190. К НЕМУ ЖЕ (130).
Укоряет его за нечистое обращение с девами, давшими Богу обет девства.
Доселе называю тебя досточестным, хотя замышляешь и не досточестное. Прими же великодушно дерзновение человека, которым движет отеческое сердоболие, и который не может быть терпеливым по благорасположенности. Ибо гораздо лучше, когда не надолго опечаливший приносит великую пользу, нежели, когда смеющийся с тем, чтобы доставить удовольствие, причиняет вред в главнейшем. Илий был священник, и хотя делал выговоры своим нечествовавшим сынам, говоря: не благ слух , чада , егоже аз слышу о вас (1 Цар. 2, 23.): но, поелику делал не сильные выговоры, то сам подпал сильному обвинению, и благочестивый отец понес наказание за беззаконие детей. Устрашаемый сим примером, и я приступил к этому увещанию. Не знаю, что с тобою сделалось, какое омрачение объяло тебя? Как стыдишь свой род, стыдишь мою седину и те надежды, какие возымел я о тебе, когда был в Навилах, беседовал с тобою о всем добром, и, как думал, убедил тебя в этом! Как не слышишь, что говорит Писание: не даждь женам твоего богатства и твоих имений в последний совет (Притч. 31, 3.)? Поверь, что в скором времени раскаешься в этом, егда, по написанному, иструтся плоти тела твоего (Притч. 5, 11.), и ум, как бы проторгнувшись сквозь облако, в состоянии будет воззреть к Богу и чисто [291] размыслишь о том, что полезно. Остерегайся сети, и не уловлен буди твоима очима (Притч. 6, 25.); если уловлен, пробудись; и не подтверждай разглашаемого, будто бы какими-то снадобьями омрачен у тебя ум; потому что разврат искусен на выдумку худого. — Прискорбно и то, что такой дом, обогащенный столькими трудами, в такое короткое время расстроил и разорил ты, и особенно в начале жизни, когда каждый полагает основание доброй или худой о себе славы. Но гораздо ужаснее, что жен девственниц, которые твоими родителями и тобой самим, как уверял ты, посвящены Богу, святотатски берешь и похищаешь, и иные стали уже твоими, а других приводишь в страх, что потерпят то же. Побойся Бога, Которому служишь, постыдись меня, удержись, наконец, от всякого лукавого произволения. Если бы можно тебе было, приникнув поближе, узнать ту молву, к какой подаешь повод, обо всех нас, то, может быть, не потребовалось бы для тебя иного увещания , но самый стыд употребил бы ты в советники о том, что должно делать. Нашел бы я написать тебе что-нибудь поприятнее этого, но не нашел бы ничего полезнее; многого и не стану писать, зная, что, если не вразумит тебя страх Божий, то мало сделают, или вовсе ничего не сделают, слова. Потому что и железом легко выводить черты на воску, но трудно на железе, а на алмазе не выведешь и чем-нибудь самым твердым, по жестокости его состава.