КИТАЙ, ЕГО ЖИТЕЛИ, НРАВЫ, ОБЫЧАИ, ПРОСВЕЩЕНИЕ

Сочинение монаха Иакинфа, Санктпетербург, 1840.

Статья вторая и последняя.

При сношениях европейских держав с китайским двором, открывшихся за двести лет, встретились два обстоятельства, которые до сих пор полагают неотвратимое препятствие к политическому сближению Европы с Китаем. Эти препятствия заключаются не в обширности и безводности бесплодных степей Монголии, не в вечных туманах каменных непроходимых гор китайского запада, а только б двух словах: дань и поздравительный адресс. В дипломатическом языке китайского двора дань называется гун, поздравительный адрес — биао. Чтобы в совершенстве понять важность, какую Китайцы придают этим словам, надобно взглянуть на их происхождение. Китай, в древности, до 231 иода до Р. Х. имел поместное правление и разделялся на множество княжеств. Удельная система династии Ся, в продолжении 2205-1766 годов, мало известна. Любопытные хартии династии Шан, 1766-1122, и династии Чжеу, 1122-255 до Р. X., сохранены в древней истории Китая. В этих хартиях с точностью определены права удельных князей и отношения их к главе империи, который, имея собственный удел, управлял империею как глава большого семейства, [316] не вмешиваясь однако ж во внутренние распоряжения уделов. Владетели уделов были однофамильные родственники великого князя, потомки прежних династий или древнейших государей Китая, и иноземные владетели, которые помогали царствующей династии получить престол империи. Все эти удельные владетели, в знак своей зависимости от главы империи, обязаны были ежегодно представлять ему известную часть исключительных произведений своей земли, для употребления при жертвоприношениях предкам царствующего дома. Эти-то местные произведения, представляемые от вассалов своему повелителю, назывались гун, что не означало собственно дани с какого-нибудь народа, но понималось в смысл личного от удельных князей приношения главе империи. Удельное постановление о дани — одно из древнейших по времени и одно из важнейших по отношению к религии Китая, которая возлагает жертвоприношение предкам на всех, как самую священную обязанность. Донесение князя Юй, об осушении болот в Китае, оконченное в 2278 году до Р. X., названо Юй-гун, то есть, «дани князя Юй, потому что этот князь, при описании гидравлических работ, в том же донесении показал, какие местные произведения, откуда и какою дорогой шли ко двору великого князя. В V веке перед Р. X., владетель иноземного удела Чу прекратил отправление ко двору великого князя травы, через которую процеживали вино, употреблявшееся при жертвоприношении. Удельные князья на общем совете положили наказать этого владетеля, и, в 656 году, послали в удел Чу союзное войско, поставив предлогом воины то, что владетель этого удела будто бы удерживал великого князя от жертвоприношений. Впоследствии поместное правления сделалось источником долговременных междоусобии в Китае, и в 251 году до Р. X., было уничтожено. Владетели семи царств, на которые разделился Китай, около двух сот пятидесяти лет вяли между собой кровопролитную войну, чтобы защитить престол империи от похитителей, между тем как каждый старался овладеть им. Победителем остался Цинь-ши-хуан, который, по истреблении побежденных, превратил поместное правление в монархическое. С изменением образа правления изменилось и значение дани. Земли, бывшие до того времени общими, Цинь-ши-хуан, через продажу отдал в личную собственность владельцев и превратил поземельный оброк в государственную подать, взимаемую с землевладетелей, а прежнюю обязанность удельных князей, — доставлять главе империи местные произведения, — возложил на страноправителей и иноземных владельцев, которые зависели от Китая. С этого времени слову гун, дано положительное значение, с одной стороны теснее, а с другой обширнее прежнего. Все местные произведения, покупаемые в губерниях для двора, все редкие произведения искусства, подносимые в новый год Богдохану от начальников губернии, носят общее название гун. Дары, привозимые иностранными посланниками китайскому двору, не могут быть приняты иначе как под названием гун, которое, как мы видели, означает личное от подданного или вассала приношение своему повелителю. Биао в книжном языке значит наружность вещи, а в переносном смысле — излияние [317] верноподданнических чувств перед государем, по случаю какого-нибудь важного торжества. Это собственно и есть поздравительный адресс, составляющий существенную часть больших выходов при богдоханском дворе. Неизвестно, как давно слово биао введено в дипломатический язык Китайцев. Известно только, что в предпоследнем столетии до Р. X., китайский двор, вступив в сношения с разными владетелями на запад, требовал, чтобы грамматы, посылаемые к нему от иностранных государей, называемы были биао, и это требование впоследствии обращено в неизменный закон. По этой-то причине в настоящее время, при самом вступлении иностранного посольства в пределы Китая, предварительно требуют предъявления верющей грамматы, под предлогом узнать ее содержание, и если эта граммата в перевод имеет другое название, то предлагают заменить его словом биао. В противном случае, решительно отказывают в пропуске посольства. И так гун и биао в дипломатическом языке китайского двора суть два знаменателя воображаемого первенства его перед дворами всех других держав в свете. И эти драгоценные слова некогда были запечатлены кровью многих миллионов людей. Китай, для удержания при себе исключительного первенства, вел в разные времена жестокие и продолжительные войны с соседними народами. Подобная воина с Тибетом началась в 718, а кончилась, в 822 году до Р. Х., признанием Тибета равною с Китаем державою. К утешению китайского двора тибетский каньбу (император) родился от сестры китайского государя, с которым был заключен мир, и поэтому в клятвенном договоре назван был племянником, а последний дядею, с удержанием родственного старшинства. С другой стороны, надобно заметить также, что эти же слова, гун и биао, самые верные посредники к сближению с Китаем: стоит только, для виду, признать себя зависимым от него и положить в договоре постоянно приносить дань в известные годы. Этим средством нынче и пользуются разные мелкие владетели в Азии. Посланцы их частенько посещают столицу Китая, потому что за доставляемую дань получают равноценную награду и сверх того пользуются безденежным проездом через китайские владения и беспошлинным ввозом и вывозом товаров.

Каждый Китаец имеет имя и прозвание; а многие сверх того имеют почетные прозвища. В Китае, для трех сот шестидесяти миллионов жителей существует четыреста прозваний, издревле принятых и сделавшихся неизменными, потому что каждый мужчина обязан носить прозвание того дома, из которого происходит по мужской линии. Все эти прозвания собраны в одну учебную книжку под названием Бо-цзя син, то есть, прозвания ста семейств. Отсюда некоторые европейские ориенталисты вывели, что китайский народ первоначально состоял не более как из ста семейств. Название книжки относится к XI веку по Р. X., и слово сто, о тачает только множественное собирательное число, например, сотни, тысячи, и прочая. Произвольно принимать посторонние или изобретать новые прозвания, запрещено законами. Девушка, по выходе замуж, обыкновенно принимает мужнино прозвание. Приемыш, [318] усыновленный с дозволения правительства, принимает прозвание своего воспитателя. Но если по каким нибудь обстоятельствам ему нужно будет поступить обратно в прежний род, то на принятие прежнего прозвания также должен испросить дозволения правительства. В древности было обыкновение, что государи своих вассалов и вельмож, оказавших великие услуги отечеству, удостоивали собственного прозвания, но этого теперь уже нет. Имен в Китае нет определенных: они составляются и даются детям по произволу родителей или старших, и могут быть переменяемы при каждом обстоятельстве, или с возрастом именуемого. Только имени, принятого при поступлении в казенное училище или при определении к должности, переменить уже невозможно, и кто самовольно сделает это, судится как самозванец. Но касательно перемены имен, есть законные исключения. Чиновник, имеющий одинаковое имя с каким-нибудь князем или вельможей, должен переменить свое. Если случится, что два чиновника, служащие в одной губернии, будут иметь одинаковые имена, то младший из них должен переменить свое. Во всяком случае, перемена имени производится через начальство. Имя, в понятии Китайцев, заключает в себе что-то унизительное. Буквы, которыми изображаются имена древних святых или имена государей царствующей династии, запрещено употреблять в сочинениях и судебных бумагах, исключая тех мест, где по необходимости следует написать их имена. Прежде даже чтецы, при жертвоприношениях, читая молитву вместо государя, произносили имя его шепотом; но с 1683 года, государь Жень-ди, указал, чтобы при чтении молитвы имя государя произносили вслух, ясно. Только государь подданного, родители детей, дядя племянника, господин слугу, старший низшего или мальчика, могут назвать по имени; а тем на оборот и равным между собою называть друг друга по имени, вменяется в неучтивость и даже принимается за большое, личное оскорбление. Когда в разговоре случится спросить кого об его имени, то для избежания самого слова имя, употребляют слово непроизносимое; например, вместо «позвольте узнать ваше имя», надобно сказать «позвольте узнать ваше непроизносимое». В разговорах, вообще один другого называет прозванием, прибавляя к тому другие выражения учтивости, смотря по чину, возрасту и состоянию, или совсем не употребляют прозвания, а только одни лестные наименования. В судебных бумагах и частных актах подписываются своим именем и прозванием. Почетное название обыкновенно извлекается из смысла слов, составляющих имя. Но нередко проименования, даваемые отличным людям, заимствуются от их качеств, родины или местопребывания. В письмах и сочинениях, равный равного может назвать почетным названием и проименованием. Иногда можно в письме или сочинении и самому подписаться и названием и проименованием, но это могут делать только люди, признанные отличными по достоинству, прочим же оно вменяется в неучтивость и даже в гордость. В Китае существует обычай давать имена или, лучше сказать, качественные наименования, по смерти. Эти наименования государю и государыне, по кончине их, даются министрами в общем собрании членов девяти высших правительственных мест и шести [319] прокурорских контор, потом представляются на утверждение. Проименования государям в храм предков, и качественные наименования их по смерти, частию утверждены в начал династии Чжеу, за 1120 лет до Р. Х. Нынче эти проименования изложены в трех книжках, с объяснением их смысла. Первая книжка содержит в себе сорок четыре проименования государям, даваемые в храм предков, сто пятнадцать качественных наименований, даваемых государям по смерти, и сорок осемь таких же наименований, даваемых государыням по смерти. Вторая книжка содержит в себе сорок одно проименование для побочных цариц и сто тридцать четыре наименования для князей, по кончине их. В третьей книжке заключается сто сорок шесть качественных наименований, даваемых от государя высшим чиновникам, по их смерти.

В южном предместии Пекина, известном под названием внешнего города, по правую сторону средней большой улицы, находится храм или жертвенник изобретателя земледелия, Сян-нун-тхань. Этот храм обнесем высокою каменною стеной, которая в окружности имеет 1966 сажен. Внутри ограды находится три жертвенника, первый изобретателю земледелия, второй духу неба, третий духу земли, и сверх того храм планет Юпитеру. Мы будем говорить о жертвеннике изобретателю земледелия, где китайский император ежегодно совершает обряд землепашества.

Слово жертвенник имеет здесь два значения: в тесном смысле, это — возвышенное место, устроенное для приношения жертв, а в пространном смысле, означает все здания принадлежащие к жертвеннику и обнесенные стеною.

Жертвенник изобретателю земледелия состоит из четвероугольной насыпи, одетой кирпичом. В поперечник эта насыпь имеет 47, а в вышину 4 1/2 фута. Всход на жертвенник с южной стороны. По северную сторону жертвенника находится храм, в котором хранится табель с наименованием изобретателя земледелия. Перед этою табелью совершается жертвоприношение. На юговосток от жертвенника находится курган Гань-гын-тхай, с которого государь смотрит на землепашество. Этот курган имеет в поперечник 50, и в вышину 5 футов. Он одеть золотистым изразцовым кирпичом. На середине его разбивают царскую палатку, а перед ним лежит возделываемая пашня.

Китайские предания говорят, что государь Янь-ди первый научил людей возделывать землю и сеять хлеб. Благодарные потомки дали ему проименование Шень-нун-шы, то есть, «божественного земледельца», и обожают его под именем изобретателя земледелия. Царствование этого государя полагают в двадцать осьмом веке до Рождества Христова.

Ежегодно, в день жертвоприношения изобретателю земледелия, в апрельской луне, в счастливый день хай, совершается священный обряд землепашества. Законом постановлено, чтобы государь лично исполнял этот обряд, если ничто не препятствует тому; в противном же случае он вместо себя может назначить сановника Церемониал землепашества состоит в следующем. Пекинское областное правление изготовляет для государя шелковую плеть [320] и соху желтого цвету; вола под соху рыжего, сеятельное вено темное; для трех князей и членов девяти правительственных мест шелковые плети и сохи красного цвету; волов под сохи черных и сеятельные вена темные. Вено государево с рисом, вена для князей с просом, вена для членов девяти правительственных мест с пшеницею и черными бобами. Незадолго перед совершением обряда избираются тридцать четыре старика шестидесятилетних, тридцать простых земледельцев и четыре классных, четырнадцать певцов для полевой песни, тридцать четыре музыканта и двадцать работников, с вилами, граблями и лопатами. Почетные старики для государя одеты в шелковые цветные кафтаны и курмы с нашивками. Почетные старики для князей и чинов одеты в китайчатые кафтаны; шляпы на всех с шариками. Земледельцы в валеных шапочках, с кистями, в китайчатых рубахах и портах, — обыкновенной крестьянской одежде; работники в платье из осоки и в соломенных шляпах.

Участок возделываемой земли имеет в длину 210, в поперечнике 40 футов. Государь, по прибытии к пашне, становится лицом на юг. Начинается полевая песнь, с музыкой. Член палаты финансов с коленопреклонением представляет государю соху; пекинский градоначальник также подает ему плеть. Государь за соху берется правою рукой, а плеть принимает левою. Двое почетных стариков ведут вола, двое земледельцев поддерживают соху; чиновник пекинского областного правления несет вено; член палаты финансов сеет семена. Государь проходит три борозды вперед и три обратно После этого член палаты финансов с коленопреклонением принимает соху, а пекинский градоначальник таким же образом принимает плеть. Член палаты обрядов просит государя посмотреть на землепашество и государь всходит на курган. Тогда три князя проходят по пяти борозд, вперед и обратно; члены девяти правительственных мест проходят с князьями по одной борозде, а потом одни проходят по десяти борозд вперед и обратно. У каждого из них старик ведет вола и по два земледельца поддерживают соху. Чиновники пекинского областного правления сеют семена. По окончании посева, областной правитель со своими чиновниками, почетными стариками и земледельцами становится по южную сторону кургана, лицом к северу, и, исполнив с ними три коленопреклонения с девятью земными поклонами, остается в ожидании, пока пекинские уездные правители, с почетными стариками и земледельцами, вспашут остальную землю. По окончании всего этого, государь возвращается во дверец, а старикам и земледельцам выдают по четыре конца китайки. По уборе жатвы, пекинское областное правление, в избранный астрономическим институтом счастливый день, представляет рис, просо, пшеницу и бобы в жертвенный амбар, для употребления при жертвоприношениях.

В каждом губернском городе находится жертвенник изобретателю земледелия и в тот же день, в который государь совершает обряд землепашества в столице, каждый начальник губернии совершает его в своем городе. К этому дню все чиновники ближайших городов обязаны собраться к губернатору. При совершении [321] этого обряда в губерниях, вена с зернами должны быть темные, плети и соха красные, волы черные. Впрочем, при обряд наблюдаются те же церемонии и то же чинопочитание.

Теперь взглянем на обряд шелкоделия, который совершает китайская императрица.

В северо-западном углу дворцового саду Си-юань, находится жертвенник, посвященный изобретательнице шелкоделия, Сянь-цань-тхань. Этот жертвенник четвероугольный, в поперечник сорок, в вышину четыре фута. На юго-восток от жертвенника стоит храм, в котором хранится табель с наименованием изобретательницы шелкоделия, а на северной сторон находится яма для сожжения жертвенных вещей. На восточной стороне жертвенника находится курган Цай-сань-тхай, то есть, «возвышение для срывания тутовых веток». Курган этот тоже четвероугольный; в поперечнике у него тридцать два, в вышину четыре фута. Перед курганом тутовая роща, а позади его тронная.

По древним преданиям, царица Лей-цзу, по прозванию Си-лин-цзы, первая научила народ воспитывать шелковичных червей и выделывать шелк. За это ей дали наименование изобретательницы шелкоделия, Сянь-чань, и приносят жертвы. Си-лин-шы была старшая супруга государя Хуан-ди, которого царствование полагают в 2697-2598 годах до Рождества Христова.

Ежегодно, в апрельской луне, в счастливый день сы, государыня лично приносит жертву изобретательнице шелкоделия, а на другой день срывает ветки тутов. Для совершения итого обряда, государь назначает к ней двух побочных своих супруг, третью и четвертую, одну царевну, — то есть, замужнюю дочь, — трех княгинь и четырех классных дам. Для срывания тутовых веток изготовляют корзинки и крючья, — для государыни золотой крюк, для побочных супруг серебряные; корзинки для всех желтые; для царевны и княгинь посеребреные крючья, для классных дам лакированные; корзинки для всех красные.

За день до совершения обряда, крючья и корзинки осматриваются в дворцовом правлении. Потом член правления с церемонией препровождает их во дворец государыни, и сдает евнуху, который, государыням крюк и корзинку кладет в тронной Цзяо-тхай-дянь; корзинки и крючья побочных супруг, царевны и княгинь, раскладывает на крыльце, а корзинки и крючья классных дам у крыльца, перед тронною. Корзинки ставятся на восточной, а крючья кладутся на западной стороне. Вслед затем евнух просит государыню смотреть корзинки и крючья, что она делает вместе с побочными супругами и, по осмотре, возвращается во дворец, а корзинки и крючья препровождаются в жертвенник. Все это происходит в день жертвоприношения. На другой день, царевна с княгинями и классными дамами в парадном наряде, съезжаются в жертвенник, а вслед за ними приезжает и государыня с побочными супругами. Им подносят корзинки и крюки, и поют песнь на срывание тутовых веток. Государыня, взяв в правую руку крюк, а в левую корзинку, подходит к первому тутовому дереву на восточной стороне, и, став лицом к востоку, пригибает ветку; две мастерицы помогают ей [322] сорвать. Потом она подходить к первому туту на западной стороне, и, став лицом на восток, пригибает две веточки; две мастерицы также помогают сорвать. Кончив срывание веток, государыня отдает корзинку и крюк даме, исправляющей должность церемониймейстера, а сама всходит на курган и садится на трон. Вслед за тем побочные супруги на обеих сторонах подходят повторить, царевны и княгини к третьим тутам, и срывают по пяти веточек; классные дамы подходят к четвертым тутам и срывают по девяти веточек. По окончании этого мастерицы и работницы преклоняют колени перед Государынею, потом принимают корзинки и относят в комнаты, где воспитывают шелковичных червей. Этим оканчивается церемония, и пение прекращается. Государыня входит в тронную. Побочные супруги, царевна, княгини, классные дамы, мастерицы и работницы становится по своим местам, делают перед государынею шесть су, — то есть, приложив правую ладонь к правому впеку, приседают, — три коленопреклонения и три поклона. После этого разъезжаются.

Как скоро коконы готовы к сматыванию, дворцовое правление приглашает государыню и жертвенник изобретательницы шелкоделия, для совершения обряда поднесения шелку. Евнух, смотритель жертвенника, предварительно изготовляет вино и плоды, для предложения духу изобретательницы шелкоделия, и сверх того орудия для сматывания шелку. К этому обряду не приглашают ни царевен с княгинями, ни к классных дам: а государыня, с побочными супругами, приезжают в жертвенник в обыкновенном одеянии. Мастерица, наложив в корзинку крупных и чистых коконов, с коленопреклонением подносит их государыне, а та, выбрав лучшие для представления государю, раздает остальные побочным супругам. После этого евнух просит государыню в отделение, где должно сматывать шелк. Две служительницы, из вельможных жен, наливают воды в золотой таз; мастерица кладет туда коконы и помогает государыне три раза мотать шелк. Потом, работницы помогают побочным супругам мотать шелк по пяти раз. Остальные коконы отдают работникам для сматывания. По совершении обряда, государыня возвращается в свой дворец, а дворцовое правление сносится с астрономическим институтом об избрании счастливого дня, в который можно отдать смотанный шелк в красильню. Этот шелк употребляется на ткани для одеяния, в котором государь совершает жертвоприношения. В случае если какие-нибудь причины воспрепятствуют государыне лично исполнить обряд срывания веток и сматывания шелку, то она поручает это надзирательнице шелковичного завода.

Брак, в Китае, сколь ни важен, по своим отношениям к общественной жизни, не имеет связи с религиею: брачный союз двух полов утверждается только гражданскими постановлениями. Два дома однофамильные, то есть, имеющие одно прозвание, не могут вступать в брачные связи, хотя бы они выше ста колен не имели никакого родства между собою. Касательно родства с женской стороны им ни какого ограничения: два родные брата могут жениться на двух родных сестрах; даже по смерти жены можно жениться на родной [323] ее сестре. Маньчжуру и Монголу ни жениться на Китаянках, ни дочерей своих выдавать за Китайцев, не позволяется. Но существенные обряды при браках, — сватовство и сочетальная чаша, — в Пекине, одинаковы для Маньчжура, Монгола и Китайца, только есть разность в видах, по отношению к лицам. Браки при дворе, женитьба князей и выдача княжон, от начала сватовства до сочетальной чаши, совершаются по церемониалу, в котором количество и качество даров со стороны жениха, и угощение при сговоре и бракосочетании, определены законами соответственно достоинству каждого лица. Это чисто политические браки, в которых действует одна воля государя и не спрашивается ни взаимное согласие жениха и невесты, ни допускаются частные мелочные обычаи. Брачные обряды между лицами из Китайцев также определены гражданскими постановлениями, смотря по достоинству лиц мужеского полу, но в видах несколько многосложнее, и сверх того допускаются частные, мелочные, обычаи, различные до бесконечности, смотря по странам.

Родители имеют полную власть утверждать брачный союз детей, не разбирая возраста: иногда даже, по дружеским связям, в этом условливаются до рождения жениха и невесты. Для сватовства между взрослыми употребляются сваты, из родственников и друзей посредством которых два семейства могут вступить в переговоры, взаимно вызнать о качествах жениха и невесты. Отец жениха, в письме, объясняет, за кого именно сватает девушку, и просит уведомить его о годе, месяце, дне и часе ее рождения, что называется бпа цзы, осемь букв; при этом же случаи, в особливой при письме записочке уведомляет о годе, месяце, дне и часе рождения жениха, а между тем, предварительно, посылает сваху, отобрать решительное мнение в невестином доме. По получении согласия, женихов отец назначает одного из младших своих родственников поверенным для переговоров с домом невесты. Когда поверенный прийдет туда, отец невесты принимает его в зале, стоя на восточной стороне, а поверенный отдает ему письмо стоя на западной. Сопровождающие раскладывают принесенные дары в зале. Отец невесты, обращаясь к северу, делает двукратное поклонение и принимает письмо. Гость уклоняется от принятия поклона. Отец объявляет об этом письме в домашнем храм обоим предкам, потом пишет письмо в ответ и прилагает записочку о происхождении, годе, месяце, дне и часе рождения своей дочери. Потом, вторично пригласив поверенного в залу, отдает ему письмо при двукратном поклоне. Посланный, удерживая хозяина от поклонов, принимает письмо и отдает его сопровождающему. После этого отец невесты угощает поверенного вином. Стол с закусками становится посереди залы. Поверенный, как гость, садится на восточной, а хозяин на западной стороне. После троекратного питья гость встает и откланивается. Отец невесты отвечает также поклоном, и провожает его за дверь, по церемониалу. По возвращении поверенного, женихов отец принимает от него письмо по церемониалу принятия писем, и угощает его как своего домашнего человека. Письмо со стороны жениховой называется сговорным, а с невестиной — ответным. [324]

Вслед за тем из женихова в невестин дом отправляют свадебные дары, при письме. Количество даров определено законами, сообразно с чином каждого. Свадебными дарами совершенно утверждается сговор, но продолжение времени между сговором и свадьбой не ограничено, и зависит от взаимного согласия. Обыкновенно это делается следующим образом: из женихова дому посылают нарочного в невестин дом, просить о назначении времени брака. Отец невесты, из учтивости, отказывается от этой чести. Тогда посланный подает ему письмо с назначением времени. Тот принимает письмо с поклоном и, написав ответ, отдает гостю. Все это происходит по церемониалу отсылки даров.

За день до свадьбы, из невестина в женихов дом отправляют приданое, состоящее в одежде, головных уборах и мебели; а в самый день свадьбы в жениховом доме приготовляют пир. На восточной и западной сторонах залы ставят столы, одни против других. У окон, на длинном стол ставят кувшинчик, четыре чарки и две сочетальные чаши, сделанные из двух половинок разрезанной и высушенной тыквы. Перед залой, на восточной стороне, ставят кубок. В сумерки жених становится перед залой внизу, а отец, в приличном одеянии, выходит из залы совершить возлияние за него, и становится по восточную сторону залы, лицом к западу. Жених всходить на крыльцо западною стороною и делает два поклона, после чего служитель подает ему жертвенный кубок. Жених с коленопреклонением принимает кубок и, опорожнив, возвращает служителю, а отец указывает принять. По совершении этой церемонии, жених сходит вниз, садится на верховую лошадь и отправляется за невестой. Поезжане едут впереди, с двумя фонарями. За ними несут пару диких гусей, а за гусями носилки для невесты, на которых оболочка увязана цветными шелковыми тканями, с кистями по углам.

В этот день в невестином доме объявляют в храм предкам, потом, во внутренних покоях, совершают возлияние за дочь. Отец становится на восточной, мать на западной сторон. Невеста, уже наряженная, выходит с мамкою, становится перед отцом и матерью, лицом к северу, и два раза им кланяется. Прислужник наливает вино, и мать делает возлияние за дочь, по церемониалу, как отец за сына. Отец дает дочери наставления, а мать, поправляя на ней наряды, повторяет эти наставления.

В это время приезжает жених. Отец невесты, встретив ею за воротами, просит войти в комнаты, и жених, держа в руках диких гусей, следует приглашению. Хозяин всходит по восточной сторон крыльца, обращая лицо к западу, а жених по западной стороне, держа лицо к северу, потом, остановившись, подносит будущему тестю гусей, и два раза кланяется. Тесть не кланяется, Мамка выводит невесту под покрывалом. Жених, сделав ей учтивый поклон, сходит вниз; невеста следует за ним, а отец остается в зале. Мамка сажает невесту в носилки. Перед носилками несут два фонаря, а женихе на верховой лошади едет впереди. Невеста, по прибытии к женихову дому, выходит из носилок, и жених ведет ее по западной стороне крыльца. Когда невеста [325] войдет в комнаты, — спальню жениха, — служанка ее ставит для жениха стол на восточной, а женихова служанка ставит столь для невесты на западной сторон. Потом, когда жених с невестою раскланяются, мамка снимает с невесты покрывало. Жених учтиво просит невесту сесть за стол. Подают кушанье. По окончании стола невестина горничная берет чашу, наполняет вином и подчует жениха. Служанка женихова дому подчует невесту. Таким образом они три раза пьют «сочетальную чашу». По окончании пира, гости уходят, горничная приготовляет постель и уносит свечи.

В южных сторонах Китая, жених отправляется за невестою в носилках, и берет с собою цветные носилки, головной убор, кафтан и пояс для невесты. Когда приедет, его просят в залу и сажают на первое место, а церемониальная сваха, приехавшая с ним, садится с боку. Спустя несколько, три раза подают чай. Между тем невеста умывается душистыми водами, убирает голову и надевает кафтан с поясом. После этого, жениха просят войти в комнату к невесте. Они приветствуют друг друга, и жених накрывает невесту платком, потом все выходят из комнаты. Жених садится в большие носилки, невеста в цветные. По прибытии в женихов дом, сговоренные вместе входят в спальню и садятся на стулья, что называется сидеть за занавесом. Тут они пьют сочетальную чашу вина, и три раза отведывают чаю, едят плоды, и прочее. На север вместо плодов подают перменьи, называемые потомственными. После этого в спальне накрывают стол, за которым новобрачные садятся друг против друга. Это называется первым столом, по окончании которого зажигают свечи и ставят банку с цветами горных пионов. Новобрачные кланяются постели, потом друг другу, и этим оканчивают обряд сочетальной чаши. После того набирают стол для угощения родственников, а после стола все расходятся. Ввечеру новобрачные, приходят к отцу и матери, пожелать им спокойного сна, и возвращаются в спальню.

На другой день молодая угощает свекра с свекровью, на третий представляется в храм предкам. Здесь учреждается пир. Стол для женихова отца становится на восточной стороне, у крыльца, а позади его стол для сына. Стол для невестина отца становится на западной стороне, а позади его стол для дочери. Каждый, садясь за стол, два раза кланяется. После этого хозяин входит в храм, зажигает благовония, — длинные курительные свечи, возливает вино и читает молитву, повергается ниц, потом отходит на восточную сторону. Молодая становится у крыльца, по середине, лицом к храму, и, поклонившись два раза, возвращается на прежнее место. После этого тесть и прочие делают двукратное поклонение, и расходятся. На другой день зять едет к тестю и теще, с подарками. Тесть встречает его за дверями и, поклонившись, просит в комнаты. Зять, вошедши в зал, представляет дары и два раза кланяется на север. Тесть отвечает ему поклоном на запад и просит увидеть тещу. Теща становится в дверях, а зять, став за дверью, два раза кланяется ей, на что теща отвечает ему одним поклоном. Зять выходит, и тесть подчует его вином. [326]

В Китае, где почти все движения человека подведены под законные формы, нет законом постановленных обрядов для родин. При этом обстоятельстве следуют только некоторым обычаям. На третий день по рождении младенца, в дом родильницы собираются родственники, и это называется тридневным омовением. По прошествии месяца, вторично собираются, что называется исполнением месяца. В этот день родильница в первый раз выходит из спальни. Сто дней от рождения называются столетием, по прошествии которого родственники опять собираются, и это почитается настоящим поздравлением. При каждом посещении учтивость требует приносить небольшие детские подарки, которые от тестя и тещи бывают всегда значительнее прочих. Если родится сын, то приносят мужское платье, шляпу, сапоги, и прочее. Если родится дочь, то приносят женское платье, головные уборы, и прочее, также шелковые ткани, холст, съестное. Круглый год называется днем перворождения. Тогда берут писчую кисть, чернильную плитку, тушь, бумагу, цветы, румяна, притиранья, разные игрушки, и показывают младенцу, чтобы он взял что нибудь, и по этому судят о будущих его склонностях. Это называется вынимать год. Сын или дочь родится, родственники поздравляют одинаковым образом. Но рождение сына предпочитается рождению дочери, потому что сын необходим для продолжения рода, а дочь считается членом совершенно посторонним для того семейства, в котором она родилась. Женщины, родившие трех близнецов-мальчиков получают награду от правительства; но если в числе трех близнецов будет одна девочка, то награды нет. Умерщвление младенцев в Китае, будто бы дозволенное законом, — совершенная ложь, выдуманная миссионерами и повторяемая только невежественными путешественниками.

Похоронные обряды утверждены законом и обычаями. Перед кончиною кого-либо, сожигают деньги, лошадь и мост, сделанные из бумаги. Как скоро умирающий испустит дух, его кладут на спину и накрывают лицо белою бумагой, которая называется лицепокровною; перед головою ставят курильницу и лампаду, называемые путевыми. Одевают покойника в тот же или на другой день. В рассуждении богатства одежд и украшения гроба, каждый сообразуется с своим достатком. Платье вообще должно быть бесподкладное; а которое на подкладке, то считается за два. Когда наступит время одевания, призванный портной снимает с покойника все платье, в котором он умер, и натуго обвертывает его шелком или хлопчатою бумагою, что называется малым одеванием. Если умрет женщина, то при малом одевании употребляют женщин, а портного уже при большом одевании. Окончив малое одевание, покойника обвертывают в большое одеяло и обвязывают холщевою тесьмою, что называется большим одеванием. Потом кладут покойника в гроб и накрывают большим одеялом. Боковые в гробу промежутки наполняют мягкою, писчею или хлопчатою, бумагою, а сверху накрывают красною шелковою материею, которая называется гробовым покрывалом. Гробовую крышку прибивают деревянными гвоздями, и замазывают пазы лаковою замазкою. Под гробом ставят опрокинутую лоханку, а под нею тяжелую гирю, [327] которая называется гнетом, в том смысле, что она придавливает искушения. После этого гроб ставят среди залы, головою к дверям; перед гробом столик, на котором сорок девять суток горят ночник или лампада, и стоят чашечки с чаем и вином, палочки, употребляемые в Китае вместо вилок, длинные курительные свечи из древесной коры, и прочее; а перед этими вещами ставят досчечку, на которой с левой стороны написаны год, месяц, день и час рождения, а с правой год, месяц, день и час кончины покойного; прописывают также где умер, на какой горе и в какую обратясь сторону. В зале развешивают белого холста занавес, из-за которого виден только верхний конец гроба.

По закрытии гроба приглашают даоса, который, держа в руке душепризывной значок (флюгер), читает над покойником молитву, что называется призыванием души. Китайцы думают, что если по смерти человека не призвать души его, то он еще подобен спящему: надобно непременно призвать душу, чтобы увериться, что он действительно умер. Даос, по окончании молитвы, ставит душепризывной знак перед покойником. На одной стороне значка проведены семь наговоренных (волшебных) черточек, а на другой написано имя умершего, год, месяц, день и часа, его рождения и смерти. Так вообще одевают умерших в южных странах Китая.

В северных провинциях надевают на умирающего нижнее платье, постилают постель; потом, подняв больного, надевают на него верхнее платье, все тело покрывают белою туфтою, чтобы ни пыль ни насекомые не могли прикоснуться к нему. Случается, что иные после одевания выздоравливают, а другие до того еще умирают, но вообще сердцу Китайца отраднее, если родной умирает уже совершенно одетый. Платье обыкновенно надевают стеганое на вате, а после одевания вторично уже не тревожат покойного. При одевании, насыпают в гроб золы, и ставят в нем скамейку с семью дирами. Гроб снаружи оклеивают шелковою тканью, потом кладут покойника и накрывают его покрывалом, а пустое место по бокам наполняют известью и золою. Это делается для того чтобы известь и зола вбирали в себя влажность в гробу, и, когда гробовое дерево истлеет в земле, чтобы коренья и насекомые не могли проникнуть к телу: эти вещества, как известно, не имеют в себе растительной силы.

Когда умрет отец или мать семейству, то сын и жена его надевают глубокий траур. Семью-семь, то есть, сорок девять дней сын не бреется, не знает супружеского ложа, и день и ночь не отлучается от гробу: это он стережет прах. Сто дней не должен он выходить из дому. Когда родственники и друзья приходят к нему для утешения, он, не разбирая равные ли они ему или младшие, при каждом должен проливать слезы, повергшись ниц на соломенном матраце, по левую сторону гроба, а женщины и девицы должны рыдать за траурным занавесом: это называется оплакивать кончину. По уходе утешающих женский плачь прекращается, а сын остается сидеть на матраце подогнув под себя ноги. По прошествии ста дней сын снимает с себя глубокий траур, но до истечения двадцати семи месяцов употребляет одежду [328] белого цвету, шляпу без кисти. Если нужно выйти из дому, он употребляет на шляпе черную кисть, кафтан белого, а курму черного цвету, пеньковые. Зимою носят теплую шляпу из черного холста, без кисти, курму и кафтан черного же холста; иные носят курму белой мерлушки, на выворот. В продолжении траура, в комнате, надписи и двустишия, заменяющие у Китайцев картины, должны быть только на черной или синей бумаге. По окончании траура эти цвета можно переменить. Родственники и друзья, приходящие для утешения, обязаны приносить вырезанные из бумаги деньги, курительные свечи и другие вещи, потребные для возлияния.

В каждом дом, где есть покойник, перед воротами на улице о на дворе перед главным корпусом, разбивают траурный балаган, сделанный из связанных жердей, и обитый соломенными рогожами. Перед воротами, в похвалу умершего, прилепляют лист с описанием всех деяний покойника, и это называется кратким панегириком, лэй-вынь. На третий или пятый день по кончине покойного, отворяют в доме ворота, чтобы родственники и друзья приходили для оплакивания его. Каждому из таких посетителей, при входе в дом, дают шелковый траурный колпак. Родственники и друзья, равные и младшие, кланяются покойному стоя на коленях; старшие же отдают только четыре поклона. При этом, как мы уже заметили, сыновья должны плакать, повергшись по левую сторону гроба, а внуки по правую.

Выносят покойников с большим церемониальным кортежем. Впереди идут музыканты; за ними несут разные щиты с надписями, знамена, флюгера и любимые покойником вещи. Если покойник был военный чиновник, перед ним несут еще похоронный флаг на вехе и ведут оседланных лошадей. Мужчины, провожающие покойника, идут за гробом пешком, а женщины едут в колясочках, накрытых белым холстом. Иногда при процессии бывают ламы, хошаны и даосы, монахи трех сект или религий. Они идут тремя отделениями, в известном одни от других расстоянии, и каждое отделение, в своих богослужебных одеяниях, поет священные песни. Это делают не по уставу религии, а для пышности выноса. Впрочем, с церемониею хоронят только взрослых. Дети до семи лет, как еще не усовершенствовавшие способностей своей души, хоронятся без церемонии.

Покойников хоронят по прошествии семи седьмиц или ста дней. Но если в продолжении этого времени не найдут удобного места для похорон, то строят хижину, и в ней ставят гробь на время. От выбора местоположения при постройке такой хижины и приготовлении могилы, зависит счастие и бедствие оставшегося семейства. Осемь букв покойника тоже соображают с видом горы, где его хоронят, чтобы между ними не было противуположности.

Иногда сыновья, не желая скоро расстаться с прахом родителя, по истечении семи седьмиц, еще ставят гроб вне залы и ограждают стенками. Здесь, ежедневно, утром и вечером, предлагают покойнику пищи и чаю, а когда случится третной праздник, возливают вино и плачут. В таком случае покойник стоит три [329] года, и тогда уже его хоронят. Если после погребения случится какое-нибудь несчастие в доме, то иные переносят гроб на другое место, и снова хоронят. Кто умер на чужой стороне, того родственники перевозят на родину; а если они не в состоянии сделать этого, то умершего на время хоронят там где он умер, и над могилою ставят камень с прописанием имени покойного, с тем, чтобы другие родственники приехали и увезли гроб на родину. Иногда же вынимают из гроба кости, просушивают их, завертывают каждую в бумагу и, положив в ящик, увозят домой. Там раскладывают кости наподобие остова, в новом гроб, и погребают. Иные же, для перевезения, сожигают кости в пепел, и кладут в холщовом мешочке, в ларчик. Безродный на всегда остается погребенным на чужой сторон. Обряды эти, в существенных статьях, одинаковы по всему Китаю, хотя в подробностях и есть некоторые изменения, смотря по провинции.

Траурная одежда вообще белого цвету, и разделяется на пять разрядов: чжань-цзуй, необрубленная одежда, ци-цуй, обрубленная одежда; да-гун, большой труд; сяо-гун, малый труд, и сы-ма, посконина. Все эти разряды траура, подразделяются еще на степени в качестве материи и в продолжении времени ношения, смотря по степени родства с покойным. В трехгодичном или двадцатисемимесячном трауре сто дней не бреют головы, и во все продолжение траура не пьют вина, не едят мяса, не выходят из дому, не знают супружеского ложа, не бывают на пиршествах, не слушают музыки. Гражданский и военный чиновник, по кончине отца или матери, обязаны сложить с себя должность и удалиться на родину на двадцать семь месяцов, что называется находиться в трауре по родителях.

Теперь пойдемте за автором посмотреть, что едят и как одеваются Китайцы.

В северном Китае хорошо родится просо и пшеница; рис сеется в небольшом количестве, почему и коренная пища северных Китайцев состоит в каше из разных прос. В Пекине и других городах для этого употребляют и рис, особенно доставляемый из южных стран, в южном Китае наоборот. В приправу бедные обыкновенно употребляют шаткованную редьку или другую какою нибудь овощ и зелень, соленые. Очень немногие, и то изредка, лакомятся вареным и жареным мясом. Достаточный употребляют говядину, свинину, баранину, поросят, куриц, уток и разную рыбу, к которой причисляются черепахи, лягушки, раки, морские пауки, мясо речных раковин и улиток; из дичины едят кабанов, оленей, козуль, зайцев, фазанов, куропаток, рябчиков, перепелок, овсянок, воробьев, турпанов. Крестец оленя считается лакомым кушаньем и стоит дороже всего оленя. Все это принадлежит к разряду чистых снедей. В губернии Фу-цзянь и в некоторых других местах жирный щенок собачий, а в губернии Гуан-дун мясо полоза (большого сероватого змея), составляют лучшие блюда на хорошем столе. Мясо домашних гусей считают грубым и не употребляют в пищу. Беднейший класс, при недостатке средств к пропитанию, ест все, без разбору, [330] верблюжину, конину, ослятину, собак, кошек, жесткокрылых насекомых, разных птиц и нечистых зверков, даже издохших. При неурожае хлеба, едят лист с разных дерев и коренья полевых трав, отваренные в воде. Но в трактирах, особенно в больших городах, в приготовляемых кушаньях ничего нечистого не употребляют. Из пшеницы делают одну крупичатую муку, часто с примесью бобовой. Лучшая мука рисовая. Из муки приготовляют сдобные хлебцы, разное пирожное и квашеные булки. Крахмал из корней лотоса и сараны употребляют в виде киселя больные и на завтрак. Из муки просяной, гороховой, ржаной и гречневой пекут булки для рабочего народу, но в самом малом количестве. Рожь родится только по северной границе, и более идет на винокурение и на корм скоту. Для приправы кушаньев употребляют ласточкины гнезда, перья аккулы, черных морских червей, голубиные яица, разные свежие и сушеные грибы, корневые ростки бамбука, морскую капусту, оленьи и воловьи жилы, уксус, перец, имбирь, развертывающиеся росточки пахучего ясеня, разную огородную зелень и овощи. Но корицы, гвоздики и мушкатного цвету не употребляют: небольшой отзыв этими вещами производит в Китайце тошноту. Господствующий вкус требует, чтобы в кушанье было меньше соли, поэтому солят разную зелень и овощи, для употребления вместо соли, которой не подают на стол. Общий вкус Китайцев в приправ кушанья, близок к европейскому: небольшая пряность и кислота необходимы.

На домашнем столе щей и супов почти не бывает: место их заступает пряженое, мелко изрубленное, мясо. Для сдобливанья и пряжения употребляют только кунжутное масло и вытопленное почечное свиное сало. В Китае нет скотоводства. Говядину, коровье масло и баранов доставляют из Монголии, Южные Китайцы брезгуют этими вещами, так же как в Европе брезгуют падалью и всякою нечистою пищею: даже торг ими предоставлен окитаившимся Туркистанцам, которых очень много в северной половине Китая. В их только лавках можно найти молоко и кушанье из баранины.

Для приготовления кушанья складывают из кирпичу низенькие печки, лу-цзы, в виде жаровни, с двумя небольшими отверстиями, одно внизу, сбоку, другое сверху, посередине. Эти отверстия имеют от трех до четырех дюймов в поперечнике. Через верхнее отверстие кладут каменный уголь в жаровную тушу, где он ложится на железные поперечники; а огонь разводится через нижнее отверстие. Над огнем верхнего отверстия варят и жарят все, что нужно, в чугунных чашах и железных ковшах. Медной посуды нет, исключая нелуженых чайников, для согревания воды на чай. Хлебцы и пирожное пекут в чугунных чашах и на противнях с крышкою, или в деревянных обечайках с решетчатым дном, которые ставятся, одна над другою, в несколько рядов, в чугунную чашу над паром кипящей воды, и сверху плотно накрываются. Этим способом вообще подогревают все холодные кушанья. Есть печи с жаровою тушею, складываемые в виде наших каминов, но без дымового отверстия, которое, как у [331] русских печей, делаются снаружи. В этих печах, не закрывая дымового отверстия, жарят уток, баранов, поросят и свиней, вешая их на крючья в печи, а жар загребают в устье. От этого огни кожа на жарком без пригори так прожаривается, что рассыпается во рту и бывает чрезвычайно вкусна. Иногда цельные штуки или части жарятся на вертеле, над прогоревшими угольями.

Китайцы не употребляют за столом ни ножей ни вилок: всякую пищу, исключая жидких, берут двумя палочками, от осьми до десяти дюймов длины. Мясо, для удобства едящих, приготовляется изрезанное в кусочки.

Китайцы обыкновенно едят три раза в день. В пять и шесть часов утра, подают завтрак, дянь-синь; в девять и десять часов обед, цзяо-фань: между пятым и девятым часом по полудни вань-фань. При завтраке употребляют разные хлебцы с чаем, пирожное, лапшу, просяную кашицу, иногда с мелко изрубленною соло нивой, кисель из лотосовой и сарайной муки, и горячую воду с солью и с выпускным яйцом. Чай иногда густо разводят мукою, с подбавкою молока и сахару.

Для домашнего обеденного стола нет правил в приборе и подаче кушанья: что назначают, то и приготовляется. На стол, приготовляемый для гостей, обыкновенно состоит из пяти блюд с холодными и жаркими, и четырех чашек или мис с разными похлебками. Иногда прибавляют к этому четыре тарелочки с мелко искрошенными жаркими. Все кушанья едят без хлеба прикусывая солеными овощами. Вместо хлеба уже при конце стола подают каждому по чашке вареного рису, лапшу без бульону и перменьи. За обедом пьют ликеры, водку и хлебное вино, все подогретое, что придает спиртным напиткам большую крепость. Пьют вообще весьма мало, почему и чарочки для крепких напитков делаются не много побольше русского наперстка. Вечерний стол для гостей называется цзю-цай, то есть, винная закуска. В продолжении стола занимаются разговорами или импровизациею стихов, пением песень или игрою ламорра, в которой проигравший пьет чарку или полчарки вина. По окончании стола, каждый берет свои палочки за концы обеими руками, и, в одно время с прочими, приподнимает перед собою горизонтально; это знак, что пора вставать из-за стола. Потом закуривают трубки, пьют по чашке крепкого чаю, который способствует к переварению жирных яств, жуют арек и расходятся.

В Китае, от самого основания империи, правительство имело влияние как на покрой платья так и на цвета тканей, и это делалось не только для отличения разных сословий, но и для отличения чиновников одного класса от другого. Каждая китайская династия издавала свои постановления об этом предмете, а иностранные династии, царствовавшие в Китае, предписывали побежденным употреблять одеяние победителей. Таким образом в царствование династии Юань-вей, Ляо и Юань, Китайцы одевались по-монгольски, а при династии Гинь по-тунгусски. Ныне царствующая династия Цинь снова облекла Китай в тунгусское одеяние. Но этот закон на покрой и цвета одеяния, при иностранных династиях, не [332] простирался на женский пол. И нынче Маньджурка и Китаянка являются ко двору каждая в своем народном костюме.

Мужская одежда в Китае разделяется на форменную, частную и народную. форменною называется такая одежда, которой покрой и образцы утверждены законами. Частное делается с небольшим изменением форменных образцов, а народное употребляется крестьянами и чернорабочими.

Полное форменное одеяние заключается в курме, кафтане, шубе и шляпе. Рубахи, — верхняя и нижняя, — фуфайка, порты, шальвары на вате, воротник и пояс со всеми его принадлежностями, также сапоги и чулки — общие для форменного и для частного одеяния. Курма, гуа-цзы, есть верхний полукафтан, названный так с маньчжурского слова курумэ; он походит на греческую рясу, однобортный, с пятью пуговицами, просторный, с широкими рукавами; шьется из четырех прямых полотнищ, с небольшими клиньями, с тремя разрезами, по бокам и назади, от подола почти до пояса; длиною он за колено. Есть еще короткая курма, называемая конною, ма-гуа-цзы, длиною до безымянной кости на бедре. Кафтан, пхао-цзы, шьется также из четырех прямых полотнищ, с большими клиньями в боках; длиною он до закаблучьев; рукава длинные узкие, с овальными обшлагами; спереди и сзади, по самой середине, разрезы от подола к верху до трех четвертей. Этот же кафтан, подбитый мехом, называется шубою, пхиао. Верхняя рубаха, шань-цзы, отличается от кафтана только широкими рукавами и небольшими разрезами по бокам; по середине она не имеет разрезу; эта рубаха полуфутом короче кафтана. Фуфайка, ао, и нижняя рубаха, хань-тхань-цзы, одного покроя с верхнею рубахой, но короче, и рукава имеет поуже. У всех этих частей одежд, исключая курмы, левая пола на верху: от пуговок шейной и плечной она изгибается около плеча под правую пазуху, и потом, застегнутая тремя пуговицами, идет вниз прямого чертою. Воротник, лин-цзы, шьется особливо, шириною в вершок, с застежкою спереди. К нему пришивается небольшая круглая машинка, придерживающая его. Шляпа, мао-цзы, бывает летняя, лянь-мао осенняя, цю-мао, и зимняя, пьхи-мао. Летняя шляпа имеет вид пустого полушара, без полей; плетется из тростинных лычек; сверху прикрепляется красная кисть из волос тангутского яка. Для чиновника шляпа шьется из белой шелковой материи, с красною кистью из сученого теневого шелку. Внутри шляпы, вместо тульи, пришивается тростинный обручик, обтянутый красным крепом, со снурком, который закрепляется под подбородком. Осенняя шляпа, с поднятыми вверх полями, имеет овальную форму; поля имеют вид околыша и бывают из черного бархату или плису; верх из вишневого атласу, на картоне или на вате. Зимняя шляпа имеет одинаковую форму с осеннею, но околыш ее из соболя или подчерненных куниц, или из черной бухарской мерлушки и лапок черных лисиц. Сапоги, сюе-цзы, похожи на европейские, и шьются из атласу или китайки, черного цвету, с белыми подошвами толщиною в дюйм и более. Подошвы набираются из толстой бумаги или ветошек; кожа снизу пришивается несмоленой дратвой; [333] бока подошвы простеганы и выпилены; каблуков нет; швы по головке и голенищу проложены выпускным зеленым ремешком, Чулки, ва-цзы, шьются из шелковой материи, а более из китайки с простегаными подошвами. Зимою опоясываются сверх кафтана кушаком, да-бао, из черного травчатого крепу, а у рабочих из черной китайки; летом плетеным или вязаным шелковым поясом, дай-цзы, с пряжкою. К кушаку и поясу привешивают на правом боку нож в ножнах, карманные часы в футляре и сферические кошельки с ареком и серебром; на левом тоже кошельки, платок, а летом еще веер в чехле.

Господствующий и неизменный цвет, для курм черный, для кафтанов употребляются и другие цвета исключая алого и зеленого, предоставленных женскому полу. Верхняя рубашка, осенью и зимою, голубого или лимонного цвету, а весною и зимою белого. Фуфайка и исподнее платье бывают шелковые, а у бедных китайчатые. Воротник употребляется при кафтане и курме, но летом, при бесподкладном и газовом платье, не носят его. В холодное время курмы и шубы подбиты долгошерстными мехами. У шубы обшлага из соболя, хвоста камчатского бобра или котика. Курмы вообще надеваются шерстью наружу, и потому меха для них подбираются с отличным искусством и вкусом. При переходе от холодного времени к теплому, местное начальство объявляет повеление переменить зимнюю шляпу на весеннюю, весеннюю на летнюю, и так далее. Это называется переменить время.

Чиновники и должностные люди обязаны носить форменное платье, а частные люди могут носить если хотят. Солдаты и присяжные могут носить частное одеяние, но при форменной шляпе. Покрой форменного одеяния одинаков для всех сословий, но чиновники имеют некоторые отличия, смотря по роду службы или степени, особый цвет курм, разные нашивки с изображением птиц и зверей, разных цветов шарики сверх кисти на шляпе, четки разных цветов с различно расположенными зернами, и прочая. Сверх обыкновенного форменного одеяния, у чиновников есть еще церемониальное, в котором они при торжественных случаях являются ко двору. Зимою, как бы холодно ни было, не употребляют ни перчаток ни рукавиц. Вышивание в настилку и по канве в большом употреблении, но эти работы относятся более к женским нарядам. Мужчины употребляют только золотом и шелками шитые веерники, кошельки и поясные платочки, круглые веера и летние нагрудники. Кружева и вязание посредством иголок совершенно неизвестны в Китае.

Головою Китаец занимается не менее Европейца: он бреет ее гладко, оставляя только на теме клок волос, который заплетается с подкоском, длиною ниже крестца. Усов не подстригают и не закручивают, но отрощают прямо вниз, чтобы закрыть губы. Бороду составляют два клока волос, один в ямке под губою, другой на подбородке; остальное все выбривают.

Автор сожалеет, что он не имел времени приложить к своей книге рисунков с образцами женских костюмов. Это действительно жаль: рисунок подает о таком предмете гораздо лучшее [334] понятие нежели описание. Заключим нашу статью взглядом на китайское шаманство.

Со времени покорения Сибири мы получили первое сведение о шаманстве, дотоле неизвестном Европе. Ученые путешественники, обозревавшие Сибирь, недовольствуясь неотчетливыми рассказами простых очевидцев, старались лично удостовериться в справедливости этих рассказов: они видели шаманов и шаманок, совершающих мистические обряды, и, судя по странным их действиям, заключили, что шаманство ремесло, которым хитрые шарлатаны, под благовидными формами грубо обманывают легковерных простаков, из личных выгод. Долго в Европе верили этому безусловно. Наконец наши миссионеры, живущие в Китае, узнали устав шаманского служения, изданный в Пекине, в 1747 году, на маньчжурском языке, и с этого времени открылось, что мы очень обманывались в своих мнениях насчет шаманства. То, что нам казалось грубым обманом в кочевых шарлатанах, составляет религию, господствующую нынче при китайском дворе и в Маньчжурии. Древние обряды этой религии, изложенные в уставе, представляют стройную систему. Кочевые сибирские шаманы, изучая обряды шаманства по изустным преданиям, по своему невежеству, с течением времени не могли не обезобразить их грубыми изменениями и прибавлениями, но совсем тем они удержали существенные части шаманского служения.

Шаманская религия называется так от тунгусского слова самань, которое означает человека, соединяющего в себе качества врача, жреца и волхва. Нынешние шаманы в Маньчжурии принадлежат к разным сословиям общества, и название шамана носят только по исправлению должности жреца, которую они изучают и прими мают на себя добровольно, без всяких обрядов посвящения и без утверждения правительством. В Маньчжурии не было, и доселе нет, ни храмов для шаманского служения, ни определенных для этого дней. Один богдохан, по преимуществу, имеет право держать храмы и жрецов для шаманского служения. В Пекине шаманское служение совершается в двух местах, во дворце государыни и в шаманском капище, которое лежит по внутреннем городе, на юго-восток от дворцовой крепости, и по-китайски называется тхан-цзы, то есть, храм. В шаманском капище три отделения, — главный храм, состоящий из одной залы в три звена; круглый храм в виде небольшого павилиона, и малый храм, похожий на беседку. В этих храмах нет ни мебели, ни украшений, и наружность их очень проста. Во дворце государыни, в служебном зале, развешивается на шестике занавес, при утреннем служении на западной стороне, а при вечернем в северозападном углу. По середине залы ставится веха, утвержденная на каменной тумбе. В шаманском капище веха ставится перед круглым храмом, а от цехи, через круглый храм в главный проводятся три бечевки, которые привязываются к северной стене над занавесом. Как при шаманском служении иногда сама государыня присутствует, а при ней, исключая евнухов, ни один мужчина быть неможет, то должность шаманов исполняют [335] женщины. Шаманка читает молитвы и поет гимны, плавно, тихим голосом, с важным и благоговейным видом. Штат шаманок при двор состоит из двенадцати женщин. Должность эту исправляют жены дворцовых офицеров, которые получают за это от правительства одно только одеяние. Кроме того есть еще тридцать шесть под-шаманок или прислужниц, тридцать семь женщин для толчения коры, и девятнадцать женщин, которые делают из той коры курительные свечи для шаманского служения. Шаманское служение состоит в жертвоприношении небу и онготам. По учению шаманов под словом «небо» разумеется сила, управляющая миром, Бог: под «онготами» — души людей, которые в жизни делали добро ближним и по смерти продолжают благотворить людям. Шаманское жертвоприношение разделяется на обыкновенное и временное или случайное. Первое совершается во дворце государыни, а последнее в капище. Обыкновенное жертвоприношение еще разделяется на ежедневное и ежемесячное. Обыкновенное ежедневное жертвоприношение совершается утром в третьем и четвертом часу по полуночи, вечером в третьем и четвергом часу по полудни. При утреннем жертвоприношении молятся онготам Щягамони, Бодисатва и Гуань-ди; при вечернем молятся онготам Ахунь-няньси, Аньчунь-аяра, Мури-муриха, Надань-дайхунь, Нархунь-сюаньчу, Эндури-сэнчу, Байман-чжангин, Надань-вэйхури, Эньду-монголо и катун-ноинь. Последние десять онготов — Тунгусы, что видно из их имен, а первые два, Шягамони и Будистава были Индейцы, жившие за десять веков до Рождества Христова. Они основали буддайскую религию. Гуань-ди был родом Китаец, и жил в третьем веке до Р. X. Обряд ежедневного утреннего жертвоприношения состоит в следующем: в служебной зале государыни, на столе, у самого занавеса, перед изображением трех онготов, ставят три блюдца с курениями, три чарочки с водою и хлебное Шаманка нараспев читает молитву, а другие ей подыгрывают на балалайке и гитаре. При молитве, перед закланием животного, снимают со стола чарочки с водою, потом затворяют храм и закрывают изображения онготов. Когда шаманка кончит молитву, вводят животное, вливают ему в ухо воду, и выпустив из него кровь, разделяют на части и варят. Сварившееся мясо, шаманка ставит на стол и чтением молитвы оканчивает служение.

При вечернем служении ставят на стол перед изображениями онготов, пять блюдцев с курениями, пять чарочек с чи стою водой и хлебное. Шаманка, опоясавшись кушаком с бубенчиками, привскакивая и ударяя в бубен поет гимн, а другие ей подыгрывают на литавре и стучат в такт деревянным камер тоном. По троекратном совершении этого обряда, шаманка читает молитву перед изображениями онготов. После этого приводят жертвенное животное и поступают с ним по обряду утреннего служения. По окончании последней молитвы перед онготами, потушают курения в блюдцах и огонь в фонарях, и опускают темный занавес; присутствующие, кроме шаманок, выходят из храма и дверь затворяется. Оставшаяся в храме шаманка, потрясая бубенчиками, читает нараспев четыре молитвы, с [336] аккомпаниментом литавр и камертона. Потом опять поднимают занавесь и отворяют дверь храма, зажигают фонари, уносят жертвенное мясо и снимают изображения онготов. Государь и государыня, присутствуя при жертвоприношении, совершают поклонение, а на утреннем служении и жертвенное мясо получают.

Ежемесячное обыкновенное жертвоприношение также бывает утреннее и вечернее. Оно отличается от ежедневного только чем, что здесь вместо воды употребляется квашеное из проса вино.

Жертвоприношение небу несколько отличается от ежедневного жертвоприношения. Перед каменною тумбою, с вехою, по середи залы, ставят длинный стол с тремя серебряными тарелками для предложении; средняя тарелка с рисом, прочие пустые. На северо-восток от вехи ставится длинный столь для жертвенного мяса. Во время служения, под-шаманка окропляет рис священною водою два раза перед молитвой и два раза после молитвы. Потом приводят жертвенное животное, выпускают из него кровь, разнимают по хребтовым позвонкам, срезывают с них мясо и варят. Из двух пустых тарелок, на левую кладу т позвонки, на правую желчь. Свареное мясо режут в куски и кладут в два со суда, между которыми ставят два других с просяною кашею. Подле сосудов кладут разливную ложку и палочки, употребляемые вместо вилок, а остальное мясо кладут в лоханки и накрывают кожею. Под-шаманка вторично окропляет рис два раза перед молитвой и два раза после нее. Между тем навязывают шейные позвонки на ниточку и вешают на вехе; срезанное с них мясо, рис и желчь кладут в сосуд и также вешают на верхний конец вехи.

К временным жертвоприношениям принадлежат:

1) Жертвоприношение онготам в начале каждого из четырех времен года. При этом случае совершается особенное утреннее и вечернее жертвоприношение онготам, и приводят ко дворцу государыни двух белых лошадей и двух бычков, приносят два слитка золота, два слитка серебра, два куска штофу с полосами, два с драконами, десять кусков бархату, голи и разноцветных атласов, и сорок концов китайки. Лошадей ставят по правую, бычков по левую сторону дворцовых ворот, а золото, серебро и ткани евнухи раскалывают на столе перед онготами. По окончании обряда, лошадей и бычков уводят, а через три дня уносят золото, серебро и ткани и все сдают в контору жертвенного скота, где продают все это в пользу конторских расходов.

2) Моление онготам о ниспослании счастии. Об этом просят онготов Фули-фуду и Омоши-мама, которым приносят жертву, при утреннем и вечернем служении, вместе с прочими. Исключение состоит в том, что под-шаманка благовремению вырубает, в западном дворцовом саду, девятифутовую иву, и перед самым жертвоприношением водружает ее под окнами государыни. Перед онготами ставят вино и хлебное, а на южной половине залы ставят стол для моления о счастии. На этом столе расставляют девять сосудцев с вином, два блюда с вареными перменьями, два блюда с просяною кашею и разное хлебное. После этого шаманка начинает петь гимн, легко потрясая ножом с бубенчиками, [337] и молится как при утреннем служении. Под-шаманка подает ей стрелу с привязанною к ней пенькою, после чего стол, приготовленный для моления о счастии, выносят на двор и ставят перед вехою. Шаманка также выходит, становится перед столом, по правую строну ивы, и приклонив к себе стрелою одну ветку, троекратно поет гимн и молится. В это время государь и государыня совершают поклонение и получают жертвенное мясо. Таким же образом совершается и вечернее служение, после которого иву относят в шаманское капище.

3) Жертвоприношение в круглом храме, совершается в новый год второго, а в прочие месяцы первого числа. Предложение состоит из временных яств, вина и бумаги, развешиваемой на шесте.

4) Омовение онготов. Ежегодно, осьмого числа четвертого месяца (в мае), онготов, чествуемых утренним жертвоприношением, переносят из дворца государыни в главный храм шаманского капища. Изображения Бодисатва и Гуань-ди развешивают на занавесе, а кивоты их вымывают, в желтой чаше, водой с медом. По совершении обряда, изображении обоих онготов влагают опять в кивоты, ставят перед ними вино, хлебное и развешивают бумагу на шесте. В этот же день молятся и онготам круглого храма. В обоих местах, шаманка поет гимн и читает молитву, слегка потрясая ножом с бубенчиками. По окончании служения, онготов опять относят во дворец государыни.

5) Жертвоприношение при вооружении шаманской вехи совершается два раза в год, весною и осенью. За день или за два перед тем бывает предварительное жертвоприношение во дворце государыни. После этого онготов, чествуемых утренним жертвоприношением, переносят в капище. Незадолго до этого перенесения евнух отправляется в горы, в округе Цин-джеу, и срубает там ель, двадцати футон вышиною и пяти дюймов в поперечнике, с десятью коленцами или рядами сучьев. Это шаманская веха, которую водружают перед входом в круглый храм. В день жертвоприношения, в главном и круглом храме перед онготами ставят вино и хлебное. На бечевках, протянутых от занавеса к вехе, развешивают бумагу, а на самой вехе выставляют флаг. На шесте, в круглом храме, также развешивают бумагу. Шаманки совершают такое же моление как и при всех других жертвоприношениях.

6) Жертвоприношение онготам-хранителям лошадей, ниохонь-Тайцзи и Удубынь-Бейзэ, происходит два дня сряду. В первый просят их о сохранении царских лошадей, а во второй о сохранении казенных лошадей на пастбищах. В первый день, при утреннем жертвоприношении, развешивают на конских волосах, из гривы и хвоста, семьдесят пар красных шелковых лоскутков, а при вечернем тридцать пар таких же черных лоскутков, которые шаманка, по окончании служения, отдаст в дворцовые конюшни. На другой день при утреннем жертвоприношении, развешивают двести осемьдесять, а при вечернем тридцать пар лоскутков, которые также раздаются по конюшням. Для этого обряду приводят в капище десять лошадей из царских [338] конюшень. К хвостам их, во время молитвы, привязывают темные шелковые ткани, на которые он принимают счастие.

В новый год, в полночь на первое число, государь совершает поклонение перед онготами во дворце государыни, а потом сопровождаемый князьями и вельможами маньджурского племени, отправляется в шаманское капище, где молится небу в круглом храм, делая три коленопреклонения с девятью земными поклонами. Отправляясь в поход, он таким же образом, приходит в капище, где покланяется, сперва в круглом храме, а потом перед главным знаменем с изображением желтого дракона. Если государь вместо себя отправляет в армию главнокомандующего, то вместе с ним исполняет этот обряд напутственного поклонения. Таким же образом он поклоняется и по возвращении из походу.

Текст воспроизведен по изданию: Китай, его жители, нравы, обычаи, просвещение. Сочинение монаха Иакинфа, Санктпетербург, 1840 // Сын отечества, Том 3, № 31. 1841

© текст - Бичурин Н. Я. [Иакинф]. 1841
© сетевая версия - Тhietmar. 2018
© OCR - Иванов А. 2018
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Сын отечества. 1841