СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 января 1901.

Воинственные порывы и оппозиционная практика в Англии.

Победа над южно-африканскими республиками обошлась Англии чрезвычайно дорого не только в материальном отношении, но и в нравственном, и в политическом. Война стоила уже англичанам до 60 тысяч человек, погибших от оружия и болезней, и свыше 85 миллионов фунтов стерлингов деньгами (около 800 миллионов рублей). И что достигнуто этими огромными жертвами и усилиями? [385] Полное разорение обширных областей, занятых боэрами, опустошение городов и ферм, уничтожение хозяйства многих тысяч мирных жителей, обострение вражды между двумя главными элементами культурнаго населения в южной Африке, упадок местной торговли и промышленности. Территории Трансвааля и Оранжевой республики, присоединенныя к британским владениям, долго еще будут тяжелым бременем для Англии, поглощая громадныя суммы на военную администрацию и не давая ничего взамен; расходы на одно полицейское управление, введенное в Трансваале генералом Баден-Поуэллем, равняются почти всему государственному бюджету республики при президенте Крюгере. Английское правительство вынуждено, сверх того, делать большия затраты для удовлетворения волонтеров, недовольных оставлением их вдали от родины на более продолжительный срок, чем предполагалось первоначально; особыя денежныя награды назначены всем солдатам и офицерам, в размере от 5 фунтов стерлингов каждому и до 2 500 фунтов, выпадающих на долю главнокомандующаго. Фельдмаршал Робертс должен получить еще сто тысяч фунтов стерлингов (немногим менее миллиона рублей) от парламента, в виде национальнаго дара. Англичане привыкли щедро оплачивать военныя и государственныя заслуги, и вообще они не стесняются средствами, когда дело идет о каком-либо крупном завоевательном предприятии. Финансовое богатство Англии позволяет ей в течение более года вести трудную войну за океаном, не прибегая к займам; несомненно также, что одна только Англия могла, не разоряя себя, послать в другую часть света армию в двести тысяч человек и содержать эти наемныя войска с таким комфортом, о каком и не мечтают солдаты других наций. Британские патриоты с гордостью указывают на эти проявления могущества и богатства своей страны; но очень многие из англичан вероятно предпочли бы, чтобы величие империи выражалось в других формах, не связанных с опустошением чужих земель и с потерями десятков тысяч человеческих жизней.

Нельзя отрицать, что нравственная репутация Англии сильно пострадала под влиянием последней войны. Неприязненное отношение к англичанам обнаруживалось ясно и резко даже там, где политические интересы и разсчеты заставляли искать сближения с британским правительством, — как, напр., в Германии. Повсюду печать и общественное мнение высказывают сочувствие к маленькому народу, ставшему жертвою английской предприимчивости, и почти единодушно осуждают те коварные и жестокие способы, которые употреблены были для прочнаго завоевания Трансвааля. В Соединенных Штатах президент Мак-Кинлей едва не лишился [386] популярности из-за своих предполагаемых симпатий к Англии, и он должен был прямо отречься от англофильства, чтобы не повредить шансам своего избрания в президенты на следующее четырехлетие. В своем послании к конгрессу, от 3 декабря (нов. ст.) Мак-Кинлей уже весьма определенно дает понять, что отношения Соединенных Штатов с Англией далеко не столь близки, как с Россиею и Франциею, и это обстоятельство было оценено по достоинству в Лондоне. В Германии правительство идет против течения и поддерживает свою солидарность с Англиею, вопреки преобладающему настроению общества и печати; но уже самая необходимость оправдывать дружбу с лондонским кабинетом разными политическими соображениями ставит англофильской политике Вильгельма II весьма тесныя границы и исключает мысль о действительном союзе. Таким образом, нравственныя побуждения и чувства, которыми столь откровенно пренебрегают деятели британскаго империализма, наносят вред и политическим интересам Англии, затрудняя для нея пользование выгодами международных соглашений и вынуждая ее на уступки за дружественный нейтралитет отдельных держав. Поездка президента Крюгера в Европу показала англичанам, что сочувствие к боэрам зависит не от искусственных, случайных причин, а от глубокаго, стихийнаго отвращения народов к известным формам политическаго хищничества, наиболее ярким выразителем которых признается британский министр колоний, Чемберлэн. Восторженныя овации, встречавшия Крюгера в Марсели, Париже, Кельне и Гааге, остаются, конечно, безплодными в практическом смысле; но оне не были вполне безразличны для англичан, что видно уже из заметной перемены тона лондонских газет относительно «побежденных» южно-африканских врагов.

Впрочем, нападки на политику британскаго правительства находят себе полный простор и в парламенте, и в печати самой Англии. Публичныя власти этой страны всегда находятся под контролем общественнаго мнения и непрерывно чувствуют свою ответственность перед нациею за ошибочныя или несправедливыя действия, дающия обыкновенно столь благодарную пищу иностранной критике. Даже в южной Африке местная оппозиция имеет возможность свободно высказываться против суровых правительственных мер и требовать их смягчения или отмены. Сам фельдмаршал Робертс счел нужным послать премьеру Капской колонии оправдательную записку по поводу недавних распоряжений, касающихся сожжения ферм в пределах неприятельской территории. В начале декабря собрался в Ворчестере «конгресс африкандеров», в составе до восьми тысяч человек, и губернатор Капской колонии, [387] несмотря на военное положение, нисколько не препятствовал собравшимся произносить резкия речи против правительства и против военных властей, действующих в стране боэров. Конгресс выразил также порицание губернатору, сэру Альфреду Мильнеру, о чем довел до его сведения через особую депутацию, принятую им оффициально. Требования конгресса сводились к тому, чтобы, во-первых, положить конец губительной войне с ея ужасами — истреблением значительной части белаго населения, разрушением жилищ, изгнанием женщин и детей, возбуждением неизгладимых чувств горечи и ненависти, крайне опасных для всей будущности европейцев в южной Африке; во-вторых, сохранить независимость обеих республик в интересах прочнаго внутренняго мира, и в-третьих, подтвердить право народа Капской колонии устроивать свои дела и наведывать ими согласно конституции — право, нарушаемое образом действий губернатора и высшаго коммиссара, сэра Мильнера, за что и высказать ему «серьезное осуждение». Эти резолюции были переданы губернатору депутациею из пяти человек, избранных из числа видных представителей местных «африкандеров». При приеме депутации, выслушав ея доводы в пользу третейскаго суда и сохранения независимости республик, сэр Альфред Мильнер обещал сообщить текст резолюций конгресса центральному правительству, хотя он лично находит их совершенно несогласными с общими интересами империи. «Сомневаюсь, — сказал губернатор в своей ответной речи, — должен ли я исполнить подобное желание (т. е. передать сущность принятых резолюций министерству колоний в Лондоне), но при господствующем возбуждении лучше уж ошибиться в сторону миролюбия и предупредительности. В виду того, что одна из резолюций направлена против меня, я хочу избегнуть предположения, что мне желательно уничтожить ее»... Сэр Альфред Мильнер пользуется репутациею строгаго администратора, непреклоннаго защитника британских интересов; однако он не усмотрел ничего обиднаго для своего оффициальнаго авторитета в осуждающих речах и решениях частнаго оппозиционнаго собрания и не только не старался помешать устройству этого многолюднаго сходбища, но сам же взял на себя роль передатчика враждебных резолюций высшему правительству. Надо сознаться, что такое отношение к явной оппозиции, притом в военное время, имеет очень мало общаго с преобладающими в других государствах понятиями о «твердой власти». Не в этом ли кроется причина того страннаго факта, что отдаленныя британския колонии, при всех своих временных несогласиях с лондонским кабинетом, неизменно и крепко стоят за сохранение над собою владычества Англии? Наиболее горячие ораторы [388] конгресса в Ворчестере считали долгом оговориться, что они — «лояльные подданные ея величества королевы» и что их протесты относятся лишь к нынешней английской политике, которая может и должна измениться. Этому не противоречит присоединение многих «африкандеров» Капской колонии к вооруженным отрядам боэров, так как участие в активной защите независимости Трансвааля вовсе не означает еще решимости возстать против господства Англии в ея старых колониальных владениях. За исключением Капской области, все разрозненныя части британской империи решительно поддерживают Чемберлэна и оказывают содействие его планам, предлагая свои контингенты войск для скорейшаго насильственнаго умиротворения южной Африки. В этом же духе высказалось и огромное большинство английских избирателей во время октябрьских парламентских выборов.

Краткая сессия британскаго парламента (от 3-го по 15-е декабря нов. ст.), созваннаго специально для назначения добавочных 16 миллионов фунтов на военные расходы, еще более упрочила положение Чемберлена, несмотря на ожесточенную полемику против его личности и деятельности. Полемика коснулась и лорда Сольсбери, которому делались ядовитые упреки по поводу некоторых новейших перемен в составе кабинета. Обвинения исходили на этот раз и от представителей консервативной партии, или одобрялись частью консервативнаго большинства. В нижней палате, в заседании 10-го декабря, консерватор Бартлей предложил включить в ответный адрес на тронную речь сожаление о том, что «на правительственныя должности назначено так много родственников перваго министра», к несомненному ущербу для авторитета правительства. Новый морской министр, лорд Сельборн, зять главы кабинета, едва ли будет иметь возможность отстаивать свои взгляды при разногласии с тестем; племянник лорда Сольсбери, Джеральд Бальфур, также не доказал своей способности занимать высокий пост министра торговли. Даже в консервативных клубах, по словам Бартлея, правительство называют теперь «домом Сесиль, с неограниченною ответственностью». Неудачен и выбор Бродрика на должность министра по военному ведомству, так как в качестве товарища министра он не сумел предупредить или устранить недостатки военной организации, раскрытые войною. Замечания Бартлея встретили понятное сочувствие в рядах оппозиции, но самое предложение его было, разумеется, отклонено. В том же заседании внесена была другая поправка к ответу на тронную речь, выставляющая принцип обязательнаго устранения министров короны от какого бы то ни было участия в промышленных фирмах и компаниях, [389] имеющих дела с казною по подрядам и поставкам. Поддерживая и разъясняя свою поправку, м-р Ллойд-Джорж перечислил целый ряд промышленных предприятий и обществ, в которых видными пайщиками являются — министр колоний Чемберлэн, его брат Артур, сын Остен и другие члены его семейства. Чемберлэну пришлось давать свои объяснения по этому щекотливому предмету; он с негодованием говорил о предпринятой против него клеветнической травле, напоминал о своей двадцатипятилетней парламентской службе, не избавившей его, однако, от гнусных подозрений, и старался фактически опровергнуть сообщенныя сведения о характере промышленных связей и интересов его семьи. Вслед за министром колоний, поднялся его сын, финансовый секретарь казначейства, и заявил, что его участие в доходах известных компаний не имеет никакого отношения ни к интересам государства, ни к его личным служебным обязанностям и занятиям. Большинство палаты удовлетворилось объяснениями Чемберлэна и его горячаго защитника Бальфура, тем более, что сами министры и их сторонники не отрицали справедливости принципа, формулированнаго оппозициею. Подобные же скользкие вопросы затронуты были и в палате лордов. Граф Розбери также обратил внимание на неудобство замещения крупных оффициальных должностей близкими родственниками премьера, причем иронически поздравил последняго с появлением такого обилия талантов в среде его почтенной фамилии; он указал, между прочим, и на прикосновенность новаго товарища министра по делам Индии, лорда Гардвика, к одному из банкирских предприятий в Лондоне, чем нарушается правило о несовместимости торговой деятельности с положением министра короны. Лорд Гардвик вынужден был изложить перед палатою обстоятельства своего поступления в пайщики банкирской фирмы, после взятии его имений в заведывание администрации, назначенной специальным актом парламента; и хотя он не может выйти из состава торговаго дома ради нескольких лет предстоящей государственной службы, но он обещает с начала года не принимать участия в ведении дел указанной фирмы, и до тех пор обязанности его по должности товарища министра будет исполнять, с согласия премьера, министр колоний. Трогательная речь лорда Гардвика не убедила суроваго вождя оппозиции, и лорд Сольсбери признал нужным возразить против теории лорда Розбери по существу, ссылаясь на интересы государства, требующие свободы выбора кандидатов на правительственные посты из лиц способных и опытных, независимо от их частных дел.

Такого рода публичныя прения производят свое благотворное [390] действие, даже когда они не влекут за собою непосредственных практических результатов. Парламентская критика есть только высшая форма того непрерывнаго, ничем не ограниченнаго общественнаго контроля, которому подчинены правительственные деятели Англии, от самых высших до самых низших. Не только оппозиционныя, но и консервативныя газеты внимательно следят, изо дня в день, за малейшими погрешностями администрации, за ошибками и промахами различных ведомств, за увлечениями и слабостями отдельных министров, и дают вообще богатейший материал для оценки достоинств и недостатков всего правительственнаго механизма, так что иностранцы, желающие критиковать английские порядки и английских государственных людей, находят всевозможныя для этого данныя в английской же печати. Иностранная критика оказывается здесь большею частью запоздалою и излишнею, и публицисты, не имеющие возможности говорить о действительных злоупотреблениях отечественных властей, напрасно выступают в комической роли обличителей чужих министров — Чемберлэнов и Сольсбери, достаточно уже критикуемых у себя дома. Чемберлэн, каков бы он ни был, есть только выразитель идей и чувств, получивших ныне безспорное преобладание в Англии, и он интересен для нас только с этой точки зрения.

События в южной Африке были крайне неблагоприятны для англичан в начале истекшаго года. В январе британския войска потерпели поражение при Спионскопе и должны были перейти обратно за р. Тугелу; только в марте, со смертью трансваальскаго главнокомандующаго, генерала Жубера, счастье решительно отвернулось от боэров. После сдачи Кронье, освобождения Ледисмита, Кимберлея и Мэфкинга, фельдмаршал Робертс, прокламациею от 24 мая, объявил о присоединении Оранжевой республики, а 1 сентября — Трансвааля, к британским владениям. В начале декабря (нов. ст.) Робертс мог уже покинуть страну, где он потерял единственнаго сына (в битве при Тугеле), — предоставив своему бывшему помощнику, лорду Китченеру, заняться ловлею неутомимых партизанских генералов, Девета и Деларея, и докончить дело покорения неприятельских областей. По возвращении в Англию, лорд Робертс вступит в отправление своих новых обязанностей — главнокомандующаго всей британской армии, на место лорда Уольслея, срок службы котораго истек 30-го ноября. В английской военной организации предстоят теперь крупныя реформы, основанныя на опыте южно-африканской войны.