148. Седьмая статья поручика Едрихина о причинах последующих успехов англичан

ПИСЬМА О ТРАНСВААЛЕ

VII

Успехами второй половины кампании англичане столько же обязаны даровитому лорду Робертсу, сколько и не особенно талантливому Уайту, сумевшему, однако, в наиболее важный период стратегического развертывания главных сил привлечь на себя почти три четверти армии буров. Как известно, после боя 18 (3) октября [он] отступил к Ледисмиту. Этот город, получивший такую громкую известность, представляет собой небольшую группу домиков, брошенных на берегу Зандривер. Вокруг него толпятся в беспорядке высокие горы со своими характерными, точно срезанными ножом вершинами. Пользуясь двухдневным перемирием, англичане поспешно укрепились здесь, то есть вдоль наружных гребней ближайших гор насыпали траншеи (каменные брустверы без рвов), в некоторых местах эти траншеи были сомкнуты в виде редутов крайне упрошенной формы; редуты связали между собой соединительными траншеями, и таким образом получилась маленькая крепость. Главную силу ее составляли, конечно, не каменные брустверы, которые при высоте около двух аршин и сухой кладке давали укрытие только от ружейных пуль и снарядных осколков, а сами горы — эти естественные валы, высота и крутизна которых представляла большую трудность при эскаладировании под огнем из траншей. Такую крепостицу можно было взять или штурмом, или блокадой.

По окончании перемирия буры передвинули свою артиллерию и в течение первой недели подвергли Ледисмит сильному обстреливанию, но на штурм не решились. Между тем энергия, развившаяся очень сильно во время первых наступательных маршей, начала понемногу ослабевать. [219]

Как и всегда, чтобы притупить остроту неприятного сознания только что сделанной ошибки, человек ищет какого-нибудь прецедента. Кем-то произнесено было слово южноафриканская Плевна» — прецедент был найден, а им диктовался уже и дальнейший образ действий. Решено было блокировать Ледисмит, то есть дождаться, когда изнеможенный голодом Уайт сам положит оружие, хотя о том, сколько у англичан запасов, сведений не было; неизвестна была даже более или менее точная цифра гарнизона, полагали «так тысяч 8-15».

Решившись на блокаду, буры раскинули свои маленькие лагеря по огромной окружности, и вокруг осажденного города началась довольно мирная жизнь, при военной обстановке. Англичане спокойно сидели в крепости, а буры наблюдали их. Каждой команде был отведен особый район охранения. Днем по линии постов располагались несколько человек, которые, лежа за камнем с трубкой в зубах и «Маузером» (так буры называли маузеровские винтовки), сторожили, не покажется ли где-нибудь голова англичанина. На случай вылазки неприятеля сигналом тревоги служил пастушеский рожок. Одиночные ружейные выстрелы здесь слышались довольно часто. Иногда, впрочем, от времени до времени тяжело нагнется воздух, просвистит где-нибудь граната. Это соскучившиеся артиллеристы обеих сторон, заметив какую-нибудь цель, напоминали себе о том, что здесь война. Но если впереди кое-что напоминало собой войну, то в тылу линии обложения картина являлась уже совсем мирной. Вокруг лагерей паслись стада быков, спутанные лошади, мулы, овцы. По дороге из лагеря в лагерь разъезжали легким галопцем буры, очень часто под зонтиком и в сопровождении кафра, везшего ружье и патронташ своего «бааса» (господина). Все лагеря походили один на другой, с тем различием, что у буров-фермеров лагерь состоял из повозок, с приделанными на задках будками, а у буров-горожан и в иностранных отрядах — из палаток, частью выданных правительством, частью отнятых у англичан. Но порядок был один и тот же; каждый располагался там, где хотел. У каждой палатки или повозки дымились костры, на которых черная прислуга готовила кофе, пекла блины, варила мясо. Тут же на солнце сушилась кожа убитого барашка, валялись кости, остатки пиши, на сучьях акации сушилось нарезанное полосками и сплошь покрытое мухами мясо. Известных мест обыкновенно не отводилось. Правда, для наблюдения за порядком существовала должность интенданта, но обязанности его зависели как от собственного усмотрения, так и от доброй воли бюргеров, считающих каждый себя своим собственным генералом.

Пользуясь беспечностью буров, долго бездействовавшие англичане прокрались однажды ночью и взорвали дальнобойную пушку Крезо, в другом месте натальские буры, подойдя для дружеской беседы, предательски испортили орудия Круппа и Максима. С этих пор сторожевая служба под Ледисмитом усложнилась. Во избежание подобных казусов орудия отнесли подальше и охранение их вверили определенным командам. На ночь установился сильный наряд. Каждая команда выходила вся, оставив в лагере только дневную стражу и административных лиц. Начали ставить посты парных часовых на 100 шагов от поста, часовые стояли обыкновенно по два часа, сменяя друг друга сами. Пробовали даже высылать вперед патрули, но однажды в Преторийской команде в состав патруля вошли один американец и один испанец, которые при возвращении наткнулись на свой пост и, не успев ответить пароля, были убиты своими же, а когда вскоре после того оранжевые буры пристрелили своего же капрала, то высылку патрулей решено было бросить как неподходящее дело. (Для стрельбы ночью буры употребляют такой прием: левую руку накладывают поверх ствола и по косточкам стреляют в грудь — пуля попадает в голову.) [220]

Так в продолжение первых двух месяцев тянулась жизнь осадного корпуса под начальством генерала Жубера.

В то же самое время небольшой обсервационный корпус под начальством генералов Бота и Луки Мейера, продвинувшись было к Исткорту [Эсткорт], отступил за Тугелу, избрав эту реку оборонительной линией для удержания Буллера, шедшего на выручку Уайта.

Если продолжительное бездействие под Ледисмитом начало уже оказывать свое расслабляющее действие, то совершенно не то было на Тугеле: близкое соприкосновение с противником, ежеминутное ожидание боя действовали необыкновенно сильно на буров, по природе страстных охотников. Здесь царило не возбуждение, а если так можно выразиться, боевая восторженность. Каждый был уверен в своей непобедимости и с нетерпением ожидал англичан на заранее подготовленных позициях.

3 (15) декабря произошло первое большое сражение под Колензо. Подробности его достаточно известны. Приведу только несколько эпизодов, слышанных мной от участников боя. В этот день утром генерал Буллер объявил своим войскам и послал извещение Уайту, что вечером он будет обедать в Ледисмите.

Обрекогносцировав позицию буров с воздушного шара, англичане выкатили свою артиллерию и начали обстреливать, но не ту гору, на которой лежали главные силы буров, а ту, на которой было несколько человек. Выстрелы морских орудий производили адский шум, но бронебойные снаряди без ударных трубок разрывались очень редко. Наконец после почти 10-часовой бомбардировки англичане двинулись в атаку на предполагаемую позицию буров, и фланг боевой линии очутился в 800 шагах от настоящей позиции противника. С тех пор мертвая гора сразу ожила; точно из внезапно разверзшегося вулкана вспыхнули огни орудий, а ружейные пули градом захлестали по растерявшемуся противнику. Моментально лошади под орудиями были подбиты, ошалевшая пехота заметалась и бросилась назад на свои поддержки. Но, несмотря на страшную суматоху, англичане обнаружили удивительную находчивость; на выручку подбитой артиллерии вскачь бросились лазаретные линейки и закрыли собой орудия; началась быстрая перепряжка мулов, но несчастные животные легли тут же; часть пехоты выкинула белый флаг, остальные в панике устремились через Тугелу и сломали за собой мост. На месте осталось более 2000 убитых и раненых, кроме того, буры взяли 1000 пленных и [неразборчиво] орудий и лазаретные линейки, а сами потеряли б человек.

А. Вандам

«Новое Время». 1/14 июня 1900 г., №8713, с. 2.