Глава 10
Прояснение основы
Некто спросил: «Что первичнее, а что вторичнее — конфуцианство или даосизм?»
Баопу-цзы сказал в ответ: «Даосизм — это корень конфуцианства, а конфуцианство — это верхушка даосизма. В школе натурфилософов, постигших искусство сил инь и ян 1, так много разных запретов и ограничений, что это пугает людей. Конфуцианство хотя и обширно по своему содержанию, но включает в себя мало жизненно необходимого; оно требует много трудов, но приносит мало пользы. Моисты скупы, и их учению трудно следовать; нельзя принять это учение целиком, не отклоняясь от него. Легисты суровы, и у них мало милосердия; они губят и разрушают гуманность и справедливость. Только учение даосской школы учит людей сосредоточивать свой дух и двигаться навстречу тому, что не имеет оформленной телесности. Оно объемлет все хорошее, что есть в конфуцианстве и моизме, объединяет то важное, что содержится в учениях школы имен и легизме, изменяется вместе со временем, трансформируется, сообразуясь с сущим. Оно указывает на основное, и его легко понять, оно предписывает совершать не много дел, но приносит много пользы. Оно призывает служить первозданной простоте всеобъемлющего Великого Предела 2 и сохранять в непорочности источник правильного и истинного. Вот Бань Гу упрекает великого историографа Сыма Цяня в том, что он ставит на первое место учение Хуан-ди и Лао-цзы и только на второе — шесть канонов 3, говоря, что Сыма Цянь пребывал в заблуждении. Но ведь Сыма Цянь был мужем многознающим, познания которого обнимали все тонкое и сокрытое; он отделял зерна от плевел как в фактах, так и в вещах и поистине определил все правильное и ложное в деяниях людей древности. В своих критических суждениях он исходит из самоестественности, а его [153] оценки точно выверены в соответствии с критериями высшего принципа. Он никогда не позволяет себе ни пустого приукрашивания, ни сокрытия плохого, а также он не мечет громы и молнии по поводу того, что не нравится ограниченным обывателям. Лю Сян назвал его человеком, проникшим в суть ушедших эпох, заявляя, что его сочинение полностью соответствует подлинным фактам, тогда как на рассуждения Бань Гу никак нельзя полагаться. Бань Гу вполне искренне был чистым конфуцианцем, не постигшим смысла Дао-Пути. Он полностью свыкся с тем, чему все учатся и что все повторяют, а при таком подходе очень трудно рубить точно по центру 4.
Разве то, что называют Дао-Путем, относится только к делам пестования жизни? «Канон Перемен» 4 гласит: «Вот устанавливается Небесное Дао-Путь, и его называют инь и ян. Вот устанавливается Земное Дао-Путь, и его называют мягкостью и твердостью. Вот устанавливается Человеческое Дао-Путь, и его называют гуманностью и справедливостью» 5. И еще в «Каноне Перемен» говорится, что Дао-Путь совершенномудрого включает в себя четыре аспекта. Если же человек не соответствует этим нормам, то и Дао-Путь не будет попусту действовать через него 6. К тому же когда государство упорядочено и наступает эпоха расцвета и равновесия, то о таком государстве говорят, что в нем есть Дао-Путь. А если государство в опасности и его государь способствует смуте, то про такое государство говорят, что в нем нет Дао-Пути. Тех, кто сидит и рассуждает о Дао-Пути, называют тремя герцогами 7, а когда в государстве есть Дао-Путь, то бедные и убогие стыдятся своего положения.
Ведь все рассуждения о Дао-Пути начинаются с двух рядов-форм проявления и заканчиваются всем множеством сущего, ибо нет ничего, что не исходило бы из Дао-Пути. Однако Хуан-ди и Лао-цзы держались за его корень, а конфуцианцы и моисты лишь приводят в порядок его верхушку.
Можно сказать, что наша эпоха признает лишь следующие критерии обладания человеком Дао-Путем: он должен быть широко образованным и постигшим все дела древности и современности; человек, который может, смотря вверх, созерцать, а смотря вниз, анализировать, постигая все перемены и проникая во все тонкости; который способен постигнуть в закономерности чередования расцвета и упадка, понимать сущность порядка и смуты; в его сердце не может быть никаких сомнений, а на вопросы он не может дать неправильные ответы. И если обладающий Дао-Путем таков, то, спрашивается, как же он может совершенствоваться в методах продления жизни, следуя примеру Чи Сун-цзы и Ван Цзы-цяо? [154]
А те люди, которые живут, смотря на мир через полость бамбуковой трубки, и на основе увиденного формируют свои взгляды или же, не видя, подобно слепцам, вообще ничего, начинают произносить глубокомысленные речи, услышав, что некоторые мужи живут среди гор и лесов и творят дела, завещанные Бо-яном, и начинают клеветать на них и говорить, смеясь: «О, сколь жалок их путь! На него не стоит даже обращать внимания!» Увы! Они подобны тем, кто обращает внимание на свет светильника, горящего в комнате, но не видит сияния небесных светил, или тем, кто, словно рачки и креветки, резвится в луже во вмятине от ступни, но не ведает о бездонных пучинах необъятных просторов четырех морей, или тем, кто восхищается глубиной рек Янцзы и Хуанхэ, но ничего не знает о горе Куньлунь, где находятся их истоки, или тем, кто ценит богатый урожай клейкого проса, но ничего не желает знать о плодородии земли, взрастившей его. Таковы и люди нашего времени, безмерно чтущие одни лишь искусства конфуцианцев и ничего не знающие о даосизме, из которого конфуцианство вышло и который сформировал его.
Ведь это именно Дао-Путь лепит и выплавляет все множество видов сущего, именно оно выделывает в своем горниле два ряда-формы проявления, именно оно объемлет подобные зародышу мириады родов вещей и существ, ведь именно оно варит хмельной напиток принципов и норм вселенной.
В мире людей ограниченных и недалеких много, а глубокомысленных и незаурядных мало. Малое число не может пересилить большое, и так было всегда. Поэтому и Сыма Цянь, хоть и был велик, но не удостоился восхвалений, а Бань Гу, хоть и был мелок, но не стал объектом порицания. Но если применительно к вещам действует принцип, согласно которому, чем вещь более редкая, тем она дороже стоит, а чем она распространеннее, тем она дешевле, то почему же этот принцип не применяется к делам людей? Поэтому марь-лебеда и горох растут повсюду, а волшебные грибы бессмертия не открываются миру; ежевика и жужубы есть в диком состоянии где угодно, но трудно найти дерево, цветущее только изредка; песка и гальки на свете сколько угодно, а жемчуга и нефрита чрезвычайно мало; гуси-лебеди летают стаями, а фениксы только изредка появляются поодиночке; гадюки и ящерицы ползают по земле во множестве, а рогатых драконов почти никто не видел. Группы (бань) людей образуют множество клик, а посему совершенно понятно (гу), почему Бань Гу пришелся всем ко двору! Ведь следующие Дао-Пути внутри приводят в порядок свое тело, а снаружи заботятся о государстве, и тогда все семь небесных тел 8 следуют правильным курсом, два вида пневм [155] пребывают в гармонии и согласии, четыре сезона чередуются должным образом, меняя холод на тепло, ветры и дожди не превращаются в губительные для людей стихийные бедствия и пламя нефритового светильника 9 ровно горит, устремляясь вверх. Сладкое вино животворного дождя является знаком проявления Благой Силы-Дэ, а ураганы и радуги усыпили свою природу неблаговещих знамений, облачные смерчи не возникают, и зловещая птица шан-ян не расправляет свои крылья. С небесной выси льется ясное сияние, и все хлеба и злаки обильно колосятся, моры и поветрия не распространяются, беды и смуты не случаются, рвы и валы не сооружаются, а копья и клевцы не применяются. Когда нет обсуждений, но делается то, что нужно, когда нет соглашений, но торжествует верность, когда нет связей, но отношения прочны, когда нет хитроумных замыслов, но достигается успех, когда нет стремления к награде, но есть усердие, когда нет казней, но есть почтение и покорность, когда не ищут, но получают, когда не запрещают, но зла не делают, когда человек возвышается, но нижестоящие не считают его бременем, когда человек становится впереди всех, но люди не считают это бедой, когда еще не прозвучал призыв, а нравы уже меняются 10, когда приказ еще не отдан, а обычаи уже преображаются, — когда все это так, тогда можно сказать, что это эпоха упорядочения на основе следования Дао-Пути. Когда Дао-Путь процветает в мире, тогда Три Августейших и Пять Владык 11 величественно носят свои длинные одеяния и складывают свои руки, а их подданные наслаждаются изобилием. Когда же происходит упадок присутствия Дао-Пути, тогда немедленно появляются недостойные люди, наступает эпоха горя и бедствий и недостаток вступает в свои права. Ведь только если есть избыток, господствует недеяние и все само собой изменяется к лучшему; ведь только если есть недостаток, наказания становятся все более жестокими, но порок только преумножается. Простой народ в ужасе трепещет внизу, а божественная одухотворенность императора в ярости гневается наверху. Стихийные бедствия тогда обрушиваются на мир: то бурные волны выходят из берегов и разливаются повсюду, то пламенеющее солнце докрасна раскаляет землю, то горы и долины меняются местами, то зимой гремит гром, а летом идет снег. Кровь льется рекой по полям сражений, а непогребенные трупы заваливают столицу; люди, попавшие в яму страданий, обдумывают мириады планов, а потом разрубают собственные кости или продают своих же детей. Крепостные стены становятся все выше, а атаки все искуснее; рвы роются все глубже, а лестницы делаются все изощреннее. Законы и указы мудры, но воров и разбойников все [156] больше; договоры и союзы многочисленны, но число предателей и смутьянов все увеличивается. Это бывает и в природе. Когда бушуют бури и штормы, то рыбы и черепахи вместе скрываются в глубоких омутах, или когда птиц ловят сетью с мелкими ячейками, то они собираются в стаи и улетают на болота, или когда вокруг много волков и шакалов, то мирные животные сбиваются в стаи и скрываются в лесах, или когда повар готовит пищу на сильном огне, то ее маленькие кусочки быстро превращаются в кашицу.
В такие времена государи и подданные меняются местами, отцы и дети угрожают друг другу оружием. В результате преданными и справедливыми начинают считаться те, кто губит свое государство, а славу сыновнепочтительных чад стяжают те, кто разрушает свою семью. Когда повсюду моры и эпидемии, тогда шаманы-целители и врачи повышаются в цене, когда Дао-Путь и его Благая Сила-Дэ забыты и заброшены, тогда конфуцианство и моизм приобретают всеобщее уважение. Если так посмотреть на этот вопрос, то легко увидеть, что первичнее, а что вторичнее, конфуцианство или даосизм».
Некто спросил: «Некогда такие совершенные люди, как Чисун-цзы, Ван Цяо, Цинь Гао 12, господин Лао, Пэн-цзу, У Чэн-цзы и Юйхуа-цзы 13, служили миру и вовсе не собирались скрыться в заоблачной дали. Но уже со следующей эпохи все мужи Дао-Пути неизменно стремились порвать с мирской жизнью и скрыться в уединении как отшельники. Почему это так?»
Баопу-цзы сказал в ответ: «Эпоха древности была проста, безыскусна, изощренность и фальшь тогда не дали еще даже ростков. Поэтому те, кто верил в Дао-Путь, усердно изучали его, а не верившие в него помалкивали, вот и все. Клеветнические речи не произносились их устами, а вредоносные помыслы не томили их грудь. Таким образом, совершенные люди тогда могли тихо и спокойно жить среди людей и у них не было оснований уходить и скрываться в удаленном уединении, вот и все. Чем более ничтожными становились нравы обывателей последующих времен, тем глубже делалась распространяемая ими фальшь. Сокровенное и пресное постепенно изменялось и приходило в упадок, а клики и группировки нечестивых обывателей преумножались, и тогда не верящие в Дао-Путь люди возлюбили наветы и клевету и стали называть истинное и праведное нечистым и ложным. Они даже заявляли, что и учение святых-бессмертных — пустые побасенки, которые морочат голову народу или взбунтовывают народ. Тогда уже мужи наивысших способностей стали просто стыдиться жить среди таких людей.
Выдающиеся мужи прежних времен были таковы, что они пресекали даже нарождавшиеся признаки зла и защищались даже [157] от малейших примет злонравия. Как только они видели внешние проявления дурного, они сразу же уходили прочь, ночью — не дожидаясь рассвета, днем — не дожидаясь заката; так поступали они, завидев слабейшие намеки на зло. Как только в Чжао был причинен вред Мин Ду, Чжун-ни тотчас же велел готовить колесницы к отъезду 14. Еще не было поднесено сладкое вино, а учитель Му уже шагал прочь под звездным небом 15. Сказав: «Их много, а я один», — Хуа Юань отослал своих людей 16. А тем более насколько труднее захотеть жить среди таких людей мудрому и просвещенному мужу, занимающемуся делами странными и удивительными? Ведь если река обмелеет, а водоем засохнет, то и драконы не смогут в них плавать. Если гнезда разорены, а яйца выкрадены, то и благовещие фениксы не станут собираться в стаи. Если в доме говорят злое, то и чудесные чайки не спустятся вниз. Если скосить траву весной, то осенью не вырастут грибы 17.
Как же в таком случае не вознестись на облаках и ветрах в небесные выси и не скрыться в местах сокровенного безмолвия мужам, обладающим Дао-Путем, когда мирские обыватели возводят хулу на праведное и позорят превосходное? В горах и лесах нет Дао-Пути, но только обладающие Дао-Путем могут войти в них. И делают это они не потому, что там есть Дао-Путь, а в миру его нет, а исключительно потому, что хотят удалиться от мерзости и зловония мира обывателей и сохранить свою чистоту и непорочность. Ведь когда человек входит в девять покоев 18 для занятий медитацией и созерцанием, визуализации истинного Одного, предназначенной для созывания божеств, то его никак не порадует пустая болтовня и шум и он не захочет смешаться с пылью и грязью мира. Муж, изготавливающий великое снадобье золотого раствора и перегнанной киновари и готовящий посредством плавки летучую эссенцию восьми минералов, также постарается избавиться от глупой болтовни невежд.
Если профаны и обыватели будут смотреть на такие дела, то сиятельная одухотворенность не снизойдет с высот и великое снадобье, которое даос готовит, не получится. И это не малый запрет. Те мужи, которые оставались среди людей, зачастую страдали от чиновников, наслушавшихся клеветнического вздора ничтожных людишек, и претерпевали гонения и наказания, или же родные и друзья мешали им, докучая поздравлениями и соболезнованиями. Ничего подобного не бывает у живущего в уединении отшельника, отвергшего суету и полностью избавившегося от этих смердящих крыс. Так разве нет у них основания для того, чтобы бежать от мира в глушь и даль и скрываться в пещерах недоступных гор?» [158]
Некто сказал: «Мужи высших способностей обретают Дао-Путь, даже находясь в рядах трех армий. Мужи средних способностей обретают Дао-Путь, даже живя в больших городах. Мужи низших способностей обретают Дао-Путь только среди гор и лесов. У всех представителей этих трех категорий людей снадобье бессмертия получилось. При этом никто из них не пожелал вознестись на небо. Ведь те, кто находился в трех армиях, достигли неуязвимости, и ни один клинок не мог нанести им раны. А те, которые жили в большом городе, достигли такого состояния, при котором они оказались защищены от всех человеческих горестей. И только низшие по способностям мужи не достигли ничего, поэтому они так и остались в горах и лесах. Я говорю об этом не к тому, что все мужи высших способностей, начинающие учиться великому Дао-Пути, должны обязательно служить в трех армиях или жить в больших городах и что только там они смогут обрести Дао-Путь. Просто следовать учению Хуан-ди и Лао-цзы можно и в наши дни, никуда при этом не уходя».
Некто спросил: «Если даосизм — это источник и корень, а конфуцианство — это верхушка и речной поток, то, применительно к нашей судьбе, какие еще малые различия и в каких делах существуют между ними ныне?»
Баопу-цзы сказал: «Вот чему учит конфуцианство: постижению посредством созерцания небесных знаков наверху и свойств очертаний земли внизу 19, трем тысячам правил круговращения, искусствам наступления, сохранения, продвижения и отступления, доктрине, согласно которой надо пренебрегать собой и ценить долг-справедливость, делам радости и скорби, музыке и ритуалу, а также заботе об управлении людьми и благе простолюдинов 20.
А вот в чем заключаются дела даосов: в отбрасывании мудрствований о внешних вещах, в омовении и очищении сердца от всякого коварства, в забвении о богатстве и избавлении от знатности, в предотвращении принуждения и поощрении самоограничения, в том, чтобы не огорчаться, когда все потерял, и не радоваться, когда что-то получил, и в том, чтобы не горевать о хуле и не восхищаться хвале. Конфуцианцы совершают жертвоприношения и молятся о счастье, а даосы шествуют по пути истины, попирая зловерие 21. То, что ценят конфуцианцы, это власть и польза, а то, что почитают даосы, это отсутствие желаний. Конфуцианцы исчерпывают свои таланты ради славы и пользы, даосы объемлют Одно ради одиночества и блага. Конфуцианцы наставляют в правилах, рассчитанных на непрестанную зубрежку и соперничество, даосы повторяют учение о заповедях, направленных на забвение чувств. [159]
Если говорить о даосах, то их дело — благое самосовершенствование для достижения цели, их пребывание — жизнь в сообществе людей, отказавшихся от вражды, их принципы упорядочения — успешно пресекать беды, когда они еще не проявились, их поведение — заботиться о благе существ и не считать это за добродетель, их образ жизни — искусно применять все силы сердца, благостно созерцая народ, их упокоение — жить в благе истины и не замыкаться в себе. Эти принципы царят и начальствуют над учениями всего множества философских школ и являются праотцем и прародителем доктрины гуманности и справедливости. Вот что следует сказать о принципе, отличающем даосизм от конфуцианства, если говорить кратко: одно — голова, а другое — хвост, одно возносится ввысь, другое тонет в грязи. И тут не может быть никаких перемен».
Некто сказал: «Конфуцианцы — последователи Чжоу-гуна и Конфуция. Их письменные тексты — шесть канонов, а эти книги есть то, откуда проистекают деяния по упорядочению мира и установлению правды. Они суть мерило установления личности и ее поступков, их действие распространяется вдаль и вширь, а дела, основанные на их учении, — драгоценны. Деяния, вдохновляемые ими, велики, а слова их прекрасны. И если руководствоваться ими, то и государство, и семья непременно окажутся под надежным контролем и управлением.
А даосы не следуют учению о ритуале, не смотрят на великие принципы морали; как лисы и барсуки, они живут среди трав и вод, как макаки и прочие обезьяны, они живут в лесной чащобе и на горных склонах. Они ведут себя, словно начальники и хозяева, но их соседи — просто деревья и камни. И они, и их друзья-обезьяны равным образом «ходят на восток» 22, сбиваясь с пути, а также забыв сладкий вкус мальвы» 23.
Баопу-цзы сказал: «Ваши слова цветисты и фразы вычурны, вы не цените простых и прямых слов. Вы словно бы атаковали мое невежество, чтобы избавить меня от заблуждений. Я уже объелся вашими рассуждениями и никогда больше не захочу, поверьте, вновь сравнивать с вами принципы сущего и оценивать, какие из них хороши, а какие нет; это все равно что попусту шевелить губами.
Ведь безучастно созерцать, как ребенок падает в колодец 24, отнюдь не идеал для человека, наделенного гуманностью. И можно ли назвать приверженцем идеала всеобщей любви 25 того, кто безразлично наблюдает, как слепец наталкивается на столб? Но если говорить об общем смысле ваших слов, то я грубо и попросту отвечу на ваши речи. [160]
Хуан-ди и Лао-цзы — это такие люди, которые через воплощение Дао-Пути в себе выверяли сущее и посредством почитания Благой Силы-Дэ продлевали свою жизнь. Хуан-ди смог упорядочить дела всего мира и установить великое равновесие-благоденствие, а потом взошел на небеса как бессмертный. Поэтому никак нельзя сказать, что он уступал Яо и Шуню 26. Лао-цзы объял учение о ритуале, и к тому же обрел вечное видение. Поэтому ни в коем случае нельзя сказать, что он меньше Чжоу-гуна и Конфуция. Поэтому и сам Чжун-ни тайком вздыхал, сравнивая себя с Лао-цзы. Но никто не слышал от него никаких клеветнических и хулительных слов по поводу последнего. И лишь посредственности поздних времен, не понимая подлинного смысла учения Конфуция, стали придерживаться в своем совершенствовании только учений конфуцианцев и моистов, клевеща при этом на даосизм. Но не все ли это равно что хвалить детей и внуков и поносить их предков? Такое положение дел свидетельствует о полном непонимании того, откуда произошли эти учения.
Рукам карликов-конфуцианцев не опрокинуть горы Суншань и Хуашань, а ногам недомерков не суждено измерить глубину лазурных морей. Каждый раз, когда я вижу заурядных обывателей-конфуцианцев, твердящих день-деньской одно и то же, не понимая при этом никаких высших принципов, я говорю об их ограниченности и беспросветной глупости. А они только и делают, что злобно говорят о даосизме, поносят его и предъявляют ему всевозможные обвинения. Слушать всю ту грязь, которая исходит из их уст, все равно что видеть, как мчащаяся вскачь лошадь угождает ногой в расселину. Когда же им надо переправляться через пучины духа, они немедленно тонут в них, губя себя. Это все равно что перепелу на его куцых крылышках попытаться перелететь через царственную ширь реки Янцзы или зеленой мухе из всех сил постараться перелететь через горный пик, где живут обезьяны. Они ничего не добьются, а только попадут в беду. Так не лучше ли им поскорее спрятаться в их укрытиях и щелях? Ведь не может быть слуха, более чуткого, чем у господина Куана, и зрения, более острого, чем у господина Ли 27. А эти ничтожные люди пытаются встать на цыпочки и дотянуться до трех светил и, похлопав себя по животу, превзойти грохот небесного грома. Но не смешно ли это?
Когда человек осознает огромность и необъятность вращающегося свода небес, он понимает, сколь ничтожны размеры долин и колодцев. Когда человек созерцает великое сияние прекрасного неба, то понимает, сколь тускла желтизна окраски птички крапивника. Я отнюдь не являюсь человеком, наделенным врожденным [162] знанием этого, и даже нельзя сказать, что я поверил в это, будучи совсем юным. Вначале я был таким же незрелым и невежественным, как вы. Но когда я стал наблюдать великую тайну многомощных методов совершенствования, то пожалел, что не слишком рано освободился от этих трудностей. Ведь в делах изучения пяти канонов разъяснения и комментарии оказывают большую помощь, орошая их подобно чистой росе. Но для начинающих учиться все равно многое остается непонятным. А тем более это справедливо относительно золотых табличек и нефритовых листов, на которых написаны каноны учения о бессмертных. Кроме того, многие наиважнейшие наставления в них вообще не записаны. Воздвигается алтарь, губы смачиваются кровью жертвенных животных, и тогда только, когда клятва хранить молчание таким образом скреплена, тайные наставления передаются из уст в уста. Если окажется, что человек не подходит для передачи ему этих таинств, то пусть даже он поднесет огромные участки земли или целые ряды городов, наполнит залы золотом и нефритом, все равно он ничего не получит. Ведь эти наставления указывают на глубину и уводят вдаль, а поэтому даже если и записать их, то все равно человек, не получивший их от своего учителя, ничего в них не поймет: он будет смотреть вверх — и не увидит головы, опустит глаза — и не увидит ступней. А откуда же вы, государь мой, так подробно все знаете?
Люди обретают бессмертие и возносятся на Небеса Великой Чистоты или парят в Пурпурных Небесах 28, они отправляются на Сокровенный континент или поднимаются на Баньтун 29. Они слушают божественную небесную музыку, вкушают яства из девяти видов волшебных грибов, или они соединяют свои длани с дланями бессмертных Чисун-цзы и Сяньмэн Гао там, где свет течет вверх, или они пируют с бессмертными Пин Чан-шэном и Линь-ян Цзы-мином в нефритовых чертогах 30. Что же в них общего с лисами и барсуками и с чего бы им дружить с макаками и прочими обезьянами? Вот про такое и говорят: «Не знает, а делает».
Дао-Путь ведет своего адепта, бродящего в беззаботном скитании, по радуге-арке, дарует ему возможность реять в Киноварных Небесах, охватывать все безграничные шесть пустот вселенского пространства и делать все, что он только пожелает. Он всегда держится как вельможа и хозяин, и не знает он никаких невзгод.
Для жертвоприношения приготовили жирных свиней. Их разукрасили и приубрали. Но даже если они, как говорят, и правда радуются этому, то разве может сравниться их радость с блаженством единорога, скрывающегося от толпы и живущего в одиночестве, наслаждающегося немеркнущим сиянием благодатной доли и всем множеством проявлений счастья?!»
Комментарии
1. Школа натурфилософов (инь-ян цзя; у сын цзя) — одна из философских школ классического периода (эпоха Чжань-го). Создана в восточном приморском царстве Ци философом Цзоу Янем (ок. 305-240 гг. до н. э). Занималась преимущественно космологической проблематикой; разрабатывала такие категории как силы инь-ян, пять первоэлементов (у син), пневма (ци). В эпоху Хань школа прекратила свое существование, но ее идеи и подходы были усвоены как конфуцианством, так и даосизмом.
2. Великий Предел (тай цзи) — одно из базовых понятий традиционной китайской космологии; восходит к одному из приложений к «Канону Перемен» — «Сицы чжуань». Обычно обозначал одну из первых стадий процесса космопорождения, когда изначальная пневма (юань ци) впервые поляризовывается на инь и ян, приобретая отрицательную и положительную заряженность.
Знаменитый космологический символ инь-ян монада как раз и обозначает Великий Предел.
3. Шесть канонов — тексты конфуцианского Пятиканония («Канон Перемен», «Канон поэзии», «Канон истории», «Записи о ритуале» и «Весны и осени») и утерянный еще в древности (во время гонении на конфуцианцев, устроенных Цинь Шихуан-ди) «Канон музыки».
4. То есть попадать точно в цель.
5. Цитата из философско-космологического приложения к «Канону Перемен» («Сицы Чжуань»).
6. «Цитата из того же текста. Совершенный мудрец в своей жизни должен тщательно выверять достоинство своих слов, последствия своих поступков, облик своих орудий (или ритуальной утвари) и правильность совершения гадательных процедур.
7. Намек на главу «Чжоуские чиновники» («Чжоу гуань») из «Канона истории» («Шу цзин»; «Шан шу»). Это место разъясняется в разделе «Записки об изысканиях в области работ» («Као гун ши») «Чжоуских ритуалов» («Чжоу ли»): «Тех, кто сидит и рассуждает о Дао-Пути, называют царями (ван) и герцогами (гун)».
8. Семь небесных тел — пять планет, Солнце и Луна.
9. Пневмы (ци) четырех сезонов называются «нефритовым светильником» (юй чжу).
10. Нравы (фэн) — букв.: ветры.
11. Три Августейших и Пять Владык — см. коммент. 4 к гл. 2.
12. Даосские бессмертные, неоднократно упоминавшиеся выше.
13. Приведем цитату из даосской канонической «Книги отверзания Небес Высочайшего Государя Лао» («Тай шан Лао-цзюнь кай тянь цзин»), сохранившейся в даосской антологии XI в. «Семь грамот из облачного книгохранилища» («Юнь цзи ци цянь», цз. 2; составил Чжан Цзюнь-фан; сам текст относится, видимо, к эпохе Лю-чао III-VI вв.): «Во времена императора Фу-си Государь Лао снизошел на землю как Учитель и принял имя У Хуа-цзы, но некоторые называли его Юйхуа-цзы. Во времена императора Яо Государь Лао снова снизошел на землю и стал Учителем, и его стали звать у Чэн-цзы».
14. Имеется в виду эпизод из биографии Конфуция в «Исторических записках» Сыма Цяня. Узнав о смерти Мин Ду, уважаемого им человека, Конфуций грустно смотрел на прекрасные струящиеся воды реки и сетовал, что ничем не мог помочь умершему, ибо такова была его судьба.
15. В «Жизнеописании чуского Юань-вана» из «Истории Хань» рассказывается, что Юань-ван, принимая знаменитых старцев, всегда хорошо угощал их, но один из них, господин My (Му-шэн), не любил пить вина. Поэтому царь всегда особенно потчевал его, выставляя лучшее вино. Когда на престол вступил преемник Юань-вана, господина My перестали потчевать вином. Тогда, огорченный леностью царя относительно служения старшим, господин My ушел из дворца и через несколько дней умер.
16. Сюжет из исторической хроники «Цзо чжуань» (2-й год Сюань-гуна), повествующий о том, как княжество Сун потерпело поражение от Чжэн, сунский вельможа Хуа Юань попал в плен, но потом успешно бежал из него (607 или 605 г. до н. э.). Тогда он и произнес цитируемую фразу.
17. Здесь рассуждения Гэ Хуна отчетливо эксплицируют китайскую доктрину всеобщей симпатии сродства видов (тун лэй) по принципу «подобное к подобному», заменявшую в значительной степени представление о причинно-следственных отношениях.
18. Девять покоев (цзю ши) — традиционное обозначение тихой комнаты (цзин ши), предназначенной для занятий даосским созерцанием. Название, видимо, связано с верой в девять дворцов бессмертных на Полярной звезде.
19. Имеется в виду процедура, проделанная императором Фу-си для разгадки загадочных схем Хэту и Лошу и восьми триграмм (см. также коммент. 16 к гл. 7).
20. Здесь для передачи идеи «заботы о благе» используется иероглиф цзи, который позднее стал стандартным термином китайской теории управления, а в современном языке входит в состав слова «экономика» (цзин цзи).
21. Зловерие (се) — имеются в виду различные народные культы архаического характера, в том числе и непристойные культы (инь сы).
22. Намек на высказывание из «Ханьфэй-цзы», гласящее: «И безумец, и мудрец могут идти на восток. То, как они идут, одинаково, а то, зачем они идут, разное».
23. То есть забывая свои непосредственные обязанности.
24. Пример из «Мэн-цзы», иллюстрирующий врожденную доброту человеческой природы: вид младенца, падающего в колодец, немедленно вызывает чувство сострадания, что свидетельствует о потенциальном присутствии гуманности (жэнь) в человеческой природе.
25. Всеобщая любовь или всеобщая забота (цзянь ай) — этический идеал моистов, школы философа Мо-цзы (V в. до н. э.).
26. Яо и Шунь — идеальные для конфуцианцев государи мифической древности.
27. Имеются в виду Ши Куан и Ли Чжу, знаменитые в древности один своим зрением, другой — своим слухом.
28. Небеса Великой Чистоты (тай цин) — один из небесных уровней, населенный бессмертными; цель устремлений традиции Гэ Хуна.
Пурпурные Небеса (цзы сяо) — один из небесных миров.
29. Сокровенный (Темный) континент (сюань чжоу) — континент в Северном океане. На нем находится город Мрака (сюань ду), иногда ассоциирующийся с обителью теней умерших. На этом континенте растут золотые грибы бессмертия (чжи) и волшебные нефритовые травы (см. трактат «Записки о десяти континентах в пределах морей», «лай нэй ши чжоу цзи», который приписывается даосскому бессмертному мудрецу-юродивому Дунфан Шо, жившему при дворе ханьского У-ди, II в. до н. э.).
Баньтун — название одной из гор бессмертных, примыкающих к западной мировой горе Куньлунь. Другие две горы — Ланфэн и Сюаньпу.
30. Здесь перечисляются различные даосские бессмертные, имена которых взяты из «Жизнеописаний бессмертных» («Ле сянь чжуань»).