-

СЫМА ЦЯНЬ. Избранное.

Перевод с китайского В. Панасюка. Общая редакция, предисловие и комментарии Л. И. Думана. Государственное издательство художественной литературы. М. 1956.

Среди накопленных тысячелетиями ценностей мировой культуры еще не все творения человеческого гения получили заслуженную известность и многие еще недостаточно изучены. К их числу относится и бессмертный труд великого китайского историка Сыма Цяня «Исторические записки» («Ши цзи»). В этом творении далекого прошлого обобщены веками скопленные материалы китайских летописей, исторических и биографических повествований, официальных документов, сведения о далеких землях, ученые трактаты и произведения древних философов. Нужно было обладать выдающимся умом и разносторонними знаниями, чтобы осветить историю и культуру своего народа, как это слетал Сыма Цянь.

«Ши цзи» состоят из пяти отделов. В первом из них изложена история Китая по царствованиям, начиная с первых мифических правителей до времен самого Сыма Цяня (II-I вв. до н. э.). Летопись эта охватывает более двух, а может быть, и трех тысячелетий и дополняется хронологическими таблицами второго отдела. Третий отдел состоит из восьми трактатов, из которых каждый посвящен специальной теме: музыке и обрядам, календарю и астрономическим знаниям, экономике страны, водным системам и искусственным каналам и пр. В последней, самой большой части (отделы 4-й и 5-й) собраны жизнеописания князей, правителей, государственных советников, чиновников и полководцев, биографии ученых, философов, поэтов, ораторов, людей, жертвовавших жизнью для выполнения поставленной цели, и ловких краснобаев, фаворитов императора и стяжателей, порою людей совершенно незаметных в истории, общественное положение которых было весьма невысоким. Обращает на себя внимание биография вождя народного восстания в III в. до н. э. В последний отдел «Ши цзи» включены также история гуннов и других племен и народностей, обитавших за пределами Китая.

В «Ши цзи» отразились широта взглядов древнего историка, его вольнодумство, наивно-материалистическое направление его мышления и его отрицательное отношение к власти деспотов. Труд Сыма Цяня оказал огромное влияние на развитие истории, географии и ряда других областей знаний, способствовал изучению взаимосвязей между различными народами. Написанный превосходным языком, он сыграл немаловажную роль и в развитии художественной прозы. Читая это произведение, нельзя не отметить высокого уровня культуры и знаний, достигнутого китайским обществом в древности.

Однако и по сей день содержание «Ши цзи» остается почти неизвестным советским читателям. Отсутствие переводов с древнекитайского языка делает его недоступным даже для большинства историков. Достаточно сказать, что па европейские языки переведены только отдельные части этого замечательного произведения¹.

Естественно, что издание перевода нескольких повестей, взятых из пятого отдела и ранее никогда не переводившихся, заслуживает особого внимания, тем более, что именно эти, чаше всего краткие, рассказы написаны великолепным стилем, насыщены яркой образностью, проникнуты тонким юмором. В них содержится разносторонний материал, характеризующий историческую среду, занятия, быт, верования и культуру общества древнего Китая.

В течение веков «Ши цзи» подвергались частичной переработке, дополнялись и сокращались. Восстановление подлинного текста еще не осуществлено полностью. Исследование истории ныне существующего текста, очищение его от последующих наслоений — задача будущего. Поэтому переводчик и редактор вынуждены были принять за основу существующий текст, не усложняя свою безмерно трудную работу специальным исследованием аутентичности текста. Не подлежит сомнению, что успех книги обеспечен и большим трудом, который вложили переводчик В. Панасюк и редактор Л. И. Думая. Огромной сложностью работы, очевидно, следует объяснить и некоторые неточности и даже ошибки в переводе. [192] В целом он, несомненно, удачен. Переводчик сумел найти соответствующую литературную форму для специфически китайских выражений и предложений, построенных особым образом на древнем письменном языке; книгу легко и интересно читать.

«Ши цзи» снабжены комментариями, написанными средневековыми авторами, жившими несколькими столетиями позднее Сыма Цяня. На них основывается традиционное толкование всего текста и отдельных малопонятных выражений. Нельзя не отметить внимательного и осторожного использования В. Панасюком этих комментариев. В частности, о большом такте переводчика свидетельствует отказ от перевода названий древних чинов и титулов. Там, где делаются отступления от этого принципа, перевод звучит явно модернистически. (Например, на стр. 53 слово «сян» разъясняется как «советник или министр».)

Естественно, что огромную трудность представлял перевод терминов и названий. Однако и с этой нелегкой задачей В. Панасюку в основном удалось справиться, хотя не все термины на русском языке звучат достаточно точно. Так, весьма странным кажется перевод «странствующий советник из ученых людей» (стр. 142), «служилые люди» (стр. 97, 307 и др.). Вряд ли читатель без особых комментариев сможет понять, в каком обществе жил Юэ Шифу и в каком положении он очутился, когда «обвинили его в преступлении и отправили на выполнение тяжких повинностей», а затем некто «выкупил его в обмен на левую пристяжную» (стр. 53).

Характер издания исторического труда как образца художественной литературы затруднил работу составителя и не мог не отразиться на подборе сюжетов, избранных для перевода. Конечно, все части работы Сыма Цяня представляют огромным интерес, и все до последней мелочи должно быть переведено, чтобы стать достоянием широких кругов читателей пашей страны. Но отбор исторических повествований, являющихся вместе с тем и художественными произведениями, мог быть более целенаправленным и тщательным. Вряд ли в сборник «Избранное» нужно было включать биографии, переполненные краткими описаниями военных столкновений и многочисленными именами лиц, портреты которых не получили художественной зарисовки. Между тем некоторые повествования, чисто художественными приемами рисующие древнекитайское общество, остались вне поля внимания составителей сборника. Стоит только припомнить притчи, рассказанные Шунь Юйкунем пинскому государю, чтобы глубоко пожалеть, что глава 126, как и другие, подобные ей главы, не включена в число избранных. Бесспорно, что для историков все главы книги представляют огромный интерес и открывают новые страницы, повествующие о культуре прошлых веков.

Примечания, которыми снабжено русское издание, объясняющие малоизвестные или вовсе не известные советским читателям факты и характеризующие исторических деятелей, оказывают немалую помощь при чтении книги. Жаль только, что в некоторых случаях примечания коренным образом, расходятся с текстом. Так, в тексте нет никаких упоминаний о крепостных крестьянах, нет ничего, что говорило бы о существовании крепостного права в древнем Китае, а в комментарии вопреки этому говорится; «10 000 семейств крепостных», «3 000 семейств крепостных» (стр. 356). Это противоречит не только тексту перевода, но и историческим фактам, свидетельствующим о том, что в Китае не было крепостного права. В некоторых случаях комментарии попросту повторяют сказанное в тексте (см. стр. 109 и 339).

Предисловие к книге состоит из краткого описания древнекитайского общества во II в. до н.э. биографии Сыма Цяня и общей характеристики «Ши цзи». Следует отметить, что в нашей литературе ранее не было ни статей, ни специальных исследований о великом китайском историке и его произведении. Поэтому предисловие, написанное Л. И. Думаном, имеет значительную ценность. И все же оно не может не вызвать серьезных возражений². Главный его недостаток — неисторичность. Совершенно не обосновано стремление Л. И. Думана характеризовать ханьское государство как абсолютистское, а общество II-I ее. до н. э. наделять чертами позднего средневековья. Сообщения о том, что власть ханьского императора У-ди (Лю Чэ) опиралась «на довольно широкие торговые слои» (стр. 3), на торговцев-ростовщиков, владельцев солеварен и железоплавильных [193] мастерских, которые «стали опорой деспотии», на «значительные слои феодальной интеллигенции» (стр. 4), что император У-ди вел борьбу с «феодальной наследственной аристократией», уничтожил майорат (стр. 3) и пр., переносят нас в обстановку феодального общества на одном из поздних его этапов. Характеристика внешней политики У-ди, направленной якобы на установление торговых взаимоотношений и открытие «регулярного торгового обмена», на поиски торговых путей и в первую очередь «Великого шелкового пути» (стр. 5), явно усиливает это впечатление. Дальнейшие характеристики выдержаны в том же духе. Автор заявляет, что «наибольшей остроты достигла классовая борьба крестьянства против феодалов», а причинами этого были «усилившиеся феодальная эксплуатация и концентрация земельной собственности в руках феодалов» (стр. 7).

О характере китайского общества ханьского периода ведутся продолжительные споры как у нас, так и в Китае. Однако дискуссия сводится главным образом к тому, было ли это общество рабовладельческим или феодальным, то есть поздний ли это этап рабовладения или ранний этап феодализма. Попытка автора предисловия внушить читателю мысль, что общество древнего Китая во II-I вв. до н. э. обладало характерными чертами позднефеодальных отношений, вызывает решительные возражения. Желание читателя узнать о состоянии хозяйственного развития страны, об уровне знаний, достигнутом древней наукой, об искусстве, литературе и культуре Китая в целом остается неудовлетворенным: автор предисловия об этом просто умалчивает.

Не может не вызвать возражений утверждение Л. И. Дума на, что конфуцианство со II в. до н. э. «стало незыблемой идеологической основой китайского феодализма» (стр. 4). Хотя конфуцианство действительно превратилось в официальную государственную идеологию при Хань, широко известно, что в последующие века в феодальном Китае оно принуждено было уступить свое господствующее место буддизму. Кроме того, признание конфуцианства официальной идеологией вряд ли можно приписывать тому, что «У-ди, как никто другой, понял значение конфуцианства и возможность его использования для укрепления деспотической власти» (стр. 4). Здесь, как и в других местах предисловия, значение деятельности и личной инициативы У-ди рассматривается в некотором отрыве от обстановки, сложившейся в стране, а потому преувеличивается.

Автор предисловия вполне справедливо уделил главное внимание биографии Сыма Цяня, описанию и оценке его труда. Подобрано много сведений и цитат из «Ши цзи» и писем Сыма Цяня, ярко характеризующих великого историка как носители передовых взглядов, нашедших отражение в этом труде. Большой заслугой Л. И. Думана является то, что он знакомит читателя с фактами, которые открывают стремление Сыма Цяня обличить деспотизм, жестокость господствующего класса и хоть отчасти упомянуть об угнетенных массах. Более того, Л. И. Думан приводит данные, доказывающие, что воззрения Сыма Цяня были стихийно-материалистическими, хотя и крайне непоследовательными. Отмечены и элементы наивно-диалектического мышления у Сыма Цяня, однако умалчивается о влиянии на историка идей «Дао дэ цзина» и других трудов древнекитайских философов; между тем при более тщательном анализе это влияние можно было бы обнаружить. Более того, Сыма Цянь цитирует произведения даосов и отчасти сторонников «Фа цзя», не отделяя этих цитат от своих собственных высказываний. Анализ «Ши цзи» следовало бы больше связать с произведениями и летописями предшествующих времен, чтобы избежать впечатления, будто до Сыма Цяня в Китае не существовало исторических концепций. Не следовало также критиковать «Ши цзи» устами другого крупного историка, Бань Бяо (стр. 23, 24), ибо это бросает тень на историков из семьи Бань, которые и сами писали о тяжелых страданиях народа и внесли большой вклад в развитие китайской культуры. Различие в философских и религиозных взглядах Сыма и Бань, если упоминать о нем, должно получить правильное разъяснение. Воззрения Сыма Цяня были обусловлены общественным развитием того времени и ограничены его рамками. Явно неоправданна поэтому попытка Л. И. Думана приписывать Сыма Цяню идеологию, которая не могла возникнуть у человека той эпохи, или критиковать его за «непоследовательность» в этом отношении. Вряд ли можно согласиться с Л. И. Думаном, что «Сыма Цянь большое значение придавал материальным условиям существования людей, то есть экономическому базису общества... Больше того, Сыма Цянь считал, что и люди не могут вмешиваться в объективно существующие законы общественного [194] развития» (стр. 25) Сомневаемся, чтобы советский читатель поверял Л, И. Думану, который утверждает, что Сыма Цянь понимал законы общественного развития. «Сыма Цянь понимал, что общество не стоит на месте, что оно развивается, и с его развитием изменяются отношения между людьми, изменяются общественные законы» (стр. 26) Невозможно поверить и тому, что Сыма Цянь писал биографические повествования с целью «широких обобщений», «чтобы через личность показать ход исторического развития» (стр. 21). Подобные примеры многочисленны, и они способны привести в полное смущение читателя, который перестает понимать, в какую эпоху жил великий историк, если он размышлял о существовании объективных законов, экономического базиса общества, если автор предисловия мог написать «о глубоком понимании великим китайским историком экономических процессов и их влияния на общественную жизнь» (стр. 28).

Такой неисторический подход дает Л. И. Думану повод сурово судить Сыма Цяня за то, что «противоречий у Сыма Цяня много, и они свидетельствуют об ограниченности его материалистических представлений. Но Сима Цянь, со всеми его недостатками, — явление незаурядное» (стр. 29). А число «недостатков» умножается автором предисловия, когда он изображает Сыма Цяня как родоначальника теории цикличности (стр. 27). Подобные толкования способны увести нас далеко от истинного анализа и оценки взглядов великого историка. Что касается классового характера его труда, то он также не выяснен, а лишь сделан ошибочный вывод, что Сыма Цянь «избежал в нем тенденциозности» (стр. 22), что Сыма Цяню были «ближе интересы эксплуатируемых» (стр. 23).

Среди приводимых в предисловии биографических сведений не все соответствует исторической правде. Вряд ли можно принимать всерьез сообщения о знатном происхождении Сыма Цяня (стр. 7) и его влиятельности при дворе, и уж совершенно очевидно, что занимаемая им должность была весьма незначительной. Чрезмерно выпячена история тяжелою наказания, которое претерпел Сыма Цянь, и оно слишком связано с поступком полководца Ли Линя, в то время как основную причину обрушившегося на историка несчастья нужно видеть в его вольнодумном труде, исполнявшемся им отнюдь не в плане служебных занятий. И уж никак нельзя характеризовать Ли Линя, оставшегося служить военным противникам Китая — гуннам, — как полководца, «беззаветно преданного своей родине» (стр. 12).

Перевод и толкование в предисловии многих терминов не могут не вызвать возражений. Вряд ли существуют основания для введения в древний текст слова «террористы» (стр. 30). «Скользкие говоруны» лучше перевести «ловкие спорщики» или «краснобаи». Плохо звучит перевод «щи цзя» — «наследственные дома» (стр. 17). Недоумение вызывает и неоднократно повторяющееся в предисловии слово «рыцари», чаще всего: «странствующие рыцари», «выходцы из простою народа», которых защищал Сыма Цянь (стр. 21, 23, 24). Как известно, рыцари — это феодалы, дворяне. Подобные недостатки не могут не вызвать сожаления.

Как уже отмечалось, сложен и очень труден перевод древних китайских текстов, особенно таких, как «Ши цзи», насыщенных обильными и многообразными сведениями и написанных прекрасным, образным языком. Издание книги «Избранное» встретит полное сочувствие советских читателей. Следовало бы продолжить работу в этом направлении. Советские историки и читатели хотят полнее ознакомиться с великим культурным наследством китайского народа. Наступило время осуществить перевод всего труда Сыма Цяня. Он должен быть подготовлен самым внимательным образом, путем тщательного исследования и отбора текста при участии большого коллектива историков и филологов.

Л. В. Симоновская

Комментарии

1. К числу лучших относятся переводы Н. Я. Бичурина, содержащие материалы по истории племен, обитавших в древности по соседству с Китаем, и переводы французского ученого Э. Шаванна, выполненные в конце XIX — начале XX века.

2. От редакции. Развернутое изложение и обоснование точки зрения Л. И. Думана на проблему генезиса феодальных отношений в Китае дано в его статье, печатаемой в данном номере.

Текст воспроизведен по изданию: Сыма Цянь. Избранное // Вопросы истории, № 2. 1957