СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ФОН ДРЕЙЕР В.

ИТАЛО-ТУРЕЦКАЯ ВОЙНА

(Из записок корреспондента).

(Окончание) ¹.

Целый месяц просидели в окопах 35, а потом и 50 тыс. человек итальянского экспедиционного корпуса в ожидании новых турецких атак.

За месяц терпеливого ожидания на позициях, войска, помимо постоянной перестрелки, испытывали и последствия тропических дождей, затопивших позицию 82-го полка у Бумелиана и часть города.

В конце месяца этого безделия, в войсках, уже не стесняясь, критиковали образ действий главнокомандующего.

Наконец, 13-го ноября началось шевеление войск экспедиционного корпуса на восточном фронте, завершившееся частным наступлением вперед в оазис и занятием линии Гамидиэ- Хенни-форт Месри, т. е. той самой позиции, что принадлежала итальянцам до 10-го октября.

Наступление 13-го ноября в оазис явилось неожиданностью для всех и даже войска ничего об этом не знали до получения приказания. [126]

В 6 час. утра войска двинулись двумя колоннами: правая — в составе 50-го, 23-го и 52-го полков в направлении на форт Месри, всего 6 батал., под командой генерала Насали Рока; левая — из 93-го полка, гренадер, берсальер и альпийцев, на Хенни, всего 9 бат., под непосредственным руководством начальника дивизии, генерала де Шорана.

Одновременно с началом наступления морская артилерия и Сиди-Месрийские батареи начали подготовку наступления огнем.

Двигаясь шаг за шагом густыми цепями, ведя все время интенсивный ружейный и пулеметный огонь, особенно в оазисе, войска, к 11 час. утра, уже вышли без особых потерь на линию Гамидиэ-форт Месри. Около 12 час. берсальеры овладели селением Хенни и связались с фортом Месри. К вечеру итальянцы стали окапываться на занятых позициях и подтянули ближе резервы.

Регулярные силы турок успели, не торопясь, отступить к Айн-Саре, откуда, предупрежденные о начале активных действий со стороны итальянцев, получили возможность уйти к Гариану.

Целую неделю просидели итальянцы на месте, прежде чем рискнули двинуться к оазису Айн-Саре — штаб-квартире турок.

В 7 час. утра 21-го ноября началось наступление итальянцев, — первая, в сущности, наступательная операция.

Тремя колоннами командовали бригадиры: Лекио, Джиардино и Райнальди; всем боем руководил начальник дивизии, генерал Пекори-Джиральди. В боевую часть было введено 18 бат. при 6 горных и 4-х полевых батареях. Цель была поставлена вполне определенная — занять Айн-Сару. Движение с фронта было связано с глубоким охватом турецкого бивака с левого фланга.

Горная артилерия держалась в начале боя при резервах, но в момент подготовки решительной атаки выдвинулась на линию стрелковых цепей. Массовый огонь, засыпавший шрапнелями все расположение противника, принудил турок поспешно отступить, бросив бивак с офицерскими вещами, 7 орудий, множество снарядов и патронов, раненых и палатки. [127]

Успеху боя сильно содействовала тяжелая осадная артилерия, установленная на границе оазиса, в раионе кавалерийской казармы, группами в 2 и 4 гаубицы и мортиры. Крупнокалиберные снаряды производили необычайный моральный эфект, взрывая песок и поднимая столб пыли и дыма на высоту до 10 сажен.

Турецкий огонь стал к полудню ослабевать и высланные на разведку аэропланы доносили о поспешном отступлении нескольких колонн с обозами к Джебель-Гариану.

Успех 21-го ноября сильно поднял дух войск, восстановил несколько престиж командующего, но, по существу, был неполный, ибо, вследствие отсутствия глубокого обхода, ядро сопротивления — регулярные части турок — раздавлено не было.

Отсутствие конницы мешало развить энергичное преследование, а преследовать по пятам пехотой генерал Канева, очевидно, не считал возможным. Между тем, только окончательное истребление горсти триполитанских турок могло повести к окончанию войны.

Как бы то ни было, занятие Айн-Сары имело тот результат, что позорная осада Триполи была снята и связь арабов оазиса с их вдохновителями-турками почти окончательно порвана.

Теперь оставалось окончательно очистить весь триполитанский оазис, к каковой задаче, после некоторого отдыха, экспедиционный корпус и приступил.

Я не буду подробно останавливаться на взятии оазиса, так как, после падения Айн-Сары и при отсутствии турецкого руководства, арабы не могли долго и упорно защищаться, тем более, что итальянцы направили все усилия эскадры Бореа-Ричи на систематическую и крайне упорную бомбардировку оазиса. Огнем флота постепенно разрушались селения Амрус, Бен-Саид и прочие, в направлении к Таджуре.

Параллельно с разрушением этих селений арабы поневоле очищали их и отходили на восток; итальянцы же немедля занимали оставленное пространство, распространяясь все дальше и дальше вглубь. Таким образом, к 1-му декабря весь оазис до Таджуры был в рукак войск экспедиционного корпуса, очищенный от неприятеля и от жителей.

Захватив Айн-Сару и очистив оазис, т. е. произведя то, что логически по самой обстановке надлежало сделать в начале кампании, командующий решил: дождаться конца периода дождей, усилить свою операционную базу — Триполи, провести железную дорогу до Айн-Сары и вообще дать людям заслуженный отдых. [128]

Период этот, продолжающийся и по сие время, нарушается частными рекогносцировками итальянцев или мелкими атаками турок, преимущественно в Киренаике, о чем время от времени тенденциозно сообщает телеграфное агенство Стефани.

Одна из рекогносцировок, предпринятая 8-го декабря на Бир-Тобрас, частной инициативой генерала Пекори Джиральди, была плачевна по результатам для итальянцев. В Бир-Тобрасе оказался весь турецкий лагерь и отряд полковника Фара, руководившего рекогносцировкой, попал в очень неприятное положение, подвергнувшись целому ряду жестоких ночных атак турок. В конце концов, Фара построился в каре и только под утро едва унес ноги.

Генерал Пекори Джиральди за неуместное проявление частной инициативы получил отрешение от должности.

Теперь разведывают понемножку конница, аэропланы и дирижабли и командующий, очевидно, выжидает или конца пресловутого периода дождей (кстати сказать, очень редких и отнюдь не тропических), или просто ждет, когда политика придет на помощь стратегии, без необходимости дальнейшего кровопролития.

Тактика войск.

Пехота. Опыт нашей последней войны и выработанные ею новые принципы боя, повидимому, совершенно не задели военную мысль Италии.

Если характер ведения войны в колониях с мало культурным противником позволяет отказаться от выработанных тактикой положений, то в Триполи это соображение может лишь отчасти иметь место, так как ядро неприятельских сил все же составляют регулярные турецкие войска, предводительствуемые лучшими офицерами, получившими подготовку под непосредственным руководством авторитетного немецкого инструктора, фон дер Гольца-паши.

Игнорировать, следовательно, противника, тем более, что точные его силы в начале войны были неизвестны, не приходилось.

Между тем, по совершении высадки, войска экспедиционного корпуса вскоре заняли нелепое положение и не старались его исправить в течение нескольких месяцев войны.

Все части корпуса с самого начала кордоном окружили город и одновременно начали нести бессменную службу сторожевого охранения, каждый полк против раиона своей позиции. [129]

Никаких сторожевых отрядов или авангардов выделить нужным не сочли и, что курьезнее всего, линия сторожевого охранения совпала с позицией. Охранения флангов итальянцы, повидимому, не признавали, равно как и не считали нужным нести разведывательную службу конницей.

Только через месяц появились слабые намеки на сторожевое охранение: верстах в 1 от позиции на день выставлялись наблюдательные посты, убиравшиеся на ночь.

Так как центр тяжести кампании до сего времени лежит в обороне, то этот отдел тактики итальянскими войсками усвоен удовлетворительно: позиции почти везде имеют обстрел, применены к местности и усилены опорными пунктами, в виде кольцевых окопов, проволочными сетями и переносными засеками.

Ведение наступательного боя итальянцами неизменно характеризовалось крайней осторожностью и, не будучи решительным, никогда не доходило до штыковой атаки.

Упорная огневая подготовка начиналась с наибольших дистанций и велась до тех пор, пока противник не очищал позиции.

Пехота обучена применению к местности, и, насколько пришлось заметить, принимала, в зависимости от неприятельского огня, соответственную форму строя. Цепи были всегда густы, что, в виду сравнительно ничтожного огня противника, нельзя поставить в минус. Относительно огня нужно заметить, что залпы в итальянской армии отсутствуют и принят лишь один вид огня «вольный огонь», где сам каждый стрелок, регулирует его интенсивность.

В общем бросалось в глаза, что рациональное управление огнем как-то отсутствовало и в большинстве наблюдалась лишь беспорядочная трескотня.

Артилерия. Если итальянскую пехоту можно признать удовлетворительной, то тактика артилерии поражает своей отсталостью.

Как правило: отсутствие закрытых и даже маскированных позиций; все орудия неизменно как при обороне, так и при наступлении, становились на линию цепей и стреляли по прицелу. Интервал между орудиями редко превосходил 10 шаг., а иногда доходил до 3-х!

Наблюдательные пункты, как мы это понимаем в настоящее время, совершенно отсутствовали. Командир батареи находился на самой батарее; здесь же стояли и наблюдатели. В итоге никто ничего не видел и стреляли прескверно. Достаточно сказать, что [130] 12 скорострельных Сиди-Месрийских пушек, выпуская ежедневно в общем до 300-500 снарядов, не могли заставить в течение 2-х недель замолчать турецкие орудия, несмотря на то, что дистанции были отлично известны.

Оригинальна, к иллюстрации неумелой стрельбы итальянской артилерии, жалоба командира одной из Сиди-Месрийских батарей, высказанная им с обидой в голосе в один из теплых октябрьских дней близ гробницы Марабу, где находился его наблюдательный пункт. «Помилуйте! Эти свиньи турки, едва пристреляешься к их батарее, не стесняясь, на моих глазах, запрягают в орудия верблюдов и отвозят их на 300 метров назад! Разве это война!..».

Итальянская кавалерия, составившая себе европейскую известность, главным образом школой выездки лошадей, на театре войны представлена плачевно: действовала редко и притом неважно.

Трудно объяснить, какие мотивы руководили военным министерством при назначении на 60 тыс. штыков всего 6, а за последнее время 12 эскадронов!

Разведывательную службу, судя по итальянским газетам, конница теперь начала нести; за мое время, кроме описанной рекогносцировки 26 октября, кавалерией пользовались лишь для посылки донесений, да наряжали лошадей под верх военным агентам.

Пулеметы в экспедиционном корпусе все вьючные, системы Максима на раздвижной треноге. Полки, и при том лишь в пехоте, снабжены пулеметами в скромном размере: по 2 пулемета на полк и только у берсальер их почему то было 6.

Пулеметы действовали редко, так как до 13 октября их еще не привезли; войска пришли без пулеметов, а после 13-го противник не вел наступления в серьезном масштабе.

На линии обороны пулеметы были превосходно укрыты и маскированы. Интересно, что Сиди-Месрийскую батарею от внезапного захвата ночью противником защищали 4 пулемета, расположенные в капонире у подошвы гласиса батареи.

Войска вспомогательного назначения. Техническая часть в экспедиционном корпусе, поставлена хорошо.

Беспроволочным телеграфом, установлена связь Триполи с Дерной, Бенгази и Тобруком.

В войсках есть полевые прожектора, но, к несчастью, не все они исправны. [131]

Воздушная разведка представлена: 2 дирижаблями, 3 змейковыми аэростатами и 22 аэропланами с необходимым числом вполне удовлетворительных военных летчиков. Из этого числа в Триполи находятся 2 дирижабля, 2 «драхен-баллона» и 7 аэропланов; прочие распределены между Тобруком, Дерной и Бенгази.

В настоящую войну впервые применено метание взрывчатых веществ с аэропланов: за последнее время транспорты привезли из Италии большое количество ручных бомбочек.

Утром 19 октября поручик из бригады специалистов, Гавотти, бросил с своего «Этриха», во время полета по направлению к оазису Айн-Сара, верстах в 12 к юго-востоку от линии итальянских передовых постов, в неприятельский отряд, расположенный в названном оазисе, несколько гранат. Летал он на высоте 700 метров. Всего Гавотти бросил 4 гранаты, наполненные пикриновой кислотой; ему удалось наблюдать лишь за действием первого взрыва, который, по словам Гавотти, произвел на противника столь ошеломляющее впечатление, что никто и не думал об обстреле аэроплана. Гавотти одной рукой управлял аэропланом, а другой работал над приготовлением гранат к метанию, держа их между коленями.

На столбцах нашей и иностранной печати неоднократно обсуждался вопрос, не нарушили ли итальянцы применением этого нового боевого средства постановления Гаагской мирной конференции. Ответ может быть только один — отрицательный. На первой Гаагской конференции была действительно подписана всеми державами-участницами декларация, категорически запрещающая метание каких-либо снарядов, бомб, гранат и т. п. с аэростатов или аэропланов. На второй же Гаагской конференции в 1907 году, в виду успехов, достигнутых за время, прошедшее между обеими конференциями, в области аэронавтики, названная декларация была снова подвергнута обсуждению конференции, причем многие державы, в том числе и Италия, ее не подписали.

Драхен-баллоны оказали громадную услугу экспедиционному корпусу, главным образом в третий период войны, когда флот начал бомбардировку оазиса. Наблюдатели змейковых аэростатов корректировали огонь судов, направляя его семафорной «сигнализацией то на один, то на другой участок оазиса. [132]

На саперный баталион, вошедший в состав корпуса, выпала довольно серьезная роль по усилению позиции. Затем, во время наводнения, затопившего расположение 82 и отчасти 6 полков, саперы руководили спасением затопленных палаток, орудийных ящиков и войскового имущества. Наконец, в бою 13-го октября, когда арабы прорвали фронт 84 полка и отбросили 7 роту, одна из саперных рот, бывшая ближайшей в резерве, перешла в наступление, отбросила огнем противника и восстановила фронт.

Характеристика итальянской армии. Итальянские офицеры приятно поражают глаз своим щеголеватым внешним видом, отличаются скромностью, простотой, лишены высокомерия и чванливости, очень честолюбивы и падки на награды. С посторонними изысканно вежливы и даже предупредительны. С простотой, отличающей нашего офицера, итальянские офицеры, чисто по товарищески, обращаются со своим младшим братом-солдатом, допуская даже по отношению к себе легкую вольность

Но, когда нужно, итальянский офицер не стесняется в применении к нижнему чину самых суровых мер. Я сам был свидетелем, когда солдат горной батареи что то замямлил, выволакивая свою пушку вперед стрелковой цепи для обстреливания арабского дома, как батарейный командир, наведя в упор браунинг, жестким спокойным голосом произнес: «Ну, я посмотрю теперь», совершенно не стесняясь присутствием посторонних людей и офицеров чужой части.

В отношении субординации и воинского чинопочитания итальянцы на редкость щепетильны и вольности к старшему в чине себе никогда не позволят.

В военном отношении офицеры достаточно образованны, и добросовестно и покорно несли с солдатами все тягости трехмесячного сидения в траншеях.

За два месяца совместной жизни я не видел ни одного офицера на-веселе, ни одного нетрезвого солдата.

Нижние чины. Параллельно с корпусом офицеров приятное впечатление производят своим развитием, внешним лоском и интеллигентностью солдаты. Все они грамотны, вежливы, охотно и живо поддерживают разговор, интересуются происходящим, читают газеты, многие говорят по французски и не лишены остроумия. Но, увы, плохо стреляют и плохо обращаются со своими ружьями. [133]

Во время сильного огня противника случалось наблюдать, что нижние чины стреляли не целясь, без толку тратя патроны, и страшно нервничали.

Иностранные военные агенты на театре военных действий. Итальянское правительство пригласило на театр военных действий иностранных офицеров и с редким гостеприимством озаботилось их размещением и предоставлением возможных удобств.

Один из 35 транспортов, перешедших на военное время из состава коммерческого флота в морское ведомство для перевозки войск в Африку, под названием «Босния», был зафрахтован исключительно для иностранных офицеров.

В виду холеры, офицерам предложено было оставаться на борту, только спускаясь на берег для поездки в раионы расположения войск.

Обставив редким комфортом жизнь военных гостей, в смысле предоставления им свободы для работы в сфере их специальности, итальянцы целиком восприняли систему японцев. Разница, пожалуй, заключалась лишь в том, что японцы поили военных аташе шампанским и ничего не показывали, а итальянцы — вермутом и коньяком и тоже ничего не показывали.

Три раза спускали иностранных офицеров на берег, дабы ознакомить их с расположением войск на позиции, да раза два-три они ездили в город, чтобы сделать визиты, а в последний раз поздравить ген.-губернатора с днем рождения короля.

На позицию офицеры ездили верхами, для чего из состава конницы триполийского гарнизона (300 коней) им назначали верховых лошадей с конными вестовыми. Два офицера итальянского генерального штаба, из коих один, граф Руджери, неизменно сопровождал агентов и любезно сообщал то, что должно было последних интересовать. Держались поэтому все одной группой и смотрели то, что им показывали.

Мало того, военные аташе обязаны были словом не сообщать до заключения мира своему правительству, а в частности и своему генеральному штабу, ничего из того, что они видели в Триполитании и почерпнули путем наблюдения, разговора и т. д.

Нельзя не приветствовать итальянское военное министерство с проведенным мероприятием, полным глубокого смысла.

Печать итальянская и иностранная цензура. Патриотизм итальянской печати достоин восхищения и подражания.

Несмотря не неумелое и бесконечно тягучее ведение войны, сознанное всеми лучшими корреспондентами Италии, ни одному [134] из них не пришло в голову резко критиковать на столбцах своих журналов штабы войск, начальников и особенно нижних чинов.

Дружным хором газеты всех оттенков, до самых левых социалистических включительно, ежедневно восхваляют героизм своей армии, а малейшее проявление храбрости тотчас же воспевают лучшими поэтами, с Габриелем д’Анунцио во главе, в стихах и одах, как громкую неслыханную победу.

Неоценимую поддержку оказывает итальянская печать своей родине и в частности командующему, одушевляя войска корпуса, и воспитывая нацию в духе любви к своей армии.

На помощь печати призвана и цензура, воевавшая во славу отечества с журналистами успешнее, чем итальянцы с турками. Эта цензура, без зазрения совести, вычеркивала в телеграммах все сведения, казавшиеся ей подозрительными, обесценивая посылаемые известия и искажая смысл до того, что большинство телеграмм буквально представляло собой требующий разгадки ребус. Вторую цензуру известия с театра войны проходили в Риме.

Общее заключение. Прошло 4 месяца Итало-турецкой войны и в итоге итальянский флаг победно развевается над главными портами Триполитании и Киренаики, а войска экспедиционного корпуса успели отойти от берега вглубь провинции всего лишь на 10 верст. Остается еще пройти не менее 2 тысяч на юг.

Поневоле напрашивается вопрос, когда же кончится война?

Если политические причины и внутренние осложнения не понудят Турцию сложить оружие, то завоевание новой колонии легко может превратиться в покорение Кавказа и длиться бесконечно.

Продолжающаяся война выясняет до какой степени непопулярен тройственный союз в массе итальянского народа, видящего в своих союзниках, особенно австрийцах, не добрых друзей, а ненавистных врагов. Последние, впрочем, платят той же монетой, приветствуя каждую неудачу итальянцев травлей, на страницах своей ежедневной печати.

В Вене мне лично в разговоре приходилось убеждаться, какое злорадное торжество заложено в умах австрийских граждан в отношении своих союзников, едва только заходил разговор о триполитанской экспедиции.

В. фон Дрейер.

Комментарии

1. См. № 3 «Воен. Сборн.».