266. Мария З. о работе врачом в английском госпитале с целью обнаружить раненого супруга

[...] На следующий день я явилась к Робертсу и в двух словах изложила свою просьбу. Во-первых, просила навести справки касательно вымышленного брата по всем отрядам, а во-вторых, разрешить мне поработать в одном из передовых госпиталей. Усталый, изможденный старик приказал написать мне бумагу и предложил самой выбрать ближайший пункт деятельности. Я выбрала поближе к северу от Блумфонтейна, там недавно были большие стычки, и поэтому генерал одобрил мой выбор.

На утро в двухколесной повозке я уже катила вперед.

Нечто ужасное пришлось мне увидеть в первый же день моего приезда. В отряде было несколько тысяч человек, передовой госпиталь имел только двух врачей-англичан и третьего иностранца, взятого в плен вместе с его амбулансом. Он, по приказанию главнокомандующего, не был отпущен, как этого требует Женевская конвенция, а был оставлен на время, чтобы помогать английским раненым. В первый же день к нам привезли 64 раненых. Палатки амбуланса были переполнены еще перед тем лихорадочными и ранеными.

Вновь принесенных пришлось расположить на земле вокруг палаток. Такую картину невыносимых страданий увидала я в первый раз в жизни. Мы принялись все за работу. Англичане взялись за четырех офицеров, мы с пленным врачом начали перевязывать солдат. Я была поражена с первых же нескольких случаев: почти все раны были от «дум-думов». Я запомнила хорошо внешний вид этих ран — он всегда один и тот же; небольшое входное отверстие, громадная выходящая дыра, часто с висящими, разорванными мускулами. Ужасны были поражения внутри организма и в костях. Я обратилась за разъяснением к раненым. Оказалось, что они в этот день сражались с оранжистами, которые вместе с пленными англичанами захватили много ружей Ли-Метфорда и пуль «дум-дум».

Да, если бы английская военная пресса могла честно сознаться пред своим народом, отчего более всего гибнут дети его и чем причинены им самые невыносимые страдания, то обезумевшая от шовинизма английская нация перестала бы негодовать на буров, а обратила бы свой справедливый гнев против своих собственных палачей и убийц, которые заседают в их собственном парламенте.

Но обманутый народ лишь потакает их гнусным инстинктам. Они же в угоду золотому тельцу терзают своих и чужих граждан. Как странно: куда во время войны деваются все великие идеи этого свободнейшего из свободных народов!

Словом, пробыла я дней 15 в английском передовом госпитале. Больных и раненых было так много, а врачей так мало, что бывали дни, когда нам приходилось работать подряд 15 и 16 часов. И все-таки эта работа была небрежная, так как нельзя было за всеми тщательно усмотреть. И теперь представляются мне лица несчастных солдат. Усталая, подходишь к нему, чтобы наскоро сделать перевязку; с надеждой и мольбой обращает он взор свой к тебе: он ждет от твоего труда [386] исцеления, облегчения страданий; ты наскоро кончаешь перевязку и торопишься к другому; с каким-то ужасом и недоумением провожает тебя глазами тот, кого ты только что оставила, — ведь его страдания не утихли.

Стоны, грязь вокруг, отсутствие врачей, недостаток инструментов, лекарств, наглость и цинизм еще здоровых офицеров и солдат и беспомощное уныние больных вызывают в сердце целый ад. Да, в этом передовом госпитале дамы не приносили конфеток и букетов раненым, как это они делают в Дурбане и Капштате. Здесь не было охотниц, желающих облегчить страдания своим братьям. Здесь было грязно и страшно, сюда их великодушие не доходило.

Проработавши две недели, я под предлогом получить ответ о мнимом брате возвратилась в Блумфонтейн [...]

Мария З. Как я была добровольцем в Трансваале. Киев, 1901, с. 31-32.