-

ПЕРЕВОД С КИТАЙСКОГО ЯЗЫКА ИЗ КНИГИ ПОД ЗАГЛАВИЕМ: ДРАГОЦЕННОЕ ЗЕРКАЛО ДЛЯ ПРОСВЕЩЕНИЯ УМА.

Предуведомление

К переводам с Китайского языка.

(Проф. Кит. яз. Архим. Даниила.)

При помещении некоторых переводов с Китайского языка в Ученых Записках Императорского Казанского Университета нужным мною признано придержаться некоего плана и соблюсти приличную постепенность. Давно уже замечено Католическими Миссионерами, жившими в Пекине, что Китайцы особенно любят растворять и беседы и сочинения свои нравственными правилами. Замечание справедливое; ибо в самом деле все почти книги разных содержаний испещрены у них правилами, [140] руководствующими человека к совершенству жизни, как разнообразные цветы роскошно испещряют злачные долины и холмы среди юнеющей природы, гордящейся своею красотою под светло-голубым весенним небом; а потому и естественная нравственность их доведена до высокого совершенства. В следствие сего предположения я и представляю любителям просвещения первый опыт в сем роде перевода одной книжки под заглавием: мин-синь-бао-дзянь, драгоценное зеркало для просвещения ума, или собрание разных нравственных изречений Китайских мудрецов, дабы познакомить их с нравственным их любомудрием. Сия книжка разделена на XX глав. К каждой главе отнесены свои особенные правила, которые, по сходству мыслей, составляют свой отдельный предмет главы, выраженный каким либо общим предложением. При каждом изречении означено имя писателя или книги, откуда оно взято. Судя по расположению сей книжки, можно ее, в некотором отношении, принять за Хрестоматию.

Ознакомя просвещенных читателей со столь много прославленною многими из ученых Европейцев Китайскою нравственностию, и отдав на собственное каждого из них произволение судить: заслуживает ли она такое о себе высокое мнение, как обыкновенно об ней многие отзываются, я между тем вскоре после сего приступлю к переводу философии [141] Конфуция и Мэн-дзы, сих двух знаменитых философов Срединного царства, коих учение Китайцы превозносят до небес. Оно заключается в четырех книгах; почему в совокупности и называется четырекнижием (Сы-шу.) Перевод сей книги обращает на себя особенное внимание не столько по тому, чтобы учение, в ней заключающееся, было для нас чрезвычайно необходимо, или подлинно заслуживало такое уважение, какое ему отдают все ученые из Китайцев, не имея у себя другой, кроме сей, высшей премудрости; сколько по тому, что на сем учении, как на некоем основании, созиждено и созидается политическое и религиозное, общественное и домашнее устройство Китая: а потому, дабы постигнуть дух народа, определить степень просвещения его и узнать образ политики Китайцев, ни с какой стороны, как с сей имянно, не открывается лучшей и большей удобности.

Важность сей книги и необходимость перевода оной давно уже замечены были Католическими Миссионерами. Они сделали два перевода оной на Латинский язык. Один известен по изданию Куплетом с прочими сотрудниками и напечатан в Париже. Впрочем перевод сей не кончен; ибо переведено только три первые книги, а последняя Мэн-дзы оставлена без перевода. Притом Латинский язык в сем переводе хотя чист, но тяжел и излишне обилен [142] так, что краткость Китайских выражении часто объясняется многими, иногда безнужными толкованиями; а также простые и естественные суждения Китайских философов без нужды облекаются в блистательный наряд Европейского красноречия; от чего теряется в нем оригинальная простота слова и выразительность мыслей, какою наипаче отличаются Китайские философы. Другой перевод сделан Иезуитом Франциском Ноелем и напечатан в Праге. Сим отцом переведены все четыре книги Китайского любомудрия, с присовокуплением к ним еще и другой классической книги Китайцев, известной у них под заглавием: сяо-сио, schola parvulorum, ила детское учение. Перевод сей точен, прост и более выражает характер языка тогдашних времен и образ мыслей древних философов Китая, нежели у Куплета. С него сделан перевод и на Французский язык. Есть также перевод Конфуция и на Русском языке, сделанный, помнится мне, Г. Леонтьевым. Но перевод сей довольно устарел и притом со многими недостатками так, что ныне он едва ли кому может доставить занимательность. По всем сим вышеизложенным основаниям, благоразумие указывает нам на важную потребность перевода сей книги на Русский язык в новом и более ясном его изложении и на ныне принятым составе слова.

Не менее того необходимым также после сего [143] усматривается преложить с Китайского языка на Русский и другого славного в Китае философа Лао-дзы, современника Конфуциева: ибо из сего преложения ясно всякому откроется, от чего прежде в Китае, а потом в Европе в средних веках возникла мысль так усильно. отыскивать тайну философского камня и изыскивать разные средства сделать бессмертным телесный подверженный тлению, состав человеческий. Не знаю, от чего философы средних веков в Европе посягнули на столь безрассудное предприятие; а в Китае поводом к тому послужила, и доселе продолжает служить имянно философия Лао-дзы: потому что ревнители сего учения и чтители Лао-дзыя, не проникнув в сокровенные и крайне сжатые понятия, коими он намекает о бессмертии души, превратно протолковали оные; и, вместо того, чтобы понятие о бессмертии души, как неотъемлемую принадлежность ее, отнести ко внутреннему, духовному существу человека, они обратили ее на внешнюю, телесную природу его: от чего и произошли в разные времена разные бредни о магии, разные составы медикаментов, волхвования и чародеяния, и другие многие нелепости, с применением их к обрядам религия так, что в последствия времени из сей толпы суеверов образовалась в Китае особая и многочисленная секта, известная ныне под именем Дао-дзяо; и вскоре после того появилось особенное сословье служителей тайн сей секты со множеством [144] огромных капищ, идолов и жертвоприношений, и с сонмами отшельников; словом с тех пор и доселе Дао-дзяо и Дао-ши жрецы сей секты со многими миллионами своих последователей не престают заниматься отыскиванием средств вечной жизни в предметах тления, и, вопреки своего чаяния, не нашед, чего ищут, встречают всегда то, чего не ищут, и о чем не думают, но что само по себе и ко всем приходит — смерть. (Перевод сих философов не бесполезен будет и для соображений при составлении историй Философских систем.)

Следуя предположенному мною порядку в изложении переводов с Китайского языка, я по временам буду сообщать, после философских умозрений Китайцев, некоторые статьи из переводов всеобщей Истории Китая, которую написал один из знаменитых и ученых Министров Минской династия для наследника престола. Сделать перевод истории вознамерился я не столько для разнообразия ученых предметов, сколько для других более уважительных причин: ибо известно, что для точного изображения какого либо государства или народа во всех его отношениях и переменах, ни что так резко не определяет его существование, как отечественная его история. Здесь представляется всякая нация, о которой мы хотим собрать для себя верные сведения, [145] или воспользоваться ее опытами в собственных, оригинальных своих видах; здесь пространно открывается взорам поприще, на котором действуют разного звания и пола лица; и, под влиянием местных обычаев и предрассудков, религиозных понятий и суеверий, разнообразных препятствий и благоприятных обстоятельств, гражданских узаконений и военных действий, каждый из них отличает деятельность Свою особенным выражением страстей, которые более или менее в них господствуют. Не говоря уже, что здесь в самых живых чертах изображаются как степени образованности и нравственности народной, так и причины падения или возвышения царств со всеми сопровождавшими их событиями, равно как и успехи или недостатки промышленности и художеств со всеми изобретенными к тому пособиями и способами; отсюда еще более, нежели из других каких либо источников, можно обогатиться разными и верными сведениями, касающимися как до образа правления, так и до оснований религии и определять по сему, в каком находится состоянии Государство, в благоустроенном, или в худоустроенном, в богатом или бедном положении?

С другой стороны не льзя не оправдать отзыва некоторых относительно Азийских стран и особенно Китая, о котором не редко случалось мне [146] слышать, что край сей и доселе нам мало известен. Причина сему очевидна. Если доселе будут ограничиваться одними сведениями, какими избыточествуют обыкновенно разные путешествия и странствия; то, без сомнения, не только доселе, но и всегда, край сей мало будет известен: потому что путешественники случайно и на короткое время странствуя в чужих краях и особенно в Азийских, могут ли всегда сообщать верные и справедливые повествования о тех странах, в коих они странствуют, когда на пути своем бегло бросая взгляд на предметы, им встречающиеся, не редко составляют после сего более односторонние, нежели удовлетворительные, заключения? Положим, что некоторые из них проводят многие годы своей жизни в иноземных странах Азии; но если они также делают замечания свои по одной только наслышке, или по случайно встречающимся явлениям, и теми наполняют свои путевые журналы, не изучая той страны, в которой живут, в собственных ее памятниках, какие обыкновенно представляют нам произведения наук в разнообразных своих частях; то можно ли опять надеяться, чтобы и сии замечания вполне были удовлетворительны и верны? А по сему если мы хотим приобрести более основательные сведения на счет какого либо края; то должны прибегать не к собраниям путешествий, а к собственным писаниям той страны, о состоянии которой любопытствуем узнать в [147] различных ее отношениях. С сего именно целию и предпринимается мною перевод Китайской, история, из которого некоторые статьи между прочим будут сообщаемы, и для ученых записок Казанского Университета; а к сему присоединен будет и другой, который состоять будет из собрания разных анекдотов, извлеченных из подлинных исторических фактов, заключающихся в одной книге под заглавием: Лун-вень-бань-ин.

Сверх сего, если признано будет нужным, то будут также сообщаемы для напечатания в Ученых Записках некоторые статьи из переводов, какие будут излагаемы при преподавании Лекций учащимся Китайскому языку. Для сего назначаются следующие книги: сяо-сио, учение для детей; сяо-дзин, о почтительности к родителям; Джун-дзин, о верности к Престолу, и т. п. Между тем вышесказанной книжки о нравственном любомудрии Китайцев следует:

ГЛАВА ПЕРВАЯ.

О снискании добродетели.

I. Творящего добро Небо награждает счастием; а не творящему добра воздает несчастие. Конфуций. [148]

II. На творящего добро нисходят обилие благ; а на не творящего добра падает множество зол. Летопись.

III. Если ищешь добра, то и найдешь добро; а если ищешь зла, то встретишь зло. Сколь утонченно ни рассуждай, Миродержитель однакож не подвержен обману. Для добра есть доброе воздаяние; а для зла худое. Если Он доселе медлит воздаянием, это значит, что еще не пришло время. Если ты во все продолжение своей жизни делал добро; то Небо наделит тебя дарами своей благости. А если забавлялся глупостями; то не минует подвергнуться напастям. Если добро или зло дойдут до последней своей степени; то неминуемо последует за сим воздаяние. Как высоко ни летай, и как далеко ни странствуй, но нигде того не избегнешь. Истинно ли, или ложно втайне ты действуешь, сам о том знаешь; нужно ли еще после сего спрашивать кого о причине счастия или несчастия. Добро или зло если достигнуть до последней своей степени; то вскоре после сего наступит воздаяние, с тою только разностию, что наступит оно ранее или позже. На досуге рассматривай дела, какие ты сделал в продолжении своей жизни; а в уединении размышляй, что ты творил днем. Всегда и со всем усердием если следовать будешь по прямому пути; тогда Правитель неба и земля, без [149] сомнения, не лишит тебя своего благоволения. Филос. Сюй-шень-вен.

IV. На тот дом, без сомнения, нисходит обилие благословений, в котором стараются о приобретении добродетели; а в котором не заботятся о снискании добродетели, в том постоянно обитать будет избыток бедствий, кн. И-дзин.

V. Император Джао-ле из дома Хан умирая преподал сыну своему, будущему повелителю, следующее наставление: не говори, что зло так ничтожно, что можно его сделать, добро столь маловажно, что можно его и оставить.

VI. Если и один день не помышлять о добродетели, то зло само собою возникнет. Джуан-дзы.

VII. Избравши добро, в нем и пребывай постоянно так, что бы ты им только одним и занимался. Слушая полезные наставления, не льзя впасть в троякое зло. Кто имеет в себе добрые намерения; тому, без сомнения, и Небо споспешествует. Наставник истины, житель горы Западной.

VIII. Присловие княжества Дзин говорит: при следовании добродетели подобно как бы всходишь на [150] гору: а следуя злу уподобляешься падению расседшейся горы.

IX. Нужно с нетерпением желать добрых дел, а злыми не услаждаться. Тай-гун.

X. Добродетелию мы сами себе приносим пользу, а злом сами себе вредим: посему любомудрый муж употребляет попечение о пользе, дабы отвратить от себя вред не для того впрочем, что бы он чрез сие искал себе славы, но чтобы удалить от себя бесславие. Янь-дзы.

XI. Встретишь ли добро? Обращайся к нему как жаждущий. Услышишь ли зло? Оставайся как глухой. Чем с большею приятностию будешь творить добро, тем величественнее для тебя будут становиться правила добродетели. Тай-гун.

XII. Хотя бы и целую жизнь делал добро, но и тогда в нем найдется недостаток; а и в один день если сделал зло, то, без сомнения, откроется в нем излишество. Ма-юань.

XIII. Любомудрый муж хотя бы и самомалейшее встретил добро, не должен им пренебрегать: также как он не должен делать и зла, хотя бы оно казалось ничтожным. Янь-дзы. [151]

XIV. Когда произносят полезные слова, то следуют им и за тысячу стадии; а когда произносят бесполезные слова, то и дальнее расстояние не препятствует им противоречить. Нужно только стараться о том, чтоб внутренно быть прямодушным, не заботясь много знать, что нас впереди ожидает. Нужно только поступать сообразно с своим состоянием; а о том, что нас впереди ожидает, нет нужды много рассуждать. Если же хочешь знать, что впереди тебя ожидает, не делай того, от чего не льзя ожидать впереди ничего. Кн. И-дзин.

XV. Сы-ма-вэнь-гун в домашних наставлениях говорит: собирать деньги в наследство детям, тогда как дети едва ли могут их сберечь, и собирать книги в наследство детям, тогда как дети едва ли могут ими заниматься, менее значит, чем собирать духовные добродетели втайне, дабы тем паче упросить благосостояние детей на долгие лета. Если сердце твое также хорошо как и судьба, то тем ранее откроется для тебя путь к счастию и славе: и если сердце будет хорошо, судьба же не благоприятна, то можно однако же во всю жизнь быть в тепле и сытости. Но когда судьба будет благоприятна, а сердце не хорошо; то не льзя ручаться за последующую будущность. Если же и сердце и судьба одинаково будут не хороши, то бедность и горести будут тебя сопровождать до самой старости. [152]

XVI. Кто преданность к престолу и почтительность к родителям оставляет детям в наследие; тот благоденствует: а кто хитрости и чародеяния оставляет детям в наследие; тот погибает. Кто с уважением обращается с другими, тот мужествен: а кто благосклонностию себя украшает, тот вежлив. Те, которые всем и всюду оказывают благодеяния и справедливость, где не могут при жизни своей хорошо между собою встретиться? Ни с кем не завязывай вражды; ибо трудно избежать встретившейся на пути опасности. Кн. Дзин-синь-лу.

XVII. Кто ко мне хорошо расположен, к тому и я также: а кто худо ко мне расположен, но я однакож к тому благосклонен. Если я к другим худо на расположен, то другие могут ли быть в не выгодном ко мне расположении? Джуан-дзы.

XVIII. Добрый человек есть учитель человека худого, а худой человек служит предметом образования для доброго человека. Мягкое одолевает твердое, а слабое одерживает верх над крепким: по сей-то причине язык хотя мягок, по может оставаться невредимым; между тем как зубы сокрушаются, хотя и тверды. Лао-дзы.

XIX. Благосердый долгоденствует, а жестокосердый рано погибает. Тай-гун. [153]

XX. Любомудрый муж в творении добродетели подобен воде, которую когда остановляют, то она может подняться на гору: а когда по ней ударяют, то может перескочить черева голову. Она различно изменяется, смотря по различию сосуда так, что может принимать на себя то четвероугольный вид, то округлый: по сей-то причине любомудрый муж может быть мягким, но не слабым, твердым, но не жестоким, уподобляясь свойству воды: ибо в мире нет ничего мягче и удобопреклоннее, как вода: посему мягкое и гибкое преодолевают твердое и крепкое. Лао-дзы.

XXI. Между теми, которые ради детей и внуков богатеют, приходит в расстройство из десяти девятый. Но те, которые умеют другим доставлять выгоды, сами напоследок получают пользу: ибо доставляющий другим пользу, сам себе пользует; потому что чем далее он продолжает благодетельствовать, тем чаще имеет случай возбуждать в себе чувство благосердия. Все, какие нам известны, священные книги и произведения наук имеют в первом предмете: наставления о почтительности к родителям и основания о справедливости; а благотворительность как на небе, так и на земли, занимает первое место. Кн. Дзин-син-лу.

XXII. В рассуждении о умилостивлении богов [154] во святилище Дао-ши сказано: для счастия и несчастия нет дверей; но человек сам на себя и то и другое привлекает: ибо возмездие за добро и зло следует как тень за телом; а потому когда в человеке возникнет мысль о добродетели, то добродетель хотя и не совершена, но не смотря на то благие духи (Ангелы) уже приняли ее за решительное согласие: равным образом если в ком возникнет намерение о злодеянии, то хотя бы оно и не приведено было в исполнение, но злые духи уже признали сие за полное на то покушение. Итак если бы кому либо случилось сделать зло, и после в нем раскаяться; то, в последствии премени, таковой, без сомнения, получит благословение; что и называется пременением несчастий на счастие.

XXIII. Божественный Правитель одной стремнины из восточных гор преподал следующее наставление: Небо не имеет лицеприятия, ангелы тайно за нами назирают. Не ради услаждения жертвами Оно ниспосылает нам счастие, как и не из опущения обрядов благочестия обременяет нас несчастиями; но всякой, кто обладает могуществом, не должен простирать оного за пределы неумеренности; а кто пользуется счастием, тот не должен наслаждаться им до излишества; кто терпит бедность и нужду, тот не должен предаваться обманам до безмерия. [155] Сии три предмета в порядке вещей мира постановлены в таком круговращении, что, после одного оборота, они опять возвращаются к прежнему своему началу: по сей-то причине после сделанного в один день добра, счастие хотя и не пришло, но за то несчастие само собою удалилось: как и после сделанного в один день зла, несчастие хотя и не постигло, но за то счастие само по себе далече убегло. Добродетельный человек подобен весеннему в саду растущему злаку, не видно, как он растет, но со дня на день возвышается: равным образом и зло творящий человек уподобляется точильному жернову, который не приметно как умаляется, но со дня на день теряет нечто от прежней своей величины. Вредить другим из собственной своей пользы, крайне надобно беречься: посему хотя бы самым малозначительным добром, но старайся доставлять другим пользу; также как не советуй другим делать зла, хотя бы оно казалось и самым презренным, употребление пищи и пития по состоянию есть существенное наше удовольствие, к чему после сего прибегать к ворожбе, или допытываться о своей судьбе из метания жеребий? Обижать других, вот истинное несчастие! А прощать другим обиды, вот существенное счастие! Сети, какие Небо всюду распростирает, весьма обширны, возмездие крайне быстро. Кто со вниманием будет слушать мои наставления, тому и ангелы будут оказывать почтительность и бесы повиноваться. [156]

XXIV. Наставник Шао-как-дзе в предосторожность своих детей сказал: высшей степени способностей человек, не учась бывает добр, а средней степени способностей человек посредством учения делается добрым; низшей же степени способностей человек и после учения остается худым. Тот, кто и не учась бывает добрым, не есть ли человек мудрый? А кто по средством учения делается добрым, не есть ли человек благоразумный? Тот же, кто и после учения остается худым, не есть ли совершенный невежда? Из сего видно, что добродетель есть благополучие, а порок — злополучие. В чем же состоит благополучие! Оно особенно состоит в том, что бы оком не смотреть на неприличную красоту, ухом не слушать не приличных песен, устами не произносить неприличных слов, ногою не вступать в неприличные места, с человеком, который не держится истины, не заводить дружбы, не брать вещи, если это противно будет справедливости, охотно стремиться взойти в тесную связь с людьми благоразумными точно также, как мы любим близко подходить к цветам Леандра, дабы насладиться их благоуханием, а злых убегать, как убегают испуганные от змей и скорпионов. Если бы кто мне возразил, что таковой не есть человеке благополучный, я бы никак тому не поверил. Злополучие же усматривается наиболее из того, когда кто в словах бывает коварен, в [157] поступках скрытен, корыстолюбив, притворен, сластолюбив; кто радуется несчастию ближних, ненавидит честных и добродетельных людей как личных своих врагов, нарушает криминальные законы с таким равнодушием, как будто бы он пил воду или ел хлеб. Судя по последствиям маловажным, таковой поражает смертельною язвою и телесное свое существо, и душевному наносит совершенную пагубу: а судя по последствиям важным, он ниспровергает всю свою фамилию и всего рода своего делается виновником в пресечении существования. Пускай бы кто мне сказал, что таковой, не есть человек злополучный, я однакож бы и сему не поверил. В примечаниях одной книги сказано: добродетельный человек творением добра и чрез целый день не насыщается; также как и злодей, делая зло, во весь день им не удовлетворяется. Скажите же мне теперь: добрыми ли вы хотите быть людьми, или злыми?

XXV. В некоторой из книг княжества Чусского сказано: в княжестве Чусском ничего, кроме добродетели, не признают за сокровище.

XXVI. Когда увидишь добродетельного, чувствуй себя, как будто бы ты до него не достиг, а [158] увидишь порочного, представляй себе как будто бы ты прикасался к огню. Увидишь ли благоразумного, помысли с ним поравняться, а увидишь не благоразумного, оглянись на свою внутренность. Конфуции.

(Продолжение впредь).

Текст воспроизведен по изданию: Перевод с китайского языка из книги под заглавием: Драгоценное зеркало для просвещения ума // Ученые записки, издаваемые императорским Казанским университетом, Книга II. 1837