124. Послание российского поверенного в делах в Танжере Е. В. Саблина министру иностранных дел Российской империи А. П. Извольскому по поводу преобразования генерального консульства в Марокко дипломатическую миссию.

Танжер. 2/15 1906 г.

Милостивый государь
Александр Петрович,

В письме от 22 октября 1903 г за № 206 д. с. с. камергер Бахерахт представил на благоусмотрение императорскою министерства [347] соображения свои касательно преобразования генеральною консульства нашего в Танжере в дипломатическую миссию с чрезвычайным посланником и полномочным министром во главе.

Вопрос сей, сделавшийся ныне насущным, до сих пор не получил желаемого разрешения.

Ныне я приемлю смелость привлечь на него внимание вашего превосходительства как по соображениям политического характера, так и ввиду предполагаемой замены д.с.с. Бахерахта новым лицом.

Учреждая в 1897 году представительство наше в Марокко, императорское правительство руководствовалось тем обстоятельством, что в девятидесятых годах соперничество держав в Марокко стало заметно усиливаться, утратило постепенно характер борьбы местных интересов и, перейдя в обширную область политических комбинаций общего свойства, получило совершенно исключительное значение как ввиду оживившегося восточного вопроса, так и колониальной африканской политики европейских государств.

Вместе с тем, учреждая представительство наше в Танжере, императорское правительство имело в виду сделать этим актом приятное союзнице нашей Франции. При всем том, однако, согласные с Франциею действия наши в Марокко не должны были ни в чем отражаться на значении представительства нашего в стране, и последнее должно было сохранять во всех обстоятельствах характер полной самостоятельности.

Вся деятельность наша в Марокко, где мы не имеем прямых интересов, была проникнута духом примирения, вполне отвечающим нашим миролюбивым целям. За восьмилетий период существования генерального консульства нашего в Танжере многое в мароккском вопросе изменилось. На политическом горизонте страны «Крайнего Запада» после португальцев и испанцев появились такие крупные соперники как Англия, Франция и в самое последнее время Германия.

Я не смею утруждать внимания вашего превосходительства на историко-хронологическом очерке политического преобладания в Марокко той или иной другой страны. Перейду к фактам очень недавнего прошлого.

Новая эра европейской политики по отношению к Марокко началась в Париже в марте м-це 1904 г. когда князь Радолин впервые [348] задал г-ну Делькассе «нескромный вопрос» — не составляет ли предмет переговоров между лондонским и парижским кабинетами и вопрос о Марокко (Livre Jaune, № 142, с. 122).

С этого времени события последовали столь же быстро, сколько и неожиданно.

8 апреля 1904 г. Франция и Англия заключили соглашение относительно Египта и Марокко.

6 октября того же года к соглашению этому приступила Испания.

Теоретически искусно составленные соглашения эти очистили Франции дорогу в Марокко; выходило, будто бы так называемый мароккский вопрос утратил свое прежнее международное значение, став, так сказать, домашним делом Франции.

Дальнейшие события доказали как раз обратное. Возник «мароккский вопрос» в полном своем объеме и стал в полном смысле слова международным.

Как известно вашему превосходительству, план французского мирного проникновения в Марокко не удался вследствие неожиданного противодействия этому плану единоличных реформ с стороны Германии.

Наружным и весьма энергичным проявлением противодействия оказался визит германского императора в Танжер.

Уже сам факт присутствия европейского государя на мароккской территории не мог не повлиять на общее положение европейской политики по отношению к Марокко. Произнесенные императором Вильгельмом слова, провозглашение неприкосновенности территории и суверенитета султана и посылка в Фец, где в то время пребывал r.Saint-Renе-Taillandier и развивал султану идею французских преобразований в Марокко, такого дипломата, как граф Таттенбах усугубили политическое значение мароккского вопроса.

В результате этого положения явилась Алхесирасская конференция.

Вашему превосходительству известно, через какие затруднения пришлось пройти этому дипломатическому конгрессу, прежде чем прийти к академическому соглашению. Известна также роль этой конференции, роль, благодаря коей, казалось, непримиримые [349] притязания одинаково самолюбивых Франции и Германии нашли себе для соглашения.

Дипломатический корпус в Танжере — это постоянная «конференция в Алхесирасе» в миниатюре.

Иностранные представители находятся здесь в совершенно особенном положении. Они призваны не только представлять интересы своих государств при шерифском дворе, но на них возложена трудная и деликатная роль, так сказать, внутреннего управления Марокко. Санитарные, гигиенические, полицейские, маячные, таможенно-финансовые и пр. обязанности возложены особыми султанскими фирманами на дипломатический корпус. Не успев разработать всех вопросов на конференции, европейская дипломатия оставила на рассмотрение танжерских своих коллег массу сложного материала.

Дипломатическому корпусу придется заняться практическим осуществлением регламента о полиции; ему же главный инспектор будет представлять годичный отчет о деятельности этого учреждения.

Глава IV Генерального акта конференции, касающаяся изыскания мер к лучшему способу взимания налогов и создания новых доходов, оставляет на рассмотрение дипломатического корпуса в Танжере пункты: 59, 61, 63, 65, 66, 70, 71-75.

Глава V, касающаяся выработки таможенного устава, опять призывает на помощь дипломатический корпус, правда, на сей раз не в полном его составе, а лишь треть его членов.

В главе VI дипломатическому корпусу предлагается образовать из себя, при участии экспертов, так называемую Commision des Adjudications. Я сомневаюсь, чтобы где-либо на дипломатический корпус было возложено столько обязанностей.

Приведенные мною выше соображения позволяют мне перейти к главной цели сего письма.

В Танжере дипломатический корпус представлен десятью державами. Все представительства — дипломатические миссии, все представители — чрезвычайные посланники и полномочные министры.

Лишь Россия имеет в Марокко генеральное консульство с министром-резидентом во главе.

Положение сие не соответствует ни интересам России, ни ее дипломатическому престижу в общеевропейском концерте, ни той роли, каковую она силою обстоятельств и волею своего миролюбивого [350] монарха призвана играть в Европе вообще и при нынешних политических обстоятельствах в Марокко в частности.

Странно казалось бы, что Соединенные Штаты или нейтральная Бельгия, не заинтересованные в ансамбле европейской политики, считают, однако, необходимым иметь здесь миссию. А Россия, столь активно участвовавшая на конференции в Алхесирасе, ее не имеет.

Коммерческих интересов в Марокко у России пока нет, да и вряд в будущем торговый обмен между нами и Марокко приедет к каким-либо положительным результатам; проживающие же здесь два русско-подданных еврея не оправдывают существования генерального консульства.

Роль российского представителя в Марокко при нынешних обстоятельствах — чисто дипломатическая в самом тонком смысле этого слова. Здесь, как всюду, куда привлечены взоры европейской дипломатии, где идет активная борьба политического преобладания появятся, быть может, эскизы будущих политических комбинаций; здесь зародятся, быть может, идеи будущих союзов ententes cordiales и прочих форм политических договоров. Марокко сблизило англичан с французами, оно едва не стало яблоком раздора между Францией и Германией. Ничтожное само по себе дело Режиса, о котором я имел честь доносить статс-секретарю графу Ламздорфу в донесения 14 апреля с.г за № 7, облекается соперничеством держав в такие сложные формы, что делается достоянием дипломатических переговоров между Берлином, Веной и Парижем. Что же будет, когда здешний дипломатический корпус начнет обсуждать более сложные и ответственные вопросы, оставленные ему конференцией?

Вот тут-то Россия, верная своей миролюбивой политике, и может играть благородную роль укрощения политических страстей, возгорающихся на мароккской почве.

Связанная узами союза с Францией и дружбой с Германией, роль ее может быть в высшей степени плодотворна. Она может служить trait d’union между двумя державами-соперницами и своевременным выступлением парализовать попытки, сознательные или нет, тех третьих держав, которым нет интереса в мире.

Такая роль не может быть поручена генеральному консульству, уже хотя бы только потому, что ранг лица, стоящего во главе оного, не [351] позволит ему войти в близкое соприкосновение с дипломатическими его коллегами. В Танжере же, к слову сказать, личные отношения между представителями играют огромную роль, как и всюду в некультурных центрах европейские дипломаты обречены на жизнь в тесном общении.

Уважаемый мой начальник В. Р. Бахерахт пользовался в Танжере большим авторитетом и после г. Мальмузи был старейшим по времени пребывания в Танжере дипломатом. Случись, что г. Мальмузи получил бы новое назначение, — ранг министра-резидента, стоящего во главе генерального консульства, не позволил бы г-ну Бахерахту стать старейшиной дипломатического корпуса, на что он имел бы право и по годам службы в Марокко, и по своему авторитету, и по тому исключительному положению, каковое он имел в Танжере как дипломат и человек. И место его могли занять значительно позже его прибывшие в Танжер бельгийский или американский посланник и лишь благодаря преимуществу своего звания чрезвычайною посланника и полномочного министра.

Я оставляю в стороне вопрос о самолюбии.

Приведенные мною обстоятельства, по моему скромному, но глубокому убеждению, немало задевают положение представителя нашего в Марокко.

Что касается секретаря здешнего генерального консульства, то я могу лишь цитировать здесь слова вышеупомянутого письма г. Бахерахта, что «отличие, данное императорским министерством секретарю здешнего генерального консульства присвоением ему должности VII класса, может сказываться на его службе и положении в самом министерстве, но по отношению к здешнему дипломатическому корпусу не дает ему привилегированного положения, занимаемого его коллегами», например бельгийским, португальским, американским и проч. Правда, министерство согласилось, чтобы в отсутствие министра-резидента секретарь пользовался званием поверенного в делах, званием, допускающим его к участию в многочисленных здешних международных учреждениях.

По скромному моему мнению, переименование здешнего генерального консульства в миссию свелось бы лишь к форме, не вызвав при этом никаких увеличений содержания и прочих расходов, связанных с представительством нашим в Марокко. [352]

Вышеизложенные мои соображения я почтительнейше повергаю на благоусмотрение вашего превосходительства, покорнейше прося извинить длинноту сего письма.

С глубоким уважением и таковою же преданностью имею честь быть.

милостивый государь,
вашего превосходительства
покорнейший слуга

/подпись/

АВПРИ, ф Политический архив, оп. 482. 1906. д. 1387. л. 39-48. Подлинник. Русский язык .