285. О формировании отряда добровольцев в Орле
В ТРАНСВААЛЬ!
В Москву прибыли из Петербурга несколько добровольцев, по большей части офицеры запаса, направляющиеся в Трансвааль на помощь бурам. Пример капитана Ганецкого, ныне, быть может, покойного, и его русской сотни, очевидно, произвел свое действие. Но несколько странно то, что сборным местом явился Орел; Петербург выслал добровольцев, но относительно предоставления удобств им остался глух.
Но расскажу все по порядку.
В гостинице «Европа» [Москва] добровольцы занимают два небольших номера. Глава их, поручик К., сегодня же уезжает в Орел, чтобы лично узнать о положении дел в тамошнем комитете по сбору пособий для добровольцев.
Милые, сердечные молодые люди радушно приняли меня — первого из представителей московской прессы, к ним заглянувшего. Мне была показана Святая икона, данная им отцом Иоанном Кронштадтским с собственноручной надписью и благословением на подвиг и за правду.
«Мы вовсе не противники Англии, — говорил мне поручик Б-ч. — Но мы идем за правое дело; мы прольем нашу кровь и пожертвуем жизнью, помогая слабейшей стороне. Таков наш простой и искренний ответ на вопрос; почему мы едем в Африку?»
Я пожал руку благородным молодым людям и согласился с ними, что спешить на помощь слабому и за правду — всегдашний девиз русских людей.
Разговор коснулся деталей предприятия.
Оказывается, в Орле дал средства на поездку купец Ротиков, а один офицер принял на себя инициативу сформирования отряда.
— И много охотников ехать? — спросил я.
— О, много! В Петербурге записалось до сотни. Но дело в том, что все наши средства не превышают 12 000 рублей, а на эти деньги больше двадцати человек не перевезти до Лоренцо-Маркеза.
Один из добровольцев заявил, что некоторое время мечтали составить московскую сотню.
— И что же? Как дела с московской сотней? — спрашиваю.
— Молчит Москва, — отвечают. И по опечаленным лицам можно заметить, как больно трогает благородную молодежь молчание Москвы.
— То ли было в Москве в сербскую войну, — заявил кто-то.
Я поспешил заступиться за Москву... Москва — это сердце России, а мы знаем; сердце это всегда бьется за правое дело, за слабейших и против насилия.
Поручик Б. [Бискупский?] сказал мне: «Сюда, в гостиницу, уже являлся охотник жертвовать из купечества, но мы не можем принимать сборов и направляем их в Орел. Это значительно охлаждает жертвователей...»
Святая икона, дарованная отцом Иоанном Сергеевым [Кронштадтским], изображает архистратига Михаила. На ней рукой уважаемого пастыря сделана следующая надпись: «Призываю благословение Божие на ваши головы, желаю вам благополучно доехать, встать на защиту глубоко несчастных и угнетенных собратьев-буров и вернуться невредимо на родину. Вручаю вам образ архангела Михаила. Да охранит вас святой архистратиг в часы опасности!»
В числе добровольцев есть бывший питомец Московского университета, ныне кандидат на судебные должности. [433]
Часть партии остается в Москве, пока поручик К. и его товарищи съездят в Орел. Добровольцы намерены ехать через Одессу, на Порт-Саид, не останавливаясь в этом городе по его неблагополучию от чумы, а затем в Аден. Дальнейший маршрут выяснится впоследствии.
Прощаясь, мы еще раз пожалели, что Петербург и Москва дали себя опередить Орлу, а орловский купец Ротиков явился первым отозвавшимся на помощь слабым и за правое дело.
С. С. Орлицкий
«Русский Листок». 5/18 апреля 1900 г., № 3742, с. 2.