207. К Пеанию.
Мы ожили, мы воспрянули и не ощущаем более тяжелого чувства изгнаннической жизни на чужой стороне, узнав, что твоя достопочтенность воротился в город переносящий такие страдания. Нам так приятно не то, что ты получил повышение в почестях: твоя настоящая честь — твоя душевная добродетель, и ни прежде никто не мог отнять ее у тебя, ни теперь никто тебе ее не возвратил (можно ли возвращать то, чего отнять нельзя?), — мы в восторге от того, что ты принес с собою в этот город величайшее утешение всем гонимым, обреченным на заклание, заключенным в узы, ставши для всех них общим благодетелем и во всякое время открытою пристанью. Ты умеешь приобретать то, что должно приобретать. Напиши же нам теперь о своих великих подвигах и скажи определенно, сколько лежавших ты поднял, сколько упавших поставил на ноги, сколько поколебавшихся утвердил, какому числу измучившихся в течение этого долгого времени подал пособие, кого из равнодушных обратил в усердных, кого из усердных сделал усерднейшими, — вообще опиши обстоятельно каждый свой подвиг в этой борьбе твоей. Я знаю все и без твоего письма, потому что знаю твою душу, мой доблестный атлет и дивный воитель; но мне хочется услышать все это и из твоих любезнейших мне уст. Удовлетвори же настоящую нашу просьбу; ты знаешь, какое сделаешь нам одолжение, исполнив ее.