319. Интервью с бывшим трансваальским прокурором, в котором он излагает свою точку зрения на англо-бурскую войну и ее последствия

СВИДАНИЕ С ТРАНСВААЛЬСКИМ ПРОКУРОРОМ

(От нашего корреспондента)

На днях я встретился с бывшим прокурором Трансваальской Республики, сражавшимся затем с англичанами, взятым в плен, отпущенным под честное слово в Европу и ныне через Англию собирающимся в Голландию к Крюгеру.

— Я родом из Капской колонии, — сказал мне этот рослый, плечистый, краснощекий бур, бреющий себе бороду и усы, чтобы не слишком выделяться своей наружностью из английской толпы. Беседовали мы с ним по-английски, владеет он этим языком прекрасно.

— Я родился недалеко от Кейптауна, и затем вся моя семья вместе со многими другими бурами ушла за реку Вааль. Я вырос трансваальцем, и так как мои родители были люди с хорошими средствами, меня отправили в Англию доканчивать свое образование. Здесь я окончил университетский курс и вернулся в Преторию, где вскоре поступил на гражданскую службу, был судьей, депутатом Фольксраада и затем Генеральным прокурором (Attorney General) республики. В 1895 году я оставил эту должность, но занялся своими личными делами. Когда началась война, я вместе с другими пошел драться, но после взятия Йоганнесбурга попал в плен. Вы меня спрашиваете: долго ли мы можем еще сопротивляться и много ли у нас войска в поле, и я вам отвечу, что мы можем продержаться еще два года, избегая серьезных битв, ведя партизанскую войну. Точную цифру наших войск я затрудняюсь определить, но их не может быть больше десяти тысяч человек, не считая команд, находящихся в Капской колонии. Их численность мне неизвестна, но, по-видимому, она все возрастает, так как к нашим отрядам присоединяются местные, капские буры. Наша беда в том, что у нас осталось очень мало артиллерии, а для тех орудий, которые еще в наших руках, у нас мало зарядов. Правда, мы ежедневно отбиваем у англичан амуницию, но, к сожалению, их орудийные заряды не годятся для наших пушек, которые совершенно иного образца. Необходимо отбивать и пушки, но это не так легко и удается сравнительно редко. С патронами для ружей дело обстоит иначе, так как вместе с патронами мы отбираем и ружья, и теперь наши команды уже перевооружены по английскому образцу. В ружьях и патронах у нас никогда не будет недостатка, их очень много в английских складах.

Артиллерии же у нас было очень мало с самого начала. Мы слишком поздно почуяли беду. Только после Джемсоновского набега мы начали вооружаться, но часть заказов, сделанных в конце 1897 и начале 1898 годов, так и осталась неисполненной за недостатком времени. У нас до сих пор во Франции лежат готовые [497] шестнадцать орудий, которые мы не успели переправить в Трансвааль до начала войны, и теперь уж, конечно, мы ими не можем воспользоваться.

Наши вооружения далеко еще не были закончены при начале войны, которую нам выгодно было бы отложить на один или на два года. Отсюда вы поймете, как неправы те, кто уверяет, что мы спешили с войной и навязали ее англичанам. Напротив, мы очень желали бы обождать годик-другой, но у нас не оставалось иного выхода, нас прижали к стене. Может быть, если бы на месте Крюгера был человек менее прямой, более знакомый с дипломатическими хитростями и увертками, он сумел бы провести англичан мнимыми уступками и затянуть дело, но наш честный и упрямый дядя Павел, конечно, не мог сладить с искусными дипломатами и должен был принять войну в такое время, когда мы еще не были готовы. Покойный Жубер его предупреждал, но в конце концов и сам понял, что отступать некуда и надо воевать.

Неправы и те, кто обвиняет нас в недальновидности за то, что мы не воспользовались натянутыми отношениями между Англией и Францией во время Фашодского инцидента и не объявили войну в 1898 году. Тогда у нас еще совсем не было пушек, и результат был бы только тот, что Англия поспешила бы [обещать] что-нибудь Франции и с нами покончила бы значительно скорее и легче, чем теперь.

Впрочем, при начале войны мы все же сделали две большие ошибки: одну политическую, а другую военную. Мы должны были провозгласить объединение Трансвааля и Оранжевой Республики в одну республику под названием Южно-Африканские Соединенные Штаты и пригласить Капскую колонию примкнуть к этому новому государству. Затем вместо Наталя мы должны были сразу всеми своими силами бросится в Капскую колонию, для зашиты которой у англичан тогда не было войска, и поддержать оружием провозглашенное объединение. Это значительно изменило бы весь ход войны, и неизвестно, кому бы принадлежал теперь Кейптаун — нам или англичанам?

Надеюсь ли я на счастливый исход борьбы? Не знаю, но в одном я уверен: каков бы ни был теперь исход англо-бурской войны, конечный результат ее несомненен — не пройдет и четверти века, и англичане утратят свое господство в Южной Африке, которая всецело (может быть, за исключением лишь Наталя) будет принадлежать бурам.

Если бы даже силой событий мы вынуждены были покориться и прекратить сопротивление, если бы англичане забрали бы в плен остатки наших отрядов и некому было бы продолжить войну, все равно борьба прекратилась бы только на время. Англичанам придется вернуть наших пленных в Трансвааль, подрастет новое поколение борцов, и при первом затруднении, которое придется испытать Англии в ее внешней политике, при первых международных осложнениях борьба вспыхнет с новой силой, но при более благоприятных условиях, так как к нам присоединятся и капские буры, с которыми мы вновь воссоединимся в один народ в силу присоединения обеих республик к английским владениям. Перевес численности на нашей стороне, а условия жизни в Южной Африке непригодны для английских колонистов, англичане не переносят климата и сурового фермерского труда в пустынях южноафриканского фельда, и им никогда не удалось бы получить численный перевес в населении.

Плохо, что очень много детей умирает в лагерях-кладбищах, но мы плодовиты, бурские женщины плодовиты, и мы скоро восполним убыль. Зато каждый ребенок, выживший в этих лагерях, сохранит память о них на всю жизнь и свои остальные воспоминания вместе с ненавистью к англичанам передаст своим детям. Мы народ [498] памятливый и на добро и на зло, и ненависть к англичанам не заглохнет в наших сердцах. Эта ненависть какая-то инстинктивная, и больше всего ненавидели англичан люди, знакомые с их порядками, воспитанные в Англии или Кейптауне. Теперь же у нас имеется оправдание нашей ненависти, стимул, усиливающий вражду, и ненавидят англичан все буры без исключения.

Испытание, перенесенное нами, послужило нам на пользу. Мы благодаря золоту стали тоже увлекаться легкой наживой, начали лениться, разбогатели, теперь мы все потеряли и с новой энергией примемся за работу. А сил у нас хватит справиться с англичанами, если не теперь, то в будущем.

На вопрос — почему буры стали расстреливать кафров, захваченных в плен вместе с английскими отрядами, мой собеседник ответил:

— Англичане вешают своих подданных — капских буров; кафры — наши подданные, они поступают на службу к англичанам, и мы имеем полное право их казнить. Кроме того, англичане нарушают все договоры, принимая к себе на службу чернокожих и вооружая их против белых. Мы платим их же монетой, только с большим правом на это, так как они являются зачинщиками этих боен.

Ф. Духовецкий

«Россия». 28 июля/10 августа 1901 г., №809.