СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 марта 1912

Военные действия в Средиземном море. — Раздражение в Европе и патриотический энтузиазм в Италии. — Итальянский парламент и право войны.

Отдельные эпизоды итальянской войны против Турции возбуждают по временам тревогу в Европе и указывают в то же время на ненормальность общего международного положения. Небольшая итальянская эскадра появилась 24-го (11) февраля у берегов Сирии и потребовала сдачи двух турецких военных судов, мирно стоявших в гавани Бейрута; не получив ответа на свое требование, итальянцы потопили оба судна и своей бомбардировкою причинили городу значительные повреждения, причем пострадали, конечно, и жители. Значительная часть западно-европейской печати выражает свое негодование по поводу такого рода нападений на беззащитные торговые порты в пределах Средиземного моря; дипломаты более или менее мягко протестуют вообще против перенесения военных действии в другие области Турции, кроме северо-африканских.

Само собою разумеется, что военные действия в Средиземном море, как и захваты нейтральных судов для контроля и [374] преследования контрабанды, нарушают весьма важные и крупные интересы культурных наций, подвергая опасности весь ход мирных торговых сношений в юго-восточной Европе; но Италия не скрывает, что она ведет войну с определенною завоевательною целью, и великие державы не возражали против этой воины в принципе. Италия хочет заставить Турцию отказаться от всяких прав на Триполи и примириться с фактом присоединения этой территории к итальянским владениям; потому она и стремится нанести туркам чувствительные удары, — а нанести эти удары возможно лишь в европейской или азиатской Турции, так как в северной Африке фактически не существует ни турецкой власти, ни турецких вооруженных сил. Чтобы победить противника, надо настигнуть его в месте его пребывания, и трудно сказать что-нибудь против итальянских попыток воевать с турками там, где они еще господствуют. Италия пользуется только своим законным правом войны, отыскивая и расстреливая неприятельские военные суда в гаванях турецких приморских городов, — и все теперь видят и чувствуют, что применение этого права войны на практике несовместимо с общими культурными и экономическими интересами народов, не участвующих в войне. Как оказывается на деле, итальянское предприятие относительно Триполи касается не одних итальянцев и турок, но и англичан, и французов, и австрийцев, и немцев, причиняя значительный вред всем этим нациям. Не следует ли отсюда заключить, что посторонние нации имеют право протестовать против чужих воинственных предприятий, хотя бы направленных против одной лишь Турции?

Рядом с несомненною противоположностью интересов между воюющею страною и другими государствами, замечается столь же резкая противоположность настроения. Тогда как военные действия Италии осуждаются почти во всей остальной Европе, вызывая в ней чувства раздражения и неудовольствия, они служат, напротив предметом гордости и радостного патриотического подъема среди итальянцев. Никогда еще итальянское правительство не испытывало такого триумфа в парламенте, как при обсуждении триполийского вопроса в заседаниях палаты депутатов и сената, с 22-го по 24-ое февраля (нов. ст.). Министерство Джолитти внесло в палату законопроект о подтверждении декрета 5-го ноября 1911-го года, которым объявлена была верховная власть Италии над Триполи и Киренаикою. Посвященные этому вопросу заседания приняли с самого начала характер какого-то национального торжества. Парламент был в полном сборе и горячо приветствовал министра-президента; после каждого заявления повторялись восторженные [375] возгласы в честь Италии и короля, в честь армии и флота. Президент палаты Маркора говорил о всегдашней и единодушной готовности итальянцев ко всяким жертвам для величие и славы отечества. Предложение выразить армии и флоту сочувствие и признательность от имени парламента было поддержано продолжительною овациею: все депутаты вскочили со своих мест и долго не могли успокоиться от восторга. Министры военный и морской благодарили палату в трогательных выражениях. Среди общего патриотического возбуждения выслушана была краткая речь Джолитти о декрете 5-го ноября, для рассмотрения которого избрана комиссия из 21-го члена.

На следующий день, в заседании 23-го февраля, комиссия представила свой доклад, которым заранее одобрила все военные и финансовые меры, какие будут признаны необходимыми для доведения начатого дела до благополучного конца. Один из руководителей социал-демократической партии, депутат Биссолати, объяснил, что хотя он первоначально возражал против северо-африканской экспедиции, тем не менее он полагает, что его партия не может чувствовать иначе, чем вся нация; он «своим итальянским сердцем преклоняется перед мужественными борцами на море и на суше, героизм которых способствовал возвышению нравственного достоинства Италии в целом мире». Он признает, что «Италия никогда не могла бы допустить занятия Ливии (т. е. Триполи и Киренаики) какою-либо другою нациею», и что данное предприятие «не только было одобрено народом, но и вынуждено его пламенным воодушевлением». Правда, он не уверен в целесообразности декрета и будет вотировать против него; но ни он, ни его друзья «не станут делать затруднения правительству в этот торжественный момент, и ни при каких обстоятельствах они не оставят высших интересов отечества без надлежащего внимания». Другой представитель социал-демократии, депутат Турати, при шумных возгласах протеста, высказался против экспедиции, утверждая, что для страны нужна колониальная политика труда, а не вооруженного насилия. Депутат Барцилаи говорил от имени республиканской группы, что «триполийская война была неустранимою историческою необходимостью для Италии», и что «парламент не может уже уничтожить декрет, освященный пролитою кровью итальянских героев». Правительства «приходят и уходят, но Италия должна существовать и будет существовать постоянно». Умеренный социалист Энрико Ферри надеется, что одобрение декрета позволит правительству провести возвещенные демократические, [376] хозяйственные и политические реформы. Парламент, по словам Ферри, «настоящим голосованием торжественно подкрепит свое новое направление». Министр-президент Джолитти, отвечая отдельным депутатам, заявил, что ни одна держава не стесняла действий Италии, и «если Италия отчасти ограничивала круг своих военных мероприятий, для избежания серьезных замешательств, то она делала это по своей свободной и никем не внушенной инициативе, руководствуясь своими собственными интересами». Выслушав все эти речи и объяснения, палата одобрила декрет 5-го ноября 1911 г. большинством 423 против 9 голосов. Провозглашение этого результата голосования опять-таки сопровождалось патриотическою манифестациею.

В таком же повышенном настроении обсуждался вопрос и в верхней палате 24-го февраля. В числе сенаторов присутствовали и члены королевской фамилии, герцоги Аостский и Генуэзский, которым сделана была овация. Герцог Аостский сказал несколько теплых слов, возбудивших общий энтузиазм. Возгласы в честь короля и Савойского дома не прекращались. Министр-президент внес принятый накануне палатою депутатов законопроект и предложил избрать комиссию, которая могла бы в тот же день представить свой доклад. Назначенная вслед затем комиссия единогласно признала, что законопроект принадлежит к числу таких, которые не нуждаются в обсуждении, а должны быть одобрены всеми с воодушевлением. Единодушно принята формула, которою «сенат, как истолкователь чувств страны, одобряет законопроект без прений». Закрытым голосованием декрет утверждается всеми присутствовавшими 202 сенаторами. В заключение министр-президент Джолитти сопоставил великое триполийское предприятие с великим делом национального объединения Италии, завершившимся полвека тому назад.

Очевидно, просвещенные представители итальянской нации совершенно не разделяют взглядов остальной Европы на итальянскую воину с Турциею. Они видят славные подвиги там, где иностранцы находят лишь грубое злоупотребление силою над слабым или отсутствующим противником. Они превозносят завоевательную колониальную политику, которую другие сурово осуждают по отношению к Италии. Глубокий антагонизм интересов и настроения между Италиею и остальными культурными государствами не составляет случайности. Такой же антагонизм существует между каждою нациею, затеявшею какое-либо воинственное предприятие, и соседними мирными народами. Французы и англичане подвергающие резкой критике колониальную предприимчивость [377] Италии, сами впадали в те же воинственные увлечения относительно Марокко. Если хотя бы в мыслях допускалась возможность истребительной воины из-за мароккских притязаний отдельных держав, то нельзя удивляться и патриотическому воодушевлению Италии, успевшей наложить свою руку на Триполи. Чем Триполи хуже Марокко? Бывшие турецкие провинции, переименованные итальянцами в Ливию, представляют для Италии такое же существенное приобретение, как Марокко для Франции и Босния для Австро-Венгрии. Все передовые нации с одинаковою легкостью поддаются воинственным порывам, обещающим верный успех, и в этих случаях внезапно, с неодолимою силою, всплывают наружу традиционные чувства и понятия, связанные с идеями войны и победы. Общественное мнение, печать и народное представительство рукоплещут всякому удачному завоевательному предприятию собственной страны и осуждают такие же предприятия других стран. Где же тут место для широкого движения и развития пацифизма? Движение в пользу прочного и постоянного мира между народами имеет успех только до тех пор, пока оно не сталкивается с требованиями и условиями милитаризма. Если страна тратит значительную часть народных средств на содержание армии и флота, то она естественно желает пользоваться своими вооруженными силами и извлекать из них какую-нибудь реальную выгоду для государства. С одной стороны, из года в год затрачивать массу средств на достижение и поддержание боевой готовности армии и флота, а с другой стороны, обрекать все эти усилия на бесплодие, значило бы вести политику, построенную на непримиримом внутреннем противоречии. Это коренное противоречие между постоянными вооружениями государств и мирными культурными интересами народов не устраняется никакими логическими доводами; оно может ослабеть и исчезнуть только при соответственной реформе учреждений и порядков, связанных с милитаризмом.