БАНЬ ГУ

ИСТОРИЯ РАННЕЙ ДИНАСТИИ ХАНЬ

ЦЯНЬ ХАНЬ ШУ

ДОКЛАДЫ ЧАО ЦО О СЮННУ

Введение

Империя Хань с первых лет своего существования была вынуждена вести долгую и упорную борьбу с опаснейшим соперником — государством кочевников-сюнну. Первый период взаимоотношений ханьского Китая и сюнну представляет особый интерес, поскольку столкновение Китая с равным ему по силе (или даже превосходящим) противником не только оказало исключительное влияние на саму направленность внешней политики этой страны, но и в известном смысле заставило в определенной степени пересмотреть внешнеполитические импликации идеи миродержавной империи [такие, как вопрос о значении этой идеи в сфере отношений с другими государствами], а это оказало определенное воздействие на ряд аспектов имперской идеологии в целом, создав условия для формирования доктрины «ди го» *** как «равных по статусу держав» (подробнее см. [8]).

Источники, повествующие об отношениях Китая с сюнну в первой половине II в. до н.э., весьма обширны. На первом месте среди них по праву стоят «Исторические записки» Сыма Цяня и «История Ранней Хань» Бань Гу (32-92). Последний источник представляет особый интерес в связи со значительно меньшей изученностью по сравнению с трудом Сыма Цяня (о переводах глав «Хань шу» на европейские языки и общей концепции историка см. [11; 19, с. 451-460]). Наряду с решением глобальных проблем отношений между Китаем и сюнну важное значение имеют и взгляды на данную проблему отдельных политических деятелей II в. до н.э., биографии которых включены в «Хань шу». Одним из таких лиц и был Чао Цо *** (205?-154 гг. до н.э.). Бань Гу называет Чао Цо наряду с Цзя И ведущим политическим деятелем, занимавшимся сюннуским вопросом в правление императора Вэнь-ди (179-157 гг. до н.э.), см. «резюме историка» к «Повествованию о сюнну» — гл. 94 [1, т. 8, с. 5390]. Доклады Чао Цо трону не только содержат обширный фактический материал относительно основных направлений стратегии и тактики сюннуской политики Хань, но и могут служить источником для некоторых выводов общего характера. [384]

Чао Цо родился в уезде Инчуань (территория совр. пров. Хэнань, уезд Юйсянь). Бань Гу характеризует Чо Цо как знатока легистского учения Шэнь Бухая (400? — 337? гг. до н.э.) и Шан Яна (390-338 гг. до н.э.), в особенности доктрины «син-мин» *** («исполнение и название»), заключавшейся в учении о соответствии исполнения чиновником своих обязанностей названию его должности и относящихся к ней занятий (см. [7, с. 15; 14, с. 119-123]). После завершения своего легистского образования у учителя Чжан Хуэя (по мнению Янь Шигу — конфуцианца, по мнению Чжоу Шоучана — легиста) Чао Цо получил должность «хранителя древних традиций» (чжан гу ***) при великом министре ритуала (тай чан ***) 1. Впоследствии по приказанию министра он изучал «Книгу истории» («Шан шу») в доме крупного конфуцианского ученого, тогда глубокого старца, Фу Шэна 2, после чего Чао Цо подал доклад с толкованием «Шан шу» и был назначен в свиту наследника престола на должность «сановника у ворот» (мэнь дайфу ***) 3, затем стал «эрудитом» (боши ***) 4, а некоторое время спустя после поданного доклада о необходимости обучать наследника «методам управления» (шу шу ***) — это синоним учения о «син-мин» — он был назначен на должность домоправителя наследника (тайцзы цзялин ***). Будучи суровым и жестоким, Чао Цо вместе с тем обладал искусством красноречия, принесшим ему симпатию принца и прозвище «мешок мудрости».

Здесь нелишне поставить вопрос о мировоззрении Чао Цо и соотношении в его взглядах легистских и конфуцианских элементов. Следует сразу же оговориться, что идейный синкретизм был чрезвычайно характерен для начала ханьского периода, причем наряду с легизмом и конфуцианством весьма активную роль играл и даосизм, близкий в правление Вэнь-ди и Цзин-ди (156 — 141 гг. до н.э.) к превращению в государственную идеологию. Что касается легизма и конфуцианства, то в отличие от предшествовавшего циньского периода их конфронтация заметно сгладилась, при этом отдельные положения легистской доктрины активно взаимодействовали с конфуцианством, которое вбирало их в себя в качестве своих существенных структурных элементов (см. [7, с. 14-22]). В целом мировоззрение Чао Цо и может быть, видимо, описано как синкретическое легистско-конфуцианское, при этом отдельные элементом легизма были, очевидно, субстратными и доминирующими. Не должны смущать и его занятия «Шан шу» у Фу Шэна, поскольку и для легизма (в особенности для учений Шэнь Бухая и Хань Фэй-цзы) характерно восприятие «Шу цзина» как авторитетного канонического текста (не исключено, что легисты имели даже свой вариант «Шан шу» — см. [18, с. 14-38]). Доминирование легистских идей в мировоззрении Чао Цо подкрепляется и сообщением Бань Гу о существовании [385] трактата Чао Цо, относимого историком к легистским (фа цзя) сочинениям в Хань шу И вэнъ чжи ([1, т. 5, с. 3154]). Однако ханьский синкретизм не позволяет все же проводить четкие демаркационные линии. Хуань Куань, описывая в своем трактате «Янь те лунь» («Трактат о соли и железе») дискуссию 81 г. до н.э., посвящает Чао Цо особую (восьмую) главу, в которой Чао Цо подвергается критике за стоившую ему жизни борьбу против автономии удельных царей со стороны легиста Сан Хунъяна, тогда как конфуцианцы оказываются его защитниками (см. [5, с. 9-10]). Ю.Л. Кроль предполагает, что положительное отношение конфуцианцев к Чао Цо объясняется его начитанностью в конфуцианской классике, должностью «эрудита» (боши) — специалиста по «Шу цзину», которую тот занимал (устное сообщение). В целом же представляется справедливой квалификация Чао Цо как эклектика легистского типа.

Впоследствии Чао Цо прославился своей борьбой с сепаратизмом удельных царей, озлобление которых привело к казни Чао Цо со всеми родственниками, независимо от их возраста (см. [1, т. 5, с. 3777; 15, с. 251]). Однако в данной статье нас интересует только один аспект деятельности Чао Цо: его поданные трону доклады, посвященные вопросам ведения боевых действий против сюнну, организации военных поселений для обеспечения безопасности границ и другим проблемам внешней политики ханьского Китая II в. до н.э.

Всего по вопросам сюннуской политики и укрепления границ Чао Цо подал три доклада. Первый был посвящен вопросам военной стратегии и тактики, особенностям ведения боевых действий на севере и содержал рекомендации по использованию лояльных Китаю кочевников для борьбы с сюнну. Второй касался исключительно организации военных поселений для обеспечения перманентной охраны северных рубежей империи. В третьем, представлявшем по существу дополнение ко второму, Чао Цо конкретизировал свои рекомендации и, ссылаясь на опыт древних, рассуждал об административном статусе единиц военных поселений. Особую ценность для исследователя представляют первые два доклада.

В качестве основы успешных боевых действий Чао Цо выдвигает следующие три основных тезиса: 1) умение использовать рельеф местности; 2) обученность войск (солдат-призывников — цзу) и 3) качество оружия. Однако безусловно главным по важности для Чао Цо является вопрос о личных качествах командира. Этот легист-сановник категорически отрицает определяющую значимость морального духа народа и войск, утверждая, что он полностью детерминирован волей и талантом военачальника: «[Дело не в том], что среди народа Лунси есть храбрецы и трусы, а в том, что генералы и офицеры отличаются по таким качествам, как искусность или неумелость» [1, т. 5, с. 3754]. [386] И ниже: «Бывает генерал, который обязательно побеждает, но не бывает народа, который обязательно побеждает» [1, т. 5, с. 3754]. Далее это утверждение Чао Цо приобретает еще более наглядное воплощение: согласно его словам, отсутствие качественного вооружения равносильно передаче в руки врага бойцов, необученность бойцов равносильна выдаче врагам генерала, некомпетентность генерала приравнивается к сдаче в плен врагу правителя и, наконец, отсутствие выбранного государем талантливого генерала имеет своим следствием гибель всего государства (попутно отметим иерархически выраженное различие между государем и государством, проводимое здесь Чао Цо). Таким образом, для Чао Цо безусловным доминирующим и конституирующим армию фактором является военачальник, принципом, наименее значимым в данной иерархизованной модели, но безусловно необходимым практически, оказывается наличие качественного оружия, а промежуточное положение занимает обученность солдат. Следует еще раз подчеркнуть, что наличие талантливого военачальника, как фактор конституирующий, обусловливает и нормальное функционирование других уровней организации армии, тогда как оптимальное состояние ни одного из этих уровней, взятых изолированно, подобной функцией не обладает. Далее Чао Цо переходит к другой важной теме своего доклада о воинском искусстве — вопросу о характере тренировки бойцов, причем особое внимание уделяется соотношению используемых видов оружия с рельефом местности, который должен быть детально изучен полководцем. Например: «[Если есть] извилистые дороги, скрытые друг от друга, узкие проходы, соединяющиеся друг с другом, то это земля для мечей и щитов, — там трое лучников и арбалетчиков не смогут [противостоять] одному [воину с мечом и щитом]» [1, т. 5, с. 3755]. При необученности солдат, утверждает Чао Цо, «даже сто человек не смогут противостоять десяти» [1, т. 5, с. 3755].

Следующая тема — качественность оружия. По мнению Чао Цо, недостатки в снаряжении и экипировке воинов опять-таки проистекают от халатности военачальника и приводят к тому, что десять даже хорошо обученных, но плохо вооруженных бойцов не смогут противостоять одному хорошо вооруженному противнику.

Далее Чао Цо осторожно приступает к развитию важной военно-политической идеи: знаменитого тезиса о предпочтительности борьбы с «варварами» руками самих «варваров». Прежде всего, Чао Цо определяет статус Китая как «государства центра» («Срединной империи» ***) и делает соответствующие выводы. Он выделяет три типа государств: малые, чей удел подчиняться сильным, равные государства (ди го), стремящиеся для победы над соперником-партнером присоединить к своим ресурсы малого государства, и «государство центра», [387] т.е. Китай. Обращает на себя внимание, что Чао Цо не только не склонен рассматривать «равные государства» как равные «по статусу» (а не «по силе»), но и отказывается причислить к государствам данной категории Китай в качестве равного сюнну «по силе» или тем более «по статусу». Статус «государства центра» вообще принципиально отличен от статусов «малого» и «равного» государств, поскольку такое государство не может рассматриваться в качестве рядоположного им, [в одном с ними ряду]. «Центральность» Китая отнюдь не означает промежуточное положение между «малым» и «сильным», но скорее оказывается синонимом самого величия мироустроительной империи. И из этого Чао Цо выводит «положение» (син ***) Китая, способ его внешнеполитической активности: «При помощи [варваров] мань-u нападать на [варваров] мань-и — [таково] положение "государства центра"» [1, т. 5, с. 3756]. Эта формула стала классической для императорского Китая, равно как и для других империй, претендовавших на статус универсальных государственных образований (ср. римское: «Разделяй и властвуй!»).

Вслед за этим Чао Цо отмечает, что боевые действия против сюнну приходится вести в непривычных для китайских воинов условиях. У сюнну, хорошо знающих рельеф своей местности, есть определенные преимущества перед китайцами, хотя в целом китайские войска организованы, обучены и вооружены лучше (у сюнну, замечает Чао Цо, только три объективных преимущества перед китайцами, у которых таковых — пять, причем китайские преимущества обусловлены не только большей тренированностью войск в пешем бою и превосходством в ведении боя на ровной местности, но и рядом технических характеристик оружия). Поэтому для успешного ведения боевых действий целесообразно сочетать преимущества обеих сторон, привлекая на китайскую службу союзных «варваров». Здесь Чао Цо апеллирует и к гуманности в духе «Дао дэ цзина» [2, § 31, с. 18], называя оружие «орудием несчастья», а войну — «опасным делом». Поэтому важно, во-первых, учесть все возможности («не иметь потерь в десяти тысячах случаев»), а во-вторых, максимально сократить возможные потери с китайской стороны. Исходя из этого, Чао Цо предлагает использовать несколько тысяч сдавшихся Китаю сюнну и ицюй, 5 экипировать и вооружить их, прикрепив к их подразделениям искусных китайских всадников из пограничных округов, причем возглавить эту армию, по мысли Чао Цо, должен талантливый китайский генерал, знающий и понимающий нравы и обычаи воюющих под его началом иноплеменников; китайская и инородческая части этой армии должны, согласно плану Чао Цо, соотноситься по принципу комплементарности, взаимодополнительности (бяоли *** — лицевая сторона и подкладка [388] одежды). Следовательно, и китайские и иноплеменные воины, ведя войну с сюнну, смогут полностью реализовать присущие им преимущества; они сумеют также, действуя согласованно и обходясь уже имеющимся личным составом, самостоятельно достигать поставленной цели. Такова, по мысли Чао Цо, практическая реализация принципа «руками варваров атаковать варваров», вытекающего, по его мнению, из самого статуса «государства центра».

На этом, собственно, кончается первый из трех докладов Чао Цо о войнах с сюнну. Согласно Бань Гу [1, т. 5, с. 3758], император Вэнь-ди одобрил этот доклад и пожаловал Чао Цо грамоту, скрепленную императорской печатью и содержащую благосклонный ответ.

Второй доклад трону Чао Цо посвятил обороне пограничной линии укреплений (бэй сап ***) и организации военных поселений. В преамбуле доклада Чао Цо обращается к недавнему историческому прошлому — империи Цинь, чей опыт по организации обороны страны и ее границ оценивается им резко отрицательно и служит своего рода негативным примером, отталкиваясь от которого должна организовывать пограничную службу правящая династия. Династия Цинь критикуется Чао Цо по следующим причинам.

Во-первых, вся ее внешняя политика была подчинена не интересам безопасности государства, а стремлению лишь расширить границы, что квалифицируется Чао Цо как «алчность» (тань ли ***), тем более что подобная авантюристическая внешняя политика приводила к гибели большого числа людей.

Во-вторых, циньские власти не уделяли никакого внимания географическим и природным условиям мест ведения боевых действий. В связи с этим пунктом Чао Цо характеризует народы, с которыми воевала Цинь, описывает их приспособленность к условиям окружающей среды и детерминированность (обусловленность) ею их физической природы. Например: «Ведь земля [варваров] ху и мо является местом скопления инь, "там кора деревьев в три цуня толщиною, а толщина льда в шесть чи". [Варвары] едят мясо и пьют кобылье молоко. Люди этого народа имеют частый рисунок кожи, птицы покрыты густым пухом и перьями, а звери — [густой] шерстью. По своей природе они могут переносить холод» [1, т. 5, с. 3759]. В результате незнания этих условий воины во время боя легко оказывались пленниками, а на постое становились жертвами эпидемий и всевозможных болезней, в результате чего смертность среди солдат была очень высокой.

В-третьих, циньское правительство при наборе в армию действовало исключительно принуждением и силой, игнорируя какое бы то ни было моральное или материальное стимулирование, тогда как, по мнению Чао Цо, вполне последовательно отстаивавшего легистский [389] принцип «наград и наказаний», отброшенный «легистской» династией Цинь, воины и солдаты-призывники, будучи простолюдинами, которым недоступны тонкие мотивации конфуцианской этики (долг, преданность, верность), идут в бой, не щадя жизни, только в надежде на награду (или повышение по службе, или пожалование рангом знатности, или захват трофеев) в случае победы. Но при Цинь ни один солдат не мог рассчитывать даже на ничтожную награду и единственной перспективой новобранца была гибель в далеких землях на севере или на юге. Поэтому, утверждает Чао Цо, на пограничную повинность смотрели как на кару и бедствие, что и послужило толчком к получившему всеобщую поддержку восстанию Чэнь Шэна (209 — 208 гг. до н.э.) и падению династии Цинь.

Обращает на себя внимание перечисление Чао Цо тех социальных групп, из которых рекрутировались лица, несшие пограничную повинность: 1) преступники, виновные в совершении государственных преступлений, к которым, вероятно, относились все нежелательные для правительства элементы; 2) «приемные зятья» (чжуй сюй ***), т.е. лично зависимые люди, «зятья, отданные в дом тестя» — как правило, проданные за долги в богатые дома молодые мужчины из бедных земледельческих семей. Их статус был близок к рабскому. В комментарии к 48-й главе «Хань шу» (биография Цзя И [1, т. 5, с. 3713]) говорится, что если должника-заложника (чжуй ***) не выкупали, то семья женила его, после чего он становился чжуй сюй. Социальное положение чжуй сюй было значительно ниже положения беднейшего земледельца (см. [10, с. 105-106]); 3) купцы, т.е. лица, зарегистрированные в «рыночных списках»; 4) лица, прежде «приписанные к торговому сословию», т.е. когда-либо прежде включавшиеся в «рыночные списки»; 5) лица, имевшие предков, вписанных в «рыночные списки»; 6) «живущие слева от деревенских ворот» (люй цзо ***) — прежде освобожденные от несения пограничной службы беднейшие общинники-земледельцы, селившиеся компактной группой слева от деревенских ворот. Как известно, циньское правительство поощряло «основное занятие», т.е. земледелие (и тут с ним полностью солидарен и Чао Цо), и пренебрегало «побочными» (торговлей, ремеслом), поэтому люй цзо забирались на пограничную службу в последнюю очередь (см. [10, с. 184-185]), однако сама возможность насильственного рекрутирования земледельца квалифицируется Чао Цо как «противная истинному миропорядку» (бу шунь ***). Интересно сопоставление материала «Хань шу» с данными «Ши цзи» Сыма Цяня. В гл. 6 Сыма Цянь говорит: «На тридцать третьем году (214 г. до н.э.) Ши-хуан велел разыскать всех бежавших от наказаний и повинностей (бу ван жэнь *** — Е.Т.), отданных за долги в другие дома (чжуй сюй.Е.Т.), [390] а также торговцев и послал их занять территорию Луляна» [12, т. 2, с. 75, 358]. Сыма Цянь, таким образом, не дифференцирует понятие «торговец» и в этом тексте не упоминает о люй цзо . Следовательно, данные «Хань шу» [о пограничной службе при Цинь] являются более полными (см. также [15, с. 328-329]) . По мнению Чао Цо, циньский образец организации пограничной службы оказался несостоятельным. Чао Цо предпринимает попытку предложить иную систему, первой предпосылкой которой является знание причины, побуждающей сюнну к вторжениям на китайскую территорию. Этой причиной является их кочевой образ жизни: «[Они] — как летающие птицы и рыскающие звери в широкой степи. [Если есть] прекрасные травы и вкусная вода, то они останавливаются. [Если] трава кончилась, вода иссякла, то они перекочевывают. Из этого видно, [что они] кочуют тут и там, скитаются [повсюду], то в свое время приходят, то уходят — таков основной промысел варваров-ху, из-за которого [жители] "государства центра" [вынуждены] покидать "южные поля"» [1, т. 5, с. 3760]. При наличии недостатков в пограничной обороне, считает Чао Цо, сюнну легко пересекают границы в районах древних царств Янь и Дай, округов Шанцзюнь, Бэйди и Лунси 6, что приводит к страданиям жителей пограничных районов и вызывает у них мысли о подчинении сюнну. Использование малочисленных войск для пресечения вылазок сюнну не эффективно, а сбор большой армии потребует слишком длительного времени: сюнну уже вернутся в свои степи, закончив набег и планируя новое нападение. Содержание же регулярной армии на границе сопряжено со значительными финансовыми трудностями и издержками, приводящими к истощению казны, обнищанию налогоплательщиков и народным восстаниям. Ежегодная смена солдат-призывников, прибывших из отдаленных провинций, также малоэффективна — войска не успевают приспособиться к местным условиям и достичь достаточного уровня боевого мастерства. По мнению Чао Цо, выход из создавшейся ситуации состоит в организации постоянных военных поселений.

Общая мысль Чао Цо заключается в следующем: поселить на границе на постоянное жительство людей, которые одновременно занимались бы «основным занятием» — земледелием, а в случае необходимости давали бы отпор врагу, причем постоянное пребывание в пограничных землях при соответствующей тренировке превратило бы их в воинов, профессионально ведущих боевые действия с сюнну. Чао Цо останавливается также на конкретных вопросах организации пограничных крепостей, указывая, что находящиеся в особо стратегически важных местах крепости должны укрепляться с исключительной тщательностью и в них должны проживать не менее 100 семей. [391]

Далее Чао Цо переходит к характеристике слоев населения, чье привлечение в военные поселения возможно и желательно; при этом он указывает, что прежде необходимо приготовить для поселенцев жилища и запасти сельскохозяйственные орудия, обеспечив их всем необходимым. К возможным категориям переселяемых лиц Чао Цо относит: 1) преступников, пришедших с повинной; 2) амнистированных каторжников (фу цзо ***), т.е. каторжников, получивших частичную амнистию, при которой до конца срока наказания сохраняется участие в принудительных работах (см. [16, с. 240-241]); 3) совершеннолетних рабов и рабынь, переданных государству в счет откупа от наказаний за совершенные преступления или чтобы получить награду в виде ранга знатности; 4) свободных людей, добровольно согласившихся жить в пограничных районах. Чао Цо отмечает при этом, что последние две категории должны привлекаться в военные поселения в крайнем случае и только при условии недобора из лиц первых двух категорий. Все добровольные переселенцы должны быть награждены высокими рангами знатности, их семьи — освобождены от повинностей. Кроме того, первоначально (до тех пор, пока переселенцы не начнут жить на самообеспечении) необходимо снабжать их одеждой и продовольствием. Начальство также должно проявлять заботу о вдовцах и вдовах, видимо поощряя повторные браки, ибо «чувства людей [таковы], что если у них нет пары, то они не могут долго радоваться жизни в своем доме» [1, т. 5, с. 3762]. Вообще, Чао Цо всемерно подчеркивает важность фактора материальной заинтересованности в организации военных поселений и усилении обороны пограничной линии укреплений. В противном случае, считает он, народ не будет долго жить в опасной и чреватой исключительными невзгодами местности. Одной из форм вознаграждения является, например, выплата хозяином или уездным чиновником половинной суммы стоимости имущества, похищенного при набеге сюнну, любому частному лицу, отбившему его у сюнну и возвратившему законному владельцу. Чао Цо подчеркивает, что подобная политика особенно необходима на северных границах, где условия жизни и службы намного сложнее, чем в других районах, и соответственно значимее и заслуги несущих пограничную службу.

В заключение доклада Чао Цо резюмирует свои предложения, цель которых — ликвидация расквартированной на границе регулярной армии и замена ее военными поселениями; деятельность их жителей будет основываться на взаимовыручке и взаимопомощи и ориентироваться на прагматический принцип материальной заинтересованности. Чао Цо объявляет этот подход в корне отличным от порочной и неэффективной практики Цинь. [392]

Предложения Чао Цо действительно способствовали укреплению обороноспособности северных границ Китая при экономии материальных ресурсов, требуемых для содержания регулярных войск. Кроме того, проведение данной политики способствовало китаизации пограничных районов, где таким образом появлялось постоянное китайское население. Бань Гу (см. [1, т. 5, с. 3763]) сообщает, что император одобрил предложения Чао Цо. Во всяком случае, политика строительства военных поселений вдоль границы последовательно проводилась при Хань, что, видимо, можно считать одним из факторов, создавших предпосылки для перехода Китая к экспансионистской внешней политике в период правления У-ди (141 — 86 гг. до н.э.).

Как свидетельствует Бань Гу, в ответ на одобрение императором доклада Чао Цо подал еще один, развивающий идеи предыдущего.

После панегирика в адрес императора Чао Цо, ссылаясь на древность, обращает внимание на подготовительную работу при создании военных поселений. Подготовка переселения людей, по его мнению, включала следующие этапы: 1) изучение и оценка природных условий местности; 2) предварительная планировка городов и деревень, отведение земель под жилье, пахотные работы и т.д.; 3) строительство домов и подготовка орудий сельскохозяйственного труда для поселенцев. Кроме того, отмечает Чао Цо, необходимо, чтобы среди поселенцев были знахари и шаманы (у ***) для отправления религиозного культа и лечения больных. Далее Чао Цо подробно останавливается на военно-административном делении военных поселений.

Первичной структурной единицей является «пятерка» (у ***), включающая пять семей, в каждой «пятерке» должен быть старший. Десять «пятерок» (50 семей) составляют «деревню» со *«старшим чиновником» (цзя ши ***) 7 во главе. Четыре «деревни» (200 семей) составляют «объединение» (лянь ***) со «старшим пятисотенным» 8 во главе. Десять «объединений» (2000 семей) составляют «поселение» (и ***), возглавлять которое призван «старший капитан»ю (цзя хоу ***). 9 Вышеперечисленные должности, по мысли Чао Цо, должны замещаться представителями местного населения, привычными к жизни на границе, обладающими организационными способностями и военными [393] навыками (в их обязанности, в частности, должно входить обучение населения военному делу). Но всего этого, утверждает Чао Цо, мало для нормального функционирования поселений. Необходима еще благоприятная нравственная атмосфера взаимовыручки и взаимопомощи. Интересно, что эту мысль Чао Цо сочетает со своей исходной легистской посылкой, согласно которой даже «хороший народ» — ничто без должного компетентного руководства сверху. При отсутствии такого руководства никаких положительных результатов ждать не приходится (ситуация, на его взгляд, подобная той, когда у хорошо вооруженной и обученной армии нет способного генерала).

Завершает Чао Цо свои доклады о сюнну кратким, но энергичным пассажем о стратегии всей сюннуской политики Китая в целом. Чао Цо высказывает, правда в очень завуалированной форме, сомнение в плодотворности политики «договоров о мире, [основанном на] родстве» (хэ цинь юэ ***). Договоры этого рода явили особый, новый тип соглашений Китая с «варварами», сыгравший, по мнению большинства ученых (см. [9, с. 115-119]), важную роль в формировании внешнеполитической доктрины императорского Китая. Впервые договор хэ цинь был заключен в 198 г. до н.э. между ханьским императором Гао-цзу и сюннуским шаньюем Маодунем по совету сановника Лю Цзина. Договор предполагал брак между шаньюем и ханьской принцессой и установление отношений по принципу «младший — старший брат» (сюн-ди ***) с целью нейтрализации, а затем и «приведения к покорности» сюнну. Однако договор оказался неэффективным, и Китай фактически попал в зависимое от сюнну положение. Договор хэ цинь явился своеобразной вехой в формировании доктрины Китая («государства центра») и сюнну как «равных государств» (ди го). Этот термин в данном значении был впервые употреблен в письме императора Вэнь-ди к шаньюю Лаошану (162 г. до н.э.). Чао Цо, не приемлющий, как было видно из вышесказанного, такой интерпретации доктрины ди го имплицитно, [прямо, не высказывая этого], видимо, выступает против договоров хэ цинь, что вполне естественно в общем контексте его политических взглядов. Поэтому Чао Цо очень осторожно призывает императора проявить «грозное величие» (вэй ***) и дать решительный отпор вторжениям сюнну, чтобы лишить их возможности впоследствии возобновить набеги, ибо иная политика лишь уверит сюнну в их безнаказанности и стимулирует их походы на китайские земли.

Характеризуя позицию Чао Цо в целом, следует отметить, что она последовательно выражает его легистско-конфуцианское (с преобладанием первого) синкретическое мировоззрение, что проявляется как в прагматичности подхода к внешнеполитическим проблемам, [394] в акцентуации фундаментальности принципа «наград и наказаний» (с упором на первое) как важного стимулирующего фактора, так и в представлении о качествах лидера как определяющем, организующем и безусловно доминирующем принципе. Яркий синоцентризм Чао Цо, его особое внимание к военной проблематике и скрытое пренебрежение договорами хэ цинь позволяет поставить его в один ряд с воинами, выступавшими за активный отпор в отличие от умиротворяющей дипломатии многих конфуцианских ученых (см. [1, т. 8, с. 5390]). В целом идеи Чао Цо и других представителей того же направления военно-политической мысли в известной степени подготовили военное усиление Китая и его переход в наступление во второй половине II в. до н.э., хотя сам Чао Цо осуждал экспансию империи Цинь, квалифицируя ее как проявление «алчности».

Особым вопросом является проблема оценки деятельности Чао Цо в традиционной китайской историографии. Сыма Цянь (см. [4, т. 435, гл. 41, с. 6а-8а]) вообще не упоминает в его биографии об этих докладах о сюнну, обсуждая только его планы относительно ослабления самовластия удельных царей и трагический конец Чао Цо. Впрочем, эта тема волновала китайских историков и литераторов и более чем через тысячелетие после казни Чао Цо, о чем свидетельствует эссе Су Ши «Чао Цо лунь» — «Рассуждение о Чао Цо» [3, т. 2, с. 481-483], оплакивающее героя, пожертвовавшего собственным благополучием во имя долга и блага государя и не оцененного ни современниками, ни монархом, отдавшим приказ о его казни. Чувством скорби пронизано и «заключение историка» Бань Гу, высоко оценившего государственную дальновидность Чао Цо, столь контрастирующую с невниманием к собственной судьбе и благополучию (см. [1, т. 5, с. 3778]). В целом же Бань Гу, живший в эпоху, когда сюнну признали мощь Китая (начало которой отмечено визитом шаньюя сюнну Хуханье к китайскому двору в качестве вассала империи в 51 г. до н.э.), с дистанции в двести лет ясно видел безуспешность политики умиротворения сюнну на первом этапе правления династии Хань. Эта политика, по его мнению, свидетельствовала лишь о слабости последней и стимулировала дальнейшие набеги сюнну. Поэтому Бань Гу явно склоняется к позиции Чао Цо, а не Лю Цзина, отмечая плодотворность перехода империи к активной обороне в середине правления Вэнь-ди (см. [1, т. 8, с. 5391]), т.е. той самой политике, которая была во многом обязана своим проведением таким людям, как Чао Цо, и объективно подготовлена постепенным прогрессом экономики ханьского Китая и ханьского социума в целом, выразившимся во внутриполитической стабилизации и постепенном усилении центральной власти, горячим поборником которого также выступал Чао Цо.


Комментарии

1. Хранитель древних традиций (чжан гу) — чиновник, ведающий делами древности, музыкой и ритуалом в штате великого министра ритуалов с жалованьем 600 даней (ши ***). Непосредственно подчинялся великому астрологу (тай ши лин ***).

Великий министр ритуалов (тай чан) — ханьская сановная должность; тай чан был одним из девяти *князейвб-цинов. Должность была установлена в 200 г. до н.э. Тай чан ведал государственными ритуалами, оказывал помощь императору, ежемесячно Инспектировал императорские погребения, вел записи знамений, предсказаний и т.д. (см. [13, с. 17-23]).

2. Фу Шэн *** — циньский эрудит (боши), уроженец Цзинани. Во времена Вэнь-ди был крупнейшим знатоком «Шан шу» («Шу цзина»). Эту каноническую книгу он прятал в стене своего дома во время сожжения конфуцианских текстов при Цинь. В возрасте девяноста с лишним лет занимался с Чао Цо. Согласно Янь Шигу, из-за болезни Фу Шэна Чао Цо наставляла его дочь, циский диалект которой Чао Цо не всегда понимал. Биографию Фу Шэна см. в «Жизнеописании конфуцианцев» («Жу линь чжуань» ***) — Бань Гу. Хань шу, гл. 88; Сыма Цянь. Ши цзи, гл. 101 (биография Чао Цо).

3. Свитский наследника престола (тайцзы шэ жэнь ***) — член свиты наследника. Сановник у ворот наследника престола (тайцзы мэнь дайфу) — должность, функции которой не вполне ясны. Известно, что в штате наследника их было две. Возможно, что они были не стражами, а советниками, так как кроме Чао Цо «Хань шу» упоминает только двух «сановников у ворот наследника престола»: Мэн Даня и Цзинь Циня (главы 88 и 68). Мэн Дань, как Чао Цо, был ученым, а Цзинь Цинь был рекомендован на службу как знаток конфуцианской классики. Жалованье свитского составляло 200 даней (ши). См. [13, с. 75, 77, 177, примеч. 311].

4. Эрудит (бо ши) — так называли знатоков одной из книг «Пятикнижия». Эрудиты получали жалованье в 400 даней (ши) до правления Сюань-ди (74-48 гг. до н.э.), после — 600 даней. Перед назначением проходили собеседование с великим министром ритуалов, о котором сообщалось императору. Эрудиты были распорядителями ритуалов и жертвенных возлияний (см. [13, с. 19]).

Прим. отв. ред.: Хань унаследовала институт эрудитов от империи Цинь. При дворе Хань они подчинялись великому министру ритуалов и служили как специалисты по тому или иному из многих древних текстов, до царствования У-ди — большей частью не из числа конфуцианских классических книг, а ученики у них были только неофициальные. Лишь в 136 г. были учреждены 5 должностей эрудитов, каждый из которых занимался одной из классических книг «Пятикнижия», а в 124 г. до н.э. к ним были формально прикреплены по 10 учеников. Так возникло «Великое училище», или «Академия» (см. [13, с. 138]).

5. Ицюй *** — древнее название племен западных жунов (си жун ***). Жили на территории совр. уездов Аньхуа, Хэшуй, Чжэннин, Хуаньнин и Цзинчжоу пров. Ганьсу. Ицюй были покорены царством Цинь, после чего к северо-западу от современного уезда Нинсянь (юго-восток Лессового плато, близ р. Маляньхэ) был создан ицюйский округ.

. Прим. отв. ред.: Но он упоминает о них в другой, 48-й гл. «Ши цзи» [12, т. 6, с. 152,334].

. Прим. отв. ред.: К тому же в «Хань шу» они приведены в докладе Чао Цо, отсутствующем в «Ши цзи».

6. Бэйди *** — при Хань округ на территории совр. пров. Ганьсу (к юго-востоку от уезда Хуаньсянь). Шанцзюнь *** — округ в северной части совр. пров. Шэньси и восточной части Ордоса. Лунси *** — область к северу от гор Луншань, на территории совр. пров. Ганьсу, к юго-востоку от Ланьчжоу в бассейне р. Вэйхэ. Янь *** и Дай *** — названия древних чжоуских царств, располагавшихся в северо-восточной части древнего Китая (совр. пров. Хэбэй и север Шаньси).

7. «Старший чиновник» (цзя ши) — деревенский староста, представитель местной администрации. Здесь и ниже переводы названий должностей условны, в соответствии с комментарием Янь Шигу. Согласно другим комментаторам, иероглиф цзя здесь значит: «временный», а не «великий», «старший» (да ***).

Прим. отв. ред.: В названиях должностей слово цзя в ряде случаев значит: «исполняющий обязанности»; так (или примерно так) понимают его значение в названиях, упомянутых Чао Цо, комментаторы и ученые, начиная с Фу Цяня (ок. 125-195 гг.) [1, гл. 49, с. 3764; 13, с. 121]. По такому вопросу ханьское свидетельство, видимо, надежней танского свидетельства Янь Шигу.

8. «Старший у бо» (цзя у бо ***) — «старшина пятисот». Возможно, речь идет о командире отряда в 500 человек. Следовательно, предполагалось, что в каждой семье есть двое-трое мужчин, пригодных к воинской службе. Возможно также, что речь идет о командире воинского подразделения, состоящего из 100 человек (цзу ***), организованных в «пятерки» (у ***).

Прим. отв. ред.: В «роте» (цзу), по системе Гуань Чжуна — «Гуань-цзы», было 200 человек [1а, гл. 6, с. 81; 1б, гл. 20, с. 157].

9. «Старший капитан» (цзя хоу) — армейский офицер, функции которого не вполне ясны (см. [13, с. 121]).


Разночтения

*ю Варианты перевода этих терминов: «исполняющий обязанности младшего офицера (или чиновника)» (цзя ши); «исполняющий обязанности у бо» (цзя у бо ***; возникает соблазн перевести: «исполняющий обязанности пятисотского (или полутысячника)», но под его началом было всего 200 ратников [1, гл. 49, с. 3765, примеч. Ван Вэяьбиня *** (вторая половина XIX в.)]; название должности у бо при Восточной Хань переводят: «капрал» [13, с. 79]); «исполняющий обязанности капитана» (цзя хоу). Здесь и далее звездочкой и буквами помечены переводы отв. ред., см. выше, с. 366.

Текст воспроизведен по изданию: Доклады Чао Цо о сюнну // Страны и народы Востока, Вып. XXXII. М. Восточная литература. 2005

© текст - Торчинов Е. А. 2005
© сетевая версия - Тhietmar. 2009
© OCR - Halgar Fenrirrsson. 2009
©
дизайн - Войтехович А. 2001
©
Восточная литература. 2005

Мы приносим свою благодарность
Halgar Fenrirrson за помощь в получении текста.