-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 мая 1905 г.

Мароккский вопрос и неожиданно новая его постановка

Год тому назад, Франция заключила с Англиею соглашение относительно целого ряда спорных вопросов, разделявших обе державы, и между прочим также относительно Марокко. Франция делала англичанам важные уступки в Египте и получила за это от Англии признание политического первенства французов в Марокко; к этой сделке присоединилась затем Испания, имевшая издавна близкие связи с мароккскими владениями и питавшая даже честолюбивую надежду подчинить эти богатые земли своему господству. Соглашение Англии и Испании казалось французскому правительству вполне достаточным для постепенного установления протектората .Франции над Марокко; французы выговорили себе право взять в свои руки введение различных реформ в стране и готовились уже приступить к осуществлению задуманной программы, при добровольном или вынужденном со действии и мароккского султана. Французы не сомневались, что под их заботливой и просвещенной опекою Марокко превратится в такую же полу-самостоятельную колонию, как Тунис; торговые же интересы посторонних держав, как напр. Германии, охранялись бы либеральною политикою "открытых дверей". Французский министр иностранных дел, Делькассэ, был почему- то уверен, что договор 8-го апреля 1904 года составляет прочный международный акт, не подлежащий никакому спору, и что он [363] обеспечивает Франции фактическое господство над Марокко; такого же взгляда держались, вероятно, и англичане, как участники сделки, Франция и Англия были безусловно правы в своих предположениях, пока франко-русский союз оставался реальною, авторитетно-могущественною и даже как бы подавляющею силою: никто не стал бы открыто выступать против великой державы, находившейся в союзе с Россиею до ее поражений на Дальнем Востоке. Германия очень дорожила дружбою с могущественною Российскою империею и старательно избегала делать ей какие-либо неприятности или затруднения; она соблюдала прежнюю осторожность и после целого ряда наших военных неудач, пока они не имели еще окончательного характера и могли еще завершиться внезапным разгромом японских армий; но мукденская катастрофа решительно склонила весы в пользу Японии и надолго подорвала репутацию и положение России, как первоклассной военной державы. Обессиленная страшною и безнадежною войною в Манчжурии и на Тихом океане, обнаружив полную несостоятельность и бесссилиее всего своего устарелого гоеударственного строя, Россия надолго лишилась возможности поднимать свой голос в делах Европы и фактически потеряла значение полезной активной союзницы для Франции. Вильгельм II тотчас же дал это почувствовать французам и притом в самой неожиданной для них форме: в программу своей прогулки по Средиземному морю он включил посещение Танжера в Марокко, с целью подтвердить равноправность всех иностранных наций в этой стране. При первом известии о плане германского императора завязалась горячая полемика между французскими, немецкими и английскими газетами относительно истинного смысла и обязательной силы соглашения 8-го апреля прошлого года. Французы утверждали, что немцы не имеют теперь повода жаловаться на договор, против которого они не возражали в свое время, тем более, что в торговых делах они ничем не стеснены и будут также впредь пользоваться равноправностью. Немецкие публицисты доказывали, что англо-французская сделка для них совершенно необязательна, так как оффициальный текст ее даже не был сообщен германскому правительству; немцы не желают ставить свои крупные мароккские интересы в зависимость от доброй воли Франции и предпочитают вступить в непосредственные сношения с местным султаном. Что касается англичан, то они испытывали некоторую неловкость при таком отрицании всякой ценности прав, уступленных ими французам, и признавали своим нравственным долгом защищать силу соглашения, отвергаемого немцами, хотя не имели для этого других аргументов, кроме указаний на коварство и неисправимую [364] враждебность германской дипломатии. В имперском сейме, 29-го марта (нов. ст.), предводитель социал-демократической партии, Бебель, всегда стоявший за открытую неприязнь к России, высказал мнение, что правительство должно было протестовать против мароккской сделки тотчас после ее подписания и обнародования, и что по истечении года не следует затевать из-за этого конфликт с такими державами, как Англия и Франция. Отвечая на этот упрек, канцлер граф Бюлов напомнил ему, что "языки и способ действий дипломатии меняются вместе с переменою обстоятельств", и что "основная тенденция германской политики нисколько не изменилась". По словам канцлера, изменившиеся обстоятельства касаются поведения французов, предложивших мароккскому султану целую систему оффициальной опеки над его страною, причем равноправность других наций была бы слишком явно нарушена; но эти французские предположения были всем известны еще с апреля прошлого года и часто обсуждались до последних месяцев, не встречая заметной оппозиции со стороны немцев, — и только после Мукдена они становятся вдруг предметом громкого формального спора.

Германский император посетил Танжер 31 марта (н. ст.), где был торжественно встречен прибывшим из Феца представителем и родственником султана, и, в ответ на его приветствие, сказал между прочим следующее: “Я принимаю большое участие в благосостоянии и процветании мароккской империи. Я прихал к султану, как к независимому государю, и надеюсь, что под его владычеством свободное Марокко будет открыто мирному соперничеству всех наций без монополии и изъятий". В германском посольстве Вильгельм II вторично обменялся приветствиями с представителем султана, причем вновь подчеркнули свою уверенность в сохранении полной равноправности всех иностранцев, имеющих торговые и промышленные дела в Марокко. "Мой визит в Танжер — объяснил он далее — имел целью настоять на том, чтобы немецкие интересы в Марокко были вполне защищены. Относительно лучших способов для достижения этого результата я думаю войти в соглашение с султаном, которого я признаю свободным и самостоятельными владетелем. При предполагаемых реформах необходима большая осторожность, и нужно считаться с религиозными чувствами мароккского населения, чтобы не давать повода к беспорядкам". Слова эти были произнесены в то самое время, когда французский дипломат, Сэн-Ренэ-Талльяндьё, вели еще переговоры с султаном в Феце по вопросу о реформах, осуществление которых требовало бы настойчивых и продолжительных усилий со стороны Франции. [365]

Французская оффициозная пресса делает вид, что неожиданное словесное вмешательство Германии может только затруднить, но не уничтожить успех французского дела в Марокко; министр Делькассэ "также старался придать заявлениям Вильгельма II совершенно невинный смысл, не затрогивающий, будто бы, сущности французского плана, так как Франция не думала ни ограничивать права других наций, ни умалять номинальную власть мароккского султана, а имела только в виду действовать для пользы всех европейских государств, ради общих интересов торговли и цивилизации. Но эти и подобная им рассуждения не изменяли и не ослабляли самого факта, истинный характер которого резко подчеркивался в комментариях немецкой печати. Можно сказать, что германский император своими простыми словами разрушил все предполагаемые мароккские приобретения Франции и обратил в ничто все реальное содержание англо-французской сделки относительно Марокко. Если Германия признает мароккского султана вполне самостоятельным государем и желает вступить с ним в непосредственные сношения, то этим она делает невозможным устройство специальной французской опеки над его государством; она заранее восстает против всякого притязания на подобную опеку и берет султана как бы под свою защиту, причем может вполне рассчитывать на сочувствие и содействие всего туземного мусульманского населения. И вместе с темь Германия остается безусловно на почве мирных международных чувствь и отношений; она прямо не задевает Франции, о которой вовсе не упоминается в заявлениях Вильгельма II, а оффициально Марокко действительно продолжает быть независимым государством, с которым никому не возбраняется вступать в непосредственные политические связи. Германия только игнорируете англо- французсккий договор, считая его как бы несуществующим, и это может она делать потому, что текст его не был оффициально доведен до ее сведения. Франция не станете воевать для подтверждения своих замыслов относительно Марокко; об активном заступничестве Англии не могло бы быть и речи, ибо она только косвенно заинтересована во французском предприятии, — и таким образом весь мароккский вопрос возвращается в то положение, в каком он находился до появления первых планов раздела или захвата страны "мирными" представителями европейской культуры. Объявив Марокко самостоятельным государством, Германия, конечно, не избавляет его от нашествия и порабощения со стороны иноземных наций, но, по крайней мере, ставить сильную преграду водворению владычества какой-нибудь одной державы, а это само по себе есть уже крупный успех германской политики. [366]

В данном случае успех достигнут поразительно легким и дешовым способом, и тем сильнее был удар, нанесенный этим "шахматным ходом" французскому министру иностранных дел, Делькассэ. Верный сторонник и защитник русского союза, привыкший иметь дело с неизменно дружественной и предупредительною германскою дипломатиею, он был до того поражен коварным поступком Вильгельма II, что обнаружил даже растерянность, несвойственную вообще дипломатам по профессии, и не сразу мог ориентироваться в новом политическом положении, созданном мароккским инциндентом; авторитет его, как министра, казался уничтоженным, и вопрос об его отставке возник сам собою. Однако практические неудобства, связанные с переменою министра иностранных дел в такое трудное время, как настоящее, побудили министра-президента Рувье и президента республики Лубэ сохранить Делькассэ в составе кабинета, — но неудача в мароккском вопросе, быть может, послужить полезным уроком не для одного Делькассэ...

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 5. 1905