ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ II

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

Дай Цзун вновь отправляется на поиски Гун-Сунь Шэна. Ли Куй рассекает надвое святого праведника Ло

Итак, обращаясь к Сун Цзяну, У Юн сказал:

— Мы должны немедленно послать в Цзичжоу человека, который разыщет Гун-Сунь Шэна. Без него мы не сможем побороть чары Гао Ляня.

— Но ведь Дай Цзун уже ходил за Гун-Сунь Шэном и так и не узнал, где он находится. Как же теперь искать его? — спросил Сун Цзян.

— Дай Цзун побывал только в Цзичжоу, — возразил У Юн. — А в этом округе есть еще много уездных городов, городских поселений, деревень, где он еще не искал его. Как человек, изучающий пути Дао, Гун-Сунь Шэн по всей вероятности проживает в таинственной пещере какой-нибудь знаменитой горы или у берега реки. Мы отправим сейчас Дай Цзуна в Цзичжоу и поручим ему походить по этим местам и поискать там Гун-Сунь Шэна. Не может быть, чтобы он не нашел его.

Выслушав это, Сун Цзян тут же послал человека пригласить на совет Дай Цзуна и, когда тот пришел, спросил его, сможет ли он отправиться в Цзичжоу на поиски Гун-Сунь Шэна.

— Я готов пойти, — сказал на это Дай Цзун. — Только было бы хорошо, если бы со мной отправился еще кто-нибудь.

— Но кто сможет угнаться за вами, если вы пустите в ход свое волшебное средство? — сказал на это У Юн.

— Если у меня будет спутник, — ответил Дай Цзун, — то я смогу привязать ему к ногам бумагу с заклинаниями, и он будет идти так же быстро, как и я.

— Я пойду с Дай Цзуном, — вызвался Ли Куй.

— В таком случае, — сказал ему Дай Цзун, — ты должен [321] питаться в дороге только овощной пищей и во всем слушаться меня.

— А что же в этом трудного? — воскликнул Ли Куй. — Я буду делать все, что вы скажете.

Сун Цзян и У Юн в свою очередь также стали наставлять Ли Куя:

— В пути веди себя осторожно. Не затевай скандалов. А как только найдете Гун-Сунь Шэна, сейчас же возвращайтесь обратно.

— Я убил Инь Тянь-си, и из-за меня сановник Чай Цзинь попал в тюрьму. Так неужели теперь я не хочу спасти его? Нет, на этот раз я уж ни с кем не стану связываться, — объявил Ли Куй.

Итак, спрятав оружие и связав дорожные узлы, оба простились с Сун Цзяном и остальными и, покинув Гаотанчжоу, отправились по направлению к Цзичжоу. После того как они прошли двадцать — тридцать ли, Ли Куй остановился и сказал:

— Уважаемый брат! Не плохо было бы выпить по чашке вина, а потом уж идти дальше!

— Раз ты идешь вместе со мной и хочешь, чтобы на тебя действовало волшебное средство, — сказал Дай Цзун, — то должен питаться постной пищей и пить только легкое вино.

— Ну что за беда, если я поем немного мяса? — смеясь, сказал Ли Куй.

— Ты опять за свое! — рассердился Дай Цзун. — Однако сейчас все равно уже поздно. Пойдем поищем постоялый двор, переночуем там, а завтра утром двинемся дальше.

Они прошли еще тридцать с лишним ли. Уже стемнело, когда, дойдя до какого-то постоялого двора, путники остановились, разожгли в очаге огонь и стали готовить пищу. Затем они заказали один рог вина и приступили к ужину. Ли Куй принес в комнату миску овощей и миску постного супу и предложил Дай Цзуну покушать.

— А почему же ты сам не ешь? — спросил Дай Цзун.

— Да я что-то не хочу, — ответил Ли Куй.

«Обманывает меня этот негодяй, — подумал Дай Цзун. — Хочет тайком поесть мяса».

Дай Цзун съел принесенную пищу, а затем потихоньку прошел за дом. И тут он увидел, что Ли Куй достал два рога вина, целое блюдо говядины и торопливо поглощает все это.

«Ну, так я и думал! — сказал про себя Дай Цзун. — Ладно, сейчас я ему пока ничего говорить не буду. А завтра проучу его как следует».

Он вернулся в комнату и лег спать. Ли Куй, наевшись досыта и выпив вина, опасаясь, как бы Дай Цзун не стал расспрашивать его, потихоньку прошел в комнату и тоже лег спать. [322]

Но как только наступила пятая стража, Дай Цзун поднялся и велел Ли Кую разжечь огонь и приготовить завтрак. Подкрепившись, они рассчитались за постой и, взвалив на спину узлы, вышли с постоялого двора. И вот, когда они прошли два ли, Дай Цзун сказал:

— Вчера мы не прибегали к волшебному способу, а сегодня нам надо пройти большее расстояние. Подвяжи-ка покрепче узел, я произнесу над тобой заклинание. Мы остановимся только тогда, когда пройдем восемьсот ли.

Тут Дай Цзун достал четыре полоски бумаги, привязал их к ногам Ли Куя и сказал:

— Жди меня в первом кабачке, который встретится по дороге!

Затем он что-то пробормотал и дунул на ноги Ли Куя. Ли Куй шагнул вперед и сразу же помчался так, словно полетел на облаках. Дай Цзун рассмеялся и сказал себе:

— Ничего, я заставляю его поголодать денек!

Затем он привязал бумажки с заклинаниями также и к своим ногам и понесся вслед за Ли Куем.

Ли Куй не знал действия этого волшебства и потому думал, что передвижение подобным способом такое же удовольствие, как и обычная ходьба. Но как можно было вынести страшный свист и шум, которые стояли в его ушах? Ему казалось, что кругом бушует ураган, что деревья и дома валятся ему навстречу, а под ногами, настигая его, клубятся облака и туман.

Ли Кую стало страшно, он несколько раз пытался остановиться, но тщетно старался удержать свои ноги. Казалось, кто-то снизу непрерывно отталкивает их. Не касаясь ногами земли, он мог только передвигать ими и мчаться вперед. Ли Куй видел, как мимо него один за другим мелькают кабачки, ресторанчики, постоялые дворы, но не мог зайти туда, чтобы выпить и закусить.

— Милостивое небо, хоть бы на минуту остановиться! — взмолился он наконец.

Солнце уже клонилось к западу. Ли Куй был голоден и страдал от жажды, а ноги несли его все быстрее, и он никак не мог справиться с ними. Тут от страха его даже пот прошиб, и он, задыхаясь, жадно глотал воздух. В этот момент его нагнал Дай Цзун и крикнул ему:

— Дорогой брат Ли! Что же ты так и не закусил нигде?

— Уважаемый брат, — взмолился Ли Куй, — спаси меня, пожалуйста! Я помираю с голоду!

Тогда Дай Цзун вынул из-за пазухи несколько лепешек из муки и стал есть.

— Я не могу остановиться и купить себе что-нибудь поесть, — крикнул Ли Куй. — Дай мне хоть кусочек, чтобы заморить червячка! [323]

— Да ты остановись, дорогой брат, — сказал Дай Цзун, — и я дам тебе поесть!

Ли Куй протянул было руку, но оказалось, что он находится на расстоянии целого чжана от Дай Цзуна и не может достать лепешки.

— Дорогой брат! Да останови ты меня хоть на минутку! — снова взмолился Ли Куй.

— Действительно, сегодня творится что-то странное, — сказал тут Дай Цзун. — Я и свои-то ноги никак не могу остановить!

— Ай-я! — воскликнул Ли Куй. — Эти проклятые ноги совсем не хотят слушаться меня! Они знай себе бегут, да и только! Смотрите же, не выводите меня окончательно из терпенья. Не то возьму вот свои топоры и отхвачу вас к чертовой матери!

— Пожалуй, одно это только и остается! — заметил Дай Цзун. — Иначе мы можем пробежать до первого дня первого месяца будущего года, да и тогда не остановимся!

— Уважаемый брат, — продолжал жалобно Ли Куй. — Перестаньте шутить! Как же я вернусь обратно, если я отрублю себе ноги?

— Наверное, вчера ты в чем-то не послушался меня, — сказал тут Дай Цзун. — И сегодня даже я никак не могу удержать свои ноги. Вот теперь и беги, что же я могу сделать?!

— Дорогой отец! — крикнул Ли Куй. — Сжалься надо мной и помоги мне остановиться!

— Волшебство запрещает в пути есть мясо и, особенно, говядину. Кто съест хоть один кусок мяса, будет бежать до тех пор, пока не умрет!

— Ой, беда какая! — воскликнул Ли Куй. — Я вчера поступил очень плохо, обманул вас, дорогой брат. Ведь я тайком купил несколько цзиней говядины и съел ее. Что же теперь делать-то?

— Ах, так вот почему даже я не могу остановить своих ног! — воскликнул Дай Цзун. — Что же ты, «Железный бык», наделал? Ты и меня погубил!

Услышав это, Ли Куй даже взвыл от горя.

— Если ты выполнишь одно мое условие, — сказал тогда с усмешкой Дай Цзун, — то, может быть, мне и удастся снять с тебя заклинание.

— Милостивый господин! — взмолился Ли Куй. — Вы только скажите мне, что это за условие, и сами увидите, как я выполню все, что вы скажете!

— Ну, будешь еще меня обманывать и есть мясо? — спросил Дай Цзун.

— Если я после этого стану есть мясо, — воскликнул Ли Куй, — пусть чирей величиной с чашку вскочит на моем [324] языке! Я ведь как думал? Вы, дорогой брат, почти всегда едите овощную пищу, а мне трудно к ней привыкнуть. Потому я и решил обмануть вас и отведать мяса. Но уж теперь-то я никогда не осмелюсь этого сделать.

— Ну что же, на этот раз я тебя прощаю! — с этими словами Дай Цзун забежал вперед и, махнув рукавом на ноги Ли Куя, крикнул:

— Стойте!

И Ли Куй тотчас же остановился. Тогда Дай Цзун сказал:

— Я отправлюсь вперед, а ты потихоньку следуй за мной!

И вот, когда Ли Куй собрался идти, то почувствовал, что не может даже двинуть ногами. Он изо всех сил старался оторвать их от земли, но ничего не мог сделать. Ноги его были словно отлиты из чугуна и пригвождены к земле.

— Опять беда! — закричал Ли Куй. — Дорогой брат, помогите мне!

— Клятву ты давал искренне? — спросил, улыбаясь, Дай Цзун.

— Отец родной! — взмолился Ли Куй. — Да разве осмелюсь я нарушить данное вам слово?!

— Значит, теперь ты действительно будешь слушаться меня? — спросил Дай Цзун и, протянув руку и схватив Ли Куя, крикнул:

— Вставай!

После этого они оба легко двинулись вперед.

— Уважаемый брат! — сказал Ли Куй. — Пожалейте меня, давайте остановимся сегодня на отдых немного пораньше!

И вот вскоре они увидели постоялый двор и остановились на ночлег. Очутившись в комнате, они сняли с ног бумагу с заклинаниями и, достав бумажных денег, сожгли их. После этого Дай Цзун спросил "Ли Куя:

— Ну, как ты себя чувствуешь?

Ощупывая свои ноги и тяжело вздыхая, Ли Куй сказал:

— Лишь сейчас эти ноги снова стали моими!

Дай Цзун велел Ли Кую приготовить постной еды и простого вина. Поев, они согрели воды, вымыли ноги и легли спать, а с наступлением пятой стражи встали, умылись, прополоскали рот, позавтракали и, расплатившись за постой, двинулись в путь. Не прошли они и трех ли, как Дай Цзун вынул магические листки бумаги и сказал:

— Сегодня, дорогой друг, я привяжу к твоим ногам всего две полосы, и ты будешь идти медленнее, чем в первый раз.

— Дорогой отец! — взмолился Ли Куй. — Не нужно их привязывать!

— Мы выполняем важное дело, и раз ты обещал слушаться меня, стану ли я подшучивать над тобой? А если будешь возражать, то я сделаю то, что сделал вчера, и заставлю тебя стоять здесь до тех пор, пока не схожу в Цзичжоу, [325] не найду там Гун-Сунь Шэна и не вернусь с ним сюда. Лишь тогда я освобожу тебя!

— Ладно, привязывайте, — поспешно ответил Ли Куй.

Дай Цзун привязал себе и Ли Кую к ногам только по две полоски с заклинаниями, после чего совершил заговор и, поддерживая Ли Куя, двинулся вместе с ним вперед.

Надо сказать, что волшебство Дай Цзуна позволяло ему продвигаться вперед или останавливаться, когда это было нужно.

Ли Куй же больше не осмеливался нарушать приказания Дай Цзуна. В пути он питался лишь постной пищей, пил простое вино, и, подкрепившись, они двигались дальше.

Однако не будем вдаваться в подробности. Благодаря волшебному способу они меньше чем за десять дней подошли к городу Цзичжоу и остановились отдохнуть в пригороде на постоялом дворе.

На следующий день они пошли в город. Дай Цзун нарядился господином, а Ли Куй — его слугой. В поисках они кружили по городу целый день, но так и не нашли никого, кто бы знал Гун-Сунь Шэна. Тогда они возвратились на постоялый двор и легли отдыхать.

На следующий день они снова отправились в город, и снова обошли все небольшие улички и переулки, но опять ничего нового не узнали. Ли Куй не выдержал, рассердился и стал ругаться.

— К каким чертям мог забраться этот нищий даос? — ворчал он. — Вот найду я его, схвачу за волосы и в таком виде приволоку к нашему старшему брату!

— Опять ты начинаешь! — покосился на него Дай Цзун. — Видно, забыл уже о том, что пришлось горя хватить!

— Ну не буду, не буду! — с улыбкой, извиняющимся голосом сказал Ли Куй. — Это я так, пошутил!

Дай Цзун снова стал отчитывать его, и Ли Куй не осмеливался возразить что-либо. Так и вернулись они на свой постоялый двор отдыхать.

На следующий день, встав пораньше, Дай Цзун и Ли Куй отправились разыскивать Гун-Сунь Шэна по окрестным деревням и торговым местечкам. При встрече с каким-нибудь пожилым человеком Дай Цзун почтительно кланялся и спрашивал, не знает ли он, где проживает Гун-Сунь Шэн. По дороге им попалось уже несколько десятков человек, но ни один не мог ответить на вопрос Дай Цзуна.

И вот однажды в полдень, после долгой ходьбы они увидели около дороги харчевню, где торговали овощными блюдами и лапшой. Желая подкрепиться, они зашли туда и увидели, что в харчевне полно народу, и нет ни одного свободного места. Дай Цзун и Ли Куй остановились посредине, не зная, что делать. Наконец слуга, обращаясь к ним, сказал: [326]

— Если уважаемые гости желают покушать лапши, то могут присесть за столик с этим стариком.

За большим столом, который показал слуга, Дай Цзун увидал одиноко сидящего старика. Он тут же почтительно поклонился ему, произнес соответствующее приветствие и сел напротив. Ли Куй уселся рядом с Дай Цзуном. Затем они заказали четыре чашки лапши.

— Я съем только одну чашку, а на твою долю останется три. Хватит тебе? — спросил Дай Цзун Ли Куя.

— Да, пожалуй, маловато, — ответил тот. — Я и с шестью чашками управлюсь.

При этих словах слуга даже рассмеялся. Ждали они довольно долго, а им все не подавали. Между тем Ли Куй видел, что во внутренние комнаты то и дело носят лапшу, и начал уже сердиться. Как раз в этот момент слуга принес чашку горячей лапши и поставил ее перед стариком, сидевшим за одним столом с ними. Старик без особых церемоний придвинул к себе чашку и принялся за еду. А так как лапша была горячая, то старик ел ее, склонившись над столом. Тут Ли Куй не выдержал.

— Эй, слуга! — рявкнул он. — Ты что это заставляешь меня так долго ждать?

При этом он так хватил кулаком по столу, что жижа из чашки забрызгала старику все лицо, чашка перевернулась и содержимое ее вывалилось. Старик рассердился, схватил Ли Куя за грудь и заорал:

— Да как ты смел опрокинуть мою лапшу?

Ли Куй уже сжал кулаки и приготовился было ударить старика, но Дай Цзун удержал его и, извиняясь перед стариком, сказал:

— Почтенный человек, не связывайтесь вы с ним. А чашку лапши я закажу вам другую.

— Да вы и не знаете, уважаемый, что я хотел поскорее съесть лапшу и отправиться слушать проповедь, — ответил, старик. — А идти мне далеко, и если я задержусь, то, конечно, опоздаю.

— А вы откуда будете? — спросил Дай Цзун. — Чью проповедь собираетесь слушать и о чем будет говорить проповедник?

— Я с горы Двух святых уезда Цзюгун, округа Цзи-чжоу, — ответил старик. — В город я приходил, чтобы купить хороших свечей для возжигания, и сейчас возвращаюсь к себе на гору послушать святого праведника Ло. Он будет говорить «о путях бессмертия».

«Возможно, что и Гун-Сунь Шэн там», — подумал Дай Цзун и, обращаясь к старику, спросил:

— Скажите, почтенный отец, а не проживает ли в вашей деревне человек по имени Гун-Сунь Шэн? [327]

— Если бы вы, уважаемый, спросили об этом кого-нибудь другого, то вам, конечно, не ответили бы, — сказал на это старик. — Почти никто не знает Гун-Сунь Шэна, но я его сосед. Дома у него одна старуха мать. Этот учитель разъезжал раньше повсюду, и тогда он носил имя Гун-Сунь Шэн. А теперь он постригся в монахи и принял имя Цин Дао-жэнь — «Очистившийся от грехов». Его мирского имени Гун-Сунь Шэн никто и не знает.

— Вот уж, поистине, говорится:

Не зная, где искать — век толку не добьешься,
Хоть износи железные подметки.
А если клад идет тебе навстречу,
Так и труда не нужно никакого, -

обрадовано воскликнул Дай Цзун и снова спросил: — А далеко ли отсюда до горы Двух святых, и дома ли сейчас «Очистившийся от грехов» Гун-Сунь Шэн?

— Отсюда до горы Двух святых всего сорок пять ли, — сказал старик. — А сам «Очистившийся от грехов» является первым учеником праведника Ло, и тот не отпускает его от себя ни на шаг.

Услышав это, Дай Цзун несказанно обрадовался и стал торопить, чтобы поскорее подавали лапшу. Затем они все втроем поели и, расплатившись, покинули трактирчик. Расспросив у старика дорогу, Дай Цзун сказал ему:

— Ну вы, почтенный отец, идите вперед, а мы еще купим курительных свечей и тоже отправимся вслед за вами.

Распрощавшись с ними, старик ушел. Дай Цзун и Ли Куй тем временем вернулись на постоялый двор, забрали свои пожитки и, привязав к ногам магические заклинания, вышли на дорогу. Путь их лежал к горе Двух святых, в уезде Цзюгун. Благодаря волшебному средству Дай Цзуна они вмиг преодолели это расстояние.

Подойдя к городу, они спросили, где находится гора Двух святых. Какой-то человек сказал им:

— Пройдите на восток меньше чем пять ли и доберетесь до места.

Они вышли из города и отправились на восток. И, действительно, не прошли они и пяти ли, как подошли к горе. Здесь они повстречались с дровосеком, и Дай Цзун, отвесив ему почтительный поклон, сказал:

— Разрешите спросить вас, где проживает «Очистившийся от грехов»?

— Вот как перейдете через тот перевал, — сказал, указывая рукой, дровосек, — то увидите ворота, к которым ведет небольшой каменный мостик. Там он и живет.

Миновав перевал, они увидели перед собой десяток домов, крытых соломой и обнесенных низкой стеной. У стены [328] виднелся крошечный каменный мостик. Там у мостика они встретили деревенскую девушку, которая несла корзину со свежими фруктами. Дай Цзун приветствовал ее и спросил:

— Девушка, ты вышла из дома, где живет «Очистившийся от грехов». Что, там он сейчас?

— Нет, он во дворе, готовит свои снадобья, — ответила девушка.

Эти слова обрадовали Дай Цзуна, и он сказал Ли Кую:

— Ты пока спрячься в густом кустарнике и жди. Я сначала сам пойду к нему, а потом позову и тебя.

Войдя во двор, Дай Цзун увидел три стоявших в ряд крытых соломой строения. На дверях каждого из них висела тростниковая циновка. Дай Цзун громко кашлянул, и из дома вышла старая седоволосая женщина. Почтительно поклонившись ей, Дай Цзун сказал:

— Разрешите обратиться к вам, почтенная госпожа. Мне хотелось бы повидать господина, которого зовут «Очистившийся от грехов».

— А как вас зовут? — спросила женщина.

— Фамилия моя Дай, имя Цзун, — ответил тот. — Я прибыл из Шаньдуна.

— Сын мой отправился путешествовать и до сих пор еще не возвратился, — ответила женщина.

— Мы с ним старые друзья, — сказал тогда Дай Цзун. — И мне нужно поговорить с ним по очень важному делу. Разрешите мне повидаться с ним.

— Да ведь его нет дома, — повторила женщина. — Все, что вам нужно, вы можете передать мне, и когда он вернется домой, то сам придет повидаться с вами.

— Тогда я зайду к вам в другой раз, — сказал Дай Цзун и, простившись с женщиной, вышел из дому.

— Сейчас мне понадобится твоя помощь, — сказал он Ли Кую. — Мать только что сказала мне, что его нет дома. Теперь пойди и ты спроси. Если она и тебе скажет то же самое, тогда прорывайся вперед, но смотри, не повреди чем-нибудь старухе. А когда я приду и скажу, чтобы ты прекратил ссору, сейчас же остановись.

Ли Куй достал из узла свои топоры, заткнул их за пояс и, войдя в ворота, крикнул:

— Эй, кто там, выходите!

На его зов поспешно вышла старуха и спросила:

— Кто вы такой?

Увидев перед собой человека со страшно вытаращенными глазами, она совершенно растерялась и спросила:

— Что вам нужно, уважаемый человек?

— Я — «Черный вихрь» из Ляншаньбо, — ответил Ли Куй. — По распоряжению моего старшего брата я прибыл сюда, чтобы пригласить к нам Гун-Сунь Шэна. Так вот, чтобы [329] все было по-хорошему, позови-ка его сейчас сюда. Если он откажется выйти, я подожгу к чертовой матери вашу лачугу и спалю все дотла! Так что пусть поторапливается!

— Не следует так поступать, добрый человек, — ответила на это старуха. — Этот дом принадлежит вовсе не Гун-Сунь Шэну. Моего сына зовут Цин Дао-жэнь «Очистившийся от грехов»!

— Твое дело позвать его сюда. А я уж сам как-нибудь разберусь, он это или не он! — рявкнул Ли Куй.

— Говорю же я вам, что он отправился странствовать и до сих пор еще не возвращался домой! — продолжала упорствовать старуха.

Тогда Ли Куй выхватил свои топор и сломал стены. Старуха бросилась было, чтобы остановить его, но он заревел:

— Если ты сейчас же не позовешь своего сына, я прикончу тебя! — И он взмахнул топорами.

Старуха со страху повалилась на землю. В этот момент из внутренних комнат выбежал Гун-Сунь Шэн и крикнул:

— Нельзя так безобразничать!

Вслед за тем показался и Дай Цзун.

— «Железный бык»! — крикнул он, — что же это ты так напугал старую мамашу? — И он поспешно бросился поднимать старуху.

А Ли Куй отбросил в сторону свои топоры, стал кланяться Гун-Сунь Шэну и, приветствуя его, сказал:

— Вы уж не сердитесь на меня, старший брат мой, за то, что я так поступил. Ведь иначе вы бы не вышли к нам.

Гун-Сунь Шэн отвел свою мать во внутренние комнаты и, вернувшись, отвесил почтительные поклоны Дай Цзуну и Ли Кую. Затем он пригласил их в чисто прибранную комнату и, когда они уселись там, спросил:

— Что же заставило вас, уважаемые друзья, прийти сюда?!

— После того, как вы покинули наш лагерь, почтенный брат, — начал Дай Цзун, — я ходил разыскивать вас в Цзичжоу. Но поиски мои оказались тщетны, и мне пришлось вернуться обратно в лагерь. Все, что я смог в тот раз сделать, это привести с собой в лагерь группу удальцов. И вот теперь наш старший брат Сун Цзян отправился в Гаотанчжоу для того, чтобы спасти сановника Чай Цзиня. Но начальник Гао Лянь уже трижды нанес ему поражение, применив в бою волшебство. Не имея никакого другого выхода, наш брат направил меня и Ли Куя разыскивать вас. Мы исходили весь город Цзичжоу, но так и не могли найти вас. Совершенно случайно в трактирчике, где торгуют постной пищей и лапшой, мы встретились с одним стариком из вашей деревни. Он-то и указал нам дорогу к вам. А здесь мы еще встретили девушку, которая сказала нам, что вы дома и заняты приготовлением [330] снадобий. Однако ваша матушка ни за что не хотела позвать вас. Тогда я велел Ли Кую действовать так, чтобы вы сами вышли. Этот парень, правда, был уж слишком груб, но вы будьте милостивы и простите нас за это. Наш брат Сун Цзян с нетерпением ждет вашего прибытия в Гаотанчжоу. И я очень прошу вас, дорогой брат, во имя завершения справедливого дела, сейчас же отправиться с нами в путь.

— Я — скромный монах, — ответил на это Гун-Сунь Шэн. — С юных лет я ходил по разным местам и встречался со многими удальцами. Я расстался с вами и ушел из Ляншаньбо. Но не вернулся я в лагерь вовсе не потому, что забыл свой долг, а потому, во-первых, что о моей престарелой матери некому, кроме меня, заботиться, и, во-вторых, праведник Ло оставил меня при своей священной особе. Опасаясь, что из лагеря сюда придет кто-нибудь искать меня, я умышленно изменил свое имя на Цин Дао-жэнь и вот живу здесь отшельником.

— Но сейчас наш брат Сун Цзян попал в очень опасное положение, — сказал тут Дай Цзун, — и вы, дорогой брат, должны сжалиться над ним и пойти к нему на помощь.

— Как же я оставлю свою мать? Ведь я единственный ее кормилец, — сказал на это Гун-Сунь Шэн. — А кроме того, разве отпустит меня мой учитель Ло? Нет, я никак не могу уйти отсюда!

Тогда Дай Цзун снова стал умолять его и отбивать поклоны.

— Ну ладно, мы еще поговорим об этом! — сказал Гун-Сунь Шэн, помогая Дай Цзуну подняться.

После этого он оставил Дай Цзуна и Ли Куя в комнате, а сам пошел приготовить постной пищи и простого вина. Все это он подал на стол, и они втроем закусили. После этого Дай Цзун жалобным голосом снова стал умолять Гун-Сунь Шэна:

— Если вы, уважаемый брат, не пойдете, то Гао Лянь непременно захватит Сун Цзяна, и справедливое дело, за которое борется наш стан Ляншаньбо, погибнет.

— Разрешите мне пойти спросить об этом у моего учителя, — сказал наконец Гун-Сунь Шэн. — Если он согласится отпустить меня, я пойду вместе с вами.

— Так пойдемте к вашему учителю сейчас же, — сказал Дай Цзун.

— Нет, пожалуйста, не спешите. Переночуйте у меня, а завтра сходим к нему! — сказал Гун-Сунь Шэн.

— Я очень просил бы вас, уважаемый брат, пойти сейчас же испросить разрешения, — продолжал настаивать Дай Цзун. — Ведь сами посудите, для Сун Цзяна, который ждет нас, каждый день кажется годом!

Тогда Гун-Сунь Шэн встал, за ним последовали Дай Цзун и Ли Куй. Они вышли из дому и направились к горе [331] Двух святых. В то время осень была уже на исходе, и наступала зима. Дни стали короткими, ночи длинными.

Вечер быстро приближался. Когда они дошли до половины горы, красный диск солнца уже клонился к западу. Узкая тропинка среди сосен привела их прямо к монастырю праведника Ло. На воротах они увидели красную дощечку стремя золотыми иероглифами: «Храм Духа Гор».

Войдя в зал для переодевания, они привели себя в порядок, а затем, пройдя под верандой, подошли к Залу долголетия. Увидев, что Гун-Сунь Шэн привел с собой людей, два послушника пошли доложить об этом праведнику, и праведник Ло велел просить пришедших войти.

Тогда Гун-Сунь Шэн провел Дай Цзуна и Ли Куя в Зал долголетия. Праведник в этот момент только что закончил свои моления и сейчас восседал на кресле, напоминающем облако. Подойдя к праведнику, Гун-Сунь Шэн отвесил ему глубокий поклон и затем, почтительно склонившись, отошел в сторону.

Дай Цзун также поспешил низко поклониться. Один Ли Куй смотрел на все происходящее блестящими глазами.

— Откуда явились эти люди? — спросил праведник Гун-Сунь Шэна.

— Это и есть те справедливые братья, о которых я вам рассказывал, учитель, — ответил Гун-Сунь Шэн. — Брат Сун Цзян послал их сюда для того, чтобы они разыскали меня и привели к нему. Дело в том, что начальник округа Гаотанчжоу Гао Лянь применяет против наших войск волшебство. Однако я не осмелился сам решать этого вопроса, и вот пришел просить вашего, господин учитель, позволения.

Выслушав его, праведник Ло сказал:

— И-цин! Однажды ты уже избежал огненной пучины и теперь изучаешь здесь тайны бессмертия. Как можешь ты снова помышлять о том, чтобы вернуться на прежний путь?

— Разрешите нам покорнейше просить вас отпустить в этот раз господина Гун-Сунь Шэна с нами, — сказал Дай Цзун, почтительно кланяясь праведнику, — а когда мы разобьем Гао Ляня, то снова проводим его сюда.

— Как вы не понимаете, почтенные люди, — сказал на это праведник, — что в вашем деле не могут участвовать люди, отрекшиеся от мира. Вы лучше уходите с горы и сами обсудите этот вопрос.

После этого Гун-Сунь Шэну ничего не оставалось делать, как увести Дай Цзуна и Ли Куя. Покинув Зал долголетия, они тут же спустились с горы.

— Что говорил этот святой учитель? — спросил вдруг Ли Куй.

— А разве ты сам не слышал? — удивился Дай Цзун. [332]

— Я не понимаю его дурацкого языка, — ответил на это Ли Куй.

— Учитель сказал, что он не должен идти с нами! — пояснил ему Дай Цзун.

Тогда Ли Куй возмущенно закричал:

— И это после того, как мы проделали такой путь, да вдобавок мне пришлось перенести столько невзгод! Теперь, когда мы, наконец, нашли того, кого искали, он вздумал говорить всякую чушь! Уж лучше бы ему не сердить меня! Вот возьму и разорву в клочья его рясу, а самого старого разбойника схвачу за поясницу и спущу с горы.

— Тебе, видно, хочется, чтобы ноги твои снова были пригвождены к земле! — покосившись на него, сказал Дай Цзун.

— Да нет, не буду, не буду! — сказал, улыбаясь через силу, Ли Куй. — Это я просто так, пошутил!

После этого они втроем вернулись в дом Гун-Сунь Шэна, и хозяин приготовил ужин. Ели только Дай Цзун и Гун-Сунь Шэн. Что же касается Ли Куя, то он сидел как истукан, все время о чем-то думал и не притрагивался к еде.

— Вы сегодня переночуйте у меня, — говорил Гун-Сунь Шэн, — а завтра мы снова отправимся к учителю и еще раз как следует попросим его. Может быть, он согласится — тогда я пойду.

Дай Цзуну ничего не оставалось, как пожелать хозяину спокойной ночи, собрать свои пожитки и вместе с Ли Куем отправиться спать в отведенную им комнату.

Но разве мог Ли Куй спокойно заснуть? Он с трудом дождался пятой стражи, а затем потихоньку поднялся и, услыхав храп Дай Цзуна, убедился в том, что тот крепко спит.

«Ну как же мне не рассердиться, черт тебя возьми! — думал он о Гун-Сунь Шэне. — Ведь ты сам был раньше в нашем лагере, а теперь должен идти и испрашивать разрешения у этого старика! У какого-то дурацкого учителя! Если завтра утром этот мерзавец опять будет возражать, я не допущу, чтобы подвели моего старшего брата. Я, конечно, не удержусь и убью этого старого разбойника, тогда тебе не у кого будет спрашивать разрешения, и ты пойдешь с нами».

Ли Куй ощупью отыскал свои топоры, бесшумно открыл дверь комнаты и вышел и при свете звезд и луны начал потихоньку взбираться на гору. Подойдя к кумирне, он увидел, что обе половинки ворот закрыты. Но, к своему удовольствию, он обнаружил, что стена не высока, и в один миг перемахнул через нее.

Затем он открыл ворота и осторожно, шаг за шагом, стал продвигаться вперед. Он пришел прямо к Залу долголетия и тут же услышал, как кто-то у окна читает нараспев молитвы. Ли Куй подкрался и, разорвав пальцем бумагу на окне, заглянул в щель. Тут он увидел праведника Ло в том же самом [333] кресле, в котором он сидел и днем. Перед ним клубились облака дыма от курильниц, а на столике ярко горели две свечи.

«Нет, этого разбойника даоса надо непременно убить!» — подумал Ли Куй.

Он осторожно подкрался к двери и с силой толкнул ее. Обе половинки вмиг распахнулись, и Ли Куй ворвался в зал. Взмахнув своими топорами, он изо всей силы ударил праведника прямо по голове, и тот тут же повалился.

Ли Куй заметил, что из раны его течет белая кровь, и, рассмеявшись, сказал:

— Как видно, этот монах был девственник. За всю свою жизнь он ни разу не израсходовал своего мужского семени. Вот штука-то, ни одного красного пятнышка!

Осмотрев даоса более внимательно, Ли Куй увидел, что даже его монашеский головной убор, как и голова, рассечены на две части.

— Да, другого выхода не было, его надо было убить. И теперь уж нечего опасаться, что Гун-Сунь Шэн не пойдет с нами! — сказал себе Ли Куй.

После этого он вышел из Зала долголетия и через боковую веранду побежал прочь. Но тут он встретил послушника в черной одежде, который, преградив ему дорогу, крикнул:

— Ты убил нашего учителя и теперь хочешь бежать?!

— Ах ты, молодой разбойник! — крикнул Ли Куй. — Испробуй и ты моего топора!

И, взмахнув своим топором, он снес послушнику голову. Голова упала и покатилась по террасе.

— Ну, теперь, кажется, все! — сказал со смехом Ли Куй и, выйдя из ворот монастыря, стремительно помчался с горы.

Добравшись до дома Гун-Сунь Шэна, он прошмыгнул во двор, закрыл ворота и прокрался в комнату. Там он прислушался и, убедившись, что Дай Цзун еще не просыпался, тихонько лег и уснул.

Когда рассвело, Гун-Сунь Шэн встал, приготовил завтрак и пригласил своих гостей к столу. После того как они поели, Дай Цзун сказал:

— Опять приходится просить вас, учитель, чтобы вы пошли с нами к праведнику и умолили его разрешить вам отправиться в стан.

Слушая это, Ли Куй покусывал губы и ехидно улыбался. Затем втроем они отправились по той же дорожке, что и вчера, и, дойдя до монастыря, прошли в Зал долголетия. Там они встретили двух послушников, и Гун-Сунь Шэн спросил:

— Где сейчас праведник?

— Праведник сейчас пребывает в самосозерцании, — ответили те.

Услышав это, Ли Куй так испугался, что даже язык высунул и застыл на месте. Отодвинув дверную занавеску, они [334] вошли в зал и увидели праведника сидящим в своем кресле. Тут у Ли Куя мелькнула мысль:

«Может быть, ночью я по ошибке убил кого-нибудь другого?»

— Зачем же вы опять пришли сюда? — спросил их в это время праведник.

— Мы сегодня пришли молить вас, учитель, пожалеть нас и спасти от беды! — сказал тогда Дай Цзун.

— А кто же этот черный удалец? — вдруг спросил праведник.

— Это мой побратим, — почтительно ответил Дай Цзун. — Его фамилия Ли, а имя Куй.

— Сначала я не хотел отпускать Гун-Сунь Шэна, — смеясь, сказал тут праведник, — но теперь ради этого человека я сам велю Гун-Сунь Шэну пойти с вами.

Дай Цзун, кланяясь, поблагодарил праведника и объяснил Ли Кую его слова. Но Ли Куй стоял и раздумывал:

«Ведь этот негодяй знает, что я хотел убить его, так почему же он, черт этакий, говорит все это?»

— Я сделаю так, что вы в один момент окажетесь в Гаотанчжоу. Что вы на это скажете? — обратился к ним праведник.

Тут все трое стали благодарить его, и Дай Цзун подумал: «Этот человек сильнее меня в волшебстве».

Тем временем праведник приказал послушнику принести три платка, а Дай Цзун спросил:

— Осмелюсь я узнать у вас, святой отец, как это мы сразу можем очутиться в Гаотанчжоу?

Тут праведник поднялся.

— Следуйте все за мной, — приказал он.

И они все втроем пошли за ним. Выйдя за ворота монастыря, они подошли к краю обрыва. Здесь праведник расстелил сначала красный платок и сказал:

— Просветленный, становись!

Гун-Сунь Шэн подошел и обеими ногами встал на платок. Тогда праведник Ло, взмахнув своим рукавом, воскликнул:

— Поднимись!

Платок сразу же превратился в красное облако, которое, неся на себе Гун-Сунь Шэна, начало легко подниматься в воздух. Когда облако поднялось над горой на двадцать с лишним чжан, праведник Ло крикнул:

— Остановись!

И облако застыло на месте. Тогда праведник расстелил синий платок и велел Дай Цзуну встать на него. Дай Цзун повиновался, и праведник снова крикнул:

— Поднимись! [335]

Платок мгновенно превратился в синее облако и стал подниматься, унося Дай Цзуна в воздух. Оба эти облака — одно синее, а другое красное, величиною с тростниковую циновку, медленно кружились высоко в небе, а Ли Куй, застыв от изумления, наблюдал за ними.

Наконец праведник Ло расстелил на скале белый платок и приказал Ли Кую стать на него.

— Только без шуток, — сказал, смеясь, Ли Куй. — Если я свалюсь, то набью себе здоровую шишку!

— Ты видишь двух своих товарищей? — спросил тогда праведник. И Ли Куй встал на платок. Праведник крикнул:

— Поднимись!

Превратившись в белое облако, платок взлетел вверх.

— Ай-я! — завопил Ли Куй. — Мое облако совсем непрочное! Спусти меня вниз!

Тут праведник взмахнул рукой, и два облака, красное и синее, плавно спустились на землю. Дай Цзун поклонился праведнику и, поблагодарив его, встал от него по правую сторону, а Гун-Сунь Шэн по левую.

— Мне нужно оправиться, — кричал в это время Ли Куй, — и если вы меня не спустите, то я сделаю это на ваши головы!

— Все мы здесь монахи! — сказал тогда праведник. — И ничего плохого тебе не сделали. Почему же вчера ночью ты перелез через стену, пробрался ко мне и расколол мне голову своим топором? Если бы я не был совершенным в добродетели, то сейчас лежал бы мертвым. Кроме того, ты убил также и моего послушника!

— Это был не я! Ты, наверное, спутал меня с кем-то! — сказал Ли Куй.

— Хоть ты и рассек всего-навсего две тыквы, — продолжал, смеясь праведник, — однако сердце у тебя злое, и придется наказать тебя. — С этими словами он взмахнул рукой и сказал:

— Лети!

Сразу же поднялся сильный ветер, который подхватил Ли Куя и понес его к облакам. Откуда-то появились два стража, в желтых даосских головных уборах и взяли Ли Куя под охрану. В ушах у него поднялся целый ураган. Ли Кую казалось, что дома и деревья внизу валятся и бегут в беспорядке назад. Под ногами его бурно клубились туман и облака.

Ли Куй не знал, какое расстояние он пролетел. От испуга ему казалось, что душа его покинула тело, у него дрожали руки и ноги. Вдруг он услышал какой-то шум. Оказалось, что он с грохотом катится вниз по крыше здания управления округом Цзичжоу.

А начальник округа Ма Ши-хун как раз находился в это время в управлении и занимался делами. Его окружало множество стражников и низших служащих. Вдруг они увидели, [336] что с неба свалился какой-то огромный черный детина. В первый момент все перепугались. Но начальник округа крикнул:

— Схватить этого мерзавца и привести сюда!.

В тот же миг на Ли Куя бросились больше десятка стражников и тюремных надзирателей, которые приволокли его к начальнику.

— Ты откуда взялся, колдун? — спросил его начальник. — И почему свалился прямо с неба?

Ли Куй, который при падении расшиб себе голову и поранил лоб, долгое время не мог вымолвить ни слова.

— Ну конечно, это колдун! — воскликнул начальник и приказал послать за человеком, который должен был уничтожить действие волшебства.

Между тем надзиратели связали Ли Куя и потащили его на зеленую лужайку перед управлением. Тут один из надзирателей принес таз с собачьей кровью и опрокинул его на голову Ли Куя. А другой в это время приволок кадушку с нечистотами и также опрокинул ее на Ли Куя. Собачья кровь, моча и кал набились ему в рот и в уши.

— Да никакой я не колдун! — завопил тут Ли Куй. — Я прислужник праведного Ло!

А надо вам сказать, что в Цзичжоу все считали праведника Ло живым божеством, и после слов Ли Куя никто уже не решался поднять руку, чтобы причинить ему вред. Его тут же снова отвели к начальнику округа.

Один из находившихся около начальника чиновников доложил ему следующее:

— Праведник Ло, проживающий в округе Цзичжоу, поистине святой человек. Он постиг все пути добродетели. И человека, который прислуживает ему, нельзя наказывать.

Но начальник округа в ответ лишь рассмеялся и сказал:

— Я прочитал тысячи книг, много слышал как о теперешних делах, так и о том, что было раньше, но никогда не видел, чтобы у святых людей были такие ученики, как этот. Он несомненно колдун! Эй, стражники! Вздуть его как следует! — крикнул он.

Надзиратели повалили Ли Куя и избили его до полусмерти.

— Эй ты, парень! — крикнул тогда начальник округа. — Признавайся, что ты колдун, и тебя перестанут бить!

Ли Кую ничего не оставалось, как признаться в том, что он колдун по имени Ли-эр. Тогда принесли большую кангу, надели ее на Ли Куя и посадили его в главную тюрьму.

Когда его привели в камеру, он сказал:

— Я служу божеству, так как же осмелились вы надеть на меня кангу?! Теперь я уничтожу все население Цзичжоу!

Здесь следует сказать о том, что и охрана, и надзиратели тюрьмы, все знали о величии и высоких добродетелях [337] праведника Ло, и среди них не было ни одного, кто бы его не почитал. Поэтому они принялись расспрашивать Ли Куя:

— Кто же ты в действительности?

— Я один из самых близких людей праведника Ло и постоянно состою при нем, — ответил Ли Куй. — Я совершил проступок и оскорбил святого отца, поэтому он отправил меня сюда, заставив меня перенести все эти мучения. Но дня через три он обязательно придет и выручит меня. Если только вы не принесете мне вина и мяса, то я сделаю так, что все вы погибнете со своими семьями.

Услышав эти слова, все надзиратели и охранники очень испугались, купили вина и мяса и стали потчевать Ли Куя. А Ли Куй, поняв, что его боятся, понес такую чушь, что тюремные служители еще больше испугались. Они согрели ему воды для мытья, принесли чистую одежду и дали переодеться. Ли Куй говорил:

— Если у меня будет недостаток в вине и мясе, то я улечу отсюда, и тогда вам плохо придется!

А тюремная стража делала все, чтобы только умилостивить его. Однако нет надобности распространяться здесь о дальнейшем пребывании Ли Куя в тюрьме в Цзичжоу.

Расскажем лучше, как праведник Ло поведал Дай Цзуну о том, что произошло ночью в монастыре. Узнав обо всем, Дай Цзун пришел в отчаяние и стал умолять праведника спасти Ли Куя. Праведник оставил Дай Цзуна пожить в монастыре и стал расспрашивать его о том, что делается в лагере. Тогда Дай Цзун рассказал ему о Чао Гае и Сун Цзяне, об их справедливости и бескорыстии, о том, что они всегда делают только то, что добродетельно и нравственно, совершают угодные небу дела, поведал он и о том, что они дали клятву не причинять никакого вреда честным и справедливым чиновникам и людям, почитающим родителей, а также тем, кто строго блюдет свой супружеский долг. Много еще хорошего рассказал о своих товарищах Дай Цзун.

Рассказ Дай Цзуна доставил праведнику Ло большое удовольствие. Так прошло пять дней. И каждый день Дай Цзун совершал перед праведником земные поклоны и молил его спасти Ли Куя.

— Таких людей, как он, вы должны изгонять из своего лагеря, — говорил ему на это праведник Ло. — Не бери его с собой обратно!

— Да вы не знаете его, святой отец! — отвечал на это Дай Цзун. — Хотя человек он грубый и невежественный и не знает правил приличия, но и у него есть свои достоинства. Прежде всего он человек честный и прямой и никогда не позволит себе присвоить ничего чужого. Затем, он никому не льстит, и если бы даже ему пришлось умереть, то и тогда он сохранил бы верность. В-третьих — он не развратный и неиспорченный [338] человек, не жаден до богатств и никогда не изменит справедливому делу. Он храбр и всегда первым готов идти в бой. За все эти качества Сун Цзян и полюбил его. Я и подумать не могу о том, чтобы вернуться без него обратно. Я не мог бы тогда показаться на глаза Сун Цзяну.

— Да я ведь знаю, что он является одной из звезд неба, Звездой войны, — сказал тогда, смеясь, праведник Ло. — Люди много грешили, и потому он был послан на землю уничтожить их. Как же я могу идти против воли неба и вредить этому человеку? Я просто хочу немного исправить его и скажу, чтобы его вернули вам.

Дай Цзун поклонился и поблагодарил праведника.

— Духи-хранители, где вы? — позвал праведник.

Не успел он произнести эти слова, как налетел порыв ветра перед Залом долголетия и появился дух в желтой косынке на голове. Низко склонившись перед праведником, дух сказал:

— Что прикажете, святой отец?

— Срок наказания для того человека, с которым я посылал тебя в Цзичжоу, кончился, — молвил праведник. — Отправляйся в тюрьму и доставь этого человека сюда. Только поторопись!

Дух-хранитель поклонился праведнику и исчез. Прошел примерно час, и он спустил Ли Куя с неба. Дай Цзун бросился поднимать его и спросил:

— Дорогой брат! Где был ты эти дни?

Ли Куй, увидев праведного Ло, начал отбивать перед ним земные поклоны, приговаривая:

— Дорогой отец! Я никогда больше не осмелюсь поступать подобным образом!

— С этого времени, — сказал ему праведник Ло, — ты должен изменить свой характер и все свои силы отдать на то, чтобы помогать Сун Цзяну. Никогда не допускай злых помыслов в сердце своем.

— Я почитаю тебя за отца родного, — сказал Ли Куй, снова кланяясь. — Как же могу я ослушаться?

— Да где же ты все-таки был? — снова спросил его Дай Цзун.

— В тот день, когда меня подхватил и понес ветер, — начал рассказывать Ли Куй, — я прилетел в управление округом Цзичжоу и скатился с крыши прямо во двор. Находившаяся там стража схватила меня, а чертов начальник обвинил меня в том, что я колдун, приказал повалить и связать меня, а затем велел тюремным стражникам и надзирателям окатить меня с головы до ног собачьей кровью и человеческими испражнениями. После этого меня так вздули, что чуть не перебили мне ноги. А потом на меня надели кангу и бросили в тюрьму. Тюремные стражники начали расспрашивать меня, [339] что я за дух войны, что свалился сюда прямо с неба. Ну, а я сказал им, что являюсь служителем праведного Ло, что провинился перед ним и вот теперь осужден переносить эти муки. Но я также сказал им, что дня через три праведник непременно придет и спасет меня. И хоть меня там и побили, но я все же обманул их и заставил прислать мне мяса и вина. Эти негодяи очень боятся праведника, поэтому они даже дали мне воды умыться и принесли смену другой одежды. И вот как раз в тот момент, когда я сидел в беседке, закусывал и пил вино, которое выманивал у них, я увидел спустившегося с неба духа в желтом головном уборе. И вот, словно во сне, я очутился здесь.

— Нашему святому отцу прислуживает больше тысячи таких духов, как этот в желтой повязке, — сказал тут Гун-Сунь Шэн.

— Живой будда! — воскликнул Ли Куй, услышав это. — Почему ты раньше не сказал мне об этом? Ведь ты избавил бы меня от совершения этого греха! — И с этими словами он повалился в ноги праведнику.

Тут Дай Цзун также встал на колени и, обращаясь к праведнику, сказал:

— Я уже много дней живу здесь. А наши войска в Гаотанчжоу с нетерпением ждут моего возвращения. Умоляю тебя, святой отец, сжалься и отпусти вместе с нами учителя Гун-Сунь Шэна. Когда он поможет нашему уважаемому брату Сун Цзяну побороть Гао Ляня, мы снова проводим его сюда.

— Сначала я не хотел отпускать его, — отвечал праведник Ло, — но так как основой вашего дела является справедливость, я разрешаю ему пойти с вами. Однако мне хочется сказать вам несколько слов, которые вы должны крепко запомнить.

Тогда Гун-Сунь Шэн опустился перед святым праведником на колени и выслушал его напутствие. Поистине:

Горя желаньем целый мир
    от гибели спасти,
Горя желаньем всю страну
    в порядок привести,
Он быстрым фениксом туда
    помчаться был готов
И, словно молния из туч,
    ударить на врагов!

Что сказал праведник Ло Гун-Сунь Шэну, вы узнаете из следующей главы. [340]

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ

"Дракон, летающий в облаках" преодолевает волшебство Гао Ляня. "Черный вихрь" спускается в колодец, чтобы спасти Чай Цзиня

Итак, праведник Ло сказал:

— Дорогой брат! Волшебство, которому ты когда-то выучился, то же, что знает Гао Лянь. Но сейчас я научу тебя основным законам Пяти громов и Провидения. Действуя согласно этим законам, ты можешь выручить Сун Цзяна, спасти страну, обеспечить мир для народа и осуществить предначертанные небом добродетель и справедливость. Ты можешь не беспокоиться, я пошлю людей, которые неустанно будут заботиться о твоей старой матери. Ты когда-то был одной из тридцати шести небесных звезд, и поэтому я разрешаю тебе на некоторое время отлучиться и помочь Сун Цзяну. Береги свою душу, вступившую на путь добродетели и справедливости. Не поддавайся человеческим соблазнам, чтобы они не отвлекли тебя от того великого дела, которое ты призван совершить!

Опустившись на колени, Гун-Сунь Шэн принял от своего учителя тайну заклинаний, после чего он, Дай Цзун и Ли Куй совершили поклоны перед праведником Ло и простились с ним. Распрощавшись также и с остальными монахами, они спустились с горы и вернулись в дом Гун-Сунь Шэна.

Здесь Гун-Сунь Шэн вытащил два своих волшебных меча, надел железный шлем и кафтан даоса-монаха и, захватив другие необходимые вещи, попрощался со своей матерью. После этого они втроем покинули гору и тронулись в путь. Когда они прошли сорок ли, Дай Цзун сказал:

— Я пойду вперед, чтобы сообщить нашему старшему брату о вашем приходе, а вы, учитель, идите вместе с Ли Куем по тракту. Мы встретим вас.

— Вот и прекрасно! — согласился Гун-Сунь Шэн. — Вы, уважаемый брат, идите вперед и сообщите о нас. Мы тоже поторопимся.

— Смотри, заботься об учителе в пути, — наказал Дай Цзун Ли Кую. — Если с ним что-нибудь случится, то плохо тебе придется. [341]

— Ведь он, как и праведный Ло, знает тайны магии, — сказал на это Ли Куй. — Как же могу я относиться к нему с недостаточным вниманием?

Тогда Дай Цзун привязал к своим ногам бумаги с заклинаниями и отправился вперед.

А Гун-Сунь Шэн и Ли Куй тем временем спустились с горы Двух святых и, покинув уезд Цзюгун, пошли по тракту. Когда наступил вечер, они отыскали постоялый двор и остановились на ночлег. Ли Куй, страшась волшебства праведника Ло, изо всех сил старался услужить Гун-Сунь Шэну и уж конечно не осмеливался проявлять свой характер.

Так они шли три дня и, наконец, пришли в какое-то торговое местечко, которое называлось Уганчжэнь. На улицах царило большое оживление. Гун-Сунь Шэн сказал:

— За эти дни мы очень устали в пути, не мешало бы нам купить по чашке простого вина и поесть какой-нибудь овощной пищи.

— Да, это было бы хорошо, — согласился Ли Куй.

В этот момент они увидели у дороги небольшой трактирчик, вошли туда и сели. Гун-Сунь Шэн занял главное место, а Ли Куй развязал свой пояс и сел ниже его. Подозвав слугу, они попросили его подать вина и принести на закуску овощной пищи.

— Есть у вас здесь какая-нибудь постная еда? — спросил Гун-Сунь Шэн.

— Мы торгуем только вином и мясом, — отвечал слуга. — Никакой постной пищи у нас нет. Но на рынке в конце улицы продают финиковые лепешки.

— Пойду-ка я куплю немного и принесу сюда! — сказал Ли Куй и, вынув из узла немного мелочи, отправился прямо на рынок.

Купив стопку лепешек с финиками, он хотел уже идти обратно, как вдруг из боковой улицы до него донеслись восторженные крики:

— Вот это сила!

Ли Куй поглядел туда и увидел толпу людей, обступивших здоровенного парня. Парень этот проделывал упражнения с огромным железным молотком с когтями на конце. Жители местечка громко выражали свое восхищение. Ростом этот парень был больше семи чи, лицо его было изрыто оспой, с большой ссадиной на носу. Взглянув на молот, Ли Куй прикинул, что в нем больше тридцати цзиней весу.

А парень, закончив свои упражнения, с размаху ударил молотом по лежавшему на мостовой камню и раздробил камень на мелкие кусочки. Толпа снова пришла в восторг.

Этого Ли Куй не мог стерпеть. Он сунул свои лепешки за пазуху, выступил вперед и схватил молот. Увидев это, хозяин молота закричал: [342]

— Ты что за черт такой? И как смеешь брать мой молот?!

— Да что же ты особенного сделал, что народ так восторгается тобой? — насмешливо сказал Ли Куй. — А мне так было противно глядеть на тебя. Вот смотри, что я покажу добрым людям!

— Ладно, возьми мой молот, — сказал парень. — Но если ты не сможешь даже поднять его, то как следует получишь по шее!

Ли Куй поднял молот с таким видом, словно это был небольшой шар, и, повертев им немного, легко опустил на землю. При этом лицо его не покраснело от натуги, сердце билось ровно, и дышал он спокойно. Увидев это, парень сразу же отвесил Ли Кую земной поклон и сказал:

— Разрешите, уважаемый брат, узнать ваше имя!

— А ты где живешь? — спросил в свою очередь Ли Куй.

— Да вот мой дом, перед нами! — ответил тот.

Он повел Ли Куя к своему жилищу. На воротах дома висел большой замок. Парень достал из кармана ключ и, открыв ворота, ввел Ли Куя в дом и пригласил его сесть. Оглядев помещение, Ли Куй увидел всевозможные инструменты железную наковальню, молоты, кузнечный горн, клещи, долото и тут же подумал про себя: «Этот парень — несомненно кузнец и был бы очень полезен нам. Почему бы мне не пригласить его в лагерь?». И он обратился к парню:

— Дорогой друг, скажи мне, как тебя зовут?

— Фамилия моя Тан, имя Лун, — ответил тот. — Отец мой служил командиром в городе Яньаньфу. А так как он был хорошим кузнецом, то старый командующий Чун взял его к себе на службу. Недавно отец мой умер, а я пристрастился к азартным играм и отправился странствовать. Пока что я обосновался здесь и зарабатываю себе на жизнь кузнечным ремеслом. Но больше всего я люблю упражняться с пиками и палицами. Все мое тело изрыто оспой, и за это люди прозвали меня «Пятнистым барсом». А теперь разрешите мне узнать ваше почтенное имя, дорогой брат, — закончил он.

— Я удалец из стана Ляншаньбо, и зовут меня Ли Куй «Черный вихрь», — ответил тот.

Услышав это, Тан Лун снова поклонился Ли Кую и сказал:

— Я давно уже слышал о вашем славном имени, но кто бы мог подумать, что сегодня я неожиданно встречусь с вами?

— Разве сможешь ты разбогатеть здесь когда-нибудь? — сказал тут Ли Куй. — Уж лучше бы тебе отправиться вместе со мной в Ляншаньбо и вступить в нашу компанию. Ты стал бы там одним из главарей.

— Если вы не гнушаетесь мной, уважаемый брат, и соглашаетесь взять с собой, то я с охотой буду служить вам, — с готовностью ответил Тан Лун. [343]

Он совершил перед Ли Куем полагающиеся поклоны, признав его своим старшим братом, а Ли Куй согласился считать его своим младшим братом.

— У меня нет ни семьи, ни работников, — сказал Тан Лун, — и я прошу вас, уважаемый брат, пойти со мной на рынок и выпить там по три чашки недорогого вина в честь заключенного нами братского союза. Сегодня мы переночуем здесь, а завтра двинемся в путь.

— В кабачке, который находится недалеко отсюда, меня ждет мой учитель, — сказал Ли Куй. — Я ходил купить финиковых лепешек. Мы поедим и тронемся в путь. Откладывать нельзя, надо идти сегодня же!

— А почему вы так торопитесь? — спросил Тан Лун.

— Да ты и не знаешь о том, что наш старший брат Сун Цзян ведет сейчас в Гаотанчжоу тяжелый бой и ждет прихода нашего учителя, который должен выручить его! — ответил Ли Куй.

— А кто же этот учитель? — поинтересовался Тан Лун.

— Да ты не разговаривай, а скорее собирайся и пойдем! — торопил его Ли Куй.

Тогда Тан Лун быстро увязал свои вещи в узел и захватил деньги на дорожные расходы. Затем он одел войлочную шляпу, подвесил к поясу кинжал и взял меч. Тяжелые вещи и разное старье он бросил в своей полуразрушенной хибарке и пошел вслед за Ли Куем. В кабачке они увидели Гун-Сунь Шэна, который стал укорять Ли Куя:

— Почему это ты так долго ходил? Задержался бы ты еще немного, и я ушел бы один.

Ли Куй не посмел возразить. Он подвел Тан Луна к Гун-Сунь Шэну и велел ему совершить поклоны. После этого Ли Куй рассказал о том, как они побратались. Узнав, что Тан Лун кузнец, Гун-Сунь Шэн в душе остался очень доволен.

Ли Куй достал сверток с финиковыми лепешками и отдал его слуге, чтобы тот приготовил все как следует. Затем они втроем выпили по несколько чашек вина и закусили. Расплатившись, Ли Куй и Тан Лун взвалили на спину свои узлы и вместе с Гун-Сунь Шэном покинули Уганчжэнь и направились в Гаотанчжоу.

Когда из оставшихся трех переходов они проделали больше двух, то увидели Дай Цзуна, который вышел им навстречу, Гун-Сунь Шэн очень обрадовался и быстро спросил:

— Как обстоят дела?

— Гао Лянь уже оправился от раны и сейчас каждый день делает вылазки, — отвечал Дай Цзун. — Наш уважаемый брат сейчас стойко обороняется, но не решается вступать с врагом в бой и ждет вашего прихода, уважаемый учитель!

— Ну что ж, пойдем! — сказал Гун-Сунь Шэн.

Тут Ли Куй подвел Тан Луна, чтобы познакомить его [344] с Дай Цзуном, и подробно рассказал историю их встречи. После этого они отправились в Гаотанчжоу уже вчетвером. В пяти ли от лагеря они встретили Люй Фана и Го Шэна с отрядом всадников в сто человек. Здесь путники сели на коней и уже все вместе отправились в лагерь.

Навстречу им вышли Сун Цзян, У Юн и остальные главари. Когда церемония поклонов и приветствий закончилась, в честь прибывших, как это полагается, было подано вино. После расспросов о том, что с кем произошло за время разлуки, Сун Цзян пригласил прибывших пройти в главную палатку. Сюда же собрались и остальные главари, чтобы приветствовать прибывших.

Ли Куй вывел вперед Тан Луна и представил его Сун Цзяну, У Юну и остальным главарям. Когда эта церемония была закончена, в честь прибывших устроили пир.

На следующий день в главной палатке лагеря Сун Цзян, У Юн и Гун-Сунь Шэн держали совет, как одолеть Гао Ляня.

— Пусть командиры отдадут приказ, — сказал Гун-Сунь Шэн, — чтобы все отряды выступили вперед. Посмотрим, что будет делать противник. У меня есть свой план.

В тот же день Сун Цзян издал приказ. Все отряды выступили и, дойдя до рва, окружающего Гаотанчжоу, разбили лагерь под городскими стенами.

На следующее утро в пятую стражу, после того как был приготовлен завтрак, все бойцы облачились в кольчуги. Сун Цзян, У Юн и Гун-Сунь Шэн сели на коней и выехали вперед. Знаменосцы взмахнули знаменами, забили барабаны, и пол звуки литавр воины с боевым кличем ринулись к стенам города.

А теперь надо сказать несколько слов о начальнике округа Гао Ляне. Рана, нанесенная ему стрелой, уже совсем зажила. Накануне стража доложила ему о том, что отряды Сун Цзяна снова подошли к городу. Утром все войска оделись в кольчуги, открыли городские ворота, был опущен подвесной мост, и начальник области во главе своего отряда волшебных бойцов в триста человек в сопровождении всех остальных военачальников выехал из города навстречу врагу.

Отряды медленно приближались друг к другу. Уже можно было видеть знамена и слышать барабанный бой противника. Войска обеих сторон расположились в боевой порядок. Затем раздался бой барабанов, сделанных из шкур морских ящериц, и в воздухе заколыхались разноцветные флаги.

В этот момент ряды отрядов Сун Цзяна расступились и из образовавшегося прохода выехало десять всадников, которые, словно орлиные крылья, выстроились по обеим сторонам отряда. Пять главарей — Хуа Юн, Цинь Мин, Чжу Тун, Оу Пэн и Люй Фан стали по левую сторону, а еще пять — Линь Чун, Сунь Ли, Дэн Фэй, Ма Лин и Го Шэн — по правую. В центре [345] находились Сун Цзян, У Юн и Гун-Сунь Шэн. Они выехали на своих конях и остановились перед строем.

В рядах противника забили в барабаны, знаменосцы расступились, и также появилась группа командиров, человек в тридцать. В центре на коне ехал сам начальник округа Гаотанчжоу — Гао Лянь. Выехав вперед, Гао Лянь остановился под знаменами и, свирепо ругаясь, закричал:

— Эй вы, разбойники из болот и камышей! Раз уж вы решили драться, так давайте драться до конца! Тот, кто удерет с поля боя, не будет считаться удальцом!

— Кто же из вас готов выехать и на месте прикончить этого разбойника?! — крикнул тут Сун Цзян.

Тогда с оружием в руках выскочил вперед на своем коне Хуа Юн и остановился посредине.

— Кто схватит этого разбойника? — в свою очередь крикнул Гао Лянь, увидев выехавшего вперед Хуа Юна.

Из группы командиров тотчас же выехал один по имени Сюе Юань-хуэй. На горячем коне, с мечом в руках, он мигом вылетел на середину, готовый сразиться с Хуа Юном.

Они схватывались уже несколько раз. Вдруг Хуа Юн повернул коня и погнал его в сторону своего отряда. Тогда Сюе Юань-хуэй припустил своего коня и, размахивая мечом, во весь опор помчался за Хуа Юном. Но тут Хуа Юн остановился, поднял лук, наложил стрелу и, повернувшись, выстрелил. В тот же миг Сюе Юань-хуэй полетел на землю. С обеих сторон раздались боевые крики.

Гао Лянь, сидя на коне, видел все это и пришел в ярость. Он взял в руки привязанный к седлу волшебный медный гонг с изображением зверей, затем вытащил волшебный меч и ударил им в гонг три раза. Сейчас же из рядов волшебного отряда поднялся сильный вихрь, взметнувший вверх тучи желтого песка, которые заволокли все небо. Лучи солнца не проникали на землю, и наступила полная темнота.

Раздались крики, и из туч песка ринулись вперед шакалы и волки, тигры и барсы и ядовитые гады.

Бойцы Сун Цзяна хотели было отступать, но Гун-Сунь Шэн, не слезая с лошади, обнажил волшебный меч с вырезанными на нем странными письменами в стиле «Сун» и, указывая им в сторону противника, произнес какое-то заклинание и крикнул:

— Спеши!

Сверкнул желтый луч, и вся стая страшных диких зверей и гадов бросилась из тучи песка и повалилась беспорядочной грудой на землю между рядами врагов. Тогда все увидели, что шакалы, тигры и прочие звери вырезаны из белой бумаги. Что же касается тучи песка, то она тотчас же рассеялась.

Увидев это, Сун Цзян взмахнул плеткой, и бойцы его отрядов ринулись вперед. Только и видно было, как разили [346] противника, как падали кони и люди. Знаменосцы и барабанщики пришли в смятение.

Гао Лянь поспешно отвел отряд своих волшебных бойцов обратно и отступил с ними в город. Отряды Сун Цзяна преследовали его до самой городской стены, но там противник быстро поднял мост и закрыл городские ворота. А со стен на бойцов градом посыпались бревна и камни.

Тогда Сун Цзян приказал бить в гонг, отозвать своих людей и разбить лагерь. После проверки оказалось, что все налицо. Они одержали большую победу. Возвратившись в лагерь, Сун Цзян принес свою благодарность Гун-Сунь Шэну за его чудодейственное средство и тут же наградил всех бойцов.

На следующий день отряды разбились на группы и, окружив город со всех сторон, начали штурм. Обращаясь к Сун Цзяну и У Юну, Гун-Сунь Шэн сказал:

— Хоть вчера противник и потерпел поражение, и большая часть его войска уничтожена, однако мы сами видели, что отряд из трехсот волшебных воинов он все же успел отвести в город. А так как сегодня мы штурмуем город, то этот негодяй, несомненно, придет сюда ночью, чтобы тайком уничтожить наш лагерь. С вечера надо собрать все отряды, а глубокой ночью рассредоточить их, укрыть в разных местах и устроить засаду. В лагере надо оставить все как было, как будто там находятся отряды. Бойцов же следует предупредить, как только они услышат раскаты грома и увидят, что из лагеря взметнулся столб пламени, они должны бросаться вперед.

Приказ об этом был отдан. Осада города продолжалась до вечера, после чего все отряды были отозваны в лагерь. Расположившись бивуаком, бойцы принялись играть на музыкальных инструментах. Распивая вино, они шумно и весело праздновали свою победу. А поздней ночью главари развели свои отряды в разные стороны, спрятали их и устроили засаду.

Между тем Сун Цзян, У Юн, Гун-Сунь Шэн, Хуа Юн, Цинь Мин, Люй Фан и Го Шэн поднялись на холм, чтобы наблюдать, как будут развертываться события. В эту ночь Гао Лянь действительно собрал свой отряд из трехсот волшебных воинов. У каждого за плечами была железная коробка, формой напоминающая тыкву, начиненная серой, селитрой и черным порохом. Все солдаты держали в руках мечи с крюками, железные метлы, а во рту — свистки из камыша. Примерно во вторую ночную стражу были открыты ворота города и опущен подъемный мост. Гао Лянь, в сопровождении тридцати всадников, ехал впереди своего отряда, который мчался в сторону противника.

Когда они приблизились к лагерю удальцов, Гао Лянь, сидя на коне, произнес заклинание, и сразу же к небу взметнулось черное облако, поднялся сильный ветер, который подхватил и понес песок, камни и поднял тучи пыли. Каждый [347] солдат вынул кремень и поднес его к отверстию тыквы, чтобы выбить искру. Затем они все вместе начали свистеть. В полном мраке тела их испускали снопы искр. С огромными мечами и широкими секирами они лавиной ринулись на лагерь.

В это время Гун-Сунь Шэн, находившийся на самом высоком месте холма, сделал магический знак своим волшебным мечом, и тут же в пустом лагере раздались оглушительные раскаты грома. В рядах волшебного отряда началась паника, бойцы готовы были отступать, но в этот момент из лагеря взвились вверх огромные языки пламени, огонь разлетелся в разные стороны, все вокруг озарилось багровым светом, и солдаты в растерянности не знали куда бежать. Тут из засады ринулись вперед бойцы Сун Цзяна и плотным кольцом окружили лагерь. В темноте они отчетливо видели, что делается у противника, и потому из трехсот волшебных бойцов спастись не удалось ни одному, — все они были перебиты.

Гао Лянь, сопровождаемый группой всадников в тридцать человек, в панике ринулся обратно в город. По пятам за ними гнался отряд всадников во главе с Линь Чуном «Барсоголовым». Видя, что враг вот-вот настигнет их, Гао Лянь отдал приказ опустить мост. Из тридцати всадников, сопровождавших Гао Ляня, в город вернулось всего несколько человек. Остальные были живьем захвачены в плен Линь Чуном и его бойцами. Вернувшись в город, Гао Лянь отдал приказ согнать все население на городские стены для защиты города. Так Сун Цзян и Линь Чун полностью уничтожили весь отряд волшебных воинов.

На следующий день Сун Цзян снова привел свои отряды и плотным кольцом окружил город. Тут Гао Лянь стал раздумывать: «Много лет я изучал искусство волшебства и никак не ожидал, что враг разобьет меня. Что же мне теперь делать? Придется мне послать людей в соседний округ и просить там помощи». Он тут же быстро написал два письма и приказал отвезти одно в Дунчан, другое в Коучжоу. «Эти города, — рассуждал он, — находятся недалеко отсюда, а начальники округов поставлены моим братом. Поэтому я могу просить их тотчас же прислать свои войска мне на помощь».

С письмами он отправил двух младших командиров, которым открыли западные ворота. Выехав из города, эти командиры ринулись вперед, прокладывая себе путь на запад. Некоторые из главарей хотели было броситься за ними в погоню, но У Юн остановил их:

— Пусть едут! Мы воспользуемся этим для того, чтобы уничтожить их!

— Как же вы это сделаете, господин военный советник? — спросил его Сун Цзян.

— Сейчас в городе почти не осталось ни солдат, ни командиров, — сказал на это У Юн. — И вот теперь они послали [348] просить помощи. Нам нужно сейчас же выделить два отряда и сделать так, чтобы их приняли за войска, которые пришли на помощь. Когда они будут продвигаться к городу, мы сделаем вид, что вступили с ними в бой. Тогда Гао Лянь, конечно, откроет городские ворота и выйдет, чтобы оказать поддержку подходящим войскам. А мы воспользуемся этим удобным случаем и захватим город. Для Гао Ляня же оставим узкий выход и непременно поймаем его живым.

Выслушав это, Сун Цзян остался очень доволен и приказал Дай Цзуну отправиться в Ляншаньбо, чтобы взять там еще два отряда и идти на город с двух сторон.

А Гао Лянь между тем приказал каждую ночь собирать на пустырях большие кучи хвороста и травы и поджигать их. Это должно было служить сигналом для ожидаемых войск. Кроме того, с городских стен непрерывно велось наблюдение.

Через несколько дней дозорные на стенах города заметили в отряде Сун Цзяна какое-то замешательство и тут же поспешили с докладом к Гао Ляню. А Гао Лянь, услышав об этом, сейчас же облачился в военные доспехи и быстро направился к городской стене посмотреть, что происходит. И тут он увидел, что к городу с двух сторон приближаются отряды. С криками и шумом бойцы во весь опор неслись вперед, до самых небес вздымая тучи пыли. Осаждавшие город отряды Сун Цзяна сразу же рассеялись в разные стороны. Гао Лянь решил, что это пришли войска, высланные ему на помощь. Тогда он спешно собрал всех воинов, оставшихся в городе, разбил их на отряды и, приказав открыть городские ворота, вывел за город навстречу подходящим войскам.

А далее события разворачивались следующим образом. Подъехав к отряду Сун Цзяна, Гао Лянь увидел, что Сун Цзян, а вслед за ним Хуа Юн и Циыь Мин верхом на конях бросились удирать по маленькой тропинке. Тогда он во главе группы своих бойцов помчался за ними в погоню. Но вдруг за холмом один за другим раздалось несколько взрывов. Гао Лянь заподозрил неладное и тут же приказал своим людям возвращаться обратно. Но в этот момент с двух сторон ударили в гонг. Слева ринулся отряд Люй Фана, а справа — Го Шэна. В каждом отряде насчитывалось по пятисот бойцов, Гао Лянь попытался было пробить себе дорогу, но потерял больше половины своих солдат.

Вырвавшись наконец из окружения, он и его воины посмотрели в сторону города: там на стенах развевались знамена лагеря Ляншаньбо. Еще раз внимательно оглядевшись, они нигде не могли обнаружить войск, прибывших к ним на помощь. Гао Лянь понял, что ему не остается ничего другого, как увести уцелевших воинов по небольшой горной дорожке. Но не проехали они и десяти ли, как из-за гребня горы, находившейся впереди, вылетела группа всадников во главе [349] с Сунь Ли и преградила им путь. Голосом, подобным раскатам грома, Сунь Ли закричал:

— Я давно уже поджидаю вас здесь! Ну-ка, слезайте с коней и сдавайтесь!

Гао Лянь и его люди повернули было коней, чтобы отступить назад, но и там путь был уже отрезан другой группой бойцов во главе с Чжу Туном «Бородачом». Эти две группы сжимали Гао Ляня с двух сторон, и выхода для спасения у него уже не было.

Тогда Гао Лянь бросил своего коня и пешком стал взбираться на гору. Но преследовавшие его удальцы со всех сторон бросились за ним в погоню. Гао Лянь быстро пробормотал заклинание и крикнул:

— Подымайся!

Сразу же образовалось черное облако, которое стало плавно уносить его вверх. Гао Лянь уже поднялся до самой вершины горы.

Но в этот момент из-за холма вдруг показался Гун-Сунь Шэн. Увидев облако, он протянул свой меч в том направлении, куда оно летело, и, пробормотав заклинание, воскликнул:

— Поторопись!

В тот же миг все увидели, как Гао Лянь полетел с облака вниз. Тут выскочил Лэй Хэн и одним ударом своего меча рассек Гао Ляня надвое.

Взяв с собой его голову, Лэй Хэн вместе с остальными стал спускаться с горы. Вперед они послали гонца, который должен был сообщить главарям о гибели Гао Ляня. Но Сун Цзяну уже доложили о том, что Гао Лянь убит, и, собрав все отряды, он вошел с ними в город Гаотанчжоу.

Заранее был отдан приказ о том, чтобы не причинять никакого вреда населению. А когда они вошли в город, то для успокоения жителей вывесили объявление о том, что всякие грабежи категорически воспрещаются.

После этого они тотчас же отправились в тюрьму, чтобы освободить Чай Цзиня. Надзиратели и стражники уже разбежались, и в тюрьме осталось лишь человек пятьдесят заключенных. С них сняли колодки и выпустили на волю, но Чай Цзиня среди заключенных не оказалось.

Тяжело стало на душе у Сун Цзяна. Он пошел в тюрьму и там ходил из камеры в камеру. Он нашел всех родственников Чай Хуан-чэна. Затем Сун Цзян отправился в другое помещение тюрьмы и увидел там семью самого Чай Цзиня, которая была схвачена в Цанчжоу и доставлена сюда. Из-за боев, которые происходили последнее время, их еще не вызывали и не допрашивали. Но Чай Цзиня не было и среди них.

Тогда У Юн созвал на допрос всех тюремных стражников Гаотанчжоу. Один из них выступил вперед и доложил:

— Я надзиратель тюрьмы, зовут меня Линь Жэнь. [350] Недавно я получил распоряжение начальника округа неотлучно находиться при Чай Цзине и хорошенько охранять его, чтобы он не сбежал. Кроме того, он приказал мне покончить с ним в том случае, если городу будет угрожать большая опасность. Три дня тому назад начальник округа велел вывести Чай Цзиня из тюрьмы и казнить его. Однако я не мог сделать этого потому, что знал Чай Цзиня как очень хорошего человека. И я не стал выполнять приказа под тем предлогом, что Чай Цзинь при смерти, и нет необходимости убивать его. Когда начальник округа стал требовать, чтобы приказ его все же был выполнен, я ответил, что Чай Цзинь уже умер. Но последнее время непрерывно шли бои, и начальнику округа уже некогда было интересоваться этим делом. Однако из опасения, что он может прислать кого-нибудь справиться о Чай Цзине, и тогда мне не миновать строгого наказания, я отвел вчера Чай Цзиня за тюрьму, снял с него кангу и спрятал его в высохшем колодце. И вот сейчас не знаю даже, жив он или нет. Услышав это, Сун Цзян тотчас же приказал Линь Жэню провести их туда. Они прошли прямо за тюрьму, к колодцу, и заглянули в него: там был сплошной мрак. Никто не знал, насколько глубок этот колодец. Они стали кричать, но ответа не последовало. Тогда они спустили в колодец веревку и установили, что глубина колодца примерно восемь-девять чжан.

— По всей вероятности, сановник Чай Цзинь скончался, — сказал Сун Цзян, и на глазах у него блеснули слезы.

— Вы не расстраивайтесь, начальник, — сказал У Юн. — Кто хочет спуститься в колодец и посмотреть, там ли Чай Цзинь? — спросил он. — Тогда мы все точно узнаем!

Не успел он договорить, как вперед выскочил Ли Куй «Черный вихрь» и громко крикнул:

— Обождите, я спущусь!

— Вот и хорошо, — сказал Сун Цзян. — Ты довел его до этой беды, ты и должен сам искупить свою вину.

— Да, я спущусь, мне ничуть не страшно! — невпопад сказал Ли Куй. — Только смотрите, веревку не перережьте, когда я буду спускаться!

— А ты и вправду озорной парень! — сказал ему У Юн.

Тут принесли большую бамбуковую плетеную корзину и к краям ее с двух сторон привязали веревку. После этого установили перекладину, к которой и подвесили корзину. К веревкам привязали два медных колокольчика.

Между тем Ли Куй сбросил с себя всю одежду и, взяв свои топоры, сел в корзину, которую плавно опустили на дно.

Выкарабкавшись из корзины, Ли Куй стал шарить вокруг себя и наткнулся на груду человеческих костей.

— Угодники святые! — воскликнул Ли Куй. — Что это здесь за чертовщина?

Он стал шарить в другой стороне колодца и обнаружил, [351] что там везде вода, и некуда даже ногу поставить. Тогда Ли Куй положил топоры в корзину и принялся искать обеими руками. Колодец был очень велик. Наконец Ли Куй нащупал человека, который, скорчившись, сидел в воде.

— Господин Чай Цзинь! — позвал Ли Куй.

Но человек даже не пошевельнулся. Тогда Ли Куй снова начал ощупывать Чай Цзиня и заметил, что он чуть-чуть дышит.

— Ну, благодарение небу и земле! — воскликнул Ли Куй. — Значит, спасти его еще можно.

Забравшись в корзину, он дернул за колокольчик и корзину подняли. Наверху все увидели, что в ней сидит только Ли Куй. Ли Куй стал подробно рассказывать о том, что нашел внизу.

— В таком случае полезай еще раз, — сказал, выслушав его, Сун Цзян. — И в первую очередь посади в корзину сановника Чай Цзиня. Мы вначале вытащим его, а затем тебя!

— Дорогой брат, — сказал Ли Куй, — вы и не знаете, что когда я ходил в Цзичжоу, то дважды попадал в беду. Вы хоть в третий раз ничего со мной не делайте.

— Да с какой же это стати я стану шутить над тобой?! — рассмеялся Сун Цзян. — Ну-ка живее спускайся!

И Ли Кую ничего не оставалось, как снова сесть в корзину и спуститься в колодец. Очутившись на дне, он вылез из корзины, перенес в нее сановника Чай Цзиня и дернул за веревку, к которой были привязаны колокольчики. Наверху услышали звон и корзину подняли.

Увидев Чай Цзиня, все очень обрадовались. Но осмотрев его, увидели, что голова у него разбита, кожа на ногах сплошь, покрыта ссадинами. Чай Цзинь слегка приоткрыл глаза и сразу же снова закрыл их. Вид его вызвал у всех чувство глубокой жалости. Тотчас же послали за врачом, чтобы оказать Чай Цзиню помощь.

В этот момент Ли Куй, который оставался на дне колодца, поднял отчаянный крик. Тогда Сун Цзян тотчас же приказал опустить корзину и вытащить его наверх. Когда Ли Куя подняли, он был очень рассержен.

— Нехорошие вы все же люди! — сказал он. — Почему вы сразу не опустили корзину, чтобы вызволить меня оттуда?

— Все мы были заняты мыслью о том, как бы помочь сановнику Чай Цзиню и поэтому совсем забыли о тебе, — извиняющимся тоном сказал Сун Цзян. — Ты уж не сердись на нас.

После этого Сун Цзян приказал уложить Чай Цзиня в повозку. Для того чтобы разместить всех родственников Чай Цзиня, членов двух его семей со всем их имуществом, потребовалось более двадцати повозок. Сун Цзян приказал отправить обоз вперед под охраной Ли Куя и Лэй Хэна.

Семья, а также родственники Гао Ляня, всего человек [352] тридцать — сорок, и старые, и малые, и хорошие, и плохие, были казнены на городской площади. А Линь Жэнь получил награду. Всю казну, продовольствие из складов, а также личное имущество Гао Ляня погрузили на подводы и, покинув Гаотанчжоу, с победой двинулись в Ляншаньбо.

В пути они не трогали никого из населения и через несколько дней добрались до лагеря.

Несмотря на болезнь, Чай Цзинь поднялся, чтобы поблагодарить Чао Гая, Сун Цзяна и всех остальных главарей. Чао Гай велел выстроить на вершине горы рядом с домом Сун Цзяна помещение для Чай Цзиня и его семьи. Таким образом, в стане прибавилось еще два главаря — Чай Цзинь и Тан Лун. Чао Гай, Сун Цзян и все остальные главари были чрезвычайно рады этому. В честь новых главарей было устроено торжество, однако подробно говорить об этом мы не будем.

Между тем когда в Дунчане и Коучжоу узнали о том, что Гао Лянь убит, а Гаотанчжоу захвачен, правителям этих городов только и оставалось, что написать о случившемся доклад ко двору императора. Бежавшие из Гаотанчжоу чиновники прибыли в столицу и подробно рассказали, что там произошло.

Когда командующий Гао Цю услышал об этом и узнал, что его брат Гао Лянь убит, он на следующий день встал во время пятой стражи и отправился ко двору императора. Там в приемном зале он ждал удара в колокол, извещающего о выходе императора. Сюда же в парадных одеждах явились и многие другие сановники, ожидавшие аудиенции. Но вот пробило три четверти пятой стражи — час восхождения императора Даоцзюня на трон. Трижды щелкнули бичом, после чего гражданские и военные сановники выстроились в два ряда. Император взошел на трон. В этот момент ведающий приемом возвестил:

— У кого имеется дело, пусть войдет и доложит императору. У кого же дела нет, может свернуть свои занавески (Смотреть на Сына Неба даже высшим сановникам не полагалось. Поэтому на приеме у императора, каждый из присутствовавших держал в руках небольшую занавеску, закрывая свое лицо.) и удалиться.

Тут выступил вперед Гао Цю и доложил:

— В настоящее время главари разбойников Чао Гай и Суй Цзян наносят огромный вред округу Цзинчжоу. Они грабят города, разоряют продовольственные склады. Собрав вокруг себя лихих людей, они уничтожают правительственные войска в округе Цзинчжоу. Они устроили погром в Цзянчжоу и Увэй-цзюне. А в настоящее время перебили всех чиновников в Гаотанчжоу и увезли с собой казну и все имевшееся на складах продовольствие. Это зло подобно тяжелой болезни внутри организма. Если своевременно не устранить его, то оно может [353] настолько разрастись, что потом уже трудно будет справиться с ним. Поэтому я нижайше умоляю ваше величество принять меры к пресечению этого зла.

Выслушав его, Сын Неба был сильно встревожен и тут же изъявил свою священную волю. Он поручил командующему Гао Цю повести войска, чтобы полностью уничтожить гнездо разбойников в Лякшаньбо. Но Гао Цю почтительно возразил:

— По-моему, кет надобности направлять большое количество войск против этих разбойников. Я знаю одного человека, который может сам с ними справиться.

— В таком случае, — сказал император, — необходимо тотчас же приказать ему отправиться туда и выполнить мое повеление. Об исполнении же приказа пусть он немедленно доложит и в награду за это получит назначение на высшую должность.

— Этот человек — внук знаменитого полководца Ху-Янь Цзаня времен основания царствующей династии. Зовут его Ху-Янь Чжо. Он искусно владеет двумя медными хлыстами и обладает невероятной храбростью. Сейчас он служит командующим в Жунинчжоу, в подчинении у него находится много замечательных и искусных военачальников. Я ручаюсь за то, что этот человек сумеет уничтожить разбойничий лагерь в Ляншаньбо. Необходимо назначить его командующим и дать ему отряд из отборных бойцов, конных и пеших. В установленный срок он уничтожит лагерь разбойников и вернется с войсками обратно.

Сын Неба одобрил доклад Гао Цю, повелел своей канцелярии отдать соответствующий указ и с этим указом немедленно отправить в Жунинчжоу человека.

Когда прием у императора был окончен, Гао Цю вернулся в свое управление и отдал распоряжение канцелярии назначить командира, который немедленно отправится с указом императора к Ху-Янь Чжо. В указе говорилось, что Ху-Янь Чжо в установленный срок должен прибыть в столицу и получить здесь приказ.

А теперь обратимся к Ху-Янь Чжо. Он как раз находился в своем управлении в Жунинчжоу, когда ему доложили:

— По указу императора сюда прибыл гонец. Он сообщил о том, что вас вызывают в столицу, где вы получите важное задание.

Услышав это, Ху-Янь Чжо вместе с гражданским начальником поспешил за город встретить посланца императора и привел его прямо к себе в управление. Вскрыв пакет и прочитав указ императора, он приказал устроить обед в честь гонца, а затем одел шлем, военные доспехи и взял оружие. После этого ему подали оседланного коня, и он, захватив с собой тридцать-сорок человек охраны, вместе с гонцом в тот же день покинул Жунинчжоу. [354]

Мы не будем говорить здесь, как они совершили свой путь. Вскоре они прибыли в столицу и проследовали прямо в управление командующего Гао Цю, чтобы представиться ему.

Гао Цю находился у себя в управлении, когда дежурный доложил ему, что из Жунинчжоу прибыл Ху-Янь Чжо и ожидает у ворот. Эта весть очень обрадовала Гао Цю, и он приказал ввести прибывшего.

После того, как церемония приветствий была закончена, Гао Цю справился у Ху-Янь Чжо, как он доехал, и вознаградил его, а на следующий день повел представить его императору.

Необычайный вид Ху-Янь Чжо очень понравился императору, его небесный лик озарился улыбкой, и он тут же приказал подарить Ху-Янь Чжо коня, который был известен под именем «Вороной конь с белоснежными копытами». Прозвище свое он получил за то, что весь был черным, как тушь, и лишь копыта его белели, подобно снегу. Конь этот в один день мог пробежать тысячу ли, и вот теперь по указу императора, он был пожалован Ху-Янь Чжо.

Поблагодарив Сына Неба за оказанную ему милость, Ху-Янь Чжо удалился и вместе с Гао Цю прошел в управление. Здесь они стали обсуждать вопрос о том, как быстрее уничтожить стан в Ляншаньбо.

— Разрешите доложить, ваша милость, — сказал Ху-Янь Чжо, — что я собирал сведения об этом разбойничьем стане и решил, что бойцов у них много, а командиры хорошо обучены. Кони там, возможно, плохие, зато оружие первосортное. Поэтому относиться к ним с пренебрежением не следует. Я покорнейше прошу вас назначить двух командиров, которые пойдут в авангарде, а затем уже подтянуть большую армию. Тогда победа будет обеспечена.

Гао Цю остался очень доволен его предложением.

— А кого хотели бы вы назначить командующим передовых отрядов? — спросил он.

И Ху-Янь Чжо назвал имена двух военачальников. Как будто самой судьбой было предопределено, чтобы в Ваньцзычэне к мятежникам

Опять примкнуло несколько вождей,
Исполненных отвагою геройской,
А дерзкие отряды Ляншаньбо
Разбили императорское войско.

Вот уж поистине говорится:

Пусть в галерее доблестных мужей
Их подвигов великих не отметят,
Зато в мятежном стане Ляншаньбо
Их с радостью и почестями встретят.

Чьи имена назвал Ху-Янь Чжо командующему Гао Цю, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 2. Гос. изд. худ. лит. М. 1959

© текст - Рогачев А. 1959
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Гос. изд. худ. лит. 1959