-

БИЧУРИН Н. Я. [ИАКИНФ]

ОПИСАНИЕ ЧЖУНЬГАРИИ И ВОСТОЧНОГО ТУРКИСТАНА

В ДРЕВНЕМ И НЫНЕШНЕМ СОСТОЯНИИ

ЧАСТЬ II

ОТДЕЛЕНИЕ IV.

О возмущении и падении Чжуньгаров (в 1754 году)

Чжуньгар есть поколение Олотское. Чжуньгарцы несеют хлеба; занимаются скотоводством; питаются мясом; вино делают из коровьего и кобыльего молока. Они имеют прозвания и однофамильные (родовичи), также небрачатся между собою: но между мужчинами и женщинами наименее наблюдают различия, нежели у Туркистанцев ⁶⁸. Владетель их называется Ханом; по нем следуют Тайцзи и Зайсаны. Чжуньгары вообще злы, глупы, насильственны, безрассудны. Хищнищество почитают способностию. Кто неворует, того несчитают человеком. Кто [158] один ограбит несколько человек, того почитают удальцом. Это есть общий нрав их; но никогда некасаются собственности своих единоземцов. Весьма уважают Лам, и наставления их принимают за закон. Издалека увидевши Ламу, снимают шапку, преклоняют голову, и если Лама коснется рукою темени чьего, тот бывает в величайшем восторге. Отец, имея пригожую дочь, за долг поставляет сначала отдать ее Ламам. Если молодая жена занеможет, то муж просит Лам взять ее к себе переночевать, и чем долее пробудет она при Ламах, тем более муж и родители ее радуются: но если болезнь сделается опасною, и Ламы велят мужу обратно взять ее домой, тогда муж сожалеет только о худом счастии своей жены. Если же девушка возвратится в дом свой уже чреватою, то почитают ее счастливою. После сего женихи наперерыв ищут ее руки, в противном случае никто и неспросит об ней ⁶⁹. У них нет [159] Астрономического времячисления. Вычисляют солнцестояние и разделение годовых времен по неисходному календарю; но разности и ошибок мало бывает. Если кто умрет, то оставляют его, и перекочевывают в другое место, или полагают труп его в горах, или в степи на съедение зверям, представляя, что покойник сим образом избавится от грехов, и ранее возродится. Пение их заунывно. Ежели в тихую ночь, севши в кружок, напевают какую песню, то трогают и извлекают слезы у других. Они кочевали в Или, Урумци, Яре, Юлдусе, Манасе и Баиньшае. Земли их обширны; по тучным пастьбищам и хорошей воде удобны для скотоводства. Они суть люди, привыкшие к суровой жизни; склонны к войне, утешаются убийством. Искусно владеют ружьем и пиками. Туркистанцы и Казаки были под игом их. Чжуньгары могли выставлять до миллиона войск. Горные долины покрыты были верблюдами, лошадьми, рогатым скотом и овцами. Посему, надеясь на свою силу, они утесняли Россию, Индустан, Кяшемир, Западный Тибет и Кокан. В правление Кхан-си и Юн-чжен, они нападали и на пределы Китая. Война продолжалась несколько лет, и хотя много [160] Чжуньгаров побито было, но неможно было совершенно истребить их. По смерти Хана их Цеван-Рапданя, младший его брат Галдань-церын сел на Ханский диван. Сесть на диван значит вступить на престол. Сей Галдань-церын имел трех сыновей и одну дочь. Старший сын назывался Лама-дарчжа, второй Ачжа ⁷⁰, третий Мо-кэши ⁷¹, а дочь Улань-баяр. Ачжа родился от матери высокого происхождения, а Лама-дарчжа от служанки. По смерти Галдань-церына, вельможи возвели на престол Ачжу, который и убил меньшего своего брата. Лама-дарчжа, опасаясь и себе подобной участи, убил Ачжу и сам вступил на ханство. Тогда Улань-баяр и муж ее восстали против Ламы-дарчжи, но были взяты и преданы смерти. В сие время Даваци и Амурсана особо кочевали в Яре, и каждый имел по нескольку тысяч кибиток. Даваци родился от знаменитой крови, но был без дальних способностей. Амурсана был низкого происхождения, но лукав, коварен, зол и властолюбив в высокой степени. Старшины также были недовольны поступками Ламы-дарчжи, и, противореча ему, [161] неисполняли его повелений. Раздраженный сим Лама-дарчжа послал войска, чтобы привесть их в послушание. Даваци и Амурсана, будучи разбиты, оба бежали в Казачьи степи, где и укрывались несколько времени. Лама-дарчжа в тайном совещании с Ламами и Тайцзиями полагал, что помянутые два человека, если неистребить их, непреминут произвести беспокойствия. И так отправил ему преданных с 60,000 отборного войска, чтобы, денно и ночно поспешая на запад, обозрели Казачьи аймаки, и непременно поймали их. Даваци незнал, что делать; только день и ночь плакал; но Амурсана лишь услышал о том, немедленно выбрал 1,500 лучших людей; взял в запас сушеного мяса и, в глухих горах необитаемыми местами ночью пробираясь, днем укрываясь скрытно вступил в Или, и внезапно убил Ламу-дарчжу в юрте. Как Амурсана был низкого происхождения, то и возвели Давация на престол. Еще Галдань-церынов отец Цеван-Рапдань, пленяясь богатствами обоих Тибетов, Восточного и Западного, склонял Тибетского Хана Хлассана, отложившись от Китая, предаться ему; для сего условился принять Хлассанова сына в дом к себе и женить на своей дочери; и как скоро заманил [162] его в Ши, потребовал сдать ему земли обоих Тибетов. Хлассан посоветовался с Далай-ламою, но сей небыл согласен на то. Галдань-церынов отец крайне раздражился: почему пошел в Тибет чрез Туркистанский город Шаяр. Шаярский Аким-бек Кархур взялся быть вожатым; но в песчаных степях и топях около Звездного моря, по причине трудных дорог, много потерял и людей и лошадей; почему рассердившись возвратился и убил зятя своего, сына Хлассанова; и как в сие время дочь его осталась беременною, то он положил, что если родит сына, убить его; а если родится дочь, оставить. Родилась дочь, которую по пришествии в возраст выдал в замужство ⁷², и от сей-то родился Амурсана. Амурсана вышел из чрева весь в крови, и некоторые сочли сие знаком мщения. Даваци, по вступления на ханство, немог соединить под данных. Почему ежегодно происходили смятения, и при каждом возмущении он вызывал Амурсану из Яра для прекращения ссор. Амурсана часто осмеивал и упрекал Давация, так что сей против воли своей принужден был рассориться с ним. В последствии [163] Даваци мало по-малу пришел в любовь у народа, и пошел войною на Амурсану, за его коварства. Сей, видя несоразмерность сил своих противустать Давацию, ушел с своим поколением, и в 19-е лето правления Цянь-лун (1754) вступил в Китайское подданство. Государь пожаловал его Князем первой степени (Цинь-ван); назначил Генерал-Губернатора Бань-ди Главнокомандующим, Генерал-Губернатора Эжунганя Советником его, и отправил их чрез крепость Цзя-юй за границу с армиею, состоящею из войск: Маньчжурских, Китайских, Чахарских и Солонских; Амурсану определил помощником и вожатаем. Они чрез Баркюль и Урумци прямо ударили на Или. Армия была многочисленна, и поля покрылись знаменами. Ламы и Зайсаны Чжуньгарских Айманей с своими людьми, для предупреждения худых последствий, при первом появлении войск один за другим покорялись. Даваци, видя измену от подданных, чувствовал, что он не в силах будет устоять. Предполагая, что Ходис, Ушский Аким-бек, им поставленный, неможет забыть сего благодеяния, — с сыном своим Лобцзаном и другими родственниками, в числе ста конных, ушел чрез Ледяную гору в Туркистан, и в 40 [164] ли от Уша расположился станом. Ходис послал людей на встречу Давацию с волами и вином. Спутники Давациевы говорили, что трудно угадать мысли Ходисовы; но Даваци думал только, что Ходис возведен им на княжение, и четыре брата Ходисовы определены были Аким-беками. Он никак невоображал, чтобы люди могли быть неблагодарными. При сем угощении Даваци с прочими опьянел. Тогда Ходис, перевязав всех их, привез в город, и выдал Китайским войскам, за что получил от Китайского Двора достоинство Князя. После сего покорены были Чжуньгарские владения.

О возмущении и погибели Амурсаны (в 1755 году.)

Амурсана был человек коварный в непостоянный ⁷³. Он вел Китайские войска для покорения Или, в том предположении, чтобы, при помощи Китайской державы, [165] самому сделаться Чжуньгарским Ханом. Начало весьма благоприятствовало его намерениям, и трудно было проникнуть его замыслы. Но политика Китайского Двора имела свои тайные планы. Амурсана сам усматривал, что неможет достигнуть желаемого: почему предпринял мятежные замыслы. Обольстив Олотские Аймани, склонил их отложиться. В сие время Китайское победоносное войско ушло в обратный путь. Один Главнокомандующий с Советником остался в Пирцини для приведения дел в порядок. При нем было не с большим 500 человек Маньчжурского и Китайского войска. Дело открылось внезапно, и Генералы оба погибли. Как скоро Амурсана взбунтовался, то снова отправлена в Или многочисленная армия. Амурсана, по истощении сил, только с семью его родственниками убежал в Россию. Армия преследовала его до границы Российской. Белый Царь приказал выдать труп его. После сего Олоты часто бунтовали. Раздраженный Государь послал в Или три корпуса войска, который, вступив в Олотские земли, истребили до миллиона обоего пола людей, неразбирая возраста. Рассеявшиеся ушли в ущелья Монацинь-олы: но Китайские войска, окружив сию гору, умертвили [166] до единого из укрывшихся в ней. Остались только неучавствовавшие в бунте. После сего Чжуньгария совершенно присоединена к Китайской державе. Для управления сей страны определен Главнокомандующий, и в разных местах поставлены гарнизоны и военнопоселяне.

О возмущении Борониду и Хоцзи-чжаня (в 1755-1758 годах).

Хочжа ⁷⁴ Мягмуд был из Княжеского Туркистанского дома. Весь Восточный Туркистан был под игом Чжуньгаров, и ежегодно платил им подать. Хочжа Мягмуд был славен, и народ имел приверженность к нему: почему Чжуньгарский Хан поручил ему главное начальство над Туркистаном. С сего времени Хочжа Мягмуд начал жить в Яркяни и управлять Туркистаном, от имени Чжуньгаров. Он был довольно хитр, и умел привлекать людей к себе. Жители больших городов в Туркистане все были привержены к нему: почему он мало помалу приготовлялся отложиться от [167] Чжуньгарии, и сделаться независимым владетелем. Чжуньгарский Хан предусмотрел противные его замыслы, вызвал его в Или, и посадил в подземелье, откуда уже чрез несколько лет освободил его, и оставил жить в Или под присмотром. Хочжа Мягмуд, находясь в Или, родил двух сыновей, из которых старший назывался Борониду, младший Хоцзичжань ⁷⁵, а Туркистаццы обыкновенно называла их старшим и младшим Хочжамами. По смерти Хочжа Мягмуда, сыновья его еще жиля в Или. В 20-е лето правления Цянь-лун (1755), когда Китайские войска покорили Или, Главнокомандующий Баньди отпустил обоих на свою родину в Яркянь. Как только они возвратилась в дом, то приверженные к отцу их и старые родственники все собрались к ним, учредили большое пиршество, и начали советоваться о будущих мерах. Борониду хотел собрать поверенных от всех городов и ожидать указа, от Императора: но Хоцзичжань был противного мнения. «Брат! говорил он, — мы несколько лет были в заточении у Чжуньгаров, и только что [168] возвратились в отечество. Ты желаешь ожидать указа от Китайского Двора. Но предварительно можно знать, что одного из нас потребуют в Пекин в заложники. Какое же будет отличие от прежнего заточения? Не лучше ли принять оружие в руки, и запередь все проходы? Тогда Китайский войска немогут проникнуть к вам; а если и придут, то чрезмерно утомленный: съестные припасы немогут придти к ним в свое время, и мы при первом нападении рассеем их. Сверх того Чжуньгары теперь уже истреблены, и мы ни с которой стороны неимеем сильных соседей. Недолжно упускать сего случая, самым небом представляемого». Все были согласны на последнее мнение. Почему Беки и Ахуны обнародовали по городам и селениям приготовлять лошадей и оружие, и ожидать повелений от двух Хочжамов. Всех почти городов Туркистанцы решились начать дело. Но возвращение двух Хочжамов из Или неприятно было некоторым знатным фамилиям, бывшим в несогласии с домом их; как-то, Кучаскому Аким-беку Авдею и сыну его Осману, Пайскому Аким-беку Кадаймоту и сыну его Абдульманю. Аксуский Туркистанец Сэтибалди и младший его брат Тохто-сопи пришли [169] в великий страх, предвидя неминуемую себе погибель от Хочжамов. Оставя дом, они бежали в Или, и, явясь в армию, отдались под покровительство Китая. Тогда Борониду с братом явно отложился. Разные города приняли их сторону. Хоцзичжань был хитрее, и все дела от него зависели. Как город Куча был ключем в Новую Линию с запада, то и поставили Аким-беком в нем Абдукерима ⁷⁶, преданного им, и усилили гарнизон тысячью отборных солдат. В сие время Главнокомандующий Чжао-хой занят был делами в Или. Слухи о возмущении дошли до него, но еще небыло достоверного известия. Он отрядил Генерала Иминьту в сотнею Маньчжур, с сотнею Туркистанцев, пришедших с Авдеем и Кадаймотом, и с 2,000 Олотов. Сей корпус, переправившись чрез гору Молтус, прямо подошел к Куче, под предлогом для получения хлеба и фуража, а в самом деле, чтоб разведать о делах. Не подалеку от города при горе нашли трех убитых Туркистанцев, которые были родственники Авдею. Авдей [170] сильно был тронут сим приключением, и, немедленно явившись к дивизионному Генералу, сказал: «Три убитые человека суть ближние мои родственники. Из сего ясно видно, что город Куча принял сторону Хоцзичжаневу и взбунтовался. При нас только сто человек Маньчжуров и Олотские войска, которые недавно поддались, и еще неимеют единодушия. И так мы не в состоянии противиться. Лучше наскоро донести Главнокомандующему, а потом с осторожностию подступить. Сим образом можем совершенно обезопасить себя». Иминьшу несогласился на сие предложение, и подступил к Куче. Абдукерим выслал людей просить его в город. Авдей и Кадаймот убедительно отсоветовали: но Генерал непослушал их, и они обратно ушли в Или. Олоты равным образом знали коварство Туркистанцев, и ни один из них, несогласился итти в город. Иминьшу с сотнею Маньчжур только что успел пройти ворота, как немедленно все они были изрублены. Государь предписал Главнокомандующему Ярхашаню итти с Авдеем к Куче чрез Турпан с 10,000 Маньчжурского и Китайского войска, и взять сей город. Куча более месяца держался. Борониду с [171] братом, получав известие о сем, взял десять тысяч отборных войск, в числе которых было восемь тысяч искуснейших стрелков, повел их чрез степь Аксускую кратчайшим путем, и вступил в сражение с нашим войском по южную сторону города. Сражение продолжалось целый день с большою упорностию. Мятежники были совершенно разбиты, и ушли в город. Они лишились убитыми 6000 лучших солдат. После сего заперлись в городе, и более непроизводили вылазок. Сей город прилежит к гряде гор, и стены весьма плотно сбиты из глины с таловым плетнем; почему пушечные ядра нималого вреда им неделали. В сие время солдаты Зеленого знамени (Китайские) охотно вызвались провести мину под город. Главнокомандующий принял сие, и с северной стороны на одну ли от города начали от подошвы гор рыть, и подкопались уже под стену. Главнокомандующий, с нетерпеливостию ожидавший увенчать дело успехом, строжайше приказал денно и нощно продолжать работу в подкопе. Туркистанцы нечаянно приметили под землею свет от фонаря, и хитрость сия открылась. Они тотчас преградили мину досками, и сим образом отрезав [172] обратную дорогу минерам, пустили в подкоп воду, и затопили 600 солдат с десятью офицерами. Уже прошло много времени во взаимном противоборствия. Авдей тайно говорил начальствующему Генералу: «Уже много времени осаждаем город. Жители, как должно думать, не в состоянии долго держаться, и Хоцзичжань, непременно оставя город, обратно убежит в Яркянь. Две находятся дороги к уходу и одна лежит чрез Эргюльский амань на западной стороне города. Там река мелка; люди и лошади могут в брод перейти. Переправившись чрев сию реку, вступят на кратчайшую дорогу, ведущую к Аксу. Другая чрез песчаную степь Кэзыль; едучи в Аксу по большой дороге, нельзя миновать прохода чрез северную гору. Ежели в Эргюльском амане и в проходе северной горы поставить по тысяче человек в засаде; то Борониду с братом непременно будет пойман. Генерал непослушал его, но только усилил осаду. Однажды, при захождении солнца, Солонский солдат услышал, что в городе ревут верблюды, как будто тяжело навьючиваемые в дальнюю дорогу. Он взял подозрение, что Хоцэичжань намерен в сию ночь бежать, и тайно донёс Главнокомандующему; но сей [173] захохотавши продолжал пить вино и играть в шашки, а предосторожности невзял. В ту самую, ночь Хоцзичжань с братом, сопровождаемый Яркяньцами, вышел из города западными воротами, и ушел чрез проход северной горы. Наши войска еще незнали о сем, как Хоцзичжань уже пришел к Аксу; во в сем городе неприняли его. Он прибыл в Уш, но и здесь небыл принят. И так в расстройстве возвратился в Яркянь. На другой день Туркистанец Алацзар с прочими отворил город, и покорился. Главнокомандующий, по вступлении в город, собрал тысячу человек Кучаских солдат, и всех предал смерти; а Осману, сыну Авдееву, поручил должность Кучаского Аким-бека. Прежде сего Хоцзичжань, по вступлении в Кучу негодовал, что Авдей шел против него, и всех родственников его, неуспевших спастись бегством, предал смерти. Жеима, жена Авдеева, также была взята. Хоцзичжань хотел ее принять к себе, не она несогласилась: почему, связавши двух ее сыновей и одну дочь, бросили с городской стены, где они до смерти убились; а Жеиму посадил в башню, и день ото дня ругался над ней: но она нашла случай перолесть чрез стену, и скрытно убежать в [174] Аксуский округ. Когда город Куча сдался; то Осман умертвил в нем более 30 человек личных врагов своих. Государь, получив донесение, что Ярхашань, упустив злодеев, избил покорившихся, весьма разгневался, и предал его казни. Между тем снова предписал Главнокомандующему Чжао-хой и помощнику его, Генералу Фудэ, итти из Или в Туркистан с войсками. Сии войска шли весьма скоро, и были уже не подалеку от Аксу. Пехота еще неподоспела, как Главнокомандующий с 2000 сильных Маньчжуров и Солонов пошел вперед, а Генералу Фудэ приказал поспешать в след за ним. Лишь только он появился пред Яркянию, как Хоцзичжань выступил против него с несколькими десятками тысяч войска. Наше войско было малочисленно и устали: почему неможно было одержать поверхности, и Главнокомандующий был окружен у подошвы южных гор. Фудэ с своими войсками пришел после, и за четыре станции от Яркяни также со всех сторон окружен был Туркистанцами. Сии два корпуса, более 30 дней были отрезаны друг от друга. К счастию Президент Палаты Финансов, Князь Алисан, отправленный к армии с 300 солдат, сошелся на дороге, с табуном из 700 [175] лошадей, в армию препровождаемых, и соединился с ним. Приближившись к месту, где Китайские войска были окружены, он тотчас выдумал хитрость. Не подалеку от корпуса Генерала Фудэ, приказал солдатам выбрать песчаное место, и скакать по оному взад и вперед, от чего поднялась густая пыль. После сего велел солдатам прямо подъехать к неприятельскому окопу, и кричать, что чрез несколько минут придет трехсот тысячная армия. Туркистанцы увидя пыль, пришли в большое замешательство. Таким образом Фудэ пробился сквозь облегающих. Войска мало по-малу сосредоточились, и положение их нарочито поправилось. Они пошли прямо к Яркянским южным горам; а Главнокомандующий, издали увидев поднявшуюся пыль и услышав пушечную пальбу, заключил из сего, что главная армия уже приближается. Он собрал своих солдат, окруженных неприятелем, и спешившись пошел драться на саблях. В сие самое время подоспел Фудэ, и ударил на них с тыла. Хоцзичжань, будучи разбит, бежал в Яркянь и заперся. Большая армия обратно ушла в Аксу, и расположилась на квартирах. В сие время сообщение на заграничных караулах и станциях уже было прервано. [176] Государь, получав известие, что наши войска находятся в обложении, послал наскоро новые войска, состоящие из Маньчжуров, Китайцов, Чахаров и Салонов, с строжайшим предписанием. Войска скоро прибыли, и наконец соединились с войсками, стоявшими в Аксу. Главнокомандующий, оставя Сэтибалди с прочими для охранения Аксу, сам с Фудэ и Президентом Шухэдэ-алисаном отправился в поход, и прибыл в Кашгар, который немедленно покорился. Кадаймоту поручено управление сего города. Хоцзичжань, известясь о усилении Китайских войск и о сдаче Кашгара, взял родственников и несколько тысяч соумышленников с собою, и, оставя Яркянь, бежал в Хотан. Яркянцы сдали город, и Главнокомандующий оставил в нем Авдея для управления. Потом пошед далее, прибыл к Хотану. Хоцзичжань дал сражение по северную сторону сего города. Из Туркистанских Князей славный воин Абдукерим быд застрелен одним Солоном, и Хоцзичжань, потеряв дух, совершенно проиграл сражение и ушел. Хотанцы сдали город. В сие время Борониду с братом пришел в совершенное бессилие, и на Новой Линии они уже неимели пристанища. Почему из Хотана ушли [177] в Бедакшань, в намерении пробраться отселе в Индустан, и таким образом избегнуть погибели. Бедакшанский Хан Султан-ша, опасаясь навлечь на себя гнев Китайского Двора, вступил с Хоцзичжанем в упорное сражение, на котором убил Борониду и Хоцзичжаня, и головы их представил (в Китайскую армию). Прочие сообщники все были пойманы, и Главнокомандующий с торжеством возвратился в Яркянь, в котором оставил гарнизон, постановил Беков, определил подати, а по окончании всего донес Двору. Государь, будучи доволен сим, наградил его наследственным достоинством Гун 1-го класса, а помощника его Фудэ наследственным достоинством Хэу ⁷⁷. Прочие все пожалованы наследственными же достоинствами и чинами. Из Туркистанцев Авдей пожалован достоинством Бэйлы и Аким-беком, в Яркянь, [178] Кадаймот Генералом и Аким-беком в Аксу, Осман в Тайцзи 2-го класса и Аким-беком Кучаским. Из прочих Туркистанских старшин иные пожалованы достоинствами, иные награждены павлинными перьями и чинами. Бедакшанский Хан и его старшины были награждены еще щедрее. Когда Хоцзичжань взбунтовался, то Бурутский Би Аким, предводительствуя 19-ю своими аманями, противустал ему, и дал большое сражение; почему и он пожалован был при сем случае чином Генерала и участком земель. С сего-то времени Туркистанские города совершенно присоединены к Китайской державе.

О возмущении Ушском (в 1765 году).

Ушский Аким-бек Абдула был Хамиский Туркистанец. Служившие при нем были все Хамиские же Туркистанцы, которые суть рабы Исааковы, и беспрекословно исправляют все, что он ни приказывает. Но в прочих городах Туркистана совершенно другие положения существуют. Их Беки определяются правительством на основании сменяемых чиновников, и состоящие под их ведомством Туркистанцы живут на других правах, нежели Хамиский владетель с [179] его рабами. Абдулла, привыкший смотреть, как Исаак наказывал Хамиских Туркистанцев, также и здесь начал поступать. Будучи по природе безчеловечен, наказывал их плетьми. Тиранство его учинилось обыкновенным на каждый день. Сверх сего, выдумывая разные средства к придиркам, он предался чрезмерному лихоимству. Служившие при нем люди наипаче своевольствовали. Ушские Туркистанцы уже немогли переносить сего. Правитель Су-чен был безтолков, распутен и зол, а сын его еще подлее и глупее. Увидя на улице Туркистанскую женщину или девушку несколько красивую, неспросив даже чья она, зазывали ее в свое присутственное место, и отец с сыном вместе беззаконничали. Сверх сего, для забавы приказывали слугам и солдатам, раздевшись донага, бегать с ними в запуски, и уже чрез несколько декад или месяцов обратно отпускали. Ушские Туркистанцы давно хотели спать на коже их и напитаться их мясом. В одно время случилась небольшая надобность отнесть вещи в недальнее место в городе же. Туркистанец незнал, куда отнести, и спросил Аким-бека. Абдулла рассердился на это, и дал ему несколько десятков ударов плетью. Наказанному [180] осталось одно средство; итти в канцелярию к экспедитору, и заявить знаки побоев. Экспедитор дал ему тридцать ударов батогом за то, что он явился к нему, обойдя свое начальство. От сего жители взяли подозрение, к которому присоединилась обыкновенная их ненависть: почему и умыслили произвести возмущение. Но в начале, таких злоумышленников было не более 300 человек, да и дело их уже обнаружилось. Один Туркистанец, узнав о сем заговоре, донес Абдулле во время пиршества. Абдулла, приняв сие за неосновательный слух, рассеваемый для обольщения народа, закричал и выгнал доносчика. В сию самую ночь, после третей стражи, Туркистанцы произвели возмущение. С начала убили Абдуллу со всеми домашними его, а потом вошли в канцелярию и убили Генерала Су-чен с сыном и с слугами его. Солдаты также большею частию погибли. Китайский гарнизон и купцы до единого были умерщвлены. Ближайший к Ушу Аксуский Генерал Баньтаха, услышав о сем перевороте, в торопливости поспешил к Ушу с несколькими сотнями Туркистанских солдат. Ушские жители отворили город, и вышли было на встречу; но Баньтаха велел палить из пушек, и [181] город опять затворен. Пред сим в городе число возмутившихся простиралось не свыше 400 человек; прочие все, запершись в домах, несмели вмешиваться в их дело: но после сего происшествия все востали, и взбунтовавшись избрали Жумутуллу мнимым Аким-беком, отворили ворота и выступили дать сражение. Баньтаха был совершенно разбит и бежал. Кучаский Генерал Абао пришел туда с Туркистанскими солдатами, и также будучи разбит, ушел обратно. Помощник Главнокомандующего Нашитун, получив известие о сем перевороте, наскоро из Кашгара прибыл в Или. Главнокомандующий Мин-жуй и Генерал Юн-гуй, перешедшие чрез Ледяную гору с десятитысячным корпусом Маньчжурских и Китайских войск, соединились под Ушем, и, обложивши сей город, донесли Двору. Баньтаха был казнен за ошибки в военных распоряжениях. Нашитун также предан казни по другому делу. Указом строжайше предписано войскам осаждать город со всевозможным усилием. Мятежники, укрепившись в, городе, отчаянно и долго защищались. При начале Ушского возмущения, Жеима, жена Яркянского Аким-бека Авдея, отправилась с сыном своим Османом в Кучу, где получив [182] известие о возмущении, она явилась к Кучаскому Генералу и сказала: «Туркистанцы вообще любят со стороны вмешиваться в дела. Уш произвел возмущение. Яркянь гораздо многочисленнее сего города. Сверх сего тамошние Беки и Ахуны по большой части суть люди неблагомысленные: трудно ручаться, чтобы неслучилось чего либо. Авдей слаб и нерешителен. Опасаюсь, чтоб другие необольстили его. Прошу дозволить мне возвратиться в Яркянь, и вместе с Авдеем принять попечение о порядке». Генерал послушал ее, и Жеима, в пять суток проскакавши около 3000 ⁷⁸ ли, приехала в Яркянь. Во время ее прибытия жителя уже волновались в мыслях. Авдей, сложив руки, не знал, что делать: только и день и ночь крушился. Беки и Ахуны один за другим приходили к ней, и пересказывали о делах Ушских. Жеима двусмысленно отвечала и обещалась на другой день дать пир, чтобы посоветоваться о деле. Когда все сошлись, то Жеима вдруг крайне рассердилась и сказала к собранию: «Вы все негодные люди. По великой милости Императора, дожили до [183] настоящего дня; наслаждаетесь приятностями настоящей тишины и беззаботною жизнию. Ушские бунтовщики с часу на час ждут погибели, а вы хотите последовать им. Поистине, нет в вас ни верности, ни справедливости; вы сами ищете смерти, и боитесь еще, что нескоро оную получите. Знайте, что я еще в состоянии казнить всех вас, и вы недумайте, чтоб сего дня могли, выдти из моих ворот». Собрание, нечаявшее такового приема, пришло в великий ужас. У всех дверей приставлен был караул. В сей нечаянности не знали, что делать: почему все, павши на колени, говорили; ей «Акча! мы подлинно неимели намерения бунтовать и просим у тебя пощады». — «Вы недумали бунтовать, сказала им Жеима, кто же поверит сему? Теперь вы должны выдать оружие, хранимое в домах своих: чем докажете, что вы подлинно не имеете намерения бунтовать». Все согласились на сие, и Жеима приказала набрать большой стол, в продолжение которого еще внушала им о худых последствиях возмущения. Потом, кроткими словами успокоила их, обещаясь даровать им жизнь. Все до слез были тронуты. Жеима приказала женщинам и девкам начать песни и пляску, и [184] старалась упоить Беков и Ахунов, а между тем тайно послала преданных ей отобрать в их домах оружие и отнесть в квартиру Китайского Генерала. Сверх сего лошадей изо всех домов велела отогнать за сто ли в горы на пастьбища. Сим образом прекращено было волнение в народе. Авдей, собравши днем всех Беков, находился в канцелярии Генерала, и уже по пробитии первой стражи распускал их по домам. Аксуские Туркистанцы также начали обнаруживать мысли возмутительные. Их Аким-бек Сэтибалди в то время возвращался от Двора. По прибытии в Су-чжеу, получил известие о делах Туркистана, и в семь суток верхом проехав около 6,000 ли ⁷⁹, прибыл в Аксу. И так жители городские несмели тронуться. Кучаский Аким-бек Осман, находясь при Генерале Абао, вел войска в Уш. В городе негодные люди также думали произвести возмущение: но, к счастию, Ишкага-бек Аллеяр строго наблюдал за порядком. Днем всех Беков собирал он в канцелярию Генерала, и после второй стражи распускал по домам. Сим образом предупредил всякие движения. Туркистанцы очень [185] недоверчивы и склонны к обольщению. В самое спокойное время, если старшины и Ахувы их несколько дней собираются в одно место, то неминуемо возродятся в них противные замыслы, и народ тотчас повинуется им. Впрочем они неимеют дальних способностей. Город Уш южною стороною прилегает к горе, северною к большой реке, от которой до стены городской не более полули, и сие пространство покрыто было лесом; почему с речной стороны невидно было городской стены; из пушек также неможно было действовать. Осада безуспешно продолжалась от четвертой до седьмой луны. В одну ночь городские жители вдруг вырубили весь оный лес, и городская стена сделалась открытою. Тогда китайские войска подступили, и столь тесно обложили город, что невозможно было выходить из города за дровами и водою. В городе произошло междоусобие, и Жамутулла сам себя предал смерти. После сего войска взяли город приступом. Государь приказал умертвить до единого жителя за их непостоянство. После сего перенесено пребывание Главноуправляющего в другое место, а для населения Уша переведены сюда Туркистанцы из других городов. [186]

О подданстве Тургутов.

Тургутский Хан назывался Убаши. Предок его Аюки, будучи утесняем Чжуньгарами, ушел с обоим аймаком в Россию. Тогда он был малосилен и людьми и скотом. Россияне отвели ему для кочевания страну Оцьзир, которую одна большая и широкая река разделяет на две части. По обоим ее берегам земли обширны и травы сочны. Тургуты расселились по сим местам, и жили спокойно. От Аюки до Убаши было семь колен, и прошло более 170 лет. В продолжение сего времени расплодилось верблюдов, лошадей, рогатого скота и овец до невероятного множества. Число живших при Убаши на южном берегу Оманера простиралось выше 460,000 кибиток или семейств; на северном берегу было столько же кибиток под управлением (разных) Ноток-Тайцзиев. В 20-е лето правления Цянь-лун (1755), когда армия (Китайская) опустошила Или, остатки жителей сей страны разбежались по разным местам. Дурботы, Хойты, Хошоты, и Цэрыном уведенные Олоты, все ушли в Россию. Российский Белый Царь всех разместил в Убашиевом аймаке, под названием новых Тургутов. [187] Россияне к северу смежны с Кунгаром, господствовавшею державою. В последствии Белый Царь отказался представлять Кунгарам дань, и начал войну; но несколько раз был на-голову разбит. В разные времена требовал войск у Тургутов, которых уже от 7 до 80,000 погибло на войне. В сие время вновь потребовал у них войск. Жители Тургутских аймаков, пришли в страх, и Убаши незнал, на что решиться. Вновь пришедшие Олоты, Дурботы, Хойты и Хошоты, в бытность их в Или, кочевали в Яре и Харашаре. Им тамошния местоположения и дороги были совершенно известны. В сих местах травы сочны, воды приятны, земли обширны: почему можно было занять оные для поселения. Таким образом они подстрекали Убаши бежать туда с своим народом. Убаши, будучи обольщен ими, собрал Тайцзиев и Лам на тайный совет, на котором составили план, и условились, чтобы живущие на северном берегу переправились чрез реку, когда она станет, дабы совокупно бежать в Или; после сего Олотский Цэрын пропустил слух, что «Белый Царь опять требует войск и предписывает итти против неприятеля всем, имеющим выше [188] пятнадцати лет. Это значит, что он под предлогом войны с Кунгарами имеет в виду совершенное истребление Тургутов. Что же остается предпринять?» От сей вести в каждом доме начался вой, в каждом семействе плачь; все пришли в смущение. Убаши, видя таковое волнение в мыслях, созвал больших и малых Зайсанов, и предложил им, что лучше всего бежать, в Или. Все обрадовались и начали делать приготовления к предпринятию дальнего пути. Это был 35 год правления Цянь-лун (1770). Погода стояла теплая; в средине 10 луны река еще непокрылась льдом, и Убаши немог взять с собою живших по северную сторону реки. Почему убил до 1000 Русских мастеровых и торговых людей; взял около 460,000 кибиток Тургутов, Хошотов, Хойтов, Дурботов и Олотов, и в 23 день 10-й луны отправился в путь. На дороге разграбил четыре Русские городка. Белый Царь, услышав о сем, содрогнулся, и отправил Генерала ⁸⁰ с несколькими десятками тысяч войск в погоню, за ними. Но Убашиевы люди уже перешли за [189] Кынгэлтулу ⁸¹ да юг, и вступили в пределы Срединного государства ⁸². И так Генерал с войсками возвратился. Убаши, по вступлении в Срединное государство, пошел на Балгаси-нор. На пятидневном пути чрез тамошнюю песчаную степь, хотя и находятся ключи, но травы нерастет ни былинки, от чего пало великое множество скота. Когда пришли в Чингис-чагань, страну, принадлежавшую Казачьему Владетелю Аблаю и Бию Абурбис-ебурбаню; то Казаки, опасаясь беспокойств для своих кочевьев и с завистью смотря на Тургутский скот и людей, партиями устремились к грабежам; ежедневно имели между собою схватки с равною с обеих сторон потерею в людях убитыми и раненными: таким образом они немогли воспрепятствовать Тургутам продолжать путь далее. Тургуты, употребив взятых в плен Казаков вожатыми, достигли Кичик-юз (Меньшой Орды). Здешние жители были сильны, смелы и, по близости к Бурушам, опытны в боях. Начальник их Углы-нурали, бывший [190] в достоинстве телохранителя с шариком и павлиным пером 2-го класса, почитался человеком умным. Казаки имели приверженность к нему. Как скоро он получил известие, что война Тургутов в Чингис-чагани прекратилась, то ближайших жителей со скотом перевел далее, а сам с 10,000 отборных людей выступил на встречу им, и расположился на важном проход в Кичин-юзе: но вскоре пошел к Казакам, желая, чтобы Аблай напал на Тургутов с лица, а Тайцзии пяти Нотоков со всех сторон обеспокоивали на средине пути, дабы передние немогли подкреплять задних. Между тем Казаки и Аблай, видя, что Тургуты, идущие из Росоии в Или, уже открыли войну в Чингис-чагани, наскоро донесли Илискому Главнокомандующему (Китайскому), и ожидал повелений от него. Тургуты сосредоточили свои войска и Углы-нурали увидел, что по многочисленности оных трудно ему удержать их. Между тем Убаши, также опасаясь отборных войск Углы-нуралиевых, несмел итти вперед необдуманно, и более полумесяца стоял в виду его. Главнокомандующий предпиписал Казакам обратить внимание к охранению страны, и недозволять Тургутам [191] проходить чрез пастьбищные места; а кто из них окажется дерзновенным, тех предавать смерти. Углы-нурали, по получении такого повеления, послал уведомить о сем Убаши. Сей в советах с Тайцзиями и Ламами положил итти чрез Халатол ⁸³. Как сия страна изобилует скотом и пастъбищами, привольными водою и травою; то он хотел при помощи грабежей достигнуть Или, и там посмотреть на обстоятельства. Но Углы-нурали крепко держался на своем посту, и Убаши простоял пред ним около пяти дней. Жители в Халатала, услышав о сем, собрались во множестве отборных людей, в намерении дать сражение, ежели Тургуты покусятся войти в пределы их. Когда Убаши с прочими узнал о предписании Илиского Главнокомандующего, то незнал, что предпринять: почему заключил мир с Углы-нурали, и пошел к Шара-беку. Но Углы-нурали, предводительствуя жителями Кичик-юза и Харлатала, выступил против чаяния Тургутов, разрезал их на две части и начал грабить. В сие время побито было множество Тургутов. Когда [192] они достигли южных пределов Шара-бековых, то очутились в соседстве с Бурутами. Когда услышали о сем Буруты, то прыгали от радости и поздравляли друг друга с толиким даром неба. Они собрали до 100,000 конницы. Убаши принужден был уклониться от них к северным Шара-бековым пределам, и вступить в песчаную степь, которая на тысячу ли пространства неимеет ни травы, ни воды. В сие время была уже третия луна, и погода настала теплая. Люди принуждены были пить кровь из лошадей и рогатого скота, от чего сделалась сильная моровая язва. Сказывают, что в сие время померло до 300,000 человек; из скота уцелело не более трети. Чрез 10 дней с крайним затруднением выбрели из песчаных степей: но Буруты уже давно ожидали их за степями. Нападая на Тургутов то с лица, то с тыла, то соединенно, то партиями, они денно и нощно преследовали и отняли у них людей и скота и имущества гораздо более, нежели Казаки. Достигши урочища Тамги, они приближились к Китайским пограничным караулам. Тогда Буруты, собрав свои войска, отступили. Убаши, по приходе в Тамгу, еще имел до 280,000 человек обоего пола возрастных и [193] малолетных. Главнокомандующий отправил трех Генералов с несколькими офицерами спросить о цели прихода. Убаши с Тийцзиями и Ламами советовался около семи дней, и наконец решился объявить, что он поддается Великому Императору. И так они представили Убаши к Главнокомандующему, которому он поднес яшмовые вещи, столовые часы, фарфоровую посуду, ружье с замком, Лагорские деревянные чаши и золотые монеты; присем еще представил яшмовую печать с надписью из древних Китайских гиероглифов, жалованную предку его домом Мин в 8-е лето правления Юн-лэ (1410 г.). После сего Главнокомандующий разместил народ его по разным местам в Или, и донес Двору. Императорскому зятю Сэбтынь-Балцзиору указано, Тургутского Хана Убаши с Тайцзиями и старшинами представить в Жехэ. Государь был доволен и возвел Убаши в достоинство Черихту-Хана Тургутского аймака, Цебок-дорцзия в Буиньту-цинь-ван, Сэрына в Биликту-цзюнь-ван новых Тургутов и Олотов, Бошь-бара в Бишилэрту-цзюнь-ван, Гунгэ в Тушету-бэйлэ Хошотского, аймака, Момыньшу в Цзиргир-бэйлэ, Ван-ян, Шару, Кэуныня, Кэбшына, Цилэ-мупира, Эбугыня и Убаши, [194] всех в Бэйзы; Цзиху в Фу-го-гун, Нохай-бор-хаерху в Тайцзи 1-го класса. Все вышепомявутые сделаны Чжасаками ⁸⁴, независимыми друг от друга, и каждому из них положено жалованье. Из прочих высших Старшин 30 человек пожалованы в Тайцзи 1-го, 2-го и 3-го классов, подчинены Илискому Главнокомандующему, и отпущены в свои аймаки. Всем им отведены земли для кочевания. В 38-е лето правления Цянь- лун (1773) Убаши и Момыньту переведены в Чжулдус. В 40-е лето (1775) Убаши помер от болезни, и сын его Церын-намчжал наследовал Ханское достоинство на 8-м году от рождения.

Примеч. Китайцы Кунгарами называют Турков.

Комментарии

68. Сочинитель, будучи Китаец, все примечаемое им за границею одобрял или осуждал в сообразность Уложениям и обыкновениям своего отечества. У Китайцев с семи лет отделяют девушек от мальчиков, и особо воспитывают.

69. Правда, что в Монголии Ламы также и врачи; правда и то, что у Монголов чистота девства и ложа супружеского не в большом уважении: но неможет быть, чтоб помянутые обыкновения были всеобщи. Китайцы склонны к язвительным насмешкам над другими народами.

70. Собственно Цеван-дорцзи-ачжа-намгял.

71. Собственно Цеван-чжаши.

72. См. в Прибавлениях No 9.

73. Амурсана был последний Калмыцкий Хан: но он, как бунтовщик, отложившийся от Китая, непочитается в числе Ханов. Ханьша, жена его, привезена в Пекин, где вскоре, по заключении в тюрьме, родила сына, который воспитан и умер в той же тюрьме, имея около сорока лет от роду.

74. Хочжа здесь принимается почти за прозвание; у Сочинителя Хочжо.

75. У сочинителя старший назвав Буладунь, младший — Хоцзичжань.

76. Абдукерим почитался славным воином, и одарен был такою телесною силою, что один мог биться с двумя стами вооруженных солдат.

77. По совершенном покорения Чжуньгарии и Восточного Туркестана, в 1767 году, когда армия возвратилась из похода, в Пекине, — в одном здании западного сада, называемом Цзы-гуан-гэ, поставлены портреты ста офицеров, пятидесяти отличившихся военными, подвигами и пятидесяти содействовавших успехам оружия деятельным исполнением разных препоручений по армии. Первое место между сими портретами занимают: Чжао-хой и Фудэ.

78. Это опечатка. От Кучи до Яркяни 1995 ли: след. должно поставить около 2000.

79. От Цзя-юй-гуань до Аксу 5130 ли.

80. Генерал есть тамошний Цзян-цзюнь (полководец). Примеч. Сочин.

81. Кынгэлтула есть название Русского пограничного караула.

82. Сочинитель полагает, что пределы Китая простираются до Каспийского моря. Прим. Перев.

83. Должно быть название хребта Кара-таг, или Монгольское слово Хара-тала.

84. Чжасак на Монгольском языке значит управляющий. Сей титул Китайское правительство приписывает Монгольским Князьям, владеющим поколениями.

Текст воспроизведен по изданию: Описание Чжуньгарии и Восточного Туркистана в древнем и нынешнем состоянии. Часть II. СПб. 1829