ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ II

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ

У Юн хитростью завладевает золотым колоколом. Сун Цзян учиняет бойню на западном пике горы Хуашань

Итак, правитель области Хэ, заманив Лу Чжи-шэня во внутренние покои, приказал схватить его. Стражники набросились на Лу Чжи-шэня и подвели его к правителю области.

— Ты откуда явился, лысый осел?! — заорал Хэ.

— В чем я провинился? — спросил Лу Чжи-шэнь.

— Ты признайся откровенно, — продолжал допрашивать Хэ, — кто подослал тебя убить меня?

— Как вы можете даже задавать мне подобный вопрос? — возмутился Лу Чжи-шэнь. — Ведь я же монах!

— Я видел, как ты, лысый черт, — продолжал кричать Хэ, — намеревался наброситься на меня со своим посохом, когда меня несли по мосту на паланкине, но потом почему-то раздумал. Так уж лучше тебе, лысый осел, сознаться во всем!

— Ведь я же не нападал на вас, — ответил Лу Чжи-шэнь, — что же вы понапрасну обижаете честного человека?

— Да по твоему разговору видно, что ты никакого отношения к монахам не имеешь! — орал Хэ. — Этот лысый осел несомненно занимается разбоем в западных районах и, конечно, пришел для того, чтобы отомстить за Ши Цзиня. Без палок от него никакого признания не добьешься. Ну-ка, вздуйте как следует этого лысого осла!

— Не бейте меня! — крикнул Лу Чжи-шэнь. — Я все скажу гам. Я «Татуированный монах» Лу Чжи-шэнь из Ляншаньбо. Если даже вы забьете меня до смерти — мне это не страшно. Но когда об этом узнает мой старший брат Сун Цзян, то уж непременно придет сюда, и тогда тебе не сносить твоей ослиной головы.

Эти слова взбесили Хэ. Он приказал подвергнуть Лу Чжи-шэня полагающемуся предварительному наказанию палками, надеть на него тяжелую кангу и заключить в тюрьму [419] для смертников. Одновременно в провинциальное управление был послан запрос о том, как разрешить это дело. Посох и кинжал Лу Чжи-шэня были оставлены в управлении области.

Между тем слухи об этом событии взбудоражили весь город Хуачжоу, и разведчики разбойников немедленно помчались в лагерь и доложили обо всем своим главарям. У Сун сильно встревожился и стал думать:

«Мы прибыли в Хуачжоу с поручением вдвоем, и вот один из нас уже попался. Как я вернусь теперь в лагерь и что скажу остальным главарям?!»

Он совсем растерялся и не знал, что делать. Но в этот момент явился дозорный, который сообщил:

— У подножья горы ждет один из главарей Ляншаньбо по имени «Волшебный скороход» Дай Цзун.

Услышав это, У Сун тотчас же поспешил спуститься с горы навстречу Дай Цзуну и затем привел его в лагерь, где познакомил с Чжу У и другими главарями. У Сун пожаловался Дай Цзуну на Лу Чжи-шэня, который не послушал увещеваний и попал в беду. Известие это сильно встревожило Дай Цзуна, и он воскликнул:

— В таком случае мне нельзя задерживаться здесь ни минуты! Я тотчас же должен вернуться в Ляншаньбо и доложить обо всем нашим старшим братьям, чтобы они вовремя могли послать туда отряд и спасти Лу Чжи-шэня!

— Ладно, а я буду ждать твоего быстрейшего возвращения здесь, — сказал У Сун.

Подкрепившись немного овощной пищей, Дай Цзун прибег к своему волшебному способу и отправился в обратный путь в Ляншаньбо. Через три дня он был уже в лагере и, явившись к Чао Гаю и Сун Цзяну, рассказал о том, как Лу Чжи-шэнь, желая спасти Ши Цзиня, решил убить управителя области, но сам попал в беду.

Выслушав его, Сун Цзян в волнении воскликнул:

— Раз наши братья попали в такую беду, то как можем мы не прийти им на помощь?! Мы должны тотчас же отправиться туда!

В тот же день он собрал три отряда и отправился в поход. Передовой отряд возглавили пять главарей: Линь Чун, Ян Чжи, Хуа Юн, Цинь Мин и Ху-Янь Чжо. Отряд этот состоял из тысячи конников, одетых в броню, и двух тысяч пеших бойцов. Он должен был прокладывать дорогу через горы и наводить мосты через реки. Вторым отрядом командовали Сун Цзян, У Юн, Чжу Тун, Сюй Нин, Се Чжэнь и Се Бао, — всего шесть главарей. Их отряд состоял из двух тысяч конных и пеших бойцов.

Наконец во главе третьего отряда должны были идти пять командиров: Ли Ин, Ян Сюн, Ши Сю, Ли Цзюнь и Чжан Шунь. Этот отряд также состоял из двух тысяч пеших и [420] конных бойцов, и в его обязанность входило снабжение продовольствием и фуражом остальных отрядов. Таким образом, в поход выступило семь тысяч бойцов. Покинув Ляншаньбо, отряды направились прямо в Хуачжоу.

Двигались они быстро, и скоро половина дороги осталась позади. Дай Цзун был послан вперед в лагерь на гору Шаохуашань сообщить о приближении отрядов. Чжу У и остальные главари в ожидании гостей тотчас же распорядились зарезать свиней, баранов, коров и лошадей и приготовили доброго вина.

Тем временем Сун Цзян со своими отрядами подошел к горе Шаохуашань. Тогда У Сун в сопровождении Чжу У, Чэнь Да и Ян Чуня спустился с горы и познакомил хозяев с прибывшими главарями. После этого все проследовали в лагерь, где и расселись по старшинству. Сун Цзян стал спрашивать о том, что делается в городе. Чжу У сообщил ему:

— Два главаря брошены сейчас правителем области Хэ в тюрьму. Теперь Хэ ждет лишь приказа императорской канцелярии, чтобы покончить с ними.

— Какой бы способ нам придумать, чтобы спасти их? — обратился Сун Цзян к У Юну.

— Хуачжоу — город населенный и обширный, — отвечал Чжу У. — Ров вокруг него глубокий и широкий. Поэтому вести прямое наступление на город нельзя. Захватить его можно лишь в том случае, если одновременно будет оказана поддержка изнутри.

— Мы завтра же отправимся туда и посмотрим, что представляет собой этот городской ров. Ну, а потом обсудим, как нам поступить, — ответил У Юн.

Пирушка затянулась до поздней ночи. Между тем Сун Цзян нетерпеливо ждал утра. Он хотел побыстрее отправиться в город, чтобы все осмотреть. Видя, как он взволнован, У Юн стал успокаивать его:

— Заточив в тюрьму таких доблестных тигров, как Лу Чжи-шэнь и Ши Цзинь, власти, конечно, приняли все меры предосторожности. Поэтому ехать и осматривать город днем не следует. Ночь сегодня, будет лунная, и, как только стемнеет, мы отправимся туда. Мы будем в городе через одну стражу.

Едва наступила ночь, как Сун Цзян, У Юн, Хуа Юн, Цинь Мин и Чжу Тун, всего пять человек, на конях спустились с горы и по тропинкам двинулись вперед. К первой ночной страже они уже добрались до города и, остановив своих коней на высоком холме около Хуачжоу, стали осматривать город.

Стояла как раз середина второго месяца. На безоблачном небе ярко светила луна, заливая все вокруг своим [421] сиянием. Было светло как днем. С высоты холма они увидели, что в высокой и крепкой стене, окружающей город Хуачжоу, есть несколько ворот, а ров вокруг города широкий и глубокий. Они долго осматривали город. Вдалеке отчетливо вырисовывалась западная вершина горы Шаохуашань.

Сун Цзян и его друзья убедились в том, что город этот с его крепкими стенами и широким рвом вокруг выглядит как неприступная крепость. Они не знали даже, как подступить к нему.

— Что ж, поедем пока обратно в лагерь, а там посоветуемся, — сказал наконец У Юн.

Все пять всадников в ту же ночь вернулись на гору Шаохуашань. Сун Цзян был очень огорчен, все время хмурился и о чем-то сосредоточенно думал.

— Надо послать туда человек десять опытных разведчиков, — предложил У Юн. — Пусть они разузнают, что делается вокруг.

Через два дня один из разведчиков возвратился и доложил:

— Император пожаловал одному сановнику золотой висячий колокол и послал этого сановника на западную вершину нашей горы принести жертвоприношение. И вот сейчас этот сановник с реки Хуанхэ выехал на реку Вэйхэ.

— Ну, дорогой брат, можете не печалиться, все в порядке! — сказал У Юн, услышав это.

Затем он вызвал к себе Ли Цзюня и Чжан Шуня и объяснил им, что они должны делать.

— Плохо лишь то, что мы не знаем этой местности, — сказал Ли Цзюнь. — Надо бы найти какого-нибудь проводника.

— А что, если я пойду с вами? — спросил тут Ян Чунь «Пятнистая змея».

Сун Цзян охотно принял его предложение, и три главаря — Ли Цзюнь, Чжан Шунь и Ян Чунь — отправились вниз по склону. На следующий день У Юн попросил Сун Цзяна, Ли Ина, Чжу Туна, Ху-Янь Чжо, Хуа Юна, Цинь Мина и Сюй Нина, всего семь человек, возглавить отряд человек в пятьсот и осторожно спуститься с горы. У переправы через реку Вэйхэ их ждали Ли Цзюнь, Чжан Шунь и Ян Чунь, которые приготовили там более десяти больших лодок.

У Юн приказал Хуа Юну, Цинь Мину, Сюй Нину и Ху-Янь Чжо устроить на берегу засаду. Сун Цзян, У Юн, Чжу Тун и Ли Ин сели в лодки, а Ли Цзюнь, Чжан Шунь и Ян Чунь спрятали эти лодки в разных местах вдоль берега. Так прошла ночь, а на рассвете следующего дня они услышали доносившиеся издалека удары в гонг и бой барабана. Вскоре показались три правительственные лодки с желтыми флагами. На флагах было написано: «Сановник Су следует на [422] западную вершину горы для выполнения священной воли императора — принесения жертвоприношений». Лодки эти плыли вниз по реке.

Чжу Тун и Ли Ин с длинными копьями в руках стояли за Сун Цзяном. У Юн находился на носу лодки. И вот, когда лодки императорского посланца поравнялись с ними, главари преградили им дорогу. В тот же момент на палубе правительственных лодок появился какой-то чиновник и с ним более двадцати человек охраны, одетых в красные кафтаны и подпоясанных серебряными поясами.

— Что это за лодки?! — закричали они. — Кто смеет преграждать путь императорскому сановнику?!

Тогда Сун Цзян с палицей в руках почтительно склонился перед чиновником и произнес полагающееся по обычаю приветствие. У Юн, оставаясь на носу лодки, тоже обратился к чиновнику:

— Справедливый человек Сун Цзян из Ляншаньбо почтительно просит разрешения повидаться с сановником, — сказал он.

Тогда чиновник, сопровождавший императорского посланца, возмущенно сказал:

— Здесь находится сановник, который по указу самого императора следует на западную вершину горы для совершения обряда жертвоприношения. Как же вы — разбойники из Ляншаньбо — осмеливаетесь задерживать его?!

Между тем Сун Цзян так и застыл в поклоне и стоял не разгибаясь. А У Юн, все еще находясь на носу лодки, снова заговорил:

— Этот справедливый человек хотел бы повидать посланца императора и кое-что сообщить ему.

— Да что вы за люди? — рассердился чиновник. — Как смеете вы добиваться встречи со столь высоким сановником?

— Молчать! — заорали стоявшие рядом с ним два охранника.

Но Сун Цзян не двинулся с места, а У Юн продолжал:

— Мы просим господина сановника сойти на берег, так как нам надо с ним посоветоваться.

— Перестань молоть вздор! — закричал чиновник. — Сановник выполняет волю императора. Какие там еще могут быть разговоры?!

Тут Сун Цзян поднялся и сказал:

— Что же, раз сановник не желает встретиться с нами, то я опасаюсь, что мои удальцы могут напугать его.

Чжу Тун взмахнул флажком, который был прикреплен к его пике, и в тот же миг на берегу показались Хуа Юн, Цинь Мин, Сюй Нин и Ху-Янь Чжо. Они подтянули свои отряды и расставили вдоль берега. Каждый боец держал в руках лук, наложив стрелу на тетиву. Это зрелище так [423] напугало охранников, что они поспешно укрылись за бортами лодки.

Затрепетал от страха и чиновник, и ему ничего не оставалось делать, как пойти и доложить обо всем сановнику Су. Сановник вынужден был выйти наверх и там уселся на носу судна. Тогда Сун Цзян снова склонился перед ним и произнес полагающееся приветствие.

— Мы, разумеется, не посмели бы без причины совершать беззакония, — сказал он.

— Почему же вы, справедливый человек, позволяете себе задерживать мои суда? — спросил его сановник Су.

— Да разве посмеем мы задерживать вас, господин сановник? — воскликнул Сун Цзян. — Я хотел только просить вас сойти на берег, так как должен кое-что сообщить вам.

— Мне дан особый указ императора следовать на западную вершину горы, чтобы совершить там обряд жертвоприношения, — заявил сановник. — И я не понимаю, о чем должен говорить с вами, справедливый человек. Разве может императорский сановник так просто сойти на берег?

— Боюсь, что отказ господина сановника может не понравиться моим помощникам, — сказал тогда У Юн.

В этот момент Ли Ин снова подал сигнал своей пикой, и к ним тут же подплыли лодки Ли Цзюня, Чжан Шуня и Ян Чуня. Увидев их, сановник Су сильно напугался. Тем временем Ли Цзюнь и Чжан Шунь, размахивая сверкающими мечами уже успели перепрыгнуть в правительственные лодки и сразу же сбросили в воду двух человек из охраны сановника.

— Не будьте такими грубиянами! Ведь вы испугали благородного человека! — крикнул Сун Цзян.

Ли Цзюнь и Чжан Шунь моментально бросились в воду, вытащили обоих охранников и швырнули их обратно в лодку. Л сами перешли в свои лодки.

У сановника от страха душа ушла в пятки.

— Удальцы! Отойдите-ка пока подальше! — крикнули Сун Цзян и У Юн. — Вы не должны пугать знатного человека! Мы уж как-нибудь сами уговорим его сойти на берег.

— Если у вас, благородный человек, есть ко мне дело, — заговорил тогда сановник Су, — так вам ничто не мешает поговорить со мной здесь.

— Здесь не место для такого разговора, — отвечали Сун Цзян и У Юн. — Поэтому мы просим вас, господин сановник, проследовать в наш лагерь, где мы обо всем вам доложим. У нас вовсе нет намерения причинить вам вред. Пусть духи, обитающие на этой священной горе Си-юй, уничтожат нас, если мы затаили дурную мысль.

После этого у императорского посланца не оставалось иного выхода, как сойти на берег, что он и сделал. [424] Ожидавшие в лесу люди подвели ему коня и помогли сесть на него. Итак, сановник вынужден был следовать за удальцами.

Сун Цзян и У Юн послали Хуа Юна и Цинь Мина вперед, чтобы они сопровождали сановника в горный лагерь, а сами сели на коней и приказали всем людям императорского посланца, находящимся на лодках, захватить с собой императорские курения, предметы жертвоприношения, висячий золотой колокол и также идти в горы. Наконец вместе со своим отрядом ушли в горы и сами главари. У реки для охраны лодок остались только Ли Цзюнь и Чжан Шунь и с ними больше ста человек.

Прибыв в крепость, Сун Цзян и У Юн спешились и, почтительно поддерживая императорского сановника, провели его в Зал совещаний, где усадили на почетное место. По обеим сторонам выстроились в ряд все главари. Сун Цзян совершил перед сановником четыре полагающихся по обычаю земных поклона и почтительно доложил:

— Ваш покорный слуга Сун Цзян прежде служил мелким чиновником в управлении уезда Юньчэн. Но против меня затеяли судебное дело, и я вынужден был уйти в леса и присоединиться к вольным людям. Сейчас, спасаясь от беды, я временно обосновался в лагере Ляншаньбо и жду, когда от императора выйдет помилование, и все мы сможем вернуться к мирной жизни и служить своему государству. Однако случилось так, что два наших брата без всяких причин схвачены и брошены в тюрьму правителем области Хэ. И вот мы хотим воспользоваться императорскими курениями и висячим золотым колоколом, чтобы пробраться в Хуачжоу. Как только дело наше будет улажено, мы все это вернем. Вам лично мы не причиним ни малейшего вреда. Жду почтительно вашего решения, господин сановник!

— Курения и все остальное вы можете взять, это пустяки, — сказал тогда сановник Су. — Но когда это дело раскроется, беды мне не миновать!

— Возвратясь в столицу, господин сановник, вы свалите всю вину на меня, и дело с концом! — уговаривал его Сун Цзян.

Сановник Су огляделся и решил, что один только вид этих людей лишает его возможности отказать им. Выхода не было, пришлось дать согласие. После этого Сун Цзян почтительно преподнес кубок вина и в благодарность приказал устроить в честь его угощение.

Затем у сопровождавших сановника отобрали одежду и нарядили в нее своих людей. Среди разбойников выбрали наиболее статного и красивого, обрили ему усы и бороду и одели его в платье сановника. Он должен был представлять самого Су. Сун Цзян и У Юн нарядились чиновниками, Се Чжэнь, Се Бао, Яр Сюн и Ши Сю — командирами охраны. [425]

Рядовые бойцы взяли себе пурпурные одежды и подпоясались серебряными поясами. В руках они держали императорские знамена, стяги, скипетр, предметы жертвоприношения, и также курения и золотой колокол.

Хуа Юн, Сюй Нин, Чжу Тун и Ли Ин изображали охрану. Что же касается Чжу У, Чэнь Да и Ян Чуня, то они ухаживали за сановником и его людьми, угощая их вином и закусками.

К городу Хуачжоу отправились разными путями два отряда. Один во главе с Цинь Мином и Ху-Янь Чжо, другой во главе с Линь Чуном и Ян Чжи. У Сун должен был идти вперед к воротам храма на западной вершине горы и ждать там сигнала к действию.

Однако наш рассказ слишком затянулся. Расскажем сейчас лучше о тех, которые спустились с горы к реке, погрузились в лодки и отправились в путь. Не заезжая в Хуачжоу и не представившись правителю области, они направились прямо в кумирню на западной вершине горы. Дай Цзун пошел вперед в храм Юньтайгуань предупредить настоятеля о прибытии гостей. Вместе со всеми служителями настоятель вышел на берег встретить сановника.

Впереди были расставлены курительные свечи, императорские штандарты, знамена. Прежде всего гостей попросили поставить в курильницу посланные императором свечи, а затем служители, неся впереди золотой колокол и остальные предметы для жертвоприношения, двинулись к монастырю.

Между тем настоятель совершил перед мнимым посланцем императора полагающиеся поклоны. У Юн сказал:

— Сановник в пути заболел и сейчас чувствует себя плохо. Прикажите подать крытый паланкин.

Стоявшие поблизости люди поспешили помочь сановнику сесть в паланкин, пронесли его прямо на гору и, дойдя до главного храма, опустили носилки на землю. Тут У Юн, изображающий чиновника-распорядителя; сказал:

— Мы прибыли сюда по специальному указу императора. Привезли с собой императорские курения и золотой колокол для того, чтобы принести жертву духу этого храма. Почему же правитель города с таким пренебрежением относится к нашему приезду и даже не вышел встретить нас?

— Я уже послал к нему людей сообщить о вашем приезде, и он, несомненно, скоро будет здесь, — поспешил ответить настоятель.

Не успел он проговорить это, как показался чиновник в сопровождении свиты человек в семьдесят, специально назначенный правителем области. Он прибыл с вином, фруктами и угощением, чтобы встретить посланца императора.

Следует сказать, что удалец, наряженный императорским [426] сановником, хоть и был достаточно представителен своим внешним видом, однако по манере говорить он, конечно, не мог бы сойти за высокопоставленное лицо. Поэтому под предлогом, что он болен, его уложили в постель и укутали одеялами. А у уполномоченного, присланного правителем области, при виде императорского штандарта, знамен, жезла и прочих императорских регалий не могло, конечно, возникнуть никаких сомнений.

Дважды доложив сановнику о прибытии из города уполномоченного, «чиновник» ввел его в комнату, где находился удалец, изображающий посланца императора. Уполномоченный еще издалека приветствовал его поклонами и тут увидел, что посланец императора сделал какой-то знак рукой, но так ничего и не сказал. Приставленный к нему «чиновник» быстро подошел к уполномоченному и стал ему выговаривать:

— Господин сановник является одним из самых приближенных лиц императора. Но он не отказался взять на себя труд пуститься в такой дальний путь, чтобы выполнить волю императора и совершить здесь обряд жертвоприношения. В дороге он неожиданно заболел и до сих пор еще не поправился. Как же мог правитель вашей области не встретить посланца императора?!

— О приезде посланца императора сообщили лишь чиновники из дальних мест, — отвечал уполномоченный правителя области. — А из близлежащих городов сообщения об этом не последовало. Вот почему мы допустили оплошность и вовремя не встретили вас. Мы никак не ожидали, что сановник уже прибыл в монастырь. По долгу службы наш правитель области обязан был бы, конечно, прибыть сюда немедленно сам, но в виду того, что разбойники с горы Шаохуашань объединились с разбойниками из лагеря Ляншаньбо и собираются сейчас напасть на наш город Хуачжоу, у нас в Хуачжоу каждый день ведутся приготовления к обороне. Вот почему наш начальник не решился выехать из города и специально поручил мне чествовать посланца императора дарами и вином. Однако скоро он прибудет сюда лично, чтобы засвидетельствовать свое почтение.

— Господин сановник не желает принимать ни одной капли вина, пока не прибудет сюда сам правитель области для того, чтобы обсудить предстоящую церемонию жертвоприношения, — заявил «чиновник».

Тогда прибывший из города уполномоченный приказал убрать вино и велел преподнести по чашке людям, сопровождавшим «чиновника». А последний вошел к сановнику, попросил ключ и в присутствии уполномоченного открыл замок и из парчового благоухающего мешка вынул золотой висячий колокол. Прикрепив этот колокол к бамбуковому шесту, [427] он высоко поднял его и попросил уполномоченного тщательно его рассмотреть.

Это был действительно изящный золотой висячий колокол, сделанный искусным придворным мастером в Восточной столице. Весь он был украшен разноцветными драгоценными каменьями, а внутри его горел фонарь, обтянутый красным шелком. Это, несомненно, был тот самый колокол, который висел посреди главного придела храма Владыки неба. Колокол мог быть сделан лишь во дворце императора, и никто из простого народа не мог сделать такого же. Показав уполномоченному колокол, «чиновник» положил его обратно в чехол и запер в сундук. Затем он достал выданные императорской канцелярией документы и, передавая их уполномоченному, сказал, чтобы тот поторопил правителя области, так как нужно было договориться о дне жертвоприношения и о порядке проведения церемонии. Ознакомившись со всеми предметами и документами, уполномоченный и сопровождавшая его свита тут же распростились с мнимым чиновником и направились обратно в город, чтобы доложить правителю области Хэ обо всем.

Между тем, наблюдая за происходящим, Сун Цзян с одобрением думал:

«Хоть и хитер ты, мошенник, а все же мы проведем тебя так, что в глазах у тебя потемнеет и сердце забьется в смятении».

Тем временем У Сун уже достиг ворот монастыря. Тогда У Юн велел Ши Сю спрятать у себя кинжал и также идти на подмогу к У Суну. А Дай Цзуну он приказал нарядиться охранником. Настоятель приготовил для гостей скромную трапезу и распорядился, чтобы в храме все привели в порядок.

От нечего делать Сун Цзян пошел прогуляться и осмотреть храм. А надо вам сказать, что храм этот действительно был выстроен на славу. Постройки его, необычные и величественные, казались земным раем. Когда, осмотрев храм, Сун Цзян вернулся в помещение, привратник доложил ему о прибытии правителя области Хэ.

Сун Цзян сейчас же велел Хуа Юну, Сюй Нину, Чжу Туну и Ли Ину стать по обе стороны входа с оружием в руках, изображая охрану. А Се Чжэнь, Се Бао, Ян Сюн и Дай Цзун, спрятав в одежде оружие, должны были находиться поблизости, чтобы в любой момент оказать помощь.

Между тем правитель области во главе отряда численностью свыше трехсот человек, подъехав к монастырю, спешился и, сопровождаемый своими приближенными, вошел в храм. Когда мнимые чиновники-распорядители У Юн и Сун Цзян увидели, что большой вооруженный отряд, который привел с собой начальник области Хэ, собирается войти в храм, они закричали: [428]

— Здесь находится сановное лицо, представитель императора! Никто из посторонних не смеет приближаться к нему!

Тогда сопровождавшие правителя области охранники остановились, и Хэ один вошел в храм, чтобы совершить поклоны перед посланцем императора.

— Посланец императора просит правителя области войти к нему, — доложил «чиновник-распорядитель».

Войдя в зал, правитель области низко склонился перед «сановником».

— Известно ли правителю области, что он совершил преступление? — спросил мнимый чиновник.

— Я не знал, что посланец императора уже прибыл, — отвечал правитель области, — и почтительно прошу вас простить мне мою вину!

— Сановник по повелению императора прибыл на западную вершину горы, чтобы совершить жертвоприношения, — продолжал «чиновник», — и вы давно уже должны были выехать ему навстречу! Почему же вы этого не сделали?

— Я виноват в том, что не выехал встретить посланца императора, — оправдывался правитель области, — но это произошло потому, что мне вовремя не доложили о его приближении.

— Взять его! — крикнул У Юн.

Тут братья Се Чжэнь и Се Бао выхватили свои мечи и, пинками свалив правителя на землю, в один миг снесли ему голову.

— Ну, а теперь за дело, братья! — крикнул Сун Цзян.

Прибывший с правителем области отряд был до того напуган, что застыл от изумления на месте. Воспользовавшись этим Хуа Юн и остальные бросились на солдат, и головы покатились по земле, как рассыпавшиеся костяшки счетов. Некоторые бросились было к воротам, но здесь со всех сторон на ник с мечами налетели У Сун, Ши Сю и остальные удальцы, которые принялись избивать их. Так что вскоре от отряда в триста с лишним человек в живых не осталось ни одного. А те, кто подошел позднее, были перебиты Чжан Шунем и Ли Цзюнем.

После этого Сун Цзян приказал сейчас же убрать императорские благовония и колокол и погрузить все это на лодки. Когда они прибыли к городу Хуачжоу, то увидели там вздымающиеся столбы дыма. Они тут же ринулись в город, прежде всего поспешили к тюрьме и освободили Ши Цзиня и Лу Чжи-шэня. Затем они взломали казну и, забрав оттуда все ценности, погрузили их на подводы.

Лу Чжи-шэнь сбегал во внутренние покои правителя и взял там свой кинжал и посох. Что касается девушки Юй Цяо-чжи, то она еще раньше бросилась в колодец и покончила с собой. [429]

Покинув Хуачжоу, отряды погрузились на лодки и отправились в обратный путь к горе Шаохуашань. Там они пошли к подлинному посланцу императора сановнику Су и, совершив перед ним поклоны, вернули ему императорские благовония, колокол, штандарт, знамена и жезл, а также поблагодарили его за оказанную им великую милость. Затем Сун Цзян распорядился принести на блюде слитки золота и серебра и преподнес это посланцу. Подарки были розданы также и всей его свите, независимо от чина или звания. В честь сановника был устроен прощальный пир, а затем все главари пошли провожать его с горы.

На берегу реки они передали сановнику в полной сохранности все до одной лодки, на которых он прибыл. А остальные лодки вернули их прежним владельцам.

Распрощавшись с посланцем императора, Сун Цзян вернулся со всеми остальными на гору Шаохуашань. После совещания с четырьмя главарями этого лагеря, они решили собрать все ценности и имущество, а лагерь поджечь. И так всей компанией, захватив лошадей и фураж, они двинулись в Ляншаньбо.

Вернемся теперь к императорскому посланцу, сановнику Су. Когда он на своих лодках прибыл в город Хуачжоу, то уже знал о том, что удальцы Ляншаньбо уничтожили отряд правительственных войск, разграбили казну и увезли провиант. Из числа правительственных войск в самом городе было убито более ста человек, все лошади были захвачены и уведены. В монастыре на западной вершине горы также погибло немало людей. Су велел чиновнику составить сообщение и немедленно отправить его в провинциальное управление для донесения императору. В сообщении говорилось о том, что в пути Сун Цзян похитил императорские благовония и золотой колокол, благодаря чему заманил правителя области в храм и там убил его.

Мы не будем здесь распространяться о том, как посланец императора Су, прибыв в храм, совершил возжигание благовоний и, передав золотой колокол настоятелю храма Юньтайгуань, спешно вернулся в столицу, где и представил императору доклад о своей поездке.

Вернемся лучше к тому, как Сун Цзян, освободив Ши Цзиня и Лу Чжи-шэня, захватил с собой четырех удальцов с горы Шаохуашань, снова разделил свой отряд на три колонны и двинулся обратно в Ляншаньбо. По пути они не причинили никому никакого вреда.

Вперед был выслан Дай Цзун, чтобы сообщить об их возвращении. Чао Гай вместе с другими главарями спустился с горы навстречу Сун Цзяну и остальным, после чего все прошли в лагерь и собрались в Зале совещаний. Когда [430] взаимные приветствия были закончены, в честь радостного события устроили торжество.

А на следующий день Ши Цзинь, Чжу У, Чэнь Да и Ян Чунь в знак благодарности Чао Гаю, Сун Цзяну и другим главарям также устроили пир.

Не вдаваясь в подробности, скажем только, что, после того как прошло несколько дней, от Чжу Гуя пришел посланец с сообщением о том, что в горах Мантаншань близ города Пэйсянь области Сюйчжоу, появилась новая шайка удальцов в три тысячи человек. Главарем ее является какой-то Фань Жуй, по прозвищу «Владыка демонов, вращающий мир». Он может вызывать ветер и дождь, а в военном деле подобен богу. Есть у него два помощника. Одного зовут Сян Чун по прозвищу «Восьмирукий будда». Он мастерски владеет огромным щитом, в который воткнуто двадцать четыре летающих меча. Этими мечами он поражает без промаха на расстоянии ста шагов. Кроме того, он может сражаться также и железной пикой. Второго зовут Ли Гунь, по прозвищу «Святой, летающий по небу». Он владеет круглым щитом с воткнутыми в него двадцатью четырьмя обоюдоострыми копьями и также поражает этими копьями без промаха на расстоянии ста шагов. Он постоянно носит с собой волшебный меч. Все трое заключили между собой братский союз и, обосновавшись в горах Мантаншань, стали заниматься грабежами. Теперь же эти молодцы решили захватить лагерь Ляншаньбо.

Выслушав его, Сун Цзян пришел в ярость.

— Да как смеют эти разбойники быть столь бесцеремонными! Придется мне снова отправиться в поход!

Но в этот момент поднялся со своего места Ши Цзинь «Девятидраконовый».

— Мы, четверо братьев, — сказал он, — только что прибыли в ваш лагерь и не успели еще принести никакой пользы, разрешите нам сейчас же отправиться туда и выловить этих негодяев!

Предложение Ши Цзиня очень обрадовало Сун Цзяна. Ши Цзинь, Чжу У, Чэнь Да и Ян Чунь сразу же облачились в боевые доспехи, собрали свой отряд и, простившись с Сун Цзяном и остальными, спустились с горы. Переправившись на другой берег, они пошли прямо к горам Мантаншань. Через три дня пути впереди уже показались горы. Это были те самые горы, где когда-то основатель Ханьской династии Гао Цзу убил главу повстанцев «Белую змею».

Когда Чжу У и три его спутника прибыли к подножью горы, разведчики уже сообщили в лагерь о прибытии вражеского отряда.

Ши Цзинь расставил своих бойцов в одну линию, а сам в боевых доспехах на своем огненно-рыжем коне выехал [431] перед строем. В руках у него был трезубец с двумя лезвиями. За ним следовали Чжу У, Чэнь Да и Ян Чунь; выехав вперед, удальцы остановили своих коней.

Ждать им пришлось недолго. Вскоре они увидели, что с горы во весь дух несется отряд с двумя удальцами во главе. Первым ехал Сян Чун, уроженец уезда Пэйсянь области Сюйчжоу. В левой руке он держал круглый щит с воткнутыми в тыльную его сторону двадцатью четырьмя летающими кинжалами. В правой он сжимал обоюдоострое копье. За ним везли знамя отряда с надписью: «Восьмирукий будда».

Затем следовал Ли Гунь, уроженец уезда Писянь. В левой руке он также держал круглый щит с воткнутыми в него с внутренней стороны обоюдоострыми пиками, а в правой волшебный меч. За спиной у него виднелось знамя с надписью: «Летающий по небу».

Оба главаря спустились с горы пешком. Увидев остановившихся перед строем Ши Цзиня, Чжу У, Чэнь Да и Ян Чуня на конях, они не проронили ни слова. А их бойцы в это время начали бить в гонги. Тут удальцы, вращая своими щитами, ринулись вперед.

Ши Цзинь и его друзья не в силах были выдержать такой натиск. Первыми пустились наутек задние ряды. Находившийся впереди отряд Ши Цзиня оказал все же сопротивление врагу. Что же касается удальцов Чжу У, то они с громкими криками побежали с поля боя и отступили на тридцать-сорок ли.

Ши Цзиня чуть было не ранило летающим мечом. А у Ян Чуня, который немного замешкался и не успел быстро повернуть, летающим кинжалом ранило коня. Ян Чунь оставил его, а сам бросился бежать, спасая свою жизнь.

Подсчитав своих людей, Ши Цзинь убедился, что потерял половину отряда. Посоветовавшись с Чжу У и остальными, он решил послать в Ляншаньбо гонцов с просьбой прислать помощь. Но в то время, когда он сидел, опечаленный понесенным поражением, один из бойцов доложил о том, что по дороге с северной стороны в тучах пыли приближается отряд примерно в две тысячи человек.

И когда Ши Цзинь, не слезая с коня, посмотрел в указанном направлении, то увидел флаги и знамена лагеря Ляншаньбо. Впереди на конях ехали два военачальника. Это были Хуа Юн и Сюй Нин. Выехав к ним навстречу, Ши Цзинь подробно рассказал о том, как искусно Сян Чун и Ли Гунь владеют своими щитами и как поэтому отряд их не смог выдержать их натиска.

— Когда вы ушли, — сказал на это Хуа Юн, — наш уважаемый брат Сун Цзян стал сильно тревожиться о вас и очень раскаивался в том, что отпустил вас одних. Поэтому он и послал нас двоих вам на помощь. [432]

Услышав это, Ши Цзинь остался очень доволен. Они объединили все свои отряды и расположились лагерем.

А на рассвете следующего дня, когда они уже собрались выступить и сразиться с противником, один из бойцов доложил:

— На дороге с северной стороны показался еще один отряд.

Когда Хуа Юн, Сюй Нин, Ши Цзинь и остальные сели на своих коней, чтобы посмотреть, кто бы это мог быть, они увидели самого Сун Цзяна в сопровождении военного советника У Юна, Гун-Сунь Шэна, Чай Цзиня, Чжу Туна, Ху-Янь Чжо, Му Хуна, Сунь Ли, Хуан Синя, Люй Фана и Го Шэна. С ними шел отряд в три тысячи человек.

Ши Цзиню снова пришлось подробно рассказать о том, как трудно было подступиться к Сян Чуну и Ли Гуню, которые орудовали своими летающими мечами и копьями, и как он потерял половину своих бойцов.

Рассказ Ши Цзиня сильно встревожил Сун Цзяна. У Юн сказал:

— Сначала мы разобьем здесь лагерь, а потом обсудим, как действовать дальше.

Однако Сун Цзян сгорал от нетерпения вступить тотчас же в бой с врагом и уничтожить его. Он подошел со своим отрядом к горе. Наступил уже вечер; вдруг на вершине горы Мантаншань они увидели темно-зеленый свет фонаря. Тогда Гун-Сунь Шэн сказал:

— Значит, у них в лагере есть человек, владеющий чародейством. Нам надо пока отвести наши отряды назад, а завтра я применю одно волшебное средство, чтобы захватить этих двух молодцов.

Сун Цзян был очень доволен его предложением. Он отдал приказ отступить с отрядом на двадцать ли и расположиться лагерем.

На следующее утро, когда рассвело, Гун-Сунь Шэн применил свое средство. И, видно, так уж самой судьбе было угодно, чтобы

Владыка демонов почтительно
    сложил огромные ладони
И протянул их с восхищением к
    бойцам воинственного стана,
Волшебные военачальники
    и их стремительные кони
К героям Ляншаньбо отправились,
    чтоб вместе биться неустанно!

Какой чудесный способ применил Гун-Сунь Шэн, вы, читатель, узнаете из следующей главы. [433]

ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ

Гун-Сунь Шэн покоряет "Владыку демонов, вращающего мир", обитавшего на горе Мантаншань. Чао Тай ранен под стенами городка Цзэнтоуши

Итак, Гун-Сунь Шэн поведал Сун Цзяну и У Юну о том, какой способ боя он собирается применить.

— Этот способ, — сказал он, — был использован известным полководцем Чжу-Гэ Ляном, который известен также под именем Кун Мин, в конце Ханьской династии, когда государство распалось на три самостоятельные царства. Он расставил своих солдат так, что получился восьмиугольник. На каждой стороне этого восьмиугольника находилось по восемь отрядов. Таким образом всего получилось шестьдесят четыре отряда. В центре восьмиугольника находился полководец. Расположенное так войско напоминало животное с четырьмя головами и восемью хвостами. Когда войско разворачивалось влево или поворачивалось вправо, казалось, что по небу плывут гонимые ветром клубящиеся облака, похожие на извивающихся драконов и тигров, птиц и змей. Завтра мы построимся так. Когда эти разбойники бросятся на нас с горы, наши отряды должны расступиться и пропустить их. Противник вклинится в наши ряды, и тогда пусть все следят за сигналом, который будет дан флагом с семью звездами. После этого весь отряд должен перестроиться в змею, вытянувшуюся в длину. И вот тут я применю свое волшебство и сделаю так, что все три главаря их окажутся в центре расположения наших войск. Ни спереди, ни позади, ни справа, ни слева у них не будет выхода. Необходимо приготовить ямы-ловушки и теснить туда трех главарей. По краям ямы надо поставить в засаду воинов с длинными крюками, чтобы вытащить попавшихся в ловушку.

Выслушав Гун-Сунь Шэна, Сун Цзян остался очень доволен его планом и отдал приказ всем большим и малым начальникам отрядов сделать необходимые приготовления. Восьми наиболее отважным воинам он велел нести охрану. Это были Ху-Янь Чжо, Чжу Тун, Хуа Юн, Сюй Нин, Му Хун, Сунь Ли, Ши Цзинь и Хуан Синь. Отрядами, [434] расположенными в центре, командовали Чай Цзинь, Люй Фан и Го Шэн. А Сун Цзян, У Юн и Гун-Сунь Шэн с помощью Чэнь Да должны были управлять всеми действиями и в нужный момент подавать сигналы. Чжу У приказано было захватить с собой пять бойцов, расположиться неподалеку на холме и следить за ходом боя, чтобы сообщать, как идет сражение.

Наступил полдень. Отряды подошли к горе и выстроились в боевом порядке. Заколыхались знамена, забили в барабаны, отряды Сун Цзяна стали вызывать противника на бой. На горе Мантаншань сразу в тридцати местах тоже ударили в барабаны. Казалось, что грохот их сотрясает землю. На этот раз все три главаря вместе спускались с горы. Они разделили три тысячи своих бойцов на отдельные отряды. По бокам — справа и слева — следовали Сян Чун и Ли Гунь. В центре же, впереди других, восседая на черном коне, ехал сам «Владыка демонов» Фань Жуй. Он выехал из рядов и остановился перед своим отрядом.

А надо вам сказать, что этот Фань Жуй хоть и обладал некоторым уменьем применять волшебство, однако совсем не знал боевого порядка, в котором Сун Цзян расположил свои отряды. Увидев, что вражеские воины выстроились восьмиугольником и собраны все вместе, он в душе очень обрадовался и подумал:

«Ну, теперь-то уж ты попался на мою удочку!»

— Как только увидите, что поднялся ветер, — сказал он Сян Чуну и Ли Гуню, — то оба во главе отряда в пятьсот мечей бросайтесь в расположение противника и пробивайте себе дорогу.

Получив этот приказ, Сян Чун и Ли Гунь взяли в руки вертящиеся щиты и один с обоюдоострым копьем, а другой с летающими мечами стали ожидать дальнейших приказаний Фань Жуя. А Фань Жуй в это время с быстротой метеора стал вращать левой рукой медный молот, держа в правой волшебный меч. Пробормотав какое-то заклинание, он крикнул:

— Поспеши!

В тот же момент поднялся такой сильный ветер, что песок и камни закружились в воздухе. Все небо заволокло темной пеленой, солнце скрылось, и земля погрузилась во мрак. Тогда Сян Чун и Ли Гунь во главе отряда в пятьсот бойцов с криком и гиканьем бросились вперед.

А отряд Сун Цзяна в это время расступился, и Сян Чун с Ли Гунем оказались в расположении рядов врага. Тут в них с обеих сторон полетели тучи стрел. Вместе с Сян Чуном и Ли Гунем в расположение противника прорвалось всего человек пятьдесят бойцов. Остальные отступили в свой лагерь. [435]

Когда Сун Цзян увидел, что Сян Чун и Ли Гунь уже находятся в центре его отряда, он приказал Чэнь Да подать знак флагом с семью звездами, и в тот же миг его отряд стал быстро перестраиваться, приняв в конце концов форму длинной змеи. Очутившись замкнутыми в самой гуще войск Сун Цзяна, Сян Чун и Ли Гунь заметались, но нигде не могли найти выхода.

А в это время Чжу У с холма сигнализировал флажками о каждом движении попавшихся в ловушку главарей. Когда они бросались на восток, он указывал флажками по направлению к востоку. Если они бежали на запад, он делал такие же знаки в западном направлении.

Наблюдая с высоты за происходившим, Гун-Сунь Шэн вынул свой волшебный меч с древними письменами и, пробормотав какое-то заклинание, крикнул:

— Быстрее!

Бушевавший ветер переменил направление и стал дуть в сторону Сян Чуна и Ли Гуня. Вихрь кружился теперь прямо у их ног. Оказавшись в центре расположения противника, оба главаря видели лишь, как потемнело небо, скрылось солнце и землю окутал мрак. Рядом с собой они не могли разглядеть ни своих, ни вражеских бойцов.

Сян Чун и Ли Гунь окончательно растерялись. Они стремились теперь только к одному — как-нибудь пробиться из окружения. Но несмотря на все попытки, они ничего не могли сделать. И вот, когда они метались так в поисках спасения, раздался оглушительный раскат грома. Сян Чун и Ли Гунь, испуганные и растерянные, вместе с конями кубарем полетели в яму. В тот же момент с обеих сторон к ним протянулись руки с крюками. Воины вытащили обоих главарей наверх, связали и повели на холм, чтобы получить вознаграждение за свои заслуги.

В это время Сун Цзян взмахнул своей плеткой, и все его три отряда разом кинулись на противника. Фань Жуй со своими воинами обратился в бегство вверх по склону. Из отряда в три тысячи с лишним человек он уже потерял больше половины.

А Сун Цзян между тем отвел своих людей назад. Когда все главари собрались в центральной палатке посреди лагеря, бойцы подвели связанных Сян Чуна и Ли Гуня. Увидев их, Сун Цзян тотчас же приказал освободить их от веревок и собственноручно поднес им по чашке вина.

— Храбрые воины! — обратился он к ним. — Не сердитесь на нас за все, что произошло. Вы сами знаете, что в бою иначе действовать нельзя. Давно уже слышал я о доблестных именах трех главарей и собирался приехать к вам и пригласить присоединиться к нашему лагерю, чтобы вместе бороться за справедливое дело. Однако до сих пор мне, [436] к сожалению, не представлялось удобного случая выполнить это намерение. Я буду бесконечно рад, если вы не посчитаете для себя зазорным присоединиться к нашему лагерю и согласитесь отправиться вместе с нами.

Выслушав его, оба главаря склонились перед Сун Цзяном до земли и отвечали ему так:

— Мы давно уже слышали о славном имени «Благодатного дождя», но у нас не было случая повидать вас и засвидетельствовать вам свое уважение. Сейчас мы сами убедились, насколько велика ваша добродетель. Вина наша в том, что мы не смогли распознать хорошего человека и решили пойти наперекор законам неба и земли. И вот сейчас, когда нас взяли в плен, мы готовились принять самую лютую смерть, которую заслужили, вы же обращаетесь с нами, как с почетными гостями. Раз вы так милостивы и даруете нам жизнь, мы клянемся умереть, если это понадобится, чтобы отплатить вам за вашу великую доброту. А что касается этого Фань Жуя, то без нас двоих он ничего сделать не может. И если вы, милостивый предводитель, согласитесь отпустить одного из нас в лагерь, мы уговорим его прийти к вам с повинной. Каково будет ваше уважаемое мнение на этот счет?

— Храбрые воины! — отвечал на это Сун Цзян. — Нет никакой необходимости в том, чтобы один из вас оставался здесь в качестве заложника. Я прошу вас обоих вернуться в свой лагерь и надеюсь, что в ближайшие дни получу от вас добрые вести.

— Вы поистине великий человек, — в один голос воскликнули оба главаря, с благодарностью кланяясь Сун Цзяну. — Если даже Фань Жуй не согласится прийти сюда и выразить свою покорность по своей доброй воле, мы силой захватим его и представим вам, наш предводитель!

Услышав это, Сун Цзян остался очень доволен. Он пригласил обоих главарей пройти в палатку, где поднес им вино и угощение, а также приказал выдать новую одежду. Затем им привели двух коней. Сун Цзян приказал вернуть Сян Чуну и Ли Гуню их оружие и щиты и, спустившись с холма, сам проводил их до дороги в лагерь.

Оба главаря были преисполнены чувством глубокой благодарности за ту милость, которую оказал им Сун Цзян. Когда они прибыли в Мантаншань, удальцы, встретив их, сильно перепугались и провели прямо в лагерь. На вопрос Фань Жуя о том, что означает их возвращение, Сян Чун и Ли Гунь отвечали:

— Мы пошли наперекор закону неба и за это должны были умереть самой жестокой смертью.

— Зачем вы так говорите, братья? — удивленно спросил Фань Жуй. [437]

Тогда они рассказали ему, как справедливо поступил с ними Сун Цзян.

— Раз так велика его справедливость, — сказал, выслушав их, Фань Жуй, — то мы не можем идти против воли неба! Завтра же мы покинем эту гору и выразим Сун Цзяну свою покорность.

— Вот как раз для этого мы и пришли сюда! — обрадовались его товарищи.

Вечером предводители стана собрали все имущество, а на рассвете следующего дня втроем спустились с горы и пришли прямо к лагерю Сун Цзяна. Там они склонились перед ним до земли. Сун Цзян помог каждому из них подняться, пригласил к себе в палатку и предложил им сесть. Убедившись в том, что Сун Цзян им полностью доверяет, они очень охотно рассказали ему все, что у них было на душе, и поведали всю историю своей жизни. После этого они почтительно пригласили всех вождей Ляншаньбо отправиться с ними в лагерь на гору Мантаншань, где забили коров и лошадей и устроили в честь Сун Цзяна и остальных главарей пир. Они не забыли вознаградить подарками также и всех воинов Сун Цзяна.

Когда пир был закончен, Фан Жуй совершил перед Сун Цзяном церемонию поклонов и признал Гун-Сунь Шэна своим наставником. Тогда Сун Цзян поднялся со своего места и попросил Гун-Сунь Шэна обучить Фань Жуя магическому способу «Пяти раскатов грома среди ясного неба». Фань Жуй был очень рад этому.

В течение нескольких дней они собрали весь свой скот, увязали ценности и имущество, сожгли постройки лагеря и отправились вместе с отрядом Сун Цзяна в Ляншаньбо. Но о том, как они шли туда, мы говорить не будем.

Когда Сун Цзян с отрядами удальцов подошел к Ляншаньбо и готовился начать переправу на другой берег, он вдруг заметил стоявшего в камышах у дороги огромного детину, который, приблизившись к Сун Цзяну, поклонился ему до земли. Сун Цзян поспешил спешиться и, помогая ему подняться, спросил:

— Кто вы и откуда пришли сюда?

— Зовут меня Дуань Цзин-чжу, — отвечал незнакомец. — За рыжие волосы и бороду народ прозвал меня «Рыжей собакой». Предки мои уроженцы Чжочжоу, Я всегда жил на севере и занимался там конокрадством. Этой весной я отправился в район, расположенный к северу от гор Цянганьлин и увел там доброго коня. Конь этот весь белый как снег. На нем не найдешь ни одного волоска другого цвета. Длина его — от головы до крестца — один чжан, а рост — от копыт до хребта — восемь чи. За один день этот конь может пробежать тысячу ли. На севере все называют его [438] «Сверкающий ночью яшмовый лев». На нем ездил сын Цзиньского князя. И вот, когда этого коня выпустили на пастбище около гор Цянганьлин, я увел его. От вольного люда я давно уже слышал о славном имени «Благодатного дождя», но у меня не было случая встретиться с вами. Я решил, уважаемый предводитель, преподнести вам в дар этого коня, что должно было также служить и выражением моего желания вступить в ваш лагерь. Однако я никак не ожидал, что в городке Цзэнтоуши к юго-западу от Линчжоу этого коня у меня отнимут пять «тигров» из семьи Цзэн. Когда я стал говорить им, что этот конь принадлежит главарю из Ляншаньбо — Сун Цзяну, они в ответ стали так бранить вас, что я не осмелился бы повторить вам то, что они говорили. Мне удалось бежать оттуда, и я пришел к вам доложить об этом.

Присмотревшись к нему, Сун Цзян понял, что человек этот, несмотря на свой изможденный и неуклюжий вид, не совсем обыкновенный. Он остался очень доволен им и сказал:

— Ну, в таком случае пойдемте вместе с нами в лагерь и там все обсудим.

Вместе с Дуань Цзин-чжу они сели в лодки и переправились в Цзиньшатань, где высадились на берег. Там их встретили Чао Гай и остальные главари, после чего все прошли в Зал совещаний. Здесь Сун Цзян представил всем Фань Жуя, Сян Чуна и Ли Гуня и заодно познакомил с ними также и Дуань Цзин-чжу. После этого забили в барабан, стоявший около Зала совещаний, и устроили торжественный пир в честь победы.

Таким образом, количество людей в лагере все возрастало, непрерывным потоком стекались туда герои со всех концов страны. Видя это, Сун Цзян приказал Ли Юну и Тао Цзун-вану строить побольше новых домов и обнести их крепостной стеной.

Между тем Дуань Цзин-чжу снова рассказал о высоких достоинствах отобранного у него коня, и Сун Цзян отправил волшебного скорохода Дай Цзуна в Цзэнтоуши, чтобы разузнать, где этот конь сейчас находится.

Дней через пять Дай Цзун вернулся и доложил главарям следующее:

— В городке Цзэнтоуши свыше трех тысяч домов. Главное положение там занимает семья Цзэнцзяфу. Хозяин этого дома происходит из государства Цзинь и известен под именем почтенный Цзэн. У него есть пятеро сыновей, которых прозвали «Пятью тиграми из семьи Цзэн». Старшего зовут Цзэн Ту, второго — Цзэн Ми, третьего — Цзэн Со, четвертого Цзэн Куй и пятого — Цзэн Шэн. У них есть учитель по имени Ши Вэнь-гун и его помощник по имени Су Дин. Когда я был в Цзэнтоуши, там уже стояло наготове войско численностью до семи тысяч человек, которые расположились [439] лагерем и заготовили более пятидесяти тюремных повозок. Они заявили, что не могут жить под одним небом с нами, и поклялись изловить всех наших главарей и решительно бороться против нас. Что же касается коня «Сверкающий ночью яшмовый лев», то сейчас его отдали учителю Ши Вэнь-гуну, который уже ездит на нем. Но эти мерзавцы придумали еще более мерзкую штуку. Они сложили песенку и заставляют даже ребятишек распевать ее на улицах. В песенке говорится:

Гремит, зовет в жестокий бой
Наш колокол железный,
Трепещут духи в небесах
И демоны над бездной.

Мы ждем железных колесниц
С железными цепями,
Враги прибиты будут к ним
Железными гвоздями.

Недолго смогут пировать
Разбойники и воры,
Навек очистим Ляншаньбо
И водные просторы.

Захвачен будет Чао Гай,
Посажен в колесницу,
С позором отвезут его
В Восточную столицу.

Мы нашим недругам лихим
За все теперь отплатим:
Сперва Сун Цзяна в плен возьмем,
Потом У Юна схватим.

Пять смелых тигров дома
Цзэн Отвагою известны:
Их слава прогремит по всей
Великой Поднебесной!

Эту песенку распевают у них все поголовно, и простить этого нельзя.

Выслушав Дай Цзуна, Чао Гай пришел в сильное негодование и закричал:

— Да как смеют эти скоты так безобразничать? Теперь уж я пойду сам и клянусь, что не возвращусь в лагерь до тех пор, пока не выловлю этих негодяев!

— Уважаемый брат, — возразил на это Сун Цзян. — Не следует забывать о том, что вы самый главный в лагере, и вам нельзя подвергать себя опасности. Я сам охотно отправлюсь туда!

— Я хочу выступить в поход вовсе не для того, чтобы лишить вас заслуг, — сказал на это Чао Гай. — Вам и так не раз уже приходилось участвовать в боях, и вы уже устали [440] от них. Сейчас вместо вас пойду я. В следующий раз, если что-нибудь случится, снова отправитесь вы, уважаемый брат.

Как ни уговаривал его Сун Цзян, Чао Гай слушать ничего не хотел и стал даже сердиться. Он отобрал пять тысяч бойцов, пригласил себе в помощь двадцать главарей, а остальным всем приказал оставаться с Сун Цзяном охранять лагерь.

В поход с собой Чао Гай взял Линь Чуна, Ху-Янь Чжо, Сюй Нина, Му Хуна, Лю Тана, Чжан Хэна, Ян Сюна, Ши Сю, Сунь Ли, Хуан Синя, Янь Шуня, Дэн Фэя, Оу Пэна, Ян Линя, Лю Тана, Юань Сяо-ци, Бай-шэна, Ду Цяня и Сунь Ваня. Тремя колоннами отряд спустился с горы и выступил в поход на Цзэнтоуши.

Сун Цзян, У Юн, Гун-Сунь Шэн и остальные главари пошли провожать их до Цзиньшатаня, чтобы выпить там на прощанье по чашке вина. И вот, когда они выпивали эту прощальную чашу, внезапно налетел сильный шквал и разорвал пополам новое знамя Чао Гая. Все видевшие это даже в лице изменились от страха.

— Это плохое предзнаменование, — сказал У Юн.

— Лучше бы обождать несколько дней.

— Уважаемый брат мой, — сказал тогда Сун Цзян. — Не успели вы отправиться со своим отрядом в поход, как ветер порвал ваше знамя. Для военного дела — это дурной знак. Лучше было бы вам переждать несколько дней, а потом уже идти на расправу с этими мерзавцами.

— В природе бывает очень много странных вещей, так стоит ли этому удивляться, — сказал Чао Гай. — Если мы не воспользуемся теплой весенней погодой и не покончим с ними сейчас, то потом, когда они накопят силы, сладить с ними будет гораздо труднее. Вы лучше не задерживайте меня. Что бы там ни случилось, я должен отправиться сейчас же.

Где уж тут было Сун Цзяну уговорить Чао Гая! Переправившись на другой берег, Чао Гай повел свой отряд в поход. На душе у Сун Цзяна было очень тревожно и, вернувшись в лагерь, он тайком послал Дай Цзуна наблюдать за ходом событий.

Между тем Чао Гай в сопровождении двадцати главарей, со своим пятитысячным отрядом подошел к Цзэнтоуши и расположился напротив него лагерем. На следующий день он вместе с главарями сел на коней и отправился осматривать город. И вот, когда удальцы остановили своих коней, из рощи вылетел отряд всадников численностью примерно в восемьсот человек. Впереди летел отважный удалец. Это как раз и был четвертый сын семьи Цзэн по имени Цзэн Куй. Он громко закричал:

— Эй вы, воры и разбойники из Ляншаньбо! Мятежники! Я как раз собирался выловить вас, сдать властям и [441] получить за это награду. Но сейчас само небо послало мне столь удобный случай! Чего же вы ждете? Почему не слезаете с коней и не сдаетесь в плен?!

Чао Гай пришел в ярость. Оглянувшись, он увидел, что из рядов сопровождавших его людей уже выехал воин, чтобы сразиться с Цзэн Куем. Это был не кто иной, как Линь Чун «Барсоголовый», с которым он побратался, как только прибыл в Ляншаньбо. Вихрем носились в схватке кони противников. Уже более двадцати раз съезжались воины, и Цзэн Куй понял наконец, что не одолеть ему Линь Чуна. Тогда он повернул своего коня и быстро скрылся в ивовой роще. А Линь Чун, осадив коня, не стал преследовать своего противника. После этого Чао Гай вернулся со своими людьми в лагерь, и они стали держать совет о том, как захватить городок Цзэнтоуши.

— Надо завтра же ехать прямо к воротам города и вызвать врага на бой, — предложил Линь Чун. — А когда мы увидим, чего они стоят, тогда еще раз посоветуемся.

На следующий день, когда рассвело, Чао Гай повел свой пятитысячный отряд к стенам города. Там, на обширном пустыре, он расставил своих воинов в боевом порядке. Грянули барабаны, раздались воинственные кличи. В ответ на это засвистели стрелы, и из города выехал большой отряд. Впереди его в одну линию выстроились семь удалых молодцов. В середине находился учитель Ши Вэнь-гун, по левую сторону от него его помощник Су Дин, а по правую — старший сын семьи Цзэн — Цзэн Ту. Далее слева — Цзэн Ми и Цзэн Куй, а справа — Цзэн Шэн и Цзэн Со. Все они с ног до головы были облачены в боевые доспехи. Приладив стрелу, Ши Вэнь-гун натянул тетиву лука. Конь, на котором он восседал, как раз и был тот самый «Сверкающий ночью яшмовый лев». У стремени Ши Вэнь-гун держал обоюдоострую секиру.

В это время трижды ударили в барабан, и в тот же миг из города выкатили несколько тюремных повозок, которые поставили перед строем. Тогда Цзэн Ту, указывая рукой в сторону противника, стал громко ругаться.

— Эй вы, разбойники и мятежники! — кричал он. — Вы еще не видели наших тюремных колесниц! Пусть не будем мы семьей Цзэн, если всех вас не перебьем. Я сам переловлю вас по одному, посажу в эти повозки и доставлю в Восточную столицу. Вот тогда только мы полностью покажем наше боевое мастерство! Пока не поздно, сдавайтесь сами! Может быть, тогда для вас останется еще какая-нибудь надежда на спасение!

При этих словах Чао Гай рассвирепел и, подняв копье, ринулся на Цзэн Ту. Вслед за ним, боясь за Чао Гая, [442] бросился и весь отряд. Между обеими сторонами завязался жаркий бой. Воины Цзэнов шаг за шагом отступали в городок. Линь Чун и Ху-Янь Чжо с яростью преследовали врага, избивая его направо и налево. Однако, обнаружив, что дороги здесь плохи, главари поспешили отвести своих бойцов назад. В этот день обе стороны понесли довольно значительные потери.

В лагерь Чао Гай вернулся очень расстроенный.

— Дорогой брат, успокойтесь, — утешали его остальные главари.

— Полно вам отчаиваться и портить свое здоровье. Ведь раньше, когда наш уважаемый брат Сун Цзян ходил в походы, у него тоже бывали неудачи. И все же он всегда возвращался с победой. Сегодня в жестоком бою обе стороны понесли довольно большой урон, но ведь мы не потерпели поражения. Почему же вы так горюете?

— Тоска меня гнетет, — отвечал Чао Гай. — Мне все не радостно.

После этого они три дня подряд подходили к городу и вызывали противника на бой, но ни один человек оттуда не показывался.

На четвертый день в лагерь Чао Гая неожиданно пришли два монаха и попросили свидеться с Чао Гаем. Воины проводили их к палатке своего начальника. Войдя туда, монахи опустились на колени и стали говорить:

— Мы — монахи из кумирни Фахуасы, что находится к востоку от города Цзэнтоуши. В последнее время к нам в монастырь часто являются братья — «Пять тигров из семьи Цзэн» и творят всякие бесчинства, требуя денег, ценностей и других вещей. Мы хорошо осведомлены о том, где эти братья сейчас находятся, и потому пришли, чтобы проводить вас туда, и вы могли бы напасть на их лагерь. Мы будем счастливы, если вы уничтожите их!

Слова монахов обрадовали Чао Гая. Он пригласил их сесть и предложил им выпить и закусить. Один только Линь Чун отнесся к ним настороженно и стал уговаривать Чао Гая.

— Дорогой брат, — говорил он, — не верьте вы им. Здесь какая-нибудь ловушка.

— Да разве можем мы, монахи, так бессовестно врать? — запротестовали монахи. — Мы давно слышали о том, что в Ляншаньбо всегда придерживаются гуманности и справедливости. Никогда не трогают населения, где бы они ни проходили. Вот почему мы и пришли к вам. Для чего же нам обманывать вас? Да и вряд ли эти Цзэны смогут победить такое большое войско, как у вас. Так что ваши подозрения совершенно неуместны.

— Оставьте свои подозрения, дорогой брат, — сказал [443] тотчас и Чао Гай. — Не то мы можем проиграть большое дело. Сегодня же вечером я отправлюсь туда сам.

Однако Линь Чун продолжал упорно отговаривать его от этого шага.

— Если вы, уважаемый брат, — говорил он, — считаете, что идти туда нужно обязательно, то разрешите мне взять с собой половину людей и напасть на их лагерь. Вы же будете находиться поблизости и в случае необходимости окажете мне помощь.

— Нет, уж лучше я сам пойду вперед, а вы оставьте половину людей и находитесь поблизости, чтобы в нужный момент прийти мне на помощь, — возразил Чао Гай.

— А с кем же тогда пойдете вы, дорогой брат? — спросил Линь Чун.

— Со мной пойдут десять главарей и две тысячи пятьсот бойцов, — сказал Чао Гай. — Из главарей со мной пойдут: Лю Тан, Ху-Янь Чжо, Юань Сяо-эр, Оу Пэн, Юань Сяо-у, Янь Шунь, Юань Сяо-ци, Ду Цянь, Бай-шэн и Сунь Вань.

И вот вечером после ужина они сняли с коней колокольчики, каждый боец вложил себе в рот деревянную затычку, и когда совсем стемнело, они вместе с монахами потихоньку двинулись к кумирне Фахуасы. Подъехав туда, Чао Гай увидел, что это действительно был древний монастырь. Он сошел с коня, вошел внутрь монастыря, но никаких монахов там не нашел.

— Как же это так, в таком большом монастыре и нет ни одного монаха!

— Да эти скоты из семьи Цзэн так бесчинствовали, что монахам ничего не оставалось делать, как вернуться к мирской жизни, — отвечали монахи-проводники. — Здесь теперь нет никого, кроме настоятеля и нескольких послушников. Они живут в том дворе, где пагода. Вы со своими людьми пока побудьте здесь, уважаемые начальники, а ночью попозже мы проведем вас прямо в лагерь к этим злодеям.

— А где же находится их лагерь? — спросил Чао Гай.

— Вообще-то у них всего четыре лагеря, — отвечали монахи. — Но сейчас они расположились в северном. Если удастся покончить с этим лагерем, то остальные три уничтожить будет уже не трудно.

— Когда мы пойдем туда? — снова спросил Чао Гай.

— Сейчас пробило только вторую ночную стражу, — сказали монахи. — Подождем до третьей и тогда уже наверняка застанем их врасплох.

Тут Чао Гай ясно услышал, как в Цзэнтоуши отбивают время. Однако после этого по времени прошло больше половины стражи, а он так и не слышал, чтобы отбивали новую стражу.

— Ну вот, эти негодяи думают, что все уже спят — [444] сказали монахи, — и можно теперь двинуться в путь. Мы пойдем впереди и будем показывать вам дорогу.

Чао Гай и сопровождавшие его главари сели на коней и, выехав из монастыря, двинулись вслед за своими проводниками. Не успели они пройти и пяти ли, как шедшие впереди монахи вдруг куда-то исчезли и передние бойцы остановились, не решаясь идти дальше. Осмотревшись, они увидели, что впереди лежит много дорог, которые сплетаются между собой. Однако никаких признаков человеческого жилья здесь не было. Бойцы встревожились, поспешили доложить обо всем Чао Гаю. Ху-Янь Чжо предложил побыстрее возвращаться по старой дороге.

Но не прошли они и ста шагов, как со всех сторон раздались оглушительные удары в гонг и бой барабанов. Грохот и крики, казалось, сотрясали всю землю. В темноте вспыхнуло множество факелов. Пробившись на дорогу, Чао Гай со своим войском бросился бежать. Но сделав два поворота, они вдруг наткнулись на отряд противника, который открыл беспорядочную стрельбу из луков. Одна из стрел попала Чао Гаю прямо в лицо и он свалился с коня. В это время Ху-Ян Чжо и Янь Шунь завязали ожесточенный бой, и Лю Тан и Бай-шэн, рискуя жизнью, бросились вперед, подняли Чао Гая и, посадив его на коня, стали пробивать себе путь. У входа в городок они встретились с отрядом Линь Чуна, который спешил к ним на помощь. Тогда они остановились, чтобы дать отпор противнику. Бой продолжался до рассвета, а затем противники разошлись по своим лагерям.

Когда Линь Чун, возвратившись, начал проверять своих людей, примчались, спасая свою жизнь, братья Юань, Сунь Вань и Ду Цянь. Из взятых ими двух с половиной тысяч бойцов осталось всего около тысячи трехсот человек, да и то им удалось вернуться в лагерь лишь благодаря тому, что они последовали за Оу Пэном.

Все главари собрались около Чао Гая посмотреть, что с ним случилось. Стрела попала ему прямо в щеку. Они поспешили вынуть стрелу, и из раны хлынула кровь. Чао Гай потерял сознание. Осмотрев стрелу, они увидели на ней надпись: «Ши Вэнь-гун». Линь Чун распорядился принести лекарство от ран металлическим оружием и смазать рану.

Однако стрела, ранившая Чао Гая, была отравлена и начала оказывать свое действие. Чао Гай потерял способность говорить. Тогда Линь Чун велел подать повозку и, уложив в нее Чао Гая, приказал братьям Юань, Ду Цяню и Сунь Ваню доставить его в лагерь.

Оставшиеся пятнадцать главарей стали держать совет.

— Когда наш старший брат Чао Гай выступил из лагеря в поход, никто не мог предполагать, что с ним произойдет [445] такое несчастье, — сказал Линь Чун. — Ветер разорвал знамя Чао Гая перед походом, а это дурное предзнаменование. Поэтому все так и получилось. Я считаю, что мы должны немедленно собрать всех своих людей и вернуться обратно к себе в лагерь.

— Но это мы можем сделать лишь по приказу нашего брата Сун Цзяна, — сказал на это Ху-Янь Чжо.

Было уже время второй ночной стражи, совсем стемнело.

А пятнадцать главарей так и сидели, подавленные горем, не зная, что предпринять. Ни у кого из них не было желания продолжать бой и каждый думал о том, чтобы вернуться в стан. Вдруг, запыхавшись, явился лазутчик, который доложил о том, что впереди по нескольким направлениям наступают отряды. Они несут так много факелов, что их не сосчитать.

Услышав об этом, Линь Чун приказал всем садиться на коней. От множества факелов было светло как днем. Отовсюду неслись боевые кличи, и противник наседал на лагерь. Линь Чун не принял боя. Во главе остальных главарей, он поднял свой лагерь и начал отступать.

Однако Цзэны гнались за ними по пятам, и потому отступающим приходилось время от времени отбиваться от своих преследователей. Лишь после того как они прошли ли шестьдесят, противник оставил их в покое. Подсчитав своих людей, они увидели, что потеряли еще человек семьсот. И вот после этого тяжелого поражения они спешно вышли на старую дорогу и двинулись в Ляншаньбо. На полдороге им встретился Дай Цзун, который ехал им навстречу с приказом отвести свои войска в Ляншаньбо, чтобы выработать новый план.

Вернувшись в лагерь, они поспешили навестить Чао Гая. Он уже не в состоянии был ни пить, ни есть, все тело его распухло. Сун Цзян не отходил от постели больного и горько плакал. Он сам накладывал ему повязки и подавал воду. Остальные главари лишь стояли у постели больного, наблюдая за ним.

В третью ночную стражу Чао Гаю стало хуже, и он, повернувшись к Сун Цзяну, завещал ему следующее:

— Дорогой брат! Берегите себя! Пусть начальником лагеря будет тот, кто поймает человека, сразившего меня!

Сказав это, он закрыл глаза и скончался. Сун Цзян стал громко оплакивать умершего, как это делают, когда теряют самого близкого человека. Поддерживая Сун Цзяна, все советовали ему выйти и принять на себя руководство делами. Утешая его, У Юн и Гун-Сунь Шэн говорили:

— Уважаемый брат! Не надо так убиваться. Рождение и смерть человека предопределены заранее, и незачем так глубоко переживать это. Вы лучше подумайте о том, что вам предстоит совершить еще великие дела.

Постепенно Сун Цзян успокоился, приказал приготовить [446] душистой воды, обмыть тело покойника, одеть на него саван и головной убор, а затем положить его в Зале совещаний. Все главари собрались туда для того, чтобы совершить обряд жертвоприношения.

Сделали гроб и саркофаг, положили туда тело Чао Гая и, выбрав счастливый день, поставили гроб с телом покойного в Зале совещаний. В головах у покойника водрузили таблицу в честь духа умершего со следующей надписью:

«Дух начальника лагеря Ляншаньбо «Небесного князя» Чао Гая».

Все главари, начиная с Сун Цзяна, облачились в глубокий траур. Младшие же начальники и рядовые бойцы в знак траура надели специальные головные повязки. Стрела, которой был ранен Чао Гай, была поставлена перед таблицей в знак того, что она принесена в жертву. По всему лагерю на длинных шестах были вывешены знамена. Из ближайшего монастыря пригласили монахов совершить по умершему заупокойную службу и помочь его душе переселиться в загробный мир.

Сун Цзян каждый день сам принимал участие во всех погребальных церемониях и совсем забросил дела лагеря. Между тем Линь Чун, У Юн и Гун-Сунь Шэн собрались на совет и вместе со всеми главарями выбрали Сун Цзяна главой лагеря. Все население лагеря охотно поддержало это решение.

На следующее утро все главари во главе с Линь Чуном с зажженными в руках благовонными свечами пригласили Сун Цзяна в Зал совещаний, где и уселись каждый на своем месте. У Юн и Линь Чун поднялись со своих мест и, обращаясь к Сун Цзяну, сказали:

— Дорогой брат! Еще в старину говорилось: «Государство ни на один день не может остаться без главы, так же как и семья ни одного дня не может прожить без хозяина». Чао Гай скончался. Но разве можем мы остаться без начальника, который ведал бы делами лагеря? Ваше славное имя, уважаемый брат, известно среди всех четырех морей. Поэтому мы и хотим выбрать счастливый день, в который вы приняли бы на себя обязанности начальника нашего лагеря. Мы готовы выполнять все ваши распоряжения.

Сун Цзян ответил:

— Чао Гай перед смертью оставил завещание, он сказал: «Пусть начальником лагеря будет тот, кто поймает человека, сразившего меня». Это его завещание вы все слышали. Как же могли вы забыть это, когда труп его еще не остыл? Да, кроме того, я не успел еще отомстить за нанесенное нам оскорбление. Как же могу я стать начальником?

— Хотя Чао Гай и оставил нам такое завещание, — сказал на это У Юн, — но сейчас, пока еще мы не изловили того человека, нельзя допустить, чтобы наш лагерь хотя бы на [447] один день оставался без главы. И если вы, уважаемый брат, отказываетесь занять главное место, то кто же другой осмелится сделать это? К тому же вы должны учесть и то, что наши люди преданы вам всем сердцем. Оставлять лагерь без управления нельзя. Поэтому, уважаемый брат, займите пока место начальника лагеря, а там посмотрим, что делать.

— Да, вы совершенно правы, господин советник! — сказал тогда Сун Цзян. — Временно я могу занять это место. А Когда мы отомстим за нанесенное нам оскорбление, то тот, кто захватит Ши Вэнь-гуна, кто бы он ни был, должен стать начальником лагеря.

— Да что там начальником лагеря в Ляншаньбо, — крикнул тут стоявший в стороне «Черный вихрь» Ли Куй. — Вы, уважаемый брат, могли бы стать даже императором великих Сунов!

— Опять этот черный парень начинает молоть всякую чепуху! — разгневанно крикнул Сун Цзян. — Если так и дальше будет продолжаться, то я прикажу отрезать тебе язык!

— Но я ведь хотел только сказать, что будь вы не только начальником лагеря, а самим императором, то лучше справились бы с делами, чем сам император, — стал оправдываться Ли Куй. — За что же отрезать мне язык?

— Этот парень ничего не понимает, — вставил свое Слово У, Юн. — Он не особенно разбирается в делах. Не стоит гневаться на него. Займитесь лучше более важными делами.

Сун Цзян совершил возжигание благовонных свечей и занял кресло, предназначенное для начальника лагеря. С левой стороны от него сел по старшинству У Юн, с правой — Гун-Сунь Шэн. Следующие места заняли слева — Линь Чун и справа — Ху-Янь Чжо. А после этого, совершив перед Сун Цзяном поклоны, уселись и все остальные. Тогда Сун Цзян стал говорить:

— Заняв сегодня временно это место, я надеюсь на вашу помощь и поддержку, дорогие друзья. Думаю, что мы будем жить в мире и согласии, вы будете верными мне помощниками.. Объединенными силами мы будем творить справедливую волю неба на земле. Сейчас у нас в лагере очень много людей и лошадей, не то, что было раньше. Поэтому я предложил бы разделиться на шесть лагерей. А наш Зал совещаний я предлагаю с сегодняшнего дня называть Залом верности и Справедливости. Мы должны построить вокруг четыре сухопутных лагеря. За горами будет еще два небольших лагеря. Перед горой мы поставим три заграждения, а под горой, около воды, один водный лагерь и еще два небольших лагеря на отмелях. Вас, братья, я попрошу разделить между собой управление. В Зале верности и справедливости главное место временно буду занимать я, второе место У Юн, третье — учитель [448] Гун-Сунь Шэн, четвертое — Хуа Юн, пятое — Цинь Мин, шестое — Люй Фан и седьмое — Го Шэн.

В военном лагере, расположенном слева, первое место будет принадлежать Линь Чуну, второе — Лю Тану, третье — Ши Цзину, четвертое — Ян Сюну, пятое — Ши Сю, шестое — Ду Цяню и седьмое — Сунь Ваню. Лагерь справа будет возглавлять Ху-Янь Чжо, второе место там будет занимать Чжу Тун, третье — Дай Цзун, четвертое — Му Хун, пятое — Ли Куй, шестое — Оу Пэн и седьмое Му Чунь. В лагере, расположенном впереди, первое место будет за Ли Ином, второе займет Сюй Нин, третье — Лу Чжи-шэнь, четвертое — У Сун, пятое — Ян Чжи, шестое — Ма Лин и седьмое Ши Энь. В лагере, находящемся позади, первое место займет Чай Цзинь, второе — Сунь Ли, третье — Хуан Синь, четвертое — Хань Тао, пятое — Пэн Цзи, шестое — Дэн Фэй и седьмое — Сюэ Юн. В укрепленном лагере на воде первое место будет занимать Ли Цзюнь, второе — Юань Сяо-эр, третье — Юань Сяо-у, четвертое — Юань Сяо-ци, пятое — Чжан Хэн, шестое — Чжан Шунь, седьмое — Тун Вэй и восьмое — Тун Мэн. Итак, шестью лагерями будут управлять сорок три главаря.

Охрана первого горного прохода поручается Лэй Хэну и Фань Жую. Второй проход будут охранять Се Чжэнь и Се Бао и третий — Сян Чун и Ли Гунь. Охрана малого лагеря на отмели в Цзиньшатань поручается Янь Шуню, Чжэн Тянь-шоу, Кун Мину и Кун Ляну. Лагерь на мысу Утиный клюв пусть охраняют Ли Чжун, Чжоу Тун, Цзоу Юань и Цзоу Жунь. В лагерь слева, тот, что на суше за горами, назначается «Коротколапый тигр» Ван Ин, «Зеленая змея» и Цао Чжэн, а в тот, что справа — Чжу У, Чэнь Да и Ян Чунь — всего шесть человек.

В самом Зале верности и справедливости, в помещении слева будет находиться Сяо Жан со своей канцелярией. Наградами и наказаниями пусть ведает Пэй Сюань, изготовлением и хранением печатей — Цзинь Да-цзян, а хранением ценностей, имущества и продовольствия — Цзян Цзин.

В помещениях, которые находятся в правой стороне зала, будут находиться ведающий изготовлением бомб Лин Чжэн, ведающий строительством судов Мэн Кан, ведающий изготовлением боевых доспехов Хоу Цзянь и ведающий строительством стен и заграждений Тао Цзун-ван.

В двух помещениях, находящихся позади зала, также будут находиться начальники различных работ: ведающий строительством домов Ли Юн, управляющий всеми кузнечными делами Тан Лун, ведающий изготовлением вина и уксуса Чжу Фу, главный устроитель торжественных пиров Сун Цин и управляющие различными хозяйственными делами Ду Син и Бай шэн. [449]

Внизу под горой, по всем четырем направлениям по-прежнему будут находиться кабачки — разведывательные пункты, где главными останутся Чжу Гуй, Яо Хэ, Ши Цянь, Ли Ли, Сунь Синь, тетушка Гу, Чжан Цин и Сунь Эр-нян.

Закупать лошадей в северных районах назначаются Ян Линь, Ши Юн и Дуань Цзин-чжу.

Вот как я считаю нужным распределить обязанности среди вас. А теперь прошу приступать к выполнению порученного вам дела. Не нарушайте своих обязанностей и не допускайте неповиновения.

После того, как Сун Цзян стал начальником лагеря, все до единого главари — как старшие, так и младшие — ревностно выполняли все его распоряжения и указания.

На следующий день Сун Цзян созвал совещание, на котором объявил о своем намерении выступить в поход с отрядами на Цзэнтоуши, чтобы отомстить за «Небесного князя» Чао Гая.

В ответ на это выступил У Юн и сказал:

— Дорогой брат, когда человек носит траур, он не может делать, что ему вздумается. Следует подождать сто дней, а потом уже повести наши отряды.

Сун Цзян согласился с этими доводами и пока остался в лагере. Каждый день они совершали поминовения в честь покойного Чао Гая.

Однажды они пригласили к себе одного монаха по имени Да-юань, который был настоятелем монастыря Лунхуасы, в округе Даминфу Северной столицы. Этот монах все время путешествовал и только что прибыл в Цзинин. И вот, когда он проходил мимо Ляншаньбо, его пригласили совершить заупокойную службу.

Во время трапезы Сун Цзян стал расспрашивать монаха о правах и обычаях, людях и событиях в Северной столице. Монах, в свою очередь, удивленно спросил:

— Как, начальник, вы разве не слышали имя хэбэйского «Нефритового цилиня»? (Цилинь — мифическое животное, единорог, способный летать, плавать и бегать.)

Услышав это, Сун Цзян и У Юн вдруг что-то вспомнили и сказали:

— Подумать только! Ведь еще как будто и не состарились, а уже стали забывчивыми. В Северной столице действительно проживает один крупный богач. Фамилия его Лу, имя Цзюнь-и, а прозвище «Нефритовый цилинь». Это один из трех самых выдающихся людей в Хэбэе. Его предки — жители Северной столицы. Всю свою жизнь он увлекался военным искусством и во владении палицей не имеет себе равных. Если бы нам удалось залучить этого человека сюда в Ляншаньбо, то мы [450] могли бы не бояться никаких властей, никаких правительственных войск.

— А об этом вам особенно и беспокоиться нечего, дорогой брат! — сказал с улыбкой У Юн. — Если вы хотите, чтобы этот человек оказался в Ляншаньбо, то сделать это вовсе не так уж трудно.

— Но он один из самых именитых людей округа Даминфу в Северной столице, — сказал на это Сун Цзян. — Как же можно заманить его сюда в наш лагерь?!

— Я в свое время уже думал об этом человеке, — сказал У Юн, — но потом почему-то забыл о нем. Погодите, я что-нибудь придумаю, чтобы завлечь его сюда.

— Не зря народ прозвал вас мудрым человеком, — отвечал на это Сун Цзян. — Но все же каким образом хотите вы заманить его к нам? — спросил он.

Тогда У Юн не спеша изложил план, — и словно самой судьбой было предназначено, чтобы Лу Цзюнь-и,

Живший пышно и достойно,
    в шелк и бархат разодетый,
Должен был внезапно бросить
    жемчуга и самоцветы
И изведать поневоле
    горечь жизни беззаконной
В страшном логовище тигра,
    в темном омуте дракона.

Вот уж поистине:

Лишь потому, что этот человек
В горах разбойникам попался в руки,
Десяткам тысяч вскоре довелось
Познать войны страдания и муки.

О том, как У Юн заманил в горы Лу Цзюнь-и, читатель узнает из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 2. Гос. изд. худ. лит. М. 1959

© текст - Рогачев А. 1959
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Гос. изд. худ. лит. 1959