ШИ НАЙ-АНЬ

РЕЧНЫЕ ЗАВОДИ

ТОМ I

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Старуха Янь учиняет скандал в юньченском уездном управлении. Чжу Тун, движимый чувством дружбы, помогает Сун Цзяну скрыться

Итак, стражники схватили Тан Ню-эра и втащили в управление. Начальник уезда, услышав об убийстве, поспешил в зал суда. Там у стола, окруженный стражниками, стоял Тан Ню-эр. Слева от стола на коленях стояла старуха, справа, также на коленях, стоял какой-то парень.

— Что случилось? — спросил начальник уезда.

— Моя фамилия Янь, — сказала старуха. — У меня была дочь по имени По-си, которая заключила с писарем уездного управления Сун Цзяном договор о сожительстве. Вчера, когда они выпивали и закусывали у нас дома, вот этот парень, Тан Ню-эр, разыскивая Сун Цзяна, явился к нам, наскандалил и ушел. Все это могут подтвердить соседи. Сегодня утром Сун Цзян рано вышел из дому, но вскоре вернулся и убил мою дочь. Я задержала его и притащила сюда, но Тан Ню-эр силой освободил убийцу. Умоляю вас, господин начальник, разобрать это дело.

Начальник уезда обратился к Тан Ню-эру:

— Так ты осмелился освободить преступника?

— Разрешите доложить, — сказал Тан Ню-эр. — Я совсем не знал, что произошло убийство. Вчера вечером я действительно искал Сун Цзяна, чтобы попросить у него денег на чашку вина, а эта женщина выгнала меня из дому да еще наградила затрещиной. Когда сегодня утром я вышел продавать свою барду, то увидел, что эта старуха стоит возле уездного управления, вцепившись в господина писаря. Теперь-то мне понятно, что вмешиваться и дать ему возможность скрыться не следовало. Но я ведь не знал, что он убил ее дочь.

— Нечего тут вздор городить! — рассердился начальник уезда. — Не может быть, чтобы такой благородный и справедливый человек, как Сун Цзян, совершил убийство. Это твоих рук дело! Эй, люди! — крикнул он и велел позвать дежурного писаря и завести дело. [318]

Чжан Вэнь-юань тотчас же явился. Узнав от старой Янь, что Сун Цзян убил его возлюбленную, он записал показания присутствующих, составил старухе прошение в суд, а также подробный отчет обо всем случившемся. Затем вызвал судейского чиновника, квартального старосту и соседей и вместе с ними отправился в дом По-си.

Там они прежде всего осмотрели труп убитой и возле нее нашли кинжал. Внимательно обследовав место преступления, они установили, что женщина убита ударом кинжала в горло. Тело положили в гроб и отправили в храм, после чего все вернулись в управление.

Начальник уезда был в хороших отношениях с Сун Цзяном и сейчас думал о том, как бы выгородить его. Он несколько раз допрашивал Тан Ню-эра, но тот твердил, что ничего не знает о случившемся.

— А зачем же ты вчера ходил к ним в дом и скандалил? — спросил начальник уезда. — Ясно, что ты причастен к этому делу!

— Я отправился туда в надежде получить на чашку вина, — сказал Тан Ню-эр.

— Ерунда! — рассердился начальник уезда. — Ну-ка, всыпьте ему хорошенько! — приказал он.

Стражники набросились на Тан Ню-эра, как лютые звери, связали его, повалили и отсчитали ему пятьдесят палочных ударов. Однако и после наказания Тан Ню-эр продолжал говорить то же, что и прежде. Для начальника уезда было ясно, что Тан Ню-эр и в самом деле ничего не знает, но он, желая спасти Сун Цзяна, продолжал допрашивать Таи Ню-эра. А затем приказал одеть ему на шею кангу и отправить в тюрьму.

Между тем Чжан Вэнь-юань твердил начальнику уезда:

— Как бы там ни было, а найденный кинжал действительно принадлежит Сун Цзяну. Следовало бы вызвать его и допросить. Тогда все выяснится.

В конце концов начальник уезда вынужден был дослать людей в дом Сун Цзяна арестовать его. Но Сун Цзян уже успел скрыться, и стражникам удалось задержать лишь его соседей, которые сообщили, что преступник сбежал неизвестно куда.

Тогда Чжан Вэнь-юань предложил другой план.

— Преступник Сун Цзян скрылся, — сказал он. — Но его отец, старый господин Сун, и младший брат Сун Цин проживают в усадьбе Сунцзяцунь. Можно арестовать их и доставить сюда, объявив срок для поимки Сун Цзяна. Так мы сумеем отыскать и привлечь к суду самого преступника.

Подобный оборот дела никак не устраивал начальника уезда, так как он всеми силами старался свалить [319] преступление на Тан Ню-эра, а потом как-нибудь избавить от наказания и его. Но Чжан Вэнь-юаня, который вел это дело, невозможно было унять; он все время подстрекал старуху Янь требовать поимки убийцы. В конце концов, не будучи в состоянии противиться усиленным настояниям Чжан Вэнь-юаня, начальник подписал приказ об аресте старого Суна с сыном Сун Цином и послал в усадьбу Сунцзяцунь трех стражников.

Когда посланные прибыли в поместье Сунцзяцунь, старый хозяин вышел к ним навстречу, провел в комнаты и пригласил сесть. Стражники предъявили приказ хозяину. Прочитав его, старый Сун молвил:

— Прошу вас, почтенные служивые, выслушать меня. Предки наши были земледельцами и кормились со своих полей и огородов. Но мой непочтительный сын Сун Цзян, который с детства отличался непокорным нравом, не пожелал заниматься делом своего отца и захотел непременно стать чиновником. Никакие уговоры не помогли. И вот несколько лет тому назад я подал в управление нашего уезда заявление о том, что отказываюсь от непокорного сына моего. Он давно уже не является членом нашей семьи и живет отдельно, в уездном городе. А в этой уединенной усадьбе я обитаю вдвоем с сыном своим Сун Цином, и существуем мы на то, что собираем с наших полей и огородов. С Сун Цзяном мы никакой связи не поддерживаем, и в нашу жизнь он не вмешивается. Из опасения, как бы он чего-нибудь не натворил и не впутал меня в беду, я обратился к прежнему начальнику уезда с просьбой выдать мне свидетельство о сделанном мной заявлении. Это свидетельство хранится у меня, и я могу показать его вам, уважаемые.

Посланные стражники любили Сун Цзяна и прекрасно понимали, что речи старого Суна лишь хитрость, придуманная на случай неприятностей. Они вовсе не хотели причинить этой семье вреда и поэтому сказали хозяину:

— Если у вас, уважаемый хозяин, имеется такая бумага, покажите ее нам, мы снимем с нее копию и, вернувшись, доложим об этом начальнику уезда.

Между тем старик Сун приказал сейчас же зарезать несколько кур и гусей и приготовить их, а также подать вина и принялся потчевать прибывших. Затем он вынул десять лян серебра, отдал им в подарок и принес имевшуюся у него бумагу, чтобы с нее сняли копию. Распростившись с хозяином, посланные вернулись в город и доложили начальнику уезда, что уже три года тому назад старый господин Сун отказался от Сун Цзяна, о чем у него имеется соответствующая бумага. Они показали начальнику уезда копию и сказали, что при создавшемся положении не могли арестовать старика. [320]

Выслушав их, начальник уезда, желавший помочь Сун Цзяну, ответил:

— Раз у отца имеется такая бумага, а других родственников у Сун Цзяна нет, то нам остается лишь объявить о награде в тысячу связок тому, кто задержит его, и разослать повсюду приказ о его аресте.

Тем временем старуха Янь по наущению Чжан-саня явилась в уездное управление с распущенными волосами и, уставившись диким взглядом на начальника, сказала:

— Сун Цзян спрятался в доме своего брата Сун Цина. Почему же вы, господин начальник, не поможете мне и не прикажете схватить Сун Цзяна?!

Выслушав это, начальник уезда воскликнул:

— Отец его уже три года тому назад обратился к начальнику уезда с жалобой на непокорность своего сына Сун Цзяна и отказался от него, о чем у него имеется официальное свидетельство. Как же могу я арестовать отца и брата и сделать их заложниками?

— Почтенный начальник! — возразила на это старая Янь. — Кому неизвестно, что Сун Цзяна прозвали «Почтительный и справедливый господин Хэй-сань»? А свидетельство, о котором вы говорите, — фальшивое. И если вы признаете его, то, значит, помогаете им.

— Глупости ты болтаешь! — рассердился начальник уезда. — Это свидетельство выдано моим предшественником, и на нем имеется казенная печать. Как же оно может быть фальшивым?!

Тогда старуха стала рыдать и жаловаться:

— Господин начальник! Убить человека — величайшее преступление! Если вы не заступитесь за меня, я вынуждена буду обратиться в окружное управление. Ведь дочь моя действительно умерла насильственной смертью!

Чжан-сань выступил и поддержал старуху:

— Господин начальник! Если вы не выполните ее просьбу и не отдадите распоряжения об аресте, то она обратится в вышестоящий суд, а ведь это дело серьезное. Когда начнут допрашивать, мне нельзя будет молчать.

Начальник уезда понимал, что Чжан Вэнь-юань прав, и ему пришлось подписать приказ об аресте и тут же послать в поместье Сунцзяцунь начальников стражи Чжу Туна и Лэй Хэна.

— Возьмите с собой побольше людей, — сказал начальник, — произведите обыск, арестуйте преступника Сун Цзяна и доставьте сюда.

Чжу Тун и Лэй Хэн взяли человек сорок стражников из местной охраны и тотчас же отправились в поместье Сунцзяцунь. Узнав об их приезде, старый Сун поспешно вышел к ним навстречу. [321]

— Уважаемый господин! — обратились к нему начальники стражи. — Не вините нас. Мы приехали к вам не по доброй воле, а по приказу начальства. Скажите, где сейчас находится ваш сын Сун Цзян?

— Уважаемые господа начальники стражи, — почтительно отвечал старый Сун. — Этот непокорный Сун Цзян не имеет ко мне никакого отношения. Еще прежнему начальнику я подал прошение о том, что отрекаюсь от него, и свидетельство об этом заявлении у меня на руках. Уже больше трех лет Сун Цзян живет отдельно, и у нас нет с ним ничего общего, — он даже не бывает здесь.

— Все это, может быть, и так, — отвечал Чжу Тун, — однако у нас есть письменное распоряжение, которое мы должны выполнить. Мы не можем полагаться на ваши слова о том, что здесь нет вашего сына, а поэтому произведем обыск, — и он приказал стражникам окружить поместье.

— Я буду охранять передние ворота, — сказал Чжу Тун, — а вы, господин Лэй Хэн, обыщите всю усадьбу.

Лэй Хэн вошел во двор и, обыскав там все, вернулся со словами:

— Его и, правда, нет здесь.

— А все же у меня на душе неспокойно, — сказал Чжу Тун.

— Вы, господин Лэй Хэн, постерегите здесь, у ворот, а я попробую еще сам поискать как следует.

Услышав эти слова, старый Сун сказал:

— Я — человек, уважающий законы. Могу ли я укрывать преступника в моем доме?!

— Дело идет об убийстве, — возразил на это Чжу Тун, — и вы уж не обижайтесь на нас.

— Что ж, пусть будет по-вашему, — согласился старый Сун. — Идите и еще раз как следует поищите.

— Господин Лэй Хэн, — сказал Чжу Тун. — Приглядите за господином Суном и не разрешайте ему уходить.

После этого Чжу Тун вошел в поместье; поставил у стены свой меч, закрыл двери на засов и прошел в домашнюю молельню. Он отодвинул в сторону жертвенный столик, вынул доску из пола и увидел веревку. Он дернул за нее, раздался звук медного колокола, а вслед за тем из-под пола показался Сун Цзян. Увидев Чжу Туна, Сун Цзян сильно перепугался, но тот сказал ему:

— Достопочтенный брат мой! Не подумайте, что я приехал арестовать вас! Вы всегда были добры ко мне и никогда меня не обманывали. Однажды, когда мы вместе выпивали, вы сказали мне: «В молельне нашего дома под полом сделано убежище. Над ним стоит жертвенный столик Будде, который и закрывает вход в убежище. Если с тобой [322] случится что-нибудь, можешь там укрыться». Я крепко запомнил это. Начальник послал нас сюда лишь для отвода глаз. Он тоже хочет помочь вам, и только Чжан-сань со старухой будоражат всех и грозят обратиться в окружной суд, если начальник не доведет дела до конца. Вот почему ему пришлось послать сюда нас двоих для обыска. Лэй Хэн человек прямой и недалекий, и я боялся, что он не сможет сделать всего, как надо, и если встретится с вами, то уж вряд ли найдет выход из положения. И поэтому я пустился на хитрость: оставил Лэй Хэна караулить у въезда в поместье, а сам пришел предупредить вас, друг мой. Хоть здесь пока и безопасно, однако оставаться долго не следует. Что будет, если кто-нибудь узнает, что вы здесь, и еще раз придет сюда с обыском?

— Я и сам подумывал об этом, — сказал Сун Цзян, выслушав Чжу Туна. — И если бы не ваше доброе отношение, почтенный брат мой, то не миновать бы мне тюрьмы.

— Стоит ли говорить об этом? — сказал Чжу Тун. — Давайте лучше подумаем, куда бы вам отправиться.

— Я решил, что самыми подходящими сейчас являются три места: поместье Чай Цзиня, прозванного «Маленьким Вихрем», в уезде Хэнхайцзюнь, области Цанчжоу; крепость Цинфын в уезде Цинчжоу, где служит Хуа Юн, по прозвищу «Маленький Ли Гуан», и поместье господина Куна, в Байхушане. У господина Куна два сына, старшего зовут Кун Мин «Комета», а младшего — Кун Лян «Искра»; раньше они частенько заходили ко мне. Однако я до сих пор еще не решил, в какое из этих мест отправлюсь.

— Вам, почтенный брат, надо выбирать скорее, — сказал Чжу Тун. — Раз вы решили уходить, то уходите немедленно, не позже чем сегодня вечером. Откладывать сейчас никак нельзя, не то произойдут неприятности.

— Я буду надеяться на ваше заступничество перед властями, дорогой мой, — сказал Сун Цзян. — Если для этого потребуются деньги, приходите сюда и берите сколько нужно.

— Об этом не беспокойтесь, — сказал Чжу Тун. — Устройство всего дела я беру на себя. Вы же думайте лишь о том, как бы скорее отправиться в путь.

Сун Цзян поблагодарил Чжу Туна и снова скрылся в своем убежище, а Чжу Тун поставил на место жертвенник, открыл двери и, взяв свой меч, вышел из поместья.

— Так и не нашел его, — сказал он товарищу. — А что, господин Лэй Хэн, может быть, нам захватить с собой почтенного Суна?

Услышав предложение Чжу Туна, Лэй Хэн подумал: «Ведь прежде Чжу Тун с Сун Цзяном были лучшими [323] друзьями. Что же это с ним произошло? Почему он предлагает арестовать старого Суна? Что-то здесь неладно. Если он будет настаивать, придется мне проявить благородство и вступиться за старика».

После этого Чжу Тун и Лэй Хэн, собрав своих стражников, вошли в дом. Старый Сун пошел было приготовить вина и закусок, но Чжу Тун остановил его:

— Не беспокойтесь об угощении, почтенный Сун, собирайтесь-ка лучше со своим младшим сыном в дорогу, вы отправитесь вместе с нами в город.

— А что же не видно вашего младшего сына? — спросил Лэй Хэн.

— Я послал его в соседнюю деревню, — отвечал старый Сун, — достать кое-что из хозяйственной утвари. А от непокорного Сун Цзяна я уже три года тому назад отказался, и об этом у меня имеется официальное свидетельство.

— Да к чему все эти разговоры, — сказал Чжу Тун. — У нас есть распоряжение начальника уезда арестовать вас с сыном и доставить в город на допрос.

— Господин Чжу Тун, — сказал тогда Лэй Хэн. — Хоть Сун Цзян и совершил преступление, но, видно, у него были к этому какие-то причины, и он не заслуживает смертного приговора. У почтенного Суна имеется официальный документ, заверенный казенной печатью, и мы не можем признать его фальшивым. Кроме того, не следует забывать, что в свое время мы были друзьями с господином Сун Цзяном и должны помочь ему в этом деле. Давайте снимем копию с этого документа и по возвращении представим ее начальству.

Выслушав это, Чжу Тун подумал: «Значит, мои слова подействовали и он ничего не подозревает».

— Если вы, уважаемый друг, считаете, что так лучше, — сказал он, — то я вовсе не хочу причинять кому-нибудь вреда.

— Я глубоко признателен вам, господа начальники, за ваше снисхождение, — растроганно сказал старик и тут же велел подать вина и закусок и стал всех угощать. Затем он достал двадцать лян серебра и хотел преподнести их начальникам охраны, но Чжу Тун и Лэй Хэн решительно отказались и отдали серебро стражникам, которые поделили его между собой.

Потом они сняли копию с представленного Суном документа, распрощались с хозяином, и весь отряд во главе с Чжу Туном и Лэй Хэном отправился обратно в город. Когда они явились в зал суда, начальник уезда как раз находился там. Он спросил Чжу Туна и Лэй Хэна, какие они принесли вести. Тогда начальники доложили ему:

— Мы дважды самым тщательным образом обыскали [324] всю усадьбу, но Сун Цзяна там не нашли. Старый Сун болен и лежит в постели, видно скоро ему конец. Сун Цин еще месяц назад уехал из деревни и до сих пор не вернулся. Так что нам не оставалось ничего другого, как снять копию с имеющегося у старика документа и доставить ее вам.

— Что ж, — сказал начальник уезда, — в таком случае я сообщу об этом высшему начальству и разошлю приказ об аресте преступника.

Но дальше речь пойдет о другом.

Как уже рассказывалось, в уездном управлении у Сун Цзяна было много друзей. Некоторые из них решили помочь ему и стали уговаривать Чжан Вэнь-юаня уладить это дело. Чжан Вэнь-юань не мог идти против всех. К тому же он решил, что мертвой теперь уже не помочь, а Сун Цзян сделал ему когда-то немало добра, и он согласился прекратить иск. Между тем Чжу Тун, собрав немного денег для старухи Янь, уговорил ее не обращаться с жалобой в окружной суд. Старуха, получив деньги, в конце концов согласилась. Остальные деньги Чжу Тун потратил на подарки чиновникам из окружного управления, чтобы заручиться их поддержкой и прекратить дело. Начальник уезда со своей стороны сделал все, что мог. Он разослал повсюду объявления об аресте Суй Цзяна, обещая за поимку преступника вознаграждение в тысячу связок монет. Что касается Тан Ню-эра, то его обвинили в содействии преступнику, приговорили к двадцати палочным ударам, заклеймили и выслали в местность, находящуюся за пятьсот ли. Все остальные, задержанные по этому делу, были отпущены на поруки.

Теперь вернемся к Сун Цзяну. Он происходил из зажиточной крестьянской семьи. Зачем же в их доме было устроено подземное убежище? Надо сказать, что в прежние времена, в период Сунской династии, начальнику легко было управлять, но вот служить чиновником было самым трудным делом. Отчего легко было начальнику? Оттого, что всю власть при дворе захватила кучка разложившихся, преступных людей и на ответственные посты попадали либо родственники придворных, либо богачи.

Почему же трудно было чиновникам? Потому что, соверши преступление человек, скажем, в должности писаря, самым легким наказанием для него было клеймо и ссылка в отдаленные места; бывало, что имущество виновного описывали, а самого его лишали жизни. Вот на случай подобных бедствий и устраивались убежища вроде того, какое было в доме Сун Цзяна.

Опасаясь, что в случае преступлений, ими совершенных, привлекут к ответственности и их родителей, [325] сыновья-чиновники сами просили своих отцов подать властям заявление о проявленной якобы сыновней непокорности и официально отказаться от родства с ними. Такие чиновники жили отдельно от родителей и не общались с ними; а власти выдавали родителям официальный документ, подтверждающий расторжение их родственных связей. Но тайно они все же общались между собой. Так было в Сунскую эпоху.

Покинув свое убежище, Сун Цзян позвал на семейный совет отца и брата.

— Лишь благородство Чжу Туна спасло меня от суда, — сказал Сун Цзян. — Этой милости я никогда не забуду. А теперь нам с братом надо искать пристанища. Если когда-нибудь небо сжалится над нами или император объявит всеобщее помилование, мы сможем вернуться домой и жить все вместе. Вас же, отец мой, прошу тайно переслать с доверенными людьми деньги Чжу Туну для подношения всем чиновникам и старухе Янь, чтобы она перестала надоедать властям своими жалобами.

— Об этом тебе беспокоиться нечего, — сказал старый Сун. — Вы с братом берегите себя в дороге. А когда обоснуетесь где-нибудь и случится оказия, пишите мне.

В тот же вечер братья собрали свои вещи. Когда пробила четвертая стража, они были уже на ногах, умылись, позавтракали и приготовились в дорогу: Сун Цзян надел широкополую, белую войлочную шляпу, куртку из белого атласа с поясом из крученой конопли и конопляные туфли с завязками. Сун Цин же нарядился слугой и вскинул на плечи коромысло.

Перед тем как отправиться в путь, они прошли в парадную комнату проститься с отцом. У всех на душе было тяжело, и они не могли сдержать слез.

— Вам предстоит долгий и трудный путь, — сказал отец сыновьям, — но пусть это не страшит вас.

Сун Цзян и Сун Цин просили слуг заботиться об отце и следить, чтобы он был сыт и ни в чем не испытывал недостатка.

Простившись с отцом, Сун Цзян и Сун Цин привесили к поясу кинжалы, взяли мечи и вышли из усадьбы. Наступала зима.

Однажды, после нескольких переходов, Сун Цзян в раздумье произнес:

— Куда же нам направиться?

— От вольных людей я как-то слышал о сановнике Чай Цзине из уезда Хэнхайцзюнь близ Цанчжоу, — сказал Сун Цин. — Правда, им никогда не приходилось встречаться с ним лично, но говорят, что он прямой потомок императора Чжоу. Почему бы нам не обратиться к нему? Говорят, он человек радушный и справедливый, поддерживает всех удальцов в [326] стране, помогает ссыльным и поистине является современным Мын Чан-цзюнем (Мын Чан-цзюнь — главный советник удельного князя Чжао-вана княжества Ци (X в. до н. э.), отличавшийся радушием и оказывавший приют всем, обращающимся к нему за помощью.). Лучше всего пойти к нему.

— Я уже думал об этом, — сказал Сун Цзян. — Хотя мы с ним частенько переписывались, но встретиться так и не пришлось.

Порешив на этом, они направились прямо в Цанчжоу. На пути им приходилось преодолевать горы, переправляться через реки, проходить через областные и окружные города. Как все путники, они рано останавливались на отдых, ели что попало и спали где придется.

Однако, не вдаваясь в подробности, поведем речь о более серьезных вещах. Сун Цзян с братом шли очень долго, пока наконец не достигли области Цанчжоу. Здесь они узнали у встречных, где находится поместье сановника Чай Цзиня, и направились прямо туда. Подойдя к усадьбе, они спросили, дома ли господин Чай Цзинь. Слуги ответили им, что Чай Цзиня сейчас нет, так как он поехал в свое восточное поместье собирать оброк. На вопрос Сун Цзяна, далеко ли отсюда его восточное поместье, слуги ответили, что немногим более сорока ли.

— А как пройти туда? — спросил Сун Цзян.

— Разрешите нам осведомиться о вашем почтенном имени, — сказал один из слуг.

— Я Сун Цзян, из уезда Юньчэн.

— Уж не тот ли вы господин Сун, которого называют «Благодатным Дождем»? — осведомился слуга.

— Да, это я, — подтвердил Сун Цзян.

— Наш хозяин часто упоминал ваше уважаемое имя, но всегда очень сожалел, что не было случая встретиться с вами. А сейчас, господин Сун Цзян, разрешите проводить вас, — и, сказав это, слуга повел Сун Цзяна и Сун Цина к восточному поместью.

Не прошло и трех страж, как они прибыли туда. Тогда слуга сказал им:

— Прошу вас обождать в беседке, пока я доложу своему господину, чтобы он мог должным образом вас приветствовать.

— Хорошо, — согласился Сун Цзян.

Оставшись в беседке, братья прислонили свои мечи к стене, сняли с себя кинжалы, опустили на землю узлы и уселись. Не успел слуга уйти, как вдруг распахнулись главные ворота, из них поспешно вышел сановник Чай Цзинь, сопровождаемый несколькими слугами, и направился к [327] беседке, чтобы приветствовать Сун Цзяна. Приблизившись, Чай Цзинь поклонился до земли и сказал:

— Я так много думал о вас! Каким ветром занесло вас сюда сегодня? Наконец-то сбылась мечта всей моей жизни. Счастье мое невыразимо!

Земно кланяясь, Сун Цзян сказал:

— Я всего лишь невежественный мелкий чиновник и пришел искать у вас убежища.

— Вчера нагар на свече предвещал что-то, — говорил Чай Цзинь, помогая Сун Цзяну подняться, — а сегодня стрекотала сорока. Но я никак не думал, что они предвещают ваш приход, дорогой друг мой!

Обращаясь к гостю, Чай Цзинь так и сиял от радости.

Сун Цзян был очень доволен столь сердечным приемом и сказал своему брату Сун Цину, чтобы он также приветствовал хозяина. Затем Чай Цзинь приказал слугам отнести вещи Сун Цзяна в комнаты для гостей в западной стороне дома, а сам, держа Сун Цзяна за руку, провел его в помещение, где они соответственно разместились: один занял место гостя, а другой — хозяина.

— Не смею расспрашивать вас, — начал Чай Цзинь. — Я знал, что вы служите в уездном управлении в городе Юньчэне. Как же удалось вам урвать время, чтобы навестить такое захолустье, как мой скромный дом?

— Я давно слышал ваше почтенное имя, а слава о вас гремит повсюду, — отвечал Сун Цзян. — И хотя порой я и имел счастье получать ваши драгоценные письма, но всегда сетовал на то, что служба лишает меня возможности встретиться с вами. Теперь же случилось так, что я совершил преступление, и так как нет у нас с братом никакого пристанища, мы вспомнили о вашем радушии и справедливости и решили искать у вас убежища.

Выслушав его, Чай Цзинь сказал с улыбкой:

— Можете быть совершенно спокойны, друг мой! Если бы вы совершили даже десять самых тягчайших преступлений, в моем доме вам нечего опасаться. Я не хвастаюсь, ведь ни один чиновник по борьбе с разбойниками не осмелится и носа сюда показать.

Тогда Сун Цзян подробно рассказал, как он убил Янь По-си. Выслушав его, Чай Цзинь рассмеялся и сказал:

— Можете быть совершенно спокойны, брат мой! Если бы вы убили посланца самого императора или даже ограбили казну, то и тогда бы я спрятал вас в своем поместье.

После этого он предложил братьям помыться, приказал принести для них одежду, головные уборы, шелковые туфли и белые носки и попросил братьев переодеться.

Слуги отнесли их собственную одежду в отведенную гостям комнату, а Чай Цзинь пригласил Сун Цзяна во [328] внутренние покои, где уже было приготовлено угощение — закуски и вино. Хозяин пригласил Сун Цзяна занять почетное место, а сам уселся против него; Сун Цин занял место рядом с братом.

Когда они разместились, человек десять слуг и несколько управляющих стали ухаживать за гостями и хозяином, подливать им вина и подавать закуски. Чай Цзинь все время просил Сун Цзяна и его брата забыть о заботах и потчевал их вином. Сун Цзян был тронут до глубины души таким приемом и без конца благодарил хозяина. Слегка опьянев, они без конца выражали друг другу свою любовь и уважение.

Когда стемнело и зажгли свечи, Сун Цзян стал отказываться от вина:

— Пожалуй, хватит!

Но Чай Цзинь продолжал потчевать гостей. Когда же наступила первая стража, Сун Цзян поднялся и сказал, что ему надо выйти. Чай Цзинь тотчас же позвал слугу, велел ему взять фонарь и проводить Сун Цзяна за восточное помещение.

«Пусть пока пьют без меня, а я немного отдохну», — подумал Сун Цзян и в сопровождении слуги покинул комнату.

Миновав несколько комнат, Сун Цзян очутился под балконом главного входа, а затем, пошатываясь, побрел к восточному балкону. Он был сильно пьян и шел неуверенно, покачиваясь из стороны в сторону. В это время под балконом, к которому направился он, сидел огромный детина. Человек этот страдал лихорадкой и принес сюда на лопате горячих углей, чтобы согреться. Сун Цзян шел, не глядя под ноги, и нечаянно наступил на ручку лопаты. Уголь, лежавший на лопате, взлетел вверх и попал прямо в лицо человеку. Того от испуга даже пот прошиб, но потом, разобравшись в чем дело, он рассвирепел и, схватив Сун Цзяна за грудь, заорал:

— Ты что за черт такой? Издеваться надо мной вздумал? Сун Цзян растерялся и ничего не мог сказать, но сопровождавший его человек крикнул:

— Потише! Это же самый почетный гость нашего хозяина!

— Гость! Гость! — кричал человек. — Когда я сюда прибыл, меня тоже считали гостем и тоже почетным! А теперь наслушались всякого вздора, что слуги болтают обо мне, и перестали обращать на меня внимание. Вот уж поистине говорится: «Никогда нельзя рассчитывать на долгое благополучие».

Он намеревался поколотить Сун Цзяна, но сопровождавший гостя слуга поставил в сторону фонарь и стал удерживать его, однако уговоры ни к чему не привели. В этот [329] момент блеснули огни фонарей: к ним кто-то быстро приближался. Оказалось, что это был сам хозяин Чай Цзинь.

— Я нигде не мог отыскать вас, дорогой друг! Что здесь за шум?

Тогда слуга, пришедший с Сун Цзяном, рассказал обо всем, что произошло. Чай Цзинь рассмеялся и сказал:

— Слушайте, друг! Разве вы не знаете добрейшего и великодушнейшего господина писаря?

— Даже если бы он был самым добрым и справедливым, — отвечал человек, — может ли он равняться, осмелюсь спросить, с господином Сун Цзяном, писарем из Юньчэна?

— А вы знаете господина Сун Цзяна, дорогой мой? — продолжая смеяться, спросил Чай Цзинь.

— Я хоть и не знаю его, — отвечал тот, — но давно слышал о нем от вольных людей, которые называют его Сун Цзяном «Благодатным Дождем». Он — достойнейший из мужей и известен всей Поднебесной.

— Откуда же знают его во всей Поднебесной? — спросил Чай Цзинь.

— Да ведь сразу-то всего и не расскажешь, — отвечал тот, — но он действительно человек благородный, и если возьмется за какое-либо дело, то доведет его до конца. Как только я выздоровею, обязательно отправлюсь к нему.

— Вы что же, хотите повидаться с ним? — продолжал расспрашивать Чай Цзинь.

— Если бы я не хотел увидеть его, так к чему бы я все это говорил? — сказал человек.

— Вам нет нужды совершать путь в несколько тысяч ли, — сказал Чай Цзинь, указывая на Сун Цзяна. — Перед вами господин писарь, прозванный «Благодатным Дождем»!

— Неужели это правда? — спросил парень.

— Да, я действительно Сун Цзян! — подтвердил тот.

Молча поглядев некоторое время на Сун Цзяна, человек наконец склонился до земли и произнес:

— Вот уж никак не думал, что сегодня смогу встретиться с вами, уважаемый господин мой!

— Я не заслужил столь высокого уважения, — возразил Сун Цзян.

— Только что я так недостойно вел себя, — говорил человек, — примите же мои самые искренние извинения. Вот уж верно говорится: «Глаза есть, а горы Тайшань не приметил», — и с этими словами он опустился на колени и ни за что не хотел встать.

Сун Цзян поспешил к нему и, подымая его, спросил:

— Могу ли я узнать ваше почтенное имя?

Тогда Чай Цзинь, указывая на человека, назвал его имя, фамилию и место, откуда он родом. [330]

Про него можно было сказать, что если бы тигр в горах повстречал его, то душа у тигра ушла бы в пятки; повстречай его разбойники в лесу, у них распалась бы печень — вместилище храбрости. Поистине можно было бы сказать:

Едва заговоришь о нем —
И сразу звезды в небе меркнут.
Перестает луна сиять.
Начнешь рассказывать о нем —
И рухнут вековые горы.
И реки устремятся вспять!

О том, чье имя назвал Чай Цзинь, вы, читатель, узнаете из следующей главы. [331]

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Чай Цзинь уговаривает своих гостей остаться у него. У Сун убивает тигра на перевале Цзинянган

Итак, Сун Цзян, не желая больше пить вина, вышел оправиться и, очутившись под балконом с восточной стороны дома, наступил на рукоятку лопаты с горящими угольями, а гревшийся у огня человек рассердился и вскочил на ноги, намереваясь поколотить Сун Цзяна. Но тут к месту происшествия подоспел хозяин дома — Чай Цзинь, который назвал Сун Цзяна по имени и открыл, кто он такой.

Услышав, что перед ним Сун Цзян, незнакомец опустился перед ним на колени и долго не соглашался встать. Он говорил:

— Вот уж верно говорится: «Глаза есть, а горы Тайшань не приметил». Я оскорбил вас, старший брат мой, и умоляю простить меня.

Помогая ему подняться на ноги, Сун Цзян спросил:

— Могу ли я узнать, кто вы такой и как вас зовут?

Тогда Чай Цзинь, указывая на незнакомца, сказал:

— Он происходит из города Цинхэ. Фамилия его — У, имя — Сун. Он второй сын в семье и живет здесь уже год.

— Я не раз слыхал от вольных людей имя У Суна, но никогда не думал, что так неожиданно встречу вас. Поистине мне повезло, — сказал Сун Цзян.

— Да, редко встречаются друг с другом такие славные люди, — сказал Чай Цзинь. — По этому случаю я прошу вас принять участие в нашей встрече, а за столом и поговорим.

Сун Цзян обрадовался такому предложению и, взяв У Суна за руку, прошел во внутренние комнаты. Там он подозвал своего брата Сун Цина и познакомил его с У Суном. Чай Цзинь пригласил У Суна за стол, и Сун Цзян тут же поспешил уступить ему свое место. Но разве мог согласиться на это У Сун? После долгих споров они наконец разместились, и У Сун занял третье место. Чай Цзинь велел подать еще закусок и вина и просил гостей пировать, не стесняясь.

Разглядев У Суна при свете лампы, Сун Цзян остался очень доволен его внешним видом и спросил:

— Как же вы, господин У Сун, попали сюда? [332]

— Когда я жил в городе Цинхэ, — отвечал тот, — то однажды напился пьяным, повздорил с местным чиновником, ведающим секретной частью, и, рассердившись, так стукнул его кулаком, что он упал без чувств. Я подумал, что убил его, бежал из города и нашел убежище у господина Чай Цзиня, где и живу уже больше года. Лишь после я узнал, что тот человек жив, и теперь собираюсь обратно, на родину, к своему старшему брату, да вот неожиданно заболел лихорадкой и не мог отправиться в путь. Сегодня вечером я, дрожа от озноба, сидел под балконом и грелся у огня, и вдруг вы наступили на ручку лопаты. От неожиданности и испуга я весь покрылся холодным потом. Может быть, от этого моя болезнь теперь и прошла.

Сун Цзяну очень понравилась история У Суна. В эту ночь они пировали до третьей стражи. А когда стали расходиться, Сун Цзян упросил У Суна ночевать с ними вместе в западных комнатах, отведенных для гостей. На следующий день, не успели они встать, как Чай Цзинь приказал зарезать барана и свинью и снова приготовил для них угощение. Однако не стоит больше рассказывать о том, как Чай Цзинь принимал Сун Цзяна.

Прошло несколько дней. И вот однажды Сун Цзян достал несколько лян серебра и преподнес их У Суну, чтобы тот купил себе одежду. Но, узнав об этом, Чай Цзинь решительно запротестовал, — он не хотел, чтобы Сун Цзян расходовал свои деньги, и распорядился принести из своих запасов шелк и атлас. Портные в усадьбе были свои, и Чай Цзинь приказал сшить одежду всем троим гостям.

Теперь скажем несколько слов о том, почему хозяин не слишком жаловал У Суна. Когда У Сун пришел к нему искать убежища, он оказал ему такой же прием, как и Сун Цзяну. Однако У Сун стал все чаще и чаще напиваться пьяным и становился очень беспокойным; стоило кому-нибудь из слуг не угодить ему, как он сразу же начинал скандалить и даже пускал в ход кулаки. Наконец во всем поместье не оказалось никого, кто хорошо отзывался бы об У Суне. Его невзлюбили и частенько жаловались на него Чай Цзиню. Чай Цзинь хотя и не выгнал гостя из своего дома, но уже не оказывал ему прежнего внимания.

Теперь же Сун Цзян не расставался с У Суном, они вместе ели и выпивали. Болезнь У Суна не возобновлялась. Но, пробыв с Сун Цзяном более десяти дней, он снова стал тосковать по родине и решил вернуться в город Цинхэ, повидаться с братом. На все уговоры Чай Цзиня и Сун Цзяна У Сун отвечал:

— Я уже давно ничего не знаю о своем старшем брате и поэтому должен навестить его и посмотреть, как он живет.

— Ну, если вы твердо решили отправляться в путь, — заметил Сун Цзян, — не смею вас больше удерживать. Но когда будет свободное время, приходите с нами повидаться. [333]

У Сун поблагодарил Сун Цзяна. Тем временем Чай Цзинь принес деньги и вручил их У Суну.

— Извините меня, господин сановник, что я доставил вам столько хлопот, — благодарил У Сун хозяина.

Он увязал свой узелок, выбрал палицу и собрался в путь. Чай Цзинь распорядился устроить гостю торжественные проводы. У Сун одел только что сшитую ватную куртку, фанъянскую войлочную шляпу, взвалил на плечи узел, взял палицу и, распрощавшись, совсем уж было двинулся в путь, как вдруг Сун Цзян сказал:

— Обождите, дорогой друг!

Пройдя к себе в комнату, он взял немного серебра и, догнав У Суна за воротами усадьбы, сказал:

— Я провожу вас.

У Сун попрощался с хозяином, а Сун Цзян и Сун Цин отправились вместе с У Суном. Сун Цзян также простился с Чай Цзинем, сказав:

— Я тоже покину вас ненадолго.

Они втроем вышли из усадьбы. Когда они прошли семь ли, У Сун начал прощаться с друзьями:

— Уважаемые братья! Вы и так прошли очень далеко, прошу вас, вернитесь обратно. Господин Чай Цзинь будет беспокоиться о вас!

— Ничего, мы проводим вас еще немножко! — сказал Сун Цзян.

Беседуя о всякой всячине, они сами того не замечая, проделали еще три ли. Тогда У Сун взял Сун Цзяна за руку и сказал:

— Дорогой брат! Незачем провожать меня дальше. Недаром говорится: «Провожай гостя хоть на тысячу ли, а расставаться все равно придется».

— Пройдем еще чуточку, — сказал Сун Цзян и добавил, указывая вперед: — Вон там, у дороги, виднеется кабачок, пойдемте выпьем на прощанье еще чашечки по три вина!

Они вошли в кабачок. Сун Цзян занял место хозяина, У Сун, прислонив к стене свою палицу и положив вещи, сел напротив, на место гостя, а Сун Цин пристроился сбоку. Подозвав слугу, они заказали закусок, вина и фруктов, и вскоре все это было им подано. Когда же они выпили по нескольку чашек вина, то увидели, что солнце уже склоняется к западу, и У Сун сказал Сун Цзяну:

— Время уже позднее, и если вы не гнушаетесь мною, уважаемый брат мой, то разрешите мне отвесить полагающиеся по обычаю четыре земных поклона и побрататься с вами!

Эти слова доставили Сун Цзяну огромную радость. Тогда У Сун встал и четырежды поклонился Сун Цзяну. Тот велел Сун Цину достать слиток серебра в десять лян и передать его [334] названому брату. Однако У Сун решительно отказался принять это серебро.

— Старший брат мой! Вы сами в гостях, и эти деньги вам пригодятся.

— Не беспокойтесь об этом, друг мой! — сказал Сун Цзян. — А если вы откажетесь от серебра, я не смогу считать вас своим братом.

У Суну оставалось только поблагодарить и положить серебро в карман. Затем Сун Цзян достал еще немного мелочи и расплатился с хозяином кабачка. У Сун взял свою палицу и вещи, втроем они вышли из кабачка и тут распрощались. Со слезами на глазах У Сун в последний раз поклонился им и двинулся в путь, а Сун Цзян с Сун Цином долго еще стояли у дверей кабачка и лишь тогда двинулись обратно, когда У Сун скрылся из виду. Однако не прошли они и пяти ли, как увидели, что навстречу им едет верхом сам Чай Цзинь, за которым следовали еще две запасные лошади. Сун Цзян был польщен таким вниманием; они сели на лошадей и вернулись в усадьбу. По возвращении домой, они сошли с коней, прошли во внутренние комнаты и снова начали пировать. Так братья Сун стали жить в усадьбе Чай Цзиня.

Но речь сейчас пойдет о другом. Прежде всего надо сказать о том, что У Сун, расставшись с Сун Цзяном, остановился переночевать на постоялом дворе. На следующее утро он встал, приготовил себе завтрак, расплатился за ночлег, увязал свои вещи и, взяв палицу, тронулся в путь. Идя по дороге, он раздумывал: «От вольных людей я много хорошего слышал о Сун Цзяне «Благодатном Дожде», и все, что они говорили, оказалось правдой. Большое счастье побрататься с таким человеком».

Несколько дней У Сун находился в пути и наконец достиг уезда Янгу. Но до уездного города было еще далеко. С утра У Сун прошел довольно большое расстояние и в полдень почувствовал, что сильно проголодался. Как раз в это время он увидел неподалеку маленький кабачок, над входом которого развевался флаг с надписью: «Выпьешь три чашки и не пройдешь перевала».

Войдя в кабачок, У Сун поставил рядом с собой свою палицу и крикнул:

— Хозяин, дай-ка мне поскорее выпить и закусить!

Хозяин тотчас же принес три чашки, палочки для еды, блюдо с горячими закусками и все это поставил на стол перед У Суном. Потом он налил гостю полную чашку вина, которую тот осушил одним духом.

— Да, винцо крепкое! — сказал У Сун. — Хозяин, а не найдется ли у тебя на закуску к этому вину чего-нибудь более сытное?

— Есть вареная говядина, — сказал хозяин. [335]

— Вот и хороша! — обрадовался У Сун. — Отрежь-ка мне цзиня два.

Хозяин пошел во внутреннее помещение, отвесил два цзиня вареной говядины и, нарезав ее, подал на блюде У Суну. Потом он налил У Суну вторую чашку вина, и тот снова выпил и похвалил:

— Доброе вино, хозяин!

Налил ему хозяин и третью чашку, но больше вина не подавал. Тогда У Сун постучал по столу и, подозвав хозяина, спросил:

— Что ж ты мне больше не подливаешь?

— Если уважаемый гость желает, я могу принести еще мяса.

— Но я хочу вина, — сказал У Сун, — хотя и от мяса тоже не откажусь.

— Мяса я вам сейчас нарежу, уважаемый гость, — сказал хозяин, — но вина больше не подам.

— Что за чудеса! — удивился У Сун и, обращаясь к хозяину, спросил: — Почему ты не хочешь дать мне еще немного вина?

— Уважаемый гость! — сказал хозяин. — Ведь на вывеске у дверей ясно написано: «Выпьешь три чашки и не пройдешь перевала».

— Что это значит? — спросил У Сун.

— А то, — отвечал хозяин, — что хоть у нас вино и свое, самодельное, но по вкусу и качеству не уступает настоящему выдержанному вину. Кто выпьет три чашки, сразу пьянеет и уже не может пройти перевал, находящийся на пути. Вот почему мы и назвали наш кабачок: «Выпьешь три чашки и не пройдешь перевала». Четвертой чашки путники уже не спрашивают.

— Если это правда, — засмеялся У Сун, — так почему же я выпил три чашки и не опьянел?

— Свое вино я назвал «Ароматом, проникающим сквозь бутыль», или еще: «Вино, что валит с ног за порогом». На вкус оно тонкое и приятное, а пройдет немного времени — и свалишься с ног.

— Не болтай глупостей, — сказал У Сун. — Что ж, я тебе не заплачу за него, что ли? Налей-ка мне лучше еще три чашки!

Убедившись, что У Сун не пьян, хозяин снова наполнил все три чашки. У Сун выпил и сказал:

— А в самом деле хорошее вино! Давай-ка, хозяин, уговоримся: я стану платить тебе отдельно за каждую чашку, а ты знай подливай!

— Уважаемый гость, — продолжал уговаривать его хозяин. — Не надо больше пить. Ведь этим вином недолго и до бесчувствия упиться, а тогда ничем не поможешь!

— Да брось ты чушь городить! — рассердился наконец [336] У Сун. — Если б ты даже подлил в вино зелья, то и тогда мой нос разнюхал бы!

Видя, что такого не переспоришь, хозяин снова налил ему три чашки.

— А ну-ка принеси еще цзиня два мяса! — приказал У Сун.

Хозяин удалился, нарезал еще два цзиня вареной говядины и наполнил вином три чашки. А У Сун знай себе ел да пил. Наконец он достал серебро и, подозвав хозяина, сказал:

— Посмотри-ка, хозяин, хватит тут заплатить за вино и закуски, которые я брал у тебя?

— Даже многовато, — сказал тот, пересчитав серебро, — вам полагается еще сдача.

— Никакой мне сдачи не нужно, — сказал У Сун. — Налей-ка мне лучше на эти деньги еще вина.

— Уважаемый гость! — воскликнул хозяин. — Да разве вы столько выпьете? За ваши деньги причитается еще шесть чашек!

— А раз причитается, так давай их сюда полностью, — сказал У Сун.

— Вы вот какой здоровенный! — сказал хозяин. — Как напьетесь пьяным и свалитесь, так вас и не поднять!

— Хорош бы я был, если бы тебе еще пришлось меня подымать! — возмутился У Сун.

Но хозяин кабачка упорно отказывался подавать вино. Тогда У Сун разозлился и заорал:

— Что, я у тебя бесплатно пью, что ли? Перестань меня сердить, не то я все тут к чертям разнесу! Вверх дном переверну твой паршивый кабачок!

«Ну, парень, видно, готов! — подумал про себя хозяин, — и раздражать его не стоит». Он наполнил вином еще шесть чашек и подал У Суну. Лишь опорожнив восемнадцатую чашку, У Сун наконец взял свою палицу и, поднявшись, сказал:

— А ведь я еще не пьян, хозяин! — и, выйдя из дверей кабачка на улицу, он рассмеялся и сказал: — Вот тебе и «Выпьешь три чашки и не пройдешь перевала» — С палицей в руке он зашагал прочь.

Однако хозяин кабачка поспешил вслед за ним, крича вдогонку:

— Уважаемый гость, куда это вы направились?

— Что тебе надо? — спросил, остановившись, У Сун. — Разве я не расплатился с тобой?

— Это я из добрых намерений, — сказал хозяин кабачка. — Вернитесь-ка обратно и прочитайте объявление властей.

— Что там еще за объявление? — спросил У Сун.

— Да о том, что на перевале Цзинянган, который лежит перед вами, недавно появился огромный тигр с глазами навыкате и белым пятном на лбу, — сказал хозяин. — Он нападает на путников, идущих через перевал ночью, и пожирает их. Так [337] погибло уже человек тридцать. Сейчас власти приказали охотникам в определенный срок убить этого тигра. На дороге к перевалу повсюду вывешены объявления о том, что проходить через перевал можно лишь группами и только до заката солнца. Ночью переход запрещен, в особенности одиноким путникам. Если человек идет один, он должен подождать попутчиков. Сейчас как раз уже наступило то время, когда переход запрещается, а вы, я смотрю, идете как ни в чем не бывало. Так вы можете ни за что ни про что погибнуть. Вам лучше провести ночь у меня, а завтра утром, когда соберется человек тридцать, вы пойдете все вместе через перевал.

Выслушав его, У Сун рассмеялся и сказал:

— Я из города Цинхэ, ходил через этот перевал раз двадцать и никогда не слышал, чтобы здесь водились тигры. Брось-ка ты меня морочить сказками дурацкими. Никакой тигр мне не страшен!

— Я лишь хотел предупредить вас об опасности, — сказал хозяин кабачка. — Если вы мне не верите, идите и сами прочитайте объявление властей!

— Да что за ерунду ты порешь! — крикнул У Сун. — Если там и есть тигр, я все равно его не испугаюсь! Ты, видно, позарился на мое добро и хочешь ночью убить и ограбить меня, вот и стараешься запугать меня своим дурацким тигром!

— Подумать только! — обиделся кабатчик. — Ему добра желаешь, а он вот как это понимает! Это вместо того, чтобы сказать спасибо! Ну как знаешь, не веришь, так иди себе на здоровье!

Покачивая головой, хозяин вернулся в кабачок. У Сун же с палицей в руке зашагал к перевалу Цзинянган. Сделал около пяти ли, он оказался у подножья горы и здесь увидел большое дерево, с которого был снят кусок коры. На голой древесине были выведены две строчки иероглифов. У Сун немного знал грамоту и, подняв голову, прочел: «В связи с тем, что за последнее время на перевале Цзинянган были случаи нападения тигра на людей, прохождение через перевал разрешается с девяти до трех часов дня только группами. Не подвергайте себя опасности!»

Прочитав это, У Сун рассмеялся и сказал:

— Все это штучки кабатчика. Он запугивает путников, чтобы заставить их ночевать в своем кабачке. А какого черта мне-то бояться! — и, взяв наперевес свою палицу, он стал подниматься в гору.

День клонился к вечеру. Багровый диск солнца медленно опускался. В голове У Суна шумело от выпитого, и шел он медленно. Но не прошел он и половины ли, как увидел полуразрушенную кумирню, а на ее воротах объявление с казенной печатью. У Сун остановился и стал читать. Объявление гласило: «Настоящим уездное управление Янгу предупреждает [338] торговцев и путников, что на перевале Цзинянган недавно появился огромный тигр, который нападает на людей. Всем старостам близлежащих деревень приказано совместно с охотниками уничтожить зверя. Торговцам и путникам, следующим по этой дороге, разрешается проходить здесь только группами с девяти часов утра до трех часов дня. В остальное время, а равно и одиноким путникам, во избежание опасности, проход воспрещается. О вышеизложенном доводится до всеобщего сведения».

Только теперь У Сун поверил, что в этих местах и в самом деле появился тигр. Он хотел было вернуться в кабачок, но потом подумал: «Если я вернусь туда, хозяин станет издеваться надо мной да еще подумает, что я трус. Нет, возвращаться нельзя», — решил он.

— Да какого черта мне бояться? Пойду вперед, а там посмотрим! — И он двинулся дальше.

Через некоторое время У Сун почувствовал, как заиграло в нем вино. Он отбросил за спину войлочную шляпу, взял палицу под мышку и начал подыматься на перевал. Обернувшись, он увидел, как солнце медленно село за гору. Была как раз десятая луна. Дни были короткие, ночи длинные, и темнело очень рано. Продолжая путь, У Сун говорил себе: «Какой там еще тигр? Просто народ запугал друг друга и теперь боится проходить через перевал».

У Сун шел вперед, а вино все больше и больше горячило его. Держа в одной руке палицу, он другой распахнул рубашку. Покачиваясь из стороны в сторону, У Сун пробирался через густой лес. Вскоре он увидел гранитную глыбу, большую и гладкую, точно полированную. Подойдя ближе, он прислонил к ней свою палицу, а сам повалился на нее, чтобы немного вздремнуть.

И вдруг в воздухе словно пронесся вихрь. В лесу раздался сильный шум, как будто от падения чего-то тяжелого, и в тот же момент из чащи выскочил огромный тигр с выпученными глазами и белым пятном на лбу. Увидев его, У Сун воскликнул: «Ай-я!» — и, скатившись с камня, схватил свою палицу и спрятался за каменной глыбой. А тигр, испытывая, вероятно, сильную жажду и голод, шел, припадая к земле. Затем он напрягся всем телом и прыгнул вперед. У Сун от испуга покрылся холодным потом и сразу протрезвел.

Но события развертывались гораздо быстрее, чем об этом рассказывается. Увидев, что тигр вот-вот бросится на него, У Сун отскочил в сторону и очутился у него за спиной. А надо сказать, что тигр не выносит, когда человек обходит его сзади. Поэтому, упершись передними ногами в землю, зверь попытался ударить его задними лапами. Но У Сун и тут успел уклониться в сторону. Тогда тигр так зарычал, что в воздухе словно гром прокатился, и гора задрожала, и, напружинив свой хвост, [339] крепкий как железо, хотел ударить им врага, но и на этот раз У Сун увернулся. Вы должны знать, что, нападая на человека, тигр прыгает, бьет задними лапами и хвостом. Но когда эти три приема ему не удаются, он наполовину теряет свою свирепость. Как только тигр увидел, что и удар хвостом не попал в цель, он снова зарычал и попятился. Тогда У Сун схватил обеими руками свою палицу и, размахнувшись что было силы, ударил ею. Раздался оглушительный треск, и на голову ему посыпались сучья и листья. У Сун увидел, что в спешке промахнулся и угодил по засохшему дереву, отчего палица переломилась надвое, и в руках у него остался лишь обломок.

Тигр дико зарычал и, повернувшись к У Суну, со страшной яростью прыгнул на него. Но У Сун отскочил в сторону шагов на десять, и передние лапы зверя оказались как раз у его ног. Отбросив обломок палицы, У Сун обеими руками схватил тигра за загривок и изо всех сил прижал его голову к земле. Как ни силился тигр вырваться, ничего не выходило. У Сун всё сильнее и сильнее прижимал его к земле, ни на минуту не выпуская, и непрерывно колотил его ногами по морде. Тигр страшно рычал и с такой силой скреб землю передними лапами, что вырыл под собой яму. У Сун тыкал тигра мордой в эту яму, и зверь стал заметно ослабевать. Тогда У Сун, продолжая крепко держать тигра левой рукой за загривок, потихоньку высвободил правую руку, сжал ее в кулак и, словно железным молотом, стал со страшной силой бить зверя по голове. После семидесятого удара из глаз, носа и ушей тигра хлынула кровь, и он повалился, испустив последний вздох.

Только теперь У Сун отпустил зверя, направился к сосне и стал отыскивать обломок своей палицы. Опасаясь, что тигр еще не сдох, он вернулся и снова ударил его. Затем он убедился, что тигр уже не дышит, отбросил свою палицу и подумал: «Как бы мне стащить этого тигра с горы?» Он приблизился к зверю, но оказался не в состоянии вытащить его из лужи крови. Да оно и понятно: после такой борьбы руки и ноги у него ослабли.

Тогда У Сун вернулся к гранитному камню, уселся и стал размышлять. «Теперь уже совсем темно, — думал он. — Если здесь появится еще один тигр, то мне уже с ним не справиться. Нужно как-нибудь спуститься с перевала, а завтра утром решу, что делать». Он разыскал на земле у подножья камня свою шляпу и, обогнув рощу, стал медленно спускаться с перевала.

Но не прошел он и половины ли, как вдруг увидел в выжженной солнцем траве еще двух тигров. От неожиданности У Сун даже вскрикнул:

— Ай-я! Ну, теперь-то мне конец!

Но вдруг эти тигры встали под деревьями на задние лапы. Приглядевшись попристальнее, У Сун понял, что это люди, напялившие на себя тигровые шкуры; в руках они держали [340] рогатины с пятью зубьями. Увидев У Суна, они перепугались не меньше его самого и, заикаясь от страха, стали его расспрашивать:

— Ты... ты... что же это, наверно съел сердце лисы, печень барса и лапу льва и думаешь, что твоя храбрость спасет тебя? Как же ты осмелился ночью один и без оружия идти через перевал?! Да ты... ты... что, человек или оборотень какой?

— А вы-то кто такие? — в свою очередь спросил У Сун.

— Мы — здешние охотники, — ответили те.

— Так зачем же вы пришли на перевал?

— Ты что, с луны свалился, что ли? — удивлялись охотники. — Недавно на перевале Цзинянган появился огромный тигр и каждую ночь нападает на людей. Он погубил уже человек восемь наших охотников, а скольких этот зверь пожрал путников — и не счесть. Начальник нашего уезда приказал старостам всех деревень вместе с охотниками уничтожить зверя. Но он такой огромный, что и не подступишься. Кто же осмелится пойти на него? Из-за этого зверя мы уж сколько палочных ударов получили, а все никак его не поймаем! Нынче ночью опять пришла наша очередь идти на зверя. Мы прихватили с собой человек десять крестьян, вокруг горы расставили в разных местах самострелы с отравленными стрелами, а сами притаились в засаде. И вдруг видим, что ты спокойно идешь с перевала. Вот мы и испугались. Но кто же ты все-таки такой? И видел ли ты тигра?

— Я из уезда Цинхэ, и зовут меня У Сун, второй в роду, — ответил он. — Я только что был на перевале, на лесной опушке, и наткнулся там на тигра. Ногами и кулаками я забил его до смерти.

Слушавшие его рассказ охотники так и застыли от изумления.

— Ну, это ты врешь! — сказали они наконец.

— Если не верите, взгляните на меня — я весь в крови.

— Да как же тебе удалось убить его? — спросили охотники.

Тогда У Сун подробно рассказал им о своей схватке с тигром. Слушая его, охотники лишь ахали от изумления да громко радовались. Потом они позвали крестьян, которых оказалось человек десять, вооруженных рогатинами, большими луками, кинжалами и пиками. Увидев их, У Сун спросил охотников:

— Почему же они не пошли на гору вместе с вами?

— Да тигр-то уж больно свирепый, вот они и не решились дальше идти, — ответили ему.

Когда все собрались, охотники попросили У Суна еще раз рассказать о том, как он убил тигра, и, выслушав его, никак не могли поверить.

— Ну, раз вы сомневаетесь, — сказал У Сун, — пойдемте со мной, и вы сами убедитесь.

У каждого из крестьян имелись при себе кремни и огниво. [341] Они тотчас же высекли огонь, зажгли факелы и двинулись на перевал вслед за У Суном. Когда они поднялись туда, то увидели мертвого тигра. Его огромная туша горой вздымалась на земле. Это зрелище доставило всем большую радость, и тотчас же в деревню был послан человек доложить об этом старосте и наиболее уважаемым жителям. Крестьяне привязали тигра к двум шестам и, взвалив на плечи, стали спускаться с перевала.

У подножья горы их встречало человек восемьдесят. Тушу убитого тигра торжественно пронесли перед всеми собравшимися; У Суна же усадили на носилки и понесли в деревню, в дом самого именитого жителя. Возле деревни их встречала большая толпа во главе со старостой.

Тушу опустили перед домом. Здесь собралось человек тридцать местных охотников, которые пришли поглядеть на У Суна и порасспросить его. Присутствующие почтительно спрашивали о его имени, а также откуда он родом. Он сообщил им, как его зовут, сказал, что уроженец соседнего уезда Цинхэ и в семье второй сын. Сейчас он возвращается на родину из Цанчжоу и вчера вечером так основательно выпил в кабачке, что хмельной пошел через перевал и столкнулся с тигром. Он рассказал также, как забил тигра до смерти. Слушая его, присутствующие поражались и говорили:

— Вот это герой! Настоящий герой!

Охотники поднесли У Суну дичи и вина. Но после схватки с тигром он был так утомлен, что больше всего хотел спать. Тогда хозяин дома велел работникам приготовить ему постель в комнате для гостей и пригласил У Суна отдыхать.

На рассвете староста деревни отправил гонца в уездный город доложить о событии и приказал сделать носилки, чтобы отправить туда убитого тигра. Когда наступило утро, У Сун встал, умыл лицо и прополоскал рот. Возле дома в ожидании стояли все почетные жители села, которые принесли с собой баранью тушу и вино. У Сун оделся, повязал голову косынкой и, выйдя из комнаты, поздоровался с собравшимися.

Крестьяне преподнесли ему мясо и вино и сказали:

— Этот зверь погубил много человеческих жизней. Сколько охотников подвергалось из-за него наказанию палками! Но теперь благодаря такому мужественному человеку, как вы, наша местность избавлена от этого бедствия! Вы герой и оказали нам великое благодеяние. Теперь население деревни будет жить спокойно, и путники смогут без страха проходить здесь.

— Это не моя заслуга, — отвечал У Сун. — Если бы не вы, мне ничего не удалось бы сделать.

Все присутствующие поздравляли У Суна с победой и целое утро пировали. Потом принесли носилки, на которые уложили тушу убитого тигра. Многие жители подарили куски красного шелка и цветы, которыми украсили У Суна. Вещи свои У Сун [342] оставил в деревне и, сопровождаемый жителями, направился в уездный город.

Как раз в это время прибыли гонцы начальника уезда, посланные встретить У Суна. Приветствуя его, они распорядились подать герою удобные носилки, которые держали четверо человек. Затем вся процессия двинулась в город. Впереди на носилках несли убитого тигра, который также был украшен ярко-красными шелковыми лентами.

А в это время жители Янгу, прослышав о том, что какой-то смельчак, убивший на перевале Цзинянган огромного тигра, должен прибыть в город, все как один высыпали на улицы взглянуть на него. Город шумел, как потревоженный улей. У Сун со своих носилок видел лишь море голов, — народ заполнил все улицы и переулки: все вышли встречать его и посмотреть на тигра.

Когда процессия подошла к воротам уездного управления, начальник уезда был уже там и ожидал их прибытия. У Сун сошел с носилок, а тигра положили у входа. Взглянув на У Суна, а затем на тигра, шерсть которого переливалась, как парча, начальник подумал: «Только такой человек мог справиться со столь огромным тигром» — и пригласил У Суна войти в управление. Войдя в зал, У Сун по этикету приветствовал начальника уезда, после чего тот спросил:

— Ну-ка, герой, победитель тигра, расскажите, как удалось вам убить этого зверя?

У Сун снова рассказал всю историю сначала. Выслушав его рассказ, все присутствовавшие так и замерли от изумления. Начальник уезда здесь же в управлении преподнес У Суну несколько чашек вина и тысячу связок монет, собранных богатыми горожанами в подарок герою.

— Я не осмеливаюсь принять этого подарка потому, — почтительно возразил У Сун, — что хоть я и убил тигра, но дело не в моей заслуге, а в счастье, которое сопутствует вам, господин начальник. Мне просто повезло. Я слышал, что из-за этого тигра пострадали местные охотники, и думаю, что будет всего справедливее разделить эти деньги между ними.

— Если вы считаете, что нужно сделать именно так, то пусть будет по-вашему, — согласился начальник уезда.

И когда У Сун раздал присутствовавшим здесь охотникам деньги, начальник уезда понял, что он человек благородный, и решил назначить У Суна на должность командира охраны.

— Хоть вы сами родом из города Цинхэ, но ведь отсюда это рукой подать. Поэтому я решил предложить вам должность командира охраны. Что вы на это скажете?

— Если вы находите возможным оказать мне подобную милость и назначить на столь почетную должность, то я сочту это благодеянием и буду помнить вас всю жизнь, — сказал У Сун, опускаясь на колени. [343]

Тогда начальник уезда приказал тут же вызвать писаря и составить соответствующую бумагу. Таким образом, в тот же день У Сун сделался командиром местной охраны. Все именитые горожане пришли поздравить его с назначением и пожелать ему дальнейших успехов. Пять дней подряд продолжалось празднество, а У Сун думал: «Возвращался я в свой родной город Цинхэ повидаться с братом и нежданно-негаданно оказался командиром охраны в уезде Янгу». Начальнику уезда У Сун пришелся по душе, и слава о нем стала распространяться по всей округе.

Прошло несколько дней. И вот однажды, когда У Сун, выйдя из уездного управления, прогуливался, за его спиной вдруг раздался голос:

— Командир У Сун! Вы пошли теперь в гору, так что и замечать меня не хотите!

Обернувшись, У Сун даже вскрикнул от удивления:

— Ай-я! Да как же ты очутился здесь?

Если бы У Сун не встретил этого человека в городе Янгу, возможно не произошло бы кровавое убийство. Вот уж поистине верно говорится:

Свирепый меч обрушился со свистом,
И сразу с плеч скатилась голова.
Сверкнула сабля, и горячей кровью
Вокруг нее окрасилась трава.

Кто окликнул У Суна, вы, читатель, узнаете из следующей главы.

(пер. А. Рогачева)
Текст воспроизведен по изданию: Ши Най-ань. Речные заводи. Том 1. Гос. изд. худ. лит. М. 1959

© текст - Рогачев А. 1959
© сетевая версия - Тhietmar. 2015
© OCR - Иванов А. 2015
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Гос. изд. худ. лит. 1959