СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

АЛЬ-ФАРАБИ

ГРАЖДАНСКАЯ ПОЛИТИКА

КИТАБ АС-СИЙАСА АЛМАДАНИЙА

Далее, субстанции некоторых из них недостаточны для достижения /стр. 36/ ими совершенств, если не имеются другие бытия вне их субстанций из числа умопостигаемых [качеств], то есть известные величины, внешние формы, категории твердости, мягкости, теплоты, холода и других.

Имеется множество видов этих тел; каждый из этих видов объемлет индивиды с однородными частями и неопределенной внешней формой. Таковы [четыре] элемента и минералы.

Их формы зависят от степени воздействия действующей причины, а также от форм вещей, их окружающих. Их величины являются неопределенными размерами. Однако они не бесконечны по величине. Их части то объединяются, то разъединяются. Среди них есть такие, которые, если сходятся в одном месте, то соединяются, а есть такие, которые, если сходятся в одном месте, то только касаются друг друга, но не соединяются. Их разъединение и [104] соединение [происходит] не в определенном порядке, а случайно, в соответствии с [проявлением] действующей причины, [которая вызывает] их объединение и разъединение. Поэтому необязательно, чтобы вещи, объемлемые каждым видом, отделялись друг от друга. Это происходит случайно, ибо им присуще совершенство, даже если их акциденции пребывают в каком случится состоянии. В этих вещах возможные [предметы] имеют равную [возможность для своего возникновения].

Что касается растений и животных, то объемлющие их виды по своей природе отделены друг от друга, и бытие [какого-нибудь из] них присуще только ему одному и отлично от бытия, присущего другому [индивиду]. Поэтому эти индивиды от природы обладают определенным количеством.

Каждая из их частей имеет определенную величину, качество, положение и порядок /стр. 37/. Роды возможно сущих вещей образуют, как мы сказали, ступени бытия, причем низшие [роды существуют] для каждого из высших [родов] возможного бытия. Элементы помогают им всеми своими частями и притом трояко — в качестве материи, через служение и как орудия. [105]

Минералы помогают остальным [вещам], но не каждому виду и не всеми видами помощи: а один вид — в качестве материи, другой вид — через служение (например, горы [способствуют] возникновению воды, текущей из источников) и третий вид — как орудия. Виды растений могут помогать животным таким же трояким образом. Точно так же неразумные животные помогают разумным животным ¹⁰ трояким образом: одни из них помогают в качестве материи, другие — через служение, третьи — как орудия.

Что касается разумных животных, то поскольку среди возможно [сущих] нет рода, более превосходного, чем этот, то они никоим образом не оказывают помощи другой вещи, превосходящей их. Ибо, благодаря разуму, они совершенно не являются материей чего-то — ни того, что расположено выше, ни того, что ниже их, — совершенно не являются орудием другой вещи вне себя и естественно совершенно не обслуживают других.

Что же касается их помощи остальным возможно сущим [вещам] и друг другу, помощи, основанной на разуме и воле, а не естественной помощи, то это мы сейчас не будем обсуждать. Благодаря разуму они могут совершать [106] действия, которые оказывают службу многим естественным вещам [изменяя их акциденции]. Так, например, происходит, когда заставляют воду бить ключом, садят деревья, сеют семена, выращивают и пасут животных и так далее.

Что касается естественной [помощи], то ни один из них не обслуживается другим видом, а лишь каждый из них обслуживается своим видом, так же как ни один из них не используется для служения другому виду помимо его вида, и ни один из них не служит орудием другому виду. /стр. 38/ Что касается помощи более высоких [родов] более низким возможно [сущих] вещей, то, как мы говорили [выше], совершенно ничто в разумных животных не служит и не помогает тому, что ниже их по виду, это [происходит] из-за их формы. Именно так следует понимать помощь видов друг другу.

Неразумные животные, как таковые, не могут быть материей того, что менее совершенно, чем они. Ни одно из них по своей форме не выступает в качестве материи для растений. Но это не мешает им оказывать услугу и быть орудием. Некоторые животные по природе могут служить элементам, а именно, разлагая на элементы, далекие от них вещи. Например, ядовитые животные по своей [107] природе — враги для остальных видов животных. К примеру, змеи оказывают услугу элементам своим ядом, разлагая на элементы [различные] виды животных. То же самое относится к ядам растений, которые, однако, бывают ядами в относительном [смысле]. Этот вид служит двум вещам. Следует знать, что хищники не похожи на змей. Яд змей служит им не для того, чтобы улучшить свое питание за счет различных животных, просто они по своей природе враждебны всем видам животных и стремятся их уничтожить, тогда как звери пожирают других животных не из-за врожденной враждебности, а ради пропитания.

Минералы равным образом не являются материей элементов, а только служат им в качестве орудия. Например, горы способствуют появлению вод.

Различные виды животных и растений подразделяются на такие, которые могут добывать необходимые предметы только при объединении их индивидов в группы, где каждый индивид добывает сам себе необходимое и уединяется от других, но наивысшего совершенства эти индивиды достигают только /стр. 39/ при объединении одних с другими; и на такие, где каждый из индивидов достигает всего необходимого [108] и самого превосходного, несмотря на то, что они уединены друг от друга. Однако, если они объединяются, то они не препятствуют друг другу достичь этого, а есть такие, которые при объединении препятствуют друг другу в [достижении] необходимого или самого превосходного из дел. Поэтому есть виды животных, которые всегда во всех своих делах уединяются друг от друга даже при родах, как это имеет место у многих морских животных; а есть такие, которые уединяются друг от друга только при родах; имеются и такие, которые не обособляются в большинстве своих дел. Таковы, например, муравьи, пчелы и многие другие, а также птицы, которые питаются и летают стаями.

Человек относится к тем видам [существ], которые могут достичь необходимого в делах и получить наивысшее совершенство только через объединение многих людей в одном месте проживания.

Человеческие общества подразделяются на великие, средние и малые. Великое общество — это совокупности многих народов, которые объединяются и помогают друг другу. Среднее — это один народ. Малое — это [общество], представленное одним городом. Эти три [109] [вида обществ] являются полными. Город ¹¹ находится на высшей ступени совершенства. Селения, кварталы, улицы и дома представляют неполные общества. Самым несовершенным из них является домашнее общество, которое представляет собой составную часть общества улицы. Общество улицы представляет собой часть общества квартала. Это [последнее] общество представляет собой часть городского общества. Общества кварталов и общества селений принадлежат городу, но разница между ними в том, что кварталы являются частью города, [в то время как] селения служат городу. Городское /стр. 40/ общество представляет собой часть какого-то народа. Народ делится по городам. Абсолютно полное человеческое общество подразделяется на народы. Один народ отличается от другого тремя естественными вещами: естественным нравом, естественными чертами [характера] и третьей, основанной на характере [людей], которая также имеет какое-то касательство к естественным вещам. Это — язык, то есть речь, являющаяся средством выражения [мысли]. Народы подразделяются на большие и малые.

Первой естественной причиной разнообразия народов по этим признакам [110] является прежде всего различие частей небесных тел в смысле их положения по отношению к первой сфере, а затем — к сфере неподвижных звезд; далее, различие положений наклонных сфер относительно частей земли, их приближение и отдаление, с этим связано различие частей земли, которые представляют собой место проживания народов. Это различие связано в первую очередь с различием в положении над [этими частями земли] частей первой сферы, а затем — с различием в положении над ними неподвижных светил, далее — с различием положений относительно их наклонных сфер. С различием частей земли связано различие испарений, которые поднимаются от земли, и каждое из испарений, возникающих из земли, подобно этой земле. С различием испарений связано различие воздуха и различие вод. Далее, говорят, что вода в каждом районе [земли] возникает от испарений, находящихся под землей этого района. Воздух любого района [земли] смешивается с испарениями, которые поднимаются в воздух с земли. В таком порядке следует различие сфер неподвижных планет, различие в первой сфере, различие положений наклонных сфер, различие воздуха, различие вод, различие растений, различие видов [111] неразумных животных, /стр. 41/ различие в питании народов. Различие в питании их связано с различием скота и посевов, которыми живут люди из поколения в поколение. За этим следует различие нравов и различие естественных свойств характера. Точно так же различие частей неба, находящихся в зените [у тех или иных народов], является причиной различия нравов и свойств характера. Затем из взаимодействия и сочетания этих различий образуются различные смеси, которые способствуют изменению нравов и свойств характера народов.

Таким образом, и в этом направлении происходит объединение этих естественных вещей, соединение их друг с другом и их ступеней, и в такой мере небесные тела способствуют их совершенствованию. Что же касается остальных совершенств, то небесным телам не присуще предоставлять их, это возможно только для деятельного разума. Но деятельный разум может предоставить остальные совершенства только человеческому роду. Деятельный разум в том, что он предоставляет человеку [эти совершенства], подобен небесным телам. Он прежде всего наделяет человека силой и началом, благодаря которым человек стремится или может стремиться [112] самостоятельно ко всем остальным совершенствам.

Эти начала представляют собой первые науки и первые умопостигаемые сущности, которые образуются в разумной части души. [Деятельный разум] наделяет человека этими знаниями и умопостигаемыми сущностями лишь после того, как в нем развивается и образуется сначала ощущающая часть души, [затем] стремящаяся часть, в которой желание и отвращение связаны с ощущением, /стр. 42/ Орудиями [желания и отвращения] являются части тела. Благодаря им обоим возникает воля. Воля — это в первую очередь желание, [исходящее] из ощущения. Желание относится к стремящейся части [души], тогда как восприятие относится к чувству. Затем образуется воображающая часть души, благодаря которой появляется желание, и, таким образом, вслед за первой волей приходит вторая воля. Последняя является желанием, исходящим из воображения. Благодаря этой [воле человек] может воспринять первые знания, образующиеся благодаря деятельному разуму в разумной части его души. Тогда в человеке образуется третий вид воли, а именно желание, исходящее от мыслительной способности. Это последнее называется [113] свободным выбором, оно присуще только человеку, но ни коим образом не другим животным. И благодаря ему человек может совершать похвальные и порицаемые, хорошие и плохие [поступки] и получать за это воздаяние и наказание.

Первые две воли могут иметь место в неразумном животном. Если же человек наделен всеми тремя видами воли, тогда он может стремиться к счастью, поскольку он обладает способностью различать добро и зло, хорошее и плохое.

Счастье же — это абсолютное благо. Все, что необходимо для достижения и получения счастья, равным образом является благом, но не ради себя, а потому, что это необходимо для достижения счастья. Все же, что в какой бы то ни было мере препятствует счастью, является абсолютным злом. Добро полезно для достижения счастья. Оно может существовать естественным образом, а может существовать по желанию. Зло препятствует [достижению] счастья. Оно [тоже] может существовать естественным образом, а может — по желанию. То, которое существует естественным образом, дано небесными телами, но не ради содействия и противодействия цели деятельного разума, /стр. 43/ Небесные тела не стремятся этим содействовать или противодействовать [114] достижению дели деятельного разума; напротив, субстанции небесных тел [свойственно] наделять материю всем, что есть в природе, чтобы она воспринимала его, не заботясь о том, что полезно для [достижения] цели деятельного разума, а что вредно. Поэтому то, что исходит от небесных тел, иногда может соответствовать цели деятельного разума, а иногда противоречить ей.

Что до добра и зла, основанных на воле, — а это хорошие и плохие [поступки], — то они присущи только человеку. Добро, основанное на воле, происходит одним путем, а именно [через] постижение пятью человеческими силами души: разумной теоретической, разумной практической, стремящейся, воображающей и ощущающей силами. Человек постигает и познает счастье только посредством разумной теоретической силы и никоим образом не посредством остальных сил. Это происходит тогда, когда [человек] использует и постигает начала и первые знания, которые ему доставляет деятельный разум, затем посредством стремящейся силы ищет пути к счастью, посредством разумной практической силы рассуждает о том, что ему надлежит сделать, чтобы достичь его. Далее, посредством орудий стремящейся силы он совершает те [115] действия, о которых он узнал посредством рассуждения. Воображающая и ощущающая [силы] подготавливают и помогают разумной силе и предназначают ее для побуждения человека к действиям, способствующим достижению счастья, и тогда человек обретает полное благо. Таким образом обретается благо, основанное на воле.

Что до зла, то оно происходит так, как я уже говорил, а именно ни воображающая, ни ощущающая силы не постигают /стр. 44/ счастья, тогда как разумная сила хотя и постигает счастье, но не в любом состоянии, а лишь при [неправильном понимании] цели счастья. Имеется множество вещей, о которых человек полагает, что они-то и являются основой и целью жизни. Например, приятное, полезное, честь и тому подобное. Когда человек медлит с совершенствованием разумной теоретической части души, то он, не осознав, что такое счастье, спешит к нему и делает целью своей жизни не счастье, а что-то другое: полезное или приятное, цель или честь ¹². Он стремится к этому, влекомый стремящейся силой, рассуждает о том, как достичь этой цели посредством разумной практической [силы], и осуществляет это посредством орудий стремящейся силы при [116] поддержке воображающей и ощущающей [сил]. Тогда имеет место абсолютное зло.

Далее, если человек постиг и познал счастье, но не сделал его своей основой и целью и не желает или же слабо желает его, сделав целью своей жизни нечто другое, чем счастье, и отдает все свои силы для достижения этой цели, то и от этого возникает абсолютное зло.

Если же целью существования человека является достижение счастья — высшего совершенства, то для получения всего того, что только способны получить возможно сущие, следует указать, каким образом человек может прийти к этому счастью. Это возможно тогда, когда деятельный разум дает первые умопостигаемые сущности, представляющие собой первые знания.

Не каждый человек от природы способен получать первые умопостигаемые сущности. Человеческие индивиды от природы наделены различными силами и разнообразными способностями. Среди них есть такие, которые от природы не получают ничего из /стр. 45/ первооснов, другие же получают их в искаженном виде. Это сумасшедшие. А есть такие, которые получают их в неискаженном виде. Это те, кто обладает здравыми врожденными способностями. Лишь они способны достичь счастья. [117]

Люди со здравыми врожденными способностями наделены общим свойством, благодаря которому они способны получить общие для всех их умопостигаемые сущности и посредством которых они стремятся к общим для них состояниям и действиям; после этого происходит их дифференциация и отличие друг от друга, и каждый из них и каждая группа приобретают характерные для них свойства: одни из них предрасположены получить какие-то иные умопостигаемые сущности особого характера, в результате этого они стремятся к какому-то роду; другие предрасположены получить иные умопостигаемые сущности, пригодные для использования в каком-то другом роде, когда каждому из них не присуще то же, что свойственно другому. Одни готовы получить многие умопостигаемые сущности, которые относятся к чему-то одному в каком-то роде. Другие готовы получить многие умопостигаемые сущности, которые относятся ко всему, что в данном роде. Равным образом [люди] могут различаться по способностям выявления положений, которые могут быть постигнуты путем исследования.

Вполне возможно, что двое [людей] наделены одними и теми же умопостигаемыми сущностями, присущими [118] какому-то роду. Но один из них по природе склонен к выявлению посредством умопостигаемых сущностей данного рода лишь незначительного количества вещей, тогда как другой обладает от природы способностью выявить все, что относится к данному роду.

Точно так же двое [людей] могут равняться по способностям выявления одних и тех же вещей, однако один это делает быстрее, а другой — медленнее, а также один может быстрее выявить самое превосходное в этом роде, а другой — самое низменное в этом роде. Они также могут равняться в силе и быстроте выявления одних вещей, но при этом один из них /стр. 46/ способен наставлять и обучать другого тому, что он сам выявил, тогда как другой этой способностью не обладает. Точно так же [люди] могут различаться и по способностям [выполнения] физической работы. Эти естественные свойства никому не навязываются и никого не принуждают к выполнению этого действия, а, наоборот, существуют естественно для облегчения [выполнения] этого действия. Однако, если кто-то свободен в своем желании и его ничто естественно не движет извне к противоположности, то он побуждается к той цели, о которой говорится, что он предрасположен [119] к ней. Если же внешний двигатель движет его к его противоположности, то он, в свою очередь, побуждается к этой противоположности, но уже по принуждению, насильно и с трудом. Однако это облегчается для него привычкой. Есть и такие [люди], которые по своей природе наделены чем-то одним, но при сильном принуждении их они изменяют свой природный нрав. Но, вероятно, это не может быть [присуще] многим [людям]. Это имеет место у них от рождения в связи с недугом и в результате естественной хронической болезни ума.

Все эти естественные свойства нуждаются в воспитании, основанном на воле и воспитании посредством вещей, которые предназначены к тому, чтобы довести их до наивысших, или близких к наивысшим совершенствам. Могут иметь место какого-то рода превосходные, отличные свойства, которыми пренебрегают, не развивают и не воспитывают их посредством предназначенных для этого вещей, в результате чего по прошествии времени они теряют свою силу. Среди них могут иметь место и такие [свойства], которые воспитываются посредством таких низменных вещей, что в результате исчезают возвышенные действия и выявляются низменные действия. Люди от природы различаются в [120] соответствии с дифференциацией ступеней родов, искусств и наук, к которым [они] склонны от природы. Те, кто от природы готов к какому-то роду, дифференцируются в соответствии с частями этого рода; те, кто /стр. 47/ от природы склонен к более низменной части этого рода, отличаются от тех, кто склонен к более достойной его части. Те, кто от природы склонен к какому-то роду и к части какого-то рода, различаются в соответствии с совершенством и несовершенством своего предрасположения.

Далее, люди с равными природными свойствами различаются воспитанием их посредством вещей, к которым [эти люди] склонны. Те из них, которые равны между собою по воспитанию, могут отличаться по последствиям его.

Те, кто обладает способностью добиться результата какого-то рода, являются главой над теми, кто не обладает такой способностью. Те, кто обладает большей способностью добиться результата, являются главой над теми, кто обладает меньшей способностью добиться результата. Далее они различаются по способностям к хорошему или плохому руководству и наставлению, приобретенным в результате воспитания. Те, кто обладают способностью к хорошему руководству и наставлению, являются [121] главой над теми, кто не способен к этому. Равным образом те, кто обладает более несовершенными природными свойствами, по сравнению с теми, кто обладает превосходными свойствами какого-то рода, получая хорошее воспитание, становятся более достойными, чем те, кто не воспитан людьми с превосходными природными свойствами. Те, которые получили более совершенное воспитание такого рода, являются главами над теми, кто получил менее совершенное воспитание такого же рода. Те, кто обладает превосходным природным свойством такого рода и воспитан в соответствии со всем тем, к чему он склонен от природы, не являются главой над теми, кто никогда не обладал прекрасным природным свойством такого рода; [они являются главами] только над теми, кто обладает прекрасным природным свойством, но не получил соответствующего воспитания или получил недостаточное воспитание.

Поскольку целью существования человека является достижение высшего счастья, /стр. 48/ то для этого ему необходимо знать, [что такое] счастье, сделать его своей целью и идти к ней. Затем ему необходимо познать, что следует совершать для достижения счастья. [122]

Из того, что говорилось о различных свойствах разных индивидов, [явствует, что] не каждому человеку свойственно самому познать счастье и вещи, которые слйдует знать при этом. Для этого [часто] требуется учитель и наставник.

Одни нуждаются лишь в незначительном руководстве, другие — в большом руководстве. Но при наличии этих двух [видов руководств] он не всегда делает то, чему его обучали и наставляли, если нет какого-то внешнего побудителя или стимула. Это относится к большинству людей. Поэтому они нуждаются в тех, кто обучил бы их всему этому и побуждал бы их к совершению [соответствующих] действий.

Также не каждый человек способен руководить другим, и не каждый способен побуждать другого к [совершению соответствующих действий]. Тот, кто совершенно не способен побудить другого к одной из этих вещей и использовать его в этом, а способен лишь всегда совершать только то, что ему укажут, тот не будет руководителем ни в чем, а всегда и во всем будет лишь руководимым. Тот же, кто способен руководить другим в чем-то, побуждать и использовать его в этом, руководит в этом [вопросе] тем, кто не может сам совершить это. Тот, кто не может сам дойти до [123] этого, но если им руководят и обучают его, познает это, и впоследствии у него появляется способность побуждать другого к тому, что он сам познал, руководить им и использовать его в этом, такой [человек] управляет одним и управляем другим. Глава может быть первым главой, а может быть вторым главой. Второй глава — это такой, которым руководит один человек /стр. 49/ и который руководит другим человеком. Эти два [вида] руководства могут осуществляться в какой-то одной отрасли, например, в сельском хозяйстве, торговле, медицине, а могут иметь место и во всех отраслях по отношению ко всем человеческим родам.

Кто же в абсолютном смысле первый глава? Это тот, кто совершенно не нуждается в том, чтобы им кто-то руководил, и у кого науки и знания выработались актуально так, что он совершенно не нуждался при этом в человеке, который бы им руководил; ему не [обязательно] иметь способность досконально знать в отдельности все, что следует совершать, но он способен прекрасно руководить всеми другими относительно всего, что он [сам] знает; он способен использовать всякого, кто может выполнять нечто из той работы, к которой он предрасположен; он способен [124] прекрасно намечать и определять действия и направлять их на [достижение] счастья. Но это свойственно только людям с великолепными, превосходными природными свойствами, когда их души соединяются с деятельным разумом. А достигается это следующим образом: вначале у человека возникает страдательный разум, затем у него появляется так называемый приобретенный разум, после чего происходит его соединение с деятельным разумом, как это описано в книге «О душе». Такого человека древние считали истинным правителем ¹³. О нем можно сказать, что ему ниспослано откровение. Человеку ниспосылается откровение, только если он достиг этой ступени, иными словами, если между ним и деятельным разумом ¹⁴ нет ничего посредствующего. Страдательный разум ¹⁵ подобен материи, будучи субстратом для приобретенного разума, а приобретенный разум ¹⁶ подобен материи, будучи субстратом для деятельного разума, когда от последнего на страдательный разум истекает сила, с помощью которой человек может определять вещи и действия и направлять их на [достижение] счастья, /стр. 50/ При таком отношении между деятельным разумом и страдательным разумом, когда посредником им [125] служит приобретенный разум, происходит откровение.

Поскольку деятельный разум истекает от бытия Первопричины, можно сказать, что именно Первопричина дает откровение человеку посредством деятельного разума. Руководство этого человека является Первым руководством, а все остальные человеческие руководства являются по отношению к нему последующими и происходят от него. Это очевидно.

Люди, которые подчиняются руководству этого главы, являются добродетельными, превосходными и счастливыми. Если они образуют народ, то этот народ — добродетельный, а если эти люди объединены общим местом проживания, то это общее место проживания, которое объединяет всех под таким руководством, представляет собой добродетельный город. Если же они не объединены общим местом проживания, а живут в разных местах и их жители подчиняются иным, а не этим руководствам, то в таких местах добродетельные люди являются чужаками.

Их разъединенность возникает либо потому, что им еще не довелось [встретить] город, в котором они могли бы объединиться, либо потому, что они когда-то жили в [одном] городе, но их [126] постигли какие-то несчастья: вражеское вторжение, эпидемия, неурожай или еще что, и они вынуждены были разъединиться.

Если бы однажды случилось так, что эти правители собрались в одном городе, в одном народе или во множестве народов, то в совокупности они были бы как бы одним правителем в силу совпадения их забот, целей, желаний и образа действий. И, сменяя друг друга во времени, они образовали бы как бы единую душу, так как второй придерживался бы образа жизни первого, последующий — образа жизни предшествующего. Точно так же вполне допустимо, чтобы кто-то из них изменил ранее введенный им же закон, /стр. 51/ если он считает более целесообразным изменить его в определенное время. И точно так же последующий может изменить то, что было выработано предшествующим, ибо если бы предшествующий видел существующее положение, то он сам бы изменил [закон]. Если же человек не согласен с существующим положением, то он вводит вновь те законы, предписанные и сохраняемые когда-то, на основании которых его [предшественники] управляли городами. Глава, правящий городом на основании этих писанных законов, воспринятых от прежних народов, [127] [является правителем] по этому закону ¹⁷. Если какой-то житель города действует в соответствии с тем, что ему предписано, независимо от того, сам ли он дошел до этого или же его побудил и направил к этому глава, подобные действия сообщают ему прекрасные душевные качества. Это подобно продолжительному совершению искусных действий, связанных с писанием, человек совершенствуется в искусстве писания — а это душевное качество, и чем дольше он этим занимается, тем больше наслаждение и сильнее удовольствие от приобретенной способности.

Равным образом, определенные действия, направленные на [достижение] счастья, укрепляют ту часть души, которая по природе предрасположена к счастью, и делают ее актуальной и совершенной. В силу обретенного ею совершенства она перестает нуждаться в материи и освобождается от нее. Она не погибает с гибелью материи, так как для своих способностей и существования она более не нуждается в материи. И тогда она достигает счастья.

Ясно, что [доли] счастья, которые получают жители города как в количественном, так и качественном отношении превосходят друг друга в зависимости от того, насколько превосходят друг [128] друга совершенства, получаемые благодаря деятельности города. И соответственно /стр. 52/ этому превосходят друг друга и получаемые наслаждения. Если происходит нетелесное отделение [души] от материи, она освобождается от акциденций, свойственных телам, как таковым, так что о [душе] нельзя уже более говорить, что она движется или покоится, и тогда к ней следует применять лишь такие высказывания, которые соответствуют тому, что нетелесно. Все происходящее с человеческой душой, когда она заключена в тело, должно быть отрицаемо по отношению к душам, отрешенным [от материи]. Понять же и представить себе такое состояние души — дело трудное и непривычное, точно так же как [трудно] представить себе формы субстанций, которые не являются телами и не [заключены] в телах.

Когда одно поколение людей умирает, их тела уничтожаются, души их освобождаются и достигают счастья, на смену им приходят другие люди, которые занимают их место в городе, и [если эти люди] делают то же, что их предшественники, то тогда их души также освобождаются, и после гибели своих тел они достигают тех же ступеней, что и их предшественники из прежнего поколения, располагаясь по соседству с [129] ними в том смысле, в котором существует соседство в нетелесных [вещах], и эти души соединяются с подобными себе душами людей одного поколения.

Чем более умножаются подобные между собой отрешенные [от материи] души, соединяясь друг с другом, тем большей силы наслаждения достигает каждая из них. По мере того, как к ним присоединяются последующие души, их наслаждение возрастает от встречи [с душами] предшествующими, а наслаждение предшествующих возрастает от соединения с последующими, ибо каждая из них, умопостигая свою сущность, умопостигает также многократно сущности душ ей подобных, и то, что в них постигается, возрастает при соединении в будущем с [душами] последующих, и наслаждение каждой из них с течением времени беспредельно возрастает. Так же точно обстояло дело с каждым из поколений. В этом подлинное высшее счастье, являющееся целью деятельного разума.

Если же деяния жителей какого-то города не направлены на [достижение] счастья, то эти деяния, будучи /стр. 53/ сами дурными, и их душам придают дурные качества, подобно тому, как действия, относящиеся к тому или иному искусству, вроде искусства писания, [130] будучи дурными, сообщают и душе дурные качества, [соответствующие] роду данного искусства. Души [этих жителей] становятся больными, ввиду чего они могут находить удовольствие в тех качествах, которые обретаются ими благодаря этим действиям. Вот так же люди, [страдающие] от физических болезней, таких, как лихорадка, из-за недуга, поразившего их тело, получают удовольствие и наслаждение от горькой пищи и испытывают отвращение к сладостям, которые вызывают у них на языке [ощущение] горечи. Точно так же люди с больной душой благодаря своему нарушенному воображению находят удовольствие в дурных качествах. Как среди [физически] больных попадаются такие, которые ничего не знают о своей болезни, и, полагая, что они совершенно здоровы, настолько твердо уверяются в этом, что совершенно не внемлют словам лекаря, так и среди людей с больной душой попадаются такие, которые не ощущают своей болезни и, считая себя добродетельными и здоровыми душой, совершенно не внемлют словам руководителя, учителя и наставника. Их души остаются [связанными с] материей и не достигают того совершенства, посредством которого они отрешаются от материи, так что они гибнут, [131] как только гибнет материя. Жители города превосходят друг друга в отношении руководства и служения сообразно своим врожденным качествам и полученному воспитанию. Первый глава является тем, кто определяет место каждой группы [людей] и каждого члена той или иной группы сообразно с тем, чего они достойны, [отводя им] либо ступень служения, либо ступень руководства. В ступенях [руководства] есть приближающиеся к ступени [первого главы], есть немного удаленные, и есть сильно удаленные от нее. Ступени руководства постепенно нисходят от самой высшей ступени до ступеней служения, которые не имеют никакого отношения к руководству и ниже которых нет никакой другой ступени. После того, как глава определит эти ступени, при желании ввести новшество он может издать новый указ /стр. 54/ относительно того дела, которое он хочет поручить всем жителям города или какой-то их группе; [в этом случае] он побуждает их [выполнить указ], обращаясь к [тем, кто занимает] самые близкие к нему ступени; те, [в свою очередь], обращаются к [жителям] нижеследующих ступеней, и так вплоть до тех, которым предопределена в этом деле ступень служения. Таким образом, части города становятся [132] взаимосвязанными и взаимосогласованными, расположенными по ступеням предшествования и следования.

[Такой город] уподобляется естественным вещам, его ступени уподобляются ступеням существующих вещей, которые начинаются с Первого [Сущего] и заканчиваются первой материей и элементами, а их взаимосвязь и взаимосогласованность — взаимосвязи и взаимосогласованности отличных друг от друга существующих вещей.

Повелитель этого города сходен с Первопричиной, которой обязаны своим бытием прочие существующие вещи и [от которой] ступени сущего постепенно нисходят так, что каждая из них оказывается возглавляющей и возглавляемой, пока [дело] не заканчивается возможно сущим, не имеющим никакого отношения к управлению, а только обслуживающим и существующим ради другого. Это [в наибольшей мере касается] первоматерии [в ее отношении к] элементам.

Счастье достигается только с исчезновением в городах и у народов зла, не только основанного на воле, но и естественного, и с достижением ими всех благ, естественных и основанных на воле.

Дело правителя города, то есть главы — управлять городом так, чтобы устанавливалась взаимосвязь и [133] взаимосогласованность частей города и достигался такой порядок, при котором [жители] помогают друг другу в искоренении зла при обретении благ, и рассматривать все то, что дано небесными телами, сохраняя и увеличивая то, что как-то содействует и приносит пользу достижению счастья, /стр. 55/ стараясь сделать полезным то, что приносит вред, и устраняя или уменьшая то [вредное], что нельзя сделать [полезным]. Одним словом, он пытается уничтожить оба зла и установить оба блага.

Каждому жителю добродетельного города надлежит знать первые начала существующих вещей, их [иерархические] ступени, счастье, первое руководство добродетельным городом, ступени этого руководства, затем похвальные дела, которые ведут к достижению счастья. [Нельзя] ограничиваться только тем, чтобы знать эти дела, без применения действия, но [необходимо] и направлять жителей города к свершению их.

Начала существующих вещей и их ступени, счастье, руководство добродетельными городами — [все это] человек может либо мыслить в понятиях и умопостигать, либо воображать. Человек мыслит их в понятиях, когда они запечатлеваются в его душе в том виде, в каком они существуют в [134] действительности; он воображает их, если в его душе запечатлеваются их образы, подобия и подражательные представления. Это напоминает то, что можно [наблюдать] в видимых предметах. Человек может, например, увидеть самого себя или свое отражение в воде, или он может увидеть в воде или прочих зеркальных вещах отражение своего изображения. То, как мы видим самого человека, напоминает постижение разумом в понятиях начал существующих вещей, счастья и тому подобного. То, как мы видим человека или его отражение в воде, напоминает воображение, а то, как мы видим его изображение в зеркале, тождественно тому, что мы видим подобие вещи, а не саму вещь. Точно так же представление в нашем воображении [перечисленных выше вещей] является в действительности только представлением того, что их напоминает, а не того, что они суть сами по себе.

Большинство людей по природе и по навыку лишено способности понимать и мыслить это в понятиях. Им следует представить в воображении начала существующих вещей, их ступени, деятельный разум и первое руководство через [образы], которые подражают всему этому. Понятия [перечисленных вещей] и сами они /стр. 56/ едины и неизменны, [135] тогда как [образы], которые подражают им, многоразличны, и так же как это имеет место с видимыми предметами, имеющими более близкое, а частью более отдаленное [сходство] с тем, чему подражают. Так, отражение человека, наблюдаемое в воде, более близко действительному человеку, чем отражение его изображения, наблюдаемое в воде. Поэтому одна группа или один народ может представлять эти вещи в подражательных образах иными, чем другая группа или другой народ. Вот почему различные добродетельные народы и добродетельные города могут иметь различные религии, хотя все они верят в одно и то же счастье.

Религия ¹⁸ — это отображения [перечисленных вещей] или отображения их образов в душах [людей]. Поскольку широкой публике трудно [постичь] эти вещи и то, как они существуют [в действительности], постольку ее стремятся обучать этому другими способами, а именно посредством подражательных [образов].

Каждая группа или каждый народ уподобляет эти вещи наиболее известным им вещам. Наиболее же известное у одних из них может отличаться от наиболее известного у других. Большинство людей, которые верят в счастье, верят в него, как в нечто представленное в [136] воображении, а не в понятии. То же относится к началам, которые принимают, которым следуют, которые уважают и почитают: большинство людей принимают их как то, что представлено в воображении, а не в понятии.

Те, кто верит в счастье, представленное в понятиях, и воспринимает начала как нечто, представленное в понятии, — это мудрецы; а те, у кого эти вещи существуют в душах, как представленные в воображении, кто принимает их и верит в них в том же [воображаемом] виде, — это верующие. Подражательные [образы] превосходят друг друга в том отношении, что одни из них более прочны и совершенны в воображении, другие более несовершенны в воображении, одни ближе к действительности, другие дальше, одни содержат меньше спорных мест или эти места не [столь] явственны и не так спорны, а другие содержат /стр. 57/ больше спорных мест или эти места [более] явственны или легче оспариваются и разоблачаются. Но не исключено, что [упомянутые] многоразличные подражательные [образы] перечисленных вещей согласуются друг с другом, несмотря на все свое различие. Это будет в том случае, если подражательные [образы] перечисленных вещей станут предметом подражания для [137] других вещей, а этим последним будут подражать третьи вещи, или если многоразличные подражательные [образы] перечисленных вещей будут подражать началам сущего, счастью и его ступеням. Если они будут все равноценными с точки зрения качества подражания или с точки зрения небольшого количества и незначительной явности содержащихся в них спорных мест, то можно использовать все эти [образы] или любой из них. Если же они будут превосходить друг друга, то предпочтение должно быть отдано самым совершенным [образам] с точки зрения качества подражания и тем из них, в которых спорных мест или нет совсем, или их мало, или эти места не [столь] явственны, и, наконец, тем из них, которые ближе к действительности. Все же прочие подражательные образы отбрасываются.

Добродетельному городу противоположны невежественный город ¹⁹, город безнравственный и заблудший, а также отдельные индивиды ²⁰, проживающие в добродетельном городе. Такие индивиды в городах — это как плевелы в пшенице, шипы в посевах или сорняки для посевов и насаждений. Затем следуют звероподобные по природе люди. Звероподобные по природе [люди] не являются горожанами и совершенно не имеют [138] городских объединений. Одни из них подобны домашним животным, другие — диким, а из этих последних некоторые похожи на хищников. Поэтому среди них есть такие, которые обитают разрозненно в диких местностях, такие, которые обитают там сообща и случаются как животные, и такие, которые обитают вблизи городов. Некоторые из них едят только сырое мясо, некоторые выращивают растения, а некоторые пожирают [добычу], как звери /стр. 58/. Они обитают либо на крайнем севере, либо на крайнем юге населенной полосы. С ними надо обращаться, как с животными. Тех из них, которые [подобны] домашним животным и могут быть как-то использованы в городах, надо оставлять [в живых] , обращать в рабство и использовать так, как используют [домашних] животных. С теми же из них, которые не могут быть использованы или вредны, поступают так же, как поступают с прочими вредными животными. Точно так же следует поступать с теми из детей жителей городов, которые оказались звероподобными.

Что до жителей невежественных городов, то они являются горожанами. Свойственные им городская жизнь и городские объединения бывают многоразличными: среди них есть общество [139] необходимости в городах необходимости, общество обмена в городах обмена, общество низости в городах низости, честолюбивое общество в честолюбивых городах, властолюбивое общество во властолюбивых городах, свободное общество в коллективном городе и городе свободных.

Город и общество необходимости — это такие, в которых существует взаимопомощь в приобретении [всего] того, что необходимо для существования и защиты тела. Способы же приобретения всего этого многоразличны: это — земледелие, скотоводство, охота, воровство и тому подобное. Каждый из этих способов является либо тайным, либо открытым. Среди городов необходимости могут быть такие, в которых для приобретения необходимого используются все искусства, а могут быть такие, где необходимое добывают посредством одного вида искусства: одного только земледелия или одного какого-нибудь другого искусства. Самыми достойными, с их точки зрения, являются [люди] наиболее хитроумные, распорядительные и осмотрительные в тех способах приобретения необходимого, которые свойственны жителям этого города. Их главой является тот, кто наиболее распорядителен и хитроумен /стр. 59/ в использовании [жителей] для приобретения необходимых [140] вещей; тот, кто распорядителен в сохранении этих вещей за ними, или тот, кто может им это дать от себя.

Город и общество обмена ²¹ — это такие, [жители] которых помогают друг другу в достижении зажиточности и богатства, приумножении необходимых предметов и того, что их заменяет: дирхемов и динаров ²², и в их накоплении сверх необходимого только лишь из-за любви к богатству и алчности, хотя сами они довольствуются только самым необходимым из того, что нужно для физического существования. Это [достигается ими] либо всеми способами накопления, либо лишь теми способами, которые наиболее подходят для данного города. Самым достойным у них считается тот, кто является самым богатым и самым хитроумным в достижении богатства. Их главой является человек, способный хорошо устраивать то, что наделяет их богатством и постоянно сохраняет его за ними. Здесь богатства домогаются всеми способами, приемлемыми для удовлетворения насущных [нужд], а именно: земледелием, скотоводством, охотой и воровством, а также такими действиями, основанными на воле, как торговля, аренда и другие.

Город и общество низости — это такие, [жители] которых помогают друг другу [141] в получении таких чувственных удовольствий, как развлечения, шутки или то и другое вместе, и в наслаждении такими вещами, как еда, питье и совокупления. Самым большим удовольствием у них считается не то, что необходимо для физического существования, и не то, что как-то полезно телу, а лишь то, что доставляет ему удовольствие, как, например, развлечения и шутки. Этот город у жителей невежественных городов [считается] счастливым и довольным, ибо достижение цели этого города проявляется после приобретения необходимых предметов и богатства. Самым достойным, самым счастливым и довольным у них является тот, в чьем распоряжении больше средств для развлечения и больше предметов, доставляющих наслаждения.

Честолюбивый город и честолюбивое общество — это такие, жители которых помогают друг другу /стр. 60/ в том, чтобы их почитали словом и делом, а именно, чтобы жители других городов оказывали им почести и чтобы они оказывали почести друг другу. Почитание друг друга [осуществляется] или на равных [началах], или на основе превосходства.

Почитание на равных [началах] — это взаимопочитание, когда один оказывает другому какой-то вид почтения в одно [142] время с тем, чтобы другой в другое время оказал ему этот или иной равносильный этому вид почтения.

Почитание на основе превосходства — это когда один оказывает другому некий вид почтения, а другой оказывает первому [некий] вид почтения, который по силе превосходит вид почтения первого.

Точно таким же образом обстоит дело с достоинством: один у них считается достойным таких-то почестей, а другой — больших. Достоинствами же у жителей невежественных [городов] считаются не добродетели, а либо богатство, либо то, что доставляет средства наслаждения и развлечения и достижение самого большего в том и другом, либо достижение самого большего в необходимых предметах, чтобы [они] человеку служили и он имел в достатке все необходимые вещи, либо чтобы человек был полезным, то есть способствовал [достижению] этих [достоинств].

Другой вещью, весьма почитаемой большинством жителей невежественных городов, является победа. Победитель, по мнению многих из них, является счастливым. Следовательно, это тоже следует включить в число достоинств невежественных [городов].

Человека, по их мнению, следует почитать за то, что он известен своей [143] победой в одной, двух или многих вещах, за то, что он не терпит поражения сам по себе или благодаря большому числу и силе своих сторонников, /стр. 61/ или благодаря тому и другому вместе и, следовательно, за то, что он, сам не страдая от насилия, при желании чинит его над другими. Такое состояние почитается у них за счастье, и такой человек у них заслуживает почестей. Самый достойный в этом отношении пользуется [у них] самым большим почетом.

Что же касается знатного человека, то знатность, по их мнению, переходит к человеку от прежних [поколений], а именно, если его отцы и деды были богатыми; либо если они располагали многими приятными вещами и средствами для получения удовольствий; либо дели они одерживали победу во многих вещах; либо если они этими вещами приносили пользу другим: [одной] группе или [всем жителям города]; либо если они отличались красотой, выносливостью и пренебрежением к смерти, то есть тем, что является орудиями [достижения] победы.

Что до почитания на равных [началах], то его заслуживают либо чем-то другим, внешним [по отношению к почету], либо самим почетом, когда человек оказывает почести завистнику с тем, [144] чтобы тот почитал его, подобно тому, как это происходит при рыночных сделках.

Еще, по их мнению, большего почитания, заслуживает тот, кто является главой над тем, кому оказывают почести. Восхождение по ступеням превосходства в этом отношении продолжается до тех пор, пока не заканчивается тем, кто достоин наибольших почестей, по сравнению с остальными [жителями] города. Он-то и является главой города и его правителем. А если это так, то он должен обладать и наибольшим достоинством по сравнению с другими, заслуги которых мы перечислили [выше]. Он должен быть также более знатен, чем другие, если почитание у них [основывается] только на знатности.

Точно так же, если почитание у них [основывается] только на богатстве, то люди превосходят друг друга и украшаются в той мере, в какой они богаты и знатны /стр. 62/. Те же, кто лишен знатности и богатства, совершенно непричастны ни к руководству, ни к почестям. Точно так же, поскольку их достоинства таковы, что их не может превосходить никто другой, то именно такие [люди] являются наилучшими честолюбивыми главами. Если [такой глава действует] больше [всех] на пользу жителей города, как таковых, и [145] [для удовлетворения] их страстей, то [это значит], что он полезен им в достижении богатства, удовольствий, почестей и других вещей, к которым питают пристрастие жители города, либо наделяя их этими вещами от себя лично, либо доставляя им эти вещи своей распорядительностью и сохранением их для жителей.

Наидостойнейшим из правителей у них является тот, кто предоставляет жителям города эти вещи, не требуя взамен ничего, кроме почестей. Например, предоставляя им богатства, он не требует [взамен] богатств, а предоставляя им удовольствия, не требует [взамен] удовольствий, а требует лишь одного почитания, похвалы, уважения и восхищения словом и делом, [требуя лишь], чтобы [жители] прославляли его имя среди всех народов в его время и после него и чтобы память о нем жила долгое время. Именно [такой человек] заслуживает у них почитания. Он часто нуждается в деньгах и богатстве, чтобы одарять ими жителей города и удовлетворять их пристрастие к богатству, удовольствиям, или и к тому, и к другому и чтобы сохранить это для них. И чем шире эти его действия, тем больше [должно быть] его богатство, которое является как бы достоянием жителей этого города. Некоторые из [правителей] поэтому [146] добиваются богатства, считая эти пожертвования делом благородным и великодушным. Они получают эти деньги от города либо в виде поземельного налога, либо побеждая другой народ и [отнимая у него] богатства, которые они вносят в казну, обращая их в собственность, /стр. 63/ идущую на покрытие крупных расходов города, с тем чтобы получить взамен еще большее почитание.

Не исключено [однако], что честолюбивый [правитель] будет всеми способами стремиться к тому, чтобы увековечить себя и свое чадо, чтобы сохранить о себе память в лице своего чада и чтобы оставить власть своему чаду или же своему роду. Не исключено, далее, что он будет силой овладевать богатствами, не давая ими пользоваться другим, покорять другие народы, чтобы они также почитали его, накапливать все те вещи, за которые люди могут почитать его, выделять себя среди других свойственными только ему и никому иному вещами, как-то: великолепием, украшением, пышностью, величием в домах, одежде, знаках различия.

Далее, [не исключено, что он будет] отдаляться от людей, издавать честолюбивые законы, если его власть упрочится, и приучать народ к тому, что он и его род имеет над ним царскую власть. [147] В этом случае он будет распределять людей по ступеням, получая за это почет и уважение, и назначать для каждой ступени определенный вид почестей и то, что приносит почести, как-то: богатство, дом, одежду, знаки различия, верховых животных и все то, благодаря чему возвеличивается положение. Причем и это он будет распределять по ступеням. После этого будут возрастать почтение к нему людей и помощь тех, кто способствует его возвеличиванию, и он будет получать почести и становиться предметом поклонения. Честолюбцы из числа жителей города, которые будут часто обращаться к нему и напоминать о своем почтении к нему, будут одариваться им почестями, так что они будут почитаться и теми, кто ниже их по ступени, и теми, кто выше их.

Всеми [рассмотренными] чертами этот город похож на добродетельный город, особенно если почести и ступени почитания людей имеют целью самое полезное, а именно самое полезное для других в таких вещах, как богатство, удовольствия, или еще что-то из того, к чему питают пристрастие люди, ищущие полезные предметы.

Этот город наилучший из невежественных городов, то есть [городов], жители которых называются [148] невежественными, /стр. 64/ или [другими] подобными им [именами]. Однако, если честолюбие перейдет в нем всякую меру, то он превратится в город палачей. Бели же он изменится и станет свободным, то превратится во властолюбивый город.

Властолюбивый город и властолюбивое общество [представлены] такими [людьми], «которые помогают друг другу в достижении победы. А это возможно только в том случае, если всех их объединяет властолюбие. Но они отличаются большей или меньшей степенью властолюбия, видами побед и видами вещей, в которых люди одерживают победу. Например, некоторые желают победах ради крови человека, другие — ради [его] денег ²³, третьи — ради порабощения самого человека. В этом вопросе люди четко подразделяются в соответствии с большей или меньшей [степенью] их властолюбия: будь то жажда крови [людей], жизни их или порабощения их, либо [жажда] присвоения их денег. Их стремлением и целью во всем этом является победа, подчинение и порабощение, с тем чтобы побежденный совершенно не обладал ничем из этого или из чего-то другого, в чем бы он одержал верх, и чтобы он находился в полном повиновении у победителя во всем, чего тот пожелает, с тем чтобы если [149] кто-либо из честолюбивых людей пожелал бы чего-либо, то он мог бы достичь этого, не встречая сопротивления со стороны человека и не считаясь с ним.

Одни из них полагают, что власть покоится на хорошем обхождении, а другие считают, что — на насилии или жестокости. Поэтому многие из тех, кто действует из [жажды] крови, не убивают человека, если находят его спящим, и ничего не берут у него, пока он не проснется. Они считают нужным отнять это у него силой, чтобы их действию было оказано сопротивление, с тем чтобы покорить и принудить его. Каждый из этих [людей] жаждет победы. Поэтому он жаждет победить каждого другого /стр. 65/ жителя города. Иные же отказываются от борьбы ради крови и денег других [людей] из-за нужды одних в других. Они подчиняют их, оставляя в живых, не помогают друг другу, но и не мешают друг другу побеждать других.

Их глава является наиболее сильным из них в руководстве, направленном на покорение других. Он — самый хитрый и самый изощренный в том, что следует делать, чтобы постоянно быть победителем и не бояться победы других над ним. Таков их глава, он же — правитель.

Они являются врагами всех остальных, и все их обычаи и повадки, [150] которым они следуют, наилучшим образом приспособлены для победы над другими. Они соперничают и гордятся либо обилием побед, либо величиной победы, либо своим снаряжением и оружием. Способность к победе и средствам [ее достижения] — либо во мнении человека, либо в его теле, либо вне его тела.

То, что в его теле, — это, к примеру, когда человек обладает стойкостью; то, что — вне его тела, — это когда он обладает оружием; то, что — в его мнении, — это когда он обладает благоразумием в деле покорения другого. Им присущи твердость, непоколебимость, жестокость, высокомерие, сильная неумеренность в еде, питье и страстях, в стремлении завладеть всеми благами и путем насилия и подчинения победить все и всех.

Весь город в целом может быть таким, когда [его жители] считают, что стремятся к победе над теми, кто не относится к городу потому, что последним необходимо объединение, а не из-за чего-то другого. Но побежденные могут быть и соседями победителей в одном городе, /стр. 66/ Далее, победители могут либо находиться на равном положении и на одинаковых ступенях по степени жажды подчинения и победы, либо могут занимать ступени, где каждый из них обладает чем-то большим или меньшим, [151] чем другой, для одержания победы над побежденными соседями. Точно так же [жители этого города] по своим способностям и взглядам на подчинение могут быть близки правителю, который ими руководит и распоряжается применением средств подчинения. А может быть и так, что есть только один [стремящийся к] победе. У него есть люди, которые служат для него средством подчинения всех людей. Эти [люди] не стремятся завладеть чем-либо, отнять что-либо у других, а стремятся к победе лишь ради этого одного. Этого одного [человеку] при его образе жизни и проявляемой им стойкости достаточно, чтобы победить других. [Сподручные такого человека] подобны в данном отношении гончим и соколам.

Все жители города, помимо [последних], — это рабы, служащие этому одному во всем, чего он пожелает, униженные, покоренные, не владеющие абсолютно ничем. Некоторые из них обрабатывают ему землю, другие торгуют для него, тогда как он преследует в этом единственную цель — видеть людей подчиненными, покоренными, униженными только им одним и чтобы никто из них не получал ни пользы, ни удовольствия, ничего, кроме унижения, чтобы они были покорены и [чтобы] только этот [152] властолюбивый город правил ими. Не все жители этого города [могут] быть властолюбивыми, они [могут] составлять лишь половину его, но [название] «властолюбивый город» приемлемо и для всех его жителей.

Властолюбивым городом он может [именоваться] только в том смысле, что он стремится лишь к одной из форм победы и наслаждается лишь ею. Если жители желают победы для того, чтобы получить либо предметы необходимости, либо богатства, либо наслаждения, либо почести, либо все это вместе взятое, то это — властолюбивый город другого рода, а о [жителях] этих городов речь шла ранее, /стр. 67/ Многие люди все эти города называют властолюбивыми городами, но наиболее заслуживают этого наименования те, которые добиваются всех этих трех целей посредством принуждения.

Эти города распадаются на три вида: на такие, [в которых властолюбие присуще] одному из жителей, половине жителей или всем жителям.

Они [могут] стремиться к подчинению и наказанию не ради того и другого, а ради иной цели и иного намерения.

Следовательно, существуют и другие города, которые наряду с победой преследуют и иную цель. [153]

Один город стремится к победе как угодно и в чем угодно. В нем заведено вредить другому без пользы для себя. Это, например, когда лишают жизни только лишь из жажды насилия. Здесь имеет место борьба из-за низменных вещей, как это рассказывают об арабах.

Другой [город] жаждет победы ради вещей, которые у [его жителей] почитаются похвальными и возвышенными, а не низменными, причем, если они могут достичь этого без применения насилия, то они воздерживаются от него.

В третьем городе наносят вред и убивают только тогда, когда уверены, что это поможет [получению] одной из благородных вещей. Если же желаемое они получают от другого в большом или достаточном количестве без [применения] силы или борьбы, а в качестве добровольного дара от другого человека, то они этим довольствуются, не применяя силы и не начиная борьбы. Такие [люди] называются также очень деятельными и высокочтимыми. Жители первого города, одерживая победу, ограничиваются [тем, что берут] у покоренного только необходимое. Бывает так, что [победители] ведут борьбу ради денег или ради [порабощения] до тех пор, пока они лишены этого, но, одержав победу и удовлетворив свое желание и [154] стремление, они оставляют это и не берут [для себя] ничего. Такие [люди] также достойны похвалы» почитания и уважения. Честолюбивые люди применяют многие из этих вещей, /стр. 68/, дабы заслужить почитания.

Властолюбивые города — более жестокие, чем честолюбивые. Они на глазах у жителей города [хвастают] богатствами, предаются увеселениям и забавам, поскольку считают себя самыми достойными из жителей всех городов и в связи с этим питают пренебрежение к жителям остальных городов. Перед этими другими, не обладающими ни силой, ни жаждой почестей, они открыто проявляют заносчивость, высокомерие, гордость, бахвальство из-за того, что эти другие не избрали тот же путь, что и они, а также потому, что они не нуждаются ни в одном из этих двух [видов] счастья, а выработали у себя [качества], которыми они восхваляют свой образ жизни, такие, как непринужденность и изящество, в то время как другие грубы. Поэтому они считают себя гордыми, величественными, властными, а, возможно, и достойными называться деятельными.

Но если при этом они жаждут богатств, удовольствий, увеселений, то они получают все это не посредством ремесел, а только лишь благодаря своим [155] способностям в [достижении] победы. Они достигают богатств и [средств для] увеселений посредством насилия. Победа же придает им еще большую гордость. Они относятся к числу жестоких. Что до первых, то они глупцы.

Таким образом, среди честолюбивых людей могут быть такие, которые любят почести не ради них самих, а ради богатства. Многие из них желают, чтобы им оказывали почести другие только ради получения этого богатства от них или от других. Они жаждут власти и повиновения жителей города, чтобы благодаря этому получить богатство. Многие из них жаждут богатства ради увеселений и удовольствий. Многие жаждут власти и подчинения, чтобы, получив богатство, использовать его на увеселения. Они считают, что, чем их власть над другими и повиновение других им будут больше и полнее, тем они больше [преуспеют] в этих вещах. Они стремятся проявить власть над жителями города, чтобы господствовать над ними и достичь таких огромных /стр. 69/ богатств, в которых не смог бы сравниться с ними никто из жителей, с тем чтобы использовать эти богатства для увеселений, чтобы тешиться забавами, удовольствиями, едой, питьем и совокуплением в таком количестве и [156] качестве, чтобы никто не мог сравниться с ними.

Коллективный город ²⁴ — это такой город, каждый житель которого полностью волен делать то, что пожелает. Его жители равны. Их законы абсолютно не отдают предпочтения одному человеку перед другим. Их власть по отношению друг к другу и по отношению к [жителям других городов] распространяется только на совершение того, что способствует увеличению их свободы. Среди них встречаются различные нравы, разные заботы, желания, наслаждения бесчисленными вещами. Их жители образуют бесчисленное количество сходных и отличных друг от друга групп.

В этом городе, который объединяет в себе все эти города, сочетается низменное и возвышенное, встречаются какие угодно руководства, о которых мы упоминали [выше]. Его обитатели не имеют никаких [отношений] к своим главам, управляющим ими, ибо [его обитатели] сами назначают их своими главами, и те, кто ими руководит, делает это только по воле подчиненных. Их руководители [подчиняются] воле подчиненных, а поскольку последние не подчиняются их приказу, то [в этих городах] нет в действительности ни руководителя, ни подчиненного. [157]

Восхваляемыми и почитаемыми [людьми] у них являются все те, кто предоставляет жителям города свободу, те, кто удовлетворяет их желания и прихоти, те, кто охраняет им эту свободу и удовлетворяет их разнообразные желания по отношению друг к другу и к их внешним врагам, и те, кто ограничивается /стр. 70/ в своих желаниях только предметами необходимости.

Таков самый почитаемый, самый достойный у них [человек], которому они подчиняются. Другие же их главы, добывая им блага, соответствующие их желаниям и устремлениям, приравниваются к [жителям], и последние одаряют их за это почестями и деньгами в соответствии с их поступками. В этом случае сами жители не считают [такого главу] достойным, они достойнее его, ибо они одаряют его почестями и деньгами, не используя его.

В этом городе могут быть такие главы, которые снискали уважение его жителей либо тем, что удовлетворили их желания, либо тем, что их предки прославились своим руководством и за ними сохранилось право их отцов на руководство. В данном случае жители находятся под властью руководителя, и все невежественные желания и цели этого города принимают самую полную [158] форму, и такой город является [самым] восхитительным и счастливым из невежественных городов и своим внешним видом напоминает цветастое и красочное одеяние и в силу этого оказывается любимым кровом каждого, ибо любой человек в этом городе может удовлетворить свои желания и устремления. Потому-то народ стекается [в этот город] и оседает там. Его размеры безмерно увеличиваются. В нем рождаются люди разных родов, имеют место браки и половые связи разного вида, здесь рождаются дети самого разного рода, воспитания и происхождения. Этот город состоит из многообразных, входящих друг в друга объединений с отличными друг от друга частями, в которых чужеземец не выделяется из местного населения и в которых объединяются все желания и все действия. Поэтому очень возможно, что с течением времени в нем могут вырасти самые достойные [люди]. Там могут /стр. 71/ существовать мудрецы, ораторы, поэты всех видов. От него могут отходить части к добродетельному городу, которые возникли в этом городе. Поэтому именно в этом городе больше, чем в других невежественных городах, уживаются добро и зло. И чем больше, шире, населенней, обширней и полней [159] этот город, тем больше и сильнее в нем [уживаются] добро и зло.

Каждый невежественный город ставит себе свою собственную цель. Каждое руководство имеет своей целью приобретение либо предметов необходимости, либо богатств, либо удовольствий, либо почестей, славы и восхвалений, либо победы, либо свободы. Поэтому такие руководства расходуют деньги на покупки ²⁵. Это особенно относится к руководствам коллективного города, где ни один [из жителей] не более достоин руководить, чем другой, и где если уж предоставляют власть одному [из них], то либо потому, что жители в течение данного времени сохраняли ее за ним, либо потому, что они благодаря этому стремятся получить деньги и другое вознаграждение.

Добродетельным главой у них считается тот, кто обладает хорошим соображением и большой находчивостью, необходимой для того, чтобы удовлетворять их желания и чаяния при всем их разнообразии и изощренности и при этом хорошо охранять их от врагов, не брать в свою пользу ничего, а ограничиваться только самым необходимым.

Истинно добродетельным [главой] у них] является тот, кто если и руководит действиями горожан и направляет их к [160] счастью, то и горожане, [в свою очередь], руководят им. И если уж так случится, что он руководит ими, то впоследствии он либо смещается, либо утверждается, либо занимает шаткое руководящее положение.

Равным образом каждый из невежественных городов желает, чтобы им руководил тот, кто соответствует их взаимоотношениям /стр. 72/ и желаниям и кто облегчает им путь к этому, кто предоставляет и сохраняет им это. Они не желают и отвергают руководство добродетельных [людей]. Однако образование добродетельных городов и добродетельных руководств наиболее всего возможно и легко [осуществимо] в городах необходимости и коллективных городах.

Предметы необходимости, богатства, удовольствия, увеселения и почести могут достигаться посредством насилия и победы, а могут достигаться и другими способами.

Города подразделяются так же, как подразделяются и их руководства, в соответствии со своими целями на четыре вида.

Одни из них стремятся к достижению своей цели посредством победы и насилия, а другие стремятся достичь своей цели другими путями. [161]

Тем, кто достигает этих вещей посредством победы и насилия и охраняет то, что они приобрели посредством сопротивления и насилия, необходимо, чтобы их тела были упруги и сильны, а их нравам были присущи жестокость, черствость, грубость, пренебрежение к смерти. Наряду с этим они считают, что для достижения того, что их интересует, они нуждаются и в оружейном искусстве и хорошем предвидении того, как покорить других. Это присуще всем им.

Тем же, кто предается наслаждениям, и кому наряду с этим свойственны ненасытность и пристрастие к еде, питью и женщинам, настолько присуща мягкость и слабоволие, что сила гнева в них абсолютно или почти полностью исчезает. Напротив, у других гнев и страсть в качестве душевных и телесных органов приобретают такую силу и упорство, что [позволяют] совершать действия, направленные на удовлетворение того и другого. Над их душой равномерно властвует [гнев и страсть].

Есть также такие, которые более всего стремятся удовлетворить свою страсть и отдают этому столько сил, сколько можно. При этом самое возвышенное всегда служит самому [162] низменному. А именно, мыслительная способность находится на службе /стр. 73/ силы гнева и силы страсти, а сила гнева опять-таки находится на службе у силы страсти. [Человек] расходует [в этом случае] свое рассуждение только на выявление того, почему происходят действия гнева и действия страсти. Он направляет действия сил гнева и их органов на то, чтобы удовлетворить наслаждение едой, питьем, совокуплениями и другими вещами, способствующими достижению и сохранению этого.

Подобное можно наблюдать у знатных тюрков и арабов — жителей пустыни, ибо этим людям свойственно стремление к власти и ненасытность в еде, питье и совокуплении. Поэтому у них почитается культ женщин. Многие из них допускают разврат и не считают это падением и не воздерживаются от него, когда душа погрязает в страстях. Можно видеть, как многие из них хвастают перед женщинами всем, что они совершают. Они делают все, дабы возвыситься в [глазах] женщин. То, что порицают женщины, у них считается плохим, а то, что восхваляют, - хорошим. Они потворствуют всем страстям женщин, и часто женщины у них руководят и стоят [163] во главе домашнего быта. Многие из них по этой причине приучают женщин к роскоши и не привлекают их к участию в тяжелом труде. Они приучают их к роскоши и отдыху, взваливая на себя все бремя тяжелого физического труда.

Безнравственный город — это такой, жители которого верят в начала, воображают и представляют себе счастье, верят в него и руководствуются действиями, которые ведут к достижению счастья, знают их и верят в это, однако не совершают ни одно из этих действий, а, напротив, в своих устремлениях и желаниях склоняются в какой-то мере к целям жителей невежественных городов: к почестям, победе и тому подобному, — и все свои действия и способности подчиняют им.

Виды /стр. 74/ этих городов соответствуют по числу видам невежественных городов, поскольку все их действия являются невежественными действиями, и все их нравы являются [невежественными] нравами. Они отличаются от жителей невежественных [городов] только взглядами, которые они имеют. Никто из жителей этих городов совершенно не достигает счастья. [164]

Что до заблудших городов, то это такие, [жители] которых получили ложные представления о положениях, не соответствующих тем, о которых мы говорили. Они выработали ложные представления о началах, которые не совпадают с теми, о которых мы говорили, и о счастье, которое не совпадает с действительным счастьем. Они выработали ложное представление об ином счастье и повинуются действиям и взглядам, из-за которых ни в какой мере нельзя прийти к счастью.

Индивиды в добродетельных городах подразделяются на множество видов. Среди них есть совершающие такие действия, которые ведут к счастью, но в своих действиях стремящиеся не к этому [истинному] счастью, а к чему-то другому, благодаря чему человек может достичь таких добродетелей, как почести, власть, богатство и т. д.

Среди них есть и такие, которые следуют некоторым положениям и целям невежественного города, но поскольку им мешают законы и положения [добродетельного] города, то они обращаются к словам законодателя и высказываниям, [заключенным] в его предписаниях, и истолковывают их соответственно [165] своим желаниям. Подобным толкованием они искажают эти положения. Такие [люди] называются искажающими.

Среди них есть и такие, которые не стремятся к искажениям, но из-за плохого понимания законодателя и из-за недостаточного постижения его высказываний они понимают законы города не так, как их толкует законодатель, и действия этих людей не соответствуют целям первого главы. Они впадают в ошибку, не осознавая этого. Это — вероотступники.

Другая группа [людей] в своих высказываниях может нарушать и искажать [законы] для себя и для других, /стр. 75/, но, делая это, они не противодействуют добродетельному городу, а, наоборот, руководствуются истиной и жаждут ее. Люди такого рода поднимаются на такую ступень представления, на которой вещи не искажаются высказываниями. Если они удовлетворяются тем, что поднялись [на эту ступень], то они останавливаются [на этом], а если они не удовлетворяются и этим и переходят к противоположным положениям, то они поднимаются на новую ступень, и так продолжается до тех пор, пока они не удовлетворяются какой-то [166] из этих ступеней. Если же они не согласны удовлетвориться и этими ступенями представления, то они поднимаются на ступень истины и понимания вещей такими, каковы они есть, и на этом их мнение устанавливается.

Среди них есть и другая группа [людей], которая искажает то, что представляет себе. И всякий раз, как [эти люди] поднимаются на следующую ступень, они искажают это, [и так] вплоть до достижения ступени истины, [но и ее они искажают]. Но все это только с целью [достижения] власти или какой-то другой цели жителей невежественных [городов], к которой они питают склонность. Они искажают все, что только могут, и не желают слышать ни о чем, что упрочивает, улучшает и закрепляет счастье и истину в душах. Они воспринимают [счастье] на основании извращенных выражений, воображая, что они достигли счастья, и именно поэтому многие из них стремятся внешне оправдаться» заявляя, что они склонны к иной цели» чем жители невежественных городов.

Среди них есть другая группа [людей], которая хотя и имеет представление о счастьи и началах» но своим [167] умом совершенно не в состоянии понять их и по своему пониманию не способна постичь их в достаточной мере.

[Эти люди] извращают то» что представляют себе, и сталкиваются с противоречиями, и всякий раз, как поднимаются на ступень представления, близкую к истине, они искажают ее. Они не могут подняться на ступень истины» ибо их умы неспособны постичь ее. Многие из них извращают [свои представления] не потому, что в представляемом ими заключены действительные противоречия, /стр. 76/ а из-за несовершенства их представления. Они искажают это из-за недомыслия, а не из-за того, что здесь имеется действительное противоречие.

Многие из них, если они не в состоянии представить себе это в достаточной мере или если они сталкиваются с действительными противоречиями и не могут постичь в них истины, считают, что тот, кто мнит, что он постиг истину и говорит о том, что он ее постиг, лжет умышленно ради почестей и власти. В то же время они считают, что тот, кто пытается извратить истину, заслуживает оправдания из-за своего усердия, поскольку достигнутая им точка зрения ему кажется правильной. Отсюда — многие из них [168] приходят к такому заключению, что все люди заблуждаются, когда полагают, что постигли [истину]. Некоторые делают из этого вывод о неразрешимости всех вопросов. Другие же из этого заключают, что в постигаемом нет совершенно ничего истинного и если кто-то и утверждает, что он постиг что-то, то он в этом заблуждается.

Комментарии

10. Хайуан гайр натик — «неразумное животное», хайуан натик — «разумное животное». По аль-Фараби, средством познания частных, конкретных вещей являются ощущение, воображение и представление, общие у человека и животного, тогда как способность познания абстрактных понятий посредством теоретического мышления присуща только человеку. Поэтому только человека аль-Фараби называет «разумным животным».

11. Джама'а — «общество»; мадина — «город». Аль-Фараби, так же как и Платон, причину возникновения и развития общества видит в потребности людей в удовлетворении своих материальных и духовных нужд. Различие проявляется в том, что у Платона понятие «общество» сливается с понятием «государство», а у аль-Фараби общество предшествует государству, общество может существовать и без государства, а существование государства немыслимо без существования общества. Анализ таких понятий, как «человеческое общество», «город», «добродетельный город», «главный член [городского объединения]», «невежественный город» и др. дан в примечаниях к «Трактату о взглядах жителей...» в кн. аль-Фараби «Философские трактаты».

12. В хайдарабадском издании это слово ошибочно расшифровано как караха — «отвращение», «ненависть», вместо карама — «честь», «почести». Перевод Дитерици Ehre — «честь» мы сочли более правильным, поскольку в своих рассуждениях о невежественных городах аль-Фараби неоднократно говорит о том, что некоторые правители честолюбие почитают за счастье.

13. В арабском написании слова малик — «правитель» и малак — «ангел» пишутся одинаково. Безусловно, давая характеристику «первому главе», аль-Фараби говорит о правителе. Перевод Дитерици Engel — «ангел» вряд ли удачен. Отсюда — малик фи-л-хакика в соответствии с контекстом следует читать как «истинный правитель». Ср. примечание 12 к «Афоризмам...».

14. ‘Акл фа"ал — «деятельный разум», гр. ***. Это мировой, космический разум, соответствующий сфере Луны. Человеческий разум, проходя все стадии от потенциального к приобретенному разуму в конечном счете под воздействием деятельного разума сливается с последним. «Деятельный разум» аль-Фараби близок к «деятельному разуму» Александра Афродизийского, у которого он всеобщ и един во всех людях

15. ‘Акл мунфа'ил — «страдательный разум». Это понятие соответствует понятиям «потенциальный» и «материальный разум», гр. ***, и ***.

Процесс человеческого познания аль-Фараби объясняет подобно процессу возникновения вещей в материальном мире. «Потенциальный», или «страдательный», разум аль-Фараби сравнивает с материей. «Деятельный разум» влагает в него в качестве формы познания те самые формы, которые в материи осуществляются как формы бытия.

16. ‘Акл мустафад — «приобретенный разум». Этот термин у Аристотеля отсутствует, хотя идея его ясно выражена в сочинении «О душе», кн. III. М., 1937, 430 а, 431 b и в других местах. Сам термин *** *** существует только у Александра Афродизийского.

17. Данная фраза в хайдарабадском тексте и в тексте, изданном Дитерици, написана не совсем грамотно с точки зрения арабской грамматики. Поэтому правильно перевести ее в данном контексте было бы просто невозможно, если бы аналогичная по смыслу фраза не встретилась нам в «Афоризмах государственного деятеля» (афоризм 54, раздел 3). Вписав одно отсутствующее в тексте слово «правитель», мы добились разумного смысла. См. примечание 13 к «Афоризмам...».

18. В хайдарабадском издании стоит слово милла — «религия». Такой перевод мы считаем верным. Перевод Дитерици Satzung — «положение», «устав» вряд ли удачен, поскольку речь здесь идет о двойственности истины, когда одно и то же явление приходится по-разному оценивать в зависимости от того, рассматривается ли оно с философской точки зрения или с религиозной. Фраза «Вот почему различные добродетельные народы и добродетельные города могут иметь различные религии, хотя все они верят в одно и то же счастье» является очень смелой для эпохи мыслителя. Аль-Фараби в эпоху безраздельного господства ислама не ставит мусульманскую религию выше других религий в добродетельных городах, выше религиозных предписаний он ставит человеческое счастье. Эту же мысль он высказывает в «Трактате о взглядах жителей...» в кн. «Философские трактаты», стр. 341.

19. Мадина фадила — «добродетельный город»; мадина джахила — «невежественный город».

В трактовке невежественных городов аль-Фараби, безусловно» находился под влиянием политических воззрений предшественников, особенно учения Аристотеля и Платона. Но мы не можем допустить мысли, что все эти невежественные города являются просто отвлеченными понятиями, не связанными с общественными группами и прослойками феодального общества. Вполне вероятно, что под «городом необходимости» мыслитель понимал трудящихся, под «городом обмена» — торговцев, под «честолюбивым городом» — феодальную аристократию, а под «властолюбивым городом» — военную аристократию. Возможно, аль-Фараби вскрывает социальные пороки средневекового феодального строя на арабском Востоке. Не зря он так много внимания уделяет невежественным городам и так мало места отводит «добродетельному городу».

20. Науабит — буквально «ростки», «подрастающее поколение», в данном контексте применяется в смысле «недозревшие личности». Это — индивиды, рассеянные в различных государствах и по этой причине лишенные прав и возможности достижения истинного счастья. Эти индивиды играют важную роль у Ибн Баджи, который отождествляет их с гураба — «чужестранцами» и мутауаххидун — «индивидами». В отличие от аль-Фараби индивид ибн Баджи достигает счастья в уединении и даже в несовершенных государствах. Ибн Рушд поддерживает взгляд аль-Фараби. Перевод Дитерици Beamte — «служащий», «чиновник» и в других местах Stellvertreter des Konige — «заместитель монарха» явно неудачен.

21. Мадинат ан-назала — «город низости». В «Трактате о взглядах...» и в «Афоризмах...» этот термин расшифрован как мадинат ал- баддала — «город обмена», что соответствует и переводу Дитерици Tauschhandel. О том, что последняя расшифровка более правильна, свидетельствует и то, что следующий по очередности город называется мадинат ал-хассаса, что в переводе тоже значит — «город низости».

22. Дирхемы — серебряные монеты, динары — золотые монеты. Об их весе и значении см.: В. Хинц. «Мусульманские меры веса с переводом в метрическую систему» (М., 1970, стр. 11, 21).

23. В хайдарабадском тексте это слово ошибочно расшифровано как хал — «положение», вместо мал — «деньги». Этот перевод Дитерици больше подходит по контексту. Кроме того, в следующей фразе это же слово расшифровано как «деньги».

24. Мадина джама'ийа — «коллективный город», именно так и надо в соответствии с контекстом его переводить. Перевод Дитерици Sammelstaat соответствует нашему.

25. В фразе «расходуют деньги на покупки» Дитерици слово шара — «покупка» расшифровал как шарр — «зло». Верным мы считаем последний перевод. По отношению к невежественным городам аль-Фараби часто употребляет слово «зло», но никогда не применяет его в сочетании с глаголом «покупать». Такая характеристика менее всего подходит к коллективному городу, к которому мыслитель относится с большой симпатией. Наш перевод сделан на основании хайдарабадского текста, хотя и этот вариант плохо вписывается в контекст.