Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ФИЛОСОФЫ ИЗ ХУАЙНАНИ

ХУАЙНАНЬ-ЦЗЫ

Глава девятая. Искусство владычествовать

Пребывать в недеянии, наставлять без речей — в этом заключается искусство владык...

Поэтому в древности ван носил головной убор с подвесками, закрывающими глаза, с желтыми шариками на нитях, закрывающими уши, — чтобы меньше видеть и меньше слышать. Сын Неба был отделен щитом 1, чтобы оградить себя. То, чем он управлял, простиралось далеко, а то, что было непосредственно в его ведении, лежало близко; то, что он упорядочивал, было огромно, а то, за чем он следил, было мало. Когда глаза непрерывно смотрят, рождается беспокойство; когда уши непрерывно слушают, рождается смятение; когда уста непрерывно говорят, рождается смута. Эти три заставы нельзя не охранять бдительно. Если страстям определена мера, они отступают; если же им потворствуют — они становятся разбойниками...

В древние времена, когда Шэнь-нун управлял Поднебесной, дух не метался в груди, ум не устремлялся ко всем четырем краям света, а душа была полна добрых и честных помыслов. [66] Тогда сладкие дожди выпадали вовремя, пять злаков 2 густо взрастали. Весна порождала, лето растило, осень приносила урожай, зима прятала. По лунам рассчитывали, по сезонам проверяли. Год заканчивался возблагодарением за труды, и молодое зерно вкушали своевременно. Жертву свершали в Светлом зале 3. Светлый зал имел крышу, но не имел стен. Он был недоступен порывам ветра и дождя, холод и жара ему были не страшны 4, входить в него можно было свободно. В народе воспитывали сознание общего блага. Люди были безыскусственны и правдивы; не затевали ожесточенных тяжб, а имущества было достаточно; не истощали тела, а успешно вершили свой труд. Следовали тому, что давали им небо и земля, и объединялись с ними в гармоническое единство. Они были грозны, но никого не убивали; казни существовали, но их не применяли; законов было мало, и ими не докучали. Поэтому изменения происходили незримо, как явления духов. Их земли простирались на юг до Цзяочжи (страны Спящих ногами вместе), на севере — до Юду (страны Мрака), на востоке — до Янгу (Солнечной долины), на запад — до горы Саньвэй 5. И не было таких, которые бы им не подчинились. В те времена законы были снисходительными, а наказания мягкими, тюрьмы пустовали, и вся Поднебесная жила одними обычаями, никто не таил злобных помыслов.

В последующие же времена правление было не таково. Высшие стремились к добыче и не знали меры, низшие стали жадны и недобры. Народ обеднел и озлобился, истощал силы в трудах, но безуспешно. Мудрствования и ложь пустили ростки повсюду. Разбойники и воры поднялись во множестве. Высшие и низшие возненавидели друг друга. Распоряжения и приказы не отправлялись. Правящие и все чины не несли своей службы и шли наперекор дао, вырывая его корень и совершенствуя верхушку. Истощили добродетель, приумножили наказания и думают, что это и есть управление, а это все равно что приманивать птицу с самострелом в руках, приручать собаку, обламывая об нее палку. От таких действий смута только возрастает. «Когда вода загрязняется, то рыба задыхается; когда управление навязчиво, народ охватывает смута» 6. Тот, кто ухаживает за тиграми, барсами, носорогами и слонами, помещает их в загоны и клетки, потакает их желаниям, угождает им в пище, избегает их гнева и ярости. Однако звери не доживают до конца дней своих, оттого что их форма (тело) испытывает принуждение. Вот почему чем больше выдумывают всяких уловок высшие, тем более лживы становятся низшие; чем деятельнее высшие, тем ленивее низшие; чем беспокойнее высшие, тем неустойчивее низшие; чем требовательнее высшие, тем больше тяжб среди низших. Не утвердиться в корне, а предпринимать что-то в верхушках — все равно что вздымать пыль, желая смести ее, хватать в охапку хворост, спасаясь от огня. Поэтому мудрецы были умеренны в деяниях и управляли легко, скромны в требованиях, и царило довольство. Не делали раздач, а были [67] милостивы; не произносили речей, а пользовались доверием; не требовали, а получали; не действовали, а свершалось.

Подобный глыбе, он (мудрец) хранит естественность; опирается на благо и воплощает правоту. Поднебесная следует ему, как эхо — звуку, как тень — форме, ибо то, что он совершенствует, это корень. Наказаний и штрафов недостаточно, чтобы изменить нравы; казни и убийства не могут пресечь зла...

Смотреть, полагаясь на глаза; отдавать приказы, повинуясь ушам, — таким образом управлять трудно. Когда Цюй Боюй был министром, Цзы-гун 7 навестил его и спросил: «Как ты управляешь страной?» Тот ответил: «Управляю с помощью неуправления». Цзянь-цзы 8 собирался походом на Вэй и послал туда своего главного астролога Аня. Вернувшись, тот доложил: «Цюй Боюй стал министром, и теперь нельзя вести войска». Надежные границы, опасные преграды — разве их достаточно для достижения победы? Так, Гао Яо 9 был немым, а учредил Великий закон, и в Поднебесной не стало лютых казней — и потому он значительнее говорящих. Ши Куан был слепцом, а стал первым министром, и в Цзинь исчезли беспорядки в правлении — а потому он значительнее зрячих. Таким образом, приказывать, не говоря; видеть, не глядя, — это то средство, с помощью которого наставляли Фу-си и Шэнь-нун. Ведь народ воспитывается, следуя не за речами, а за деяниями...

[Мудрые цари древности] произносили речи, чтобы выразить чувства; отдавали распоряжения, чтобы изъяснить повеления; приемы им заменяло обрядовое действо, а музыкой их были народные мелодии. Деяния их пронизывали тысячи поколений, и не было им границ; распространялись на четыре стороны света, и не было им предела. И даже птицы и звери и вся тьма насекомых подчинялись их преобразованиям. Что уж говорить об их законах, об отдаваемых ими приказах! Преобразования высшей мудрости, с одной стороны, не допускали неправды, с другой — стремились наградить достойных и наказать бесчинствующих. Взвешивали, не примешивая собственной оценки, — поэтому и могли быть справедливы; вымеряли, не считаясь с собственным глазом, — потому и были беспристрастны. Властители, применяя закон, не примешивали собственных суждений о добре и зле — потому и могли отдавать приказы. Тогда в оценке важного и незначительного не ошибались ни на йоту; в исправлении всякой кривизны не теряли ни крупинки. Прямо нападали на ложь и порок, не избегая опасностей от этого для себя, и зло не могло вводить в заблуждение, клевета не могла вызывать смуты. Благодеяниям не было места, ненависти негде было укрыться.

Таковы те, кто служит искусству и отказывается от человеческих пристрастий, и с теми, кто управляет через деяния, они не дружат...

Ныне безмены и весы, циркули и наугольники, будучи однажды установленными, не изменяются. Будь то в Цинь или [68] Чу — они не меняют делений; будь то у хусцев или юэсцев 10 — они не меняют вида. Всегда одно, и не может быть от него отклонений, повсюду распространяется и не растекается. Однажды установленное передается на тысячи поколений, и нет никого, кто понуждал бы к этому. Ведь оттого, что в царстве появился обреченный на гибель властитель, мир не утрачивает дао; хотя люди в бедности и нищете, но всеупорядочивающий закон проникает все. Отсюда понятно, что корень дао — в недеянии. Поэтому тот, кто обрел этот корень, откликается вещам бесконечно, а опирающиеся на человеческие таланты с трудом добиваются порядка.

Тан и У-ван — мудрые цари, а не могли, как юэсцы, плавать на лодках по рекам и озерам. И Инь был достойнейшим министром, но не мог наравне с хусцами скакать на рысаках и объезжать диких коней. Кун и Мо многое постигли, однако не могли наравне с горцами проходить чащи и заросли, преодолевать опасные переходы. Отсюда видим, что знания людьми вещей неглубоки, а хотят они с помощью этих знаний охватить все пространство меж четырех морей, держать под контролем все десять тысяч сторон. Но, не следуя искусству дао, а полагаясь лишь на собственные таланты, далеко не уйти.

Поэтому ума недостаточно для управления Поднебесной. Так, Цзе 11 справлялся с оленьим рогом, разгибал крюки, вязал железо, скручивал металл. Молотом забивал жертвенного быка. В воде охотился на черепах и кайманов, на суше ходил на медведя, но Тан с тремя сотнями тяжелых колесниц зажал его в Минтяо, схватил в Цзяомэн 12. Отсюда видно, что храбрости и силы недостаточно, чтобы удержать Поднебесную. А если ума недостаточно для управления, храбрости — для могущества, то ясно, что человеческих талантов недостаточно, чтобы только на них полагаться.

Те властители, которые не поднимаются в храм предков, а знают, что делается за пределами четырех морей, следуя вещам, познают вещи; следуя людям, познают людей... Сова ночью ловит москитов, может различить даже кончик осенней паутинки, а днем не заметит и горы — таково различие формы и природы вещей. Летучий змей странствует в занебесье, Откликающийся дракон 13 седлает облака, обезьяна прыгает по деревьям, рыба плавает в воде. Поэтому в древности тот, кто покрывал лаком колесницу, ее не расписывал; кто сверлил, тот не обтесывал. Ремесленник не занимался двумя ремеслами; ши 14 не исполнял двух служб. Каждый стоял на страже своего дела, не вступая друг с другом в соперничество. Люди обретали себе соответствующее, вещи располагались на своих местах. Поэтому орудия им не докучали, а в делах не было нерадивости. Когда служба небольшая, ее легко исполнять, когда обязанностей немного, их легко блюсти; когда бремя дел не тяжело, с ними легко управляться. Тогда высшие сосредоточивают в руках умеренную долю, а низшие стараются на поприще легко [69] исполнимых трудов. Тогда господин и слуга достаточно далеки и не докучают друг другу.

Дао властителя подобно Покойнику на жертвоприношении звезде Линсин 15. Суровый, таинственно безмолвный, сулит счастье, предвещает богатство. Тот, кто обрел это дао, не творит ни безобразного, ни прекрасного, не творит ни лживого, ни доброго. Оно (дао) покрывает одного человека и не кажется слишком велико; когда распространяется на тысячи человек, не кажется малым.

Нужно быть осторожным и в милостях, и в карах — в этом постижение пути правления. Творящий милости делает раздачи. В результате не имеющий заслуг щедро награждается, не имеющий трудов высоко вознесен. Тогда тот, кто честно исполняет службу, становится нерадив, а странствующие ораторы устремляются вперед. Творящий бесчинства произвольно казнит, невиновные погибают, [те,] чьи поступки прямодушны, несут наказание. Тогда совершенствующие себя перестают побуждать к добру, а творящие зло беспрепятственно совершают преступления против высших. Поэтому творящие милости рождают порок, творящие бесчинства порождают смуту. Когда в обычай входят порок и смута — это признак гибнущего царства.

Поэтому в правление мудрого правителя, хотя в царстве и существуют кары, правитель не бывает в гневе; хотя при дворе и награждают, не правитель это делает. Понесшие кару не гневаются на государя — кара свершена за преступление; награждаемые не испытывают благодарности к высшему — награда получена за труд. Народ знает, что кары и награда зависят только от себя, поэтому честно исполняет свой труд, совершенствует дело, не получая даров от государя...

Властитель пребывает в скрытом месте, в недоступном уединении, избегая и суши и сырости; воздвигает во дворце двойные ворота, чтобы избежать зла и разбоя; не ведает ни о том, что происходит в захолустье, ни о том, как выглядят горы позера. Его взор из-за полога не простирается дальше десяти ли, ухо не слышит дальше ста шагов. Истоки же постижения им Поднебесной в том, что то, что его питает, — обширно, что подносит ему чару — многолюдно. Так он, не выходя за дверь, знает Поднебесную, не выглядывая из окна — познает Путь Неба 16. Для того, кто опирается на ум многих, и Поднебесной оказывается мало; если же полагаться исключительно на собственное разумение, то не сохранишь и собственной жизни. Поэтому властитель покрывает всех [как небо] благом, не пуская в ход своего ума, а следуя пользе тысяч людей. Поднявшись на цыпочки, обозревает Поднебесную и выбирает полезное для нее. Поэтому народ, имея его наверху, не испытывает тяжести; выдвигая его вперед — не навлекает на себя беды. Поднятый высоко, он не возвышается, выдвинутый вперед — не становится докучливым.

Дао властителя не знает препятствий и движется [70] непрерывно, как по кольцу, — когда его преобразования происходят [как по велению] духов, когда он пребывает в пустоте и недеянии, придерживается следования 17, всегда остается позади, никогда не выдвигаясь вперед. Дао слуги проявляется беспрепятственно и движется, не прерываясь, как по кольцу, когда он говорит правду и занимает должное место, в делах смел, исполняет свое дело с умом и тем добивается успехов. Так, когда дао господина и слуги различно, царит порядок; когда едино — начинается смута. Когда каждый обретает подходящее себе занятие, занимает соответствующее ему место, тогда высшие и низшие служат друг другу.

Властитель, желающий порядка, делает сердце пустым, а волю — слабой, разум его ясен и не омрачается. И тогда все множество слуг наперебой спешат предложить ему свои услуги, и нет для него среди них ни глупых, ни умных, ни достойных, ни недостойных — каждый исчерпывает свои способности до конца. А когда так, то господин обретает средство управления слугами, а слуги обретают средство служения господину. Дао управления страной, таким образом, ясно.

Вэнь-ван 18 был умен и тем не менее любил спрашивать потому был мудр. У-ван был храбр и тоже любил спрашивать потому и победил. Для того, кто опирается на ум многих, нет невозможного, кто использует силу многих — неодолим. Грузе тысячу цзюней не мог поднять и У Хо 19, а когда множество людей как один, то и ста человек достаточно. Итак, полагающемуся на силу одного человека и У Хо мало, а тому, кто правит, опираясь на множество, и Поднебесная велика-

Юй перегораживал большие реки, разводил малые ради пользы Поднебесной, однако не мог заставить их течь на запад 20; Цзи 21 расчищал земли, распахивал новь, чтобы народ мог заниматься земледелием, однако не мог заставить хлеба колоситься зимой. Разве дело было в том, что они мало старались? Их силы было недостаточно для этого. С недостаточными силами, да пренебрегая всеупорядочивающим искусством дао даже священномудрые не могли бы добиться успеха, тем паче нынешние правители! Если тощую клячу впрячь в тяжелый воз, то и сам Цзао-фу не уедет далеко. Когда же повозка легка и добрый конь впряжен, то и средней руки умелец быстро покатит. Таким образом, мудрец, принимаясь за дело, никак не может пренебречь всеупорядочивающим искусством дао, обойти естество, сделать кривое — прямым, согнутое — вытянутым. Он всегда сообразуется с характером вещи и в соответствии с ним ее использует. Благодаря этому то, что предпринимается соединенными усилиями, непобедимо; то, что решается умом многих, — успешно свершается. Глухого можно попросить произнести заздравный тост, но не заставишь его слышать; немого можно поставить стеречь хлеб, но нельзя заставить говорить. Как форма имеет свои недостатки, так и в способностях бывает изъян. Поэтому обладающий этой формой занимает это место; [71] обладающий теми способностями исполняет то дело. Когда сила превосходит вес ноши, поднимающий не испытывает тяжести; когда дело под силу, то исполняющий его не знает трудностей...

Поэтому, за что бы ни принимался властитель, он не может не быть осторожен. Когда обязанности возложены на подходящих людей, государство в порядке, высшие и низшие в гармонии, слуги как родные, народ покорен. Если же обязанности возложены не на подходящих людей, то государство на краю гибели, высшие и низшие лукавят друг с другом, слуги преисполнены злобы, народ в смуте. Достаточно однажды ошибиться, чтобы страдать всю жизнь. Обрести или потерять — это зависит от правителя.

Так, отвес устанавливается вверху, и столб подравнивается снизу — не по какой-то иной причине, а благодаря соответствию одного другому. Поэтому когда властитель искренне держится правильного пути, то прямодушные советники вершат дела, а злодеи покорно смиряются. Если правитель отступает от правильного, то неправедные добиваются желаемого, а преданные скрываются в уединении... Если властитель держится прямого, придерживается ровного, определяя высокое и низкое как по отвесу, то те слуги, что пришли к нему с недобрыми помыслами, уподобятся яйцу, разбиваемому о камни, огню, заливаемому водой...

Правление не в законах и установлениях, однако они могут быть полезны государству и помочь в управлении... Стоять в центре и ровно освещать все пространство меж четырех морей и тогда толпа слуг будет держаться правды ради общего блага и никто не посмеет творить неправое, сто чинов явятся ко двору для отчета о ведении службы и их дела принесут им славу радетелей об общей пользе. Когда правитель совершенномудр, то чины напрягают все силы, порок и зло исчезают бесследно. Множество подвигов свершается ежедневно, и храбрецы отдают все силы ратному делу.

В государстве же, охваченном смутой, не то. Там множество прославляемых, которые награждены незаслуженно; тех же, кто блюдет службу, без вины казнят. Властитель и высшие омрачены и лишены разума; слуги образуют группы и не преданны; болтуны упиваются красноречием; совершенствующие свое поведение соперничают из-за собственной выгоды. Властители и высшие отдают приказы и нарушают их из-за групповых интересов; запреты, оговоренные в приказах и законах, нарушаются из-за порока. Умные усердствуют в хитрости и лжи; храбрые проводят время в состязаниях. Большие чины сосредоточивают власть в своих руках, малые — держатся за свои права, близкие партии объединяются, чтобы дурачить высших. Такое государство хоть еще и существует, но древние в этом случае говорили, что оно уже погибло.

Тот, кто не занимается приведением в порядок чинов и [72] служб, а надевает латы и берет оружие, оставляет без присмотра «южные пашни» 22 и при этом пользуется славой мудрого и достойного, — тот не принесет процветания государству...

Чжоу 23, завладев Поднебесной, призвал ко двору чжухоу. Всюду, куда только доходила нога человеческая, куда достигали весла лодок, не было таких, которые не покорились бы. Однако У-ван с тремя тысячами латников схватил его под Муе. Разве это потому, что чжоусцы пожертвовали жизнью или иньцы предали? Это зависит от того, сколь велики добродетель и сознание долга их правителей, от приказов, которые они издают. При сильном ветре вздымаются волны, в чащах деревьев стаями собираются птицы — это благодаря взаимопорождающему эфиру. Поэтому когда слуга не получает желаемого от господина, то и господин не получает желаемого от слуги. То, чем дарят друг друга господин и слуга, основано на взаимной благодарности: когда слуга готов отдать все силы и пожертвовать жизнью ради господина, то и господин платит ему признанием заслуг и пожалованием рангов.

Поэтому правитель не должен награждать неотличившихся слуг; слуга не должен умирать за не обладающего добродетелью правителя. Государь, который не распространяет благо на народ, а желает его использовать, подобен ездоку, погоняющему и без того мчащегося коня. Нельзя без дождя ждать созревания колосьев — здесь никакое искусство не поможет.

Искусство же властителя в том, чтобы пребывать в покое ради совершенствования себя; быть бережливым, чтобы вести за собой низших. Если он в покое, то низшие не волнуются; если он бережлив, то низшие не завидуют. Когда низшие приходят в волнение, начинается смута; когда народ начинает завидовать, добродетель оскудевает. Когда же начинается смута, то мудрые не занимаются делами правления; когда добродетель оскудевает, то храбрые не хотят умирать. Когда же властитель забавляется хищными птицами и дикими зверями, диковинками и редкостями, безудержно предается удовольствиям, не щадит сил народа, увлечен скачками, охотой, работает и отдыхает не вовремя, то и дела сотен чинов в расстройстве. Дел оказывается много, а имущества недостаточно. Народ в печали и горести, не хватает средств для поддержания жизни. А властитель любуется видами, открывающимися с высоких башен, глубокими прудами, резьбой и гравировкой, пестрыми узорами, узорчатым шитьем, драгоценностями и безделушками, жемчугом и нефритом. А налоги превышают всякую меру, и силы народа иссякают.

Когда Яо владел Поднебесной, он не посягал на народное добро, а хранил в покое престол правителя. Видя, что сто семей заняты междоусобицей, сильные держат в страхе слабых, семеро наваливаются на одного, Яо подчинил себя бережливости и показал пример любви к ближнему, чтобы восстановить мир и гармонию. Тогда не подравнивали травяных и [73] соломенных крыш, не вырезали дубовых решеток под карнизами, царские кони не украшались, травяные циновки не оторачивались каймой, в яствах не стремились к гармонии вкусов, зерно не обдирали. Яо объезжал владения и наставлял, старался на пользу Поднебесной, простирал свою любовь до пяти пиков 24. Разве такая забота не приносит достаточного наслаждения? Он смотрел на Поднебесную как на алтарь Земли и Проса 25, а не как на нечто для себя полезное. Когда же он одряхлел и воля его увяла, он передал Поднебесную Шуню так легко, как сбрасывают обувь.

Разрушающийся мир не таков. Однажды завладев таким богатством, как Поднебесная, обретя власть правителя, начинают истощать силы народа, чтобы доставить удовольствие глазам и ушам; все помыслы сосредоточены на дворцовых покоях, башнях и террасах, запрудах и прудах, заповедниках и садах, диких зверях и медведях, безделушках и диковинках. Потому бедняки не имеют даже отрубей, а тигры, волки и медведи [в заповедниках] брезгают отборным кормом. Простой народ ходит в коротких куртках, не прикрывающих тело, а во дворцах одеты в шелк и парчу. Властители с увлечением предаются бесполезным подвигам, а простой и черный люд изможден тяжким трудом на Поднебесную. В результате Поднебесная не в состоянии сохранить свою истинную природу...

Достойный правитель, выбирая людей, подобен искусному мастеру, управляющемуся с деревом: большие годятся на постройку судов и опор для мостов; малые пригодятся на весла и заградительные столбы; длинные пойдут на перекладины на галереях и карнизах; короткие — на столбики на мосту и стойки. Нет ни малого, ни большого, ни длинного, ни короткого — каждое определяется на то, к чему подходит. Круглое и квадратное, квадрат и круг — все на что-нибудь годится. Среди разных вещей Поднебесной нет злее петушиного яда 26, однако хороший лекарь складывает его в мешочек и хранит, находя ему применение. Вот почему в лесных чащах нет такого материала, который можно было бы отбросить. Тем паче среди людей! Ныне если есть при дворах кто-то неиспользуемый, в захолустье — неизвестный, то это не потому, что они люди недостойные, а потому что то, чем они занимаются, не их дело. Когда олень стремительно мчится в горах, его не догонит и серна, а когда он спускается с гор, то его догонит даже пастушок. Таланты имеют свои преимущества и недостатки. Поэтому большой стратег не может заниматься мелкой тактикой, а обладающий незначительными способностями не свершит большой подвиг. Каждый человек обладает своими возможностями, а каждая вещь имеет свою форму. Поэтому бывает, что одна ноша оказывается слишком тяжела, ноша в сто раз большая — совсем легка. Тот, кто искусен в самом тонком и детальном расчете, непременно слаб в большом искусстве управления Поднебесной. Тот, кто не упустит и мелочи в счете малых вещей, теряется при столкновении [74] с большим счетом. Это подобно тому, как нельзя хорька заставить ловить быка, а тигра — мышей...

Естественное желание правителя — объединить умы всех на пространстве меж морей, использовать до конца силы многих. Однако среди массы слуг те, чьи устремления широки и преданность очевидна, редко чувствуют себя в безопасности. Истина, пусть исходит она от бедняка в посконной рубахе или дровосека, не может быть отброшена; ложь, пусть исходит от советников или правителя, обсуждающих дела правления в храме предков, — не обязательно должна быть принята во внимание. Что истинно и что ложно — не может рассматриваться в зависимости от низкого рода или высокого, почетного или презренного. Поэтому разумный властитель прислушивается ко всем слугам и использует их советы, не чураясь их низкого положения; коли речи достойны внимания, не заботится об их красоте.

Властитель, чей разум помрачен, не таков. Он не в состоянии увидеть коварства и бесчестия тех, кого любит и к кому относится как к родным по крови. Он не способен распознать самопожертвования и преданности тех, кто далек от него и занимает низкое положение. Имеющих что-то сказать обвиняет в краснобайстве; желающих подать совет казнит как за преступление...

Законы — это меры и веса Поднебесной, уровень и отвес для правителя. Законы устанавливаются для тех, кто их не соблюдает; награды устанавливаются для тех, кого, должно наградить. С введением законов тот, кто действует, сообразуясь с мерой, — награждается; кто недостаточно придерживается правил — того казнят. Почетное положение и благородство не могут облегчить наказания, а низкое положение и низкий род не могут отяготить его. Преступивший закон, будь он человеком достойным, должен быть казнен; следующий мере, будь человеком недостойным, должен быть признан невиновным. Таким образом общему дао будет открыт путь, а своекорыстному — прегражден.

В древности установлены были чины, налагавшие запреты на народ и не допускавшие произвола. Затем был поставлен правитель, чтобы следить за деятельностью этих чинов, не позволяя им править единолично. Законы, уложения, установления и правила — все это налагает запреты на правителя, чтобы его правление также не было единоличным. Когда людям недоступен произвол, то дао побеждает...

Законы рождаются из правил, правила рождаются из того, что соответствует многим. То, что подходит многим, происходит из совпадения мыслей разных людей. В этом суть управления. Поэтому тот, кто постиг корень, не заблудится в верхушке. Разглядевший суть не растеряется в мелочах. Законы не созданы Небом, не рождены Землей, они возникли среди людей и ими же могут быть исправлены. Что имеешь сам, не запрещай иметь другим; чего сам не имеешь, не требуй от других. То, что [75] установлено для низших, нерушимо и для высших; то, что запрещено народу, запрещено и тебе.

Гибнущее государство — это не то, в котором нет правителя, а то, в котором нет закона. Изменение законов не означает беззакония. Когда же есть законы, и ими не пользуются, это равно тому, что их нет. Поэтому правители, устанавливая законы, сначала производят проверку их по имеющимся нормам, примеряют к образцам, а потом уже рассылают приказы по Поднебесной. Кун-цзы говорит: «Кто честен, тому и без приказов послушны; кто нечестен, того и приказам не повинуются» 27. Следовательно, лишь тому, кто умеет налагать запрет на себя, народ повинуется...

Прекрасное определяется мерой, недостаточное утверждает себя в использовании. Благодаря этому пространство меж четырех морей может быть едино.

Когда же служба и дела в небрежении, а прислушиваются к хуле и славословию, пренебрегают трудами на общее благо, а делают услуги землякам и друзьям, то люди талантливые используют свои таланты для борьбы за первенство и за место. Тогда исполняющие службу толпятся, но их не продвигают. Когда так, то в стране среди народа начинается брожение, а заслуженные чины соперничают друг с другом при дворе.

Таким образом, законы, установления, меры и весы — это средство для правителя управлять низшими. Отказаться от них и не использовать — это все равно что скакать на невзнузданном коне. Толпа слуг и весь народ тогда начинают дурачить высших. Итак, обладаешь этим искусством — управляешь людьми; не обладаешь — люди управляют тобой. Огромная рыба, способная проглотить лодку, будучи выкинута на берег волнами, отдана во власть муравьев — потому что покинула свое обиталище. Обезьяну, которая слезла с дерева, хватает лисица или хорек — потому что та не на своем месте. Когда правитель пренебрегает тем, за чем должен неослабно следить, и вступает в споры с подданными, тогда чины бездеятельны на своих местах; исполнители службы подобострастием добиваются благосклонности государя. Вот почему слуги тогда прячут свой ум, оставляя его без применения, а дела правления перекладывают на высших.

Сколько бы богатые и знатные ни трудились, искушенные в делах правления сколь ни были бы проницательны, гордецы сколь ни были бы исполнены к себе уважения — их влияние меньше власти правителя. Государь, который не использует способностей подданных, а старается все делать сам, приходит к тому, что ум его день ото дня встречает все новые затруднения, и он один несет весь груз ответственности. Растрачивает все искусство на низших и не достигает порядка; обратив всю деятельность на государство, оказывается не в состоянии сосредоточиться на делах правления. Когда же ума недостаточно для управления, а авторитета недостаточно, чтобы взыскать с [76] виновного, то теряется связь с Поднебесной. Когда радости и гневу, что рождаются в сердце, дают выход вовне, то исполняющие службу избегают давать прямые советы и покорно подчиняются высшим. Чины извращают законы и потворствуют обычаям. Награждают не по заслугам, взыскивают не по тяжести преступления. Высшие и низшие отдаляются друг от друга, а господин и слуга ненавидят друг друга. Вот почему, когда те, кто осуществляет правление, вынуждены во всем полагаться на правителя, то, если свершается ошибка, не с кого спросить; когда с виновных не взыскивают, среди ста чинов рождается смута — и эго не разрешить умом.

Хула и славословия родятся, как бамбук, и свет разума бессилен. Когда не пытаются исправить корень и идут против естественного хода вещей, то, чем более трудится правитель, тем более распускаются слуги. Это все равно, что вместо мясника браться на свежевание туши или вместо плотника обтесывать дерево. Если бежать наперегонки с конем, то, сколько ни усердствуй, не догонишь, а вступишь на колесницу, возьмешь в руки вожжи, и конь замрет под дугой, потому что Бо Лэ — в помощниках, Ван Лян 28 — возница, а мудрый правитель — ездок...

Таких в народе, которые бы любили доброе, радовались правильному, не ожидая запретов и наказаний, сами следовали бы законам и установлениям, из десяти тысяч не найдется и одного. По отношению к низшим непременно нужны приказы. Те, кто следует им, получает выгоду, кто противится, терпит зло. Скорее солнце и луна остановятся, чем Поднебесная на всем пространстве меж четырех морей останется без правил...

Чтобы остановить то, что вредно народу, чтобы дать простор тому, что выгодно для народа, Сын Неба употребляет свой авторитет, равный силе воды, рвущейся из прорванной плотины или размытой дамбы. Плывя по течению, легко добираешься до места; мчась с попутным ветром, легко покрываешь расстояния. Хуань-гун, взойдя на престол, отказался от плотоядных животных, кормящихся зерном птиц, уничтожил сети для зверей и птиц — только благодаря этим трем деяниям заслужил благосклонность народа. Чжоу убил Биганя из царского рода 29, и родные по крови возненавидели его; рассек ногу переходившему поутру вброд 30, и тьма народа взбунтовалась, т. е. всего только дважды поступил недолжно — и потерял Поднебесную.

Поэтому исполняющий долг свой — это не тот, кто способен принести пользу всей Поднебесной. Достаточно принести пользу одному человеку — и Поднебесная покорно последует за тобой. Творящий бесчинства — это не тот, кто истощил злодейством всех среди четырех морей. Нанеси вред одному человеку — и Поднебесная встанет против тебя. Так Хуань-гун трижды совершил доброе деяние и в результате девять раз собирал чжухоу; Чжоу только дважды совершил злодеяние и стал неугоден простому народу. Поэтому, делая что-либо, нельзя не быть осмотрительным. [77]

Правитель, определяя налоги для народа, непременно должен сначала подсчитать урожай, размерить накопления народа, определить, каков урожай хлеба и овощей, а затем уж нагружать экипажи одеждой и едой, чтобы насытить свои потребности...

Правители древности сострадали народу: если в стране был голод, не были привередливы в еде; если народ страдал от холода, не носили шуб. Если год был урожайным и у народа был достаток, то подвешивали гонги и барабаны, расставляли щиты и секиры, правитель и слуги, высшие и низшие — вместе радовались, в стране не было несчастных...

Когда же наступили времена беспутных властителей, то отбирали у народа без меры, накладывали поборы на низших, не соразмеряя их с достатком. И тогда мужчины и женщины оставили земледелие и ткачество и не могли удовлетворить требования высших — сколько ни прилагали сил, все был недостаток. И тогда господин и слуга стали ненавистны друг другу. Народ изнемогал в труде так, что трескались губы, клокотала печень, а пищи едва хватало на один день, и не было никаких запасов... Мощь Неба и Земли позволяет рассчитывать так, чтобы за три года запашки поля накапливался годовой запас; за девять лет сбора такого запаса имелся бы трехгодичный фонд; за восемнадцать лет был бы запас на шесть лет, а за двадцать семь — девятилетний запас. И тогда пусть будут дожди, или засуха, или другие стихийные бедствия — народ не будет бедствовать и бродяжничать. Государство, в котором нет девятилетнего запаса, называется «недостаточным», в котором нет шестилетнего запаса — «страждущим», в котором нет трехгодичного запаса — «нищим». Поэтому милостивый правитель, мудрый государь в поборах сдержан, в собственном потреблении умерен — он получает нужное от Неба и Земли и не страдает от голода и холода. Алчный же правитель, жестокий властелин не оставляет в покое низших, грабит свой народ, чтобы удовлетворить свои не знающие предела желания, и тогда лишается гармонии Неба и блага Земли. Пища — это основа народа, народ — основа государства, государство — основа государя. Поэтому правитель вверху следует природным сменам года, внизу исчерпывает богатства земли, в центре использует силу народа. И тогда все родится и вызревает, пять злаков пышно взрастают, он научает народ вскармливать шесть видов домашних животных 31, в нужное время сажать деревья, содержать в порядке поля и межи, растить туту и коноплю. Плодородные и тощие земли, высокие и низкие — каждые использует в зависимости от того, к чему подходят. На гористых и холмистых местах, где не родятся злаки, сажает бамбук и деревья. Весной срубает сухостой, летом собирает плоды, осенью собирает урожай овощей и зерна, зимой рубит дрова и хворост — все это для нужд народа. Тогда при жизни не знают ни в чем недостатка, а по смерти не остаются непохороненными. [78]

По законам прежних ванов при обработке полей не травили тьму существ, у зверей не отбирали молодняк, не спускали из озер воду для рыбной ловли, не поджигали лесов для охоты. До того, как шакалы не принесли жертвы зверям 32, не раскидывали силков и тенет на полях; до того, как выдра не принесет жертвы рыбой, не забрасывали сетей; пока соколы не начнут драться за добычу, не расставляли силков на птиц и сетей в долинах; пока травы и деревья не начнут увядать, не ходили с топором в леса и на горы; пока насекомые не спрячутся, не начинали жечь поля; не убивали детенышей в утробе, не лазили за яйцами птиц, не ловили рыбу меньше чи длиной, не брали кабана моложе года. Поэтому травы и деревья буйно взрастали, подобно рвущемуся из котла пару; хищные птицы и дикие звери собирались в стада, неиссякаемые, как бьющие из-под земли источники; птицы собирались в стаи, подобные кучевым облакам, — потому что были условия для жизни и роста. Правление прежних ванов состояло в том, чтобы, после того как поднимутся облака с четырех морей, приводить в порядок межи и границы; после того как начнут квакать лягушки, прилетят ласточки — расчищать пути, чинить дороги; когда прилетят журавли и пройдет паводок — ремонтировать мосты; когда созвездие Чжан в сумерках находится в своей высшей точке — начинать сев; когда созвездие Дахо достигает своей высшей точки — сеять просо и сажать бобы; когда созвездие Сюй достигает своей высшей точки — сеять озимую пшеницу; когда созвездие Ан достигает своей высшей точки — делать запасы на зиму, рубить хворост и дрова.

Так, внимая Небу, они благодетельствовали народу...


Комментарии

1. Ван был отделен щитом, или экраном, который сооружался перед воротами дома и, по поверьям, должен был охранять хозяина от злых духов. В царском дворце экран стоял у ворот с внешней стороны, а у домов знати — с внутренней стороны, во дворе. Здесь этот обычай толкуется иначе: таким способом государь якобы ограждал себя от суеты.

2. Пять злаков — т. е. основные злаки, каковыми считались прежде всего просо, пшеница, бобовые; в разные времена и в разных местах к ним дополнительно причислялись рис, конопля, лен, ячмень, фасоль.

3. Светлый зал (Мин тан) — царский приемный зал, где Сын Неба давал аудиенции; там совершались жертвоприношения, заключались союзы государственной важности, приносились клятвы, решались все важнейшие государственные дела. Светлый зал ассоциировался у древних с определенным образом правления, в первую очередь с мудрым правлением основателей династии Чжоу.

4. Этим описанием автор хочет сказать, что в те времена сезоны были уравновешены и в природе царствовала гармония.

5. Цзяочжи — страна Спящих ногами вместе, так древние китайцы называли племена мань, у которых, по преданию, был обычай спать ногами вместе, а головами врозь; Юду (миф.) — страна Мрака, крайний север; Янгу (миф.) — Солнечная долина, откуда солнце восходит; Саньвэй (миф.) — гора на крайнем западе.

6. Согласно комментатору — цитата из ханьского списка «Ши цзин». «Ши цзин» дошел до нас в составе конфуцианского канона в списке рода Мао. В период правления династии Хань имели хождение еще три списка — царств Ци, Лу и Хань, которые затем были утрачены, и в древнекитайских памятниках сохранились лишь отдельные цитаты из них.

7. Цюй Воюй — вельможа царства Вэй, ученик Конфуция. Цзы-гун (настоящее имя Дуаньму Сы), уроженец Вэй, один из учеников Конфуция, славился красноречием, дальновидностью в политических делах, служил министром в Лу и Вэй.

8. Цзянь-цзы — сановник царства Цзинь (VI в. до н. э.).

9. Гао Яо — легендарный советник Шуня, создатель закона, учредитель тюрем.

10. Будь то у хусцев или юэсцев — см. примеч. 18 к главе второй.

11. Цзе — последний государь мифической династии Ся.

12. Минтяо, Цзяомэн — места последних сражений легендарного Чэн Тана против Ся.

13. Летучий змей, Откликающийся дракон — сказочно-мифологические персонажи.

14. Ши — служилое сословие, имевшее невысокий имущественный ценз и несшее службу невысокого разряда.

15. Культ звезды Линсин был установлен при династии Хань как продолжение древнего культа Хоу-цзи. Покойник — главное действующее лицо в обряде жертвоприношений предку («Покойнику»), живое его олицетворение.

16. Цитата из «Дао дэ цзина», § 47.

17. Придерживается следования — т. е. не нарушает естественного течения событий, не идет против их течения, а следует ему.

18. Вэнь-ван — основатель династии Чжоу, подробнее см. примеч. 20 к главе второй.

19. У Хо — знаменитый в древности силач. Цзюнь — мера веса, три четверти пуда.

20. Не мог заставить их течь на запад — в Китае все реки текут на восток.

21. Цзи, или Хоу-цзи (миф.), — бог Проса, Ведающий жатвой, покровитель земледелия, почитался как предок чжоусцев. В последующей традиции трактуется как министр земледелия при Шуне.

22. Южная пашня — как показывает контекст песен «Ши цзина» «Широкое поле» и «Большое поле»; на «южной пашне» свершались земледельческие обряды, отправлялись жертвы предкам — покровителям земледелия.

23. Чжоу — имеется в виду последний правитель династии Шан-Инь — Чжоу-синь.

24. Пять пиков — пять знаменитых гор, расположенных на востоке (Тай-шань), на западе (Хуашань), на юге (Хошань), на севере (Хэншань) и в центре (Суншань), которые непременно объезжали ваны, принося жертвы (см. также примеч. 6 к главе первой «Синь юй»).

25. Алтарь Земли и Проса — главная святыня древних китайцев.

26. Петушиный яд — аконит.

27. Цитата из «Лунь юя» (см.: Древнекитайская философия, с. 162).

28. Бо Лэ, Ван Лян — знаменитые в древности возничие. Последний жил, согласно преданию, в VI в. до н. э. См. также примеч. 8 к главе «Фэн юй» «Лунь хэна».

29. По преданию, Бигань — дядя Чжоу-синя, пытавшийся его увещевать. Разгневанный Чжоу-синь приказал разрезать грудь Биганя, чтобы посмотреть, действительно ли, как утверждает молва, в сердце мудреца семь отверстий.

30. Имеется в виду одно из злодеяний Чжоу-синя: увидев однажды утром старика, медлившего перейти вброд речку, Чжоу-синь спросил, что его останавливает. Оказалось, старик боится холода, к которому особенно чувствительны его ноги из-за недостатка костного мозга, как у всех стариков. Желая убедиться в истинности такого объяснения, Чжоу-синь приказал рассечь ногу старику.

31. Шесть видов домашних животных — бык, конь, баран, собака, курица, свинья.

32. Здесь и далее — народные приметы. Считалось, что шакал, в десятую луну убивая зверя, раскладывает его мясо по четырем сторонам света — как бы принося жертву; то же самое делает выдра в первую луну весны с рыбой, раскладывая ее около воды.

(пер. Л. Е. Померанцевой)
Текст воспроизведен по изданию: Древнекитайская философия. Эпоха Хань. М. Наука. 1990

© текст - Померанцева Л. Е. 1990
© сетевая версия - Strori. 2017
© OCR - Karaiskender. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1990