Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ГЕНРИ М. СТЕНЛИ

В ДЕБРЯХ АФРИКИ

ИСТОРИЯ ПОИСКОВ, ОСВОБОЖДЕНИЯ И ОТСТУПЛЕНИЯ ЭМИНА ПАШИ, ПРАВИТЕЛЯ ЭКВАТОРИИ

Глава XXIX.

ИСТОКИ НИЛА. ЛУННЫЕ ГОРЫ И НИЛЬСКИЕ КЛЮЧИ.

Жером Лобо о Ниле. — Картографы времен Гомера. — Понятия Гекатеуса об Африке. — Африка после Гиппарха. — Карта Птоломея. — Карта Эдризи. — Карта Африки из книги «Margarita Philosophica». — Карта Джона Рюйша. — Карта Сильвануса. — Карта Себастиана Кабо. — Своеволие новейших картографов. — Карта Констебля, из Эдинбурга. — Отзыв Гуга Муррея в книге, напечатанной в 1818 году. — Прекрасное рассуждение о Ниле иезуита отца Лобо. — Выписка из рукописи, находящейся у его превосходительства Али-паши Мубарека. — План горы Гумр. — Хорошее описание Африки, сделанное Шиабеддином. — Нил по свидетельству Абдул-Гассана Али. — Абу-Абдалла-Могамед о Ниле.

Каждый, прочитавший эту главу, согласится, что прав был иезуит, отец Жером Лобо, писавший в шестнадцатом веке, что «не трудно будет, отыскав истоки Нила и всех притоков его, решить вопрос о его происхождении, — вопрос, доставивший столько 'хлопот как древним, так и новым авторам, потому что они искали того, чего нельзя найти в их головах, и чем понапрасну только сами себя сбивали и путали».

Чтобы удовлетворить тех лиц, которые сами не испытали треволнений, сопряженных с подобными разысканиями, и вместо странствий к истокам Нила предпочитают сидеть дома у камина и при свете лампы читать книжки об этом предмете, я намерен предложить копии с нескольких старинных географических карт, от времен Гомера до тех учебников, по которым нас учили географии. Читатель будет иметь удовольствие убедиться, что нам, собственно говоря нечем похвастать; что древние путешественники, географы и писатели имели довольно ясное представление о том, откуда идет Нил, что они имели понятие о Лунных горах, и о трех озерах, и об источниках, дающих начало знаменитой египетской реке. Мы берем на себя лишь приостановить на время те периодические перестановки, которым подвергаются на картах эти [281] любопытные черты африканского материка, переходящие от 10° северной широты к 20° южной широты, и с востока Африки на запад; мы желали бы с некоторою точностью обозначить местность нахождения древних величавых «Гор Луны» и проследить Альберт-Нил и Викторию-Нил. Да и то лишь на время! Ибо, «какая польза человеку от всех трудов, которые несет он под солнцем? Одно поколение пройдет, и придет другое. Что было, то будет опять; и что совершено, то опять совершится; ибо ничто не ново под солнцем. Есть ли что-либо о чем можно сказать, посмотри, это новое? Оно уже было в прежнее время, которое было до нас. Нет памяти о прежних вещах; также не будет памяти о будущих вещах, и о тех, которые придут позже их» 11.

Все географические понятия, которые картографы времен Гомера изображали на своих картах, были уничтожены последующими картографами и все что они, в свою очередь, изображали, уничтожалось теми, которые работали позже их. Тщетно работали исследователи под жгучим солнцем, перенося труды и лишения тяжелых странствий; напрасно пытались они придать определенную форму своим открытиям, потому что через несколько лет какой-нибудь бесшабашный рисовальщик вычеркивал их работу. Взгляните на этот ряд маленьких карт и сами увидите как эти господа последовательно уничтожали результаты каждого открытия, доказывая тщету трудов и познаний. И поныне здравствует один картограф, которого я считаю величайшим греховодником нашего времени. В 1875 году я нашел залив в северо-восточном углу озера Виктории. Большой, гористый остров (настолько обширный, что 20.000 человек кормятся продуктами его почвы) блокирует вход в этот залив с озера; однако по обоим концам его существует извилистый проток — или пролив — такой глубины, что по нем вполне можно пустить любой почтовый пароход, из тех что крейсируют в Атлантическом океане. И что же? На последних картах этот залив стерт с лица земли, большой остров куда-то перемещен, живописные притоки уничтожены, и конечно до тех пор не появятся на позднейших картах, пока другой какой-нибудь путешественник не нанесет их сызнова в том виде, как они были нанесены в 1875 году. И молодые путешественники бывают крайне довольны в таких случаях, и лукаво пощелкивают языком, позабывая старые слова мудрого старого Соломона, говорившего в старину: «Нет памяти о минувшем; не [282] будет памяти о том что будет после, ни о том что будет еще позднее».

И так, хотя я нахожу некоторую отраду в том, что до некоторой степени восстановляю репутацию древних географов, но в конце целого ряда старинных карт помещаю в малом масштабе и ту новейшую карту нильского бассейна, на которой нанесены черты, проверенные нами во время последних наших странствий. Я это делаю с печальным сознанием, что не пройдет и десяти лет как какой-нибудь бессмысленный английский или немецкий картограф, от скуки или по неведению передвинет этот бассейн на 300 или на 400 миль к востоку или западу, к северу или югу, и тем похерит всю нашу работу. Но я утешаюсь мыслию, что на одной из полок британского музея все-таки будет же храниться экземпляр путешествия «в дебрях Африки», и когда-нибудь его найдут там, и просмотрев ряд приводимых мною карт, может быть будут меня цитировать и засвидетельствуют точность моих показаний, в роде того как я теперь цитирую ученых географов древнего времени к стыду картографов девятнадцатого столетия.

На рисунке, взятом мною из драгоценного сочинения судьи Чарльза Дэли (президента Северо-Американского географического общества в Нью-Йорке) под названием «Мир Гомера», течение Нила начертано до громадного горного хребта, за которым обозначено местожительство пигмеев.

Пятьсот лет спустя, знаменитый в свое время путешественник, по имени Гекатеус, изобразил свои представления об Африке на карте, приводимой ниже. Хотя он сам побывал в Египте, но ясно, что со времен Гомера новых открытий было немного. По мнению Гекатеуса, великая египетская река берет начало в южной оконечности Африки, там, где живут пигмеи.

Следующая, приводимая мною, карта Африки сделана «величайшим из астрономов древности» Гиппархом, который жил за сто лет до Рождества Христова. На его рисунке изображены три отдельных озера, но все они помешаются далеко на север от экватора.

Затем является великий Птоломей, этот Равенштейн или Юстус Пэртес своего времени. Предшественники его пролили новый свет на известные факты, а он проверил их и украсил то, что ему было известно. С научной уверенностью, он переместил истоки Нила гораздо южнее экватора, а наиболее восточное из трех озер назвал «Colve Palus».

Проходит тысяча лет, и мы имеем дело с Эдризи, арабским [283] географом, жившим в 1154 году христианской эры. В течение этого тысячелетия люди кое-что узнали касательно темного материка. Горы Луны обозначены, но только на несколько градусов южнее экватора. Два южных озера изливают излишек своих вод в третье, более северное озеро, откуда вытекает Нил, направляющийся к северу в Египет. В этом мы видим следствие географических расспросов и совещаний с торговцами слоновою костью.

Четыреста лет спустя, озера изменили свое относительное расположение, как то явствует из прилагаемой карты 1503 года. Честолюбивые картографы добиваются точных сведении от новейших путешественников. По-видимому, эти последние не так уже хорошо знакомы с отдаленною областью нильских источников, как предшественники Эдриси. Тем не менее, существует предположение, что чем свежее новости, тем они достовернее.

Однако, в короткий промежуток пяти лет опять новый свет проливается на эти вопросы, или, быть может, просто сам картограф фантазирует? Как бы то ни было, Лунные Горы отставлены значительно ниже экватора, но озер на юг от экватора осталось только два, третье же ушло далеко к северу.

Проходит еще три года, и сама Африка претерпевает решительную перемену в очертаниях. Три озера снова придвинуты ближе друг к другу, и между двумя из них начинают появляться определенные формы Лунных Гор. Очевидно, эти «Горы Луны» как будто вырастают в высь и в ширь. Топси могла бы сказать, что они «с тех пор, небось, подросли» 12.

Следующая карта показывает нам работу некоего Себастиана Кабо, топографа XVI столетия. Я не счел за нужное срисовывать изображения слонов, крокодилов, императоров и карликов, которыми этот рисовальщик уснастил свою карту довольно странным образом. Три озера опять стали рядом, а Лунные Горы живописно поставлены во главе каждой из рек, но самый материк как будто расшатался, судя по неопределенности его очертаний.

С шестнадцатого века до половины девятнадцатого очень мало прибавилось сведений касательно истоков Нила, что доказывается, между прочим, школьными атласами нашей юности, из которых один прилагаю ниже. На этой карте замечается уже решительный регресс, благодаря тупоумию ее составителя. Все сведения насчет истоков Нила, собираемые со времен Гомера до семнадцатого века включительно, — уничтожены одним взмахом пера: все озера [284] вычеркнуты, а Лунные Горы тянутся примерно от 5° до 10° к северу от экватора, начинаясь у 20° долготы и кончаясь у Адена. Мы положительно обязаны картографам своим невежеством. Чуть только на карте появляется новая, живая черта, верная действительности, как уже в следующем издании вы ее больше не найдете,

Своеволие самоновейших рисовальщиков ничуть не меньше того, которым отличались их предшественники. Так, наприм., на одной недавней немецкой карте, считающейся наилучшею во всей Германии, вовсе уничтожен один большой залив озера Виктории и совершенно прямая линия, чисто из каприза, проведена в таком месте, где берег особенно зазубрен и отличается интересными особенностями конформации, как показано мною в 1875 году; озеро Уриги, открытое Спиком, сдвинуто на восток и отброшено к северу; Укеруэ совсем исковеркано, а на озере Танганейка один большой залив окрещен именем человека, который попал туда после шестерых других путешественников. Озеро Леопольда II чуть-чуть вовсе не стерли е карт, по той причине, что двое немцев, Кунд (?) и Таппенбек, сбились с дороги и никак не могли его найти; по счастью, на ту пору на нем побывал один английский миссионер, и озеро оставили в покое. Английские картографы точно также фантастичны.

Вот например карта, перевернувшая вверх дном все понимания Гомера, Гиппарха, Птоломея и других, изданная в 1819 году Констеблем: разве не позволительно думать, что он составлял ее в припадке острого разлития желчи?

Гуг Муррей, компилятор путешествий по Африке, издал в Лондоне в 1818 году книгу, озаглавленную: «Историческое описание открытий и путешествий по Африке»; так как он был трудолюбивый собиратель всех сведений, какие могли ему доставить наилучшие писатели двадцати веков, я намерен воспользоваться его трудами. Вот что он говорит:

«Геродоту, по-видимому, источники Нила известны были до более высоких пределов нежели нынешним европейцам».

«От Элефантины, в южной оконечности Египта (Ассуане) до Мероэ, столицы Эфиопии, насчитывалось пятьдесят два дня ходу, да столько же от Мероэ до области «Automolos», т. е. сильных 13, что составляет всего сто четыре дня пути. Страны, лежавшие далее внутрь области были ему известны лишь по очень краткому рассказу о «Странствиях Нассамонян». Река, к которой эти странники были [285] приведены, текла на восток, и Геродот полагает, что это был Нил, но, по мнению других, то был Нигер. В этом месте она действительно протекает с запада на восток и потому довольно естественно, что ее сочли одним из главных рукавов Нила».

«Эратосфен сравнивал Африку с трапецией, одну из сторон которой образует Средиземное море, другую Нил, третьей, наиболее длинной стороной, считался южный берег, а наиболее короткою — западный. Древние так мало были знакомы с протяжением Африки, что Плиний называет ее наименьшим из материков, считая ее меньше Европы. Они считали Нил пределом обитаемого мира в Африке и потому полагали этот предел там, где кончался дальнейший из пунктов реки, исследованной путешественниками. Этот пункт считался за три тысячи стадий от Мероэ (от трех до четырех сот миль). По-видимому, древние отлично знали о существовании двух больших рек, исходящих от озер и называемых Астаборас и Астапус, из коих последняя (Белый Нил) выходит из южнейшего озера, сильно разливается во время летних дождей и доставляет тогда наибольшее количество воды в нильское русло».

«Не менее географической школы Эратосфена знаменита была школа Птоломея. Она выказывает даже некоторое расширение фактических знаний, хотя оно далеко не всегда сопровождалось более здравыми понятиями насчет стран еще не открытых. Птоломей чуть ли не первый выразил правильное понятие об общем течении Нила и отнес его источники к громадному хребту Гор Луны. Но зато он свою Центральную Эфиопию (Ethiopia interior) отодвинул гораздо далее на юг, за экватор, поместив ее дочти на широте Раптума (Кильуа?)».

Настоятель аббатства Нёвиль-ле-Дам (Neuville les Dames et de Prevessin), напечатавший выдержки из путешествия отца Жерома Лобо, португальского иезуита, пускается в длинное и толковое рассуждение о Ниле, из которого и мы, в свою очередь, сделаем несколько выписок. Он говорит:

«Величайшие из людей древности страстно желали найти источники Нила, полагая, что после славной боевой жизни и целого ряда побед, для полноты славы нужно бы сделать еще это открытие. Камбиз потратил не мало времени и потерял много народу в попытках разыскать эти истоки».

«Когда Александр Великий приходил вопрошать Юпитера Аммонского, первым его вопросом было, — откуда возникает Нил; и когда он стал лагерем на берегах Инда, он думал, что наконец нашел искомое. [286]

«Птоломей Филадельф пошел войной на Эфиопию с целью подняться до верховьев Нила. Он взял город Аксум, как явствует из надписей, сохраненных Косьмою Индоплюстом, который копировал их в царствование императора Юстина I».

«Лукан в своей книге «Фарсалия» влагает в уста Цезаря слова, что он охотно отказался бы от войны с своею отчизной, если бы ему посчастливилось увидеть первоначальные источники Нила:

«Nihil est quod noscere malim,
Quam fluvii causas per saecula tanta latentes,
Ignotumque caput: spes sit mihi certa videndi
Niliacos fontes; bellum civile relinquam».

«Нерон был одушевлен жаждою такой же славы и послал целые армии на эти поиски; но получил донесения в том смысле, что на это никакой надежды не имеется».

«И так, древние, тщетно добиваясь открытия истоков Нила, пытались облечь свое невежество таинственностью и создали на этот счет целый ряд басен. В этом смысле грешили даже истолкователи священного писания; так как они знали одну только Эфиопию, африканскую, то под именем реки Гихона, упоминаемой в Книге Бытия, думали видеть Нил; ибо не могли же они противоречить словам Писания, а там сказано, что Гихон берет начало в земном раю и орошает землю страны Хуз; поэтому полагали, что он протекает под землею и под морями и снова появляется на поверхности земли в Эфиопии. И сколько было умных людей, старавшихся разрешить эту загадку! И сколько различных систем они насочинили! Епископ Авраншский в своем сочинении «О земном рае» доказывает, что Гихон есть восточный приток Евфрата, текущий из страны Эдема чрез страну Хуз, ныне называемую Чиз-ислам. Он прибавляет, что по Гомеру, эта река произошла от Юпитера и зовет ее «божественным даром». Это подало повод Плинию, говоря об одной реке, имени которой он впрочем не упоминает, рассказать, что истоки ее на небесах именно под троном Юпитера. После этого все египетские, эфиопские и абиссинские писатели и гимно-софисты, видя что это река божественная, сочли себя обязанными поддерживать все ходившие о ней басни, даже и самые нелепые. Поэтому, раз что поэты приписывали Нилу божественное происхождение, неудивительно, что египтяне, которые ему были обязаны плодородием своей почвы, строили ему храмы, воздвигали алтари, учреждали в честь его особые празднества и наконец обожали его под именем Озириса».

«Евреи и магометане, хотя далеко не язычники, считали воды [287] Нила священными, а племя Агавов, живущее близь его истоков, все еще приносит ему жертвы, хотя и приняло христианство. Таким образом упрямство и тщеславие поддерживают суеверия и предрассудки, возникшие под влиянием невежества и дикости».

«Название Нила менялось в разное время и в различных странах:

«Nee ante Nilus, quam se totum aquis concordibus rursus junxit. Sic quoque etiam mim Siris, ut ante, nominatus per aliquos in totum Homero AEgyptus, aliisque Triton». Плиний вовсе не говорит (а другие говорили), что именем Египта обозначался сперва Нил, а говорит напротив, что сама страна называлась прежде Нилом и река получила свое название от стран, ею орошаемых. Гезихий же утверждает, что реку звали прежде Египтом и что от нее пошло название страны (AEgyptus, Nilus fluvius a quo radio a recentioribus AEgyptus est appellata). Однако же «Египет» не первое из присвоенных реке имен: прежде ее звали «Океаном» (Оцеанус), затем «Этус» (Aetus) или «Аквиля» (Aquila) и наконец Египтом, или Тритоном, вследствие этих трех имен, теперь же, как грекам, так и латинским народам она известна под именем Нила. Согласно Плинию, Нил называется «Сирисом» в том месте, где он протекает через страну Сиэну. Египтяне, полагающие, что их отчизна своим плодородием, своими продуктами и всем благосостоянием обязана Нилу, называют его Спасителем, Солнцем, Богом, — иногда Отцом. На языке эфиопских ученых он называется Гион, и Плиний полагает, что это название произошло от Гихона, о котором Моисей упоминает при описании земного рая, — «Et nomen flavii fecund! Gihon: ipse qui circumit omnem terram AEthiopiae». — Ватебль, объясняя слово «Кузэх» или Эфиопия говорит что оно должно обозначать восточную часть Эфиопии, de «AEthiopia orientali intelligit». Нил или Гион далеко не окружает ни всю Эфиопию, ни всю Абиссинию, но только часть их, образующую королевство Гоям».

«Теперь легко будет доказать как много неправильных предположений, как много ложных представлений составилось об этом предмете. И однако ж до сих пор столько людей еще крепко держатся старины, что не хотят верить тем, кто сам побывал в тех местах, собственными глазами все видел и доподлинно имеет возможность опровергнуть то, что древние писали. В старину не только трудно, но даже совсем нельзя было дойти до истоков Нила подымаясь вверх по течению самой реки: каждый, кто пытался это сделать, натыкался на пороги, водопады, приходил в отчаяние и полагая что ни ему, никому другому никогда не удастся добраться [288] до источников, выдумывал на этот счет всякие небылицы. Позволю себе прибавить что ни греки, ни римляне (от которых мы только и заимствовали все наши сведения) никогда не направляли сюда своих завоевательных замыслов, ничего не слыхивали о множестве варварских народов, живущих вдоль великой реки; что страна в которой Нил берет начало, и все сопредельные ей страны, обитаемы лишь народами дикими и невежественными; что добраться туда можно не иначе, как перейдя высочайшие горы, дремучие леса и пустыни, наполненные дикими зверями, которые едва находят там чем питаться. Но если бы люди, столько раз пытавшиеся проникнуть к источникам Нила, пошли туда со стороны Черного Моря, то с гораздо меньшею потерей трудов и издержек они нашли бы то, чего искали».

Зная теперь, что древние говорили и думали об истоках Нила, посмотрим, что можно узнать об этом предмете у арабских авторов.

Следующие выписки заимствованы нами из рукописи, находящейся во владении его превосходительства Али-паши Мубарека, нынешнего министра народного просвещения в Египте. Имя составителя этой рукописи неизвестно, на ней обозначено только время писания — 1098 год от Магомета, т. е. по нашему 1686 год от Р. X.

Рукопись эта переведена на английский язык мистером Вандиком, преподавателем английского языка в правительственных школах, в Каире.

«Абу-эль-фадель, сын Кадемы, в книге своей говорит, что «всех рек в пределах обитаемого мира числом 228. Некоторые текут, подобно Нилу, с юга на север, другие с востока на запад, иди с севера на юг, а иные текут еще и так и иначе, подобно Евфрату и Гихону». Далее он говорит: Что до Нила, он идет из гор Гумр (Камар) по ту сторону экватора, из такого источника, который дает начало десяти рекам, из которых каждые пять рек собираются в одно большое озеро, а из каждого из двух озер вытекает опять по две реки; потом все эти четыре реки соединяются в одно великое озеро, в первой зоне, a из этого озера вытекает Нил».

«Автор книги, называемой «Желание путника» говорит, что это озеро зовется озером «Ликури» 14, по имени одного суданского племени, живущего в его окрестностях, и состоящего из диких [289] варваров и людоедов. Из этого озера течет река Гарна и абиссинская река. По выходе из озера, Нил протекает по стране Ликури, а потом по стране Меннан — другого суданского племени — между Хартумом и Нубиею».

«Дойдя до Донголы, столицы Нубии, Нил поворачивает на запад и достигает второй зоны. Здесь по берегам реки живут нубийцы, а на самой реке много больших островов, хорошо обработанных, с городами и селениями; нубийские суда доходят до этого места с верховьев Нила, между тем как суда верхнего Египта доходят сюда вверх по течению, но далее ни те ни другие не могут идти, иначе как во время разлива реки, по причине подводных скал и порогов, заграждающих реку поперек. Отсюда Нил направляется к северу и проходит мимо восточной стороны Ассуана, в Верхнем Египте. Затем он течет между двумя горными цепями, окаймляющими Египет с востока и запада, до города Фостата; отсюда он идет к северу еще на один день пути и разделяется на две ветви; из них одна впадает в Средиземное море у Дамиетты и называется восточным рукавом, а другая, составляющая главное русло Нила, проходит дальше и изливается в Средиземное море у Розетты, называясь западным рукавом».

«Длина Нила от истоков до устья исчислена в 3.748 парасангов 15. Говорят, что он протекает четыре месяца по странам необитаемым, по суданским землям два месяца, a по мусульманским один месяц. Никакая другая река не прибывает в то время как все остальные убывают; ибо только Нил разливается в сухое время года, именно когда солнце вступает в знаки Рака, Льва и Девы».

«Говорят, что у этой реки есть притоки. Рассказывают, что разлив ее зависит от снегов, тающих летом, и насколько был силен снегопад, настолько же будет велика и полая вода. Иные говорят, будто вода в ней прибывает от различного направления ветров; так например, если сильный ветер дует с севера, он волнует Средиземное море, гонит его воды обратно в русло Нила, и тогда воды выступают из берегов; когда же ветер дует с юга, Средиземное море утихает, перестает подпирать собою течение реки и Нил снова изливает в него свои воды».

«Иные говорят, что поднятие нильских вод происходит от [290] родников по его берегам, будто бы виденных путешественниками, заходившими к самым верховьям».

«Другие утверждают, что Нил течет из снеговых гор того хребта, что называется Каф; что он проходит чрез Зеленое Море, течет через золотые и серебряные рудники, через залежи изумрудов и рубинов, все дальше течет, покуда не дойдет до озера Зенг (Занзибар); и еще говорят, что если бы он не проходил через соленое море и не смешивал с ним своих вод, то их нельзя было бы пить, так они сладки».

«Существуют разные предположения на счет происхождения слова «Гумр». Иные находят, что его следует произносить «Камар», что означает месяц (луну); но путешественник Те-Тарши говорит, что горы получили такое название оттого, что «от великого сияния их помрачается зрение». Гора Гумр и к востоку и к западу простирается очень далеко и обе ее стороны необитаемы. Южные склоны ее даже совершенно пустынны. Этот высокий хребет имеет вершины еще более высокие, а также цепи вершин более низких. Рассказывают, что какие-то люди доходили до этих гор, забирались на самый гребень хребта, смотрели вниз на противоположную сторону и там видели море с очень мутными волнами, темное как ночь, а через это море протекает поток, светлый как день, и он входит в горы с севера и течет мимо могилы великого Гермеса, а тот Гермес есть пророк Идриси (Энох).

«Говорят, что в том месте Идриси построил храм. И какие-то люди взошли на гору и один из них начал хохотать и хлопать в ладоши 16, и бросился головою вниз по ту сторону горы. Остальные побоялись, как бы и с ними не случилось того же и потому поспешили уйти обратно. Очевидцы говорили, что видели там снег, блестящий как белое серебро при ярком свете 17. Кто смотрел на этот снег, тот притягивался к нему неотразимою силой и оставался как бы прикованный покуда не умирал. И это называют «человеческим магнетизмом».

«Существует сказание, что некоторый царь послал экспедицию для отыскания истоков Нила; посланные люди пришли к медным горам и когда взошло солнце, лучи его, отражаясь от гор, были так сильны, что сожгли тех людей. Согласно другому сказанию люди пришли к горам как бы из светлого хрусталя и когда [291] лучи солнца отразились в них, люди сгорели. Другие говорят еще, что гора Гумр стоит на острове того же имени. Против нее простирается земля Серендиб 18, длиною на четыре месяца ходу, шириною двадцать дней, а в этих горах водится птица «гимра».

«Автор книги, называемой «Зеркало Веков», говорит так: Хамид, сын Бахтиаров, убедился, что источник всех источников находится в горе Гумр. Из этого источника берут начало десять рек и одна из них Нил. Говорят, что Нил проходит через всю первую зону и через вторую зону, и что длина его от истока до слияния с Средиземным морем равняется трем тысячам парасангов. Некоторые думали, что эти источники бывают причиною поднятия вод в Ниле; другие полагают — и с большим вероятием — что причиною тому великое обилие дождей и потоков в Абиссинии и Нубии, а разница во времени этих явлений с разлитием Нила в Египте определяется великим расстоянием. Все другие реки текут к югу, между тем как Нил направляется к северу, равно как и река Оронте в северной Сирии близь Гамата».

«Те-Фарши говорит: астрономы считают что Нил до ту сторону экватора простирается до 11 1/2о, а по сю сторону идет до 30° северной шпроты, у Дамиетты. От истока до устьев он занимает около 41 1/3°, а протяжения имеет, принимая в расчет все его извивы, 8.614 1/2 миль. Он весьма значительно отклоняется и на восток, и на запад. «Ахмет, сын Те-Фаршиев, в книге: «Описание Нила» говорит: историки рассказывают что Адам даровал Нил сыну своему Сифу, и Нил остался во владении сих чад пророчества и веры, и пришли они в Египет (Каир), который тогда назвался Люль, и стали жить в горах. После них остался сын Кенаан, а потом его сын Махалиил, и его сын Яуд, и его сын Хаму, и его сын Гермес, который есть пророк Идриси 19. Идриси завел в стране законы и порядок. Нил разливаясь затоплял их селения, и тогда они спасались в горах, уходили на высокие места и там оставались покуда не сойдет полая вода; потом приходили и насаждали и засевали все места оставшиеся обнаженными (после разлива). Идриси собрал народ египетский и повел его к первому источнику Нила 20; там они занялись упорядочением земли и воды, срыли высокие места, подняли низкие и сделали все согласно законам астрономии [292] и геометрии. Идриси был первый человек, говоривший и писавший об этих науках. Он отправился потом в Абиссинию и Нубию, и там собрал народ, и расширял или стеснял течение Нила, судя по тому, где как нужнее было, по степени быстроты или тихости течения. Он умел вычислить даже объем воды и скорость течения»

Он первый из людей, устроивший течение Нила в Египте. Во дни Ам-Каама, одного из царей египетских, Идриси был взят живым на небо. Он напророчил людям потоп, а сам остался по ту сторону экватора и построил себе дворец на склонах горы Гумр 21. Дворец был весь из меди и было там восемьдесят пять медных статуй, а воды Нила пропущены были через них и изливаясь изо ртов этих статуй, текли в большое озеро, а оттуда в Египет».

«Идиар-Эль Уади говорит, что «вдоль Нила два месяца пути по мусульманским землям и четыре месяца пути по странам необитаемым; что он берет начало от горы Гумр, по ту сторону экватора, выходит на свет из недр потока тьмы и течет вдоль подножия горы Гумр».

«Могаммед, пророк божий, гласит:

«Нил идет из садов Рая и если бы вы могли видеть его тотчас по выхождении оттуда, вы бы нашли еще в нем райские листья».

«Упомянутый выше царь Ам-Каам, есть Гермес I. Диаволы вознесли его на эту гору, именуемую Гумр, и он видел оттуда как Нил выходит из Черного моря и входит в гору Гумр. На склонах горы царь Ам-Каам построил дворец и в нем восемьдесят пять статуй, в которые он провел всю воду какая есть в горе, устроив для этого сводчатые протоки, по которым вода текла в статуи, и из ртов изливалась в определенном количестве, и заранее исчисленном кубическом объеме. Изо ртов статуй воды текли сначала во многие реки, из которых образовалось великое Центральное озеро 22. Вокруг этого озера находится страна Судан и столица ее, большой город Гарма. В великом озере стоит гора, которая пересекает его и тянется из него к северо-западу 23. Из этой горы выходит Нил и течет на месяц пути до страны Нубии, где он разделяется на два рукава и один из них отходит далеко [293] к западу и омывает большую часть страны, называемой Судан: a другой рукав течет далее к Египту, за Ассуаном делится еще на четыре рукава и впадает в море у Дамиетты и Александрии. Говорят, что из этих последних рукавов только три вливаются в Средиземное море, четвертый же впадает в соленое озеро и оттуда направляется к Александрии.

«Говорят что реки Сихон, Гихон, Нил и Евфрат выходят из-под зеленого яшмового свода, находящегося внутри горы, а та гора близь Темного моря 24. Что воды их у истоков слаще меда и благовоннее мускуса, но что далее по течению они изменяются.

Шейх Иззедин, сын Ибн-Гамаров, говорит в своей книге о врачебной науке (я списывал с его собственноручной рукописи) что истоки Нила вытекают из горы Гумр по ту сторону экватора на 11°20'. Из этой горы от разных источников исходят десять рек; из них до пяти рек вливаются в большие круглые озера, которые от крайних пределов необитаемой страны к западу отстоят на 57°, а от экватора на 7°31' к югу; и оба эти озера одинаковы, имея до 5° в диаметре. Из каждого из этих двух озер течет по две реки, вливающиеся в одно большое озеро в первом поясе. Оно отстоит от необитаемых западных стран на 58°30', а от экватора к северу на 2°. Каждая из помянутых четырех рек отдельно впадает в великое озеро, из него же выходит одна только река, которая есть Нил. Она протекает чрез страну в Нубию и там сливается с другою рекой, которая выходит из другого источника близь экватора и из другого большого круглого озера, имеющего в диаметре 3°, а от западных пределов стран необитаемых отстоящего на 71°.

«Пройдя через великий город Каир, река доходит до города Шетануфа, где разделяется на две ветви, обе текущие в соленое море; одна из ветвей называется рекою Розетты, другая рекою Дамиетты. Эта дойдя до Маасуры, посылает от себя новую ветвь, которая называется Эшмун и впадает в озеро, а другая протекает в Дамиетту и там впадает в соленое море; и вот изображение плана горы Гумр.

«Историк Эль-Гахез в своем описании стран говорит, что истоки реки Синда 25 и реки Нила должны быть из одного места, и что он пришел к этому заключению до той причине что «обе реки прибывают в одно и тоже время, и в обеих одинаково [294] водятся крокодилы, и по берегам их одинаковый способ возделывания земли». Историк Маши в своей «Истории Египта» говорит, что в области Тегале есть суданское племя того же имени, на земле которого золото проступает на поверхность почвы, а Нил там делится на два русла и одна ветвь есть Нил египетский, другая же, зеленого цвета, течет на восток, проходит через соленое море до берегов Синда и называется рекою Мехараам.

«Озеро, в которое изливаются воды, называется Билиа 26. Часть нильских вод течет по суданской стране, проходит на восток от Кусседа, вдоль подошвы одной из тамошних гор, и доходит до экватора; там опять проходит через озеро и поворачивает на запад в страну Лекнур, а оттуда на север до самого великого океана. Потом идет в страну Абиссинию, оттуда в страну Судан, на восток от Донголы, далее до водопадов Ассуана и наконец впадает в Средиземное море.

«Макриси говорит: «На этот счет все мнения сходятся на одном, — Нил идет из горы Гумр». Еще Макриси говорит, что «Мерка-иль, сын Дубор-иля сына Гарабатова, сына Азфузанова, сына Адамова, придя в Египет с товарищами из племени Арабат, поселились в Египте, построили город Ассус и другие города, и стали прорывать каналы, чтобы проводить по ним нильскую воду, потому что до того времени Нил имел течение неправильное и разливался по всей стране до пределов Нубии, находившейся под владычеством царя Мекронсэ. Они выправили русло Нила и провели от него каналы к разным построенным ими городам. Один канал провели они к городу Сусану; и когда случился потоп, и миновал, и земля снова обнажилась после потопа, и прошло много времени и наступило царствование Бердашира, сына Бзара, сына Хама, сына Ноева, то нильское русло совершенно испорченное потопом, сызнова было выправлено в другой раз». Но историк Ибн-Уасифша говорит что «когда царствовал Бердашир — первый царь-первосвященник, занимавшийся магией и постигший искусство становиться невидимкою — он послал принца Гермеса к великому озеру 27 откуда течет Нил. И он же, как говорят, привел в порядок течение реки, ибо прежде того она одни места затопляла, а другим не давала орошения».

«Что же до того места где находятся медные истуканы, то их числом пятьдесят восемь и к ним Гермес привел всю воду [295] нильских источников, пропуская ее чрез подземные своды и водоемы, так что вода, исходя из горы Гумр, попадала в истуканы и выливалась из их ртов. Он так распределил и размерил количество воды, чтобы она вытекала лишь насколько нужно для Египта, то есть чтобы она поднималась никак не выше восемнадцати локтей, считая в каждом локте по тридцать два пальца. Иначе Нил обратил бы в болото все те страны, чрез которые он протекает.

«Эль-Уелиду, сыну Ромаха амалекитянина, удалось совершить поход для разыскания истоков Нила. Три года он готовился к этому походу, выступил с многочисленным войском и на пути своем уничтожал все встреченные племена. Он прошел через племена Судана и через страну золота, где видел как золотые палочки вырастают из почвы. Продолжая путь он достиг великого озера 28, в которое впадает Нил, и которое образуется из рек, текущих из-под горы Гумр. Далее он шел до храма Солнца, и пройдя мимо его, достиг горы Гумр иди Камар, которая очень высока. Он говорит, что ее зовут Гумр оттого, что луна только на нее и светит, будучи она по ту сторону экватора 29.

«Он видел как Нил вытекает из-под горы Гумр и образуется из рек, текущих из горы Каф. После того как река пересекает экватор, к ней присоединяются воды потока, идущего из страны Текраана 30 в Индии, а эти воды вытекают из-под горы Гумр и текут в этом направлении. Говорят что река Текраан подобна Нилу: она прибывает и спадает в одно время с ним и в ней водятся такие же рыбы и крокодилы.

«Некоторые люди рассказывали, что когда они были там, то не видели ни солнца, ни луны, но весь свет исходил от Всемилосердого Бога и был подобен сиянию солнца.

«Другие путешественники говорили, что все четыре реки, Гихон, Сихон, Эвфрат и Нил исходят из одного источника, из-под свода в стране золота, которая лежит за Темным морем, и что та страна есть часть земного рая и тот свод из яшмы. Говорят также, что Гиад, один из сынов Ииса, молил Бога указать ему крайний источник Нила. И Бог даровал ему такую способность, и он пришел через темную реку, шагая по воде как по суше, и вода не приставала к ногам его, покуда не пришел под свод. Это сказание я взял из книги Эль-Макриси». [296]

Наилучшее описание я нашел у Шиабеддина, арабского географа, писавшего около 1400 года. Он говорит так:

«Остров Могреб (т. е. Африка) стоит среди морей, омывающих его со всех сторон. С востока он граничит с морем Кульзун (Красное море), на юг и запад с океаном, коего протяжение и пределы одному Богу известны; к северу же он граничит с морем Карз, тем самым, по которому франки приходили в Святую Землю и высаживались на берегу Сирии.

«Посреди острова Могреб простираются пустыни негритянские, отделяющие страну негров от страны берберов. На этом же острове находятся истоки величайшей реки, которой на земле нет подобной. Она выходит из гор Луны, находящихся за экватором. Из этой горы идут многие ключи и они соединяются в большое озеро. Из этого озера выходит Нил, величайшая и прекраснейшая из рек на земле. Многие реки, исходящие из этой великой реки, орошают Нубию, и страну Дженауа. Эта река горизонтально пересекает экватор, проходит чрез Абиссинию, чрез страну Куку, идет на Сиэн, прорезывает пополам Египет во всю его длину и впадает в море между Тунисом и Дамиеттой».

Абдул-Гассан-Али, ибн-эль-Гуссейн, ибн-Али-эль-Массудэ, уроженец города Багдада, пришедший в Египет в 955-м году христианской эры и там покончивший свои счеты с миром и почивший после многих странствований, писал так:

«Я видел в одном землеописании план Нила, текущего из Гор Луны — Джебель Кумр.

«Воды его бьют из двенадцати родников и сливаются в два озера, подобных бассейнам Бассорским. Выйдя из этих озер, потоки сливаются воедино и текут по песчаным и гористым странам.

«Нил протекает чрез ту часть Судана, которая ближе к стране Зендж (Занзибар)».

Когда я окончил переписывание этих любопытных старинных сказаний, я сказал себе: «Как было с древними писателями, также будет и со мной. К чему же мне была большая мудрость? Я увидел, что всякий труд и всякое правое дело ведет лишь к тому, чтобы ему позавидовал ближний. И потому я возненавидел жизнь, ибо труд, совершаемый под солнцем, тяжел, а в сущности все лишь суета и досада для ума».

Следующая выписка любезно переведена для меня его сиятельством графом Ландбургом, шведско-норвежским генеральным консулом в Каире.

«Хамс-Эддин-Абу-Абдала-Могаммед-эд-Димашгэ (род. 1256 г. [297] по P. Хр., умер 1336 г.) в своей географии «Мукбат эдар фэ Аджаиб альбарр уалбар», изданной в 1866 году профессором Мэреном в С.-Петербурге, говорит (на стран. 88-й) в главе о четырех реках Рая:

«Ученые говорят на этот счет, что египетская река, называемая Нилом, та же, что и в Нубии. Она берет начало в Горах Луны, разделяющих обитаемые страны к югу от экватора, именно с южной их стороны, из области неизведанной. В начале из гор вытекают десять источников, стремительно бегущих по десяти долинам, по плотным пескам, среди высоких деревьев. Расстояние между наиболее отдаленными из них, на западе, равняется почти пятнадцати дням, и все они сливаются в два больших озера, отстоящих одно от другого на четыре дня пути. Величина восточного озера, со всеми его горами и островами, имеет окружности четыре дня, если кто захочет обойти его кругом; а величина западного озера, если обойти его кругом, возьмет пять дней ходу. A у обоих тех озер, и на островах их, и по берегам, и в странах, лежащих между помянутыми реками, живут дикие суданские племена, по природе своей сходные со зверьми. Они питаются всем, что попадется, и если поймают человека из другого племени, то и его убьют и съедят, как и всякую дичину. Озера эти занимают пространство от 50° до 56° долготы, считая от источников реки, и от 6° до 7° широты к югу от экватора. Восточное озеро именуется «Куку» или «Темим-эс-Суданис», а западное — «Дамадим», или «Гальджур», или «Хеджеми». Далее, из каждого из этих двух озер вытекает по четыре реки, и они текут по населенным долинам, где живут суданцы. Эти реки протекают близь экватора до широты 7° и все вместе впадают в одно длинное и широкое озеро, называемое «Джавас» и «эль-Джемия» (по-арабски — «собиратель»), а также «Кури» 31 суданцев. Окружность его занимает шесть дней ходу, вместе с островами «Джавас» и «Кури», на которых живут суданцы. Из того озера выходят три большие реки, и одна из них течет на запад и называется «Рана»; другая поворачивает к югу и течет на восток, и зовут ее «эд-Дамадим» или «Мегид-Шу негритянский»; а третья протекает в Нубию и называется «Нил»: она идет к северу и впадает в Средиземное море, тогда как Дамадим течет в Южное море, а река Рана впадает в Западный Океан». [298]

Глава ХХХ.

РУЭНЦОРИ — ЦАРЬ ОБЛАКОВ.

О недавних путешественниках, проглядевших этот горный кряж. — Его классическая история. — Горная цепь, виденная нами с высоты Пизга в 1887 году. — Раздвоенная вершина и снеговой хребет, виденные нами в 1888 и в январе 1889 гг. — Описание хребта. — Долина Семлики. — Описание Руэнцори. — Главные стоки тающих снегов. — Роскошная, плодородная полоса, известная под именем лесов Авамбы или долины Семлики. — Равнины между Мцорой и Мухамбой. — Изменения климата и растительности по мере приближения к холмам, образующим южные предгория Руэнцори. — Северо-западный и западный склоны Руэнцори. — Впечатление, производимое видом Руэнцори. — Почему на Руэнцори так держится снег. — Снеговые поля и обширные гряды обломков. — Создатель Дождя или царь облаков виден лишь урывками. — Как на всех нас повлияло зрелище горных высей и белоснежных пиков Руэнцори.

Покончив со старинными легендами, перейдем теперь к описанию хребта Руэнцори, — как в новейшее время называется он в Африке, среди главных племен, рассеянных в области озер, взамен прежнего классического названия «Лунных Гор», под которым он известен был европейским географам. Как мы уже видели, арабские компиляторы звали его Джебель-Кумр, Гумр или Каммар, т. е. также «Горы Луны». Много веков прошло с тех пор как их видел кто-либо, способный толково передать повесть о своих исследованиях, и может случиться, что еще много дет пройдет, прежде чем их опять увидит путешественник, говорящий по-английски. Путь по Нилу закрыт теперь надолго; с запада все заполонили маньюмы, захватившие громадную площадь земли и все подвигающиеся вперед, на восток и на север а так как они на пути своем только и делают, что жгут, режут и разоряют каждое малейшее селение, то если бы кто затеял еще раз послать туда экспедицию с западного берега, вряд ли в разоренном краю нашлись бы средства к пропитанию сколько-нибудь значительного [299] персонала. Между тем Уара-Суры настолько свирепы и многочисленны, а Уаниоры такие исконные предатели, что путь через Торо возможен только для очень значительных сил. Что же касается до Уганды, распространяющей свое влияние на Удду и Анкори, то все, происходящее там за последнее время, заставляет предполагать, что и с юго-востока едва ли возможно будет пройти; с востока также представляются очень серьезные затруднения. Все это причины сами по себе достаточные; но кроме того следует принять во внимание, что из новейших путешественников решительно никто, — ни сэр Самуэль и леди Бекер, ни Джесси-паша, ни Мезон-бей в 1877 году, ни мы сами в 1887-м, ни Эмин-паша в 1888-м — не видали того, что бы следовало видеть, а потому мне кажется необходимо описать хребет Руэнцори с некоторою подробностью.

Надо сознаться, что с тех мест, где побывал сэр Самуэль Бэкер, Руэнцори должен быть также хорошо виден, как собор Св. Павла с Уестминстерского моста. С другой стороны, когда на пароходе объезжаешь вокруг озера Альберта, как делали Джесси-паша и Мезон-бей, несомненно можно увидать снеговые вершины, конечно в том случае, если они не закутаны густыми облаками и слоями тумана, под которыми эти горные выси скрывают свой величавый венец дней до трехсот в году.

Но принимая во внимание его классическую историю: все басни, сочиненные на его счет, его близкое отношение к почтенному, издревле всем любезному Нилу, реке фараонов, Иосифа, Моисея, пророков, и то, что он дает начало стольким притокам Нила, и самому «Морю Тьмы», т. е. озеру Альберта-Эдуарда, из которого вытекают Семлики, — этот западный Нил, и Кафур, Нил восточный, питающие с одной стороны озеро Альберта, с другой — Викторию-Нил; горный хребет, которому мечтали поклониться и Александр Великий, и Юлий Цезарь, если верить поэтам, и который так редко можно увидать, по милости вечно кутающих его черных туч, а когда наконец увидишь, то в появлении его над безбрежною равниной озер есть что-то таинственное и чудное, потрясающее новейшего путешественника до глубины души; и оригинальное название «Лунных Гор», которых столько веков тщетно разыскивали, и необычайные их размеры, и дикая, несравненная красота, — все вызывает меня на сколько-нибудь обстоятельное описание того, что мы видели. Кто в первый раз в жизни видит перед собою Бернский Оберланд, может ли забыть впечатление, полученное от этого зрелища? А я двадцать два года путешествовал по Африке и не только никогда ничего подобного не видывал, но когда увидел, то это было нечто [300] совершенно неожиданное, единственное в своем роде и настолько интересное по своей истории, что я не могу пройти мимо, — позволю себе остановиться на этом предмете и передать как можно яснее наши впечатления.

В декабре 1887 года, когда мы шли к озеру Альберта, с горы Пизга мы увидели длинную цепь гор, до вершины покрытых лесом, высоту которых мы тогда приблизительно определили от 7.000 до 8.000 футов. Эта цепь тянулась с юго-востока на юг. Возвращаясь с озера в том же декабре, мы вдруг заметили появление на горизонте двух громадных усеченных конусов к югу от нас, с легким отклонением на запад. Нам показалось, что высота их должна быть от 10.000 до 12.000 футов. Мы окрестили их «Близнецами» (раздвоенная вершина) и сильно заинтересовались ими, полагая, что по соседству от них, или между ними и горою Гордон-Беннет должна быть очень живописная местность.

Возвращаясь на Нианзу во второй раз, в апреле 1888 года, мы не видели «Близнецов»; но 25-го мая 1888 года, когда мы отошли от озера часа на два, глазам нашим внезапно представилась громаднейшая белоснежная гора, с центральною массой почти квадратных очертаний, миль на тридцать в длину и совершенно покрытая снегом; по обеим сторонам ее, также миль по тридцати в длину, простирались две цепи гор, на 5.000 футов по ниже ее. В тот день все эго было видно несколько часов кряду. Но на другой же день, когда мы перевалили за плоскогорье, видение исчезло: не видать было никаких следов ни «Близнецов» (раздвоенной вершины) ни снегового хребта.

Возвращаясь на Нианзу в третий раз, в январе 1889 года, и потом живя в Кавалли два с половиною месяца, мы ничего не видали; но в один прекрасный день, по обыкновению вперив глаза в то место где следовало быть снеговому хребту, мы дождались его; все горные цепи разом выступили из-за своего облачного покрова и тысяча пар глаз впились в это дивное зрелище.

Верхняя часть хребта, явственно разделенная на множество пирамидальных пиков с почти кубическими основаниями, на фоне синих небес необычайной чистоты и прозрачности, снизу перепоясанная широкой полосой молочно-белого тумана, казалась как бы плавающей в воздухе, на подобие того «Острова Блаженства», идеального призрака, носящегося между небом и землею, о котором повествует старинная легенда. По мере того, как солнце склонялось к западу, туманный пояс исчезал и призрачное видение оказалось [301] прикрепленным к цепи могучих предгорий и мы ясно могли рассмотреть в бинокли их резкие очертания и даже некоторые крупные подробности. Хотя мы были от него почти за восемьдесят миль, но можно было разглядеть профили лесов по гребням и откосам и округленные очертания древесных групп, растущих то на широких уступах, то по крутым скатам, то по краям обрывов какого-нибудь утеса, нависшего над глубокою пропастью. Мы порешили даже, что обнаженные скалы, освещенные заревом заходящего солнца и сверкавшие вдали на фоне безоблачной небесной лазури, должны быть изкрасно-бурого цвета. От нас хорошо было видно, что тот горный склон, который обращен к нам, почти отвесный и взойти на него вероятно нет никакой возможности; а снеговые поля, казавшиеся отсюда просто белыми пятнами, во многих местах сходили перистыми побегами гораздо ниже гребня той обнаженной цепи, которая тянулась между главным хребтом и грядою холмов Балегга, за двенадцать миль от нас, и над которой Руэнцори, на шестьдесят пять миль дальше, возвышал свои громады.

Должно думать, что прозрачность атмосферы — явление редкое в здешней местности и что если бы мы побывали тут мимоходом, как и другие путешественники, то по всей вероятности Руэнцори еще долее оставался бы в неизвестности.

В мае месяце 1889 года, пока мы шли на юг вдоль западных склонов гор Мазамбони и Балегга, снеговой хребет часто показывался, почти каждый день, но только не целиком, а урывками: то вдруг в вышине очистится снеговой пик, то громадное плечо выдвинется, то смутно обрисовываются ряды глав, или же только нижние части хребта на виду. Снег сиял проблесками из за темных облаков, или сами горные обрывы чернели, опоясанные тучами и угрожали бурей и дождем. Лишь изредка весь хребет обнажался разом и тогда необыкновенно резкие его очертания дозволяли нам заранее набрасывать на бумагу наш будущий маршрут.

И все-таки мы еще плохо понимали характер местности пока не переправились через реку Семлики: только пройдя значительную часть густого, высокоствольного леса, растущего в тепличной атмосфере долины Семлики, могли мы вникнуть в дело как следует.

Для среднего европейского читателя, я полагаю, легко будет постигнуть характер долины Семлики и окаймляющих ее гор, если я скажу, что средняя ширина ее равняется расстоянию от Дувра до Калэ, а длина такова как от Дувра до Плимута или от [302] Дункирхена до С.-Мало, на французском берегу. Со стороны Англии, положим, тянутся холмы Балегга и волнистое плато, возвышающееся на 3.000 и до 3.500 футов над уровнем долины. На противоположном берегу горы высятся от 3.000 до 15.500 футов над долиной.

Руэнцори занимает около девяноста миль протяжения на восток, и стоит неприступной твердыней, с северо-востока стерегущей пути к Альберт-Нианзе и к долине Семлики, а с юга защищающей своими гигантскими бастионами весь бассейн озера Альберта-Эдуарда. Если мы вообразим себя пассажирами, плывущими на пароходе по озеру Альберта к югу (в ясную погоду); то нам хребет Руэнцори представится стеною, идущею с востока на запад; путешественнику, смотрящему на него с южной стороны, он покажется неодолимою преградой к северу. Если же смотреть на него с западного плато, от Балегга, то плоскогорье Униоро, постепенно подымающееся, будет казаться гласисом этой крепости, нижним скатом хребта. Западный склон страшно крут и обрывист, по-видимому неприступен, а с юга хребет посылает массу отрогов и горных цепей, постепенно спускающихся в бассейн озера Альберта-Эдуарда. С восточной стороны хребет представляет наиболее прерывистых и так сказать шероховатых линий: он посылает от себя уже более низкие гряды скал и отрогов, и кроме того с этой стороны разбросаны, на подобие сторожевых башен, одинокие вершины, как например гора Гордон-Беннет, от 14 до 15.000 футов высоты, и почти такая же высокая гора Меккиннон. Такова общая топография области Руэнцори.

Главные стоки снежного хребта обращены к западу, в долину Семлики, и на юг, в озеро Альберта-Эдуарда. Реки Катонга, текущая в озеро Виктории, и Кефур, впадающая в Викторию-Нил, берут начало с восточной стороны Руэнцори. Река Мисисси, впадающая в озеро Альберта, выходит с северного склона гор.

Идя на юг долиною Семлики и потом берегами озера Альберта-Эдуарда, я насчитал шестьдесят две речки, истекающие из одного Руэнцори; из них наиболее значительные Рами, Рубуту, Сенгири, Рамилюлю, Бутаху, Русируби, Руими, впадающие в Семлики; и Рувераи, Нямагасани, Униамуамби, Рукоки, Исонги и Русанго, текущие в озеро Альберта-Эдуарда.

Высота уровня озер, определяемая точкою кипения, оказалась для верхнего озера (Альберт-Эдуард) на 3.307 футов выше уровня моря, а для озера Альберта на 2.350 футов. — Таким образом, на протяжении около 150 миль речной долины, является разница уровня [303] в 957 футов. Из этого следует, что, помимо очень сильного течения и замеченных нами порогов, на реке Семлики должно быть несколько больших водопадов на пути от одного озера к другому.

Долина Семлики носит тепличный характер лишь на протяжении каких-нибудь сорока миль. Та часть ее, которая подвергается бурным ветрам с озера Альберта, по-видимому покрыта тощею почвой, потому что ничего не производит кроме жидкой акации и горькой травы, от которой даже скот отворачивается. Но между этою полосой и местностью, подходящей к берегам верхнего озера, залегает такая плодородная и жирная почва, каких немного найдется на земном шаре. Этот факт давно уже известен туземцам, судя по тому какое множество разных народцев налезло сюда для расчисток по лесным чащам и для разведения бананов, простых и фиговых. Невозможно здесь пройти ни одной мили, в каком бы то ни было направлении, чтобы не наткнуться на великолепнейшую рощу фиговых бананов, ломящуюся под тяжестью превосходных плодов. Ни в одной части Африки, ни даже в Уганде, я не встречал такого обилия пищи. Здесь можно бы прокормить до отвалу хоть десять таких караванов, какой я вел за собой. Фиговые бананы, достигая полной зрелости, были от двенадцати до восемнадцати дюймов в длину, а толщиною в верхнюю часть руки здорового человека.

Мы шли шестнадцать дней по этому роскошному лесу, общее название которого Авамба, по имени преобладающего племени. За это время выпало на нас десять отдельных дождей, из которых некоторые продолжались более девяти часов кряду, а гром был слышен всякий день. Когда мы, выйдя из лесу, пошли по травянистым лугам предгорья, вдоль передовой цепи гор, то с высоты нескольких сот футов нам видно было что лес сплошной массой простирается во все стороны, насколько можно было охватить глазом, и темная зелень его разнообразилась лишь более светлыми тонами банановых плантаций. Местами заметны были узкие перерывы, обозначавшие течение горных потоков, но местность была почти ровная, изредка слегка холмистая, и над всею долиной медленно ходили широкие волны белоснежного тумана: они то сливались, то клубились, то образовали сплошной покров, точно как облака на небе. Все это было очень досадно для нас, жаждавших рассмотреть как можно больше видов и поближе узнать окружавший нас своеобразный мир; (но в тоже время мы догадывались о причинах (непомерного обилия растительности с одной стороны и необычайной [304] застенчивости Руэнцори — с другой. В этой части долины совсем не было ветров, нечему отгонять паров, нечем расчищать атмосферу: благодаря длине и высоте горного хребта, целая четверть компасного круга во весь год оставалась защищенною от всякого дуновения с востока на юг: вечные туманы и пары скоплялись в долине, медленно, подымались кверху, и достигая холодного пояса верхних слоев атмосферы, падали оттуда обильными дождями. С севера на запад горный хребет загораживает долину от северных ветров и способствует поддержанию в ней того ровного тепла, которое благоприятствует произведению всяких чудес растительности. Когда мы располагались лагерем в этих местах, дым от наших костров положительно выедал нам глаза и душил нас, потому что стлался по земле, а вверх ему никакого ходу не было. Долина Семлики представляет собою естественную оранжерею: непрерывно исходящие из почвы теплые пары окутывают ее круглый год и что же удивительного что растительность, находя здесь все условия, потребные для своего наилучшего питания и развития, достигает тут полнейшего обилия и красоты. Там, где гумус залегает глубоко, вырастает высокоствольный лес е непроницаемою чащей подлеска, причем деревья перевиты, связаны и перепутаны между собою, а иногда совсем спрятаны в массе вьющихся и лазящих лиан и деревянистых кустарников; там, где слой гумуса потоньше, как например у подошвы предгорий, вырастают целые трущобы тростников, вышиною от десяти до пятнадцати футов, роскошно цветущих и совершенно непроницаемых. Каждый древесный ствол одет сплошною зеленью нежных мхов, унизанных каплями росы; каждый древовидный папоротник, всякая горизонтально-выступающая ветка покрыта орхидеями и широкими листьями «слоновых ушей». Каждый утес, каждый камень устлан лишайниками, и если в нем есть хоть малейшая щель или впадина, она тотчас наполняется целым миром мелких тропических растений. Словом сказать — повсюду, кроме разве отвесной стены недавнего обвала, растительная жизнь проявляет изумительную силу и разнообразие оттенков, зелени, форм и характера.

За день до окончательного выхода из лесу мы с удивлением замечали разные любопытные и новые подробности, производимые этою натуральною теплицей. Так, например, между селениями Мтарега и Улегга нас поразила толщина стволов у диких бананов, доходившая до восемнадцати дюймов в диаметре, на два фута от земли. Листья, собранные пучком на верхушке ствола, распадались оттуда грациозным зонтиком, образуя тенистый шатер; каждый [305] лист в два фута ширины и десять футов длины; мягко отгибаясь во все стороны, они окружали соцветие, расположенное на самой верхушке на подобие розеток, из которых свешивались крупные кисти тычинок. Я не знаю, где кончается линия распространения этих диких бананов; однако замечал, что выше 8.000 футов над ур. моря они становятся реже. Древовидные папоротники, вышиною до тридцати футов, узкими рощами выполняли собою влажные лощины и берега ручьев, между тем как бесчисленное множество травянистых папоротников всевозможных фасонов росло везде по сторонам, как бы в доказательство своего близкого родства с гигантскими представителями семейства папоротников. Далее обращали на себя внимание длиннейшие каламусы, цеплявшиеся с одного дерева за другое. По соседству с зарослями папоротников росли особенно высокие деревья, и в разветвлениях их сидело особенно много орхидей; горизонтальные ветви были густо усажены «слоновыми ушами» все деревья задрапированы мягкими зелеными мхами, которые казались насквозь промокшими от чрезмерной влажности и на конце каждой шелковистой былинки несли по прозрачной капельке.

Лесная область собственно кончается при входе в Улеггу, но все пространство между нею и Мцорой так хорошо обработано и занято такою густой растительностью, что только пройдя Мцору, мы догадались, что окончательно вышли из лесу и вступили в страну другой формации. Глядя на запад-северо-запад, мы замечаем начало буроватой луговой равнины, совершенно похожей на ту, что окаймляет озеро Альберта с южной стороны. Это место на вид совеем плоское, представляется как бы дном только что высохшего озера и так продолжается вплоть до самого озера Альберт-Эдуард-Нианзы.

От Мцоры до Мухамбы мы шли краем низменной равнины, или прежнего дна северной части южной Нианзы; но за Мухамбой стали забирать в гору, во избежание длинной, извилистой дороги, огибающей мыс Сангуэ-Мирембэ.

По мере того как мы подвигались к юго-западу по этим холмам, мы стали замечать, что не только долина Семлики изменила свой характер, но и склоны Руэнцори тоже изменились. Вместо густых лесов, покрывавших передние склоны и лощины, вместо банановых рощ, зарости папоротников, и общего обилия и сочности растительной жизни, холмы и откосы оделись нежными луговыми травами, а в лицо нам повеяло здоровым, свежим ветром, — и как мы благодарили судьбу за то, что выбрались наконец из этой горячей бани!

Но дня через два настала еще другая перемена. Воздух был [306] гораздо суше, а общий вид пейзажа производил впечатление страны бездождной, как будто почва истощилась и выгорела. Трава пошла сухощавая и непитательная, а по откосам закругленных холмов росли какие-то бурые кусты кирпичного оттенка. Деревья стали редки, да и те какие-то уродливые, с искривленными ветвями и бледною, некрасивою зеленью оливкового цвета. Все показывало, что почва истощена или выжжена ежегодными степными пожарами, и что не взирая на обильные периодические дожди, растительность не находит здесь условий благоприятных для своего развития. Как эти холмы, образующие южные покатости Руэнцори, так и равнина, тянущаяся между их подошвой и озером Альберта-Эдуарда, имеют вид тощий, безлесный и непривлекательный. Хотя растительность их различна, но и здесь и там она указывает на бесплодную почву пропитанную солью и производящую лишь сухощавые молочаи, да акации, источающие камедь. Таков общий характер бывшего русла Нианзы.

Словом, северо-западная и западная сторона Руэнцори, орошаемые почти ежедневными дождями и освежительными росами, пользуются вечною весной и одеты вечною зеленью; южная и юго-западная стороны имеют резко определенные периоды дождей и засухи, и если застать их в сухое время года, то трудно себе вообразить более полный контраст чем эти два состояния пышности и истощения природы.

Я думаю не мало найдется людей и помимо меня, которые согласятся с тем, что вид какого-нибудь древнего здания или памятника, — будь то пирамида, сфинкс, афинский парфенон, пальмирский храм солнца, дворец в Персеполисе или просто старинный английский замок, — возбуждает в душе совершенно особые чувства. Эта почтенность подобных зданий, которую может придать только давность их, а также воспоминания о людях, которые их строили, созидали, жили тут, действовали, и так давно отошли к праотцам, и всеми позабыты, — все это действует на воображение и невольно будит симпатии. Хочется узнать историю этих мест и в душе трепещет смутная и радостная гордость, что вот и мы, смертные, можем созидать вещи, которые так долго живут... Но во сколько же раз сильнее и возвышеннее то волнение, которое возбуждается зрелищем древних твердынь Руэнцори, существующих в течение неисчислимых тысячелетий! Подумать только, сколько нужно было времени на то, чтобы тающие снега проточили себе сквозь скалистые гребни хребта все эти лощины и ущелья, глубиною в сотни сажен; или сколько понадобилось веков на то, чтобы с высот и склонов накопилось столько обломков и наносов, [307] выстилающих например долину Семлики и равнины Нианз; мысль теряется в этой бездне веков, протекших со времени поднятия Руэнцори из недр земли и в ответ на внутренний голос, как бы говорящий мне: «а ты где был, когда создавалась земля? Отвечай, коли ты разумное существо!» — я проникаюсь глубочайшим благоговением и радостною благодарностью за то, что мне довелось все это увидеть.

Иного рода чувства, но тоже сильные, поднимаются в душе при мысли о том, что в одном из наиболее глухих углов земного шара, вечно окутанный туманами, опоясанный грозовыми тучами, в таинственном полумраке скрывался до ныне один из величайших горных гигантов, снежные главы которого вот уже пятьдесят веков составляют главный источник жизни и благосостояния египетских народов. Можно себе представить как набожные племена первобытного человечества боготворили бы эту гору, которая из дальних краев так обильно пополняет их священный и благодетельный Нил. И при мысли о его благодетельных свойствах во мне рождается еще другая: я переношусь в воображении вдоль излучистой линии серебристой реки вниз по ее течению, за 4.000 миль отсюда, туда, где уже очевидно ее жизненное значение, к подножию пирамид, где помимо арабов, коптов, феллахов, негров, копошатся еще толпы турок, греков. итальянцев, французов, англичан, немцев, американцев, которые хлопочут, суетятся, или просто наслаждаются жизнью; и думаю, что мне простительно ощущать некоторую гордость, зная что я теперь могу им сказать, впервые и наверное: «господа, вам нравится вкус нильской воды и вы не раз ее хвалили, так знайте же, что большая часть ее вытекает из глубоких и обширных снеговых залежей хребта Руэнцори или Руэнджуры — «Царя Облаков».

Хотя от ближайшего к нам пункта центрального хребта мы находились за восемь английских миль по птичьему полету, но в те краткие промежутки времени, когда мы имели возможность рассмотреть его при полной чистоте атмосферы, в особенности от Бекокоро, в хороший бинокль можно было разрешить вопрос, почему на Руэнцори задерживается так много снегов. Как видно из многочисленных снимков его профиля, гребень хребта рассечен на множество треугольных пиков или же резко заостренных вершин, формой похожих на узкие седла. Каждая такая вершина, рассмотренная в отдельности, представляет миниатюрную копию всего остального хребта; зазубренная влиянием стихий, времени и климата, ветра и дождя, мороза и снега, каждая из вершин Руэнцори повторяет [308] все те шероховатости, все те выступы, зубцы и иные неровности, которыми отличаются и ближайшие к нам горы той же системы, более низкие и вполне ясно видные простым глазом. В большинстве случаев все эти пики и заостренные главы на столько круты и обрывисты, что не взирал на беспрестанный там снегопад и вечные морозные ветры, заставляющие снег крепнуть и леденеть, на самых верхушках снег однако же почти не держится. Но за то, примерно на 300 футов ниже, покатости становятся более отлогими, следовательно более удобными для задержания снега и тут образуются громадные сплошные снеговые поля. Очень часто, однако же непосредственно за таким полем гора обрывается отвесною пропастью, стены которой обнажены и резко чернеют, а у подножия обрыва снова расстилается снеговое поле, и к нему местами примыкают отлогие скаты соседних гор. Вот почему этот высокий хребет не везде одинаково покрыт снегом, а представляет лишь отдельные участки снега (хотя и очень обширные), то прерываемые темно-бурыми обрывами, то испещренные как бы островками черных екал. На 3.000 футов ниже главной вершины, как это особенно ясно видно на фотографии, снятой в Карими, образовался целый снеговой материк, из которого там и сям выставляется множество темных островков.

Там, где гребни гор так обрывисты и обнажены, а самые стены скал и пропастей так высоки, они подвергаются особенно резкому климату и потому вполне естественно, что при таких условиях они сильно выветриваются и крошатся. Обломки камня, щебень и массы каменной пыли валятся с верху на площадки обледенелого снега, который подтаивает снизу и будучи подтачиваем сбегающими ручьями, медленно сползает в нижние долины, за многие версты от места своего отправления. По мере того как лавина спускается ниже, таяние усиливается, скорость движения увеличивается, пока наконец, дойдя до предела тропического зноя, или будучи снизу обдаваема горячими парами долины, снег растаивает внезапно и тогда обломки скал, валуны и щебень, принесенные лавиною, стремительно обрушиваются вниз, с треском перескакивая через ложбины, и далее летя по склонам, до тех пор пока не встречают в долине какой-нибудь преграды и тогда образуют у входа в ущелье завалы, а там, где горные склоны отлоги, они разбрасываются по ним на. протяжении многих десятин.

Иногда сползание таких обледенелых снеговых масс совершается с такой необычайной силой и быстротой, что они сдвигают перед собою большие участки земли, вместе с растущими на них [309] деревьями и кустами, и все это вместе с питающею их почвой слезает вниз, до самого подножия гор. Из этого можно себе представить какие массы всякого материала — валунов, скалистых обломков, гальки, щебня, песку, деревьев и дерновин попадает в долину Семлики с бесчисленных горных скатов и ложбин. Нечто подобное очевидно совершилось когда-то против истоков реки Рами-Люлю: тут был громадный обвал, и притом такой внезапный, что течение реки совершенно было преграждено и вся местность завалена обломками на пространстве около шести квадратных миль. Но с тех пор Рами-Люлю снова пробила себе прежнее русло и течет теперь по своему первоначальному твердому скалистому дну, но только берега ее почти отвесны и имеют до 200 футов высоты. Это дает нам некоторое представление о том, какова бывает толща таких обвалов.

Между Угарамой и Букоко мы проходили удивительно плодоносными местами, у самой подошвы гор; нас поразило там чрезвычайное обилие дынь, арбузов, сахарного тростника и проса. Подпочва состоит преимущественно из щебня и песку с примесью жирного черного ила; но главная характерная черта, это несметное множество валунов, на половину вросших в землю, что указывает на деятельность ледников.

Между Букоко и подошвами гор, на расстоянии трех миль в ширину и от пяти до шести миль в длину, к югу тянется точно такая же наносная гряда, состоящая преимущественно из отдельных, не связанных между собою частей камня; но с течением времени дожди и ее настолько размыли, что она представляет довольно гладкую поверхность, расположенную уступами.

Принимая во внимание, что все эти обстоятельства периодически повторяются с тех пор, как из недр земли совершилось поднятие хребта Руэнцори и связанных с ним цепей; — припомнив также какая масса материала потрачена им на образование глубокого и пространного залива, занимаемого ныне озером Альберта-Эдуарда, долиною Семлики и озером Альберта, — мы не слишком удивимся тому, что Руэнцори в настоящее время представляет лишь скелет того, чем он был когда-то. «Ты прах, и в прах обратишься». Его великолепная глава потеряла уже значительную часть своего объема; верхние склоны изрыты и сточены, нижние покатости изборождены сотнями глубоких потоков и хотя они теперь не обнажены, а одеты растительностью, но носят явные следы невзгод, претерпенных с той поры, как они возникли из пламени. Медленно, постепенно, но неминуемо великая гора возвращается к [310] своему первоначальному виду. Пройдет несколько веков и Нианза-Альберт-Эдуарда обратится в обширную равнину; несколько позднее тоже будет и с Альберт-Нианзой. И географы тогдашних времен в изумлении будут протирать себе глаза, если случайно нападут на карты обеих Нианз, в том виде как они описаны в 1889 году.

В ранние утренние часы большею частию горы представлялись длинною, высокою, громадною черною массой, высшие точки которой как бы упирались в безоблачное, предрассветное серое небо. Но по мере того, как наступившая заря превращала на востоке этот серый фон в золотистый, в вышине показывались тонкие черточки белых облаков, опоясывающих вершины, а по всей линии хребта от подножия вверх по склонам начинали ползти вверх клочковатые слои тумана. Эти клочки то втягивало в лощины, то в глубокие горные ущелья, где их подхватывал ветер и они начинали клубиться, не переставая подниматься по извилистым долинам, всползать на кручи, каждую минуту меняя форму и расположение и постепенно увеличиваясь в объеме. Справа и слева вылезали новые клубы тумана, захватывали по пути отдельные клочья, стремившиеся из глубоких щелей, соединялись в одну длинную сплошную гряду, окутывали верхи передовых цепей; выше навстречу им выходили еще новые клочья, срывавшиеся с каждого углубления, из каждой складки камня, и вся эта масса паров строилась правильными рядами, как будто и в самом деле сознавала надобность сомкнуться вкруг белых исполинов. По мере поднятия в верхние пределы атмосферы туман, достигший уже значительной плотности, двигался все быстрее, менял формы все чаще и внезапнее, соединялся с клубами новых белых паров, выступивших из верхних расселин, и все это неудержимо рвалось вверх, передовые смело указывая путь к небесам.

К тому времени как солнце на четверть часа поднялось над восточным горизонтом и начало играть световыми эффектами, ударяясь о поверхности снеговых полей на вершинах, вкруг верхних зубцов образуются как бы сияния всех цветов радуги, а поднявшийся до тех же пределов туман соперничает со снегами ослепительной белизной и даже, когда пронижут его лучи могучего солнца, превосходит снеговые вершины яркостью своих оттенков и переливов и, наконец, вознесясь над сияющими снегами и алеющими пиками, торжествует над ними полную победу. Но с минуты на минуту масса паров, изрыгаемых неистощимою долиной Семлики, становится все гуще; они спешат слиться с верхними [311] слоями, неподвижно облегающими склоны и гордые пики гор, мало по малу туман теряет свой блеск, сияющие краски его тухнут, а скопление так велико, что приняв сначала лишь тусклый оловянный цвет, он постепенно переходит в сизый и почти черный, и в виде страшной грозовой тучи остается так во весь день, а иногда и на ночь. Но случается, что за полчаса до заката ветер сгоняет тучи и тогда один пик за другим появляются в синем небе, одна за другой обнажаются мощные вершины, белоснежные поля, и вся волнистая громада сияет в полном своем великолепии пока не сгустятся сумерки и темная ночь не покроет ее еще более темным шатром.

. Эти короткие — слишком короткие — минуты, когда смотришь на великолепного «Создателя дождя» или «Царя Облаков», как уаконджу величают свою укутанную туманами гору, наполняют зрителя таким чувством, как будто он сподобился заглянуть в отверстые небеса. Покуда длилось это дивное зрелище, не было лица — белого или чернокожего — которое не было бы поднято ему навстречу; все глаза с благоговейным и радостным изумлением устремлялись кверху, к тем высоким пределам, где сияла эта холодная красота, исполненная такого глубокого мира и тишины, такой чистоты и недосягаемого блеска, что нет слов для их выражения. И, какой разительный контраст! Внизу мы были окружены знойной экваториальной температурой, вечнозеленой, пышной и сочной растительностью, воинственными племенами, вечно жаждущими крови, — а там этот горный исполин, царь облаков одетый в белоснежную ризу, окруженный толпою темных вершин, преклоняющихся перед престолом своего монарха, а на его холодном белом челе как будто начертано «Бесконечность — Вечность!»

Такие минуты восторженного созерцания остаются врезанными в душу, в особенности потому, что они так не похожи ни на что мелкое и суетное, интересующее нас в обычное время, так захватывают ум, ставя его в действительное присутствие чего-то несказанно возвышенного, невыразимо величественного, перед чем не только благоговеешь и восторгаешься, но безмолвно поклоняешься ему, как отблеску самого Создателя. Никогда человек не бывает так близок к небу как в подобные минуты, потому что каков бы он ни был сам по себе, в частной своей жизни, как бы ни кичился своим разумом и как бы ни были дерзки его помыслы в обыденное время, — тут он становится как малое дитя, исполненное удивленного восхищения перед тем великолепием, которое он видит и считает божественным. [312]

Мы давно уже были чужды впечатлениям этого порядка. Все наши чувства, от того часа как мы просыпались и до того когда снова засыпали, наполнены были настоятельными заботами о нуждах каждого часа, о насущных потребностях, вызывавших самый бдительный надзор и напряженное внимание. Правда, нас очень расшевелил тогда вид, открывавшийся с высот горы Пизга на бесконечный мир дремучих лесов, тянущихся на многие сотни миль в разные стороны. И в другой раз мы чуть не дошли до истерики от восторга, когда после пятимесячного заключения под сводами лесных дебрей мы ступили опять на зеленую мураву, дохнули вольным воздухом просторных полей и увидели кругом на далекие пространства роскошные пастбища, укромные долины, волнующиеся холмы и равнины, на которых высокая весенняя трава стройно колыхалась под струями набегавшего прохладного ветра. Не мало любовались мы и на широкую гладь серебристых вод Альберт-Нианзы, радуясь притом, что достигли наконец желанного предела столь долгих и мучительных странствий; но все эти впечатления не вызывали в нас невольного молитвенного порыва, потребности поклониться Творцу, и никогда мы не были потрясены так глубоко, как в то мгновение, когда однажды взглянув вверх мы внезапно увидели на недосягаемой высоте заоблачный хребет и белоснежную грудь Руэнцори, показавшиеся нам идеальным осуществлением сказочных представлений о небесном замке с неприступными башнями и бесконечной чередой исполинских стен.


Комментарии

11. Экклезиаст. Глава I.

12. “Топси" — лицо из романа Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома».

13. Эта область имела то же назначение и во дни Эмина-паши.

14. Виктория-Нианза, озеро Ликури, называется так по имени племени Уакури или Уакори, которое и поныне населяет северное побережье Виктории. См. “Жизнь епископа Геннигтона". Это племя Уакури вероятно остаток целого народа, некогда сильного и могущественного.

15. Парасанга равна протяжению около 6 километров (побольше пяти верст).

16. Я не слыхал, чтобы лейтенант Стэрс при восхождении на гору провинился в подобных безумствах.

17. Это очень сходно с тем, как уахумские пастухи описывали то что можно видеть на Руэнцори.

18. Мадагаскар.

19. Энох.

20. Интересно бы узнать, этот знаменитый Идриси не тот ли же самый патриарх Кинту, о котором повествует легенда Уагандов? См. «Через темный Материк».

21. Все это чрезвычайно похоже на сказание о Кинту, но только здесь больше подробностей.

22. Озеро Альберта.

23. Это была бы гора Эджиф, в те времена когда уровень озера был на пятьдесят футов выше нынешнего,— Эджиф можно описать именно так.

24. Озеро Альберта-Эдуарда?

25. Может быть не Синд, а Зинг, то есть восточное побережье, носящее название Зингибер,—Занджибар,—Занзибар.

26. Батуа (?), по вмени пигмеев.

27. Озеро Альберта.

28. Альберт-Нианза.

29. По причине туманов?

30. Туркан?

31. От племени Уа-кури или Бакури, и поныне живущего на северном побережье озера Виктории.

(пер. Е. Г. Бекетовой)
Текст воспроизведен по изданию: Генри М. Стэнли. В дебрях Африки. История поисков, освобождения и отступления Эмина Паши, правителя Экватории. Том 2. СПб. 1892

© текст - Бекетова Е. Г. 1892
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Karaiskender. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001