251. Евгений Августус об английской армии и возможном столкновении Великобритании и России

[...] Повторяю, что нелегко мне писать о дальнейших наших приключениях, связанных с боевой деятельностью русского отряда; нужно собраться с духом; вот почему я из области личных воспоминаний перейду пока к другой, строго академической теме и следующую главу посвящу очерку военных действий за март месяц 1900 года, не лишенных некоторого интереса в смысле исследований операции Робертса, последовавшей после пленения Кронье 27 февраля. Успешные действия лорда Робертса на Моддер-ривере против армии Кронье имели прямым последствием не только снятие осады Ледисмита, но и ослабление численного состава бурских команд, предназначенных для вторжения в Капскую колонию. Последовавшая затем сдача Кронье вызвала панику среди буров. Как фрейштатские на Тугеле, так и буры в Штромберге, Дортрехте и Ренсбурге, боясь за свой путь отступления, уходили самовольно с позиций. Выборные начальники не имели возможности бороться с малодушием, охватившим бюргеров. Здесь ярко выказался присущий всем милиционным войскам недостаток: личные интересы каждого бюргера, опасавшегося за целость своей фермы, за участь своей семьи, заставили их позабыть о важнейших целях войны. Узкий кругозор бура, усматривающего главную задачу войны с англичанами в защите родного дистрикта, не был в состоянии обнять важность взаимодействия на различных театрах военных операций, требующего от каждого полного забвения своих личных расчетов и соображений в пользу одной, руководящей всеми идеи.

Но бурские ополчения того периода войны не выработали еще сознания важности дисциплины. Почти полное отсутствие ее объясняет ту панику, которая после сдачи Кронье охватила бурские команды, до того времени успешно действовавшие на севере Капской колонии. Не только одиночные люди, но и целые отряды стали уходить из занятых областей. Английский генерал Клементс вступил 1 марта без боя в Ренсбург, а затем и в Колесберг, покинутые отрядом коменданта Шемана. Отступающие буры держались еще несколько дней у Норвальск-Понта, а затем, взорвав железнодорожный мост через Оранжевую реку, перешли на северный берег ее.

Войска Клементса двигались по следам отступающих буров, перешли беспрепятственно на тот берег реки и с 15 марта приступили к сооружению понтонного моста и к восстановлению разрушенной железнодорожной линии Колесберг-Норвальск-Понт. [355]

Часть бурских сил, отрезанных в своем отступлении движением Робертса на Блумфонтейн, направилась обходным путем через Форесмит и Моддер-ривер, а другая, более многочисленная, двинулась к востоку на Смитфилд для соединения с отрядами, отступавшими из-под Штромберга и Дотрехта.

Все эти отряды сосредоточились у Рувиля и Смитфилда под начальством генерала Оливье.

Разрозненные английские колонны Клементса, Брабанта и Гатакра удовольствовались на первых порах занятием северного берега Оранжевой реки. Не решаясь на энергичное преследование противника, без боя оставившего Капскую колонию, они вскоре потеряли даже след его. Лишь известия, доставленные туземцами из Басутоленда, подтвердили слух, что Оливье с 6000-м отрядом и 16 орудиями направляется на соединение с бурами, вновь сосредоточивающимися к северу от Блумфонтейна.

Несколько дней после пленения Кронье английская армия провела в полном бездействии, вызванном утомлением людей и необходимостью обеспечить свои коммуникационные линии.

7 марта возобновились наступательные операции Робертса. Во всех последующих делах с бурскими отрядами, заграждавшими ему путь на Блумфонтейн, усматривается широкое применение выработанных английским главнокомандующим новых приемов в наступательной тактике.

По сведениям, добытым английской кавалерией, буры занимали в 12 километрах от Осфонтейна, главной квартиры Робертса, ряд высот, пересекающих течение Моддер-ривера. Хотя сведения и отличались по обыкновению неполнотой и неточностью, тем не менее кавалерийский отряд Френча, подкрепленный пехотной дивизией Келли-Кенни, получил приказание двинуться по дороге на Петрусберг и Калькфонтейн в обход левого фланга противника.

Главные силы Робертса следовали позади уступом, по обеим берегам Моддер-ривера.

Ружейный и артиллерийский огонь дивизии Келли-Кенни с фронта и угроза охвата левого фланга далеко выдвинутой кавалерии Френча сломили после непродолжительного боя стойкость буров, несмотря на то что среди них в тот же день находились президенты Крюгер и Штейн. Их убеждения, просьбы и угрозы не привели ни к чему. Буры стали уходить с позиций еще до подхода главных сил Робертса. Отсутствие всякого преследования, однако, лишило англичан выгод победы, и буры, отступив дальше к востоку, заняли новую оборонительную позицию у Кап-Спруйта.

Вместо фронтальных атак Метуэна и Буллера, действовавших почти исключительно густыми стрелковыми цепями, поддержанными сомкнутыми пехотными колоннами, Робертс применял новую тактику, наиболее типичным примером которой служит бой 7 марта. Считаясь с особенностями противника, занимающего почти всегда сильную, труднодоступную с фронта позицию, Робертс возлагал на пехоту и артиллерию чисто демонстративную роль; огонь их приковывал все внимание противника, а главная задача выпадала на долю кавалерии и нового рода оружия, конной пехоты, которые выдвигались далеко вперед и должны были охватить фланги и тыл буров.

Тактика эта в большинстве случаев венчалась успехом, благодаря, во-первых, численному превосходству англичан, страшной силе артиллерийского огня, позволявшей вместо поражения отдельных целей задаваться обстреливанием пространств — результаты не всегда отвечали трате снарядов, но эффект всегда [356] получался внушительный. А во-вторых, буры были бессильны оказать какое-либо сопротивление этим охватам за неимением резервов и главным образом кавалерии; конные войска буров далеко не отвечали тем требованиям, которые можно предъявлять к кавалерии в общепринятом смысле.

Но и английская кавалерия, а в особенности конная пехота, наскоро организованная во время самой войны, оставляла желать многого. Служба разведывания стояла на самой низкой ступени; отдельно действующие отряды вечно попадали впросак; преследование разбитого противника никогда не доводилось до конца, разъезды регулярной кавалерии и конной пехоты часто теряли связь с отступающим противником. Конечно, с течением времени недостатки эти более или менее сглаживались; на войне не обученные в мирное время borsemen и yeomenry могли выработаться в прекрасных солдат. Но дорого пришлось Англии поплатиться за недостаток мирной подготовки своих войск; недостатки эти создаются и устраняются лишь после тяжелых поражений, и за них приходится расплачиваться ненужными жертвами и потоками крови.

При разборе действий буров в сражении 7 марта замечалось прежде всего, что оборонительный бой велся отдельными командами, занимающими каждая обособленные участки позиций без заранее определенного плана, без взаимной связи и общего руководства. На правом фланге севернее Моддер-ривера действовали отряды Деларея, подкрепленные бурами, двинутыми во Фрейштат из Наталя; на левом фланге распоряжался Девет.

Растянутая верст на 10 позиция буров представляла, как сказано выше, ряд отдельных возвышенностей; каждая из таких возвышенностей (kopje) занималась бюргерами одного дистрикта, фельдкорнеты которых действовали по своему усмотрению, совершенно не заботясь о взаимной поддержке. О высшем руководстве и планомерном ходе обороны, при полном упадке духа сражающихся, не могло быть и речи. Исход боя при таких условиях не мог быть сомнительным.

У нас немало мечтателей, которые доказывают возможность замены постоянной регулярной армии милицией или просто народным ополчением. Они ссылаются на примеры французских революционных войн, Северо-Американской войны и последней англо-бурской.

Подтверждая свои выводы победами французской армии «levеe en masse» [поднятой всей массой] над регулярными войсками союзников, защитники «народной самообороны» забывают, что у Карно, «организатора побед», было под рукой ядро — уцелевшая под бурями революции королевская армия; правда, она лишилась своих офицеров-аристократов (и то не всех, напомню хотя бы имена маршала Бертье и «первого гренадера Франции» Латур д’Оверна), но зато пополнилась волонтерами и конскрипцией 128, изменив лишь дух и тактические формы боя и сохранив в общем главные устои всякой армии — дисциплину и организацию.

Что касается Северо-Американской войны 1861-1863 годов, то и здесь северяне терпели поражение за поражением от конфедеративных войск, лучше организованных, лучше предводительствуемых 129. Генералы Ли, Стюарт и много других питомцев Вест-Пойнтской школы начальствовали над отрядами южан. Только когда благодаря усилиям Вайта [?] удалось внести дисциплину и организацию в хаос наскоро собранных ополчений и создать армию в полном смысле слова, северяне оказались в результате победителями. Иностранные военные агенты в 1863 году в лагере под Ричмондом, видя прохождение войск церемониальным маршем, громко высказывали свое восхищение. Война, значит, научила американцев и церемониальному маршу. [357]

Враги больших постоянных армий еще любят указывать на Швейцарию с ее образцово построенной милицией. Но Швейцария — держава, которая, не опасаясь за свою самостоятельность, может выдумывать безнаказанно какую угодно систему для игры в солдатики. Швейцария, собственно говоря, даже не государство, а нечто вроде интернационального спорт-клуба с кафе-шантаном, живущее «pourboire» [чаевыми] знатных иностранцев. Такому государству надолго еще обеспечены все благодеяния Гаагской конвенции.

Сильно зазвучали голоса защитников милиций, ополчений и так далее, особенно в последнее время. Маленький, дотоле почти неизвестный народ мирных фермеров победоносно борется с грозной регулярной армией владычицы морей». Громкая фраза, которой часто искажается сущность «южноафриканских английских нелепостей», по меткому выражению нашего военного авторитета, генерала Пузыревского.

Исход борьбы не подлежит сомнению — бурские республики стерты с лица земли; как русские на Кавказе и французы в Алжире, так и англичане останутся в конце концов победителями. Беспримерное мужество и самоотвержение буров послужит лишь к тому, что со временем образцовые по замыслу и выполнению партизанские действия Девета, Деларея и Бота попадут в учебники тактики. Англичане давно уже свели войну к двойной бухгалтерии, к арифметическому подсчету, сколько еще осталось буров и сколько еще потребуется времени и денег, чтобы справиться с немногочисленными, рассеянными по всей стране отрядами партизанов.

Громадная разница между бурскими отрядами, которые до сих пор еще с оружием в руках защищают свою свободу и независимость, и теми нестройными ополчениями, которые в мое время противостояли Робертсу на пути в Преторию. Теперь осталась лишь молодежь, отчаянные головорезы; они бросаются на англичан в рукопашную с револьверами, действуя ружейными прикладами за неимением штыков; тогда этого не было. Теперь они наконец, к сожалению слишком поздно, прониклись сознанием необходимости подчиниться суровой воинской дисциплине — и теперь фельдкорнеты смертью карают своих подчиненных в случае ослушания.

Читая телеграммы о последних событиях в Южной Африке, я чувствую лихорадочное волнение. Мне мерещатся зловещее жужжание лиддитных бомб, свист пуль, хриплые стоны раненых... я вижу вершины скалистых гор, над ними дымки шрапнелей; вон карабкаются, как муравьи, желтые фигурки «khaki», они лезут все выше и выше... И я рвусь снова туда, рвусь всей душой и телом в далекий знойный Трансвааль, забивая, что я связан честным словом.

Дорогой ценой искупили буры свои прегрешения, ценой гибели государства, разорения ферм и имущества, страданий женщин и детей, томящихся в плену в концентрационных лагерях.

А прегрешения эти неизбежны в народных ополчениях, где при отсутствии солдатской дисциплины главной целью войны в глазах ратника-гражданина являются не достижение и защита высших интересов народа и государства, а личные мелкие соображения и побуждения.

Веди буры [войну] тогда так, как они ее теперь ведут, результаты были бы иные; Буллеру и Метуэну не пришлось бы позавидовать лаврам лорда Робертса.

Я дал краткий очерк боя 7 марта, указал, что ни просьбы, ни убеждения маститого Крюгера не увенчались успехом; дрогнули буры под сильным огнем английской артиллерии и стали ползком, один за другим, уходить с позиции. [358]

Вот какой мне эпизод рассказал майор фон Дамм, командант Йоганнесбургской конной полиции, под начальством которого я впоследствии имел честь служить. Он участвовал в бою 7 марта и, заметив обходное движение английской конной пехоты, приказал подчиненному ему фельдкорнету Кронштадтского дистрикта занять со своими людьми горку, откуда представлялась возможность обстрелять обходную колонну продольным огнем.

Почтенный фельдкорнет посмотрел на гору, над которой рвались английские шрапнели, посмотрел и задумался.

Фон Дамм стал торопить фельдкорнета. Огонь все усиливался.

«Нет, майор, ступай сам, если хочешь, а я не пойду», — ответил фельдкорнет. Фон Дамм просил, убеждал, приказывал. Все напрасно — фельдкорнет и его люди не думали шелохнуться.

Таких случаев, о которых я упоминал и раньше, описывая боевую жизнь на Тугеле, можно было бы привести множество. Все они прекрасно обрисовывают нравственное состояние бурских войск, находящихся под впечатлением сдачи Кронье.

Дальнейшее наступление Робертса на Блумфонтейн и затем его движение к Претории было ознаменовано рядом таких же сражений. Во всех почти делах англичане оставались победителями не только благодаря своему численному превосходству, не только потому, что организация войск, формы боевых построений и само ведение боя оказались умело приноровленными к тактике противника и к условиям местности, но и потому, что в сравнении с бурскими ополчениями в английской армии все же был сильнее развит солдатский дух. Дух этот проявляется и в вербованных армиях, и в наемных войсках в зависимости от того, насколько сознание долга, чувство товарищества, принадлежности к одному великому целому, к армии и, наконец, авторитет начальника осилят и заглушат присущее каждому солдату чувство самосохранения и готовность к самопожертвованию.

Солдату не нужно, не поймет он даже, пожалуй, громких фраз о любви в родине, чести, славе. Отлично он сражается, голодает, страдает, умирает и без этого, иногда потому, что «на людях и смерть красна», иногда потому, что он инстинктивно, бессознательно следует примеру офицера, а чаще всего просто потому, что «так приказано».

Много было нареканий на английскую армию, много над ней издевались на столбцах газет и юмористических журналов, но что в ней есть солдатский дух, это доказывает и Ватерлоо, и Балаклава, и Лукнов, и Ледисмит.

Я знаком с английской армией не только по карикатурам «Journal Amusant» или «Будильника», я своими боками испытал, что значит драться с регулярными Tommy Atkins [прозвище английских солдат].

Я, лежа в траншеях, припав к прикладу винтовки, по временам невольно забывал о «ровной мушке», всматриваясь в бледные лица солдат, медленно карабкающихся по крутому скату на вершину горы, откуда невидимый, скрытый за камнями враг засыпал их огненным дождем. Они все шли и шли, без скачущих впереди генералов, без развевающихся знамен, шли, не останавливаясь, на верную смерть. Это было на Тугеле, в кровавый день штурма Питерсгилля.

Я слышал, как буры спрашивали пленного шотландца: «Долго ли вы еще будете держаться в Ледисмите?» Солдат, истощенный голодом и лишениями, гордо ответил: «До тех пор, пока у нас хватит патронов!»

Я видел, как взвод Dublin Fusiliers, захваченный врасплох разъездами, отбивался штыками и прикладами, не думая о сдаче. Раненый офицер, истекая кровью, [359] хриплым голосом кричал солдатам: «Fixed bayonets! No surrender!» [Примкнуть штыки! Не сдаваться! — Эпизод из кампании во Фрейштате]. Из 12 человек только двое сдались нам.

Крайне осмотрительно нужно пользоваться данными Южно-Африканской войны, как для выводов относительно пригодности милиционной армии или народного ополчения, с одной стороны, и боевых качеств английского солдата — с другой.

Англичанам стоит лишь отказаться от устарелой системы комплектования и организации армии, введя обязательную воинскую повинность, а главным образом и прежде всего улучшить состав офицеров, и у них будет армия, не хуже любой континентальной.

А нам рано или поздно придется встретиться грудь с грудью с англичанами; изучение всех особенностей организации их армии, всех слабых и сильных сторон ее для нас важнее, чем для кого-либо.

После упорной, вековой борьбы, после целого ряда непрерывных войн и походов в глубь азиатских степей двуглавый орел достиг снежных вершин «Крыши света» и зоркое око его проникает в туманную даль, туда, где в безмолвном величии возвышаются узорные купола пагод, где среди изумрудных берегов струятся тихие воды священной реки [Ганга]...

Прошли, промелькнули как сон тысячелетия, с тех пор как воины Александра Македонского, Надир-Шаха, Чингиз-Хана поили своих коней в реках Индостана. Будет некогда день, и те же берега огласятся ржанием и топотом казачьих коней.

Теперь над Индостаном от моря до моря развевается британский флаг. Среди девственных лесов, среди непроходимых раньше джунглей грохочут поезда; поникли священные цветки лотоса, подернутые копотью пароходных труб; на площадях и базарах древних городов, среди толпы смуглых индусов и погруженных в нирвану факиров властно выделяется белая каска англичанина. Рядом с запушенным, опустевшим храмом Будды блещут раззолоченные вывески контор и магазинов; сказочная роскошь и блеск царствования прежних династий заменились лихорадочной эксплуатацией и холодным, бездушным режимом англичан. Торжествует победитель. Потускнел взор гордого арийца [здесь — индус], с покорностью фаталиста признал он власть пришельца, почти без борьбы, без сопротивления отдал он ему все богатства своей страны, сам, умирая от голода, от эпидемий. Но в глубине его души таится смутная надежда, что осуществятся когда-нибудь пророческие слова неведомого пророка: «Придут с севера воины Белого царя и освободят нас от ига чужестранцев!».

Кто из русских людей не сознает, не понимает того, что на пути векового стремления России к теплим морям, к Индии, стоят вооруженные силы авангарда англичан, Афганистан, а за ним и вся Великобритания? Бой при Кушке 1885 года был первым предвестником той грозы, которая в недалеком будущем ураганом пронесется над Азией.

С 1885 года политическое положение России в Азии почти не изменилось, оно лишь с каждым годом становится все прочнее — возросло обаяние России среди туземных народов.

Но рост и величие России в Азии далеко еще не достигли своего кульминационного предельного пункта — мы не можем удовольствоваться сознанием, что нам покорны буйные разбойничьи племена каракалпаков и текинцев, что сыпучие пески Туркмении, усеянные костьми русских солдат, принадлежат нам, что на базарах Коканда и Бухары уже не торгуют русскими невольниками — не для этого нами пролиты потоки драгоценной крови. [360]

Движение России вперед не вызывается одними политическими соображениями и комбинациями; движение это стихийное, роковое, а вызвано теми же неизведанными еще, непреложными законами, по которым совершается жизнь и историческая эволюция каждого народа.

Мы должны пробиться к теплому морю!

То, что в старину побуждало новгородских славных повольников, купца тверского Никитина, удалых казаков Ермака Тимофеевича, Ивана Кольцо и манило их в даль безвестную, за моря, за леса, за тридевять земель, чтоб им сгинуть в борьбе с басурманином лютым или бить челом царю Московскому новыми землями и покоренными царствами, — эта страсть, эта удаль богатырская не выродилась у народа русского и в наши дни. Сила народная расширила пределы России от морей ледяных до юга знойного, она создала нашу славу и величие, она найдет себе дело и в будущем.

Наша задача в Азии теперь — это довершать замыслы великих царей.

То, о чем мечтали еще Петр Великий и Екатерина II, к чему стремилась наша политика, начиная с Александра I, выполнено лишь наполовину. Твердой ногой мы стали у границ Афганистана и на Памире, но остановиться на этом — значит сознаться в бессилии, значит отказаться от выполнения своей исторической миссии.

Пройдут еще десятилетия, века, быть может, но рано или поздно снежные вершины Гималаев и бесконечные равнины Индостана огласятся грохотом пушек. Заблестят русские штыки у стен царственного Бенареса.

Это знают англичане. Давно уж им мерещится грозный призрак русского нашествия на Индию, и вся политика Англии по отношению к России испокон веков зиждется исключительно на ненависти и коварстве.

Из Южно-Африканской войны Англия извлекла много ценных указаний. Она теперь знает, что при настоящих условиях комплектования, организации и обучения своих войск ей не выдержать борьбы с армией континентальной державы. А в случае вооруженного столкновения с Россией в Азии, когда гордость и надежда английского народа — флот будет играть лишь незначительную роль, единственное спасение ее заключается в создании новой армии, способной противостоять напору русских. По опыту англо-бурской войны можно судить, будет ли современная английская армия в состоянии дать отпор хотя бы налету иррегулярной туземной конницы, которую, по мысли Скобелева, «sous la banniеre du sang et de l'incendie» [следует бросить на Индию в виде авангарда].

Самой радикальной мерой в деле реорганизации армии является, конечно, введение обязательной воинской повинности в том виде, в каком она существует во всех почти европейских государствах. Об этом твердили с министерских трибун Вольселей, Бродрик и другие, этого добивается рифмованными воплями мистер Киплинг.

Общеобязательная воинская повинность никогда не будет принята в Англии. Этом у препятствуют два обстоятельства. Во-первых, правительство не решится подвести высшие классы государства под общий закон. Ни в одном из государств родовая и денежная аристократия не пользуется таким значением, как в Англии. Наследственные пэры и биржевые воротилы, изображающие собой третье сословие», вершат бесконтрольно все дела Великобритании, внутренние и внешние. Закосневшие в самом тупом консерватизме члены парламента, как палаты господ [лордов], так и палаты общин, поголовно восстанут против общей воинской повинности не только из эгоизма и личных расчетов, а потому что им хорошо известно, [361] что их рабочие не особенно расположены умирать ради процветания английской знати, для охранения ее преимуществ и доходов.

Наконец, пребывание в рядах армии поголовно всего рабочего пролетариата не особенно благодетельно отразится на физических качествах ее личного состава. Английское правительство прекрасно знает, что мануфактурная страна, какой по преимуществу является Англия, никогда не будет военной страной, наподобие Франции. Германии и России. В английском рабочем, жалком продукте капиталистического строя государства, нет прежде всего военного духа, и он настолько физически ослаблен своей работой, что из него не может выработаться хороший солдат.

Промышленность оказала гибельное влияние на англосаксонскую расу за последние 60 лет. Разработанный в совершенстве принцип разделения труда сделал из рабочего машину, постоянно исполняющую одну и ту же работу, причем упражняется только одна какая-нибудь группа мускулов, результатом чего является атрофия остальных частей тела, наконец, атрофия его умственных способностей, в которых он перестает нуждаться, как и всякая машина. А население промышленных округов в данное время составляет чуть ли не более половины всего населения Англии, принимая во внимание прогрессивный рост фабричной промышленности в ущерб земледелию и наплыв сельского населения в фабричные центры.

При ныне существующей вербовочной системе довольствовались, если из 10 рекрутов 2-3 могли считаться годными в строй. В земледельческих же округах процент годных к военной службе всегда был вдвое выше.

Но это было в доброе старое время, до злосчастной войны, и кряхтят английские вербовочные агенты, шныряя по самым отчаянным трущобам не только Лондона, Гулля, Дублина, Бирмингема, но и по матросским и рабочим кварталам Гавра, Антверпена, Брюсселя, Мессины и так далее.

«Пожалуйте, милорды! Вот вам денежки — и на пароход; нам бы только расписочку, а там вы свободно хоть к бурам перейдете!» Новый способ, не лишенный оригинальности и заманчивости, чтобы попасть в ряды доблестных буров.

Евгений Августус. Воспоминания участника англо-бурской войны 1899-1900 гг. — Варшавский военный журнал. 1902, № 3, с. 219-228.


Комментарии

128. Конскрипция (внесение в списки, запись) — система комплектования армии на основе всеобщей воинской повинности с допущением заместительства и денежного выкупа. Существовала в конце XVIII-XIX в. во Франции; в России — только для жителей Царства Польского в 1815-1874 гг.

129. Речь идет о Гражданской войне 1861-1865 гг. в США между Севером и Югом. На первом этапе войны (1861-1862) северяне потерпели ряд поражений от армии Конфедерации рабовладельческих штатов. На втором этапе все больше сказывалось экономическое и военное превосходство Севера. Успешное наступление армии северян окончилось полным поражением Юга (2 июня 1865 г.)