-

ИНОСТРАННОЕ ОБОЗРЕНИЕ

1 мая 1900.

Делегаты южно-африканских республик и дипломатия — Английские недоумения и трансваальская война

Замечательная сдержанность европейской дипломатии в трансваальском вопросе, впрочем, не оценена по достоинству в Англии; напротив, английская печать и английские министры постоянно жалуются на вражду континентальной прессы и на мнимую ненависть [355] иноземцев в британской нации. Странно видеть, как серьезнейшие люди, не исключая даже лорда Сольсбери, сознательно смешивают осуждение известной политики с ненавистью к целой стране или нации. Никто в мире не может питать ненависть к английскому народу и в английской культуре за то, что неразборчивые в средствах британские деятели втянули Англию в несправедливую и жестокую войну. Каждому государству случалось постукать несправедливо или бесчеловечно, и суровая критика подобных действий часто исходит от лучших граждан и патриотов данной державы. Нелепая сказка о «ненависти к Англии» занимает теперь обширное место в английских газетах, в виде особой рубрики, а между тем дело идет лишь об естественном негодовании против актов насилия и озлобления, совершаемых англичанами в южной Африке. Тогда как британские офицеры и солдаты, находящиеся уже долго в плену в Претории, сами заявляли о прекрасном обращении с ними местных властей, английское военное начальство, наоборот, обнаруживало непростительную небрежность в размещении пленных боэров, содержало их в невозможной тесноте на судах, при варварских санитарных условиях, без врачебного ухода, как бы умышленно вызывая развитие среди них эпидемий, или отсылая истощенных, полубольных людей в далекое плавание на остров Святой Елены. В местностях, переходивших от англичан к боэрам и обратно, жители, естественно, должны были подчиняться то тем, то другим, и если английские войска возвращались в покинутую ими область, то их начальники подвергали суровым карам фермеров, нарушивших верность во время вынужденного отсутствия английской власти, в период хозяйничанья боэров; над виновными или заподозренными лицами устроивалось подобие суда, и произносились приговоры, возмутительность которых очевидна для всякого. Можно ли требовать от кого-либо сохранения верности властям, которые дали себя вытеснить неприятелю или искали спасения в бегстве? Так-называемые наказания за измену при подобных обстоятельствах не могут быть ничем оправданы, а между тем английские газеты, с «Times»’ом во главе, говорят еще о необыкновенной снисходительности приговоров, в виду редкого назначения ими смертной казни. Репрессалии против туземных обывателей и их семейств в занятом крае, под предлогом измены, придают войне злобный оттенок и ожесточают обе стороны, без всякой пользы для хода военных операций. Еслибы боэры подражали в этом отношении англичанам, то последние находили бы такой способ действий неслыханным нарушением международных обычаев. Боэры вообще не применяют правил возмездия и не [356] обращаются к цивилизованному миру с протестами против военных злоупотреблений англичан, которые, с своей стороны, протестуют при всяком удобном и неудобном случае. Достаточно вспомнить жалобу английского генерала на то, что боэры употребляют запрещенные пули «дум-дум», захваченные ими у англичан и дозволенные к употреблению только в английских войсках. Временный оружейный завод в Иоганнесбурге взорван англичанами, оставленными в городе в качестве мирных обывателей, — причем погибло около 60 иностранных рабочих, — и англичане не возмущаются этим диким поступком; но можно себе представить, к каким репрессалиям они бы прибегли, еслибы в чем-либо подобном провинились противники. Англичане постоянно обвиняли иностранные державы в нарушении нейтралитета подвозом к Трансваалю скрытых, добровольцев и даже хлебных продуктов, а сами бесцеремонно вынудили у Португалии согласие на прямую перевозку войск и орудий через Бейру в Родезию, для наступления на трансваальскую территорию с севера. Такая перевозка предусмотрена, правда, договором 1891 года, причем имелись в виду надобности военной защиты против туземных диких племен Родезии; но воспользоваться этим соглашением для наступательных мер против южно-африканской республики, относительно которой Португалия заявила уже раньше о своем нейтралитете, и в то же время утверждать, что нейтралитет вовсе не нарушен Португалиею, — это уже грубая насмешка над элементарными началами международного права. Понятно, что беспристрастные заграничные наблюдатели не могут сочувствовать англичанам в Южной Африке, тем более, что и самая цель, громка заявленная Англиею, — завоевание территории боэров, — не заключает в себе ничего симпатичного.

Английские патриоты, недовольные или раздраженные вполне естественными чувствами иностранцев, обнаруживают ослепление, которое кажется нам какою-то психологическою загадкою. Почему они могли думать, что посторонние народы должны равнодушно или даже одобрительно смотреть на завоевательную войну, предпринятую Англиею против Трансвааля? Можно было заранее предвидеть, что все будут возмущены откровенным цинизмом политики, направленной к захвату чужих культурных земель под разными благовидными и отчасти пустыми предлогами. И сами англичане первые вознегодовали бы, еслибы какая-нибудь другая держава поступила подобным образом, и не раз они высказывались в таких случаях тоном глубокого убеждения, во имя оскорбленного чувства правды и человечности. Умея осуждать других, надо понимать и допускать чужую оценку своих собственных действий, и [357] недостаток этого понимания представляет удивительную особенность современного настроения англичан. Британский премьер, лорд Сольсбери, соединяющий тонкий философский ум с огромною политическою опытностью, разделяет это непонимание — или, вернее, нежелание понимать — с трезвым практиком Чемберлэном и с большинством своих просвещенных или мало-просвещенных, сограждан. На банкете в Лондоне, 30 (17) апреля, глава кабинета презрительно отозвался о «различных других нациях» и об их «уличной прессе», нападающей «с поразительным единодушием» на Великобританию и клевещущей на ее славные войска. «Это единодушие, — прибавил премьер, — может сравняться только с равнодушием, с каким принимает его английский народ». Еслибы в самом деле англичане относились равнодушно к общественному мнению «разных других наций», т.-е. всего остального культурного мира, то это не могло бы считаться достоинством или заслугою и притом противоречиво бы реальным интересам Англии, для которой хорошие отношения с «разными другими нациями» тоже не лишены значения. Британская империя, при всем своем могуществе, заинтересована не менее других великих наций в сохранении взаимного доверия и уважения между передовыми культурными державами и в соблюдении известных общих начал международного права, ибо без этой общепризнанной основы невозможен был бы никакой прочный мир. Гордые слова лорда Сольсбери опровергаются всею практикою современной политической жизни; они имели бы еще смысл, еслибы в числе других государств не было таких же великих и сильных, как Англия, которые тоже могли бы с гордостью повторить эти слова в применении к самим себе. Бисмарк сказал, что «немцы никого не боятся, кроме Бога»; но он никогда не претендовал на то, что Германия может обойтись без хороших доверчивых отношений с другими великими народами. Пренебрежение к чужим нациям и национальное самодовольство являются обычными спутниками ложного воинственного патриотизма, завладевшего теперь умами в Англии; эта странная эпидемия, конечно, пройдет вместе с вызвавшими ее обстоятельствами, хотя и оставит после себя в Европе некоторое чувство горечи и разочарования.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранное обозрение // Вестник Европы, № 5. 1900