-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 июня 1908 г.

Германия и мароккский вопрос

Казалось бы, что все эти симптомы должны внушать нам самые лучшие надежды на будущее; а между темь общее настроение в Европе далеко не оправдывает оптимизма отдельных лиц и часто носит на себе печать глубокой внутренней тревоги. Главным источником беспокойства является своеобразный прусско-германский режим, в силу которого все могущество Германской империи может в каждый данный момент превратиться в орудие неожиданной предприимчивости, направленной против других наций. Уже несколько раз возникала опасность серьезных столкновений из-за такого второстепенного и в сущности безразличного для немцев вопроса, как мароккский, и только потому, что им случайно заинтересовался император Вильгельм II; поездка в Танжер и внезапное провозглашение дружественных германских чувств к [862] «самостоятельному государю» страны которую собирались умиротворить французы с согласия испанцев и англичан, сразу создали материал для конфликта и поставили Францию лицом к лицу с грозным призраком войны. Так как в Марокко иностранцы и преимущественно французы действительно подвергались избиениям, то нельзя было обойтись без иностранного вмешательства и признание независимости бессильного мароккского султана не помешало державам установить известные принудительный меры для охраны европейцев согласно решениям алжесирасской конференции; однако французское правительство вынуждено было подчиниться требованиям и протестам Германии и поневоле отказалось от некоторой доля своих приобретенных правь, признанных уже Англией и Испанией. Беспорядки в Марокко усиливались под влиянием могущественной протекции, которую местные мусульманине патриоты нашли или думали найти в германских друзьях султана; нападения на иностранцев приняли более организованный вид и заставили французов предпринять военные действия против вооруженных туземных полчищ, которые, как предполагалось, вовсе не признавали над собой законной власти «самостоятельного государя». Движение против иностранцев все более разрасталось, и во главе его выступил новый претендент на звание султана, Мулей-Хафид, привлекший на свою сторону наиболее воинственные элементы населения. Очевидно, иностранные представители не могли отнестись к претенденту иначе, как отрицательно; они имели дело только с законным султаном и должны были смотреть на восставшего против него брата, как на инсургента. Мулей-Хафид пробовал завязать отношения с державами, но безуспешно; посланцы его, прибытие в Париж, небыли приняты в министерстве иностранных дел, - но делегаты, отправленные с письмами в Берлин, удостоились официозного приёма и были выслушаны одним из дипломатических чиновников “для сведения”, под предлогом справедливого интереса, возбуждаемого желаниями значительной части туземных жителей Марокко. Германская дипломатия, впервые провозгласившая султана Абдель-Азиса «самостоятельным» монархом, отнеслась к его самозваному сопернику более снисходительно, чем французы, — и, конечно, только потому, что это могло причинить неприятность Франции. Никакой разумной цели не видно в этих систематических, мелочных уколах французскому национальному самолюбию, и пререкания с Францией в данном случае тем более странны, что мароккское движение, с которым она борется, направлено против всех вообще европейцев и в том числе также против немцев Парижский «Temps», считавшийся официозным органом [863] правительства но вопросам иностранной политики, отозвался на этот раз настолько резко о некорректном поступке германского дипломатического ведомства, что возбудил даже неудовольствие французского министерства иностранных дел; по этому поводу загоралась полемика между немецкими и французскими газетами, причем с обеих сторон высказано было много неприятных истин по адресу противников. Немецкие патриоты возмущались притязательностью и неуместным тоном французских упреков; они находили, что никто не имеет права указывать Германии, как ей поступать в том или другом случае. Французские публицисты в свою очередь заявляли, что они ни в чем не обвинят германскую дипломатию, а только констатируют её непоследовательность; вместе с тем они должны были признать, что по существу берлинский кабинет правильно объяснить мароккским посланцам действительное положение дел и добросовестно сообщил содержание этой беседы французскому посланнику. Таким образом интересы Франции формально не были нарушены, и весь этот инцидент свидетельствовал лишь о внешнем невнимании к французской точке зрения, совпадающей с прежним официальным взглядом Германии на роль законного мароккского султана. Задевая чувствительность Франции по отдельным поводам, без всякой к тому надобности, Германия фактически постоянно напоминает французам об эфемерности их внешнего мира и о полной зависимости их спокойного существования от доброй воли могущественных соседей. К этому издавна сводится личная политика Вильгельма II, и нельзя отрицать, что она совершенно не соответствует истинным чувствам и желаниям огромного большинства немецкого народа.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 6. 1908