Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

СЫМА ЦЯНЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ

ШИ ЦЗИ

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЛИ СЫ

Ли Сы родился в городе Шанцай княжества Чу и в молодости служил мелким чиновником в областном управлении.

Он видел, как в отхожем месте на подворье для чиновников крысы едят нечистоты и при появлении людей и собак разбегаются в страхе. Потом он в житницах видел, как крысы поедают запасы зерна. Живя под крышей, они не испытывали страха, их не тревожили ни люди, ни собаки. В то время Ли Сы, вздыхая, говорил:

— Люди, как и крысы, делятся на уважаемых и презренных. Все зависит лишь от положения, которое они занимают!

После этого он стал учиться у Сюнь Цина искусству, которому обучают императоров и ванов. Окончив учение, Ли Сы счел, что чуский ван не заслуживает того, чтобы идти к нему на службу, а все шесть княжеств слишком слабы, чтобы прославиться у них, и он решил отправиться на запад — в Цинь.

На прощанье он сказал Сюнь-цзы:

— Я слышал, что, когда представляется удобный случай, нельзя его упускать. Ныне, когда борются между собой могущественные княжества, имеющие по десять тысяч колесниц, все дела решают странствующие советники. Циньский ван собирается объединить Поднебесную и присвоить себе императорский титул. Сейчас идет в гору «холщовая одежда» 1, настало золотое время для [219] странствующих советников. Я занимаю низкое положение, и, если я не буду действовать, не уподоблюсь ли я человеку, который, поймав оленя, смотрит на мясо и не ест его. Нет большего позора, чем быть ничтожным, нет большего горя, чем быть бедным! Не к лицу человеку ученому занимать низкое положение и жить в нищете, порицать мир и презирать выгоды, оставаясь в бездействии! Вот почему я решил отправиться на запад — в Цинь.

Он прибыл в Цинь. В это время умер Чжуан-сян-ван. Ли Сы удалось попасть в число служилых людей циньского чэн-сяна Люй Бу-вэя. Люй Бу-вэй отнесся к нему с уважением и пожаловал ему звание лана.

Потом Ли Сы добился приема у циньского вана и сказал ему:

— Тот, кто медлит, упускает счастье! Совершать великие подвиги можно лишь тогда, когда умеешь пользоваться промахами своих врагов и беспощадно расправляться с ними. Почему циньский Му-гун так и не смог до конца своих дней распространить власть на шесть восточных княжеств? Потому что владетельные князья были еще многочисленны, династия Чжоу обладала достаточным могуществом, а пять гегемонов, по очереди сменявших друг друга, старались оказывать еще больше уважения правящему дому Чжоу. Со времен Сяо-гуна авторитет Чжоу стал падать, князья захватывали друг у друга землю, и территория к востоку от заставы Ханьгу 2 была поделена между шестью княжествами. Но с тех пор как Цинь показало свое превосходство и обложило владения князей повинностями, сменилось уже шесть поколений. Владетельные князья ныне подчиняются Цинь точно так же, как обычные области и уезды. Великий ван, с вашей мудростью и с вашим могуществом можно уничтожить князей и, объединив Поднебесную, создать империю с такой же легкостью, как выгребают золу из очага! Такой случай представляется один раз в десять тысяч веков! Если вы не поторопитесь, то князья снова войдут в силу, заключат между собой союз, и тогда, даже обладая мудростью Хуан-ди 2, их уже невозможно будет подчинить!

Циньский ван назначил Ли Сы на должность чжан-ши (чжан ши — главный придворный историограф.) и, следуя его советам, стал посылать доверенных люден с золотом и яшмой к владетельным князьям, [220] чтобы подкупом склонить их на сторону Цинь. Княжеских сановников, которых богатыми дарами удавалось склонить на свою сторону, щедро одаривали, а тех, кто оставался непреклонным, убивали. Посеяв рознь между правителями и их подданными, циньский ван направлял туда своих лучших полководцев.

За выдающиеся заслуги циньский ван пожаловал Ли Сы звание кэ-цина 4.

Но в это время случилось так, что уроженец княжества Хань, по имени Чжэн Го 5, прибывший в Цинь для строительства каналов и плотин, был разоблачен как шпион. В связи с этим все высшие сановники, принадлежавшие к циньскому правящему дому, говорили правителю:

— Люди, приезжающие в Цинь из других княжеств, по большей части являются соглядатаями, которые, живя в Цинь, действуют в пользу своих правителей. Позвольте просить вас, великий ван, изгнать всех пришельцев.

Таким образом, Ли Сы тоже оказался в числе подлежащих изгнанию. И он подал правителю доклад, в котором писал:

«Я слышал, что вам советуют изгнать всех людей, пришедших к вам на службу из других земель. Мне кажется, что это слишком крутая мера.

В старину Му-гун повсюду искал ученых людей: на западе, у жунов, он нашел Ю Юйя 6, на востоке, в Юань 7 — Боли Си, в княжестве Сун нашел Цзянь Шу 8, а в княжестве Цзинь — Пи Бао 9 и Гунсунь Чжи 10. Вот эти пятеро не были уроженцами Цинь, но Му-гун использовал их, объединил с их помощью двадцать княжеств и распространил свое владычество на западных жунов.

Благодаря законам Шан Яна правитель Сяо-гун изменил обычаи и нравы, люди стали жить в достатке, а государство сделалось богатым и могущественным. Народ с радостью служил правителю, а владетельные князья охотно ему подчинялись. В результате он пленил войска княжеств Чу и Вэй, увеличил свои владения на тысячу ли, и его государство до сих пор остается могущественным.

Пользуясь советами Чжан И, князь Хуэй-ван покорил Саньчуань, на западе присоединил к своим владениям Ба и Шу, на севере овладел областью Шанцзюнь, а на юге распространил свою власть на Ханьчжун и девять племен инородцев. Кроме того, он подчинил чуские земли Янь и [221] взял столицу Ин. Удерживая на востоке неприступные скалы Чэнгао, он прирезал себе плодородные земли, расстроил союз шести княжеств, заставил их обратиться лицом к западу и служить Цинь. Слава о его подвигах гремит и поныне.

Приблизив Фань Цзюя 11, Чжао-ван отстранил жанского хоу и сослал его в Хуаян. В своих личных интересах он укрепил правящий дом и, как шелковичный червь поедает тутовые листья, постепенно захватывал владения князей, благодаря чему и складывалась возможность для Цинь создать империю.

Эти четыре правителя славой и подвигами своими обязаны пришельцам из чужих земель.

По этим фактам можно судить, какую роль в жизни княжества Цинь сыграли эти пришельцы!

Предположим, эти правители отказались бы от услуг пришельцев и не допустили бы их к себе. Но этим они лишили бы свое государство богатства и выгод, и Цинь сейчас не пользовалось бы славой великого и могущественного государства.

Вы, государь, владеете яшмой, добываемой в горах Куньшань, обладаете сокровищами Суй и Хэ 12, украшаете себя ослепительно сверкающими жемчужинами, у пояса носите меч Тай-а 13, ездите верхом на коне Сяньли 14, знамена ваши украшены перьями зимородка, вы бьете в барабан, на котором натянута кожа крокодила. И из всех этих сокровищ ни одно не производится в Цинь! Почему же вы наслаждаетесь ими? Ведь если бы вы пользовались только тем, что производится в Цинь, то светящаяся по ночам яшма не украшала бы залы вашего дворца, у вас не было бы изделий из носорожьей кожи и слоновой кости, девушки из Чжэн и Вэй не заполняли бы гаремы вашего дворца, а быстроногие породистые кони не стояли бы в ваших конюшнях; золото и олово не поступало бы к вам из Цзяннани, и у вас не красовались бы киноварь и индиго из Западного Шу.

Если бы вы для услаждения зрения и слуха пользовались только тем, что производится в Цинь, то из Юань не присылали бы вам украшенные жемчугом головные шпильки; граненые жемчужные серьги, шелковые одежды и золотая парча не доходили бы до вас, а прекрасные обольстительные девушки из Чжао не стояли бы рядом с вами. [222]

Удары в дно глиняного таза, игра на цитре с одновременном похлопыванием себя по бедрам и заунывное пение, которое призвано услаждать душу, — вот подлинно циньские развлечения. А «Чжэн», «Вэй», «Чжао», «Юй», «У», «Сян» — все эти напевы чужих народов! Ныне вы отрицаете удары в таз и предпочитаете песни «Чжэн» и «Вэй», откладываете в сторону цитру и наслаждаетесь песнями «Чжао» и «Юй». Почему все это? Потому, что вы на первое место ставите то, что услаждает зрение и слух.

Ныне вы принимаете людей не так, как следовало бы. Вы не обращаете внимания на то, подходят они вам или не подходят, вы не различаете, где кривое и где прямое, — всех, кто не родился в Цинь, вы хотите удалить, всех пришлых — изгнать. Это значит не ценить жемчуг, яшму, собственные удовольствия и презирать людей. Если вы будете действовать таким образом, вы не сумеете обуздать князей и объединить Поднебесную.

Я слышал, что на обширных землях рождается обильный урожай, а в большом государстве должно быть многочисленное население. Если войско могущественно, то и военачальники, возглавляющие его, храбры.

Гора Тайшань велика потому, что не уступает равнине ни пяди своей земли; моря глубоки потому, что приникают в себя без разбора все мелкие речушки и ручьи. Ваны прославляются только потому, что не отталкивают от себя народ. Именно потому, что они не отдавали предпочтения одной из четырех сторон света, не делали различия между населением разных государств, пользовались благами всех четырех времен года и счастьем, которое ниспослали духи, — никто не мог противостоять пяти императорам 15 и трем ванам! 16

Ныне вы отталкиваете от себя народ и отдаете его враждебным вам княжествам, отказываетесь от пришлых людей и толкаете их на то, чтобы они служили владетельным князьям. Вы отвращаете от себя людей ученых и заставляете их избегать Цинь. А это все равно, что давать оружие грабителям и снабжать провиантом разбойников.

Ведь ценных вещей, которые не производятся в Цинь, очень много, и ученых людей, которые не родились в Цинь, но хотят выразить вам свою преданность, — масса. [223]

Если вы изгоните пришлых людей, значит они перейдут во враждебные вам государства, и вы, теряя преданных вам людей, еще более усилите вражду к себе.

Поступая таким образом, вы опустошаете свое государство, за его пределами вызываете возмущение князей. При таком положении вы не сможете быть спокойным за безопасность своего государства».

Циньский ван отменил указ об изгнании пришлых людей и восстановил Ли Сы в должности. Правитель пользовался его советами, и в результате Ли Сы возвысился до тин-вэя.

Через двадцать лет (в 221 г. до н. э.) Цинь Ши-хуан объединил Поднебесную и принял императорский титул. Ли Сы при этом сделался чэн-сяном.

Возведенные укрепления в уездах и областях были уничтожены, все оружие переплавлено, владения князей ликвидированы, и в Цинь не осталось ни одной пяди пожалованной земли. Больше не давались титулы ванов сыновьям и братьям правителя, а заслуженные сановники не получали титулов хоу. В результате всего этого народ избавился от бедствий, причиняемых войнами.

В тридцать четвертом году своего правления Цинь Ши-хуан устроил пир в сяньянском дворце. Ученый пу-шэ 17 Чжоу Цин-чэнь восхвалял величие и добродетели Цинь Ши-хуана.

В это время уроженец княжества Ци, по имени Шунь Юй-юэ, представил правителю свой доклад, в котором говорилось:

«Я слышал, что правители Инь и Чжоу на продолжении тысячи с лишним лет жаловали владениями своих сыновей, братьев и заслуженных сановников. Ныне вы, государь, владеете всем миром, а сыновья и братья ваши простолюдины. Ну, а вдруг случится такое же событие, как тогда, когда Тянь Чан убил Цзянь-гуна, а шесть знатных родов поделили между собой княжество Цзинь. Как можно избежать подобных случаев, не предпринимая мер предосторожности. Тот, кто не учится у древних, долго не держится у власти. Государь, ныне Чжоу Цин-чэнь своей лестью усугубляет ваши упущения. Ведь не так же должны поступать преданные вам слуги!» [224]

Цинь Ши-хуан передал этот доклад на рассмотрение чэн-сяну Ли Сы, но тот, исказив смысл автора, подменил содержание доклада и представил его правителю. В этом докладе Ли Сы писал:

«В древности, когда Поднебесная пребывала в смуте и раздробленности, никто не мог привести ее к единству, и поэтому господствовали владетельные князья. А все проповедники восхваляли старое, для того чтобы нанести ущерб новому.

Они прибегали к лживым словам, чтобы внести в существующий порядок путаницу. Люди хвалили те философские учения, которые нравились им, и признавали ложным все, что устанавливалось сверху. Ныне вы, государь, объединили Поднебесную, отделили белое от черного и установили единопочитание лишь одного императора.

В такое время частные школы только творят беззакония. Стоит им узнать, что издается тот или иной указ, как они начинают истолковывать его по-своему. Во-первых, этим они смущают собственную душу, а во-вторых, возбуждают кривотолки. Они осмеливаются осуждать деяния повелителя, возбуждают незаконные интересы и, возглавляя толпы, сеют клевету.

Если не запретить эти частные учения, то государь может потерять авторитет и среди его подданных будут сколачиваться группировки. Поэтому запретить частные учения благоразумнее всего.

Я просил бы вас изъять все имеющиеся литературные произведения, книги стихов, исторические предания и сочинения всех философов. Тех, кто через тридцать дней после опубликования этого указа не сдаст книг, ссылайте на каторжные работы. Можно не изымать лишь медицинские, гадательные и сельскохозяйственные книги.

Люди, желающие учиться, пусть учатся у ваших чиновников».

Цинь Ши-хуан одобрительно отнесся к совету Ли Сы, изъял «Шицзин», «Шуцзин» и все изречения философов. Этим самым он пытался оглупить народ и, ставя в пример древность, заставить его не осуждать деяния царя. Ясные законы и твердые постановления появились во времена правления Цинь Ши-хуана. [225]

При Цинь Ши-хуане была введена единая письменность по всей стране, были сооружены летние увеселительные дворцы и подворья для чиновников.

Император объехал свои земли. Он покорил всех варваров, беспокоивших его владения. В этих деяниях ему, не щадя сил, помогал Ли Сы.

Старший сын Ли Сы, по имени Ли Ю, был военачальником и охранял земли Саньчуань. Все другие его сыновья были женаты на циньских царевнах, а дочери — замужем за циньскими царевичами.

Однажды саньчуаньский военачальник Ли Ю прибыл в столицу с докладом, и Ли Сы устроил у себя пир. Все чиновники явились к нему пожелать долголетия. У ворот дома собралось более тысячи колесниц и верховых коней.

Ли Сы, вздыхая, думал:

«Увы мне! Ведь Сюнь Цинь говорил: «Воздерживайся от чрезмерных излишеств!» Я простой человек из Шанцай, простолюдин с деревенской улицы. Но государь не знал, что я так ничтожен, и возвысил меня до нынешнего положения. Я, можно сказать, достиг пределов богатства и почета, ибо никто из подданных не стоит выше меня! А когда что-нибудь доходит до предела, начинается падение. Я не знаю, где распрягу своих коней».

В тридцать седьмом году (в 210 г. до н. э.) правления Цинь Ши-хуан отправился в Хуэйцзи, побывал на берегу моря, а оттуда проследовал на север, в Ланъе. Чэн-сян Ли Сы и надзиратель императорских экипажей и хранитель императорской печати Чжао Гао сопровождали его.

У Цинь Ши-хуана было более двадцати сыновей. Старший сын, по имени Фу Су, за свои советы и возражения отцу был сослан в Шанцзюнь 18 на должность инспектора войск. Полководцем там был Мын Тянь.

Больше всего Цинь Ши-хуан любил младшего сына Ху Хая. Ху Хай просил разрешения сопровождать отца, и тот согласился. Остальные сыновья в поездке не участвовали.

В седьмом месяце того же года Цинь Ши-хуан, прибыв в Шацю, тяжело заболел. Чувствуя близкую смерть, он повелел Чжао Гао написать письмо императорскому сыну Фу Су, в котором требовал, чтобы тот со всеми подчиненными Мын Тяню войсками прибыл в Сяньян на [226] похороны. Письмо было написано, но его не успели еще передать гонцу, как Цинь Ши-хуан скончался. Это письмо и государственная печать императора хранились у Чжао Гао.

О смерти Цинь Ши-хуана знали пока лишь пять или шесть человек, среди которых были Ху Хай, чэн-сян Ли Сы, Чжао Гао да доверенные евнухи. Остальные сановники о кончине императора ничего не знали.

Ли Сы считал, что, поскольку государь умер вне столицы и наследника престола здесь нет, необходимо скрыть смерть государя. Цинь Ши-хуана положили в крытую колесницу, чиновники являлись, как обычно с докладами, приносили пищу. Евнухи подходили к колеснице и докладывали обо всех делах.

Оставив у себя письмо, адресованное Фу Су, Чжао Гао говорил Ху Хаю:

— Государь умер, не оставив указа о пожаловании своим сыновьям титулов вана, и написал письмо только старшему сыну. Если старший сын прибудет и займет престол, вы с остальными братьями останетесь без единого вершка земли. Что же тогда получится?

— Это, конечно, правильно, — согласился Ху Хай. — Но я слышал, что мудрый государь знает своих подданных, а мудрый отец знает своих сыновей. Если отец умирает, ничего не оставив сыновьям, можно ли осуждать его?

— Это не совсем так, — возразил Чжао Гао. — Власть в Поднебесной, ее существование или гибель зависят от вас, от меня и от чэн-сяна Ли Сы. Я хотел, чтобы вы об этом подумали. Повелевать подданными или быть самому подданным другого, распоряжаться людьми или самому находиться в распоряжении других.

— Несправедливо будет, если обойти старшего брата и возвести на престол младшего, — сказал Ху Хай. — Идти на смертельный риск, не получив на то повеления отца, противоречит правилам сыновнего благочестия. Когда сам не обладаешь талантами и способностями, чужие заслуги не прославят. Ваше намерение несовместимо с добродетелью. Поднебесная не будет мне повиноваться, сам я попаду в опасное положение, и алтарь династии перестанет получать кровавые жертвы.

— Я слышал, что когда Чэн Таи и У-ван убили своих правителей, их не посчитали изменниками, а, наоборот, [227] они прославились в Поднебесной своей справедливостью, — сказал Чжао Гао. — Вэйский правитель убил своего отца, однако в княжестве Вэй все почитали его за добродетели, и Кун-цзы прославлял его. Поступок его не сочли нарушением сыновнего благочестия. Совершая великие дела, на мелочи не обращают внимания. Человек, обладающий большими добродетелями, не уступает своего места другому. В захолустных деревнях каждый занимается своим делом, а чиновники не могут иметь одинаковых заслуг. Поэтому тот, кто, обращая внимание на мелочи, забывает важное, в будущем непременно пострадает. Тот, кто нерешителен, долго колеблется, впоследствии раскаивается. Кто смел и решителен в своих действиях, тому покровительствуют и духи и демоны, и он всегда добивается успеха. Я хочу, чтобы вы последовали моему совету.

Ху Хай сказал:

— Государь еще не получил посмертного титула, церемония погребения еще не совершена. Не следует ли посоветоваться с чэн-сяном?

— Но время, время! — воскликнул Чжао Гао. — Бездействие хуже, чем мечтания!

Наконец, Ху Хай согласился с доводами Чжао Гао. Хранитель императорской печати продолжал:

— Если оставить чэн-сяна в стороне, то замысел наш, пожалуй, не увенчается успехом. Разрешите мне посоветоваться с чэн-сяном.

Чжао Гао отправился к чэн-сяну Ли Сы и сказал ему:

— Император скончался, оставив старшему сыну завещание, в котором повелевает ему похоронить его в Сяньяне, а самому вступить на престол. Письмо не успели отправить, и о смерти повелителя пока никому неизвестно. Письмо, предназначенное старшему сыну, и государственная печать находятся у Ху Хая. Что нам делать? О назначении наследника государь совещался только со мной.

— К чему такие речи? — сказал Ли Сы. — Этого не должен говорить подданный!

— Но разве государь не говорил, что Мын Тянь способнее всех, и заслуг у него больше, чем у других, и что старший сын доверяет только ему? — спросил Чжао Гао. [228]

— То, что вы говорите, не имеет никакого отношения к Мын Тяню, — возразил Ли Сы. — Зачем вы его укоряете?

— Я давно служу при дворе и за двадцать лет научился понимать придворный язык, — сказал Чжао Гао. — В Цинь никогда не бывало, чтобы, отстраняя от должности чэн-сяна, либо заслуженных сановников, жаловали их потомков. Все они погибали. Ведь вы знаете, что у Цинь Ши-хуана более двадцати сыновей. Старший сын его смел и воинственен, и, если он вступит на престол, чэн-сяном у него будет Мын Тянь. Тогда-то уж вы не сумеете сохранить печать тунского хоу и вам придется вернуться в свою деревню. Я в течение нескольких лет учил Ху Хая законам, и он за все время не допустил ни одной ошибки. Человек он гуманный, ценит ученых людей. Правда, в разговоре он косноязычен, зато в душе красноречив, он соблюдает этикет и уважает мудрых. Ни один из сыновей циньского императора не обладает такими достоинствами. Кроме него, преемником не может быть никто. Подумайте об этом, и вы согласитесь.

— Вы намерены поступить наперекор воле императора, — сказал Ли Сы. — Я сам принял указ повелителя и выслушал его небесную волю. Что же тут раздумывать? Надо выполнять!

— В спокойствии может таиться опасность, а в опасности — спокойствие, — ответил Чжао Гао. — Как же почитать мудрецов, если еще не установлено точно, где спокойствие и где опасность?

— Я простой человек из Шанцая, — сказал Ли Сы, — но государь возвысил меня до должности чэн-сяна и пожаловал титул тунского хоу. Сыновья и внуки мои добились почетного положения, и поэтому их дальнейшая судьба зависит от меня. Разве можно быть неблагодарным? Ведь преданный слуга, если он хочет быть примером, не прячется от смерти! Благочестивому сыну, если он не прилежен, будет грозить опасность! Каждый из подданных должен выполнять свой долг! Больше мне об этом не говорите. Неужели вы хотите, чтобы я стал преступником?

— Я слышал, что мудрец, не имея постоянного места, всегда странствует и приспосабливается к требованиям времени, он видит суть дела и всегда оглядывается назад. Это свойственно всему живому. Это — постоянный закон! [229] Поскольку вся власть будет передана Ху Хаю, я могу добиться осуществления своих намерений. Ведь управлять извне тем, что находится внутри, называется заблуждением; управлять снизу тем, что находится наверху, называется разбоем! Вот почему увядают осенние цветы, когда падает иней; вот почему с разливом все оживает. Ведь это же неизбежный результат развития — почему вы его не замечаете?

— Я слышал, что цзиньский правитель заменил наследника престола, и в результате трем поколениям не было спокойствия, — возразил Ли Сы, — а братья циского Хуань-гуна боролись за престол и один из них был обезглавлен. Иньский Чжоу-ван убил своего дядю, не послушавшись того, кто пытался его образумить, в результате государство его покрылось могильными холмами, а династия оказалась в опасности. Эти три правителя шли против воли неба, и жертвоприношения в храме их предков прекратились. Но разве я похож на тех узурпаторов? В состоянии ли я участвовать в заговоре?

— Продержаться длительное время можно лишь в том случае, если верхи и низы будут жить в согласии и единстве, — сказал Чжао Гао. — Если внутреннее и внешнее будет приведено к единству, в делах не будет лицевой и оборотной сторон. Приняв мой план, вы навеки сохраните за собой титул хоу и право называть себя «гу» 19. Вы доживете до возраста Ван Цзы-цяо и Чи Сун-цзы, будете обладать мудростью Кун-цзы и Мо Ди. Отказываясь от моего предложения, вы тем самым навлекаете бедствие на головы сыновей и внуков. При одной мысли об этом можно оцепенеть от ужаса! Ведь только находчивый умеет обращать беду в счастье для себя! А вы что делаете?

Ли Сы обратился лицом к небу и тяжело вздохнул.

— Увы мне! — произнес он, и слезы покатились по его щекам. — Когда одинокий человек попадает в охваченный смутой мир, на кого ему опираться, если он не может умереть?

Ли Сы принял предложение Чжао Гао, и тот докладывал Ху Хаю:

— Я довел вашу светлую волю до сведения чэн-сяна, и он не посмел отвергнуть ваше повеление.

Затем они составили заговор, и чэн-сян, якобы в соответствии с повелением циньского императора Ши-хуана, [230] провозгласил Ху Хая наследником престола. Письмо, написанное старшему сыну императора Фу Су, было подменено,

«Император совершил объезд Поднебесной, молился в, кумирнях духов знаменитых гор о продлении земной жизни, — говорилось теперь в письме. — Фу Су и полководец Мын Тянь во главе нескольких сот тысяч воинов уже десять лет стоят на границе. Они не сумели продвинуться ни на шаг вперед, многие их воины и военачальники погибли, не совершив никаких подвигов. И, наоборот, они не раз присылали письма, в которых открыто порицали деяния императора.

Из-за того, что император не назначил Фу Су наследником престола, он дни и ночи роптал. Фу Су — непочтительный сын, посылаю ему клинок, дабы он покончил с собой.

Полководец Мын Тянь уже давно живет вместе с Фу Су вне столицы Он знал о всех замыслах Фу Су, но не помог ему исправиться. Как подданный, он не был предан императору, жалую ему смерть, а все войско повелеваю передать Ван Ли».

Письмо было запечатано императорской печатью Ши-хуана, а доставить его Фу Су в Шаньцзюнь было поручено одному из приверженцев Ху Хая.

Гонец прибыл в Шаньцзюнь и вручил письмо. Прочитав письмо, Фу Су со слезами бросился во внутренние покои и хотел покончить с собой, но его удержал Мын Тянь,

— Вы живете вне столицы, и вас не назначили наследником престола, — сказал Мын Тянь. — Я с трехсоттысячной армией охраняю границу, а вы исполняете обязанности инспектора армии. Таким образом, вся ответственность за охрану Поднебесной возложена на нас. Вы собираетесь покончить с собой, доверившись одному лишь гонцу! Откуда вы знаете, что здесь нет обмана? Сделайте еще один запрос, а там и умереть не поздно.

Гонец торопил Фу Су с исполнением повеления, и Фу Су, будучи человеком гуманным, сказал Мын Тяню:

— Батюшка повелевает мне умереть! Что еще тут запрашивать?

И он покончил с собой.

Но Мын Тянь не захотел умирать. Тогда гонец сместил с должности всех чиновников, а Мын Тяня заточили в [231] тюрьму в Янчжоу. После этого гонец возвратился и донес об исполнении поручения.

Ху Хай, Ли Сы и Чжао Гао были весьма довольны. Они прибыли в Сяньян и объявили о смерти императора. На престол, под именем Эр-ши-хуана, вступил наследник Ху Хай. Чжао Гао получил звание лан-чжун-лина 20 и стал ведать всеми дворцовыми делами.

Эр-ши-хуан жил спокойно. Но однажды он вызвал на совет Чжао Гао и сказал ему так:

— Жизнь человека в этом мире проносится с такой же быстротой, как шестерка коней над оврагом. Теперь, когда я овладел Поднебесной, мне хочется знать все, что может быть приятно для зрения и слуха, испытать все, от чего получает наслаждение душа. Я хочу обеспечить покой храму предков, чтобы народ радовался, и желаю долгие годы владеть Поднебесной! Что вы скажете об этом?

— Все, о чем вы говорите, разрешается делать правителю мудрому, но запрещается правителю глупому, — ответил Чжао Гао. — Я отвечу вам, за неправильный ответ можете меня наказывать. Но только очень хочется, чтобы вы задумались над моими словами. О заговоре в Шацю подозревают сыновья покойного государя и все высшие сановники. А ведь все они были назначены прежним государем! Вы только что вступили на престол, и стоит вам вызвать их недовольство, как они перестанут повиноваться. Боюсь, как бы тут не возникла измена. Правда, Мын Тянь умер, но войсками вне столицы командует Мын И. Все сановники дрожат от страха, что им не удастся благополучно дожить до конца дней своих. Как же вы, государь, при таком положении можете говорить об удовольствиях?

— Что же в таком случае делать? — спросил Эр-ши-хуан.

— Установить строгие законы и ввести жестокие казни, — ответил Чжао Гао. — Надо казнить участников заговора со всеми их родственниками. Уничтожьте всех высших сановников, удалите своих родных, обогащайте бедных, окружайте почетом людей низкого звания, смещайте с должностей сановников прежнего государя, а вместо них приближайте к себе людей, которым вы доверяете. Вот тогда вы сможете прослыть добродетельным, заговоры прекратятся, милости ваши изольются на всех [232] подданных и вы сможете спокойно спать на высоких подушках. Иного выхода нет.

Эр-ши-хуан, следуя совету Чжао Гао, изменил законы. Теперь стоило кому-нибудь из императорских сыновей провиниться, как его по самовластному распоряжению Чжао Гао допрашивали под пытками. Полководец Мын И и двенадцать сыновей покойного императора были публично казнены на улицах Сяньяна. Десять императорских дочерей были разорваны на части в местности Ду 21. Наказаны были и приближенные люди. Число пострадавших было громадно. Все их богатства перешли в императорскую казну.

Императорский сын Гао хотел было бежать, но побоялся, что за это его род будет уничтожен. Он подал государю доклад, в котором писал:

«В то время, когда покойный государь был еще в полном здравии, он всякий раз угощал меня, когда я к нему являлся, и жаловал мне выезд, когда я покидал дворец. Я получал одежды из императорских кладовых, мне дарили лучших коней из дворцовых конюшен.

Я знаю, что должен умереть, но не решаюсь покончить с собой самовольно.

Как сын, я не могу считаться почтительным, как подданный, не могу считаться верным. А тому, кто не может быть верным, нет смысла жить в мире. Я прошу у вас разрешения умереть. Единственное мое желание — быть похороненным у подножья горы Лишань.

Для меня будет наивысшим счастьем, если кто-нибудь обо мне пожалеет».

Доклад был представлен правителю. Ху Хай остался им доволен, он вызвал Чжао Гао и сказал ему:

— Что-то он уж торопится!

— Ваш подданный просто предпочитает умереть, чем жить в бездействии, — ответил Чжао Гао. — Зачем же мешать ему?

Ху Хай одобрил доклад и распорядился выдать сто тысяч золотых на погребение.

Законы день ото дня все более становились суровыми, сановники боялись за свою жизнь, было много таких, которые пытались поднять мятеж.

А Эр-ши-хуан занимался возведением дворцов. Он приказал построить дворец Афан, проложить дороги. [233]

Налоги и поборы росли, все тяжелее становились повинности по охране границ.

Вскоре отбывавшие воинские повинности на границах Чэнь Шэн и У Гуан подняли восстание. Восстал и Шаньдун. Восставшие провозглашали себя ванами и хоу. Мятежные войска двинулись на столицу и, лишь дойдя до Хунмыня, повернули обратно.

Ли Сы несколько раз пытался дать правителю советы, но Эр-ши-хуан не допускал его к себе.

Однажды Эр-ши-хуан стал дознаваться у Ли Сы:

— У меня есть свои соображения, но у Хань Фэй-цзы я читал: «Когда император Яо управлял Поднебесной, залы возвышались над землей всего на три чи, в строительстве не применяли обтесанных дубовых бревен, для крыш не подрезали тростник. В те времена подворья для проезжающих ничем не отличались от дворцов. Зимой все носили одежды на оленьем меху, летом одежду из грубой ткани; пища состояла из необрушенного риса, похлебка — из лебеды и гороховой ботвы. Все ели из глиняной посуды, пили из глиняных чашек. Сейчас привратник и то питается лучше, чем тогда ели знатные люди.

Император Юй продолбил ворота Дракона — Лунмынь, проложил русла для девяти рек, насыпая девять плотин, и всю воду отвел в море. От трудов руки его были в мозолях, на бедрах не было пушка, на голенях не было волос. Он умер на чужбине и был похоронен в Хуэйцзи. Сейчас даже рабы не трудятся так, как трудился Юй».

А если это верно, то могут ли ныне почтенные люди позволить себе так утруждаться, жить на заезжих дворах и есть пищу, которую ест привратник, выполнять работу, которую выполняет раб? Сейчас на это способны только люди никудышные, и этого не пристало делать мудрецам.

Если Поднебесной владеет человек мудрый, он использует Поднебесную в своих интересах. Вот почему он и пользуется почетом. Мудрец безусловно может дать Поднебесной покой и повелевать народом.

Я тоже хочу приложить все старания, чтобы расширить свои владения, продлить процветание Поднебесной и избежать вреда. Как это сделать?

В это время Ли Ю, сын Ли Сы, был военачальником в Саньчуани. Полчища У Гуана прошли через те земли на запад, и Ли Ю не сумел им воспрепятствовать, тогда как [234] полководец Чжан Хань разгромил У Гуана и изгнал его из своих, земель.

Императорский посланец обследовал положение в Саньчуани, отстранил Ли Ю от должности и укорял Ли Сы за недосмотр. Ли Сы боялся ответственности и, желая польстить Эр-ши-хуану, на сей раз ответил ему таким письмом:

«Мудрый повелитель всегда придерживается естественного хода вещей и наказывает лишь после того, как дело расследовано. Если повелитель поступит так, то подданный всегда приложит все усилия, чтобы поддержать своего государя. Когда же разница между государем и подданным проведена четко, когда верхи и низы ясно понимают свой долг, мудрые люди прилагают все усилия по службе и стараются помочь своему государю, тогда в Поднебесной властвует только ван, и все ему подчиняются. Вот тогда и можно достигнуть предела удовольствий! Разве мудрый и просвещенный государь может не вникать в дела?

Вот почему Шэнь-цзы говорит: «Если тот, кто владеет Поднебесной, не ведет себя разнузданно, о нем говорят, что он «считает Поднебесную оковами». Другого толкования нет.

Если же государь, не вникая в суть дела, трудится только сам, как трудились Яо и Юй, все равно Поднебесная будет для него оковами.

Не уметь совершенствоваться в ясном учении Шэнь-цзы и Хань Фэй-цзы, не уметь осуществлять путь расследований и наказаний, приспосабливаться к Поднебесной, трудиться в поте лица, чтобы поддерживать народ, — это обязанность черноволосых 22, а не того, кто управляет. Разве такой правитель достоин уважения?

Ведь если правитель заставляет людей поддерживать его, значит он считает себя благородным, а людей — подлыми. Если же он старается поддерживать других, значит он унижает себя и считает благородными людей.

Таким образом, тот, кого поддерживают люди, считается благородным, тот, кто сам поддерживает людей, считается подлым. Так уж повелось с древнейших времен.

Всех древних мудрецов почитали за благородство, всех глупцов порицали за их подлость.

А ведь Яо и Юй были из тех, кто поддерживал Поднебесную! Преклоняться и подражать им — значит [235] утратить чувство уважения к мудрым. Здесь тоже кроется великое заблуждение. Может быть, их тоже следовало бы назвать оковами? Нет, это было бы ошибкой от неумения вникать в суть дела.

Поэтому у Хань Фэй-цзы сказано: «У слишком доброй матери бывают непутевые дети; в строгой семье не бывает строптивых рабов».

Почему же так получается? Потому, что надо уметь наказывать построже.

По законам Шан Яна казнили всякого, кто осмеливался бросить горящий уголь на дороге. Бросить уголь — преступление само по себе небольшое, а наказание за него было тяжелым. Если так наказывали за легкое преступление, то как же наказывали за тяжелое! Поэтому народ не смел совершать преступлений.

Вот почему у Хань Фэй-цзы сказано: «Кусок холста — мелочь, и обыватель, найдя его на дороге, может его взять. Если же на земле будет валяться сто слитков золота, даже Дао Чжэ не посмеет к ним притронуться. Обыватель возьмет холст вовсе не потому, что он от этого разбогатеет, а Дао Чжэ не притронется к золоту не потому, что сто слитков для него ничего не значат, — просто, за первое могут не наказать, а за второе обязательно отрубят руку.

И другой пример: городская стена бывает высотою не более пяти чжанов, но даже Лоу Цзи 23 перелезть через нее не может; гора Тайшань достигает ста жэнь 24 высоты, но на ее вершину свободно взбираются бараны.

Почему же это Лоу Цзи не может одолеть высоту в пять чжанов, а бараны взбираются на высоту в сто чжанов? Потому, что стена отвесная, а гора пологая.

Просвещенные правители и мудрые ваны обладали могуществом и пользовались уважением лишь потому, что не шли иным путем. В результате они получали все выгоды в Поднебесной. Умея самостоятельно судить и выносить решения после изучения дела, они всегда усугубляли наказания. Поэтому в Поднебесной не было преступлений.

Не препятствовать ныне совершению преступлений, а способствовать тому, от чего у матери вырастают непутевые дети, — значит не понимать наставлений мудреца. А не понимать наставлений мудреца, значит отказываться от своих обязанностей перед Поднебесной. Разве это не достойно сожаления? [236]

Если при дворе находятся скромные, честные, гуманные и справедливые люди, чрезмерная распущенность прекращается. Если рядом с государем стоят чистосердечные и рассудительные сановники, необъятная страсть к стяжанию ограничивается. Если в мире прославляются доблестные мужи, способные умереть во имя долга, процветанию разврата приходит конец.

Поэтому проявить свои добродетели может только тот правитель, который сам до конца постигнет искусство управления. Только так он может властвовать над своими подданными и совершенствовать мудрые законы. В результате он сам пользуется уважением и обладает могуществом.

Каждый мудрый правитель обязан уметь идти наперекор миру, уметь воспитывать свой народ, устранять то, что ему ненавистно, и давать то, что ему желательно. Тогда он при жизни будет пользоваться уважением, а после смерти сохранит славу мудрого и добродетельного.

Вот почему мудрый государь должен действовать самостоятельно. Ведь власть находится у него, а не у сановников, он может смыть грязь, прикрывающую гуманность и справедливость, может закрыть слишком болтливые рты, но может и воспрепятствовать деяниям доблестных мужей, закрыть дорогу умным и просвещенным.

Лишь в том случае, если он будет прислушиваться только к голосу своего разума, он не будет очарован деяниями доблестных мужей, руководствующихся гуманностью и долгом, а не законом. Советами и ожесточенными спорами его нельзя будет никому склонить на свою сторону. Вот тогда он сможет действовать так, как ему угодно, и никто не посмеет ему воспротивиться.

А если это будет так, можно сказать, что он постиг искусство Шэнь-цзы и Хань Фэй-цзы и усовершенствовал законы Шан Яна. А когда совершенны законы и ясны принципы управления, о мятежах в Поднебесной не может быть и речи.

Поэтому и говорится: «Мудрый путь управления, которого придерживались древние цари, — тернист, вступить на него легко, но идти по нему может только мудрый».

Коль скоро это так, значит прежде всего следует добросовестно взыскивать. Если взыскания будут осуществляться добросовестно, подданные не будут лгать. Если подданные не будут лгать, в Поднебесной установится [237] спокойствие. Если в Поднебесной установится спокойствие, строгость государя будет пользоваться уважением. Если строгость государя пользуется уважением, наказания принимаются как должное. Если наказания принимаются как должное, тогда можно добиться всего, чего угодно. Если же можно добиться всего, чего желаешь, государство будет богатым. Если же государство богато, то и государь может не отказывать себе ни в каких удовольствиях.

Значит, чтобы достигнуть всего, необходимо установить принципы взысканий. Тогда сановники и простой народ будут остерегаться совершать проступки. Вот когда будет подготовлен справедливый путь управления, можно проводить в жизнь любые преобразования и можно будет заявить, что государь постиг искусство государственного управления. Тогда пусть родятся снова Шэнь-цзы и Хань Фэй-цзы, они все равно ничего не смогут к этому добавить».

Эр-ши-хуан остался доволен письмом.

С этих пор наказания стали еще более строгими. Чиновники, которые взыскивали с народа налогов больше, чем другие, окружались почетом, и о них Эр-ши-хуан говорил:

— Они умеют взыскивать!

Людей казнили на дорогах, на базарах, каждый день образовывались горы трупов. Того, кто казнил больше людей, считали преданным слугой, и Эр-ши-хуан о них отзывался:

— Они умеют наказывать!

Чжао Гао первоначально был лан-чжун-лином. По его доносам казнили множество людей. Чжао Гао боялся, как бы высшие сановники, являвшиеся ко двору, не оклеветали его, и он говорил Эр-ши-хуану:

— Чтобы Сын неба пользовался уважением, достаточно только слышать его голос. Сановникам вовсе незачем лицезреть его. Поэтому государь именует себя «Чжэнь» 25. Ведь вы уже находитесь в зрелом возрасте, и вам вовсе незачем вникать во все дела. Если вы будете сидеть в дворцовом зале и, вынося решения, в чем-нибудь ошибетесь, сановники сразу подметят ваши недостатки. Это значит, что вы не сумеете проявить перед Поднебесной свой божественный ум. Поэтому, государь, лучше будет, если вы будете управлять, пребывая в запретном дворце. [238] Поручите мне и нескольким ши-чжунам 26, изучившим законы, принимать все дела. Принимая дела, мы их пересмотрим, и тогда никто из высших сановников не посмеет докладывать вам о делах сомнительных, а в Поднебесной назовут вас мудрейшим из правителей.

Эр-ши-хуан принял совет Чжао Гао, он перестал появляться перед сановниками и все время проводил в запретном дворце. Все дела принимали Чжао Гао и ши-чжуны, а решения по ним выносил только Чжао Гао.

Чжао Гао знал, что Ли Сы осуждает его действия, и однажды, встретившись с чэн-сяном, сказал ему:

— На восток от заставы много разбойников. Хлопот у государя все прибавляется, а он еще ввел повинности по строительству дворца Афан. Он собирает ни к чему не нужные вещи. Я хотел бы отговорить его от этого, но я занимаю слишком низкое положение. Это можете сделать только вы, почему вы ничего не предпринимаете?

— Совершенно верно, — согласился Ли Сы. — Я давно хочу сказать ему об этом, но государь не принимает никого и живет во внутренних покоях, и я не могу передать ему то, что хотел бы.

Чжао Гао сказал:

— Если вы действительно сумеете отговорить государя, я сообщу вам, когда государь будет свободен, и вы поведаете ему обо всем.

Однажды Чжао Гао, выбрав момент, когда Эр-ши-хуан развлекался с наложницами, послал своего человека передать чэн-сяну, что государь свободен и ему можно доложить о делах.

Чэн-сян трижды являлся во дворец и приказывал доложить о себе. В конце концов Эр-ши-хуан разгневался:

— У меня много свободных дней, но он не приходил ко мне. Теперь же, когда я веселюсь, он лезет со своими делами! Что он, принимает меня за мальчишку? Грубить мне?

— Ах, какая беда! — воскликнул тогда Чжао Гао. — Ведь чэн-сян в Шацю принимал участие в заговоре, а сейчас, когда вы, государь, заняли престол, он не получил никаких почестей. Он надеялся, что вы выделите ему землю и сделаете ваном! Вы меня никогда об этом не спрашивали, а я не смел вам раньше об этом докладывать. Старший сын чэн-сяна Ли Ю служит военачальником в Саньчуани. И когда чуский разбойник Чэнь Шэн, [239] родом из того же уезда, откуда и сам чэн-сян, проходит с войсками через земли Санчуань, Ли Ю только оказывает ему сопротивление, но на него не нападает. Я слышал, что между ними ведется тайная переписка, однако, не дознавшись точно, не говорил вам ничего. И еще подумайте, государь, чэн-сян за пределами столицы пользуется большей властью, чем вы!

Эр-ши-хуан поверил Чжао Гао и хотел допросить чэн-сяна, но боялся, что ничего не добьется. Тогда он послал своего человека расследовать, каким образом сносится с разбойниками саньчуаньский правитель Ли Ю.

Ли Сы узнал об этом и хотел повидаться с Эр-ши-хуаном. Но тот в это время присутствовал на военных состязаниях в Ганьцюане, и чэн-сяну не удалось встретиться с правителем.

Тогда он подал доклад, в котором осуждал Чжао Гао. В докладе говорилось:

«Я слышал, что если подданный вводит своего государя в заблуждение, это опасно для государства. Если жена вводит в заблуждение мужа, это опасно для семьи. Ныне один из ваших сановников ставит себя во всем наравне с вами, что становится совсем неприличным.

В старину сы-чэн 27 Цзы-хань был сяном в княжестве Сун. Он сам осуществлял наказания и внушал подданным страх, а через год он отнял власть у своего государя.

Тянь Чан был подданным Цзянь-гуна, у него не было равных в государстве по титулу, его богатство было равно богатству князя. Он оказывал милости и распространял добродетели, в результате чего снискал расположение народа и склонил к себе верхи в лице чиновников. Решив захватить власть, он убил Цзай Юйя 28 в зале, убил Цзянь-гуна (в 481 г. до н. э.) во дворце и завладел княжеством Ци.

Об этом известно всей Поднебесной.

Ныне Чжао Гао вынашивает коварные замыслы, он ведет такую же опасную игру, какую в свое время вел Цзы-хань в княжестве Сун. Он обладает такими же богатствами, какими обладал род Тянь в княжестве Ци. Он идет тем же мятежным путем, которым шли Тянь Чан и Цзы-хань, он отнимает у вас могущество и доверие. Намерения его ничем не отличаются от намерений Хань Ци 29, когда он был сяном у Хань Аня. Если вы, [240] государь, не примете меры, я опасаюсь измены с его стороны».

— Как же это так! — воскликнул Эр-ши-хуан, прочитав доклад. — Ведь Чжао Гао один из моих старейших сановников! Неужто он осмелился бы играть на моем доверии? Он добился положения благодаря чистым деяниям и благородным поступкам, он продвигается вперед благодаря своей преданности. Мы его уважаем, как человека мудрого, а чэн-сян в нем сомневается? Что это значит? Ведь если мы в молодости лишимся всех опытных сановников, то не будем знать, как нам управлять Поднебесной! Да ведь и вы скоро расстанетесь с миром. Если я откажусь от Чжао Гао, кого мне тогда назначить на его должность? Ведь Чжао Гао — человек редкого бескорыстия и могучей силы: он понимает чувства народа и умеет угодить мне. Напрасно вы его подозреваете!

— Это не совсем так! — возразил Ли Сы. — Чжао Гао — человек низкого происхождения, он жаден, не имеет понятия о порядках, он стремится к выгодам и в могуществе своем уступает только вам. Желания его становятся все более безудержными, и я хочу предостеречь вас от беды!

Но Эр-ши-хуан безгранично доверял Чжао Гао, и боясь, что Ли Сы убьет Чжао Гао, он по секрету сказал ему:

— Чэн-сян собирается вас убить!

— Да, я вызываю беспокойство чэн-сяна, — согласился Чжао Гао. — Но если я умру, он поступит, как Тянь Чан.

— Так пусть же он отныне подчиняется лан-чжун-лину! 30 — решил Эр-ши-хуан.

Чжао Гао возбудил против Ли Сы дело. Ли Сы был схвачен, закован в цепи и брошен в тюрьму.

Подняв лицо к небу, Ли Сы со вздохом произнес:

— Увы мне! Горе мне! Как же давать советы сбившемуся с пути правителю? Ведь в старину Цзе-ван убил Гуань Лун-фына 31, иньский Чжоу-ван убил Би Ганя 32, Фу Ча казнил У Цзы-сюя. Разве эти сановники не были им преданны? Но они не избежали смерти! Правда, сами они умерли, зато несправедливыми прослыли те, кому они служили. Ныне я не обладаю такими способностями, как те трое, а Эр-ши-хуан в своей распущенности превосходит Цзе-вана, Чжоу-вана и Фу Ча. Мой долг — умереть во имя преданности! Но и управление Эр-ши-хуана не будет [241] безмятежным! Когда-то он убил своих братьев и вступил на престол, а теперь он уничтожает преданных сановников и окружает почетом презренных людей! Чтобы построить дворец Афан, он облагает тяжкими поборами всю Поднебесную! Я пытался образумить его, но он меня не слушал. В старину мудрые правители ели и пили умеренно, имели ограниченное число колесниц и дворцов, издавали указы и вершили дела, не допуская, чтобы затраты превышали возможности народа. Поэтому-то они и управляли длительное время. Ныне государь идет против собственных братьев и не замечает, что творит зло. Он убивает преданных ему сановников и не думает о своей гибели. Он строит дворцы ради личных удовольствий, а для этого облагает тяжелыми налогами всю Поднебесную! Ныне этого не желает Поднебесная, и против него выступает добрая половина населения. Жаль, что государь до сих пор не прозрел и все еще считает Чжао Гао своим помощником! Я уверен, что мне придется еще увидеть разбойников в стенах Сяньяна, а на месте дворцов будут бродить лоси и олени!

Вскоре после этого Эр-ши-хуан приказал Чжао Гао допросить чэн-сяна. Ли Сы обвинили в том, что он якобы вместе со своим сыном Ли Ю собирался поднять мятеж. Все родные и приверженцы чэн-сяна были арестованы.

Чжао Гао вел допрос сам. Ли Сы дали более тысячи ударов плетью. Будучи не в состоянии выносить пытки, Ли Сы наговаривал на себя. Он не умер только потому, что сумел оправдаться и показать свои заслуги. К тому же он получил возможность написать правителю письмо, в котором чистосердечно рассказал о всей своей жизни.

Эр-ши-хуан образумился и простил его. Но Ли Сы не успокоился и из тюрьмы подал правителю доклад, в котором писал:

«Я более тридцати лет был чэн-сяном и управлял народом. При покойном государе циньские земли не превышали и тысячи ли в окружности и войска было всего несколько тысяч человек, но я, почтительно приняв повеление государя, приложил все свои ничтожные способности, собрал способных людей, одарил их золотом и яшмой и стал засылать к князьям. Я тайно обучал войско, совершенствовал управление государством, назначал чиновниками лучших людей, почитал заслуженных сановников, старался повышать им титулы и жалованье. В [242] результате княжество Вэй было ослаблено, княжество Хань устрашилось, Янь и Чжао были разгромлены, Ци и Чу — уничтожены. К циньским владениям было присоединено шесть княжеств, их правители попали в плен, а циньский ван стал именовать себя Сыном неба. Может быть, в этом заключается моя первая вина?

Теперь циньские земли стали обширными, на севере изгнаны варвары ху и мо 33, на юге покорены племена юэ, и благодаря этому могущество Цинь стало очевидным Может быть, в этом кроется моя вторая вина?

Я уважал высших сановников, старался повышать их, укреплять их родственную привязанность к государю. Может быть, в этом моя третья вина?

Я укрепил алтарь династии, отстроил храм ее предков и всегда старался прославлять мудрость государя. Может быть, в этом моя четвертая вина?

Я ввел единую утварь, упорядочил меры веса и длины, привел к единству письменность и распространил их по всей Поднебесной, возвышая славу Цинь. Может быть в этом моя пятая вина?

Я устроил почтовые дороги, возвел живописные пагоды, чем доставил повелителю удовольствие. Может быть, в этом моя шестая вина?

Я смягчал наказания, снижал поборы, старался добиться уважения к государю со стороны народа, и люди почитали государя, до самой смерти не забывали о нем. Может быть, в этом моя седьмая вина?

Может быть, провинностей моих достаточно, чтобы меня давно казнили? Однако государь пользовался моими способностями и силами вплоть до настоящего времени

Хотелось бы, чтобы вы, государь, все проверили».

Доклад был подан, но Чжао Гао, запретив чиновникам доводить до сведения государя, с возмущением сказал им:

— Как смеет арестант подавать доклады?

Затем Чжао Гао приказал десятку своих людей под видом императорских чиновников еще раз допросить Ли Сы. Ли Сы изменил свои правдивые ответы, и его снова стали истязать.

После этого Эр-ши-хуан поручил своим людям допросить Ли Сы. Но Ли Сы, думая, что это все те же люди, не посмел отказываться от своих прежних показаний. Об этом было доложено императору. [243]

Эр-ши-хуан радостно воскликнул:

— Если бы не Чжао Гао, чэн-сян предал бы меня!

И Эр-ши-хуан распорядился допросить саньчуаньского правителя Ли Ю. Но пока посланец прибыл к месту назначения, Ли Ю был уже убит, и посланец возвратился ни с чем.

В это время Чжао Гао отстранил от должности всех чиновников, подчиненных прежде чэн-сяну.

В седьмом месяце второго года правления Эр-ши-хуана (в 208 г. до н. э.) Ли Сы был приговорен к смертной казни. Его должны были разрубить по поясу на базарной площади в Сяньяне.

Ли Сы вышел из тюрьмы, держась за руку среднего сына.

— Как хотелось бы вновь выйти из ворот Шанцая и погоняться за зайцами, — сказал он сыну. — Но разве теперь это возможно?

Отец и сын заплакали.

Три ветви рода Ли Сы были уничтожены.

После казни Ли Сы Эр-ши-хуан пожаловал Чжао Гао звание чжун-чэн-сян 34. Теперь уже все дела решал Чжао Гао.

Чжао Гао понимал, что власть его велика. Так, однажды он показал императору оленя, а сказал, что это лошадь. Эр-ши-хуан спросил у приближенных, не олень ли это. Те отвечали:

— Лошадь!..

Эр-ши-хуан стал сомневаться, не помутился ли у него разум. Он вызвал великого гадателя и велел погадать.

— Вы, государь, весной и осенью приносите жертвы в пригородном храме ваших предков, — сказал ему гадатель. — Но поста вы не соблюдаете, а отсюда все последствия. Вы должны быть добродетельным и соблюдать пост.

Тогда Эр-ши-хуан решил отправиться в Шанлинь, чтобы совершить пост. Целый день он с копьем в руках бродил по лесу. В лес зашел какой-то путник. Эр-ши-хуан застрелил его из лука.

Чжао Гао велел своему зятю, сяньянскому правителю Янь Лэ, обвинить кого-нибудь в убийстве и обыскать лес.

Сам Чжао Гао между тем увещевал Эр-ши-хуана: [244]

— Вы безо всякой причины убили невинного человека, а верховный владыка запрещает убийства. Духи недовольны вашим поступком! Небо ниспошлет вам беду! Укройтесь поскорее в каком-нибудь отдаленном дворце и молитесь об отвращении зла!

Эр-ши-хуан поселился во дворце Ванъи. Через три дня Чжао Гао подложным указом повелел воинам, несшим охрану дворца, нарядиться в траурные одежды и быть наготове, а сам отправился к Эр-ши-хуану и сказал:

— На нас напали огромные орды шаньдунских разбойников!

Эр-ши-хуан переполошился. Чжао Гао, видя паническое настроение правителя, предложил ему покончить с собой. Когда Эр-ши-хуан это сделал, он взял императорскую печать и повесил себе на пояс. Однако сановники отказались ему повиноваться.

Тогда Чжао Гао отправился в храм. По пути на него трижды пытались напасть. Понимая, что рассчитывать на поддержку Поднебесной нельзя, что сановники не допустят, чтобы он занял престол, Чжао Гао пригласил Цзы Ина, племянника Эр-ши-хуана, и вручил ему печать.

Цзы Ин, едва вступив на престол, стал относиться к Чжао Гао с недоверием, часто сказывался больным и не хотел слушать ни о каких делах. Вместе с евнухом Хань Танем он стал обдумывать, как бы разделаться с Чжао Гао.

Чжао Гао подал доклад, в котором просил освободить его от должности по болезни. Тогда Цзы Ин вызвал Чжао Гао к себе и велел Хань Таня тут же его убить. Три ветви рода Чжао Гао были уничтожены.

Через три месяца после вступления Цзы Ина на престол войска Пэй-гуна 35 вторглись через заставу Угуань и подступили к Сяньяну. Все чиновники отшатнулись от Цзы Ина. Никто противнику не оказывал сопротивления. Император Цзы Ин и его жена повесили себе на шею веревки, выражая покорность Пэй-гуну. Пэй-гун понизил Цзы Ина в звании до простого чиновника. Но потом прибыл Сян-ван и распорядился казнить его.

Так погибла Циньская империя.

Я, придворный историк Сыма Цянь, от себя добавлю:

— Ли Сы был простым человеком из деревни, но, прибыв в Цинь, стал своими хитроумными советами помогать Цинь Ши-хуану, и тот создал империю. Ли Сы [245] при этом занял должности трех гунов 36. Можно прямо сказать, что он добился почета.

Ли Сы был достаточно ученым, чтобы наставлять государя, но у него не хватило способностей, чтобы восполнить недостатки правителя. У него был высокий титул, он получал огромное жалованье, но вместе с тем льстил и угождал, был грозен и жесток, слушал лукавые речи Чжао Гао, устранял законных жен и наделял правами наложниц. А когда князья взбунтовались, Ли Сы стал отговаривать их от борьбы. Разве это не был конец?

Все люди считали, что Ли Сы был казнен за свою преданность. Но если вникнуть в суть дела, то факты разойдутся со сказаниями, распространенными в народе. По-моему, заслуги Ли Сы можно поставить в один ряд с заслугами Чжоу-гуна и Шао-гуна.


Комментарии

1. «Холщовая одежда» — те, кто носил холщовую грубую одежду, люди не знатные.

2. ...территория к востоку от заставы Ханьгу (Гуаньдун) — то есть вся территория Китая, кроме княжества Цинь, находившегося на западе от этой заставы.

3. Хуан-ди — то есть «Желтый император», герой китайских мифов, выдаваемый древней китайской историографией за мудрого царя, одного из пяти первых правителей.

4. Кэ-цин — «сановник из гостей», то есть житель другого княжества, получивший в данном княжестве должность сановника.

5. Чжэн Го — знаменитый строитель одного из первых больших оросительных каналов. Построенный им в 247 г. до н. э. канал, названный его именем, соединил реки Цзин и Ло на территории, ныне входящей в провинцию Шэньси. Протяженность канала около 150 км; он оросил 40000 цин земли, то есть около 7600 тысяч акров.

6. Ю Юй — деятель VII в до н. э., уроженец княжества Цзинь, вынужден был бежать на запад к «варварским», некитайскнм племенам жун, впоследствии перешел на сторону княжества Цинь. По его совету и плану циньский князь Му-гун (659-621) предпринял поход против жунов, разгромил их и присоединил к своим владениям значительную территорию, после чего стал «гегемоном западных жунов». Ю Юйю приписывается составление трактата о военном искусстве.

7. Юань — название местности в период Чуньцю (VIII-V вв.), принадлежавшей княжеству Чу; затем была захвачена княжеством Цинь. Находилась на территории, которая принадлежит ныне уезду Наньян, провинции Хэнань.

8. Цзянь Шу — родом из Сун, попал на службу в княжество Цинь, был у Му-гуна в качестве старшего да-фу.

9. Пи Бао — деятель княжества Цзинь, оттуда бежал в Цинь, попал на службу к Му-гуну, прославился как военачальник.

10. Гунсунь Чжи — странствовал по княжеству Цзинь, в дальнейшем служил у циньского Му-гуна в качестве да-фу.

11. Фань Цзюй, или Фань Це, другое имя Шу, уроженец княжества Вэй. — Вначале служил у себя на родине у одного из придворных сановников. Впоследствии вынужден был бежать в княжество Цинь, где предложил правителю Чжао-вану (306-251 гг. до н. э.) свой план укрепления дружбы с дальними княжествами и нападения на ближние. Был принят Чжао-ваном с почетом, назначен кэ-цином, долгое время служил советником, получил титул Ин-хоу и земли.

12. Сокровища Суй и Хэ — иносказание, означающее самые лучшие, дорогие сокровища. Суй — название древнего княжества, князь которого, по преданию, стал обладателем редкостного по красоте и ценности жемчуга. Случилось это при следующих обстоятельствах. Суйский князь однажды увидел огромную змею, смертельно раненную, он излечил ее. В благодарность за это змея достала для князя огромную жемчужину из Янцзы. Эта жемчужина получила название — «суйская жемчужина». О драгоценной яшме Хэ — см. жизнеописание Лянь По, стр. 156.

13. Меч Тай-а — один из трех превосходных по качеству мечей, сделанных в княжестве Чу.

14 ...конь Сяньли — название породистых лошадей, резвых скакунов, отличавшихся необычайной беговой скоростью. Название они получили по месту своей родины, где жили некитайские племена «бэй-ди» («северные ди»), откуда эти кони привозились в Китай.

15. Пять императоров (У ди) — пять легендарных героев преданий, согласно историческим запискам Сыма Цяня — это Хуан-ди («Желтый император»), Чжуань Сюй, Гао, Яо и Шунь.

16. Три вана — три правителя: Юй, Тан и У-ван.

17. Пу-шэ — дословно: «ведать стрельбой из лука» — название должности в древнем Китае. На эту должность назначались искусные стрелки из лука. В дальнейшем этот термин утратил свое первоначальное значение и стал применяться ко многим высшим военным чиновникам в качестве почетного звания.

18. Шанцзюнь — Одна из 36 областей, созданных в период правления Цинь Ши-хуанди после уничтожения им независимых княжеств. Охватывала северную часть современной провинции Шэньси, части бывшей провинции Суйюань и Ордоса.

19. «Гу» — дословно: сирота, одинокий, — так называли себя владетельные князья, используя это слово в качестве местоимения первого лица.

29. Лан-чжун-лин — название чина, ему подчинялись чжун-ланы.

21. Ду — местность недалеко от циньской столицы — Сяньяна, на территории современной провинции Шэньси.

22. Черноволосые. — Так в царстве Цинь называли простой народ, незнатных.

23. Лоу Цзи — младший брат вэйского правителя Вэнь-хоу (424-387 гг. до н. э.).

24. Жэнь — древняя мера длины, равная 8 или 7 чи. Современный чи составляет 0,32 метра.

25. Чжэнь. — Так называл себя император. Местоимение первого лица — «мы». До периода Цинь употреблялось в значении местоимения первого лица единственного числа для всех без исключения, с циньского периода — только для царя.

26. Ши-чжун — дворцовые чиновники, в их функцию входило докладывать о происшествиях, нечто вроде адъютанта.

27. Сы-чэн — название чина, соответствовал древнему чину сы-кун, одному из трех высших сановников в древнем Китае.

28. Цзай Юй — другое имя Цзы-во, уроженец княжества Лу, последователь Конфуция, отличался красноречием, жил в V в до н. э.

29. Хань Ци — да-фу при дворе княжества Хань. В хронологических таблицах Сыма Цяня указывается, что Хань Ци в 349 г. до н. э. убил своего государя (правителя княжества Хань) До-гуна. Но, как правильно отмечает комментатор, в княжестве Хань не было До-гуна, Хань Ци служил при правителе княжества Хань — Чжао-хоу (358-333 гг. до н. э.). Следовательно, здесь Сыма Цянь явно ошибается.

30. Подчиняется лан-чжун-лину — то есть Чжао Гао.

31. Гуань Лун-фын — по преданию, мудрый чиновник, служивший легендарному царю Цзе-вану. Последний погряз в пороках, устраивал пиры и кутил ночи напролет. Гуань Лун-фын, как гласит предание, убеждал Цзе-вана прекратить оргии, за что попал в немилость, был заточен, а затем и казнен.

32. Би Гань — дядя иньского царя Чжоу Синя (1154-1122 гг. до н. э.). Убеждал племянника прекратить разгульный образ жизни, но был им убит.

33. Варвары «ху» и «мо» — в древних китайских источниках под этим названием сначала имелись в виду северные кочевые некитайские племена — «бэй-ди», затем гунны.

34. Чжун-чэн-сян — «средний Чэн-сян», один из высших чинов в империи Цинь.

35. Пэй-гун {пэйский правитель) — титул Лю Бана, выходца из крестьян из округа Пэй, поднявшего в 209 г. до н. э. восстание против Эр Ши-хуанди, циньского императора. В ходе восстания овладел столицей округа Пэй, где был провозглашен повстанцами Пэй-гуном. Впоследствии стал императором династии Первой, или Старшей Хань, известен в истории под храмовым именем Гао-цзу или Гао-ди, царствовал в 206-195 гг. до н. э.

36. Три гуна — в древнем Китае три высших сановника, стоявшие во главе главных государственных органов, в их руках находились основные рычаги управления страной.

(пер. В. Панасюка)
Текст воспроизведен по изданию: Сыма Цянь. Избранное. М. Гос. изд. худ. лит. 1956

© текст - Панасюк В. 1956
© сетевая версия - Тhietmar. 2011
© OCR - Karaiskender. 2011
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Гос. изд. худ. лит. 1956