Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

Посвящается памяти
выдающегося российского китаеведа
Юлиана Константиновича Щуцкого,
первого переводчика и исследователя
«Баопу-цзы»

Предисловие

Эпоха

В то самое время, когда в Римской империи Константин Великий утверждал христианскую веру, открывая новую страницу в истории европейской цивилизации и подводя итог эпохе античности, на другом конце ойкумены, в далеком Китае, на юге которого располагалась тогда империя Восточная Цзинь, ровесник Константина, даосский философ и алхимик Гэ Хун писал свой трактат «Баопу-цзы», или «Мудрец, объемлющий Первозданную Простоту», которому предстояло стать одним из самых ярких памятников даосской мысли и традиционной китайской науки.

Шел 320 год. В Китае только что началась эпоха «распадения великих сил Поднебесной», известная в традиционной историографии как период Шести династий (Лю-чао), если говорить о юге, или как время Южных и Северных династий (Нань-бэй чао), если иметь в виду всю страну, север которой оказался захвачен разноплеменными кочевниками. Эта эпоха продолжалась почти триста лет и была отмечена смутами, кровопролитиями и всеми мыслимыми и немыслимыми бедами и одновременно расцветом науки и культуры, являясь одним из самых значительных в истории Китая периодов проявления и неповторимой творческой индивидуальности. В эту эпоху господствовавшее дотоле конфуцианство с его культом древних мудрецов, семейных и государственных ценностей временно отошло на задний план, освободив дорогу даосизму и набиравшему силу буддизму.

В 184 г. в Китае разразилось мощнейшее крестьянское восстание Желтых повязок, подготовленное тайной даосской сектой Пути Великого равновесия-благоденствия (тайпин дао). Оно было подавлено генералами империи Хань, но сама империя тоже рухнула, оставив на сцене три борющихся друг с другом царства — Вэй, Шу и У, которые объединились во второй половине III в. под властью империи Цзинь, управлявшейся родом Сыма (последним в 280 г. пало южное царство У, на землях которого через несколько лет и родился Гэ Хун). [8]

Этой новой империи не было суждено просуществовать долго, и уже в начале IV в. в ней разгорается пламя восстаний и мятежей. Ситуация стала критической, когда кочевники-гунны (сюнну), подчинившиеся империи Хань на рубеже н. э., чувствуя слабость нового государства, взбунтовались и быстро захватили весь север страны, повергнув его в хаос разрушения и кровопролития. Падение в 312 г. имперской столицы — города Чанъань (современный г. Сиань) произвело на современников на Востоке такое же впечатление, как взятие Рима войсками гота Алариха через сто лет (410 г.) на Западе.

Однако гунны не смогли форсировать великую реку Янцзы и захватить южные земли империи Цзинь. Сюда начали стекаться беженцы, в том числе и представители императорской фамилии. Одним из таких принцев был Сыма Жуй, провозгласивший себя в 317 г. императором нового государства — Восточной Цзинь, объединившего под своей властью земли южного Китая или Цзяннани — того, что «к югу от Реки», то есть от Янцзы. Таким образом, власть китайского государства закрепилась лишь над южной частью бывшей великой империи. Что же представлял собой в то время юг?

Во многом южные территории были еще экзотическим местом для северян. Обширные пространства, заросшие дремучими джунглями, необычные ландшафты, примитивные некитайские народы — все это приковывало к югу внимание и вызывало интерес. Вместе с тем на юге существовали древние культурные центры, в том числе и связанные с происхождением и становлением даосской традиции. Это территории древних царств Чу (бассейн Янцзы), У и Юэ (восточный Китай, провинции Чжэцзян и Цзянсу).

С начала правления Поздней Хань (с 25 г. н. э.) на юге стали активно селиться представители китайского господствующего класса, получавшие там обширные наделы в благодарность за поддержку легитимного императора Гуан У-ди в его борьбе с узурпатором Ван Маном. К таким людям принадлежал и предок Гэ Хуна Гэ Вэнь, получивший императорскую награду вместо своего старшего брата Гэ Лу, но с его согласия. [9]

К моменту вхождения юга в состав империи Цзинь (280 г.) они уже считали себя коренными южанами, прохладно относились к цзиньской аристократии и бюрократии и сожалели о падении независимого южного царства У. Конфликт между северянами и южанами особенно обострился после переезда двора и правительства в Нанкин (Цзянькан) и появления на юге толп беженцев с севера. Южан раздражали амбиции северной аристократии, оттеснившей коренные аристократические роды (в том числе и род Гэ) на вторые и третьи роли, раздражали нравы и привычки северян, их культура и даже особенности произношения. Эта неприязнь нашла свое отражение и в трактате «Баопу-цзы», в котором Гэ Хун резко отрицательно оценивает модную среди северной интеллектуальной элиты философию Сокровенного (сюань-сюэ) как несовместимую с истинным даосским эзотеризмом.

Противостояние севера и юга продолжалось в течение всего IV в., и только в следующем столетии оно постепенно затухает и затем окончательно сходит на нет. В завершение данной темы следует отметить, что именно эпоха Шести династий сыграла ключевую роль в освоении и китаизации юга, его быстром экономическом подъеме и расцвете, в результате чего в течение многих последующих столетий экономическое лидерство неизменно принадлежало южным провинциям.

Жизнь Гэ Хуна пришлась на самое начало периода «распадения Поднебесной», периода особенно смутного и тяжелого. И печать эпохи отчетливо просматривается на биографических обстоятельствах нелегкого жизненного пути автора «Баопу-цзы».

Жизнь и личность Гэ Хуна

Гэ Хун (второе имя Чжи-чуань) родился в 283-м или 284 г. в Даньяне (уезд Цзюйжун, территория современной провинции Цзянсу). Он родился там, где служил отец его знаменитого современника литератора Гань Бао, с которым Гэ Хун неоднократно встречался и по служебным, и по личным делам 1. Отметим, что если дата рождения Гэ Хуна особых сомнений и споров не вызывает, то дата его смерти гораздо менее достоверна (не говоря уж о том, что сами даосы считают его бессмертным). Так, официальная «История династии Цзинь» («Цзинь шу») с определенностью сообщает, что Гэ Хун прожил долгую, восьмидесятилетнюю жизнь (точнее, 81 год) и скончался в 363 г. (год гибели во время похода на персов знаменитого неудачливого реставратора античности римского императора Юлиана Отступника). И эту дату в основном принимают современные китайские и российские историки. С другой стороны, даты жизни многих современников Гэ Хуна (например, губернатора Гуанчжоу Дэн Юэ, свидетеля кончины [10] великого алхимика) не позволяют предположить, что Гэ Хун прожил более шестидесяти лет. В таком случае, год его смерти — 343-й. И эту дату в основном принимают современные западные синологи.

В настоящее время окончательно решить эту проблему не представляется возможным, поэтому следует просто принять к сведению расхождение в датах и пока смириться с ним.

Воссоздать жизнь Гэ Хуна несложно, так как он сам потрудился написать свою биографию, заканчивающуюся, правда, событиями 318-320 гг. (однако около 335 г. он сделал добавления к ней). Но жизнеописание Гэ Хуна в «Истории династии Цзинь» с успехом восполняет пробел и рассказывает о его жизни последующих лет.

Как уже говорилось, Гэ Хун родился в семье коренных южан, южнокитайских аристократов, верой и правдой служивших вначале династии Хань, а потом царству У, следы ностальгии по которому можно найти и в «Баопу-цзы». Но гораздо важнее то обстоятельство, что семья Гэ Хуна издревле была связана с эзотерической традицией южнокитайского даосизма, унаследовавшей учение и практику даосов раннеханьской эпохи (206 г. до н. э. — 8 г. н. э.) и известной под названием традиции «письмен Трех Августейших» — сань хуан вэнь (имеются в виду совершенные императоры мифологической древности, и прежде всего знаменитый Желтый Император, Хуан-ди, в даосском восприятии — бессмертный маг и алхимик, вознесшийся на небо). Это была традиция алхимических таинств изготовления эликсира вечной жизни, астрологического детерминизма, искусства изготовления магических амулетов, произнесения могучих заклятий и владения методами даосской гимнастики дао инь, дыхательных упражнений и искусством «внутренних покоев» — даосской сексуальной практикой. Все перечисленные темы нашли свое отражение на страницах трактата Гэ Хуна. Эта традиция резко отличалась от сформировавшейся во II в. н. э. школы Небесных Наставников (тянь ши дао) с ее литургикой, общинными богослужениями и тенденцией к теократическому правлению.

В связи с даосским наследием семейства Гэ необходимо вспомнить о двоюродном деде Гэ Хуна — знаменитом Гэ Сюане (он же — Сыновнепочтительный Бессмертный Гэ — Гэ Сяо-сянь, или Господин Бессмертный Гэ — Гэ Сянь-гун, или Бессмертный Старец Гэ — Гэ Сянь-вэн). Об этом своем предке Гэ Хун неоднократно вспоминает на страницах своего труда, порой рассказывая о нем весьма забавные и совершенно невероятные истории. Отметим, что Гэ Сюань был не просто даосом, его считали бессмертным чудотворцем и великим святым, а более поздняя традиция Линбао (Духовной Драгоценности), основанная, кстати, потомком Гэ Хуна Гэ Чао-фу около 380 г., считала его своим провозвестником и первоучителем.

Хотя в ранней молодости образование Гэ Хуна носило преимущественно классический конфуцианский характер, он очень рано приобщился к даосскому оккультизму под руководством даосского наставника Чжэн Сы-юаня (Чжэн Иня), традиция которого восходила к [11] знаменитому магу рубежа Хань и Троецарствия Цзо Цы (Цзо Юань-фану) и его учителю Ма Мин-шэну. Позднее, после того как Гэ Хун женился на дочери крупного чиновника и признанного даосского авторитета Бао Цзина, последний приобщил его и к филиировавшей от основного древа традиции двоюродного деда самого Гэ Хуна — Гэ Сюаня (в среде последователей «письмен Трех Августейших» было не принято учиться у своих кровных родственников, что также отличало их от адептов «пути Небесных Наставников», передававших посвящения и сан по наследству).

Семья Гэ Хуна была знатна, но бедна, и в своем трактате Гэ Хун не пожалел черной краски для живописания своей бедности и даже нищеты, по-видимому преувеличивая свои материальные затруднения.

Самостоятельная жизнь Гэ Хуна началась с военной службы. В 303-304 гг. в Цзяннани разразилось крестьянское восстание Ши Бина, в подавлении которого Гэ Хун принял участие в должности младшего офицера (ему было тогда около двадцати лет). За проявленное мужество он впоследствии получил почетный, но не приносивший дохода титул «гуаньнэйский маркиз» (гуаньнэй хоу) «маркиз земель внутри пограничных застав»). Этот титул был, впрочем, весьма распространен в то время; в частности, им был пожалован и упоминавшийся выше Гань Бао. Надо сказать, что и позднее Гэ Хун не порывал полностью с военным делом, находясь достаточно длительное время на службе в должности именно военного советника.

После окончания военной кампании Гэ Хун отправляется на север в поисках неизвестных ему рукописей эзотерических даосских текстов. Эта поездка, однако, оказалась неудачной, север был охвачен мятежами и смутой, и Гэ Хун не нашел там ничего, заслуживавшего его внимания.

Узнав, что губернатором Гуанчжоу (Кантона) назначен его друг Цзи Хань, также увлекавшийся даосизмом (см. 20-ю главу «Баопу-цзы»), Гэ Хун отправляется к нему (видимо, в 306 г.) и служит в канцелярии Цзи Ханя в качестве военного советника и инспектора. Однако вскоре Цзи Хань оказывается жертвой покушения и гибнет от руки убийцы. Гэ Хун через некоторое время возвращается в Нанкин (Цзянькан), куда вскоре прибывает принц Сыма Жуй, будущий первый император Восточной Цзинь (с 317 г.) Юань-ди. Всеми делами при нем вершит всемогущий фаворит, магнат и богач Ван Дао, про которого ходила молва, что свое несметное богатство он заполучил благодаря общению с нечистью (эти слухи не мешали Ван Дао быть одним из первых высокопоставленных покровителей буддизма). Гэ Хуну удалось устроиться в штат помощников Ван Дао, ставшего после создания новой империи имперским канцлером (в штате помощников Ван Дао служил и литератор Гань Бао). В это время (между 317 и 320 гг.) Гэ Хун и пишет свой трактат «Баопу-цзы».

На службе Гэ Хун оставался до 333 г., когда на престоле находился уже император Чэн-ди. Гэ Хун испросил у него назначения на должность на крайний юг империи, в провинцию Цзяочжоу (территория [12] северного Вьетнама; по-вьетнамски — Зяотяу). Императору, удивленному тем, что такой известный ученый намеревается отправиться в столь глухой уголок государства, Гэ Хун ответил, что хочет ехать в Цзяочжоу исключительно потому, что там особенно хороша киноварь, необходимая для алхимических опытов. Чэн-ди не стал отговаривать Гэ Хуна, и тот отбыл на юг.

Однако добраться до Цзяочжоу Гэ Хуну не удалось, ибо губернатор Гуанчжоу Дэн Юэ не захотел лишиться общества столь выдающегося мужа и удержал Гэ Хуна у себя. Не имея возможности продолжать путь, Гэ Хун смирился с судьбой и поселился на горе Лофушань близ Гуанчжоу, где, окруженный учениками, он и занимался алхимическими изысканиями под покровительством Дэн Юэ, с которым успел по-настоящему подружиться. Своим ученикам (некоторые из них были его родственниками) Гэ Хун передал имевшиеся у него тексты и преподал тайные даосские посвящения.

Перед смертью Гэ Хун письмом пригласил Дэн Юэ срочно навестить его, но губернатор задержался и прибыл на гору, когда Гэ Хун был уже мертв. А далее начинается легенда. Она гласит, что Дэн Юэ обнаружил, будто тело Гэ Хуна остается легким и гибким, не подвергаясь трупному одеревенению и окоченению. Во время похорон удивленные легкостью гроба ученики открыли его и обнаружили, что гроб пуст. Так и вошел Гэ Хун в даосский пантеон в качестве «бессмертного, освободившегося от трупа» (ши цзе сянь), то есть святого, обретшего бессмертие через смерть и воскресение.

Гэ Хун слыл среди своих знакомых человеком крайне скромным, неприхотливым, безыскусным, молчаливым и непосредственным. Поэтому его и прозвали Мудрецом, Объемлющим Первозданную Простоту (Бао пу чжи ши). Выражение «обнимать Первозданную Простоту» (бао пу) восходит к даосскому классическому тексту «Дао-дэ цзин», считающемуся произведением великого даосского мудреца Лао-цзы. Там это выражение означает следование естественности (цзы жань) и отказ от хитросплетений лжецивилизации. Это прозвище Гэ Хун и использовал для названия своего знаменитого трактата.

Трактат «Баопу-цзы» и его содержание

За свою жизнь Гэ Хун написал множество сочинений; это трактаты исторического, историко-политического, этического, медицинского и даосско-оккультного характера. Большая часть из них до нас не дошла. Кроме трактата «Баопу-цзы» сохранилось несколько медико-фармакологических сочинений Гэ Хуна, характеризующих его как одного из крупнейших светил древнекитайской медицины, краткие трактаты даосского содержания (дублирующие, по существу, отдельные фрагменты «Баопу-цзы») и агиографическое сочинение «Жизнеописания святых-[13]бессмертных» («Шэнь сянь чжуань»), задуманное как продолжение первого даосского житийного сочинения «Жизнеописания бессмертных» («Ле сянь чжуань»), приписываемого знаменитому филологу I в. до н. э. Лю Сяну. Однако текст «Жизнеописаний святых-бессмертных» в том варианте, который имеется ныне в нашем распоряжении, не тождествен написанному Гэ Хуном; скорее всего, оригинальный текст был сильно переработан и дополнен позднейшими авторами. Приписываются Гэ Хуну и заведомо апокрифические сочинения — например, предисловие к трактату «Гуань Инь-цзы», якобы написанному учеником Лао-цзы стражем заставы Инь Си, в действительности же появившемуся между VIII и XI вв. Но подлинную посмертную славу Гэ Хуну принес его знаменитый трактат «Баопу-цзы» («Мудрец, объемлющий Первозданную Простоту»), который обычно и ассоциируется с его именем.

Как уже отмечалось, трактат писался Гэ Хуном между 317 и 320 гг., то есть когда Гэ Хуну было приблизительно 34-37 лет. Вначале он написал «экзотерические» главы, которые, собственно, и назвал «Баопу-цзы». Они посвящены исключительно этико-политической проблематике и полемике с оппонентами по вопросам социально-государственного характера (особенно известна 48-я глава, содержащая критику даосского утописта Бао Цзин-яня); здесь Гэ Хун выступает как конфуцианец-эклектик, в мировоззрении которого также присутствуют элементы легизма и моизма. Интересно, что в этом разделе нет и намека на основные сюжеты «эзотерических» глав «Баопу-цзы» — учение о бессмертии и путях его обретения, алхимию, магию и т. п. Очевидно (и это подтверждает сам Гэ Хун в 16-й главе «эзотерической» части), что автор первоначально собирался ограничиться этой проблематикой и не имел ни малейшего намерения демонстрировать свои эзотерические познания. Однако вскоре планы Гэ Хуна изменились, и он пишет новый, совершенно самостоятельный и независимый от предыдущего, законченный текст, который условно, и даже несколько искусственно, соединяет с уже созданным в одно произведение в двух частях: первая (теперь, однако, идущая второй) получает название «внешнего», или «экзотерического», раздела (бай тянь), а вторая (теперь — первая) — «внутреннего», или «эзотерического», раздела (нэй пянь).

И тут мир узнал совершенно неведомого ему дотоле Гэ Хуна: респектабельный конфуцианец обернулся даосским магом, с пылом и темпераментом отстаивающим возможность обретения бессмертия и изготовления эликсира вечной жизни, историк и литератор стал ученым-естествоиспытателем, а полемист, приверженный ценностям конфуцианской традиции, — едким критиком преклонения перед авторитетом классических канонов и книжности. И именно этот текст прославил и поистине обессмертил Гэ Хуна, показав его не только как мыслителя и полемиста, но и как одного из крупнейших ученых-природоведов древнего Китая, как человека, к которому прекрасно подходит несколько устаревшее слово «естествоиспытатель». [14]

Человека, впервые обращающегося к чтению «Баопу-цзы» (здесь и ниже под «Баопу-цзы» будет иметься в виду только «эзотерическая» часть), многое удивляет и даже потрясает своей кажущейся парадоксальностью (подлинных парадоксов Гэ Хун не любил, считая их неким интеллектуальным блефом и проявлением извращенности ума, не желающего просто сказать «да» или «нет»), своим несоответствием привычным стандартам.

И действительно, Гэ Хун провозглашает веру в бессмертие (и притом телесное!) и бессмертных, в магию и астрологию, алхимию и нумерологию, а сам высмеивает (прямо в вольтеровских выражениях) тех, кто, вместо того чтобы обратиться к врачу, молится о выздоровлении божествам, совершает жертвоприношения и разоряется на оплате сомнительных услуг шаманов и знахарей. Как это понимать? Или другой пример: этот маг, алхимик и оккультист охотно цитирует не только «Дао-дэ цзин» или эзотерические каноны бессмертных (сянь цзин), но и сочинения таких скептиков и вольнодумцев древности, как Ван Чун и Хуань Тань. Что это, собственно, означает? Но ответы на эти вопросы мы сможем найти только после вдумчивого прочтения всего памятника при условии восприятия его как вполне определенного и непротиворечивого в себе целого.

И все-таки ключ к кажущимся противоречиям Гэ Хуна есть. И этот ключ — специфика самого естественнонаучного знания в традиционных культурах и отчетливое понимание того обстоятельства, что Гэ Хун по своему темпераменту, подходу и интересам был прежде всего не мистиком или интуитивистом, а ученым-экспериментатором и эмпириком. То, что нам кажется фантастикой или даже суеверием из принимавшегося Гэ Хуном, на самом деле относится просто к области допустимого научным знанием его эпохи. То же, что считалось суеверием и во время Гэ Хуна, отвергалось им целиком и полностью.

И здесь разворачивается еще один конфликт, характерный для содержания «Баопу-цзы»: конфликт между суждениями «здравого смысла» и данными опытного и научного знания. Ведь многое из того, что принимает наука, никак не приемлемо для обыденного сознания с его «здравым смыслом»: для обыденного сознания бессмысленно и нелепо и признание шарообразности Земли — антиподы тогда должны ходить ногами вверх! Другое дело, что в эпоху господства научного знания обыденное сознание принимает его как авторитет и берет данные науки на веру. Но все обстоит иначе с традиционными культурами, имеющими совершенно другие приоритеты. Их представитель не склонится перед императивом научного познания и будет утверждать, что нелепо говорить, будто киноварь — ртутное соединение, ибо ртуть белая, а киноварь красная. И подобного рода утверждения становятся объектом очень язвительной критики Гэ Хуна. Вместе с тем ограниченность самого научного знания и научного метода того времени препятствовала разграничению возможного от невозможного, реальных связей [15] и отношений от фантастических. И вот уже Гэ Хун, вдоволь насмеявшись над «рационалистом» — неучем-обывателем, сам начинает отстаивать положения с нашей точки зрения полностью невозможные, но с его — относящиеся к области научно установленных фактов. Ведь если из белой ртути может получиться красная киноварь, то почему бы этой самой киновари не быть еще и эликсиром бессмертия? Гэ Хун совершенно справедливо распекает обывателя, упрямо твердящего по любому поводу, выходящему за пределы его убогого «здравого смысла»: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда», но тут же на прямо противоположном основании (в конце концов может быть все, если иное не установлено опытным путем) начинает утверждать то, чего все-таки быть не может (но не может быть для нас, ибо мы знаем, на основании чего это невозможно, но не для Гэ Хуна, не знавшего этого основания).

И здесь встает простой и тоже обывательский вопрос: в какой мере мы можем доверять и следовать советам (например, медицинским) Гэ Хуна? Ответ весьма прост: мы можем следовать им в том случае, если они не вступают в противоречие с принципами современного нам научного знания. В противном случае лучше воздержаться.

Среди медицинских и гигиенических советов Гэ Хуна много совершенно бесспорных: кто, например, усомнится в том, что желательно спать по восемь часов в сутки или что желательно избегать неумеренности в еде? Но вряд ли стоит следовать замечательному совету полоскать рот винным уксусом для ухода за зубами или принимать пилюли с ртутью и мышьяком для продления жизни и обретения бессмертия. Есть, правда, и моменты спорные: в состоянии ли современная медицина однозначно высказаться за или против даосской дыхательной гимнастики или сексуальной практики?

Некоторые примеры инженерного гения Гэ Хуна просто удивительны — чего стоит хотя бы описание летательного аппарата тяжелее воздуха (типа планера с винтом) из 15-й главы «Баопу-цзы» (а рядом с ним — описание мази, которой надо натереть ноги, чтобы начать левитировать!). Но все-таки важнее всего, что ум Гэ Хуна открыт и совершенно антидогматичен. И если К. Ясперс писал о «философской вере», то даосскую веру автора «Баопу-цзы» вполне можно назвать «научной верой». Так что оккультист Гэ Хун — скорее сциентист и эмпирик, чем мистик-иррационалист и визионер.

Некоторые аспекты медицинских воззрений Гэ Хуна успешно разрушают созревшие в современном массовом сознании стереотипы. Так, весьма распространено представление, что «здоровая» восточная медицина — это сплошные «травки», а «гнилая» западная — одна только «химия». Нет большего заблуждения! Ведь в Европе до того, как в XVI в. Парацельс (ученый, типологически весьма близкий Гэ Хуну) начал лечить сифилис ртутью, действовал запрет античного врача Галена (II в.) на употребление любых лекарственных препаратов, кроме растительных, а китаец Гэ Хун в IV в. высмеивает поборников исключительного [16] траволечения и поет подлинный гимн химии и химикалиям, металлам и минералам (4-я глава)!

Рассмотрим вкратце содержание «Баопу-цзы» («эзотерический» раздел).

Учению о Дао-Пути, даосской онтологии и метафизике посвящены (частично) 1-я, 9-я и 18-я главы «Баопу-цзы». Надо сказать, что метафизика — не самая сильная сторона Гэ Хуна и здесь он мало оригинален (недаром 1-я глава «Баопу-цзы», особенно ее первая половина, по существу, является просто хорошим парафразом 1-й главы «Хуайнань-цзы» — знаменитого даосского компендиума II в. до н. э.). Гэ Хун стремится поскорее покинуть метафизические выси и вернуться к проблемам практическим — будь то преимущества отшельнической жизни, критика суеверий и простонародных культов или методы даосского созерцания.

2-я, 3-я, 5-я и многие другие главы посвящены критике обывателей (су), с порога отвергающих веру в физическое бессмертие, бессмертных и даосские методы обретения бессмертия. Гэ Хун показывает себя здесь отличным полемистом, использующим как логические, так и эмпирические и исторические аргументы.

Алхимия подробно рассматривается Гэ Хуном в 4-й («великие эликсиры бессмертия»), 11-й (фармакология и криптоботаника «бессмертия») и 16-й (златоделие, аурифакция) главах его трактата.

9-я глава по преимуществу критикует народные верования, суеверия и так называемые непристойные культы (инь сы). Если бы здесь Гэ Хун, увы, не апеллировал к репрессивному аппарату власть имущих и палачу, то его по уровню рационалистичности и едкости вполне можно было бы сравнить с Вольтером или Гольбахом.

10-я и 12-я главы посвящены рассмотрению соотношения даосизма и конфуцианства; для Гэ Хуна даосизм — корень (основное, главное), а конфуцианство — верхушка (производное и второстепенное). Здесь Гэ Хун также объясняет разницу между совершенным мудрецом и бессмертным, тратя немало усилий, чтобы доказать (особенно в 12-й главе), что Конфуций отнюдь не был всеведущ и часто проявлял элементарную неосведомленность.

14-я и 20-я главы раскрывают тему важности поисков истинного даосского учителя, под руководством которого только и можно заниматься подлинной даосской практикой. Здесь же Гэ Хун обрушивается на различных шарлатанов и проходимцев от даосизма, богатеющих на легковерности и наивности обожающих их последователей.

17-я глава посвящена искусству отшельнической жизни и всевозможным средствам, защищающим от горной нечистой силы, готовой атаковать незадачливого анахорета и уничтожить его. Особое внимание Гэ Хун уделяет различным формам экзорцизма и защитительной магии, прежде всего даосским амулетам и талисманам.

19-я глава по большей части представляет собой каталог даосских текстов, имевшихся в библиотеке учителя Гэ Хуна — даоса Чжэн [17] Сы-юаня. Этот весьма репрезентативный каталог может считаться непосредственным формальным предшественником первого варианта «Даосского канона» — «Дао цзана», появившегося столетие спустя благодаря трудам даоса Лу Сю-цзина.

Остальные главы в основном содержат споры с обывателями-оппонентами, ответы на вопросы сочувствующих и описания различных «малых» даосских методов — гимнастики дао инь, дыхательных упражнений, визуализации, сексуальной практики, магических приемов, астрологии и т. п. Обсуждение этих тем постоянно перемежается рассказыванием различных исторических анекдотов и «случаев из жизни», что делает «Баопу-цзы» весьма интересным чтением.

И здесь уместно поставить вопрос о литературных достоинствах этого произведения.

«Баопу-цзы» отнюдь не сухой трактат, написанный бесстрастной кистью далекого от жизни и ее треволнений мудреца. Во-первых, это в высшей степени авторское произведение и личность Гэ Хуна, его индивидуальность, черты характера и темперамент в полной мере отразились в тексте сочинения, так что знакомство с этим незаурядным человеком — одно из удовольствий, которые ждут читателя данного памятника.

Во-вторых, «Баопу-цзы», несомненно, произведение высокой китайской словесности, написанное умелым стилистом, превосходно владеющим всеми нюансами древнекитайского письменного языка. Иногда, с нашей точки зрения, Гэ Хун излишне пышен и велеречив (особенно в переполненных метафорами и сложными параллелизмами разделах, посвященных описанию Дао-Пути и космического порядка вообще), но таков уж был тон и дух той эпохи, породившей стиль, известный среди китаеведов под названием «лю-чаоское барокко». При этом, надо отметить, Гэ Хун с избытком искупает эту лексическую и стилистическую избыточность в других разделах текста, где его язык становится достаточно строгим и прозрачным.

В-третьих, это, безусловно, произведение художественной прозы, сыгравшее свою роль в формировании китайской повествовательной прозы малых жанров (сяо шо), прежде всего новелл об удивительном (чуань ци). И в этом отношении «Баопу-цзы» Гэ Хуна стоит в одном ряду с такими памятниками той же эпохи, как «Записки о поисках духов» Гань Бао и «Новые речи, в свете ходящие» («Ши шо синь юй») Лю И-цина. «Баопу-цзы» весь пронизан включенными в него сюжетными повествованиями, тем, что современные китайцы называют «гуши» (история, рассказ), описаниями неких «случаев из жизни» (обычно волшебного или фантастического характера), структура (а часто и содержание) которых вполне аналогичны структуре новелл Гань Бао. И эти «истории» и «анекдоты» придают ученому трактату дополнительные прелесть и обаяние.

Кому Гэ Хун адресовал свое произведение? Совершенно очевидно, что не практикующим даосам, посвященным в те тайны алхимии и магии, которые Гэ Хун только слегка приоткрывает перед читателем. [18] Думается, что Гэ Хун предназначил свое сочинение людям своего круга — аристократам южного Китая, далеким от даосских таинств и потому нуждающимся в объяснении довольно элементарных вещей. Именно такой аристократ, видимо, и скрывается за маской господина «Некто», который задает свои вопросы Гэ Хуну, а подчас и спорит с ним. Скорее всего, Гэ Хун надеялся, что его трактат привлечет восточноцзиньскую аристократию к даосизму, чтобы люди из ее числа, имеющие «кость бессмертных» (то есть те, которым на роду звезды написали принципиальную возможность стать бессмертными) и некоторую начальную информацию, могли обратиться к подлинному даосскому учителю и под его руководством начать серьезную регулярную практику. Таким образом, «Баопу-цзы» оказывается на поверку раннесредневековым «научно-популярным» сочинением, излагающим для знатных профанов основы даосского учения в привычной им манере и приемлемым для них языком. Но этим трактат Гэ Хуна ценен и для нас, ибо какой эзотерический текст стал бы объяснять такие подробности и общеизвестные (для даоса, разумеется) моменты, какие терпеливо растолковывает своим читателям Гэ Хун? Надо сказать, что расчеты Гэ Хуна во многом оправдались и «Баопу-цзы» стал одним из немногих средневековых даосских текстов, вошедших в круг чтения китайских ученых, интеллектуалов и эстетов.

Весьма любопытной особенностью «Баопу-цзы» является то обстоятельство, что нигде в «эзотерической» части Гэ Хун даже словом не обмолвился о триумфально шествовавшем тогда по Китаю буддизме. В «экзотерической» части (25-я глава) один раз буддийские монастыри упоминаются, но только для того, чтобы осудить порчу нравов: в древности благовоспитанные женщины сидели дома, а нынче бродят по базарам и буддийским монастырям! Вот и все. Видимо, Гэ Хун не относился к буддизму всерьез, не считал его потенциальным соперником даосизма, не проявлял к нему ни малейшего интереса и просто игнорировал индийское учение, чуждое ему по своему духу и сути. Однако уже очень скоро буддизм и даосизм вступают в теснейшее взаимодействие, и этот весьма существенный момент не был предугадан Гэ Хуном.

Здесь не место подробно описывать содержание «Баопу-цзы»: сказанного вполне достаточно, чтобы знать, чего ждать от текста, а остальное читатель имеет возможность узнать из самого памятника, впервые публикуемого в русском переводе 2. [19]

О переводах «Баопу-цзы»

Исследователи впервые обратились к трактату Гэ Хуна в первой половине нашего века, и здесь, несомненно, пальма первенства принадлежит нашему соотечественнику ученику академика В. М. Алексеева Ю. К. Шуцкому. Научные интересы Ю. К. Щуцкого были чрезвычайно широки. Он известен прежде всего как исследователь и переводчик «Канона Перемен» («Книги Перемен», «И цзина»), работал Щуцкий и над даосским философским памятником «Ле-цзы» (перевод утрачен), обращался к учению великого конфуцианского мыслителя Ван Ян-мина (XV-XVI вв.), занимался историей буддизма в Китае (статья о Хуэй-юане «Даос в буддизме»). Значительное место в его ученых штудиях было отведено работе по переводу и исследованию «Баопу-цзы». Ю. К. Щуцкий перевел первую главу памятника (перевод сохранился в рукописи; имеются также замечания В. М. Алексеева к этому переводу). Кроме того, Ю. К. Щуцкий является автором не опубликованной доселе работы «Исповедание дао у Гэ Хуна», посвященной учению о сущности Дао по первой главе «Баопу-цзы» и общей характеристике этого текста 3.

Трагическая гибель ученого, расстрелянного в 1938 г. по нелепому обвинению в шпионаже, надолго прервала традицию подлинно научного изучения даосизма в России, и почти сорок лет к трактату Гэ Хуна никто не обращался, если не считать отдельных упоминаний памятника или спорадических обращений к нему по частным вопросам.

Между тем перевод и изучение трактата «Баопу-цзы» началось на Западе, где еще в начале века общую характеристику тексту дал А. Вигер, а в начале 30-х годов А. Форке посвятил этому opus magnus Гэ Хуна подробную главу в своей «Истории средневековой китайской философии» 4. Несколько позднее, в начале 40-х годов, ученый-иезуит Е. Файфель публикует переводы отдельных глав «Баопу-цзы» на английский язык 5. Приблизительно в это же время «алхимические» главы трактата переводит на английский язык американский историк китайской науки Т. А. Дэвис, работавший в сотрудничестве с китайскими [20] учеными (Чэнь Го-фу, У Лу-цян и другие) 6. Однако первый (и пока единственный) полный перевод «эзотерической» части «Баопу-цзы» на европейские языки (английский) появился только в 1966 г. Его выполнил американский синолог Дж. Уэйр 7. Это, безусловно, плод огромного и многолетнего труда, в значительной степени обогативший мировую науку. Тем не менее, в силу определенных особенностей перевода Дж. Уэйра, в настоящее время он может считаться устаревшим и не соответствующим современным научным критериям.

Перевод американского синолога практически лишен комментариев; во всяком случае, они сведены к минимуму, в результате чего текст в значительной степени остается для читателя закрытым. Переводчик совершенно не стремится к адекватной и строгой передаче терминологического инструментария Гэ Хуна и ограничивается переводом названий лишь наиболее известных веществ и растений, упоминаемых Гэ Хуном. В связи с тем, что Дж. Уэйру приходилось пользоваться неразмеченным текстом (то есть текстом без современной пунктуации), в его работе немало ошибок, связанных с неправильным членением текста. Но самое главное, что перевод американского синолога в значительной мере является парафразом, не только не передающим специфики стилистики и синтаксиса Гэ Хуна (прежде всего параллелизмов), но и в ряде случаев просто пересказывающим основное содержание тех или иных пассажей. Учитывая опыт Дж. Уэйра, в нашем переводе мы стремились по мере возможности избегать этих недостатков 8.

Следует особо отметить, что работа современного переводчика и исследователя трактата Гэ Хуна в значительной степени облегчена по сравнению с работой, проделанной Дж. Уэйром, благодаря трудам выдающегося китайского исследователя и издателя даосских текстов Ван Мина, опубликовавшего в 1982 г. превосходно откомментированный и размеченный в соответствии с принципами современной пунктуации текст «эзотерической» части «Баопу-цзы» 9, по которому сделан и наш перевод. Издание текста «Баопу-цзы», выполненное Ван Мином, поистине неоценимо для переводчика благодаря проделанной работе по [21] пунктуации, текстологическим сопоставлениям различных редакций и комментированию памятника. Вместе с тем, комментируя «Баопу-цзы», Ван Мин оставляет практически всю алхимическую и историко-научную терминологию Гэ Хуна без пояснений (за исключением отдельных случаев), ограничиваясь иногда (например, при лекарственных растениях) цитатами из других древнекитайских текстов (фармакологического характера), которые, в свою очередь, нуждаются в комментариях. И все-таки появление издания Ван Мина чрезвычайно облегчило работу с текстом «Баопу-цзы» и в значительной степени обезопасило исследователя и переводчика от различных ошибок и огрехов 10.

Предлагаемый вниманию читателя перевод «эзотерической» части «Баопу-цзы» является первым полным переводом этого памятника на русский язык. Перевод снабжен комментариями, в которых мы старались возможно полно откомментировать как сложную алхимическую и историко-научную терминологию трактата Гэ Хуна, так и бытовые и исторические реалии и факты, чтобы текст стал максимально прозрачным и для специалиста-синолога, и для широкого читателя.

При комментировании текста мы использовали, кроме комментариев Ван Мина, различные публикации известных ученых-китаеведов Л. Н. Меньшикова, Ю. Л. Кроля, Р. В. Вяткина, А. И. Кобзева, В. В. Малявина, М. Е. Кравцовой, А. С. Мартынова, Дж. Нидэма, Н. Сивина, Дж. Уэйра и других. В отдельных случаях мы использовали также сунское ксилографическое издание «Баопу-цзы», воспроизведенное в середине 80-х годов в Китае 11. [22]

В заключение нам хотелось бы выразить особую благодарность нашему учителю Льву Николаевичу Меньшикову, впервые обратившему наше внимание на трактат «Баопу-цзы» и оказавшему бесценную помощь на первых этапах нашей работы над переводом этого интереснейшего текста.

Е. Л. Торчинов


Комментарии

1. См.: Гань Бао. Записки о поисках духов (Coy шэнь цзи) / Предисл., пер. с древнекит. примеч. и словарь-указатель Л. Н. Меньшикова. СПб., 1994. С. 14.

2. О Гэ Хуне и его трактате на русском языке подробнее см.: Торчинов Е. А. Трактат Гэ Хуна «Баопу-цзы» как источник по изучению даосизма периода Лю-чао // Актуальные проблемы изучения истории религии и атеизма. Л., 1980; Он же. Основные направления эволюции даосизма в период Лю-чао: (По материалам трактата Гэ Хуна «Баопу-цзы») // Дао и даосизм в Китае. М., 1982; Он же. Учение Гэ Хуна о Дао: человек и природа // Проблема человека в традиционных китайских учениях. М., 1983; Он же. Тексты по «искусству внутренних покоев» (эротология древнего Китая). 1: Трактат Гэ Хуна и «искусство внутренних покоев»// Петербург. востоковедение: Альм. Вып. 4: СПб., 1993. С 117-136; Он же. Даосизм: Опыт историко-религиеведческого описания. СПб., 1993. С. 189-191; 2-е изд.: СПб., 1998. С 288-292.

3. Доклад «Исповедание дао у Гэ Хуна» был прочитан Ю. К. Щуцким 31 мая 1923 г. в разряде Индии и Дальнего Востока Российской Академии истории материальной культуры. Его текст (включающий в себя и перевод 1-й главы «Баопу-цзы») сохранился и находится в настоящее время в Архиве Российской Академии наук (Санкт-Петербург) — СПбО АРАН (Санкт-Петербургское отделение Архива Российской Академии наук). Ф. 820, оп. 4, ед. хр. № 155, 51 л.

Основной труд Ю. К. Щуцкого по «И цзину» — «Китайская классическая "Книга Перемен"» (1-е изд.: М., 1960; 2-е изд., испр. и доп.: М., 1993).

Хуэй-юаню посвящена статья Ю. К. Щуцкого «Даос в буддизме» (Записки Коллегии востоковедов. Т. 1. Л., 1927).

4. Forke A. Geschichte der mittelalterlichen chinesische Philosophie. Hamburg, 1934.

5. Переводы Е. Фанфеля см., например: Monumenta Serica. Vol. 11 (1946).

6. Davis Т. L. Ch'en Kuo-fu. The Inner Chapters of Pao P'u tzu // Proceedings of the American Academy of Arts and Sciences. 1941. Vol. 74. N 10.

7. Alchemy. Medicine and Religion in the China of A. D. 320. The Nei P'ien of Ко Hung / Translated and edited by James R. Ware. N. Y., 1966; 2nd ed. — 1981.

8. Из последних исследований «Баопу-цзы» на европейских языках следует назвать недавно опубликованную диссертацию немецкого синолога Ф.-Р. Шмидта: Schmidt F.-R Die magische Rustung. Naturbilder aus dem Pao-p'utzu Nei-p'ian des Ко Hung (283-343) // Europaische Hochschulschriften. Reihe XVII, asiatische und afrikanische Studien. Bd. 54. Frankfurt am Main. 1996.

Лучшим китайским исследованием «Баопу-цзы» последних лет является книга Ху Фу-чэня «Вэй-Цзинь шэнь сянь дао цзяо. Баопу-цзы нэй пянь янь цзю» (Даосизм святых-бессмертных эпох Вэй и Цзинь. Исследование «эзотерической» части «Баопу-цзы»). Пекин, 1990.

9. Ван Мин. Баопу-цзы нэй пянь цзяо ши (Отредактированная «эзотерическая» часть «Баопу-цзы» с комментариями). Пекин, 1982; 2-е изд. — 1985; 3-е изд. — 1988.

10. Значительную помощь при переводе и исследовании трактата Гэ Хуна оказывает также полный индекс-указатель к тексту, составленный под редакцией К. М. Скиппера (Шиппера): Concordance du Pao-P'ou-Tseu Nei-P'ien / edite par Kristofer Schipper // Travaux d'index, de bibliographic et documentation sinologiques publies par l'Institut des hautes dtudes chinoises de l'Universite de Paris. Vol. 2. Paris, 1965. В 1969 г. как 3-й том той же серии К. М. Скиппер издал также полный индекс и к «экзотерической» части (вай пянь) «Баопу-цзы».

11. Сунский ксилограф «Баопу-цзы нэй пянь» (1152 г.), хранящийся в библиотеке провинции Ляонин, был опубликован (т. 1-2 в одной папке) в 1985 г. издательством «Чжун хуа шу цзюй» (Пекин).