Послание к святейшему и богочестивейшему сослужителю Келестину.

Святой собор, благодатью Божиею сошедшийся в митрополии ефесской, епископу Келестину желает о Господе всякого блага.

Ревность твоей святости по благочестию и забота о правой вере, приятная и угодная Богу Спасителю нашему, достойны удивления. Ибо, столь великое вы имеете обыкновение быть славными во всем и своими попечениями доставлять опору церквам. Почитая долгом известить тебя о всем случившемся, мы доносим твоей святости, что по воле Христа Спасителя всех нас, и по повелению благочестивейших и христолюбивейших императоров, из многих и различных областей сошлось нас более двух сот епископов в митрополии ефесской. Притом, благочестивые предписания христолюбивых императоров, чрез которые мы созваны, назначили временем собрания св. собора день св. пятидесятницы. Все сошлись (в указанный срок), потому в особенности, что в послании императоров означено было: “кто не прибудет к назначенному сроку, того задерживает нечистая совесть, тот безответен и пред Богом и пред людьми". Замедлил только досточтимейший Иоанн, епископ антиохийский, и замедлил не без умысла, и не потому, чтобы его задержало далекое путешествие, но потому, что он таил в уме замыслы и намерения, неугодные Богу, которые он обнаружил вскоре по прибытии в Ефес. Мы отложили собрание на целые 16 дней после назначенного дня св. пятидесятницы, хотя многие епископы и [319] клирики были одержимы болезнью, тяготились расходами, а некоторые и умерли. Все это было, как видит твоя святость, обида святому собору: ибо он замедлил злонамеренно, потому что его упредили многие, хотя им нужно было пройти путь гораздо дальнейший. Спустя 16 дней прибыли двое из его епископов, митрополиты: Александр апамейский и Александр иерапольский. Мы спрашивали их о причине замедления досточтимейшего епископа Иоанна, и они не один раз, а часто говорили нам: он приказал нам объявить вашему благочестию, что если он еще замедлит, то не отлагайте собора, а делайте, что нужно. Получив это известие и видя — как из его медлительности, так и из того, что было объявлено от его имени, — что он уклоняется от собрания, или по дружбе с Несторием, или потому, что этот был клириком его церкви, или по уважению к просьбам за него некоторых лиц, — святой собор открыл заседание в великой церкви ефесской, называемой Мария. Сюда все собрались скоро и охотно: не было только одного Нестория. Святой собор канонически приглашал его чрез епископов первым, вторым и даже третьим зовом. Но он, окруживши свой дом воинами, презрел церковные законы и не хотел ни явиться на собор, ни дать отчета в своих нечестивых хулениях (на Христа). За сим прочтены были послания, писанные ему святейшим и боголюбивейшим Кириллом, архиепископом александрийским. Святой собор одобрил их, как правильные и непогрешительные по содержанию, потому что они ни в чем не разногласили с богодухновенными писаниями, ни с верою, преданною и изложенною святыми отцами, сошедшимися некогда на великом соборе в Никее, как это засвидетельствовала и твоя святость своим справедливым одобрением. За сим, когда прочтено было послание Нестория, написанное к помянутому святейшему и боголюбивейшему брату нашему и сослужителю Кириллу, — святой собор нашел учение, содержащееся в нем, совершенно чуждым евангельской и апостольской вере и зараженным величайшею и новою хулою. Потом, по прочтении нечестивейших его толкований и письма к нему от твоей святости, где он справедливо обвиняется, как наткавший хулу и внесший в свои толкования слова нечестивые, — над ним произнесен канонический суд низложения, в особенности за то, что он до того далек был от раскаяния или исправления в хулах, произнесенных им еще во время управления, константинопольскою церковью, что даже в Ефесе, в разговоре с некоторыми святыми митрополитами, — мужами небезызвестными, разумнейшими и боголюбивейшими, осмелился сказать: “я не исповедую Бога двухмесячного и трехмесячного", и другое, еще хуже сего. [320]

Итак, мы низложили эту нечестивую и гнусную ересь, низвращающую благочестивейшую нашу веру и разрушающую до основания все домостроительство таинства, как выше сказано. Но имеющие искреннюю любовь ко Христу и ревнующие о Господе не могли, по-видимому, не испытать многих бедствий. Мы надеялись, что и досточтимейший Иоанн, епископ антиохийский, восхвалит ревность и благочестие собора, и, может быть, даже упрекнет (нас) за медлительность в низложении (Нестория). Но эта надежда совершенно обманула нас. Он (Иоанн) на самом деле оказался врагом и самым упорным противником как святого собора, так и правой веры Церкви. Едва только он прибыл в Ефес, еще не стряхнув с себя дорожной пыли, не сняв одежды, собрал единомышленников Нестория, произносивших хулу на своего Главу и почти издевавшихся над славою Христа, и составив себе скопище почти из тридцати человек, носящих имя епископов, но не имеющих ни городов, ни служения, ни церквей, а частью давно уже низложенных своими митрополитами за тяжкие вины (были между ними даже пелагиане, целестиниане и изгнанные из Фессалии), дерзнул на такое нечестивое дело, на какое прежде никто не покушался. Именно: он составил у себя хартию и наложил слово и бесчестие отлучения на святейшего и благочестивейшего Кирилла, епископа александрийского, и благочестивейшего брата нашего и сослужителя Мемнона, епископа ефесского. И он поступил так без всякого ведома кого-либо из нас; даже те самые, которые потерпели такое оскорбление, не знали ни случившегося, ни причины, по которой совершен такой дерзкий поступок. Но как будто Бог не прогневается на это и будто не существует церковных законов и они не потерпят наказания за такую дерзость! они бесчестят именем отлучения и весь собор; и обнародовав это хартиею, они предложили ее для прочтения мимоходящим, прибив на стенах театра, чтобы выставить на показ свое нечестие. Но дерзость их этим не ограничилась: поступая будто бы канонически, они не усомнились довести о том до сведения благочестивейших и христолюбивейших императоров.

После всего этого, святейший и боголюбивейший Кирилл, епископ александрийский, и благочестивейший Мемнон, епископ ефесский, составив жалобу на досточтимейшего Иоанна, епископа антиохийского, и его сообщников в этом деле, принесли ее (на собор), заклиная святый собор наш позвать, согласно с канонами, самого Иоанна и его сообщников, чтобы они дали отчет в том, на что дерзнули, — и если у них есть какое-нибудь обвинение, то пусть выскажут его и уличат виновных, если могут. Ибо в своей отлучительной или лучше в ругательной грамоте они выставили такую вину: “они (Кирилл и Мемнон) [321] аполлинаристы, ариане и евномиане, — за то и низложены нами". Итак мы, по настоянию оскорбленных, собравшись опять в великой церкви, числом свыше двух сот епископов, в продолжении двух дней, одним и другим и третьим зовом призывали Иоанна и его сообщников придти на собор, чтобы уличить оскорбленных и объяснить причину, по которой они сочинили грамоту о низложении; но они не осмелились придти. Если он действительно мог обвинить вышеупомянутых святых мужей в ереси, то ему надлежало самому придти и доказать, что истинно то преступление, которое казалось ему столь сильным и несомненным, что он произнес против них такой поспешный суд. Но нечистая совесть не позволила ему придти. А замышлял он следующее. Он думал: пусть его нелепое и противозаконное оскорбление и ничего не значит, но оно разрушит и справедливый суд святого собора, произнесенный против еретика Нестория. Итак, справедливо вознегодовав (на такой поступок), мы рассудили: законно произнести на него и на прочих такой же суд, какой он беззаконно произнес против невинных ни в чем. Но противопоставляя его поспешности долготерпение, хотя он потерпел совершенно справедливое и законное наказание, мы представили это (определение) на суд твоего благочестия, а их пока подвергли отлучению и лишению всей священной власти, так что они никому не могут вредить своими мнениями. И, в самом деле, не нужно ли было, чтобы имеющие обыкновение грубо, дерзко и вопреки канонам решаться на такие страшные и возмутительные дела, лишены были возможности вредить?

Итак, и после опрометчивого их суда, мы все пребываем в общении с братиями и сослужителями нашими епископами: Кириллом и Мемноном, потерпевшими от них оскорбление, священнодействовали и священнодействуем с ними и все вместе участвуем в богослужебных собраниях, а хулы его письменно опровергли и показали их бессилие и совершенную ничтожность; ибо это было одно поругание, а не другое что. И в самом деле, какое значение собора, или какую силу против собора собранного со всей поднебесной, могут иметь тридцать человек, или заклейменные пятном ереси, или безместные и изгнанные? С нами были и посланные твоею святостью благочестивейшие епископы Аркадий и Проект и с ними досточтимейший пресвитер Филипп, заменявшие своим присутствием твое и занимавшие место апостольского престола. Итак прилично твоей святости вознегодовать на случившееся. Ибо если каждому будет позволено оскорблять старейшие престолы и произносить неправый и противный канонам суд на тех, кого не имеют власти судить, или лучше — ругательства на тех, которые совершили такие подвиги за благочестие, и чрез которых, по молитвам твоей святости, воссияло [322] благочестие: то церковные дела придут в крайний беспорядок. Если же дерзнувшие на такие дела будут подчинены надлежащему порядку, то волнение утихнет и сохранится должное уважение к канонам.— Когда на святом соборе прочтены были записи деяний о низложении нечестивых пелагиан и целестиан, Целестия, Пелагия, Юлиана, Персидия, Флора, Маркеллина, Орентия и их единомышленников, мы определили, чтобы осталось твердым и неизменно сильным то, что определено против них твоею святостью: согласно с тобою, мы признаем их низложенными. А для точного уведомления (тебя) обо всем сделанном, мы послали тебе записи деяний и подписи собора. Молим Господа, чтобы ты, возлюбленнейший и дражайший, был здрав и памятовал о нас.