляли Ян Сюна и преподносили ему подарки. Когда шествие поравнялось с Дай Цзуном и Ян Линем, жители преградили путь и поднесли Ян Сюну вина.

В это время из переулка вдруг выбежало человек восемь военных. Впереди был удалец, которого прозвали Чжан Бао «Убивающий пинком барана». Он состоял в охране городской стены, а те, кого он вел за собой, были шалопаи и лодыри, постоянно вымогавшие деньги и у горожан, и у пригородных жителей. Несмотря на наказания, которым их подвергало начальство, они не меняли своего образа жизни. То, что народ боялся Ян Сюна, хотя тот и не был уроженцем [187] Цзичжоу, всегда раздражало Чжан Бао. А сегодня, видя, что Ян Сюн получает в подарок атлас и шелка, Чжан Бао решил затеять с ним стычку. С этой целью он и вышел в сопровождении полупьяных головорезов. И когда жители, окружив Ян Сюна, преподносили ему вино, Чжан Бао растолкал толпу и, протискавшись вперед, сказал:

— Разрешите приветствовать вас, тюремный начальник.

— Уважаемый брат, — сказал на это Ян Сюн. — Выпейте с нами!

— Мне не хочется пить! — отвечал Чжан Бао. — Я пришел сюда только для того, чтобы попросить вас одолжить мне связок сто монет на расходы.

— Хотя мы и знакомы с вами, — сказал Ян Сюн, — однако никаких денежных дел между нами не было. Почему же вы решили одолжить у меня деньги?

— Сегодня вы немало добыли добра, так почему бы вам и не одолжить мне немного денег? — дерзко отвечал Чжан Бао.

— Все, что мне принесли, — это дары, поднесенные по доброй воле, из уважения ко мне, — возразил Ян Сюн. — Как же вы можете говорить, что я добыл это добро! Уж не для того ли вы пришли, чтоб поскандалить? Вы человек военный, а я на гражданской службе, у нас с вами нет ничего общего!

Ничего не отвечая, Чжан Бао крикнул своим молодцам, и те, с шумом ринувшись вперед, отобрали все подарки.

— Что же-это за нахалы такие! — закричал Ян Сюн и совсем было собрался биться с наглецами, но тут Чжан Бао схватил его за грудь, а сзади подскочили еще двое и скрутили ему руки. Тем временем и другие молодчики пустили в ход кулаки. Тюремщики, сопровождавшие начальника, разбежались кто куда, а Чжан Бао и два его помощника крепко держали Ян Сюна, и тот не в силах был освободиться от них.

Во время этой схватки на улице показался огромный детина, который держал на плече коромысло хвороста. Увидев, что Ян Сюна схватили и крепко держат, человек понял, что здесь совершается несправедливость. Он поставил на землю свою ношу, растолкал толпу и, протискавшись вперед, сказал:

— За что же вы бьете тюремного начальника?

— А ты чего вмешиваешься не в свое дело, побирушка поганый? Пошел вон отсюда!

Услышав такую брань, человек этот рассвирепел и, схватив Чжан Бао за волосы, приподнял его и швырнул на землю. Тут остальные молодчики хотели броситься на выручку Чжан Бао, но незнакомец стал так работать своими кулаками, что разбросал всех в разные стороны. Как только Ян Сюн освободился, он сейчас же показал, на что способен. Кулаки его заходили, как челнок в станке, и вся компания бездельников была смята. [188]

Чжан Бао, видя, что дело плохо, вскочил с земли и бросился бежать, но рассвирепевший Ян Сюн большими скачками погнался за ним. Чжан Бао бежал за теми, кто уносил добро, Ян Сюн же догонял его, и все они свернули в переулок.

Тем временем человек, который вступил в драку, никак не мог успокоиться и оглядывался, ища с кем бы еще подраться. Наблюдая за ним, Дай Цзун и Ян Линь не могли не оценить его и говорили:

— Сразу видно, что это хороший человек! Как говорится: «Встретит несправедливость — вынимает меч!»

И, подойдя к нему, они стали его уговаривать:

— Добрый человек, ради нас успокойся, — и увели его в переулок. Ян Линь принес его коромысло с вязанкой хвороста, а Дай Цзун, поддерживая за руку, просил зайти вместе с ними в кабачок. Здесь Ян Линь опустил на пол коромысло, и они уселись в уголке за стол. Незнакомец, сложив руки и обращаясь к ним, сказал:

— Я очень благодарен вам, почтенные братья, за то, что вы удержали меня от драки.

— Мы здесь чужие люди, — сказал Дай Цзун. — Мы видели, что у вас справедливое и благородное сердце, — вы готовы постоять за справедливость. Но, опасаясь, что рука ваша слишком тяжела, и вы можете случайно кого-нибудь убить, мы решили увести вас подальше. Просим вас, доблестный человек, раз уж мы встретились здесь, выпить с нами чашки по три вина и побрататься с нами.

— Уважаемые братья, вы и без того сделали мне много добра, — сказал незнакомец, — а теперь еще предлагаете выпить с вами вина. Я не достоин такой чести!

— Среди четырех морей — все люди братья, — отвечал на это Ян Линь. — Как вы можете так говорить? Садитесь, пожалуйста.

Дай Цзун хотел уступить незнакомцу почетное место, но тот никак не соглашался. Тогда Дай Цзун и Ян Линь сели рядом по одну сторону, а гость — напротив. После этого они подозвали слугу; Ян Линь, отдавая ему лян серебра, сказал:

— Ты можешь не спрашивать, что нам подавать. Подавай все, что есть, а мы будем пить и закусывать. Потом расплатимся за все.

Получив деньги, слуга тотчас же накрыл стол, принес овощных закусок, фруктов и всего, что полагается к столу. После того как они выпили по нескольку чашек, Дай Цзун обратился к незнакомцу с вопросом:

— Можно ли узнать ваше имя, и откуда вы родом?

— Фамилия моя Ши, имя Сю, — отвечал тот. — Родом я из Цзяньканфу, недалеко от Цзинлина — Южной столицы, С малых лет я обучался искусству владеть оружием и всю свою жизнь держусь одной линии: встречая несправедливость, [189] всегда готов выступить на помощь обиженным. За это народ прозвал меня «Отчаянным». Я уехал из дому с дядей торговать лошадьми и овцами. В дороге дядя неожиданно умер. Все деньги я растратил и вернуться домой уже не смог, вот и остался здесь в Цзичжоу. Продаю хворост на топливо, тем и живу. Так как вы оказали мне честь своим знакомством, то я и рассказал вам всю правду.

— Мы прибыли сюда по одному делу, — выслушав его, сказал Дай Цзун. — И нам посчастливилось встретить такого храброго и удалого человека, как вы! Но если вы будете и дальше торговать хворостом, то разве добудете себе славу? Не лучше ли вам сейчас уйти к вольному люду и начать настоящую жизнь?

— Да ведь все, что я могу, — это только немного владеть пикой и палицей, других способностей у меня нет, — отвечал Ши Сю. — Где же мне думать о счастливой и радостной жизни?

— Времена сейчас действительно плохие, — сказал на это Дай Цзун. — Первое — император не знает, что делается во дворце, а второе — его окружают бессчетные чиновники. Я со своими скромными познаниями пришел к решению отправиться в Ляншаньбо к Сун Цзяну. У них добро делят поровну, и все носят хорошую одежду. Там мы будем до тех пор, пока император не приведет страну в порядок, а потом — рано или поздно — станем чиновниками.

— Я и сам подумывал о том, как бы попасть в Ляншаньбо, но не знал, как это сделать, — сказал Ши Сю.

— Если вы, доблестный герой, хотите пойти туда, то я могу помочь вам, — предложил Дай Цзун.

Тут Ши Сю спросил:

— Могу ли я осмелиться узнать ваши почтенные имена?

— Меня зовут Дай Цзун, а моего почтенного брата — Ян Линь.

— Среди вольного люда я слышал имя «Волшебного скорохода» Дай Цзуна, — промолвил Ши Сю. — Уж не вы ли это?

— Да, это я и есть, — отвечал Дай Цзун и, попросив Ян Линя достать из узла слиток серебра в десять лян, передал деньги Ши Сю на расходы.

Ши Сю упорно отказывался от денег и лишь после уговоров согласился принять серебро. Тут же он убедился, что перед ним действительно «Волшебный скороход» из Ляншаньбо. И только он собрался открыть им все, что у него было на душе и расспросить о том, как можно поступить в лагерь, как они услышали на улице шум и крики. Оказалось, что это был Ян Сюн и с ним более двадцати стражников. Все они вбежали в кабак.

Дай Цзун и Ян Линь, увидев толпу, встревожились и, пользуясь суматохой, быстро скрылись. А Ши Сю, встречая вошедших, сказал: [190]

— Куда путь держите, господин тюремный начальник?

— Дорогой брат! — воскликнул в ответ Ян Сюн. — Где я вас только не искал, а вы, оказывается, здесь в кабачке попиваете вино! Когда эти мерзавцы держали меня, я ничего не мог поделать и только ваше вмешательство, почтенный друг, спасло меня. Но в тот момент я думал только о том, как бы нагнать этих мерзавцев и отобрать свой узел, а вас-то я и упустил. Но тут мои друзья услышали, что я бьюсь с этими мерзавцами, и поспешили ко мне на помощь. Нам удалось все отобрать у них — и атлас и шелка. Но вас я нигде не мог найти, и лишь только что мне сказали, что какие-то два путника пригласили вас в кабачок выпить вина. Узнав об этом, я отправился сюда встретиться с вами.

— Это действительно так. Сейчас только двое приезжих пригласили меня выпить с ними чашки по три вина. Здесь мы толковали о всякой всячине, и мне в голову не приходило, что вы, господин тюремный начальник, ищите меня, — отвечал Ши Сю.

— Разрешите спросить вас, почтенный господин, — промолвил довольный Ян Сюн, — как ваше почтенное имя, откуда вы родом и по какому делу попали в эти места?

— Зовут меня Ши Сю, — отвечал тот. — Родом я из Цзяньканфу. Всю свою жизнь я придерживаюсь одной линии: встречая несправедливость, готов жизнь отдать за то, чтобы восторжествовало доброе дело. За это меня и прозвали «Отчаянный». В эти края я пришел вместе с дядей торговать овцами и лошадьми. Но дядя мой в пути умер, а я растратил деньги и остался жить в Цзичжоу, где занимаюсь продажей хвороста. Этим я и существую.

— А куда же делись те двое, что выпивали вместе с вами? — поинтересовался Ян Сюн.

— Они увидели, что вы идете в сопровождении стражников, и, очевидно, испугавшись скандала, поспешили удалиться, — ответил Ши Сю.

— Ну, в таком случае, — сказал Ян Сюн, — я скажу слуге, чтобы он подал нам два кувшина вина, все мы выпьем по три больших чашки и распрощаемся на сегодня, а завтра я опять приду сюда, и мы снова встретимся.

Выпив вино, они распрощались, и Ян Сюн сказал:

— Дорогой господин Ши Сю! Вы не смотрите на меня, как на чужого. Мне кажется, что у вас здесь нет ни семьи, ни родственников. Что бы вы сказали, если бы мы с вами побратались?

Эти слова доставили Ши Сю большую радость, и он произнес:

— Осмелюсь спросить, господин тюремный начальник, каков ваш почтенный возраст? [191]

— В этом году мне исполнилось двадцать девять лет, — отвечал тот.

— Ну, а мне в этом году исполнилось двадцать восемь, — промолвил Ши Сю. — И потому я прошу вас, господин тюремный начальник, сесть и принять от меня положенные поклоны, как старший брат от младшего.

После этого Ши Сю отвесил ему четыре земных поклона. Очень довольный, Ян Сюн подозвал слугу и приказал принести вина, закусок и фруктов.

— Сегодня, — сказал он, — я буду пить с моим братом до тех пор, пока не напьюсь!

И вот, в то время, когда они пили вино и закусывали, в кабачок пришел тесть Ян Сюна, почтенный Пань, в сопровождении семи человек. Они заглянули сюда в поисках Ян Сюна, а тот, увидев их, поднялся и спросил:

— Дорогой тесть, зачем вы сюда пожаловали?

— Я услышал, что ты с кем-то дерешься и поспешил на помощь тебе, — отвечал тот.

— Я очень благодарен названому брату, который спас меня, — сказал Ян Сюн. — Он так побил этого стервеца Чжан Бао, что тот теперь будет бояться даже его тени. Мы побратались с господином Ши.

— Хорошо, хорошо, — сказал Пань. — Тогда поднесите молодцам, которые пришли со мной, по чашечке вина, и они уйдут.

Ян Сюн приказал слуге принести вина, и пришедшие с Панем люди, выпив по три чашки, ушли. После этого Паня попросили сесть за стол, против него на главном месте сел Ян Сюн, а пониже — Ши Сю. Затем слуга принес и налил им вина. Старый Пань при виде молодцеватой фигуры Ши Сю обрадовался в душе и сказал:

— Не зря мой зять побратался с таким героем, как вы!. Теперь никто не осмелится обидеть его, когда он будет выезжать из дому по своим делам! А чем же вы, сват, занимаетесь?

— Мой покойный отец был мясником, — отвечал Ши Сю.

— А сами-то вы владеете ремеслом мясника? — снова спросил Пань.

— Я с малых лет кормился тем, что резал скот у других, — рассмеялся Ши Сю, — так мне ли не знать этого дела?

— Я тоже в свое время был мясником, — сказал Пань. — Но теперь вот состарился и не могу больше заниматься этим делом. Мой зять стал чиновником, и у меня нет помощника.

Сильно подвыпив, они рассчитались за вино. Ши Сю уплатил свою долю, отдав вязанку хвороста. Когда они подошли к дому Ян Сюна, тот окликнул:

— Жена! Иди поскорее сюда и познакомься со своим деверем! [192]

— О каком девере ты говоришь, мой муж? — послышался голос из-за полотняной занавески.

— А ты не спрашивай, — отвечал Ян Сюн, — выходи и познакомься!

Занавеска поднялась, и из комнаты вышла женщина. Так как она родилась в седьмой день седьмого месяца, то ее назвали Цяо-юнь. Раньше она была замужем за местным чиновником — писарем Ваном. Но два года тому назад ее первый муж умер, и она вышла замуж за Ян Сюна. После их женитьбы не прошло еще и года.

Увидев женщину, Ши Сю вышел вперед и, приветствуя ее почтительным поклоном, сказал:

— Дорогая невестка, садитесь, пожалуйста.

А когда она села, Ши Сю приготовился совершить церемонию поклонов. Однако женщина возразила:

— Я моложе вас, как же могу я принять от вас поклоны?!

— Это — мой побратим, мы с ним побратались сегодня, — вмешался тут Ян Сюн, — а ты моя жена и приходишься ему невесткой, так что можешь принять от него четыре из восьми положенных поклонов.

После этого Ши Сю четыре раза почтительно склонился перед женщиной до земли, и она ответила ему двумя поклонами. Затем хозяева отвели гостю комнату и предложили ему отдохнуть. Но пересказывать все эти мелочи утомительно.

На другой день, уходя на службу, Ян Сюн наказал жене приготовить для Ши Сю одежду и головной убор и послать людей на постоялый двор, где остановился Ши Сю, за его узлом.

Однако пора перейти к рассказу о Дай Цзуне и Ян Лине, которые, увидев стражников, поспешили скрыться из кабачка и вернулись на постоялый двор за городом.

На следующее утро они снова начали розыски Гун-Сунь Шэна и, проискав его несколько дней, так и не нашли никого, кто бы знал его или мог указать, где он находится. Подумав, как быть дальше, они решили возвратиться домой. В тот же день они собрали свои вещи и ушли из Цзичжоу по направлению к горам Лошадиный водопой.

Там их уже ожидали Пэй Сюань, Дэн Фэй, Мэн Кан и остальные. Главари со своими удальцами под видом пеших и конных войск отправились в Ляншаньбо. Так Дай Цзун привел в лагерь много новых молодцов и коней. Но о торжественной встрече, которую устроили прибывшим, говорить мы не будем.

Вернемся сейчас к тестю Ян Сюна, почтенному Паню. Советуясь с Ши Сю о том, как им открыть мясную торговлю, он сказал:

— За задними воротами нашего дома, в глубине тупика, есть свободное помещение, тут же есть и колодец, что очень [193] удобно. Вот бы там и открыть наше заведение. А если вы, сынок, поселитесь в том помещении, то можете заправлять всем делом.

Осмотрев это место, Ши Сю также нашел его вполне удобным. А старый Пань разыскал своих прежних помощников, которые хорошо знали мясное дело, и попросил Ши Сю заниматься только учетом. Ши Сю согласился. Потом он вместе с подручным окрасил в синий и зеленый цвета все прилавки и чаны, поставил точильный камень и наточил много ножей. Приведя в порядок лавку и установив столы, они сделали загон и пригнали десять жирных свиней. А затем, выбрав счастливый день, открыли мясную лавку. На торжественное открытие собрались все родственники и соседи, которые пришли с поздравлениями, написанными на полосках красной бумаги. В течение двух дней длился пир, гости вволю пили и ели. В доме Ян Сюна все были довольны, что Ши Сю стал членом их семьи и им удалось открыть мясную торговлю.

Время незаметно бежало, и прошло уже два с лишним месяца со дня открытия лавки. Близилась зима. За это время Ши Сю успел с ног до головы одеться во все новое.

Однажды Ши Сю поднялся пораньше, во время пятой стражи, и отправился по делам торговли в другой город. Вернувшись домой через три дня и пригнав стадо свиней, он увидел, что лавка закрыта. Войдя в помещение, он обнаружил, что прилавки и чурбаны для рубки мяса убраны, а ножи и всякая утварь спрятаны.

Ши Сю был человек сообразительный и, когда увидел все это, сразу понял, в чем тут дело.

«Недаром пословица говорит: "Счастью не длиться тысячу дней, и цветку сто дней не цвести", — подумал он про себя. — Мой названый брат Ян Сюн занят службой, и ему не до домашних дел; не иначе, как невестка оговорила меня, позавидовав моей новой одежде. Ну, а тут еще меня не было дома, и, конечно, нашлись люди, которые подлили масла в огонь. А раз уж начались подозрения, то дело дальше не пойдет. Нечего ждать, пока начнутся разговоры, лучше самому проститься и отправиться домой. Ведь еще в древнее время говорилось: "Где найти человека с постоянным сердцем?"»

Решив так, Ши Сю загнал свиней в загон, сменил одежду, увязал вещи в узел, написал расчет и через задние ворота вышел в дом. В это время старый Пань поставил на стол овощную закуску и вино. Увидев Ши Сю, он пригласил его выпить и закусить.

— Ну, дорогой сынок, ты далеко ходил и много потрудился. Конечно, не легко было гнать стадо свиней.

— Дорогой отец, это моя обязанность, — отвечал Ши Сю. — Однако прошу вас прежде всего взять вот этот подробный отчет. И если я допустил здесь хоть малейшую неточность [194] в свою пользу, то пусть небо накажет меня и пусть земля меня поглотит.

— Дорогой сынок, к чему такие речи? — вскричал старый Пань. — Ведь между нами как будто ничего не произошло?

— Вот уже семь лет, как я уехал из родных мест, — отвечал на это Ши Сю. — Сейчас я решил возвратиться туда, и потому приготовил расчет. Сегодня вечером я распрощаюсь с моим старшим братом Ян Сюном, а завтра с утра двинусь в путь.

— Дорогой сынок, ты делаешь ошибку, — рассмеявшись, сказал старый Пань. — Послушай меня, старика, что я тебе скажу.

И хотя старик сказал всего несколько слов, но так уж видно было на роду написано:

Преисполненный гнева, свирепый герой
Вынул меч свой длиною в три локтя,
И бесстыдный монах, преступивший обет,
Вмиг отправился дьяволам в когти.

Что за слова сказал старый Пань, читатель узнает из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 2. Гос. изд. худ. лит. М. 1959

© текст - Рогачев А. 1959
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Гос. изд. худ. лит. 1959