Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ВЕСНЫ И ОСЕНИ ГОСПОДИНА ЛЮЯ

ЛЮЙШИ ЧУНЬЦЮ

КНИГА ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Первая луна весны / Мэнчунь-цзи 1

В первую луну весны солнце — в Инши 2. На закате восходит Шэнь 3, на рассвете — Вэй 4. Дни этой луны — цзя и и 5, ее да — Тайхао 6, шэнь — Гоуман 7, твари — чешуйчатые 8, нота — цзюэ 9, тональность — тайцу 10, число — восемь 11, вкус — кислый 12, запах — козлиный 13, жертвы — дверям 14, и первейшая — селезенка 15. Восточные ветры растапливают лед, твари пробуждаются от зимней спячки, рыбы поднимаются ко льду, выдры приносят в жертву рыбу 16, дикие гуси тянутся к северу. Сын неба поселяется в левых покоях Цинъяна 17, выезжает в колеснице луань 18, правит конями — лазурными драконами 19. Водружает зеленое знамя, облачается в зеленое одеяние, убирается зеленой яшмой 20, вкушает пшеницу и баранину 21. Его ритуальная утварь — с «просторным» узором (шу и да) 22.

В этой луне справляют личунь — становление весны. За три дня до становления весны тайши 23, явясь пред сыном неба, возвещает: «В такой-то день быть становлению весны: жизнетворная сила 24 начинает проявляться в деревьях!» Тогда сын неба постится. В день становления весны сын неба самолично ведет трех гунов, девять цинов, чжухоу и дафу 25 в Восточное предместье для инчунь — встречи весны 26. По возвращении жалует при дворе цинов, чжухоу и дафу. Повелевает сянам 27 наставлять в добре, объявлять указы, раздавать награды, оказывать милость всем вплоть до простого народа. Награды и пожалования следуют по порядку: каждому воздается должное. Повелевает тайши хранить своды, блюсти каноны, следить за обращением неба, солнца, луны, звезд и созвездий, не допуская ошибок в определении их местоположения и хода, не теряя основы и утка, беря за основу постоянное.

В этой луне сын неба возносит в благоприятный день молитвы к шанди 28 об урожае. Затем избирают благоприятное время, и сын неба, самолично водрузив на колесницу между латником и колесничим лемех, ведет трех гунов, девять цинов, чжухоу и дафу пахать посвященное ди поле. Сын неба трижды налегает на плуг, три гуна — пять раз, цины, чжухоу и дафу — девять. По [72] возвращении сын неба поднимает кубок в Тайцинь 29, три гуна, девять цинов, чжухоу и дафу ему служат. Это называется «вино за труды».

В этой луне ци неба устремляется вниз, ци земли воспаряет вверх. Небо и земля сливаются в гармонии, деревья и травы пускаются в рост. Ваны возвещают начало полевых работ, повелевают начальникам полевых работ поселиться в восточных предместьях и надзирать за устройством угодий и межей, прокладкой дорог и тропинок, заниматься осмотром холмов и курганов, косогоров и балок, равнин и склонов, определением пригодности различных земель для выращивания пяти злаков. Наставляют народ непременно лично и на месте. Если перед началом полевых работ выверяют межи и тропинки с точностью, у землепашцев не бывает сомнений.

В этой луне сын неба повелевает юэчжэну 30 отправиться в училище и упражняться с обучающимися танцам. Одновременно сверяет жертвенные своды и повелевает приносить жертвы горам, лесам, потокам и водоемам, избегая при этом заклания самок. Запрещается и прекращается порубка деревьев. Нельзя разорять гнезда, бить молодняк, самок с телятами, неоперившихся птенцов. Не уничтожать малых, не собирать яйца. Не следует собирать большие толпы, возводить городские стены и валы. Следует закопать скелеты и зарыть трупы.

В этой луне нельзя поднимать войско. Поднять войско значит навлечь кару небес. Если чужое войско не поднимает оружия, мы не можем начинать первыми. Нельзя идти против законов неба, нарушать правила земли, преступать людские порядки.

Если в первую луну весны ввести летние указы — ветры и дожди придут не ко времени, деревья и травы рано засохнут, страна будет охвачена страхом. Если ввести осенние указы — в народе случится большой мор, налетят бешеные ветры, пойдут проливные дожди, пустятся в рост лебеда и полынь. Если ввести зимние указы — разольются потоки вод, выпадет иней, повалит снег, посевы пропадут втуне.

ГЛАВА ВТОРАЯ

О жизни / Бэнь шэн

Небо порождает все живое, человек воспитывает и взращивает. Того, кто воспитает рожденное небом без ущерба для него, назову сыном неба. Ибо он движим стремлением сохранить небо в полноте. Для этого [73] и учреждается государство. Оно учреждается с тем, чтобы сохранить все живое в полноте.

Суетные властители нашего века поглощены государственными делами, однако лишь вредят всему живому. Поскольку упускают то, ради чего учреждено государство. Это похоже на то, как если бы войско, которое готовили на страх лиходеям, вдруг повели походом на самих себя, поскольку упустили, зачем его готовили.

Воде присуща чистота. Но к ней примешивается земля, и потому она не сохраняет чистоту. Человеку присуще долголетие. Но вмешиваются вещи, и потому он не достигает долголетия. Вещи — это то, чем питают свое существо, а не то, что питают своим существом. Суетные же люди нашего века по большей части своим существом питают вещи. Поскольку не ведают, что существенно, что несущественно. Поскольку же не ведают этого, существенное мнят несущественным, несущественное — существенным. В этом случае каждый их шаг обречен на неудачу.

От этого правители тиранствуют, подданные бунтуют, сыновья бесчинствуют. Любое из этих трех зол, если не случится чудо, верная гибель царству.

Едва ли стоит слушать приятную уху мелодию, если это слушание оканчивается для человека глухотой. Или любоваться прекрасным на первый взгляд видом, если это оборачивается для человека слепотой. Или смаковать тающие во рту яства, если это лакомство завершается немотой. Мудрец отбирает такие мелодии, виды и лакомства, которые благотворны для его существа, и отбрасывает те, что для него вредоносны. Это и есть путь сохранения в полноте своего существа.

В наш век богатые и знатные по большей части невежественны в отношении музыки, красоты и застолья. Гоняются за этим днем и ночью, а дорвавшись, становятся безудержными. Можно ли быть безудержным без ущерба для своего существа? Когда тьма воинов разом посылают свои стрелы в одну-единственную цель, она будет поражена, и если тьма существ, ярких и привлекательных, ринутся на одну-единственную жизнь, ей не избежать ущерба. Если же они поддерживают одну-единственную жизнь, та, конечно, продлится.

Поэтому мудрец правит тьмою существ с тем, чтобы сохранить в полноте свое собственное существо. Когда существо в полноте, дух обретает гармонию. Зрение обостряется, слух становится чутким, обоняние — тонким, вкус отменным, все триста шестьдесят суставов — гибкими и послушными. Такой человек не говорит, но ему верят, не размышляет, но творит должное, [74] не мудрствует, но постигает истину. Разумом проникает небо и землю, душой обнимает вселенную. Нет среди сущего, чему бы он не внял, чего бы не вместил. Он сродни небу и земле. Возносясь до сана сына неба, не гордится, опускаясь до состояния простого мужика, не омрачается. Это и есть человек полного дэ.

Богатство и знатность, если им сопутствует невежество, способны счастье обратить в горе, и тогда они хуже бедности и ничтожества. Бедным и ничтожным вещи даются с трудом, и даже при большом желании им едва ли доступны излишества. А тут — экипаж для выезда, паланкин для дома. Думают, что это для удобства, а это называется — орудие для паралича. Жирное мясо, густое вино. Думают, это для здоровья, а это называется — еда для колики. Нежные щечки, белые зубки, песни из Чжэн и Вэй. Думают, это для забавы, а это называется — топор для естества. Таковы горести, навлекаемые богатством и знатностью, и потому в древности те, кто существенным для себя полагал жизнь, отказывались от богатства и знатности. Поступали они так не ради славы, а следуя своему убеждению. Поэтому к их мнениям следует отнестись со всем вниманием.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О человеке / Чжун цзи

Шуй был великим мастером, но люди любят не пальцы Шуя, а собственные свои пальцы, поскольку свои им нужнее. Люди любят не яшму в горах Кунь, не жемчуг в реках Цзян и Хань, а собственный свой тусклый камушек, крохотную жемчужинку, поскольку свои им нужнее. Не тем более ли нужна мне собственная моя жизнь! Что бы ни говорили о знатности, даже сан сына неба ничто в сравнении с ней. Что бы ни говорили о богатстве, я не променял бы ее даже на Поднебесную. Что бы ни говорили о риске, я знаю, что утратив жизнь однажды, я не верну ее вновь никогда.

Владеющие дао относятся к этим трем вещам не без опаски. Бывает, правда, что опасаются этого, но все же приносят вред. Это — от неведения условий существования. При неведении условий существования опасение бесполезно: слепой уложит любимого сына на мякину, глухой вынесет лелеемое чадо из дому во время грозы. Бывают и такие, что понятия не имеют об опасении. Не имеющий понятия об опасении не видит разницы между жизнью и смертью, существованием и гибелью, [75] возможным и невозможным. Не видя разницы, такой называет истиной то, что никоим образом не истина, и ложью то, что никоим образом не ложь. Меж тем то, что он называет ложью, — истина, а то, что он называет истиной, — ложь. Такого я называю глубоким невеждой. Небо карает таких.

Если так распоряжаться жизнью, неизбежны болезнь и смерть. Если так распоряжаться царством, неизбежны поражения и гибель. Эти болезнь, смерть, поражения и гибель приходят не сами по себе. Они вызваны невежеством. То же можно сказать и о долгой жизни, неизменных победах. Поэтому владеющие дао внимательны не к тому, что вызвано, а к тому, что вызвало. Ибо тому, что вызвано, помешать уже невозможно. Это следует уяснить.

Положим, У Хо со всей силы тащит буйвола за хвост. Либо оторвется хвост, либо выбьется из сил У Хо, буйвол же не сдвинется с места, потому что его тянут назад. Но если мальчонка ростом в пять чи потянет буйвола за кольцо в носу, тот пойдет куда угодно, потому что его ведут вперед.

И мудрые, и глупые среди нынешних властителей и правителей все до одного желают себе долголетия. Но поскольку они ежедневно тянут свою жизнь назад, в их желаниях мало проку. Жизнь бывает долгой, когда ее ведут вперед. Мешают вести жизнь вперед страсти. Поэтому мудрец всегда умеряет свои желания.

В просторных палатах слишком много тени, в высоких теремах слишком много солнца. От тени в ногах паралич, от солнца — сухотка. Эти недуги — от неумеренности тени и солнца. Поэтому в старину цари не ставили больших палат, не возводили высоких теремов. Не держали редких яств, не носили жарких шуб. От жарких шуб — закупорка сосудов, при закупорке нет хода ци. От редких яств — закупорка желудка, при закупорке — несварение, при несварении нет хода ци. Можно ли этак жить долго?

В старину мудрые цари устраивали парки, сады, заповедники и пруды исключительно для созерцания и прогулок, строили дворцы, палаты, терема и беседки исключительно, чтобы укрыться от жары и дождя. Коней и экипажи, платье и шубы держали лишь для того, чтобы прикрыть тело, согреть кости, еду и питье, меды и вина — для потрафления аппетиту, утоления голода. Музыка и цвет, мелодия и песня существовали исключительно для ублажения существа и развлечения. Этими пятью вещами мудрые цари питали свое существо. Они не были привержены скупости и не боялись тратить. Просто стремились к миру со своим существом. [76]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

О справедливости / Гун гун

В старину мудрые цари, управляя Поднебесной, всегда ставили на первое место справедливость. Справедливость приводит Поднебесную к миру, мир достигается справедливостью. Послушаем, что говорит предание. Достигавших власти над Поднебесной — легион. И все они достигали ее справедливостью, а утрачивали из-за несправедливости. Крепость престола любого властителя зиждется на справедливости. Ибо сказано в «Хун фань»:

Не льстить, не лгать:
Путь царский — гладь!
Не льстить, не гнуть:
В том — царский путь!
Не вдруг — хвалить:
Путь царский длить!
Не вдруг — карать:
Долг царский знать!

Поднебесная не есть Поднебесная единственного. Поднебесная есть Поднебесная Поднебесной. Гармония света и тьмы не простирается на отдельный род. Утренняя роса и сезонные дожди не отдают предпочтения ни одному существу. Повелитель тьмы народа не привержен ни одному из людей.

Бо Цинь, пускаясь в путь, спрашивал, как управлять царством Лу. Чжоу-гун отвечал: «Твори благо, но не ищи благ». Раз некий цзинец потерял лук, но не стал его искать, а сказал: «К чему поиски: человек из Цзин потерял, человек из Цзин и найдет». Конфуций, прослышав об этом, сказал: «Вот было бы славно убрать слова «из Цзин»!» Лао-цзы, прослышав об этом, сказал: «Вот было бы славно убрать еще и слово «человек»!» Лао-цзы был справедлив ко всему.

Небо и земля огромны. Они рождают, но у них нет детей, взращивают, но у них нет владений. Все существующее питается их соками себе на благо, но никто не знает, где начало этого блага. Таким было дэ трех хуанов и пяти ди.

Когда Гуань Чжун болел, Хуань-гун навестил его и спросил: «Если Ваша болезнь обострится настолько, что государственные мужи не смогут скрыть этого от народа, кому принужден буду я вручить бразды правления?» Гуань Чжун ответил: «Я призвал все мои силы и знания, но не нашел ответа. Что же могу я сказать сейчас, когда болезнь может покончить со мной в один [77] день?» Хуань-гун сказал: «Дело весьма серьезное, и я нуждаюсь в Вашем совете». Почтительно согласившись, Гуань Чжун спросил: «Кого бы вы хотели видеть сяном?» Хуань-гун сказал: «Быть может, Баошу Я?» Но Гуань Чжун отвечал: «Невозможно! Лично я дружен с Баошу Я. Ведь что он за человек? Чист, честен, скромен, прям. Но тех, кто не таков, как он сам, он не считает за людей. Если кто оступился, запомнит ему на всю жизнь. Так что, если не возражаете, я бы предложил Си Пэна. Ведь что он за человек? Почитает предание, но уважает и мнения. Сокрушается, что ему далеко до Хуан-ди, но с пониманием относится к тем, кому далеко до него самого. Он допускает, что кое-что в стране не слышал, кое-чего не знает, кое-кого не встречал. Так что, если не возражаете, я бы предложил Си Пэна».

Сян — большой пост. На большом посту не занимаются малым и не вникают в мелочи. Поэтому и говорится: «Большой мастер не хватается за топор, большой повар не мечется с посудой, большой смельчак не лезет в сечу, большой командир не бежит грабить».

Пока Хуань-гун держался справедливости и отвергал личные пристрастия, он держал на службе Гуань Чжуна и был старшим из пяти бо. Когда же он поддался своим пристрастиям и возвысил своих любимцев, взял на службу Шу Дао, черви поползли через порог.

Смолоду люди глупы, к старости умнеют. Но лучше быть глупым и справедливым, чем умным и пристрастным. И сам Шунь не сумел бы остаться опрятным, беспробудно пьянствуя, соблюсти справедливость, зная лишь свою выгоду, усидеть на царстве, погрязши в алчности и злобе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

О пристрастиях / Цюй сы

Небо служит кровлей беспристрастно, земля беспристрастно носит. Беспристрастно светят солнце и луна, беспристрастно сменяют друг друга четыре времени года. Они следуют своему дэ, и все существующее развивается и растет.

Хуан-ди говорил, что следует избегать громкой музыки, яркого цвета, пышных одеяний, сильного запаха, острого блюда, больших помещений.

У Яо было десять сыновей. Но царство он передал не кому-нибудь из них, а Шуню. У Шуня было девять сыновей. Но царство он передал не кому-нибудь из них, а Юю. [78] Это — высшая справедливость. Цзинъский Пин-гун обратился к Ци Хуанъяну 31 с таким вопросом: «Кого бы назначить на незанятую должность правителя Наньяна?» Ци Хуанъян отвечал: «Предлагаю Се Ху». Пин-гун спросил: «Но разве Се Ху Вам не враг?» И услышал в ответ: «Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне враг». Пин-гун сказал: «Чудесно!». Затем он назначил Се Ху, и все государственные мужи остались довольны. Через некоторое время Пин-гун вновь спросил Ци Хуанъяна: «Кого бы назначить на незанятую должность нашего военачальника?» И услышал в ответ: «Предлагаю У». Пин-гун спросил: «Но разве У не сын Вам?» И услышал в ответ: «Вы ведь спрашивали, кого назначить, а не кто мне сын». Пин-гун сказал: «Чудесно!». Затем он назначил У, и все государственные мужи остались довольны.

Конфуций, прослышав об этом, сказал: «Ответы Ци Хуанъяна чудесны! Однажды он не побоялся порекомендовать врага, в другой раз не побоялся рекомендовать сына. Ци Хуанъян заслуживает, чтобы его называли справедливым».

Когда наставник моистов Фу Тунь служил в царстве Цинь, его сын убил человека. Циньский царь Хуэй 32 сказал ему: «Вы уже немолоды, а других сыновей у Вас нет. Я дал указание чинам, чтобы его не казнили. Послушайтесь меня в этом». Фу Тунь ему ответил: «У моистов есть закон, гласящий, что убийцу карают смертью, а нанесшего рану пытают. Это для того, чтобы помешать убийству и членовредительству. Кто мешает убийствам и членовредительству, исполняет великий долг в Поднебесной. И хотя Вы проявили милосердие и дали указание чинам не казнить его, я, Фу Тунь, не могу не последовать закону Мо-цзы».

Он не послушался царя, и сына его казнили. Человек не может не быть пристрастным, когда речь идет о его сыне. Фу Тунь, отвергший свои пристрастия ради следования великому долгу, без сомнения заслуживает, чтобы его называли справедливым. Держать можно только такого повара, который, приготовив еду, сам ее не съест. И едва ли есть смысл держать поваром такого, который, приготовив еду, сам ее съедает. Это же касается и господина всех бо. Господином всех бо можно стать, если казнить бунтовщиков, отвергая личные пристрастия, и наделять землей достойных в Поднебесной. И едва ли можно стать господином всех бо, если казнить бунтовщиков по личному пристрастию.


Комментарии

К сожалению, Г. А. Ткаченко успел только приступить к работе по комментированию своего перевода, так и не осуществив ее до конца. Вряд ли это может сегодня сделать кто-нибудь другой. Данное положение вещей, на наш взгляд, делает совершенно необходимой публикацию в настоящем издании имеющихся — пусть немногих — комментариев автора. По количеству и содержанию примечании, сделанных им к самому началу первой главы первой книги, читатель может составить представление о том, какие задачи по комментированию памятника ставил перед собой исследователь. Мы надеемся, однако, что недостаточная подробность примечаний к остальному тексту в некоторой степени компенсируется исследовательской вступительной статьей, где тщательно анализируется текст памятника, а также словарем основных понятий. Часть примечаний дается по опубликованным ранее фрагментам с собственными комментариями Г. А. Ткаченко. Составители упорядочили авторские комментарии, «привязав» их к конкретным местам текста и присвоив им сплошную нумерацию.

1. Начальные двенадцать глав (пянь) первых двенадцати книг (цзюанъ), образующих раздел «Записей» (цзи), в совокупности представляют собой текст, известный как «Полунные указы». Аналогичный текст присутствует как «Юэ лин» (гл. 6) в «Ли цзи» и как «Ши цзэ сюнь» (цз. 5) в «Хуайнань-цзы». Три последовательных главы этого типа символизируют один из «четырех сезонов» (сы ши) года, поэтому их заглавия содержат знаки мэн, чжун и цзи, обозначающие соответственно первую, вторую и третью луну (юэ) текущего сезона. «Мэнчунь-цзи», таким образом, означает: «Запись, соответствующая первой весенней [луне]». По календарю, которым предположительно руководствовались авторы «Люйши чуньцю», так называемому сяскому, мэнчунь была первой луной (чжэн юэ) года.

2. Инши — одно из «28 зодиакальных созвездий»; расположено в северной части небосвода, соотносимой с областью царства Вэй и конфигурацией (сян) «Сюаньу». По современным представлениям, «Ши» объединяет альфу и бету созвездия Пегас. Начальные фразы составляющих «Полунные указы» глав указывают на «прохождение» солнца через область (фэнь е) небосвода, занимаемую одним из «28 созвездий» (в данном случае — через область созвездия «Ши»), и тем самым — на способ определения календарного времени для проведения необходимых ритуальных (символических) и административных (реальных) действий носителем высшей власти — «сыном неба» (тянь цзы).

3. Шэнь — одно из 28 созвездий, в современном созвездии Орион.

4. Вэй — одно из 28 созвездий, в современном созвездии Скорпион.

5. Циклические знаки цзя и и корреспондируют со стихией дерева и, следовательно, с весной.

6. Тайхао — мифический император Фуси, чье правление находилось под покровительством стихии дерева, отчего жертвы ему приносились на востоке.

7. Гоуман — природный дух (шэнь) деревьев.

8. Весне соответствовали твари, покрытые чешуей, в частности рыбы и драконы.

9. По комментарию, нота цзюэ корреспондирует с деревом.

10. Одна из двенадцати, по числу лун, тональностей.

11. Дерево занимает третью позицию в системе пяти стихий, откуда следует его число (5 + 3).

12. Вкус дерева — кислый.

13. Считалось, что таков запах дерева.

14. Весной «пробуждающиеся твари открывают дверки своих норок», поэтому жертвы приносятся дверям.

15. По одной из версий, селезенка ассоциируется с деревом.

16. Выдра раскладывает на берегу пойманную рыбу, что и считалось «жертвоприношением».

17. Дворец сына неба (императора) назывался Минтаи и имел сложную структуру. В частности, Цинъян представлял собой восточную часть дворца, состоявшую из трех помещений, по числу весенних лун: собственно Цинъяна и левых (северных) и правых покоев (гэ). Каждую луну сын неба переселялся в помещение Минтана, корреспондировавшее с данной луной по схеме пяти стихий.

18. Первоначально «луань» — обозначение зеленого феникса; в данном случае имеется в виду колесница с «фениксовыми» колокольчиками.

19. Крупные кони, по комментарию — ростом выше 8 чи.

20. Зеленый (цин) цвет убранства корреспондирует с цветом стихии дерева.

21. Пшеница корреспондирует со стихией дерева, баранина — со стихией огня. Последнюю избирают в качестве ритуальной пищи, чтобы с ее помощью изгнать холод.

22. Возможно, узор на ритуальных сосудах ассоциируется с «проветриванием» (шу и да), соответствующим весеннему состоянию гармонического эфира (ци).

23. Тайши — придворный историограф, в обязанности которого входило наблюдение за ходом светил и составление календаря.

24. Жизнетворная сила (шэндэ) весны проявляется в порождении и росте всего живого.

25. Три гуна и девять цинов — высшие чины государства, чжухоу и дафу — аристократия.

26. Ритуал встречи весны совершался в восточном предместье за стенами города на расстоянии восьми ли, так как восемь — число весны. Возможно, ритуал был посвящен Тайхао и Гоуману.

27. Сяны — три гуна (см. примеч. 25).

28. Шанди (Ди) — верховный предок (владыка) или предки (ди), также — небо; впоследствии приобрел антропоморфные черты.

29. Тайцинъ — храм предков.

30. Юэчжэн — чин, ведающий музыкой, капельмейстер.

31. Цзиньский Пин-гун (Цзинь Пин-гун) царствовал в Цзинь с 558 по 532 г. до н. э. Ци Хуанъян был его министром.

32. Цинъский царь Хуэй правил с 399 по 384 г. до н. э. Фу Тунь, последователь школы Мо-цзы, был министром Хуэя и современником конфуцианца Мэн-цзы.

(пер. Г. А. Ткаченко)
Текст воспроизведен по изданию: Люйши Чуньцю. Весны и осени господина Люя. М. Мысль. 2001

© текст - Ткаченко Г. А. 2001
© сетевая версия - Strori. 2012
© OCR - Karaiskender. 2012
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Мысль. 2001