ИЗ

ЛЮЙ БУВЭЙ

ВЕСНЫ И ОСЕНИ ГОСПОДИНА ЛЮЯ

ЛЮЙШИ ЧУНЬЦЮ

ИЗ «ХРОНИКИ ЛЮЯ»

«Хроника Люя» («Люйши чуньцю») — памятник натурфилософской мысли, традицией относимый к жанру философской «эклектики» (цза цзя). Это означает, что авторами различных частей «Люйши чуньцю», его глав (пянь) считают представителей различных философских школ, умышленно собранных при своем дворе циньским сановником Люй Бувэем (ум. в 235 г. до н.э.), стремившимся согласовать различные точки зрения и выработать научный (системный) взгляд на мир, который мог бы быть положен в основу имперской идеологии. В связи с последним обстоятельством становятся объяснимыми не только известные обстоятельства взаимоотношений Люй Бувэя с объединителем Китая (221 г. до н.э.) Цинь Шихуаном, но и бытовавшие в последующей традиции намеки на то, что Люй Бувэй был отцом этого первого в истории страны императора. Насколько можно судить по изложенным Сыма Цянем (ок. 145-86 г. до н.э.) в «Исторических записках» (Ши цзи) фактам, Люй Бувэй происходил из уезда Пуян (совр. пров. Хунань), который в то время находился на территории небольшого царства Вэй. Будучи богатым торговцем и, находясь по делам в столице другого царства, Чжао, городе Ханьдане, Люй Бувэй познакомился с внуком циньского правителя, жившим там в качестве заложника. Этому внуку при содействии Люй Бувэя в конце концов удалось стать циньским ваном, а затем и императором всего Китая, а Люй Бувэю — его первым министром (сянго). После этого он собрал при себе свыше трех тысяч ученых «гостей» (бинькэ), которые должны были под его руководством изложить «по порядку все дела, касающиеся неба, земли, всех вещей, древности и современности» (Ши цзи, гл. 85). По завершении труда текст получил название «Люйши чуньцю» (буквально «Хроника Люя», что содержал намек на другую знаменитую «хронику» — «Чуньцю» Конфуция). Авторы считали свой труд исчерпывающим и, согласно легенде, объявили награду в тысячу золотых любому, кто сможет убавить или добавить к тексту хотя бы один иероглиф.

В современном виде «Люйши чуньцю» представляет собой произведение в трех частях, первую из которых составляют 12 «записей», вторую — 8 «обзоров», третью — 6 «трактатов». Каждая из частей включает определенное число глав (пянь), причем все эти [87] числа нумерологически значимы и образуют символические комплексы, репрезентирующие различные части космоса и протекающие в них процессы (например, эти числа могут символизировать: 12 лунных месяцев, а также 60-летний цикл (12 x 5), 8 сторон и полусторон света, а также триграммы и гексаграммы «И цзина» (8 x 8), 6 полюсов мира, т.е. запад, восток, север, юг, зенит и надир, а также 36 округов-цзюнь империи Цинь Шихуана (6 х 6) и т.д.). Всего, таким образом, в «Люйши чуньцю» 26 книг (цзюань) и 160 глав (пянь), а общий объем текста — более ста тысяч иероглифов.

В целом в «Люйши чуньцю» можно видеть одну из ранних попыток создания целостной натурфилософской модели мира как системы, и его основное содержание составляет описание этой системы и принципа ее функционирования. Мировая система, космос (юй-чжоу) как некое единство, подчиненное всеобщему закону гармонии (проявляющемуся в том числе и в феномене музыки), обозначается в памятнике как «великое Единое» (тай и); последнее служит и метафорой дао как универсального закона живого мироздания (своего рода организма, почему в европейской синологии китайская натурфилософия часто квалифицируется как «органицизм»). Преимущественное внимание к общекосмическим процессам и фундаментальным законам универсума позволяет рассматривать «Люйши чуньцю» в том числе и как источник по истории даосской философии. Основной комментарий к памятнику принадлежит Гао Ю (начало III в.); в XVIII в. он был расширен Би Юанем.

Автор публикации Т. А. Ткаченко, ученик Л. Д. Позднеевой и Л. Е. Померанцевой, кандидат филологических наук, заведующий кафедрой восточных языков РГГУ.

Книга шестнадцатая

Глава вторая

НАБЛЮДАЯ СОВРЕМЕННОСТЬ (ГУАНЬ ШИ)

В Поднебесной есть мужи, владеющие дао, но их всегда немного. Если на пространстве в тысячу ли есть один такой муж, можно считать, что они стоят плечом к плечу, и если раз в несколько поколений появляется мудрец, можно считать, что они идут друг за другом по пятам ¹. Но раз появление мужей государственных и мудрецов — дело столь редкое, а они совершенно необходимы для утверждения порядка, то откуда же взяться порядку? Ведь даже когда, по счастью, есть такие, они могут оставаться в неизвестности, а это все равно как если бы мудрых вовсе не было. Вот поэтому-то порядок обычно столь недолговечен, а смуты — столь продолжительны. Поэтому сильных ванов можно вспомнить не более трех, ба-гегемонов — не более пяти ², в то время как гибель государств — дело обычное, властителей захватывают в плен одного за другим. А ведь этих несчастий не было [88] бы, будь в стране истинные мужи государственные. По этой причине больше нет ни более чем четырехсот чжухоу, получивших от дома Чжоу наделы, ни более чем восьмисот царств, которые были у него в подчинении ³. А те, что сохранились, тоже бывали в прошлом разорены. Разумный властитель, понимая, как обстоят дела, должен день ото дня становиться все осмотрительнее стремясь продлить свой век. Это можно уподобить восхождению на вершину. Когда тот, кто поднимается на гору, находится уже достаточно высоко и оглядывается по сторонам, он видит, как величественные утесы вздымаются все еще высоко над ним. Тут есть сходство с тем, как воспринимает себя мудрец: как бы сам он ни был разумен, как бы ни были высоки его поступки, оглянувшись вокруг, он всегда видит тех, кто бесконечно превосходит его самого! Поэтому Чжоу-гун Дань ⁴ говорил: «С теми, кто ниже меня по духу, я не общаюсь, поскольку они лишь отягощают меня; с теми, кто для меня ровня, я также не общаюсь, поскольку от них мне нечему поучиться!» Так что разумному полезно быть лишь с теми, кто добродетельнее его самого. А привлечь разумных и знаться с ними можно лишь привечая их по ритуалу ⁵.

Когда правители разумны и в мире порядок, добродетельные в почете. Когда же правитель невежествен, а мир погряз в смуте, тогда добродетельные в пренебрежении. Сейчас дом Чжоу низложен, и нет больше сына неба, а большей смуты, чем отсутствие сына неба, не бывает. Потому что когда нет сына неба, сильные притесняют слабых, многочисленные творят насилие над малочисленными, уничтожают друг друга при помощи войска, не зная отдыха и перемирия, а на первых ролях оказываются льстецы. Именно таков нынешний мир. Поэтому желающему найти мужей, владеющих дао, нужно искать их на реках и морях, в горах и ущельях, в местах малодоступных и удаленных. Только там при удаче можно их обрести.

Тай-гун ловил рыбу в Цзыцюане, потому что родился во времена Чжоу-синя; но там его и нашел Вэнь-ван ⁶. Вэнь-ван владел всего лишь тысячей колесниц, а Чжоу-синь был сыном неба. И то, что сын неба утратил Поднебесную, а властитель тысячи колесниц ее приобрел, показывает, что такое знание и незнание. Так что когда речь идет о людях заурядных, простом народе, ими можно повелевать, не церемонясь. Но когда речь идет о муже, владеющем дао, то ему необходимо оказывать почет и с ним следует лично знакомиться — только тогда его ум может быть использован в полной мере.

Когда Янь-цзы ⁷ прибыл в Цзинь, он увидел человека в вывернутой мехом внутрь одежде, тащившего тюк сена и остановившегося отдохнуть на обочине ⁸. Признав в нем благородного мужа, он послал спросить, как тот оказался в таком положении. [89] от отвечал: «Цисцы продали меня сюда в рабство, мое имя Юэ Шифу». Янь-цзы сказал: «О!» и тут же велел отпрячь левую пристяжную, чтобы выкупить этого человека. Самого его он взял в повозку и отвез к себе. Когда они прибыли, он ни слова не говоря вошел внутрь. Тогда Юэ Шифу разгневался и хотел удалиться. Янь-цзы послал за ним человека, чтобы передать следующее: «Мы с Вами прежде не были знакомы, но я помог вам избежать несчастья, чем же я теперь перед Вами провинился?» В ответ Юэ Шифу сказал: «Я слышал, что благородный муж может снести унижение перед тем, кто его не знает, но не должен терпеть пренебрежения от того, кто его узнал. Поэтому я хочу прекратить всякие отношения». Тогда Янь-цзы сам вышел к нему и сказал: «Раньше я видел только вашу наружность, теперь я вижу и внутреннее содержание моего гостя. Я, Ин, слышал, что тот, кто хочет по-настоящему узнать человека, не обращает внимания на то, что о нем говорят другие, и кто хочет понять каков человек в деле, не должен полагаться на его собственные речи. Могу я извиниться перед вами и просить вас остаться со мной?» Юэ Шифу сказал: «Раз вы относитесь ко мне с уважением, я не могу не последовать за вами». И Янь-цзы принял его на службу ⁹.

Когда у человека заурядного появляются заслуги, он начинает воображать, что облагодетельствовал других людей; полагая себя благодетелем, он становится заносчивым. А вот то, что Янь-цзы не только не поставил себе в особую заслугу, что выручил человека из беды, но сумел даже перед ним извиниться, показывает, насколько далек он был от пошлости. Это и есть путь к истинным свершениям.

Учитель Ле-цзы ¹⁰ попал в нужду и отощал от голода. Какой-то гость-бинькэ поведал об этом чжэнскому министру Цзы Яну: «Ле Юйкоу — муж, владеющий дао. Живет он в вашем царстве и так бедствует! Разве у вас не заботятся о настоящих мужах?» Чжэне- кий Цзы Ян тотчас велел служителям послать Ле-цзы несколько Десятков бин ¹¹ проса. Выйдя к посланцам, учитель Ле-цзы дважды поклонился, но дара не принял. Когда гости удалились и Ле-Цзы вернулся в дом, его жена гневно била себя в грудь и причитала: «Я слышала, что семья человека, постигшего дао, обретает Покой и радость, а ваши жены и дети отощали от голода. А когда Министр хочет подарить вам немного зерна, вы отказываетесь! Что же нам, суждено вечно быть голодными?» Смеясь, учитель Ле-цзы ответил: «Министр меня даже никогда не видел, с чужих слов посылает мне просо. Но точно так же с чужих слов он обвинит меня и в преступлении! Поэтому я и не принял дара». В конце концов недовольный народ восстал и Цзы Яна убили.

Принять от другого пропитание и не пойти за него на смерть, если он окажется в беде, это забвение долга; но пойти за такого [90] на смерть, значит умереть за неправое дело. Умереть же за неправое дело, значит пойти против природы. Сколь же далек был учитель Ле-цзы как от забвения долга, так и от всего, что противне дао! То, что он решил не принимать дара, даже терпя голод ц холод, означает, что он предвидел, какой оборот примет дело, и действовал, исходя из этого предвидения. Это и есть подлинное понимание жизни и судьбы!

Книга семнадцатая

Глава пятая

ЧУВСТВО МЕРЫ (ЧЖИ ДУ)

Мудрый правитель не тот, кто пытается разобраться во всех делах, а тот, кто ясно представляет себе то, благодаря чему он стал правителем. Правитель, обладающий необходимым для этого умением, не тот, кто лично занимается всем, а тот, кто знает главное — как заставить трудиться все сто чинов. У знающего это главное — дел не так и много, а в стране — порядок. Потому что у того, кто ясно представляет себе, чем должен заниматься правитель, власть укрепляется, а пороки в стране быстро изживаются. Когда же порок пресечен, болтунов при дворе нет, и ясно, как обстоят дела. Реальное положение тогда никем не приукрашивается, и во всех занятиях обнажается суть дела. Это и есть то, что называют совершенным порядком правления. В Поднебесной, находящейся в состоянии совершенного порядка, народ не любит пустых рассуждений и ничего не значащих слов, его не привлекают развратные учения и увлекательные речи, а добродетельные и бесчестные равно возвращаются к своей истинной природе, следуют обычным чувствам, не стараются приукрасить разными ухищрениями свою изначальную простоту и служат высшим не мудрствуя. И тогда искусные и неискусные, умные и глупые, отважные и трусливые становятся в силу этих причин одинаково пригодны для дел. Легко перемещая их с должности на должность, можно добиться того, чтобы все они справлялись со своими обязанностями. И тогда те, кто уже занимает посты, будут спокойно отправлять свои должности, не тая недовольства, а те, кто еще не имеет постов, будут стремиться проявить себя в деле, чтобы подкрепить свои предложения. Когда эти два состояния ясно разграничены, бесполезные речи не проникают ко двору. Правитель тогда может следовать естественному ходу дел и отказаться от симпатий и антипатий к кому бы то ни было. Корнем всему он избирает полное беспристрастие и в этом состоянии воспринимает лишь речи, ведущие к практической пользе. Это и есть государственный подход к делу.

Государственный подход — это когда правитель и подданные сообща направляют усилия на то, чтобы добиться установления [91] разумного и должного, утвердить законы и правила. А когда правитель следует естественному ходу дел, мужи разумные и верные долгу притекают ко двору со всех сторон, а законы и правила утверждаются. Напротив, люди, стремящиеся хитростью и обманом проложить себе путь наверх, покидают двор, видя, что это дело пустое, а все корыстолюбцы и шарлатаны стараются держаться подальше.

Таким образом, для наведения порядка в Поднебесной главное — искоренить порок, главное для искоренения порока — навести порядок в служебной иерархии, а для наведения порядка среди чинов главное — в правильном понимании дао-закона. Самое же главное для наведения порядка в сфере дао-закона заключается в постижении природного порядка вещей ¹². Поэтому учитель Хуа-дзы ¹³ говорил: «Правителю надо быть глубоким, но не обширным, ему надлежит благоговейно хранить корень и радоваться правильному. Он ни в чем не должен уподобляться другим, а его усилия должны быть направлены на искусное использование подданных. Когда он в полной мере овладеет этим искусством, даже варвары четырех стран света будут умиротворены, поскольку обладающий этим небесно-природным даром следует естественному закону, даже не стремясь к этому. Это — именно то, благодаря чему возвысился Шэнь-нун; это — именно то, благодаря чему прославлены Яо и Шунь» ¹⁴.

Когда правитель считает себя умным, а других — глупыми, считает себя искусным, а других — неумелыми, тогда все «глупые и неумелые» обращаются к нему, «умному и искусному», чтобы он их научил. Однако чем больше указаний, тем больше становится тех, кто обращается за указаниями, и в конце концов уже не остается такого дела, которому не просили бы научить. А как бы ни был искусен и умен правитель, все же он не может знать всего. Если же он попытается, обладая ограниченным знанием, отвечать на бесконечные вопросы, его дао-искусству непременно будет нанесен ущерб. Между тем если властитель раз за разом демонстрирует перед подданными слабость в дао-искусстве, как он может оставаться властителем? К тому же ошибающийся, который не подозревает, что ошибается, может возгордиться и тем самым усугубить свое положение. Такого властителя Можно назвать дважды заблуждающимся, едва ли ему по силам сохранить свое царство. Посему правитель, владеющий дао-искусством, пребывает в состоянии недеяния — он уполномочивает, но не поучает. Отбросив размышления и отринув намерения, Как если бы он был покойным и пустым, он прислушивается лишь к тем речам, которые не дерзновенны, и лишь к тем делам, которые не безрассудны. Он презирает названия и рассматривает лишь сущность. В делах правления он полагается на своих министров, [92] считая своим путем незнание и своей заслугой умение спрашивать: «Как быть?». Так некогда Яо спрашивал: «Что сделать, что бы распространить свое влияние на все области, над которым светят солнце и луна?» Шунь спрашивал: «Что мне сделать, что-бы покорить себе мир, лежащий за четырьмя пустошами?» Юй вопрошал: «Что должен я совершать, чтобы привести к порядку Цинбэй и к культуре — области Цзюяншань и Цигунго?» ¹⁵.

Во времена правления Чжао Сян-цзы командующим в Чжун-моу был Жэнь Дэн ¹⁶. При подаче годового доклада он, обратившись к Сян-цзы на аудиенции, сказал: «В Чжунмоу есть муж по имени Чжань Сюйцзи, я прошу вас принять его». Чжао Сян-цзы после этой аудиенции решил назначить того средним дафу. Главный министр тогда сказал: «Вы ведь только слышали о нем, но сами еще не видели, что он за человек. Неужели так легко становятся средними дафу? Это — не в обычае цзиньцев!» Сян-цзы ответил: «Когда я брал на службу Жэнь Дэна, я не только слушал, что о нем говорят, но и лично выяснял, что он за человек. Если теперь я стану не только выслушивать обо всех, кого рекомендует Жэнь Дэн, но и лично всех изучать, моим ушам и глазам только и останется, что слушать и рассматривать рекомендуемых». Поэтому он не стал больше встречаться с Чжань Сюйцзи, а сразу сделал его средним дафу. Как поступал Сян-цзы? Он брал на службу, и человек благородный не мог не стараться после этого проявить все свои способности.

У правителей бывает так, что они берут на службу человека, но не дают ему действовать. Или же дают ему возможность заниматься делами, но одновременно разрешают не понимающим его людям оспаривать его действия. Тот, кому необходимо переправиться через Янцзы, должен воспользоваться лодкой; тому, кто хочет попасть в далекий край, необходим добрый скакун. Так и тому, кто намерен заняться делами ванов и ба-гегемонов, не обойтись без разумных мужей. И Инь, Люй Шан, Гуань Иу, Байли Си ¹⁷, — эти люди, как лодки и скакуны для тех, кто занят делами ванов и ба. На таких нельзя распространять правило не брать на службу одновременно отцов и сыновей, и то, что среди них бывали повара, рыболовы, личные враги правителей или даже слуги, не означало, что их брали на службу только по прихоти. Правители не могли поступать иначе, поскольку они желали сохранения своих государств и достижения успеха. Это все равно что подготовка к началу стройки, которую проводит искусный плотник: оценив размеры будущего дворца, он начинает подбирать подходящий материал, а прикинув объем работ, нанимает нужное количество людей. Поэтому когда мелкие чины И Инь и Люй Шан были поставлены на крупные должности, в Поднебесной стали догадываться, что Инь и Чжоу предстоит борьба за [93] Поднебесную; когда получили назначения Гуань Иу и Вайли Си, в Поднебесной поняли, что царства Ци и Цинь задумали стать ба-гегемонами. Но разве эти люди были всего лишь лодками и добрыми скакунами?

Чтобы стать ваном или ба-гегемоном, конечно же, нужны люди, но люди состоят на службе и в гибнущих царствах. При Цзе на высокой должности оказался Гань Синь, при Чжоу-сине — Э Лай; у сунского правителя в почете был Тан Ян, у циского — Су Цинь ¹⁸. Когда те еще только приближали этих людей, все в Поднебесной понимали, что их царства идут к собственному концу. Потому что если кто-либо замышляет совершить великие дела без больших людей, это будет подобно тому, как если бы желали, чтобы ночи удлинялись после летнего солнцестояния, или как если бы кто-то решил поразить из лука рыбу, целясь при этом в небо! Такое было бы не под силу даже Шуню или Юю, не говоря уж об обычных правителях.

Комментарии

1. В данной главе имеется в виду, что «мужи, владеющие дао» (ю дао чжи ши) и «мудрецы» (шэнжэнь) — представители служилого люда, среди которого правители должны находить себе достойных советников. Поэтому далее в переводе эти люди называются также «мужами государственными». В эпоху Чжаньго, которая описывается в «Люйши чуньцю», таких служилых мужей называли также «гостями» (бинькэ), и авторы текста, если следовать Сыма Цяню, сами относились к этому сословию.

2. Под тремя ванами имеются в виду цари древности, а именно: основатели династий Ся, Шан и Чжоу, т.е. Великий Юй, Чэн Тан и Вэнь- ван. Под ба-гегемонами понимаются правители царств и сами царства, которые в эпоху Чуньцю в разное время «доминировали» (ба) над другими царствами при помощи военной силы, а именно: царства Ци, Цзинь, Цинь, Сун и Чу. Классическая традиция и осуждала этот вид диктата, но авторы «Люйши чуньцю» в данном случае имеют в виду, что основателей династий и ба-гегмонов могло бы быть и больше, если бы правители привлекали на службу способных людей.

3. Точное число царств, подчиненных Чжоу, как и зависимых от него чжухоу, неизвестно, но обычно считается, что их было раз в десять меньше. Здесь текст следует понимать в том смысле, что гибель царств к концу эпохи Чуньцю носила лавинообразный характер, что соответствует действительности.

4. Чжоу-гун Дань, сын Вэнь-вана и брат У-вана, основателей чжоуской династии, в классической традиции служил образцом благородного мужа, главным образом, благодаря тому, что утвердил на троне Чэн-Вана, малолетнего сына своего брата, став его опекуном. В этом смысле Чжоу-гун послужил прототипом для всех «государственных мужей», предпочитавших впоследствии роль «советника» положению правителя.

5. В данной главе авторы последовательно противопоставляют «разумных» (сянь) правителей «неразумным» (бу сяо), имея в виду, что первые прислушиваются к советам «мужей государственных», а вторые — нет. В ряде случаев в переводе по чисто стилистическим причинам нами употребляется вместо слова «разумный» слово «добродетельный», что не противоречит смыслу исходного текста. Под «ритуалом» (ли), с помощью которого правители привлекают на службу советников, в данном случае имеется в виду вежливость и необходимость оказывать этим мужам всяческое уважение, относясь к ним не как к слугам, а как к людям, имеющим собственное достоинство.

6. Тай-гун, согласно «Историческим запискам» Сыма Цяня, в которых автором использованы и устные предания, искал встречи с Вэнь-ваном, чтобы помочь ему в свержении порочного иньского правителя Чжоу-синя и утверждении чжоуской династии. В свою очередь, Вэнь-ван получил предсказание, что во время охоты его ждет встреча с настоящим мудрецом, который станет его советником (Ши цзи, гл. 32). Эта встреча состоялась на берегу реки Вэй, где престарелый Тай-гун жил в уединении и ловил рыбу, так как, по одной из версий, не хотел служить тирану Чжоу-синю. Комментаторы полагают, что Цзыцюань — это рукав Вэй.

7. Янь-цзы (Янь Ин, ? — 500 до н.э.) — сановник (да фу), впоследствии первый министр в царстве Ци. Его авторству приписывался трактат «Янь-цзы чуньцю», но современные исследователи считают, что текст, возможно, был создан в V-IV вв. до н.э. и дошел до нас в редакции Лю Сяна. Янь Ину, в частности, приписывается разработка теории гармонических взаимоотношений между правителем и советником.

8. В древности меховую одежду обычно носили мехом наружу, поэтому комментаторы считают, что ее владелец специально вывернул ее, чтобы мех не стирался, когда он таскал сено, предназначенное на корм скотине. Такая бережливость и то, что он отдыхал не в доме, а прямо у дороги, указывали на его крайне стесненные обстоятельства, что не помешало Янь-цзы опознать в нем благородного мужа и мудреца.

9. В тексте сказано, что Янь-цзы сделал Юэ Шифу «гостем» (кэ), т.е. официально принял его на службу как «бинькэ». «Гостями» (бинькэ, или мэнькэ) назывались преимущественно незнатные служилые мужи, часто образованные люди, собиравшиеся при дворах влиятельных аристократов или сановников, например у того же Люй Бувэя. Комментаторы полагают, что Юэ Шифу стал «старшим советником» (шан бинь) среди таких мужей, живших при Янь Ине.

10. Ле-цзы (Цзы Ле-цзы, Ле Юйкоу) — мудрец, возможно, живший в IV в. до н.э., авторству которого приписывался одноименный трактат в восьми главах (пянь). Данный эпизод известен также по главам 28 «Чжуан-цзы» и 8 «Ле-цзы». При этом, по мнению некоторых комментаторов, упоминаемый далее Цзы Ян был министром (сян) в царстве Чжэн, по мнению других, — тамошним царем. Погиб Цзы Ян при невыясненных обстоятельствах: согласно «Историческим запискам» (Ши цзи, гл. 40), в 398 г. до н.э. «в Чжэн убили Цзы Яна»; в другом месте (Ши цзи, гл. 42) говорится, что в 411 г. «чжэнский правитель убил своего первого советника Цзы Яна». В различных источниках, в том числе в «Люйши чуньцю» (кн. 14, гл. 3) и «Хуайнань-цзы» (гл. 13) о гибели Цзы Яна, как человека жестокого, говорится без сожаления, однако правителем он, вероятно, все же не был (см. также перевод и комментарий к этому фрагменту Л.Д. Позднеевой в кн: Мудрецы Китая. Ян Чжу. Лецзы. Чжуанизы. М., 1994, С. 105, 320, 383).

11. Бин — древняя мера объема, равная 16 ху, или 160 (позже 80) доу. Один доу считается примерно равным десяти литрам, однако установить точный эквивалент для описываемой эпохи сложно. Современные комментаторы считают, что Ле-цзы прислали «несколько сот даней» зерна («дань» — 100 литров). В любом случае авторы текста вели речь об очень щедром даре.

12. Следование природному порядку вещей или естественному ходу дел выражается как «подчинение» (фу) тому, что называется «природой и предназначением» (син мин) вещей. Правитель, «понимающий» (чжи) эти «природу и предназначение», не стремится внести в природный, или «небесный» (тянь) порядок никаких изменений, но искусно ему следует, и тем самым овладевает высшим из всех искусств — искусством правления (дао), совпадающим с природным дао-законом.

13. Хуа-цзы (Цзы Хуа-цзы) — мудрец, возможно, живший в IV в. до н.э., которого считают последователем Ян Чжу (ок. 440-334 гг. до н.э.).

14. Шэнь-нун (Священный Земледелец) — персонаж мифоистории — входит в число так называемых «трех властителей» (сань хуан), обычно наряду с Фу-си и Нюй-ва. Яо и Шунь — идеальные ваны древности в классической традиции, входящие в число так называемых «пяти первопредков» (у ди), обычно наряду с Хуан-ди, Чжуань-сюем и Ку.

15. Юй — Великий Юй (Да Юй), персонаж мифоистории — легендарный основатель династии Ся, боровшийся с потопом по поручению Шуня. Согласно комментаторам, под Цинбэем имеется в виду некая страна на востоке, известная так же, как Цинцю; там же находилось и государство Цигунго. Цзюяншань — название гор на юге.

16. Чжао Сян-цзы — полководец (Усюй), пришедший к власти в царстве Чжао в 457 г. до н.э., после чего стал именоваться Сян-цзы. Жэнь Дэн — сановник при Чжао Сян-цзы. Чжунмоу — город на территории современной провинции Хэнань. Упоминаемый далее Чжань Сюйцзи в другой версии этого фрагмента заменен двумя персонажами, что не меняет смысла этой истории.

17. Перечисленные персонажи призваны служить иллюстрацией к тезису о нахождении мудрецов в простонародной среде: И Инь, советник Тана, основателя династии Шан-Инь, был поваром, Люй Шан, т.е. Тайгун, ловил рыбу, Гуань Иу, т.е. Гуань Чжун, советник циского Хуань-гуна, который стал благодаря этому одним из ба-гегемонов, до того чуть его не ранил стрелой, и потому был поначалу как бы его «врагом», Вайли Си, советник циньского Му-гуна, тоже ба-гегемона, одно время был слугой.

18. Перечисленные здесь персонажи были приближенными правителей, снискавших дурную славу.

(пер. Г. А. Ткаченко)
Текст воспроизведен по изданию: Из "Хроники Люя" // Вестник МГУ. Серия 13. Востоковедение, № 3. 1999