СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ГУСТАВ НАХТИГАЛЬ

САХАРА И СУДАН

РЕЗУЛЬТАТЫ ШЕСТИЛЕТНЕГО ПУТЕШЕСТВИЯ В АФРИКЕ

SAHARA UND SUDAN: ERGEBNISSE SECHSJAEHRIGER REISEN IN AFRIKA

Население Борну

Не очень четкое деление страны и населения. — Первоначальные хозяева собственно Борну. — Канури, их происхождение и имя. — Первые иммигранты из Канема. — Магоми и нгальма дукко. — Группы тубу среди канури (кай, или коям, тура, томагера). — Группы канембу среди канури (кубури, нгаллага, диббири).— Смешанные племена канури и прежних обитателей. — Нгома и нгоматибу — Кава. — Нгазир. — Общее представление о канури. — Остатки прежнего населения. — Макари, или котоко. — Керибина. — Гамергу. — Моббер. — Манга. — Жители провинций Гуммель, Зиндер и Мунио — Пограничные племена на западе и на юге. — Позднейшие переселенцы (тубу и канембу), места их расселения — Арабские племена и их положение в Борну. — Джоама и асела. — Саламат. — Кавалима, асала и бени-хасен — Хоззам и улед-хамед. — Образ жизни шоа и управление их подразделениями. — Туареги в Борну. — Поселения феллата, вадаи и багирми. — Соотношение численности отдельных элементов населения. — Языки, которыми пользуются в Борну. — Язык канури и его место в кругу языков Восточной Сахары. — Противопоставление группы тубу-канури соседнему комплексу суданских языков. — Возможное языковое единство прежних жителей в Борну в прошлом. — Язык логон. — Диалект макари, или котоко. — Язык будума. — Диалект музгу. — Западные и юго-западные группы бедде-нгиззем, керриккерри-фика и бахир-марги. — Незначительное взаимное влияние языков прежних борнуанских обитателей и канури

Нынешнее устройство государства Борну чрезвычайно запутано и с трудом поддается уразумению. Первоначальные провинции, округа и районы раздроблены, их границы стерты, и сами они управляются по-разному. При этом сохраняются их прежние названия, подобно потерявшим свое значение титулам сановников. Прежде в большинстве своем они получали эти титулы по названию тех округов, управление которыми входило в их обязанность, а доход [220] назначался на их содержание. Теперь остались только названия таких ритуалов, а суть исчезла. Старый порядок вещей существовал слишком долго, чтобы его можно было забыть за короткое время, прошедшее с момента прихода к власти новой династии. Правда, канемцы неоднократно брались ниспровергать старые отношения, дробить и передвигать прежние административные округа, подчинять их другим чиновникам. Они старались упразднить некоторые крупные придворные должности или умалить их значение, создать вместо них другие или придать значимость менее важным. Однако все это слишком тесно срослось с традициями народа и не поддавалось искоренению. К тому же в течение столетий путем объединения образовались новые племена, а всевозможные передвижения отдельных элементов населения привели к сложной, запутанной их расстановке. Так вышло, что имеющегося материала оказалось недостаточно для того, чтобы получить ясное представление о разделении страны на провинции, округа и районы, а также о характере и территориальном распределении отдельных племен и их подразделений.

По собственным наблюдениям мне известна лишь восточная часть страны. Однако маршруты Денэма, Клаппертона, Барта, Овервега, Фогеля и Рольфса (вместе с моими) составляют столько более или менее точных линий, простирающихся лучами от Куки во всех направлениях, что, казалось бы, основываясь на них и присовокупив к ним новые сведения, нетрудно внести ясность в вопрос о делении страны и расселении ее жителей. С помощью старого, умудренного придворного, которого шейх Омар представил мне как лучшего знатока прежних порядков и который выдавал свои сведения лишь по прямому приказанию государя, я собрал обширный материал о сотнях отдельных районов и поселений с указанием их жителей. Тем не менее незаполненных пробелов остается еще так много, а переплетение старого и нового все еще приводит к такой неуверенности и неясности, что мне, несмотря на мою чрезвычайно трудоемкую работу, не удалось до конца оценить этот материал. Поэтому мою попытку дать карту народонаселения Борну можно считать весьма несовершенной, и я вынужден довольствоваться обзором устройства страны и населения лишь в общих чертах.

Область Борну, расположенная к северу от Комадугу-Йобе, вероятно, рано перешла во владение королей Канема, ибо завоевательные походы Дунамы Диббалами в южную часть государства относятся уже к середине XIII в. Область к югу от Комадугу-Йобе на большом протяжении принадлежала, как уже упоминалось, сао и родственным племенам. Их западными соседями были хауса, с языком которых в ближайшем родстве состоят также языки жителей Логоне и родственных им племен, тогда как язык сао являлся лишь их диалектной разновидностью. О том, что хауса некогда распространялись дальше к востоку, чем сейчас, говорит, возможно, то обстоятельство, что даза еще и сегодня называют жителя Борну аусе (мн. ч. ауса). Когда завоеватели перешли затем через реку Йоо и в беспрерывных сражениях неуклонно продолжали двигаться [221] вперед, прежние жители оказались оттесненными к югу, к востоку (на острова озера Чад) и к западу, другие же были поглощены и положили основание смешанным племенам,

В настоящее время преобладающую часть населения составляют канури. Относительно возникновения этого названия (которое относится, быть может, к еще более позднему времени, чем слово Борну) существуют различные мнения. Народ в Борну выводит это слово из арабского нур («свет»), от которого посредством именного префикса к было образовано слово «канури» (т. е. «человек или люди света») для обозначения тех, кто принес свет ислама во тьму язычества. Это распространенное мнение проистекает из аналогичного образования прозвища канари, которое феллата относят к жителям Борну и которое якобы обозначает их как «людей огня» (от нар — «огонь»), т. е. как погрязших в грехе и язычестве и приуготованных гореть в адском огне. Вполне возможно, однако, что подобное объяснение слова «канури» основывается на позднее придуманной игре слов и что в соответствии с толкованием, выглядевшем более научно, оно скорее свидетельствует о происхождении жителей Борну из Канема и об овладении ими этой страной. В этом случае оно, согласно правилам местного языка, первоначально, должно быть, звучало «канемри».

Вероятность того, что название канури образовалось лишь в более позднее время, возрастает, если учесть, что оно употребляется всегда в качестве собирательного понятия и никогда для обозначения происхождения, национальности. Когда осведомляешься о низших подразделениях канури, то сначала приходишь в полное замешательство, услышав названия, которыми, по всей видимости, обозначаются составные части канембу, тубу и других. Существует, вероятно, смешанный народ канури, но не было изначального племени, носившего такое название. Единая нация канури могла или может постепенно образоваться только путем основательного слияния составных элементов, переживших общую историю и сплоченных политическими узами. Это объединение продвинулось так далеко, что среди племен, сохранившихся в чистом виде, из сочетания которых канури и возникли, они занимают особое положение. Тем не менее, чтобы понять их в целом, следует попытаться выявить их первоначальные составные части.

Жители Канема, покидавшие свою родину, движимые вначале духом предприимчивости и стремлением к расширению территории, а позднее вынужденные а этому военными успехами булала, которые во второй половине XIII в. и в течение всего XIV в. переходили за реку Йоо и постепенно завоевали нынешнее Борну, состояли из тех мигрантов со светлой кожей, из чьей среды вышли правители страны, а также из канембу, тубу и различных элементов, возникших в результате их смешения с прежним населением Канема. Первые — они считают себя вправе возводить свое происхождение к Аравии — представлены среди нынешнего населения Борну подразделениями магоми и нгальма дукко, которые сообща легко могут составить третью часть всех канури. [222]

Среди них гораздо многочисленнее магоми, в состав которых входит правившая прежде часть царского рода; следовательно, они поставляли королей Борну. Их низшие подразделения включают потомство отдельных правителей и носят их имена, так что различаются магоми умева, чилимва, дугва (дугу, видимо, равно по значению Дунаме), магоми, бирива, далава (от Дава, или Абдаллаха) и другие. Они весьма многочисленны, что объясняется большой продолжительностью правления династии Сефийя. Поселения магоми в виде отдельных населенных пунктов или небольших округов рассеяны по всей стране и находятся как в провинциях Мунио и Зиндер, так и вблизи Чада, среди западных пограничных племен, и в местности макари; в районе Комадугу-Йобе их не меньше, чем в области нгазир, в местности Мабани и среди гамергу. Однако главная область их распространения, южнее реки Йоо, составляет ядро страны, центром которого можно считать названный их именем город Магоммери. Некогда магоми связывали со своим благородным происхождением обязанность быть всегда и повсюду самыми доблестными воинами, поэтому они и продвинулись дальше всех по всем направлениям и за это их якобы раньше других освободили от всех налогов.

Нгальмо дукко ⁵⁸, с частью которых мы познакомились в Канеме, возводят свое происхождение к одному из младших царских сыновей начала династии и гораздо менее многочисленны на территории Борну, нежели их родственники магоми. Их разрозненные общины находятся во всех частях государства.

Среди самых ранних мигрантов в Борну примерно в том же числе, что и предыдущие элементы, были, вероятно, представлены тубу, чьи племена кай, тура и томагера составляют значительную часть канури.

Кай первоначально были даза (одно из подразделений еще и сегодня носит имя кай-боркуа) и идентичны кийе, из которых происходила уже мать того Дугу, или Дунамы, которого многие считают первым королем Канема. Он был сыном Ибрахима, которого называют поэтому «Отцом султана». Как кажется, в Канеме их теперь совсем не осталось. Кай держались на завоеванной территории сплоченнее, нежели остальные, так что они населяют в основном значительный округ Коям, или «округ людей коям» (в эту форму жители Борну переделали их собственное имя). Округ этот лежит в нескольких днях пути к западу и к северо-западу от Куки и южнее реки Йоо. Здесь они живут смешанно с переселившимися позднее тубу, тогда как неподалеку от него и к северу от реки они образуют несколько общих поселений с канембу. Вдоль реки, на различном от нее удалении, вплоть до крайнего запада страны расположены отдельные общины кай, однако за небольшим исключением они, как видно, ограничиваются северной половиной страны.

Кай, которые живут сообща в названном выше большом округе под именем коям, считаются особым племенем, но их разбросанные [223] по другим частям страны родичи попросту причисляются к канури. Вполне возможно, что это различие исторически обосновано и что разрозненные общины кай включают потомков племен, которые переселились сюда раньше всех вместе с магоми, тогда как коям пришли в то время, когда страна уже была окончательно завоевана, и обосновались там, где они застали большинство своих соплеменников, Поскольку они жили здесь большими группами, им оказалось легче сохранить какую-то часть своей самобытности. В этом отношении поразительно, с каким упорством они до сегодняшнего дня держатся за приведенного с родины верблюда и как они сумели акклиматизировать здесь это животное пустыни (хотя и за счет потери его работоспособности), тогда как даже переселившиеся позднее тубу очень скоро занялись разведением крупного рогатого скота и лошадей. В остальном у них ничего не осталось от кочевого образа жизни их предков: они стали оседлыми, владеют помимо верблюдов лошадьми и стадами скота, являются прилежными земледельцами и там, где они не живут вместе с более поздними переселенцами — тубу, пользуются исключительно языком канури.

Еще больше растворились в канури, т. е. слились с магоми и прочими их элементами, тура — одно из племен теда, считающее своей изначальной родиной Ту, которому позднее, при правителях Канема и Борну, всегда принадлежало селение Дирки в Каваре, так что их глава еще и сегодня носит титул диркема. Тура, без сомнения, было больше в числе первых переселенцев в страну, чем кай. При тщательных расспросах выясняется, что их отдельные группы распространились по всей территории Борну почти столь же широко, как и магоми, хотя и в меньшем числе. Они создали поселения в самом низовье Комадугу-Йобе, занимают округа поблизости от реки, южнее прежней столицы Ксар-Эггомо ⁵⁹. Часто их можно обнаружить в юго-западной части страны и нередко в ее центральной части. Встречаются они и на дальнем западе. Однако нигде они не составляют большинства населения какой-либо провинции, подобно коям. Поэтому они вряд ли хранят память о своем более отдаленном прошлом и полностью разделяют язык и образ жизни с прочими составными элементами канури; короче, они не отличаются ничем, кроме особого происхождения.

К жителям Канема, проникшим в Борну раньше других, относятся, без сомнения, и томагера, из среды которых, как это неоднократно упоминалось, вышли будто бы правители Мандары и Мунио. Уже тот факт, что им приписывают столь важную роль и что их общины находятся главным образом на периферии государства (даже в западной части области Манга, среди нгиззем, нгазир и т. д.), говорит о том, что они переселились в ранний период и составляли важный элемент канури, хотя, возможно, и производили такое впечатление скорее благодаря своему политическому значению, нежели численности. Томагера первоначально были теда, но на восточном берегу Чада они с течением времени полностью сделались канембу, и, возможно, это превращение уже совершилось, когда они пришли с первыми магоми в языческое Борну. Во всяком случае, [224] более поздних и более многочисленных переселенцев из членов этого племени, которые держались сплоченные, следует отличать от канури и рассматривать как канембу (в их числе они должны приводиться и дальше).

Отдельные составные части собственно племен канембу также некогда достигли Борну вместе с магоми и растворились в смешанном народе канури. Это — кубури, нгаллага и диббири.

Кубури объявляются также царским родом: возможно, они располагали в Канеме какой-то властью до прихода северных переселенцев, а народная молва приписывает им родственные связи с магоми. Когда эти последние начали свои завоевательные походы на юг, к ним примкнула меньшая часть кубури, тогда как большая осталась на родине. Первые разбросаны теперь отдельными общинами почти по всему государству Борну, хотя и в небольшом числе. Больше всего их на востоке, вблизи Чада и нижнего течения реки Йоо, где они входят в состав смешанного племени джатко, населяют округ Дучи и занимают Нгорну — второй город страны. Но, возможно, они пришли туда позже. Говорят, что они распадаются на низшие подразделения: боркубу, амса, лиманоа (от ал-имама) и джиллуа, причем к первому возводит свое происхождение шейх Омар.

Гораздо менее многочисленны и потому также полностью причисляются к канури нгаллага (нгеллега). Помимо лежащего на западе страны округа Нгаллагати они населяют всего несколько поселений в окрестностях Магоммери. К канури причисляются также и диббири, чьи немногочисленные общины разбросаны по всей стране, за исключением ее юго-западной части.

Больше сомнений вызывает происхождение нгома, кава и нгазир, которые образовались главным образом от смешения завоевателей с местным населением, причем, как кажется, чаще с преобладающим влиянием этого последнего. Среди них самые многочисленные — нгома, которые живут почти исключительно в округе Нгомати, расположенном между Нгорну и Дикоа, и отдельные поселения которых встречаются вплоть до самого дальнего запада и юго-запада страны. Те, кто населяет округ Нгомати, называются нгоматибу, остальные носят первоначальное имя нгома. Связь между теми и другими примерно та же, что между коям и кай, однако нгоматибу, видимо, в большей степени утратили свои прежние черты благодаря обширному смешению с макари (сао?). Их изначальную природу, т. е. тот самый элемент, который соединился с макари и, вероятно, в более чистом виде сохранился среди разобщенных нгома, все еще не удается установить с точностью. Правда, из их названия можно заключить, что эта природа роднит их с тубу (подтверждение данного предположения можно найти в сведениях Барта). Во всяком случае, такой первоначальный элемент должен был быть достаточно сильным, чтобы вытеснить язык макари, так как нгоматибу пользуются исключительно языком канури, как и разрозненные общины нгома, которых считают составной частью канури.

Кава, без сомнения, идентичны кага, которые упоминаются в хрониках Барта как живущие между Удже и Гуджеба: эти первые еще [225] и сегодня населяют указанную местность, носящую название Мабани (даже если не говорить о сходстве названий). На востоке и на юге их окружают полуязыческие племени гамергу и марги, на севере и на западе — подразделения канури, они почти не встречаются в других частях страны. Одно из поселений удже называется Удже Мабани, а глава всего округа носит титул май мабани, или маба-нима, однако происхождение этого названия, как и вся природа племени, еще нуждается в выяснении. Поскольку слово кава определенно имеет звучание языка тубу, а как раз в округе Коям обитает небольшое племя тубу — кагуа, или кава, о котором узнал и Барт, то можно выдвинуть предположение, что это последнее смешалось в Мабани с жившими до них язычниками, способствовало там установлению ислама и языка канури и дало свое имя смешанному племени.

Самые большие сомнения вызывает происхождение нгазир, которых следует наконец упомянуть в качестве еще одного составного элемента канури и которые живут в юго-западной части страны, в провинции Гуджеба, в прежней местности Дейя. С северо-запада, запада и юга их окружают языческие племена (керрикерри, фика, бабир), и они-то послужили местным элементом при образовании смешанного племени, тогда как никаких предположений относительно того, каким является другой элемент, переселившийся с остальными подразделениями канури, я выдвинуть не в состоянии. Нгазир владеют обширной, густо населенной местностью и, как кажется, не делали никаких попыток распространиться за ее пределы — обстоятельство, которое свидетельствует о преобладании в их среде местных составных частей. Сначала коренные жители Дейи и Мабани оказали завоевателям упорное сопротивление и в дальнейшем уготовили им много бед и трудностей, так что эти округа всегда ставились под охрану каигаммы — верховного военачальника и высшего государственного чиновника и подлежали его управлению.

Если помимо названных подразделений канури упоминаются еще канури маргаде, аджива, кунна и другие, то эти названия обозначают, вероятно, лишь отдельные семейные объединения упоминавшихся элементов, чаще всего среди магоми. Арабские элементы, как мы это увидим дальше, также якобы пришли в страну уже с магоми в качестве завоевателей; однако они никогда и нигде не растворялись среди канури настолько, чтобы быть причисленными к ним.

В тех местах, где канури заселяли страну группами, жившими рядом друг с другом, они стали совершенно однородны в языке, образе жизни и обычаях. Лишь те, кто заселил в какой-то степени обособленно более крупные округа, подобно коям и нгоматибу, смогли сохранить или выработать определенные особенности. Не приходится, однако, удивляться, что канури в физическом отношении не имеют никаких характерных признаков и не предстают в качестве единой нации, если учесть множество входящих в их состав элементов. Никак нельзя представлять, будто они произошли только из приводимых до сих пор слагаемых, а следует вспомнить о том, что молодой смешанный народ испытывал постоянные и весьма значительные [226] влияния не только в силу изменившихся климатических и других условий жизни, но преимущественно за счет покоренных туземных племен. Эти племена по мере военных успехов завоевателей во все более возрастающем числе поставляли им рабынь — матерей их детей. Чужое влияние постоянно усиливалось, в то время как собственный характер и без того утрачивал от поколения к поколению первоначальную природу.

Действительно, общаясь с канури и еще не зная об их сложном составе, удивляешься, сколь разнообразны среди них типы индивидов по цвету кожи, телосложению и чертам лица. В общем, можно сказать, что признаки северного (арабо-ливийского) происхождения магоми совершенно утрачены, хотя кое-где его отголоски обнаруживаются у отдельных индивидов, чье происхождение совершенно исключает мысль о более позднем семитском или берберском воздействии. В общем смешении потерялись остатки физического своеобразия тубу, прежде всего теда, которые еще могли бы противостоять влиянию климата, и стерлись даже типичные черты чистокровных канембу. Возник новый род, который, правда, довольно часто проявляется в отдельных индивидах характерными признаками своих изначальных составных частей, но в общем и целом походит на них очень мало, не приобретя при этом какого-то единого характера. В физическом отношении трансформация отдельных черт не оказалась благоприятной. В целом канури можно назвать некрасивыми. Обычно среднего роста, сложены не очень пропорционально, с черной кожей серого или красноватого оттенка. Их движения далеко не столь плавны и энергичны, как у тубу и канембу. Особенно не повезло женщинам, если вспомнить стройную фигуру и приятные черты лица их родственниц — чистокровных тубу и канембу.

Понятно, что канури удалось вытеснить или ассимилировать коренных жителей лишь до определенной степени. Там, где благодаря своей многочисленности или присущей им предприимчивости коренные жители сумели противопоставить захватчикам упорное сопротивление, они, хотя и были покорены и разъединены поселениями канури, смогли сберечь свое единое лицо, язык и обычаи. Так, макари, или котоко, образуют довольно компактное население по всей юго-восточной части государства; населяющие большую часть северо-западного Борну манга, вопреки многочисленным в этой местности канурийским колониям, существуют как особое племя; гамергу удалось сохранить многие из своих особенностей, хотя они целиком включены в состав государства; даже небольшое племя моббер все еще отличается от своих соседей, а бродячее племя керибина, несмотря на свою малочисленность, также не растворилось в остальном населении. Подобное положение облегчается на границах государства, где, например, в провинциях Зиндер и Гуммель преобладают хаусанская кровь и язык хауса, причем власть королей Борну здесь не подвергается сомнению. Наконец, само собой разумеется, что воздействие переселившихся племен на национальные особенности не полностью покоренных племен на западных и южных границах оказались минимальным либо вовсе отсутствовало. [227]

Макари, или котоко (оба эти названия, происхождение которых неизвестно, равноценны), включают жителей одноименной борнуанской провинции и маленькой зависимой страны Логон. Они близкие родственники островным жителям Чада, язычникам-музгу, гамергу и жителям Мандары. Макари — несомненные мусульмане. Гамергу и жители Мандары тоже, по-видимому, все привержены исламу. И лишь часть островных жителей, большинство музгу и, возможно, отчасти керибина сохранили еще языческие верования. Их отделяют друг от друга значительные различия в языке, нравах и культуре.

Макари, по словам многих, не изначально владели своей нынешней страной, а пришли сюда со среднего течения реки Шари и частично поглотили прежних жителей. Поскольку ими были сао (керибина?), то смешение с ними при предполагаемом изначальном родстве должно было бы легко прослеживаться. Пока что невозможно ни решить, действительно ли имело место это вторжение, ни выдвинуть обоснование предположения относительно его времени и причин. В Нгале, древнем городе сао, имеется интересный памятник, большой земляной мавзолей, в котором якобы похоронены 35 королей Нгалы (относившихся уже к макари). Им пользовались еще долгое время и после принятия ислама, ибо только пять последних королей Нгалы (не имеющие власти вассальные правители) были якобы погребены по мусульманским обычаям. Усопших хоронили в сидячем положении. На могилу ставили украшение из обожженной глины в форме конуса или сахарной головы и засыпали все землей. Непосредственное соседство одной могилы с другой и заполнение промежуточного пространства землей привели к образованию равностороннего четырехугольника высотой в 2,5 м. Теперь он быстро разрушается. По сторонам из земли повсюду торчат наружу царские останки, а наверху приходят в упадок глиняные намогильные украшения. Указанное число королей, пожалуй, соответствует тому отрезку времени, который прошел с тех пор, как, согласно хроникам Борну, было сломлено сопротивление могучих сао северным захватчикам. Однако предполагаемое переселение макари с юго-востока, вполне возможно, было связано с основанием государства Багирми, которое с некоторой уверенностью можно отнести к началу XVI в. В этом случае мы имели бы дело с двойным движением, т. е. передвижением канури с севера и макари с юго-востока. Между ними жили сао, которым, таким образом, не оставалось ничего иного, как уступить.

Макари образуют народность, во многих отношениях отличающуюся от основных элементов канури. Для их физического облика характерно плохое сложение. При своей жизни в болотистой местности они склонны к ожирению, имеют неправильные черты лица и в общем очень темный цвет кожи. Они тугодумы и тяжелы на подъем, однако работящи и не лишены ума и по сравнению с музгу, их соседями и родственниками, достигли высокой ступени развития. Хотя толчок к такому развитию им дали канури, в раннее время принявшие ислам, тем не менее их искусные изделия носят весьма своеобразный характер. Таким образом, полученным извне идеям они по крайней мере сумели придать самобытную форму. В этом отношении [228] интересно, что язычники музгу аккуратностью и прочностью своих неприхотливых жилищ (как их описывает Барт) в какой-то мере напоминают постройки макари в Борну и Логоне и что их обычаи тщательного захоронения мертвых близки, с одной стороны, обычаям, представленным в земляном мавзолее в Нгале, а с другой — обычаям своих соседей на юго-востоке, языческих племен южного Багирми. Макари прилежно занимаются земледелием, ремеслом и рыболовством. Они выращивают по преимуществу дурру, кукурузу, хлопок, индиго и различные овощи. Их основные ремесла — это крашение, плетение циновок и корзин, а их мастерство в постройке домов и средств передвижения по воде достигло достаточно высокой степени совершенства.

Борнуанская провинция Макари, или Котоко, состоит из множества небольших владений или городских областей, среди которых стоит упомянуть в качестве наиболее значительных Мисене, Нгала, Афаде, Маффате, Гульфеи, Уксери и в качестве менее значительных Каза, Рен, Гиллам, Ндуффу, Джирбеи, Сангайа. Каждая область подчиняется туземному вождю или королю, которого, однако, часто оттесняет на задний план борнуанский наместник, или алифа, поставленный для наблюдения за ним. И лишь Логон (дальше мы рассмотрим его специально) больше по площади и имеет правителя, который, хотя и находится в вассальной зависимости от короля Борну, в своей стране располагает полной самостоятельностью. Помимо него лишь правители Гульфеи и Кусери якобы пользуются правом выносить смертный приговор своим подданным.

Керибина (справедливо или ошибочно считающиеся остатками сао) составляют теперь незначительную часть населения той же области, возможно из-за того, что они почти исключительно живут охотой. Это занятие вообще не пользуется большим почетом, и они занимают довольно презренное положение. Их небольшие подразделения разбросаны в лесу, и хотя сам я не видел их на территории Борну, но часто натыкался на их загоны из колючих изгородей, деревянных заграждений, соломенных оград, в которые они постепенно загоняют дичь, пока не отрежут ей всякое отступление. Однако кое-где они занимают целые поселения, и единственную возможность проникнуть в их среду я получил в городке Кульчи, расположенном в Логоне и населенном почти исключительно ими. Они пользуются там только языком логон, и, хотя в целом в них есть нечто особенное, мне тем не менее не удалось обнаружить те качества, которые отличают их от соседей. Все они были вооружены луками и стрелами и вопреки своему мусульманскому вероисповеданию невинно вкушали свинину, которую им в изобилии доставляла охота в этой местности, богатой дикими свиньями. Керибина, живущие в Борну, хотя и пользуются обычно языком канури, имеют, как кажется, еще один диалект, состоящий в близком родстве с языком едина.

В южной части территории Борну, между Диквой и Мабани, к северу от Мандары и области Марги один значительный, густо населенный округ занимают гамергу со своими поселениями Ялое, Гава, Гуэгуэ и др. Они совершенно походят на своих соседей, жителей [229] Мандары, отличаясь от них разве что незначительной разницей в наречии. Они лишены какой бы то ни было политической самостоятельности, не имеют собственных правителей, однако их общины совершенно похожи на общины собственно людей Борну, хотя они, по-видимому, все еще включают языческие элементы. Если их природа определяется близким родством с жителями Мандары, то характер маленького племени моббер установить труднее. Это племя живет в округе Бакара, примерно в трех днях пути к востоку-северо-востоку от Куки и по левому берегу реки Йоо, и владеет отдельными поселениями (например, Билла Ганна) в ее нижнем течении. Мнения, существующие в Борну относительно происхождения этого племени, расходятся. В то время как некоторые считают его остатками бедде, которые прежде жили дальше к востоку, другие полагают, что оно возникло от смешения последних с канембу, а третьи — от смешения сао с канембу. При этом следует еще заметить, что, по мнению многих, бедде весьма близки к сао. Моббер придерживаются теперь того же образа жизни, что и канембу, пасут, как и они, превосходных коров кури, особенно преуспевают в разведении овец и отдают предпочтение хлопчатнику. Однако по своим физическим данным они уступают канембу: по большей части они более чернокожи, меньшего роста и имеют не столь правильные черты лица, как первые. Их численность имеет небольшое значение в общей массе населения Борну.

Более многочисленны манга, хотя их первоначальная природа тоже остается невыясненной. Они составляют преобладающую часть населения одноименного округа, расположенного севернее верховьев Комадугу-Йобе и протянувшегося с востока на запад примерно на 200 километров. Хотя в общении они пользуются исключительно языком канури, они совершенно на них не похожи и, без сомнения, не имеют ничего общего и с их крупными составными частями — магоми, канембу и тубу. Хотя они составляют значительную часть населения Борну, поражает то, что они не упоминаются в имеющихся борнуанских хрониках. Барт не без оснований делает из этого вывод, что они, возможно, обязаны своим происхождением смешению между племенами, но против этого предположения свидетельствует, очевидно, то обстоятельство, что они сохранили особый, близкий к языку бедде диалект и что как по своему внешнему виду, так и по обычаям и образу жизни они обладают сходным для всех характером. Они сильного, довольно высокого сложения, неуклюжи и с некрасивыми чертами лица; в качестве единственного одеяния довольствуются кожаным фартуком, тогда как женщины и девушки закрывают лицо темной материей. Из оружия они пользуются луком и стрелами, а также небольшой секирой, которую носят на плече.

Помимо немногочисленных проживающих в стране знатных феллата и немногих керибина манга являются единственными жителями собственно Борну, которые пользуются луками и стрелами — излюбленным оружием людей даноа в Канеме. Подобно тому как те стараются защитить от врагов свои поселения, используя естественные заросли, манга делают это с помощью изгородей. То и другое дает мне повод упомянуть встречающееся порою ходячее мнение, согласно [230] которому первоначальные жители канемского округа, манга, входят составной частью в смешанное племя даноа, и выдвинуть предположение о возможной связи манга из Борну с этим племенем из округа в Канеме, К тому же упомянутый обычай их женщин закутывать, подобно мужчинам тубу, лицо темной материей, в свою очередь, мог бы свидетельствовать о происхождении манга из районов, пограничных с пустыней.

Тем не менее я не скрываю от себя, что против подобного мнения говорит ряд важных соображений. Совпадение названий борнуанского племени и канемского округа вполне может быть случайным. Связь даноа с манга никак не доказана, а переселение столь многочисленного племени из Канема в Борну вряд ли могло бы иметь место, не найдя отражения в хрониках либо в традиции. Больший вес при суждении о манга имело бы, как мне кажется, языковое родство между ними и бедде; если бы оно подтвердилось, первых можно было бы считать одной из покоренных канури народностей. В этом случае «манга» было бы не национальным названием, а тем, что им позже дали завоеватели (как это нередко и случается). С этим совпадало бы и то объяснение, которое я в разное время слышал от канури: будто слово «манга» первоначально служило не названием племени, а звучало как «мадинга» и означало «трудные люди». То, что их нельзя причислять к канури, как это часто случалось мне слышать от купцов, пересекавших их территорию по пути в хаусанские страны, можно объяснить не только их своеобразием, но и тем обстоятельством, что они сами считают канури чужим народом и, подобно хауса, называют их именем бале.

Манга живут на землях, которые начинаются западнее прежней столицы страны, Ксар-Эггомо, и не только составляют основную часть населения в одноименном округе собственно территории Борну с самыми крупными городами Гобальгорум, Маммари, Майкономари, Гремари, Борсари, Вади, Дуну, Дефоа, Кафи, Донари, Сурриколо, но и решительно преобладают в расположенных западнее провинциях Бунди и Машена (Матьена). Первая из них принадлежит галадиме и в числе крупных поселений насчитывает Бунди, Нгуру, Аламей, Чейесемо, Амадири, Нгаберауа, Бату и др. Вторая лежит к западу от Бунди и к северо-востоку от Гуммеля. Ее главными поселениями являются Машена, Таганама, Малам, Майримаджа, Елкаса, Фанйа Кангуа, Бенсари. Вся эта область, кроме того, усеяна отдельными поселениями канури.

На западе и северо-западе, в провинциях Гуммель и Зиндер, манга граничат с хауса. В Гуммеле среди главных поселений помимо одноименной столицы, служащей «складом» для оживленной торговли содой, которая поступает из Борну, следует назвать Серикаки, Каббори, Кадангаре, Гозуа и Бирменава. В Зиндере население состоит из хауса, туарегов и канури, причем первые преобладают. Столица Зиндера, носящая то же имя, является важным промежуточным торговым пунктом между расположенной на территории Сахары областью Аир, с одной стороны, и Борну и странами хауса — с другой. Наконец в Мунио, провинции, расположенной к востоку [231] от Зиндера и к северу от Бунди и Машена, пестрая смесь хауса, феллата, манга, канури и туарегов населяют Суллери, Буне, Гуре, Зушек, Геддийо и другие города и деревни. Во время моего пребывания в Борну правитель Зиндера, заносчивый Танемон, напал на правителя Мунио, так называемого муниому. Он убил его и пытался не только присоединить его территорию, но и подчинить своей власти остальные провинции западного Борну — всю местность Демагерим.

Уже упоминалось, что на западной границе государства, к югу от округа Манга и области галадимы, располагаются не полностью покоренные бедде, в большинстве своем язычники. Их территория складывается из многочисленных отдельных городских областей (например, Дадегир, Масаба, Гешоа, Дойо, Тагалли, Фитити, Гешин и др.). К югу от них в поселениях Багари, Нгиззере, Люргум, Джаба и Лафиа и других живут восточные нгиззем, а к югу от этих последних, в поселениях Джаллам, Багарао, Дора, Фетискум, Донкерра, Согома и т. д., — керрикерри. Затем следуют близкие им фика, а к юго-востоку от них обитают племена бабир, или бабор. Последние живут южнее Гуджебы, вплоть до реки Бенуэ, где они смешались с феллата и батта. Наследный принц Абу Бекр, неоднократно возглавлявший вторжения на их территорию, назвал мне среди подразделений бабир гаши и мага, а из их поселений Лигдир, Хиани, Гараголь, Джаннафолу, Киледори и другие. До восточных границ территорий всех этих племен из Куки можно добраться за шесть— восемь дней пути в западном, западном-юго-западном и юго-западном направлениях. К востоку от бабир, южнее округа Мабани, в округах Шамо, Муллеги, Иссеге и других живут марги.

Те из них, кто живет дальше других на севере, приняли ислам и подчинены Борну не только номинально, но и в действительности. За ними далее на восток, южнее области гамергу, располагается небольшое мусульманское вассальное владение Мандара, или Вандала, а между ним и западной границей Логона вклиниваются северные подразделения язычников музгу. Некоторые их вожди приняли ислам и признали верховенство Борну. Как бы часто ни случались враждебные столкновения между жителями этих пограничных округов (за исключением людей из Мандары) и жителями Борну и, следовательно, какими бы опасными ни были эти области, тем не менее во всех них мы обнаруживаем отдельные колонии канури и чужаков. Особенно незаметным, безобидным образом умеют проникать в среду язычников феллата, а между Логоном и Мандарой на территории самых северных музгу живут даже арабы.

Как уже говорилось, вторжение магоми и их соратников, вероятно, в основном приходится на период от правления Дунамы Диббалами (середина XIII в.) до конца XIV в. К этому времени короли Канема, должно быть, оставили свое государство и переселились в Борну, и, без сомнения, вместе с ними избежали мести и господства булала многие группы населения. Однако много новых причин для переселения существовало и позднее, вплоть до недавнего времени. Чем раньше они происходили и чем менее упорядочены были еще отношения на недавно отвоеванной территории, тем легче [232] мигранты ассимилировались, очевидно, со своими предшественниками и растворялись в народе канури, находившемся в процессе становления. Позднее, когда первоначальные хозяева не оспаривали больше у завоевателей владение этой территорией, а те в известной степени обосновались уже окончательно, им легче было держаться сообща и, таким образом, в большей мере сохранить свое своеобразие. Эти последние переселенцы состояли преимущественно из тубу и канембу.

Король Идрис Алома, как об этом сообщает его летописец, после своих победоносных выступлений против булала переселил в Борну значительное число тубу, которые были подданными или союзниками булала, и поселил их на реке Комадугу-Йобе, в основном в округе Коям. Они легко слились с этими своими изначальными соплеменниками, так что во многих случаях их не удается даже отличить друг от друга. Но в этом объединении им все же удалось сохранить некоторые национальные особенности, которые устояли перед климатическими воздействиями и изменившимся образом жизни. Однако несмотря на это, при своей небольшой численности и неизбежном смешивании с окружающими канури они скоро растворятся в смешанном населении Борну. И теперь уже, когда осведомляешься у вождей тубу в Борну относительно природы подчиненных им подразделений племен, то помимо таких хорошо известных названий, как вандала и атерета, узнаешь и другие, которые бесполезно искать по всей территории тубу, а именно кеида, калада, кадуриа, арчава, тогда как такие названия, как дугва, тсилумма и бириа, своим созвучием с именами королей Канема и Борну свидетельствуют о примеси канурийских элементов. Переселившиеся в недавнее время тубу, составные части вандала, атерета, и гунда еще сохраняют все те племенные особенности, которые были присущи им в Канеме, а их расселение к западу от самой северной части Чада, в округе Казель, переходящем на севере и западе в бескрайние степи, надолго обеспечит, вероятно, их кочевой образ жизни, их связи с соплеменниками в Канеме и тем самым свойственные им особенности.

Большинство тубу на своих новых местах жительства либо уже сделались совершенно оседлыми, либо станут ими сравнительно скоро. Из-за этого (а также из-за изменившихся климатических условий) совершенно изменился их прежний характер жителей пустыни. У их бывших соседей и первоначальных родственников канембу этот переход прошел легче. Но и среди них, не считая переселившихся в более раннее время кубури, нгаллага и диббири, многие подразделения передвинулись на юг в связи с усилившимся политическим распадом на их родине, и это движение продолжается вплоть до последнего времени. Как уже отмечалось, кубури, которые живут в поселениях на нижнем течении реки Йоо и в городе Нгорну, возможно, переселились туда в более позднее время. В отношении же сугурти и той части томагера, которую в Борну называют томагери, этот вопрос можно считать решенным.

После того как западная часть Канема оказалась беззащитной против набегов юго-восточных туарегов, сугурти в настоящее время [233] одно из самых многочисленных подразделений канембу, начали покидать свои родные места. Это движение получило новый толчок при безжалостном владычестве улед-солиман и их соратников. Сугурти занимают теперь прибрежную местность вдоль Чада между реками Йоо и Нгорну и живут в поселениях Бери, Apere, Кауа, Мадуари, Биндер и других, но отсутствуют во внутренней части Борну. То обстоятельство, что они пытались воспрепятствовать упадку династии Сефийя и с оружием в руках поддерживали ее последних представителей в борьбе с шейхом Омаром, не пошло им на пользу и не способствовало росту их авторитета. Низшее подразделение племени сугурти, тура, тоже указывает на тесную связь между канембу и тубу, самое яркое свидетельство которой представляют собой томагера (как это было показано при описании населения Канема). Этих томагера следует относить к канембу, кроме той их части, которая, вероятно, составила важный элемент среди первых канемских завоевателей. В качестве канембу они с давних пор жили в Канеме, затем частично покинули эти места и заняли на территории Борну самую северную часть западного побережья озера Чад. Здесь они владеют поселениями Нгигми, Вуди, Баруа и другими и благодаря присущей им изворотливости (о чем свидетельствует та роль, которую они всегда играли в истории) противостоят, хотя и с большим трудом, набегам туарегов.

В Борну, как и повсюду в Центральном и Восточном Судане, есть арабы, хотя их численность далеко не так велика, как в Вадаи и Дарфуре. В основном они, по-видимому, переселились сюда с востока, большинство в сравнительно позднее время, и это восточное происхождение, так же как связь с восточносуданскими арабскими племенами, прослеживается у многих их подразделений. Разумеется, речь идет лишь о тех арабах, которых на языке канури называют шоа и которые уже поколениями живут в Судане. Они совершенно отличаются от арабов, время от времени появляющихся с севера из приморских стран в качестве купцов или воинов и носящих в Борну имя васили. Шоа — в зависимости от степени смешения с туземными элементами — весьма различаются в физическом отношении. Там, где они живут вместе с большими подразделениями и вблизи от других арабских племен, они сохраняют светлую кожу и черты лица своих предков; в других условиях они начинают так или иначе походить на туземцев. Насколько мне известно, в таких случаях в первую очередь изменяется цвет кожи, затем стираются характерные признаки черт лица и только под конец затрагивается язык.

Благодаря господству ислама, который пользуется только арабским языком, язык этот до сих пор сохраняется у арабских племен Борну в поразительной целостности и чистоте. Обороты речи и произношение близки к диалектам того арабского языка, на каком прежде говорили бедуины Аравии. В Борну я знал арабов, которые, несмотря на то что их семьи в течение ряда поколений жили всего в нескольких Днях пути от Куки, настолько недостаточно владели языком канури, что мне, иностранцу, приходилось служить им переводчиком. В общем, шоа, по-видимому, не слишком-то хорошо чувствуют себя [234] в Борну и постепенно отходят во влажную область с ее нездоровым во многих местах климатом, где они, теряя собственную самобытность, благодаря смешению с туземцами стоят перед перспективой полного исчезновения. В соседних Вадаи и Дарфуре их братья по крови живут в гораздо более благоприятных условиях как в смысле климата и земли, так и в смысле отношений с окружающим населением.

Первые арабские элементы якобы пришли в страну вместе с магоми как завоеватели. Таковыми, в частности, считаются джоама и асела, которые, если верить устным сообщениям, прежде были гораздо более многочисленны и уже тогда храбро сражались вместе с королями Канема против сао. Джоама считают себя отделившимся подразделением улед-рашид из Вадаи. Их численность очень сократилась из-за стремления сохранить в сколь можно более чистом виде свою кровь. Они, по-видимому, все сплошь светлокожи и живут в округах Магоммери и Карагуаро. Они распадаются на низшие подразделения — хамедийя и саварима и в лучшем случае насчитывают 2 тыс. человек.. Асела в преобладающем большинстве темнокожи. Они насчитывают самое большее 6 тыс. человек, распадаются на подразделения сераджийя и улед-аина и живут в окрестностях Удже.

После названных арабских племен раньше других на территории Борну поселились арабы саламат. Они образуют самое многочисленное племя, хотя при этом и сохранившееся в наименьшей чистоте. Живут они исключительно в юго-восточной части страны, в провинции Котоко (особенно в окрестностях Гульфеи), в Логоне и в лежащем к западу от него округе Бальге (севернее Мандары). Их примерную численность можно оценить в 30 тыс. человек. Они распадаются на многочисленные более мелкие подразделения: дарбиггели, бени-зеид, улед-брахим, улед-феда, ал-укура, улед-омар, саадина, улед-бу-джимме, алжама, улед-али, улед-римим, улед-ал-хадж и улед-доккола, причем два первых многочисленнее остальных.

Следующими по времени переселения являются кавалима, асала, бени-хасен и бени-бедр, которых якобы связывают родственные узы. Среди них наибольшего внимания благодаря их численности и благосостоянию заслуживают кавалима, которым удалось в какой-то мере уберечь чистоту своей крови. Они живут по большей части к востоку от Нгалы, в окрестностях Рена, Вулеги и др. В меньшем количестве — в округе Нгомати. Они распадаются на улед-мохариб, декена (деггена), улед-серрар, улед-ганим, бени-ваил, улед-бохтер, улед-омеири и улед-буиса; их численность, возможно, близка к 20 тыс. человек.

Асала, которые неоднократно упоминаются в качестве союзников кури в Карке, с давних пор поселились на южном берегу Чада. Но там, несмотря на свои сравнительно безопасные убежища на островах кури, они так сильно пострадали от военных отрядов Багирми и Вадаи, что в недавнее время начали переселяться в Борну, где в окрестностях Магоммери и в Нгомати уже поселились небольшие их подразделения. В большинстве своем они темнокожие и в целом, видимо, насчитывают 4-5 тыс. человек, из которых [235] примерно третья часть живет в Борну. Они включают в себя следующие подразделения: улед-солиман, улед-мерруах, улед-даи, улед-томбуб, улед-шериф и ал-тауабте.

Бени-хасен (их вкрапления имеются в Канеме), несмотря на свою немногочисленность, как кажется, сохранили светлый цвет кожи и прежде якобы были зажиточны. Они по большей части отвыкли от кочевой жизни, обитают к северо-востоку от Мандары и насчитывают не более 1 тыс. человек. Не более многочисленны их родственники бени-бедр. Они живут в области Удже и являются наполовину кочевниками, наполовину земледельцами.

В недавние времена, как кажется, только при шейхе Мухаммеде ал-Амине ал-Канеми в Борну переселились хоззам и улед-хамед. Хоззам — племя не чистокровное. Оно распадается на подразделения кенабке, улед-бу-асаф, ал-бахарийа, омеират и кебесат, и их численность можно оценить в 2 тыс. человек. Все они живут в округе Нгомати, у них очень мало лошадей, а с тех пор как недавно эпизоотия сильно уменьшила поголовье их рогатого скота, они заняты почти исключительно земледелием. Наконец, улед-хамед, среди которых людей с темной кожей встречается почти столько же, сколько со светлой, превосходят по численности кавалима, но не могут в этом отношении равняться с саламат. Они обитают частично в Логоне, частично в Нгомати и распадаются на бекрийа, хадеисат, или ниджемийа, улед-муса, зеилат, амун аллах, бени-малик, баба джоди, навала, улед-кедафат, омм кулеба и улед-хамедийн. В настоящее время из всех арабов в Борну они считаются наиболее состоятельными.

В общем и целом живущие в Борну шоа вряд ли намного превосходят по своей численности 100 тыс. человек. Всего лишь в прошлом поколении они, должно быть, были гораздо многочисленнее, ибо Барт оценивал конницу шоа, принимавшую участие в военном походе в область Музгу, к которому он примкнул, примерно в 8 тыс. человек. Это число мне подтвердил один сведущий высокопоставленный чиновник в Куке. Во время моего пребывания в Борну племена шоа все вместе были, очевидно, в состоянии выставить не более 5 тыс. всадников. Правда, на разделяющий нас промежуток времени приходится одно событие, которое значительно уменьшило численность арабских племен (я вернусь к нему в главе, посвященной истории Багирми), а именно паломничество фанатика-феллата муаллима Шерфеддина. Явившись из стран на Нигере, он пересек южное Борну и Багирми и увел с собой из обеих стран много народа. Насколько обезлюдели после этого отдельные поселения, можно понять из того, что я, например, застал в прежде густонаселенном городе Рен, некогда принадлежавшем сао, едва пятьдесят жителей, а город Афаде, население которого Барт оценивал в 8 тыс. человек, вряд ли насчитывал немногим более 2 тыс. человек.

В Борну шоа пришлось отказаться от излюбленных их предками верблюдов и начать разводить крупный рогатый скот. Но и здесь при густоте населения они были очень ограничены в своих традиционных привычках кочевников, занимались также разведением [236] лошадей и не могли полностью обойтись без земледелия. Большие опустошения, нанесенные их стадам эпизоотией, теперь все больше и больше направляют их интересы в сторону земледелия, и с тех пор некоторые племена и подразделения племен сделались оседлыми. Этим объясняется то, что шоа играют весьма важную роль в хозяйственной жизни Борну. Это они снабжают крупные рынки зерном, коровьим маслом и дикорастущим рисом. Особенно же обильно представлены продукты их трудов в земледелии, скотоводстве и коневодстве на рынке, который происходит по понедельникам в Куке. Поразительно, что арабы, т. е. та самая часть населения, чьи предки пасли скот в негостеприимных пустынях и степях, с явной охотой поселились в Борну в местах, наиболее богатых водой. Поскольку они не считают охоту позорным занятием, они здесь усердно занимаются также добычей слонов и буйволов. У меня еще будет случай описать их внешний вид и обычаи, их жилище и одежду в той части моего путешествия, которое относится к их округам. Правда, опытный путешественник старается не заезжать к ним, ибо из всех арабских обычаев у борнуанских шоа самый большой ущерб нанесен обычаю гостеприимства.

Каждое племя возглавляет старейшина — баш-шейх, а каждое низшее подразделение управляется шейхом, который подчиняется какому-либо сановнику в Куке как стоящей над ним инстанции. В качестве регулярных податей все подразделения кавалима, асала, бени-хасен, бени-бедр, хоззам и улед-хамед, т. е. шоа, живущие преимущественно во внутренней части государства, поставляют раз в три года лошадей, быков и кувшины с животным маслом в количестве, находящемся в определенной зависимости от их численности, и, кроме того, ежегодно десятую часть зерна (ашур). Сходны с этими и подати, которыми облагаются джоама и асела, однако здесь отсутствует регулярная поставка лошадей, а остальные сборы производятся не коллективно, а накладываются на отдельные хозяйства и вносятся ежегодно. Напротив, саламат облагаются налогом совсем по-иному, в соответствии с тем, живут ли они по южному краю Чада, в остальных областях провинции Котоко, или в Логоне и Бальге у северной границы с язычниками музгу. Те подразделения, которые находятся поблизости от языческих племен, обязаны, помимо зерна, лошадей или быков, поставлять еще рабов. Другие сдают одежды, которые ткут и окрашивают в Котоко или Логоне; на третьих накладывается подать, состоящая из меда, дикорастущего риса или овец.

Четвертая часть регулярных податей поступает к тому сановнику в Куке, чьему надзору вверено соответствующее подразделение племени, а поскольку он не сам отправляется в свой округ для сбора налогов, а посылает туда уполномоченного — укиль (в сопровождении правительственного курьера, кингиама), то оба они требуют от каждой деревни еще и так называемую дийафу (угощение), которая состоит из твердых талеров, зерна, быков или тоб. При назначении нового баш-шейха правитель требует, кроме того, от соответствующего подразделения племени определенное число лошадей. Из них свою долю получает и надзирающий сановник, который [237] по такому случаю обычно претендует еще и на одну рабыню. Во время моего пребывания в Борну после всеобщего падежа скота было позволено вносить уплату деньгами из расчета от одного до двух талеров за каждую голову. Когда предпринимаются военные походы, все племена шоа обязаны поставлять воинов. Каждый человек имеет право на половину своей добычи, если она состоит из рабов, лошадей или скота, и на всю добычу, если речь идет о вещах (одежда, украшения и т. п.), и только добытое оружие достается исключительно правительству.

Упомянув туарегов, феллата, жителей Багирми и Вадаи, поселившихся в Борну, мы закончим перечисление отдельных элементов его населения.

Туареги (киндин) представлены келети, которые вместе со смешанным племенем джатко (кубури, томагера, кай боркуа) населяют округ Телль на левом берегу Комадугу-Йобе, напротив округа Дучи и километрах в 100 к западу-северо-западу от Куки. Много веков назад они поселились на северной границе государства, так как уже Идрис Алома использовал их в борьбе с их же соплеменниками, живущими в пустыне. Значительное уменьшение в позднейшее время причитающихся с них податей, состоящих из верблюдов, говорит о том, что прежде их численность была выше. Кроме того, туареги живут еще в Зиндере, отдельные группы — в Мунио, и каким-то странным образом потомками киндин считаются жители города Диква. Хотя я могу удостоверить, что последнее мнение повсеместно распространено в Борну (о нем, по-видимому, не слышали ни Барт, ни Рольфе), мне тем не менее не удалось найти для него какого-либо обоснования, тем более что сам я в Дикве не был.

О том, что феллата основали свои первые поселения в Борну лишь в середине XVI в., уже упоминалось в кратком историческом обзоре. Хотя многие из них, возможно, перебрались снова на запад, когда шейх ал-Канеми изгнал фанатические орды их собратьев за границы государства, тем не менее отдельные общины этой любопытной народности сохранились в некоторых центральных областях страны и по всей западной и южной периферии Борну. Наконец тут и там по стране разбросаны поселения людей из Багирмы, которых называют, как кажется, карде, а также из Вадаи и, возможно, из других соседних стран, однако они составляют столь незначительную часть населения, что в целом их можно не принимать во внимание.

Почти невозможно сделать хотя бы приблизительно верный предварительный расчет численности приведенных элементов населения Борну при их передвижении, смешении и изменении состава. Гораздо легче мне удалось прийти к определенным правдоподобным выводам в Вадаи — вследствие большей однородности жителей, а также в Дарфуре — благодаря чрезвычайно ясному делению страны на провинции, округа, районы и общины. Поскольку Борну, без сомнения, имеет более густое население, нежели соседствующие с ним на востоке страны, то я охотно принимаю оценку по меньшей мере в 5 млн. человек, исходящую от Барта, который вдобавок наблюдал эту страну больше всех других путешественников. Исходя из этой [238] оценки, я склонен определить численность различных групп населения в цифрах, которые тем самым призваны выразить лишь их примерное соотношение друг с другом (тыс. человек):

Не упомянутые в этом перечне бедде, нгиззем, керрикерри, бабир, которых в любом случае можно считать постоянными подданными государства Борну, восполняют своими восточными общинами те 250 тыс. душ, коих еще не хватает до 5 миллионов, но, возможно, их численность превосходит эту цифру...