Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

КОСТЕНКО Л. Ф.

ПУТЕШЕСТВИЕ В СЕВЕРНУЮ АФРИКУ

IV.

Малая Сахара.

— Характеристика поверхности Малой Сахары. — Джебель-Амур. — Второстепенные кряжи. — Аин-Милок. — Естественные столы. — Альфа. — Бетум (фисташник). — Насекомые и гады, водящиеся в Малой Сахаре. — Перекочевки арабов. — Сравнение кочевого быта арабов с кочевым бытом киргизов. — Управление арабами. — Кадии. — Оседлые арабы. — Французское племя в Малой Сахаре. — Борджи. — Город Джельфа. — Сообщение между Богари и оазисом Лягуат.

В Богари оканчивается гористая часть Алжирии — Тель; отсюда начинается степь — страна равнинная или Сахара. Однако есть некоторое различие между степью, расстилающеюся между Телем и Лягуатом, и степью безбрежно раскинувшеюся к югу от последнего. Первая степь, шириною около 300 верст, называется Малою Сахарою, вторая, гораздо более обширнейшая и простирающаяся на юг до Судана, именуется Большою или Великою Сахарою.

Малая Сахара тянется полосою в направлении от з.ю.з. к в.с.в. параллельно Телю и морю. Эта полоса также лежит высоко над морем, как и Тель, и отличается тем, что имеет вид плоской равнины, покрытой цепью шотов или себка, т. е. высохших или высыхающих солончаковых бассейнов, направление которых совпадает с [57] направлением Теля и берега моря. Эта полоса с юга окаймляется снова длинным поясом, подобным Телю, но менее широким. Путешественник, едущий в Лягуат, пересекает этот пояс верстах в 200-стах от Богари между станциею Rocher de sel и городком Джельфа. Здесь ширина этого пояса равняется приблизительно двадцати пяти верстам. Западнее пояс этот шире, холмы и овраги выдаются резче и растительность встречается чаще. Пояс этот называется Джебель-Амур. Как Тель, так и Джебель-Амур не сразу переходят в равнину, но сливаются с нею посредством отпрысков или невысоких каменистых кряжей, блуждающих в различных направлениях, по преимуществу в направлении от с.в. к ю.з. и тянущихся на десятки верст. Кряжи эти невысоки, но круты, с гребнем почти отвесным, иногда ровным, иногда зазубренным. Кряжи эти совершенно голы и по откосам покрыты разрушенными породами, которые, чем дальше от подножия кряжей, тем становятся мельче, и наконец обращаются в песок. От Богари кряжи эти сопровождают путника верст на тридцать и затем почти на таком же расстоянии снова встречают его по приближении к соляной скале. К югу от Джельфы — кряжистые разветвления Джебель-Амура продолжаются далее и доходят до Лягуата. Сочетание этих кряжей весьма оригинально: они образуют как бы естественные ретраншаменты с более или менее широкими прорывами. Особенно замечателен в этом отношении естественный ретраншамент близь Лягуата к с. з. от последнего. Кряж имеет форму четырехугольного редута, замкнутого со всех сторон и совершенно неприступного для эскалады. Длина четырехугольника равняется приблизительно двадцати верстам, а ширина изменяется от одной до трех верст. В одном [58] месте это естественное укрепление или, как называют его французы в Лягуате, амфитеатр, треснуло, образовав вход, имеющий форму ущелья, длина которого не превосходит 200 шагов. Ущелье это составляет самое живописное место среди печальных и однообразных окрестностей Лягуата. Оно отстоит от последнего верстах в пятнадцати и называется Аин-Милок. Это ущелье образовалось прорывом ручейка, ниспадающего по каменным глыбам каскадами. Бока и дно русла этого ручейка густо поросли олеандрами, а у самого выхода на равнину растут фруктовые деревья и в том числе несколько финиковых пальм. Внутри описываемого редута, по откосам кряжей, находится много гипсу. Дно же обильно засеяно мелким камнем и поросло кустами альфы и тэна. Кроме того, есть несколько экземпляров бетума (фисташника).

Еще далее к с.з. от Аин-Милока, верстах в 15-ти, тянется другой кряж, замыкающий с в. долину Таджмута. Этот кряж не имеет такой правильной формы, как только что описанный, но заслуживает быть упомянутым по своему ущелью, в котором сохранились естественные столы. Каменные породы, подпертые более мягкими пластами, стоят здесь среди ущелья, весьма живо напоминая столы.

Эти столы, точно рейки, наглядно показывают высоту дна долины в былые эпохи. Пройдут сотни лет и мягкие подпоры столов, разрушаясь быстрее, упадут; каменные столешницы обратятся в валуны, которые в свою очередь со временем изотрутся в мелкие камни и затем в песок. По дну описываемого ущелья или долины растет много гребенщику (tamarix), как известно, весьма распространенного в наших киргизских степях. Алжирский гребенщик впрочем достигает больших размеров, чем наш туркестанский. [59]

Грунт поверхности Малой Сахары обуславливается близостью кряжей. Вдоль кряжей и гористых пространств он каменистый, а по мере удаления от них, делается песчаным, песчано-глинистым, глинистым и глинисто-солонцеватым.

Малая Сахара водою снабжена весьма скудно. Небольшие степные ручьи наполняются водою лишь в весеннее и осеннее время, после выпада дождей: к лету они совершенно высыхают, и только кой-где в плесах сохраняется вода. Ложе этих ручьев местами более или менее густо порастает олеандром.

Но не смотря на скудность орошения водою, вся отмываемая местность обильно покрыта травами, в ряду которых бесспорно первое место занимает альфа (stippa tenacissima).

Район альфы начинается верстах в 40-ка к югу от Богари и распространяется до Лягуата и далее еще верст на 25-30. К западу, в провинции Оран, район альфы подымается севернее, почему ее оттуда удобнее (через Оран) вывозить в Англию. Малая Сахара — есть царство альфы. Польза, приносимая этим растением и человеку, и животным, столь велика, что нам необходимо остановиться на этом предмете несколько подробнее.

Альфа по наружному виду напоминает осоку, растущую на наших болотах. Подобно осоке, она также растет купами и один стебелек достигает высоты аршина с четвертью. Стебелек собственно плоский, но, вероятно, вследствие сильного солнечного жара, он сворачивается в трубочку. Альфа остается зеленою в течении круглого года, и своею зеленью несколько оживляет печальный вид пустыни. Промежутки между купами альфы обнажены и обнаруживают каменистую, либо песчаного почву — серый или желтый фон, [60] на котором растет альфа. Растение это составляет весьма любимую пищу верблюдов, и, в случае нужды, может служить кормом и для лошадей. Оно также с пользою употребляется кочевниками и проходящими командами как топливо. Арабы из стебля альфы вьют веревки, плетут циновки, корзины и даже посуду: миски, чашки, воронки и пр. Наконец даже в Европе начали извлекать пользу из этого растения, эксплуатируя его на производство тканей и на выделку бумаги. В последние годы вывоз альфы из Алжирии в одну Англию простирался на сумму до десяти миллионов франков. По дороге из Богари в Лагуат путешественник время от времени усматривает склады этого растения, предназначенные к отправке в Европу, а в некоторых местах устроены прессы, сжимающие альфы в небольшие тюки, подобно тому, как у нас в Ташкенте делается с хлопком. Прессы эти, также как и в Ташкенте, приводятся в движение силою двух человек. Они поставлены в сараях при попутных трактирах.

Другое характеристичное растение Малой Сахары есть трава, называемая французами тэн. Трава эта иногда перемешивается с альфою, а иногда растет отдельно, полосою. Она очень ароматична, и будучи потерта между пальцами, шибает в нос.

Верблюды очень любят эту траву; однако весною надо остерегаться давать ее много, так как она раздражает желудок и производит воспаление, оканчивающееся смертью.

Независимо от поименованных двух видов трав, в степи можно встретить еще и другие виды, а именно: дрин, трава, в роде альфы, которую в Лягуате употребляют для корма лошадей; ших, chih (artemisia herba alba), район распространения которой начинается к югу от Лагуата, кустарник джень, употребляемый как топливо, и др. [61]

Из деревьев, растущих в Малой Сахаре есть только один вид, это бетум или иначе фисташник. Кривой и корявый ствол этого дерева достигает иногда аршина два в обхват; ветви дерева распространяются больше в ширину, так что бетум, по наружному виду, напоминает гриб. Густолиственная шапка бетума имеет иногда до шести сажень в диаметре и может укрыть в своей тени множество народу. Дерево растет одиноко, причем случается, что эти одиноко растущие деревья, группируясь, образуют очень редкую рощицу. Прежде при дорогах бетум встречался чаще, но проходящие команды не мало истребили этих драгоценных жильцов пустыни. Бетумы любят расти в более низменных местах равнин. Они производят маленькие красные ягоды, образующие грозды, слегка кислые на вкус, но свежие, и за неимением ничего лучшего, обманывающие жажду. Бетумы встречаются и за Лягуатом верст на сто к югу, после чего они уже совершенно исчезают. Дерево зачастую у подножия окружается колючим кустарником, предохраняющим его от обгладывания скотом. В тени бетума растет гриб, называемый кора. Этот гриб употребляется туземцами для окрашивания тканей в желтый цвет.

Малая Сахара имеет многочисленных обитателей. Из насекомых здесь водятся во множестве тарантулы, скорпионы обыкновенные и черные; укушение последних гораздо опаснее, и наконец кара-курты, маленькие черные паучки с белыми пятнами на спине, укушение которых весьма опасно 7.

Из гадов здесь водятся хамелеоны и множество различных видов ящериц; некоторые виды ящериц достигают [62] значительных размеров, а именно до полутора аршина длины. Но интереснее всех гадов — рогатая випера. Змея эта имеет на голове два маленькие рожка длиною в две-три линии. Длина самой змеи около аршина. Укушение этой змеи, если не принять немедленно необходимых мер, — смертельно. Необходимо, впрочем, заметить, что рогатая випера не отличается лютостью: она бежит от человека и уязвляет его только тогда, когда на нее наступят или придавят.

Птиц в степи великое множество. Независимо от птиц, водящихся в одиночку, зачастую можно видеть целые стаи. Предметом охоты служат куропатки, бекасы, дикие утки и пр. Ястребы, коршуны и орлы также нередки в Малой Сахаре.

Из четвероногих Малую Сахару населяют газели, зайцы, шакалы, лисицы, дикобразы, броненосцы и др.

Преобладающее население Малой Сахары составляют кочевники-арабы, проходящие эту степь с севера на юг и обратно, смотря по времени года. Перекочевку арабы совершают аналогично с перекочевкою наших киргизов, двигающихся также с севера на юг и обратно между Сыр-Дарьей с одной стороны и Ореком, Троицком и Петропавловском — с другой. Подобно нашим киргизам, алжирские арабы проходят тысячеверстные расстояния, имея свои летовки в Теле, а зимовки — далеко к югу, за Лягуатом, в 470-ти верстах от последнего.

Как ни бедна и ни безотрадна обстановка наших кочевников-киргизов, но последние, относительно материального благосостояния, все-таки стоят неизмеримо выше кочевников-арабов. Юрта нашего киргиза, как жилище, гораздо сложнее и надежнее, чем палатка араба, сделанная из шерстяной материи и растягиваемая подобно цыганскому [63] шатру. Бедность арабов сразу проглядывает при виде одних палаток их. Даже у самых богатых и влиятельных, палаточная ткань изорвана, продырявлена, с заплатами и с висящими лохмотьями. Внутреннее убранство палаток также незатейливо. Оно состоит из нескольких грубых ковров, не выдерживающих никакого сравнения ни с туркменскими, ни с бухарскими коврами, весьма распространенными в жилищах наших кочевников.

Как ни первобытна ступень развития наших киргизов, но они тем не менее проявляют более жизненности, чем арабы в Алжирии.

Киргизские степи более оживлены присутствием номада, чем степи Малой Сахары. Путешествующий в киргизских степях сравнительно довольно часто (летом) встречает киргизские аулы, составляющиеся подчас из десятка и более юрт и группирующихся близ дорог. Затем, киргизские кладбища располагаются всегда на возвышенных местах, при дорогах, с непременною целью, чтобы путник их видел, и притом, по возможности, из далекого расстояния. Кладбища составляются из памятников (мазаров) часто довольно замечательной архитектуры. так что издали можно принять их за города. Внутренность больших памятников расписывается доморощенными живописцами, изображающими историю жизни покойника.

Ничего подобного не встречается в алжирских степях. Араб избегает располагаться близ дорог: он слишком недоверчив и подозрителен, и путник только изредка едва заметит две-три палатки, чернеющие далеко на горизонте, в стороне от дороги.

Кладбища арабов также располагаются в укрытых, от взоров любопытных, местах. Да если бы вам и пришлось [64] открыть подобное кладбище, то в нем вы не найдете ровно ничего сколько-нибудь интересного: это просто небольшие кучи земли, слегка присыпанные сверху мелкими камнями. В более цивилизованных пунктах, как напр. в Лягуате, арабские могилы обозначаются длинным четырехугольником из кусков булыжных камней, поднятых тут же. Длина и ширина четырехугольника отвечает размеру роста покойника. Кроме того, могилы женщин или девочек обозначаются поперечным камнем, водруженным внутри четырехугольника. Таким образом, посетитель арабского кладбища сразу определяет не только пол, но и возраст покойника.

Но при всей бедности, араб по природе горд и самолюбив. Воинские инстинкты в нем сильно развиты. Он любит и уважает только того, кто носит меч. Вот причина, почему французы в Алжирии, для управления арабами сохранили и наверно долго еще сохранят организацию чисто военную 8.

Арабы управляются посредством особых бюро, начальники которых суть взятые из фронта капитаны и майоры. Бюро состоят из начальника и двух или трех членов; они непосредственно подчиняются начальникам субдивизии (генералам). На окраинах несколько (два и три) бюро арабов подчиняются начальнику округа (comendant de cercle). [65]

Самая первая (низшая) ступень социальной организации арабов есть дуар, собрание нескольких палаток, по преимуществу самых близких родичей. Дуар совершенно отвечает аулу в наших киргизских степях. Дуар управляется старшиною, выбираемым родичами; подчинение ему основывается на моральном доверии, которое возбуждается либо возрастом, либо богатством, храбростью и другими качествами.

Несколько дуаров образуют отделение — ферк, управляемое шейком. Собрание нескольких ферков образует род — трибю. Случается, что трибю состоит из одного ферка, но это происходит тогда, когда ферк очень велик. Трибю управляется каидом. Соединение нескольких трибю образует иногда большое каидство, иногда агалык, управляемые либо каид-эль-каидом (каид над каидами), либо агою. Агалыки образуют иногда округи, управляемые баш-агою (главою аг) или каралифа.

Шейки назначаются начальниками субдивизий, по представлению каидов. Под руководством каидов, шейки улаживают споры по запашкам земли, содействуют к взиманию податей и штрафов, и к распределению налогов и повинностей; они собирают вьючных животных для военных надобностей и пр. Наиболее влиятельные лица подчиненных шейку дуаров образуют нечто в роде совета (джемаа), который собирается в случаях более важных.

Каид выбирается из более влиятельных людей в роде; он назначается начальником дивизии, по представлению начальника субдивизии. Предметы его ведений очень разнообразны. Он есть прямой ответчик в исполнении приказаний французского начальства, которые передаются ему или через бюро, или через высших туземных начальников. [66]

В сопровождении шейков, каид собирает подати во всем подвластном ему роде. Он ведает внутреннюю полициею, председательствует на торгах и разбирает дела по неповиновению, спорам и распрям небольшой важности, причем имеет право штрафовать не свыше 25-ти франков. Наконец, в случае нужды, он собирает конное ополчение — гумов, для содействия экспедициям французских войск. Каиды не получают определенного жалованья, а пользуются известным процентом из собранных налогов и штрафов.

Аги назначаются военным министром, по представлению начальников дивизий. Они судят и разбирают дела более важные, чем каиды, и могут налагать штрафы в 50 франков. Они начальствуют конным туземным ополчением, собранным по приказанию французских военных властей. Аги получают жалованье в размере 12.001,800 и 3,000 франков, смотря по занимаемому классу.

Кралифа, баш-аги и независимые аги также назначаются военным министром. Эти лица пользуются на подведомственной им территории властью политическою и административною. Большинство из них имеет в своем распоряжении туземные войска, содержимые на счет Франции. Этими войсками поддерживается спокойствие на границах Алжирии, но кралифа, баш-аги и независимые аги не имеют права предпринимать военных действий без соизволения начальников округов (commandant des cercles) или субдивизий. Они налагают штрафы до 100 франков на тех, которые давали убежище шпионам, бунтовщикам, а также и на тех, которые продавали или покупали французское военное оружие и амуницию и пр. Кралифа получают до 12-ти тысяч франков жалованья в год; баш-аги и независимые аги — 5,000 франков. [67]

В каждом трибю при каиде состоит один кадий, который чинит суд, согласно мусульманским законам. Кадий назначается начальником субдивизии из числа лиц, получивших удостоверение в способности со стороны высшего туземного трибунала (мидльжес). Кадий решает гражданские иски, утверждает акты супружества, дает разводы, разбирает дела по наследству. При каждом бюро арабов имеется также по одному кадию, который отправляет свои обязанности под непосредственным руководством начальника бюро.

Кадии в городах и состоящие при бюро арабов получают жалованье от французского правительства; но остальные такового жалованья не получают, а пользуются, согласно мусульманскому кодексу, известным процентом с утверждаемых актов. Кадии отправляют правосудие публично на площадях, в палатке, разбиваемой рядом с палаткою каидов, и налагают незначительные наказания сами; в случае же присуждения к заключению в тюрьму или наказаниям более сильным, они испрашивают соизволение властей французских. Приговор кадиев апелируется в высший туземный трибунал (мидльжес), созываемый в главных центрах дивизий и субдивизий.

Для привлечения туземных властей-арабов на сторону французов, правительство французское в Алжирии поощряет более усердных начальников и старшин орденами, чинами, денежными наградами и пр., а для придания большего престижа, строит дома. К сожалению, оно не всегда достигает цели, и часто наиболее поощряемые начальники арабов, во время возмущений, служат и наиболее рьяными противниками французского владычества, как то было например и во время большого восстания 1871 года. Большие [68] восстания в Алжирии случаются редко; отдельные же инсуррекции в различных местностях возникают довольно часто. Причинами инсуррекций служат либо религиозный фанатизм, возбуждаемый духовенством (муллами), либо обиды, причиненные французскими властями туземным старшинам, либо наконец притеснение народонаселения администрациею. Но, благодаря превосходству французского вооружения и военной организации, восстания подавляются легко.

Арабы суть народ кочевой по преимуществу и не имеют никакого желания сделаться оседлыми. Но в Малой Сахаре есть небольшое количество арабов оседлых поневоле, и живущих в маленьких укрепленных деревушках — ксарах. Только бедность и неимение скота заставили жителей этих деревушек отказаться от любимого рода жизни и сделаться оседлыми. Население ксаров, не имея достаточно скота, чтобы заниматься хлебопашеством, принуждено главнейшим образом возделывать сады. Но так как и сады далеко не обеспечивают их существования, то они крайне нуждаются в кочевниках, которые в значительной мере способствуют к доставлению им средств к жизни. Кочевники, в свою очередь, нуждаются в оседлых жителях ксаров, так как ксары служат этапами при перекочевках номадов с севера на юг и обратно. Ксары лежат на границе Малой и Большой Сахар, вдоль хребта Джебель-Амур, по преимуществу на южном его склоне. Номады, двигаясь с юга из Большой Сахары, оставляют в ксарах значительную долю своих фиников, частью продавая их жителям, частью отдавая на хранение про запас в склады, и продолжают движение к северу, на летовки в Тель, где запасаются годовою пропорциею пшеницы и ячменя. При обратном движении к югу, на зимовку в Большую Сахару, номады [69] уступают часть ячменя и пшеницы жителям ксаров, а часть оставляют в складах (вместо фиников) для обеспечения продовольствия при перекочевке в следующий год.

Независимо от обмена жизненных продуктов, в ксарах происходит также обмен ремесленных произведений: одежды, ковров, палаточной материи и пр. Кроме того, кочевники дают оседлым жителям в наем своих верблюдов, взимая за это значительную плату.

Не смотря на тесные сношения, существующие между оседлыми жителями и номадами, глубокая ненависть разделяет этих людей, совершенно чуждых друг другу по образу жизни, нравам и характеру. На месте нам приходилось слышать мнение людей, хорошо знающих и номадов, и оседлых. Согласно отзыву этих людей, жители ксаров как в нравственном, так и в материальном отношениях стоят далеко ниже номадов. Они лживы, корыстолюбивы, развратны и практикуют некоторые другие пороки, неизвестные кочевникам. В силу этих качеств, кочевники и питают сильное презрение к обитателям ксаров.

Самое малочисленное, но самое влиятельное племя в Малой Сахаре — французское. На пространстве от Богари до Лягуата путешественник встречает одиннадцать борджей или караван-сараев, образующих нечто в роде укрепленных станций, где переменяются лошади и где пассажиры, проходящие команды и караваны находят ночлег и пропитание.

Борджи были устроены французами тотчас по завладении краем. Они имеют форму небольших четырехугольных укреплений с тур-бастионами по углам и с единственными воротами посередине одной из стен. В центре четырехугольного внутреннего пространства вырываются колодцы. Стены высотой до 3 и 4-х сажень снабжены бойницами. [70] В прежнее время в борджах содержались более или менее сильные пикеты; во время восстаний и ныне туда отряжаются небольшие пикеты силою в 5-6 человек, на обязанность которых возлагается стеречь станцию и конвоировать почту и пассажиров. В мирное время в борджах имеются маркитанты, снабжающие пассажиров завтраками, обедами и постелью для ночлегов. Для ночлега вдоль стен внутри укрепления устроены комнаты, особо для путешественников военных и особо для путешественников гражданских. Надписи на дверях обозначают, какие комнаты кому принадлежат. Вдоль же стен устроены, кроме того, навесы для экипажей и конюшни для лошадей.

Верстах в 200 от Богари имеется более сильная крепостца, с местечком, или, пожалуй, городком — Джельфа. Джельфа занята довольно значительным гарнизоном и служит промежуточным звеном для связи Богари с Лягуатом. В Джельфе имеется, кроме того, бюро арабов. Пункт этот лежит довольно высоко над поверхностью моря (на 1167 метров), почему климат здесь зимою довольно холодный. На краю городка имеется общественный сад, интересный в том отношении, что состоит по преимуществу из тополей и талов, деревьев весьма редко усматриваемых в других местностях Алжирии.

Самый городок довольно чистенький, распланирован прямыми и широкими улицами и содержит до 440 жителей, водворенных здесь с 1861 года. Два дня в неделю (по пятницам и субботам) здесь происходит базар, на который являются кочевники обменивать свои произведения на продукты европейские.

Сообщение Лагуата с Богари поддерживается при помощи частной компании, отправляющей дилижансы через каждые [71] четыре дня. Пространство от Богари до Лягуата дилижансы в летнее время проходят в три дня, инея два ночлега. Дорога и сообщение через Малую Сахару напоминает наше недавнее прошлое в киргизских степях, где, вследствие неустройства почтового тракта, проезжие испытывали невыносимые бедствия. Французы, не смотря на то, что владеют Малою Сахарою уже 23 года (с 1852 года), ничего не сделали для того, чтобы облегчить сообщение с своим крайним южным пунктом. В сухое время пески, а в дождливое — грязь тормозят до высшей степени движение дилижанса. Незатейливая посудина эта с выбитыми стеклами, с торчащими гвоздями и скобами набивается самою разнообразною публикою 9 и сверху тяжело заваливается кладью.

В дилижанс впрягается шесть лошадей, которые естественно не могут вытянуть тяжело нагруженного экипажа из песку или из грязи. Для облегчения лошадей, кучер (который здесь правит должность и кондуктора) всякий раз, когда лошади останавливаются в песке или в грязи, приглашает пассажиров выйти из экипажа и идти пешком до тех пор, пока не последует разрешения с его стороны снова занять места в экипаже. Особенно тягостным делается сообщение в период осенних и весенних дождей, когда дилижанс от Богари до Лягуата тянется дней 10-12 и когда пассажиры не только принуждаются идти пешком, но даже вытаскивать дилижанс. На мое замечание ехавшему вместе со мною [72] чиновнику о том, что невозможно так злоупотреблять публикою, чиновник отвечал: “как же прикажите иначе? Если кто находит сообщение неудобным, то никто его ездить по этой дороге не заставляет".

Возница пользуется здесь влиянием еще большим, чем кондуктор между Блидою и Богари. Он совершенно произвольно назначает время отъезда и остановок на станциях. Достаточно подкрепившись на станции, где завтракают или перепрягают лошадей, возница зычным голосом выкрикивает: Les voageurs en voiture, не прибавляя ни messiers в начале, ни s'il vous plaоt в конце своей стереотипной фразы. Поэтому зову бедные вояжеры бросают свои завтраки и бегут занимать места в утлой посудине, именуемой дилижансом.

Во время пути возница часто встречает знакомых в числе сопровождающих транспорты с вином, продуктами и пр. везомыми в Джельфу и Лягуат, причем бесцеремонно останавливает лошадей, сходит с козел и отводит душу в приятной беседе с друзьями, воспитывая таким образом в своих пассажирах христианское чувство кротости и терпения.

Неудовлетворительное состояние пути сообщения с Лягуатом, служит причиною, почему более развитые люди на путешественника, проникающего добровольно в Лягуат, смотрят с уважением, а люди неразвитые, напротив, считают за шпиона, так как, по их понятиям, отважиться на тягостное путешествие по Сахаре может только тот, кто имеет на уме, что-нибудь недоброе. В Джельфе, где жандарм осматривает у проезжающих письменные виды, любознательный служитель полиции осведомился, откуда я родом. На мой ответ из Петербурга, он быстро умозаключил: “а, так, вы, значит, прусак“ и вслед за тем прибавил: а именем закона я не могу [73] допустить вас ехать дальше без разрешения коменданта". Паспорт мой был отнесен коменданту, который собрал нечто в роде военного совета, и только благодаря рекомендательным письмам, которые я имел от генерала Л-до в Лягуат, комендант разрешил мне дальнейшее следование, но счел долгом телеграфировать о происшествии генералу Л-до. Здесь я должен оговориться, что только в Джельфе я имел неприятное столкновение с властями: во всех остальных местах Алжирии я пользовался гостеприимством самым полным и радушным; меня принимали всегда с любезностью, свойственною столь французам; мало того, для меня были открыты все архивы и канцелярии, откуда я мог черпать все, что мне было угодно; и я не нахожу слов для выражения моей признательности всем тем лицам, которые содействовали и облегчали мне изучение и ознакомление с Алжирией, страной, возбуждавшей во мне большой интерес.

Для улучшения пути от Богари до Лягуата, французские власти начинают принимать некоторые меры, а именно, шоссировать более трудные места дороги.

Для этой цели служат осужденные на тяжелые работы нижние чины. Однако количество шоссированных участков пока еще слишком мало, чтобы можно было считать дорогу сносною. [74]

V.

Лягуат.

Общий тип оазисов в Сахаре. — Местоположение Лагуата. — Французская часть города. — Туземный город. — Орошение садов водою. — Вид садов Лягуата. — Климат. — Горячий ветер-сироко. — Население Лягуата. — Торговое и политическое значение Лягуата. — Снабжение города водою.

Небольшой оазис Лягуат есть самый южный пункт французского владычества в Алжирии, хотя номинально владения французов простираются, как сказано выше, еще на 470 верст южнее Лягуата. Лягуат лежит уже, так сказать, у врат Великой Сахары. Под словом оазис, в Сахаре разумеются небольшие населенные пространства среди бесплодной степи, окруженные пустынею, точно острова океаном. Оазисы составляются из двух существенных частей: большей или меньшей группы домов, зачастую окруженных городскою стеною с башнями, и следовательно образующих городили крепость, и района пальмовых садов, вынесенных за городскую черту.

Город или крепость всегда располагается на возвышенном месте — на холме, бугре, кряже, на покатости берега, ручья и т. под. Сады же, напротив, располагаются на равнине, или даже, на низменной местности, для более удобного орошения их, причем соблюдается самая пунктуальная экономия воды, таким образом, чтобы ни одна капля ее не [75] пропадала непроизводительно. Независимо от ручьев или речек, часто пересыхающих летом, оазисы орошаются еще при посредстве колодцев, по большей части очень глубоких, которые таким образом составляют подспорье при недостатке проточной воды. На вершине холма или кряжа устраивается башня, служащая для призыва правоверных на молитву и для наблюдения за тем, что делается далеко в степи. Независимо от этой башни, смотря по величине и процветанию города, имеются и другие башни, составляющие минареты мечетей. Дома складываются либо из сырцового кирпича, либо из комьев земли, либо из булыжных камней, связанных глиною; архитектура домов самая незатейливая: это ряд жилых помещений, окружающих внутренний четырехугольный дворик, причем с одной или с нескольких сторон устраивается галерея с слабым подобием мавританскому стилю.

Потолки, которые суть в тоже самое время и крыши, состоят из слоя земли, насыпаемого поверх циновок, утверждаемых на балках или брусьях из пальмовой древесины.

Оазис Лягуат создан по изложенному типу.

Лягуат лежит под 33° 48' с.ш. и 0° 30' в.д. от Парижа. Превышение его над морем 780 метров. Небольшая речка Мзи, протекающая к северу от города, служит источником для жизни этого оазиса, так как пальмовые сады питаются каналами, выведенными из этой речки. Главный канал берет начало в 4-х верстах от города, где устроена плотина для направления воды из речки к стороне города. Канал затем разветвляется на другие второстепенные каналы, огибающие город, а второстепенные, в свою очередь, разветвляются на множество малых каналов и канавок, служащих непосредственно для орошения садов. [76]

Город расположен вдоль невысокого каменистого кряжа, тянущегося от в.с.в. к з.ю.з. Этот кряж, подобно траверзу, разбивает город на две части, приютившиеся по обоим бокам кряжа. Вершина, или, правильнее, хребет последнего, до занятия города французами, также была застроена туземными жилищами, но после 52 года французы расчистили хребет, устроив на двух выдающихся вершинах его два форта, командующие и местностью, и городом. Форты получили название по имени генерала Бускарена и майора Морана, убитых накануне штурма города в 1852 году. На середине кряжа, между фортами, возвышается еще одно монументальное здание — мечеть с минаретом, сооружаемая французами на счет туземного населения. Эта мечеть приводится в концу и будет служить лучшим украшением города. Мечеть по своей грандиозности составляет совершеннейший контраст с католическою церковью, и никто из французов в Лягуате не мог мне объяснить, почему администрация потратила столько усердия на сооружение туземного храма и совершенно игнорировала христианскую церковь.

Форты составляют редюиты крепости. Крепостная стена от фортов спускается вдоль подошвы кряжа, захватывая с северо-восточной стороны часть туземного города.

Цитадель вынесена в сторону к югу-востоку и соединена с фортом Бускарен, а следовательно и с крепостью, открытым капониром. В цитадели находятся: арсенал, артиллерийский и инженерный склады, казармы и другие воинские здания.

Французские дома внутри крепости группируются вокруг небольшой четырехугольной площади (Place Bandon), осененной пальмами и другими деревьями. Вокруг этой площади находится дом коменданта, военный клуб, бюро арабов, гауптвахта, здание почты и ряд небольших магазинов, в [77] которых торгуют по преимуществу туземцы. Далее дома французов перемешиваются с домами туземцев; на окраинах же города господствуют исключительно туземные постройки. Насколько красивы по наружности дома французов, на столько же, наоборот, бедны и жалки постройки туземцев.

Дома туземцев в Лягуате построены из кирпича, сделанного из простой серой земли, смешанной с соломою, подобно тому как это делается в наших средне-азиатских владениях, с тою разницею, что здешний сырцовый кирпич еще грубее и первобытнее, чем средне-азиатский. Конструкция домов составляет некоторое подобие мавританской архитектуры с тою разницею, что здесь внутренний дворик редко когда окружен галереею со всех сторон; в большинстве случаев обыватели ограничиваются одною галереею, а иногда обходятся и вовсе без оной. Плоские потолки, служащие вместе с тем и крышами, очень непрочны и во время дождя протекают. Вообще, туземные дома как по наружному виду, так и изнутри, производят неприятное впечатление вследствие серого, землистого цвета, полного отсутствия правильности в постройке и бедности обстановки.

Улицы и переулки туземных кварталов узки, кривы и грязны, не смотря на то, что город значительно исправлен французами, сломавшими или уничтожившими наиболее узкие и грязные улицы.

Но насколько грязен и непривлекателен вид туземного города, на столько, напротив, восхитителен вид пальмовых садов, в форме полулунок, окружающих город с двух сторон; сады вышеупомянутым кряжем разбиты на две части и лежат уже совершенно на равнине, для более удобного орошения их водою. В Лягуате считается 26,000 пальм, и это число обусловливается количеством воды в [78] речке Мзи. Если бы упомянутая речка могла дать больше воды, количество пальм возросло бы пропорционально. Вода, как в этом оазисе, так равно и во всех других оазисах, уподобляется крови, текущей в жилах человека и животного.

В Лягуате вода пускается в сады по очереди на четверть часа каждому хозяину. Особенные туземные старшины с песочными часами в руках, пунктуально занимаются распределением воды, для чего они загораживают или отгораживают канавки, проводящие воду в тот или другой сад. Но так как сады неравномерны, то один хозяин нуждается в воде больше, чем другой, и след. старается всякими путями захватить себе воды по возможности больше. Происходит воровство драгоценной влаги, следствием чего возникают ссоры и драки, и французским властям, то и дело приходится разбирать тяжущихся из-за воды. Воровство воды это самый распространенный вид преступления в Лягуате.

Вид на город и оазис с высоты фортов и особенно с высоты, на которой построен форт Бускарен, по истине изумителен. При виде этого оазиса невольно вспоминаешь волшебные страны, созданные пылкою фантазиею автора или авторов Тысяча и одной ночи. Среди бурой местности, наводненной безбрежным океаном ослепительного света, вырезывается густой темно-зеленый лес пальм с макушками, имеющими форму плюмажа. На западе и северо-западе горизонт замыкается невысокими грядами каменисто-песчаных гор все более и более разрушающихся временем, а с противоположной стороны к востоку и юго-востоку расстилается необъятная равнина, горизонт которой незаметно для глаза сливается с синевою неба.

Если бы оазис был составлен из одних пальм, он не производил бы такого впечатления, какое производит ныне. [79] При всей своей фантастичности финиковая пальма не дает большой тени; главнейшее назначение ее производить плоды, служащие одним из важнейших средств для пропитания арабов. Но между пальмовыми деревьями в садах Лягуата растут и другие породы деревьев, которые вместе с кустарниками и огородными растениями, составляют, так сказать, зеленый фон, на котором возвышаются фантастические верхушки пальм. Изредка, сквозь густую массу зелени, глаз усматривает там и сям часть серой глиняной стены, отгораживающей один сад от другого. Размеры садов неодинаковы. В садах бедняков красуется одна-две пальмы, два-три других дерева и клочок земли около одной квадратной сажени, занятой огородом. В садах богатых количество пальм измеряется десятками и даже сотнями.

Броме пальмовых деревьев, в садах Лягуата произрастают тополи, плакучие ивы, акации, апельсиновые и лимонные деревья, яблони, груши, айва, сливы, персиковые и абрикосовые деревья, фиговые и гранатные полукустарники; затем кактусы, обержины, виноград, дыни, тыквы, арбузы, огурцы, красный перец, помидоры, артишоки и спаржа; с приходом французов туземцы стали обрабатывать капусту и картофель. Большая часть плодов Лягуата, за исключением винограда, не отличается доброкачественностью: яблоки, груши, персики и абрикосы здесь грубы и деревянисты. Финики сравнительно мало сочны и недостаточно сладки; этими качествами лягуатские финики уступают финикам оазисов Мзаба и Варгла, где они поспевают месяцем раньше, чем в Лягуате. В Лягуате финики начинают созревать в начале сентября, но сбор их делается в октябре.

Климат Лягуата вообще жаркий. Термометр в июле месяце достигает до +47° С в тени и 72° С на солнце; ночью [80] он показывает в летнее время от 24° до 38°. В зимние месяцы наименьшая температура днем бывает от +10° до +12°, а ночью иногда падает до нуля.

Снег в Лягуате большая редкость. Первые дожди, после летней засухи, начинаются в конце августа и начале сентября; но более значительные дожди выпадают в ноябре и декабре. Затем случается перерыв на месяц или на два, после чего в феврале и марте выпадают весенние дожди.

Климат в Лягуате вообще здоровый; но масса солнечного света, ветры, приносящие страшную пыль, и темнота в туземных жилищах, производят глазную болезнь (офтальмию), весьма здесь распространенную 10.

Жары в июне, июле и августе месяцах делают жизнь в Лягуате тягостною; но жары эти, вместе с душными ночами, ничто в сравнении с другим бичом, известным в северной Африке под именем сироко. Сироко — это горячий южный ветер, дующий из центра Африки. Ветер этот называется арабами симун, т. е. ядовитый.

При этом ветре небо делается серым, иногда бурым, горизонт темнеет, воздух наполняется тонкою и густою пылью. Ветер кажется как будто исходящим из огромной дьявольской печи, и своим огненным дыханием повергает все живущее в самое тягостное состояние. Ни человек. ни животное не знает покоя; они мечутся, ища места, где бы можно было вздохнуть свободно.

К счастью, ветер этот, не смотря на причиняемые страдания, не производит на организм вредных последствий. Он [81] дует обыкновенно в течении трех-шести часов, редко продолжается около 10-ти часов и свирепствует в течение целых суток. В последнем случае он действует с перерывами 11.

В Лягуате считается до 3600 жителей. Большинство суть арабы; затем следуют мавры, мзабиты, евреи, бискри и негры, потомки рабов, вывезенных из Томбукту. Из европейцев здесь, кроме войск и лиц административных, фигурируют несколько купцов и маркитантов, занимающихся торговлею.

Туземцы, кроме торговли, занимаются мелкими ремеслами (производством обуви, вышивкою по коже или сукну, производством женских украшений, ковров, одежды и пр.), скотоводством, садоводством и отчасти хлебопашеством. За линиею садов следуют непосредственно запашки полевых продуктов, по преимуществу ячменя и затем пшеницы. Величина запашек зависит от количества воды, получаемой из речки Мзи; к сожалению, это количество весьма незначительно.

Французское правительство, для улучшения туземной породы овец, несколько лет тому назад выслало в Лягуат стадо мериносов, скрещивание которых с туземными овцами дает удовлетворительные результаты.

Географическое положение Лагуата, при входе в Великую Сахару, на прямом караванном пути в Томбукту, делает пункт этот весьма важным в торговом отношении. Здесь обмениваются предметы торговли, доставляемые из северной [82] Алжирии и производимые на месте на предметы, привозимые как соседними кочевыми племенами, так и из земель внутренней Африки.

В военном и политическом отношениях Лягуат также важен для Алжира: это самый выдавшийся к югу пункт, откуда распространяется французское влияние на прилегающие страны.

В заключение нашего очерка об оазисе Лягуат, необходимо сказать несколько слов о снабжении собственно города водою. Еще до прихода французов, жители пользовались водою, проведенною из речки Мзи посредством особого канала. Канал проводит воду к фонтану, устроенному из кирпича, и из фонтана вода ниспадает в бассейн, откуда жители черпают ее. Небольшая площадь, на которой устроен бассейн, от утра до вечера занята приходящим и уходящим народом. Арабские женщины, негритянки, негры и бискри приходят сюда с кожаными мешками, с воронками и чашками, сплетенными из степной травы альфа. Воронки и чашки служат для наполнения мешков водою. Бискри и негры иногда являются с ослами, на которых и развозят воду. Европейцы являются с ведрами и бочками. Возле бассейна устроено корыто для пойла животных, а рядом сооружен большой резервуар — прачечная для военных. [83]

VI.

Великая Сахара.

Исследователи Великой Сахары. — Республика Мзаб: статистические данные; муниципальное устройство; население. — Оазис Варгла. — Страусы. — Опыты в Алжирии по приручению и акклиматизации страусов. — Охота на страусов. — Львы и пантеры. — Эль-Голеа. — Местность к югу от Эль-Голеа. — Инсала. — Характер Великой Пустыни между Инсала и Томбукту. — Аруан. — Томбукту. — Движение караванов из земель Судана в земли северной Африки и обратно. — Торговля невольниками. — Соперничество французской и английской торговли в центральной Африке. — Туареги: образ жизни; костюм; положение женщин; грамотность; оружие. — Верблюды-бегуны (меари). — Финиковая пальма.

К югу от Лягуата расстилается уже безбрежная, безотрадная пустыня, именуемая Великою Сахарою. Часть этой пустыни, на расстоянии до небольшого оазиса Инсала, еще обследована французами и путешественниками других национальностей; но далее Инсала, к югу до Томбукту, на протяжении 1100 километров или 30 дней караванного ходу, пространство почти уже совершенно неисследовано и относится к числу наименее известных частей нашей планеты.

Первый из европейцев, решившийся проникнуть через Великую Сахару в Томбукту, был англичанин майор Ленг (Laing), который в 1825 году направился туда из Триполи. Не доходя Томбукту, он был схвачен полудиким племенем, обитающим близь Нигера и избит до полусмерти. [84] Мавры, составлявшие часть каравана, при котором следовал Ленг, успели его спасти и доставить в Томбукту, где предприимчивый путешественник оправился. Прожив несколько времени в Томбукту, Ленг с караваном решился было возвратиться в отечество, но судьба, постигшая его на этот раз, была еще ужаснее. Пройдя пять переходов от Томбукту к северу, Ленг был снова схвачен начальником арабского рода (трибю) Зуат, фанатиком Шейх-Ахмет-Уль-Хабидом, который принуждал его принять мусульманство. Ленг отказался, и, по приказанию Уль-Хабида, был задушен посредством веревки, двумя неграми. Нечего и говорить, что вещи и записки его были разграблены 12.

Трагическая судьба, постигшая отважного англичанина, не остановила предприимчивого француза Рене Кайлье (Rene Caillie) попытаться проникнуть в Великую Сахару с юга. В апреле 1827 года Рене Кайлье направился из Сен-Луи в Сенегале и странами вдоль Нигера достиг Томбукту, откуда, после бесчисленных опасностей и лишений, он через Тафилалет прошел в Мароко и затем вернулся в Европу 13.

В 1849 году немец доктор Барт направился из Триполи на юг и через Рат, Агадес, земли Борну, Кука, Гауса, дошел до Томбукту 14. [85]

Немец Герард Рольфс в 1864 году прошел из Морокко через Тафилалет и Тимимун до Инсала и затем, повернув на Гадамес, через Триполи возвратился в Европу 15.

Француз Генрих Дюверье, также в 60 годах, исследовал часть Сахары между Гадамесом, Ратом, Мзабом и Эль-Голеа 16.

Наконец 1874 году Павел Солейльс, через Мзаб и Эль-Голеа достиг до Инсала 17.

Таким образом, промежуток караванного пути, связывающего земли Судана с северною Африкою, промежуток между Инсала и Томбукту остался совершенно неисследованным. Кой-какие скудные сведения о пространстве между Инсала и Томбукту известны только из расспросов туземцев, ходивших с караванами 18. [86]

Характер местности к югу от Лягуата совершенно изменяется. От Лягуата начинается плоская, иногда слегка волнистая равнина, еще более маловодная, чем Малая Сахара. Трава (шиг) растет здесь весьма скудно, особенно на промежутках, занятых чисто каменистою почвою, либо песками.

Первый оазис на пути из Лягуата к югу есть оазис Мзаб, составляющий конфедерацию из следующих семи городов:

Название городов

Число жителей

Число пальм

Гардая

12,000

40,000

Мелика

15,000

8,000

Бу-нура

500

6,000

Бени-исген

5,500

12,000

Эль-атеф

3,000

13,000

Бериан

2,000

21,000

Герара

4,000

28,000

Итого

42,000

128,000

Эти городки расположены следующим образом: Гардая, Мелика, Бу-нура и Бени-исген выстроены по два на покатостях берегов русла речки Мзаб, в расстоянии одного-двух километров один от другого. Бериан лежит верстах в 40 к северу; Герара в 70 верстах на восток (на [87] речке Зегрир) от Бериана, а Эль-Атеф верстах в 4-х к юго-востоку от вышеупомянутых четырех городков 19.

Оазис расположен на местности твердо-каменистой, голой, обнаженной от всякой растительности.

Местность представляет плоское вздутие, на котором там и сям возвышаются небольшие холмики и скалы. Вздутие перерезано в различных направлениях речками, между которыми самая значительная есть. речка Мзаб. Превышение плато над поверхностью моря около 550 метров. Плато называется арабами шебка, а оазис Шебка-Мзаб.

Все поименованные выше городки конфедерации Мзаб расположились либо амфитеатром на отлогостях берега ручьев, либо на небольших возвышениях, имея у подошвы пальмовые сады, орошаемые каналами из речек. Все города обнесены каменными стенами с тур-бастионами на углах. Вследствие каменистой почвы, дома повсеместно выстроены также из камня. Они сложены в виде четырехугольников, замыкающих небольшой внутренний дворик. Большинство домов в Мзабе выбелены известкою.

Расстояние от Лягуата до Гардая равняется 184 километрам, причем до Бериана (144 килом.) путь совершенно безводный.

Большинство жителей описываемого оазиса суть мзабиты — древние берберы, аборигены страны, оттесненные завоевателями в этот неприютный уголок. Много надо было потратить труда, чтобы сделать каменистую почву Мзаба годною для обитания. И действительно, население Мзаба замечательно своим трудолюбием. С раннего утра мужчины, [88] женщины, дети и старцы выходят в свои сады для орошения пальм. Независимо от канав, устроенных с этою целью, существуют еще колодцы, подчас очень глубокие (до 40 метров глубины). По словам очевидцев, лучше организовать систему канализации и орошения невозможно.

Кроме садоводства, в самом незначительном размере хлебопашества и ремесел, мзабиты занимаются также торговлею. Наиболее предприимчивые из мзабитов уходят (без семейств) на заработки в различные города Алжирии и, разбогатевши, через несколько лет, возвращаются на родину.

Выше мы говорили уже о происхождении, типе и религии мзабитов; теперь скажем несколько слов об их общинном устройстве, напоминающем учреждения древнего Рима.

Мзаб составляет независимое владение, находящееся под протекторатством Франции, получающей за это ленную дань, в размере 45 тысяч франков в год, следов. по франку с небольшим с человека. Франция же нисколько не касается до внутреннего управления мзабитских городов, которое состоит в следующем.

В каждом городе есть собрание — джемаа, составляющееся из выборных старших глав семейств, которые ведают интересы города. Старшины в джемаа нечто в роде отцов-сенаторов в древнеримском сенате. Они выбирают из своей среды трех членов (мокадем), которым вручается власть полицейская и исполнительная. В религиозном отношении высшая власть принадлежит шейху-эль-баба, выбираемому всеми духовными лицами республики и которых он назначает, в свою очередь, подобно тому как это делается в католической церкви: папа выбирается кардиналами, и, в свою очередь, сам назначает как кардиналов, так и епископов.

Управление каждым из городов совершенно независимо от других. Центральной светской власти, связывающей все города, нет.

Однако в особых случаях для решения важных вопросов (напр., в случае войны и пр.) от каждой джемаа назначается по одному человеку в особый совет, который составляет тогда союзную джемаа. Председательство в таком случае принадлежит шейху-эль-баба.

Мзабитское духовенство собирается в известные сроки в священном городе Мелика, где оно обсуждает религиозно-экономические меры, касающиеся всей конфедерации. Сходство религиозных учреждений мзабитов с религиозными учреждениями католической церкви намекает на то, что, мзабиты были некогда христианами. Известно, что население северной Африки, в эпоху св. Августина, было христианское и в религиозном отношении зависело от Рима. В эпоху нашествия вандалов, оно отпало от Рима, приняв учение Ария. После нашествия арабов, оно сделалось мусульманским.

Несмотря на свою независимость, мзабиты никак не могут справиться с своими муниципальными учреждениями.

Множество враждебных друг другу партий раздирают население.

Независимо от борьбы партий внутри каждого города, последние враждуют между собою и ведут нескончаемые кровопролитные войны.

Французскому правительству в Алжирии то и дело приходится умиротворять враждебные элементы и восстановлять силою своей власти порядок. Само собою разумеется, что подобное положение дел, едва ли может продолжаться долго, и, весьма вероятно, что французское правительство скоро вынуждено будет назначить в Мзабе своих представителей. [90]

Необходимо заметить, что французское правительство не само вмешивается во внутренние дела конфедерации Мзаба, но лишь по настойчивой просьбе самих враждующих партий.

В городах конфедерации Мзаба, кроме господствующего племени, живут еще арабы, евреи и негры.

Число арабов, живущих в Мзабе оседло, очень невелико. Это суть обедневшие, по разным причинам (падеж скота, грабеж и пр.) кочевники, принужденные наниматься на работу к хозяевам-мзабитам, у которых они занимаются по преимуществу возделыванием садов. Получая поденную плату, около 30-ти су (1 фр. 50 сантимов) при хозяйском продовольствии, эти арабы, путем экономии, стараются приобрести себе несколько верблюдов и баранов, чтобы снова приняться за кочевой быт. Однако это удастся им лишь после долгих годов труда и кабалы у мзабитов.

Евреев в Мзабе также немного. Больше всего их в г. Гардая, где, по спискам начальников бюро арабов, их считается 150 семейств. В остальных городах число еврейских семейств считается единицами. В г. Гардая евреи живут в отдельном, донельзя грязном квартале, где они имеют свои школы и синагогу. Замечательно, что в Мзабе евреи и ныне почти также угнетены, как они была угнетены во всей Алжирии до прихода французов, о чем мы имели уже случай говорить выше.

Евреи в Мзабе, как и во многих городах северной Африки, занимаются преимущественно выделкою золотых и серебряных украшений: браслетов, брошек, колец, серег, отделкою чернью оружия и сбруя, сапожным мастерством и пр. Несмотря на враждебное отношение, питаемое мзабитами к евреям, первые все-таки дорожат ими и не позволяют им экспатриировать. В случае ухода еврея из Мзаба в [91] Алжирию на заработки, его семья остается как бы в качестве заложников.

Негры служат в Мзабе как рабочая сила для возделывания садов, огородов и пашен. Наибольшее число их находится в Бени-исгене. Часть негров суть невольники, так как невольничество в Мзабе практикуются в полной силе. Относительно невольников здесь, как и в большей части независимых земель северной Африки, хозяева не имеют права жизни и смерти; но они могут давать им произвольное число палок. Дети от служанки-негритянки, свободной или невольницы, становятся такими же законными детьми, как и от прочих жен хозяина.

Невольники в Мзаб доставляются туарегами из Томбукту. Здоровый негр-невольник на рынке в Мзабе стоит до 600 фр., женщина-работница до 300 фр., а молодая красивая негритянка для гарема до 1000 франков.

В верстах 180-ти на юго-восток от Мзаба находится оазис Варгла, расположенный в углубленной, солонцеватой местности, орошаемой рекою Уэд-Миа (что значит сто ручьев) с ее разветвлениями. Оазис окружен песками и состоит из следующих населенных пунктов.

Наименование нас. пунктов

Число

жителей

Число пальм,

оплач. под

Общее число пальм

Варгла

7000

291000

366000

Руиса

1800

21900

25000

Аджаджа

270

18740

26649

Шот

580

53346

70938

Сиди-крумед

137

6900

10000

Форт Бамендиль

45

7000

7000

Нгуса

500

48937

54000

Итого

10332

447823

559587 [92]

Города и деревушки эти расположены следующим образом.

В центре лежит город Варгла, обнесенный каменною стеною в виде овала, к которой с востока и запада примыкают пальмовые сады также в виде двух отдельных овалов, малая ось которых равняется шести километрам, а большая — восьми. К югу от города лежит деревушка Руиса, к востоку — Аджаджа, Шот и Сиди-Крумед, а к северу — форт Бамендиль, недавно выстроенный французами на скале. В этот форт на лето выезжает со свитою и телохранителями ага оазиса. Все поименованные деревушки, с своими садами, почти непосредственно прилегают к садам города Варгла. Городок Нгуса лежит в 21 километре севернее, будучи окружен, также как и Варгла, песчаными дюнами, перемежающимися с солонцами.

Нгуса населен мулатами (смесью берберов с неграми). Население же Варгла, с прилегающими деревушками, состоит из мулатов, арабов, мзабитов и негров-невольников, по преимуществу возделывателей земли.

Климат Варгла, в противоположность климату Мзаба, очень нездоровый в течении летнего периода (от апреля по октябрь), так как низменная местность покрывается застоявшеюся водою, отделяющею вредные испарения. Местность, на которой расположен оазис Варгла, имеет форму большой котловины, в противоположность Мзабу, представляющему, как сказано уже, вздутие. Бесчисленное множество ракушек находимых на территории оазиса Варгла, обнаруживает, что здесь существовал когда-то бассейн горько-соленой воды.

Ракушки при прикосновении к языку обнаруживают весьма соленый вкус 20. [93]

Жители Варгла кроме возделывания пальм, полей и огородов, занимаются, правда в самом незначительном количестве, возделыванием хлопчатника. К числу занятий жителей следует отнести воспитывание верблюдов-бегунов, называемых меари, неоценимые качества которых могут казаться баснословными, так как животные эти в состоянии пробегать (рысью) пространство в 160 верст в одни сутки и могут продолжать подобное движение в течении нескольких суток.

Оазис Варгла находится в большей зависимости от Франции, чем оазис Мзаб. Жители оазиса платят подать по 30 сантимов (около 6 коп) от пальмы, что составит 134,346 франков 90 сантимов со всего оазиса. Кроме того, правитель оазиса ага назначается французским правительством из числа лиц, ему преданных. Нынешний ага Бен-Дрисс, туземный офицер спагисов, проживавший некоторое время в Париже, говорит и даже пишет по-французски. Он человек весьма энергичный и преданный французам. Эта преданность укрепляется хорошим жалованьем, отпускаемым ему в размере 20,000 франков. Ага имеет право содержать пешую и конную милицию, состоящую также на жалованье французов. Жалованье выплачивается весьма щедро, а именно в размере 100 фран. в месяц каждому милиционеру. На таком же щедром содержании находятся и чиновные лица, составляющие французскую партию в оазисе. Таким образом все доходы, полученные с оазиса, идут на содержание аги, его сателлитов и милиции. [94] Этим путем французское правительство в Алжирии рассчитывает держать в повиновении оазис Варгла.

Форт Бамендиль, выстроенный французами, кроме цели, указанной выше, имеет еще и другое назначение. В случае возмущения населения, подстрекаемого противною партиею, ага с своими сателлитами и милициею может удерживаться в форте до тех пор, пока не подоспеют на выручку французские войска из Лягуата, либо из Бискры.

Оазис Варгла лежит на пути из оазиса Зибан (центр которого есть Бискра) в оазис Эль-Голея, и затем далее в Инсала и Томбукту.

К югу от Мзаба (от города Гардая) в 28-ми километрах, лежит небольшой оазис Метлили, в котором считается 2197 жителей и 6000 пальм. Город населен оседлыми арабами племени шамба. Город, согласно общему типу, построен на холме, имеющем метров 20 высоты над окружающею местностью.

На юго-запад и на юго-восток от Мзаба начинаются песчаные пространства в форме дюн или гряд. Гряды эти достигают высоты 30-ти метров и имеют определенное направление от востока к западу. Они постоянны, и это постоянство объясняется действием противоположных ветров, дующих и днем и ночью, таким образом, что один ветер разрушает работу другого.

Дюны покрыты скудною растительностью и населены, в числе различных животных, между прочим газелями и страусами.

Страус есть наиболее типичный представитель знойных, безводных, песчаных пустынь. Животное это и по наружному виду, и по образу жизни, уже настолько известно в Европе, что описывать его нам не приходится. С своей стороны мы [95] скажем о нем только то, что нам удалось узнать относительно приручения этой птицы в Алжирии, и затем сообщим несколько сведений относительно способов охоты на страусов, практикуемых арабами в Сахаре.

Французы, по занятии Алжирии, вскоре обратили внимание на опыты по приручению и акклиматизации страусов. В упомянутом выше опытном саду (Jardin d'Essai или Гамма), в 4-х верстах к югу от Алжира, они устроили целый городок для акклиматизации страусов. Опыты ведутся уже более 30 лет и вполне убедили, что птица пустыни, при хорошем уходе, может быть приручена и размножаться, находясь в неволе. Во время моего пребывания в Алжирии, в Jardin d'Essai имелось семь пар взрослых страусов. Страусы эти служат вместе с тем и для продажи: они продаются по 500 франков взрослые (1000 франков пара) и по 50 франков птенцы. Страусы здесь настолько ручны, что пускают в своя городки лиц посторонних; но благоразумие требует все-таки входить в их помещения не иначе, как в сопровождении привратника, к которому они привыкли.

Привратник этот, специально приставленный к алжирским страусам, живет при них уже около 30-ти лет и пользуется большим расположением со стороны своих питомцев. Тем не менее и он рассказывает, что подчас бывает небезопасно находиться в обществе страусов. В известную эпоху самцы делаются злыми, и однажды один из страусов, погнавшись за сторожем, чуть было не нанес ему удара лапою; последний к счастью уклонился, а знак, отпечатавшийся в косяке двери, свидетельствует и ныне о силе удара, который может причинить страус своею лапою о двух пальцах. Алжирских страусов кормят ячменем и листьями кактусов. Финики, даже зеленые, составляют для [96] них необыкновенное лакомство. В прежнее время страусы в Сахаре водились близь Лягуата, но в 60-х годах один из комендантов этой крепости, страстный охотник на страусов, частью истребил их, частью разогнал, так что ныне страусы обнаруживаются лишь днях в восьми пути южнее Лягуата, в песчаных дюнах, широко раскинувшихся на восток и запад от оазиса Эль-Голеа.

Арабы в северной Сахаре охотятся на страусов в самое жаркое время года: в июне, июле и августе. Они говорят, что жары убивают страусов скорее, чем быстрый бег их коней.

Не все арабы имеют право охотиться на страусов. Это благородное занятие доступно (по крайней мере, в северных частях Сахары) лишь некоторым привилегированным родам (tribu), как напр. Мекрелиф-Эль-Джереб, Шагиба, Ататига и Улад-Сайя). Это те роды, которые в прежнее время столь прославились не только ловлею страусов, но и ловлею людей, нападая на караваны. Мекралиф и Шамба еще и ныне не прочь вспомнить прежние привычки и не упускают случая пограбить как караваны, так и другие более слабые роды, вследствие чего французское правительство время от времени высылает экспедиции в их кочевки для наказания и приведения к порядку.

Для охоты на страусов необходимо иметь при партии охотников несколько верблюдов, по расчету того времени, какое придется оставаться без воды. Рассчитав это время, запасаются двумя, тремя, четырьмя верблюдами на одного охотника. Верблюды нагружаются турсунами с водою, ячменем, съестными припасами и предметами, необходимыми для привязывания и спутывания лошадей на стоянках. Соль составляет также существенную принадлежность верблюжьего груза; она [97] служит для посола убитых страусов, которых необходимо заготовить в прок. Палатки излишни: они только обременили бы вьючный обоз, тогда как легкость снаряжения при страусовой охоте есть дело первостепенной важности. Охотники, если могут, запасаются пропорциею пороху и свинцу на все время охоты, которая длится обыкновенно недели две-три.

Перед отъездом делается предварительно рекогносцировка местности, для чего отправляют двух или трех разведчиков на меари (верблюдах-бегунах), чтобы узнать приблизительно район, в котором водится наиболее страусов, и также с целью открыть резервуары дождевой воды, — именуемые туземцами гдирами 21. Это последнее обстоятельство очень важно. Оно во-1-х, обусловливает собою нахождение страусов, которые приходят к означенным резервуарам для питья, а во-2-х, от количества воды в резервуаре зависит количество верблюдов, снаряженных в охотничью экспедицию.

Лошади, назначенные в экспедицию, должны быть подготовлены за неделю или две раньше. Для этого их лишают сухого фуража, уменьшают дачу ячменя и заставляют скакать в полдень расстояние сперва верст в 6-7, а потом доходят до 15-ти. Вследствие такой дрессировки, лошади делаются тощими и легкими.

Вступив в район нахождения страусов, охотники, накануне вечером, держат всегда совет относительно действий на следующий день. На совете определяются пункты засады [98] и места, куда надо послать загонщиков, которые должны направить бег страусов на засаду.

Этот способ охоты на страусов называется у арабов гаад (засада), в отличие от самого простого способа, именуемого беду, который состоит в том, что охотник преследует страуса один и настигает его на той же лошади, на которой он начал охоту. Однако этот способ охоты самый трудный и утомительный, и практикуется лишь в том случае, когда нет товарищей. Когда же товарищи есть, тогда предпочитается способ гаад (засада). Этот последний вид охоты, как показывает само название, состоит в том, что охотники располагаются в подходящих местах, у холмов, у бугров, либо у господствующих окрестностью деревьев, откуда можно было бы видеть издалека страусов, направленных загонщиками.

Есть еще один способ поимки страусов. Он предпринимается во всякое время пешими людьми, которые залегают в засаду в тех местах, куда страусы приходят на пастьбу. Этот вид охоты конечно требует наибольшего терпения, так как охотникам при этом приходится подсиживать птицу дней 15-ть. Иногда подстерегают страуса также во время кладки яиц, залегая возле гнезда.

Охота по способу гаад основана на том, что страус действительно бежит почти всегда по тому направлению, по которому он быль пущен загонщиками. Загонщики, зная место засады, рассчитывают вести дело так, чтобы страус бежал непременно на засаду. Однако дело это чрезвычайно трудное и утомительное, потому что загонщикам надо предварительно исследовать участок охоты, по крайней, мере верст на двадцать от места засады, чтобы найти страуса и потом, пугнувши его в требуемом направлении, надлежит [99] настойчиво преследовать, с целью наполовину утомить его до приближения к засаде. Вот причина, почему в загонщики выбираются только самые опытные охотники и почему им определяется обыкновенно половина убитых страусов. Но не смотря на выгоды, ожидающие загонщиков в том случае, если охота окажется удачною, последние все-таки не легко соглашаются на это дело, при котором они обыкновенно столь замучивают своих лошадей, что делают их неспособными к охоте в другой раз. Случается, кроме того, что загонщики или не находят вовсе страусов, или же, что страусы, испуганные проходящим караваном или под влиянием других причин, изменяют данное направление и бегут в сторону, противоположную засаде. Это последнее обстоятельство особенно прискорбно для загонщиков, которые знают, что по приходе на бивак, их ждут не только насмешки, но даже упреки, уязвляющие в высшей степени их самолюбие.

Загонщики начинают гнать страуса только тогда, когда, по расчету времени, уверились в том, что засада заняла свое место. Они знают этот час по солнцу, когда оно достигает своего апогея. Шомпол, поставленный вертикально и отбрасывающий самую короткую тень, служит им гномоном.

Погоня за страусом увлекает охотников до такой степени, что они забывают все, проникаясь единственным желанием настичь его. Они не думают при этом ни о своих лошадях, ни о самих себе; их не страшит возможность заблудиться (что очень легко); они видят перед собою одну только цель: поймать страуса какою бы то ни было ценою. Увлечение достигает высшей степени, когда преследуется целая стая страусов.

Пока страусы бегут одною стаею, охотники следуют за ними также в совокупности. Но когда охотники настигают [100] стаю, страусы, по инстинкту, дабы увеличить шансы на спасение, разбегаются в стороны; тогда и охотники также разделяются таким образом, что каждый преследует ближайшего к себе индивида.

Настигнув страуса, оглушают его ударом в голову, и когда он подбит, его прирезывают, следуя мусульманскому обычаю, в силу которого можно есть мясо только того животного, которое было зарезано с произношением слов: бисмиля-рахмани-рахим (во имя Бога милосердного и многомилостивого).

В страусе все пригодно для арабов: мясо съедается, кожа с бедер и шеи служит для сохранения жира, подошва лапы служит для делания сапожных подошв; жилы, более или менее разодранные на части, дают крепкие нитки и дратву, наконец перья служат для продажи, составляя одну из самых видных статей торговли арабов с оседлым населением. Мясо молодых страусов необыкновенно нежно и питательно; мясо же взрослых походит на говядину. Жир страусовый, по убеждению арабов, служит лекарством от всех болезней. Мясо, которое не съедается на охоте, разрезывается полосками на куски и частью солится, частью высушивается на солнце. Приготовленное последним способом, оно может сохраняться целые месяцы.

Пернатая шкура страуса покупается в Мзабе туземцами, алжирскими евреями, тунисскими и даже триполитанскими купцами по следующим ценам: шкура самца от 150 до 170 франков, а шкура самки вдвое дешевле — от 75 до 85 франков.

Перья самца ценятся дороже, потому что они несравненно красивее.

У самцов все короткие перья туловища угольно-черного цвета, длинные же крыловые и хвостовые — ослепительно [101] белого цвета. Вот эти-то последние, длинные и белые перья, и составляют главнейшую приманку: таких перьев в страусе около четырнадцати.

Короткие перья самки серого, серо-бурого и вообще грязного цвета, и только на перьях и в хвосте они черноватые.

В Судане из страусовых перьев делают опахала, зонтики, а маленькими перьями украшают трости.

Яйца страусов, величиною в детскую голову, также употребляются в пищу. Однако по вкусу содержимое страусовых яиц уступает содержимому яиц куриных. Скорлупа идет для делания сосудов, сахарниц и пр., для чего она оправляется в металлические подставки. В целом виде скорлупа страусового яйца (по выпущении содержимого), отделанная легким плетением, подвешивается, как украшение в домах, хижинах и храмах.

В Европе существует мнение, что будто бы в степях Сахары водятся львы. Ни в Малой Сахаре, ни в Великой львов не существует, также точно как и пантер

И те, и другие живут исключительно в горах Теля, причем количество их год от году уменьшается. С одной стороны записные охотники, а с другой войска истребили в значительной мере этих двух кровожадных представителей животного царства. Солдатам в Алжирии выдается премия по сто франков за всякого убитого льва или пантеру 22.

В настоящее время львы водятся в Теле лишь спорадически. Окрестности Омаля (в провинции Алжир) славятся как наиболее населенные львами 23. Случается, что и [102] львы, и пантеры спускаются с Теля на равнины с целью поиска за поживою; но они отходят от гор лишь на незначительное расстояние.

Дюны от Мзаба распространяются таким образом, что оставляют к югу небольшой перешеек твердой, каменистой земли, по которому можно достигнуть к малому оазису Эль-Голеа, лежащему в 303 километрах к югу от Мзаба (от г. Гардая). На этом протяжении имеются колодцы в расстоянии 2-4-х дней хода.

Оазис Эль-Голеа состоит из городка, построенного на конусообразном холме, имеющем высоты до 70 метров. Превышение его над уровнем моря составляет 402 метра. (по Дювейрье).

Вершина конуса увенчана цитаделью с единственными воротами. У подножия горы живописно расстилаются пальмовые сады, заключающие до 13500 пальм. Число жителей городка 875 человек. Население состоит из помеси древних берберов с неграми и называется зената; особенный язык их называется также зенатийским. Вообще, происхождение населения Эль-Голеа тоже, что и в Варгла. В Голеа есть также много негров-невольников, занимающихся обработкою садов и огородов; сами же хозяева на лето выходят из города и кочуют в окрестностях.

Город Эль-Голеа был занят отрядом генерала Галифе в генваре 1874 года. Отряд этот преследовал хищников племени шамба, нападавших на подвластные французам племена арабов. Галифе двинулся из Бискры через Варгла. От Варгла он с отрядом, посаженным на верблюдов, имея воду в кожаных мешках, шел до Голеа 13-ть дней и занял город без сопротивления. Хищники, скрывшиеся было в оазисе Туат (цепь деревушек между Эль-Голеа и Тимимун), [103] но отвергнутые жителями, явились к генералу с повинною. С них был взят штраф, и, кроме того, подати, не заплаченные за предшествовавшие годы 24. Жители Эль-Голеа платят французам ничтожную дань в размер 1475 франков в год.

От Эль-Голеа, в 403 километрах к юго-западу, лежит оазис Инсала. Путь пролегает сперва по высоким дюнам и затем все время идет по высоким плато, разделенным узкими, но глубокими оврагами. Дюны, впрочем, пересекают дорогу в Инсала лишь на протяжении верст 20-ти; главная же масса их идет по направлению к востоку и западу. Высокие плато имеют почву каменистую совершенно обнаженную от всякой растительности; цвет поверхности местами черный, местами бурый или рыжий. Трава встречается только в глубоких оврагах, разрезывающих высокие плато.

Путь этот весьма маловоден, почему караваны предпочитают иногда от Голеа идти на запад, на Тимимун и потом поворачивают на юг, на Акабли, лежащий в двух днях пути к ю. з. от Инсала, после чего они выходят на инсала-томбуктскую караванную дорогу.

Оазис Инсала состоит из пяти ксаров или деревень, населенных различными племенами (туареги, арабы, мулаты, негры). Число жителей, постоянно живущих в ксарах, не простирается более 4000 душ, но во время сбора фиников, многие номады приходят в деревушки и тогда население возрастает до 11 тысяч душ. Возделыванием садов занимаются мулаты и негры, составляющие ядро постоянного населения оазиса. [104]

Ксары Инсала не окружены стенами, на том основании, что жители находятся в дружбе и в близких сношениях с туарегами, которых поэтому они и не опасаются. Оазис окружен сыпучими песками, которые в иных местах прилегают непосредственно к самым домам.

К югу от Инсала до Томбукту расстилается местность еще более маловодная и негостеприимная, чем к северу от названного оазиса. Высокие, голые и каменистые плато перемежаются с пространствами сыпучего песку.

Непосредственно к югу за Инсала кочуют туареги — племя берберского происхождения, весьма воинственное и называемое степными пиратами. В середине расстояния между Инсала и Томбукту находится пространство земли, дней 10-15 ходу, совершенно необитаемой. За необитаемого полосою появляются кочевники арабы. Здесь, на пути в Томбукту, лежит небольшой городок Аруан, населенный оседлыми арабами. Аруан находится в 5-ти днях ходу к северу от Томбукту; он расположен в лощине и окружен высокими дюнами. Город состоит из 500 домов с 3,000 жителей. Почва ничего не производит, и жители живут продажею соли. В числе жителей много невольников-негров.

От Аруана до Томбукту (пять дней ходу) путь снова проходит по местности безводной и ненаселенной.

Томбукту искони считается средоточием караванной торговли и столицею земель Судана. Город этот лежит среди безбрежного океана песку, в 8 километрах к северу от Нигера. Город населен по преимуществу неграми, но есть не мало арабов и мавров, приходящих из Марокко, Алжирии, Туниса и Триполи для торговли и промышленных сделок. Разбогатевши, они возвращаются восвояси. В городе имеется три мечети и до 3,000 домов. [105] Число жителей от 18 до 20 тысяч 25. Дома строятся по типу, общему для мавританских построек и состоят из четырехугольного здания, замыкающего внутренний дворик. В домах не имеется ни окон, ни каминов. Костюм негров подобен костюму арабов. Женщины вовсе не закрывают лица вуалью и пользуются правами, одинаковыми с мужчинами; они не забиты и не угнетены так, как это существует у мавров и арабов. Они исповедуют мусульманскую религию, но к обрядовой стороне относятся легко. Негры томбукские вообще представляют из себя народ мягкий, ласковый и добрый.

Управление ими отличается патриархальностью; царь в Томбукту все равно, что отец в большом семействе.

Местоположение города весьма печально, так как ни в окрестности, ни в самом городе нет вовсе садов. Почва вокруг скудна и неблагодарна. Жизненные продукты очень дороги. Главнейшая производительность жителей Томбукту — есть добывание соли. Продукт этот отпускается ими в другие места и по преимуществу в город Джене, лежащий к югу-западу от Томбукту. Взамен соли, из Джене получается рис, растительное масло, перец, лук, сухая рыба, фисташки и пр.

Благодаря своему географическому положению, Томбукту играет весьма видную роль в торговом отношении. Занимая центральное положение относительно земель Судана, город этот служит фокусом всех торговых караванов, которые двигаются из Судана в земли северной Африки и обратно.

Караваны из Томбукту, направляясь на север, идут на Инсала, откуда дальнейшие пути разделяются с одной [106] стороны на Рат, либо на Эль-Голеа и далее в Гадамес, Триполи и в Тунис, а с другой стороны на Тимимун, Тафилалет и Марокко. Также и обратно товары из Триполи, Туниса, отчасти Алжирии и Марокко направляются в Судан через Инсала, либо Акабли.

Из Гаусы, Борну и других земель Судана через Томбукту вывозятся следующие предметы: индиго, слоновая кость, камедь, золотой песок, сода, страусовые перья, кожи (бычачьи и козлиные), бальзамы и невольники. Замечательно, что туземные караваны обходят французские владения в северной Алжирии и не идут далее Мзаба. Это обстоятельство объясняется тем, что во-1-х, туземцы внутренней Сахары и Африки боятся сношений с французами, которых они вместе с тем ненавидят, а во-2-х, главный предмет торговля суть невольники. В Мзабе, Варгла и Голеа торговля невольниками практикуется в значительных размерах и французское правительство игнорирует эту торговлю. Покровительство французов уничтожению невольничества в подвластных им землях Алжирии ограничивается только тем, что они берут под свою защиту и делают свободным раба, бежавшего во французские оседлые пункты, т. е. в Лягуат и другие города Алжирии, непосредственно занятые французскими войсками. Разговаривая с некоторыми представителями французской интеллигенции в Алжирии, я выразил свое изумление, почему французы не заботятся об уничтожении постыдного торга людьми в оазисах Варгла, Голеа и Мзаб, на что получил в ответ, что французы не имеют к тому ровно никакого интереса. На мое замечание, что в этом случае великие нации должны стоять выше материальных интересов и руководствоваться только исключительно гуманными принципами, я услышал возражение, что и англичане [107] искореняют невольничество только в тех случаях, когда это им выгодно 26.

Торговля невольниками в северной Африке производится следующим образом.

Подобно туркменам, захватывающим персиан, туареги ловят, либо за бесценок покупают, негров в Судане и, и по преимуществу, в окрестностях Томбукту. В Томбукту организовывается невольничий караван и негры гонятся, подобно гурту баранов, на север в Инсала. Здесь находится первый невольничий рынок, где негры перепродаются арабам племени шамба. Цена рабочего невольника на рынке в Инсала равняется 150-ти — 200-м франкам. В Инсала, как сказано уже, пути расходятся. Невольники, предназначенные к отправке в Голеа, гонятся в этот оазис, где существует второй невольничий рынок, на котором цена рабу поднимается до 300 и даже до 350 фр. Третий невольничий рынок по томбукто-алжирскому пути существует в Мзабе и Варгла, где ценность невольников возрастает до 600 франков.

Обращение с невольниками во время пути варварское и жестокое из принципа: им дают мало есть и нарочно изнуряют в тех видах, чтобы они не имели сил к побегу. Не удивительно, что значительная часть невольников [108] погибает в пути от изнурения. Особенно большая смертность поражает женщин и детей.

Насколько мало туземных товаров приходит из Томбукту в Алжирию, настолько же мало и французские товары из Алжирии проникают в центральную Сахару и Томбукту. Большинством предметов европейской фабрикации (бурнусы, гаики, фески, бумажные ткани, шелк, кораллы, мелкие металлические вещи, простое оружие, ладан, гвоздика, духи ж пр.) внутренняя Сахара снабжается из Туниса, Триполи и Марокко. Преобладающие предметы суть английские. Даже на рынках Мзаба и Варгла большинство привозных товаров английского происхождения. Причина этому кроется в том обстоятельстве, что товары английские дешевле, добротнее и приспособленнее к вкусу туземцев, чем товары французские. Купцы французские всегда старались сбыть номадам худшие образчики бумажных материй за большую цену, вследствие чего совершенно уронили французскую торговлю в глазах кочевых племен Сахары.

Караваны, двигающиеся между землями Судана и владениями северной Африки, покровительствуются туарегами, которые заставляют эти караваны волею-неволею платить дань. За известную плату один род охраняет караван в районе своих кочевок и затем передает его, также за плату, другому роду и т. д.

Туареги населяют самую негостеприимную часть Сахары. Племя это широко раскинулось на юг до Судана, на восток до Абиссинии, на север до Гадамеса и на запад до большого Инсала-тамбуктского караванного пути. Туареги происхождения берберского, одинакового с кабилами, жителями Теля и мзабитами. Не желая подчиняться пришельцам-завоевателям, они отхлынули в бесприютные степи. [109]

Туареги исповедывают ислам, но лишь номинально. Они даже любят надсмехаться над мусульманскими обычаями и осквернять мусульманские святыни. Арабы и другие мусульмане за это их ненавидят.

Есть два большие подразделения туарегов: а) туареги северные или горные, живущие в гористой местности Джебель-Гогар к югу от Мзаба и Гадамеса и б) туареги южные — степные, чистые кочевники. Первые живут либо в убогих хижинах или, правильнее, шалашах, либо в палатках из дубленой кожи и занимаются охотою, проводя целые месяцы в погоне за газелями и страусами. Все достояние их состоит из нескольких верблюдов, коз и ослов. Финики и зерно (ячмень и пшеницу) они выменивают на предметы охоты (дичь, страусовые перья и пр.) и произведения своих немногочисленных стад. Эти туареги прекрасно описаны г. Дювейрье в книге: Les Touareg du Nord.

Туареги, обитающие вне гор Джебель-Гогар, и по преимуществу к югу, по направлению к Судану, живут дуарами (аулами) в кожаных палатках. Они занимаются, как сказано выше, сопровождением торговых караванов, принуждая их брать из своей среды конвой, затем грабежом своих соседей и караванов, отказавшихся платить им подать, и главное — ловлею негров в Судане и продажею их в рабство. Томбукту, главный город Судана, часто держится ими в блокаде в течении нескольких месяцев.

Арабы называют туарегов заль-эль-летам, т. е. людьми, закрытыми покрывалом. Вуаль, закрывающий их лицо, составляет существенную часть костюма туарегов, состоящего в следующем.

На бритой голове они носят высокую феску, поверх которой надевают, как и арабы, гаик, — полотнище, [110] закрывающее спину, уши, затылок и глаза; затем другое полотнище закрывает лице снизу, так что туарег может различать предметы только в просвете между означенными двумя вуалями.

Глаза закрываются для предохранения их от ослепительного действия солнца и ужасной пыли, поднимаемой грозным сироко, а нос и рот предохраняются также от пыли, поднимаемой тем же сироко; очевидно, что вуаль в этом случае действует как респиратор.

Затем туареги носят длинную рубашку с короткими рукавами (гондура) и бурнус из грубой ткани.

Женщины у туарегов не закрывают лица, вероятно потому, что всегда сидят дома, редко выходя из палаток. Они даже любят ходит вовсе без одежд, а одеваясь носят костюм, схожий с костюмом арабских женщин. При всей дикости натуры туарегов, женщина у них не порабощена и уважается также как, и у кабилов. Эта черта народного характера туарегов с характером кабилов указывает также на их общее происхождение 27. Женщины у туарегов пользуются даже слишком большою свободою, в ущерб чистоте нравов и строгости семейной жизни. По словам Мак-Карти 28 (Mac-Carthy) грамотность между туарегами практикуется преимущественно между женщинами, которые пишут все официальные [111] письма и ведут делопроизводство. Несколько писем туарегов к алжирским генерал-губернаторам я видел в Алжирской публичной библиотеке. Письмена туарегов любопытны между прочим в том отношении, что, согласно уверению г. Мак-Карти, читаются первая строка справа налево, вторая слева направо, третья опять справа на лево и. т. д. Буквы туарегского алфавита обозначаются сочетанием и расположением точек (от одной (а) до четырех), либо палочек и кружочков.

Оружие туарегов весьма оригинально и заслуживает описания. Наиболее практикуемые виды оружия суть следующие. Длинный, железный дротик, острый конец которого имеет кроме того зубья, направленные книзу; противоположный конец несколько распластан в виде весла. По объяснению туарегов, вонзившийся в тело дротик они иногда ломают, если не желают, чтобы рана была смертельною (при ловле, например, негров). Дротик этот употребляется и как метательное оружие, и как копье.

Недлинный, около полуаршина, кинжал в ножнах, надеваемый посредством ремня на левую руку у кисти таким образом, что ножны идут по направлению к локтю, а рукоятка вдоль ладони, причем указательный и средний палец покоятся на двух выступах на головке рукоятки; с этим кинжалом туареги не расстаются даже во время сна.

Затем следует длинный, широкий и прямой меч с крестообразною рукояткою, а у богатых, кроме того, еще и длинное кремневое ружье.

Как предохранительное оружие, туареги носят щит, который бывает либо небольшой, круглый, либо длинный, значительных размеров. Щит держится в левой руке посредством кожаных ремней. Он делается из буйволовой, [112] либо слоновой кожи. Необходимо заметить, что щит только обременяет туарега, так как препятствует ему свободно действовать оружием.

На правую руку выше локтя туареги надевают каменное кольцо (или, пожалуй, кружок), которое будто бы служит для придания большей силы руке при метании копья, или при действии мечем.

Туареги ловят и покупают (за бесценок) негров не только для продажи, но и для себя, так что в среде их находится весьма много невольников.

Лошадей они имеют весьма мало, и гораздо больше верблюдов, из которых они воспитывают бегунов — меари, способных пробегать пространство в 160 верст в течении суток.

Неоцененные свойства меари послужили поводам к многочисленным басням, которые всякий путешественник непременно услышит в Алжирии, и притом не от одних туземцев, но и от французов. Баснословное в рассказах о меари относится главнейшим образом к мерам, принимаемым будто для того, чтобы сделать из простого верблюда — верблюда бегуна или меари. Собственно говоря, никаких особенных для этого мер и способов нет.

Лучший и наиболее выносливый экземпляр верблюда и будет меари. Худощавость тела и сильно развитые бедра служат внешними признаками такого верблюда. Арабы сравнивают бег меари с силою ветра, но, конечно, такое сравнение преувеличено. Животное это бегает только рысью, но рысь эта, так сказать, удлиненная, растяжная, в роде иноходи. Существует обыкновение, для укрепления сил меари, давать ему, кроме обыкновенной пищи, еще порцию пшеницы, ячменя, фиников или же финиковых косточек. Эта дополнительная дача служит к вырабатыванию в меари [113] выносливости и подвижности. Меари ценится в шесть-семь раз дороже обыкновенных верблюдов и стоит от 1000 до 1500 франков.

Туареги для езды на верблюде-бегуне употребляют седло, имеющее форму, приспособленную к наиболее спокойному положению седока. Седло состоит из слегка вогнутого днища с высокою и широкою спинкою и с высокою переднею лукою; лука эта у основания очень тонка и служит для опоры ногам, которые скрещиваются вокруг ее таким образом, что седок носками касается с двух сторон шеи верблюда. Седок сидит в седле, как в чашке, и, действуя тем или другим носком и в тоже самое время поводом. он управляет ходом меари.

Главнейшим источником для жизни человека в Великой Сахаре служит финиковая пальма. Там, где вода дает возможность к произрастанию этого драгоценного дерева, развилась оседлая жизнь, образовались оазисы, служащие точками опоры для проходящих караванов. Финиками в Сахаре питаются не одни оседлые жители, но и кочевники, бродящие в промежутках между оазисами. Между оседлыми жителями и кочевниками происходит постоянный обмен фиников с одной стороны и произведений стад с другой.

Главнейшим условием для успешного произрастания финиковой пальмы служит сухой и знойный климат. На северном побережье Африки, где летняя температура достигает до 35° С., финиковая пальма хотя и растет, и дает плоды, но плоды эти совершенно негодны к употреблению: они кислы и терпки. Тем не менее, косточка от этих плодов, посаженная в землю, дает росток. В землях северного африканского побережья, финиковая пальма разводится для украшения садов; кроме того, черенки ее листьев служат для выделки тростей. [114]

Съедомые плоды финиковая пальма начинает давать лишь в Сахаре. Самый северный оазис Сахары — Бискра, может считаться вместе с тем и самым северным пределом финиковой пальмы, дающей плоды, годные к употреблению. И в Бискре, и в Лягуате, хотя средняя температура зимы ниже алжирской, но летняя выше, вследствие чего пальма и дает плоды достаточно вызревающие. Далее в югу, в Мзабе и Варгле, плоды эти лучше и урожай обильнее. Жаркий, но влажный климат также не способствует к произрастанию пальм. В Судане финиковая пальма уже не растет. Финиковая пальма, при хорошем уходе и выгодных условиях начинает давать плоды на 5-тый год после посадки; при менее благоприятных условиях — на 6, 7, 8 и 9 год.

Пальмы для фиников размножаются посредством отводов. Финиковые пальмы цветут каждую весну, когда средняя температура начинает подыматься до 18° С. В эпоху цветения пальм их надо непременно оплодотворять. Для этой цели в каждом оазисе на несколько сот и даже тысяч пальм-самок имеется несколько сот пальм-самцов. Так напр., в Лягуате на 26,000 пальм-самок имеется около 500 пальм-самцов. Для оплодотворения пальм особые рабочие, имея в кармане веточки с цветом мужских пальм, взлезают на дерево-самку и к веткам последней привязывают несколько веточек мужских.

Ветер, птицы и насекомые разносят цветочную пыль и совершают оплодотворение. Созревание фиников начинается к осени; в более южных широтах оно раньше, чем в северных. В Бискре и Лягуате созревание фиников совершается в середине октября (нашего стиля), а в Мзабе и Варгле месяцем ранее. [115]

Чем суше и знойнее лето, тем условия для созревания фиников выгоднее. Но не смотря на то, что пальма не выносит дождливого климата, корень ее, наоборот, требует обильного орошения. Это обстоятельство послужило поводом к арабской поговорке: «финиковая пальма любит держать свою голову в огне, а ноги в воде».

Для орошения дерева вокруг ствола выкапывается ровик, причем вынутая земля служит для окутывания и для заглушения сорных трав, развивающихся у подножия пальм в изобилии. Финиковая пальма безразлична относительно качества орошаемой воды: будет ли эта вода минеральная или обыкновенная, солоноватая или сладкая.

Дерево, во время наибольшей крепости и силы производит в северных оазисах от 8 до 10-ти, а в южных до 12 и даже до 14-ти режимов (веток) или правильнее грозд 29. Каждая грозда весит от 6 до 10 килограммов, что составит средним числом от 48-ми до 140 килограммов (т. е. от 3 до 8 пудов) весу фиников с каждого дерева. Для сбора плодов, рабочий взлезает, цепляясь за острые выступы дерева, остающиеся после ежегодного отсыхания и подрезывания нижнего ряда листьев. Срезанные с дерева грозды рабочий спускает вниз по веревке. Операция взлезания на дерево очень трудна и опасна: падения с высоты 12-13-ти сажень часто смертельны, а язвы, причиняемые острыми выступами отсохших веток, часто прикидываются, и во всяком случае вызывают мучительные страдания. Более богатые собственники работу по сбору фиников предоставляют невольникам или особым рабочим-наемникам, которые получают [116] за это четверть сбора фиников и половину подрезываемых ветвей (листьев.)

По мере сбора фиников, их ссыпают на хранение в наивозможно более закрытые помещения, в которых плоды сберегаются тем успешнее, чем они более вызрели на дереве. По сказанию туземцев, пальма в 300-400 лет способна еще давать плоды 30.

Броме плодов, финиковая пальма приносит туземцам пользу также своею древесиною и листьями. Ветви, которые суть черенки перистых листьев, служат для покрытия крыш, потолков и делания загород. Листки, обнимающие черенок, служат для плетения циновок, корзин и пр. Распиленные стволы употребляются как балки при постройке домов; но они не крепки и скоро гниют, так что из древесины финиковой пальмы делают только самые короткие балки. Куски дерева служат также для обкладывания боков колодцев, устройства мостиков через ирригационные каналы, для устройства калиток в садах и дверей в домах, и пр.

Когда финиковая пальма приходит к концу, из нее извлекают сок, из которого приготовляют спиртообразный напиток, вроде вина. Молодые побеги финиковых пальм составляют для туземцев лакомое блюдо. Зрелые плоды могут дать спирт высокого качества, а незрелые служат превосходным средством для откармливания скота.


Комментарии

7. Как известно кара-куртов множество водится у нас в Туркестане между Токмаком и Пишпеком, в Семиреченской области.

8. После революции 4 сентября, в Алжирии было задумано об уничтожении бюро арабов и о подчинении кочевников гражданским властям. Узнав об этом обстоятельстве Мокрани — баш-ага Меджана, всегда остававшийся верным союзником Франции, тотчас подал в отставку. “Я не хочу, сказал он, повиноваться гражданскому правительству". Вслед затем он был из первых поднявших знамя инсуррекции в 1871 году. (см. Statistique generale de l'Algerie, annee 1867-1872. p. 6)

9. Вместе со мною ехали следующие личности: поручик зуавов с женою и грудным ребенком, все время пищавшим; чиновник министерства финансов, мзабит разбогатевший в Алжирии и возвращавшийся на родину, арабская красавица, татуированная и завешанная бесчисленным множеством побрякушек: она ехала в Лягуат для целей, ей одной ведомых, араб все время отрыгавший жвачку, солдат и негр с запахом, далеко превосходившим запах гоголевского Петрушки.

10. Сифилис здесь также был развит в сильной мере; но ныне, благодаря строгим мерам, принятым французскою администрациею, он значительно ослабел.

11. Ветер этот через Средиземное море доходит до южных пределов Европы и называется в Испании — солано, в Италии и южной Франции — сироко, в Турции гарматан. В Египте знойный ветер из внутренней Африке называется шамсин.

12. Сведения о пребывании Ленга в Томбукту и о трагической участи, постигшей его, были собраны Рене Кайлье и находятся в сочинении последнего.

13. Плодом путешествия Рене Кайлье было прекрасное сочинение в трех томах, озаглавленное: Journal d'un voyage а Tembouctou et а Jenne dans l'Afrique centrale pendant les annees 1824, 25, 26, 27 et 28. Rene Caillie. Paris. MDCCCXXX. Есть несколько изданий. Французы в Алжире почтили Рене Кайлье, назвавши его именем одну из улиц города Алжира.

14. Результаты путешествия Барта опубликованы в сочинении под заглавием: Reisen und Entdekungen im Nord — und Central Afrika in don Jahren 1849 bis 1855, von Dr: Heinrich Barth. 3 b. 1857.

15. Описание этого путешествия r-на Рельфса, изложено в книге под заглавием: Reise durch Marokko, Uebersteigung des grossen Atlas, Exploration der Oasen von Tafilet, Tuat und Tidikelt und Reise durch die grosse Wueste ueber Rhadames nach Tripoli. Von Gerhard Rohlfs. Bremen, 1869, второе издание. К сочинению приложена прекрасная карта Северной Африки.

16. См. превосходное сочинение: Les Touareg du Nord, par Henri Duveyrier.

17. В самый оазис г. Солейлье не был впущен: он только видел его из маленькой деревушки Малиана, верстах в двух к северу от Инсала. Г. Солейлье пока опубликовал только маленькую брошюрку о своем путешествии, под заглавием: Voyage d'Alger а S-t Louis du Senegal par Tombouctou; conference de M. Paul Soleillet. Avignon. 1875.

18. На основании расспросных сведений генералом Дома (Daumas), была опубликована в первый раз в 1848 году книга, под заглавием: Le grand desert, — du Sahara au pays des negres. Книга трактует о местности и народонаселении по направлению оазисов: Эль-Голеа, Тимимун, Туат, Инсала до земель Гауса включительно. Она написана весьма бойко, но, к сожалению, будучи основана исключительно на данных, добытых от туземцев, не имеет большого научного значения. Множество сведений приняты автором на веру, тогда, как известно, с какою осторожностью надо обращаться с показаниями туземцев. Преувеличений в книге весьма много. Описывая, например, верблюда-бегуна (меари) автор говорит: “если трава обильна, он проведет зиму и весну не пивши; осенью он будет пить только два раза в месяц; летом он может, даже во время поездок, пить только через пять дней". Три-четыре, даже, может быть, пять дней верблюд действительно может прожить без питья, но поить его нужно положительно каждый день; при недостатке воды можно поить через день; оставлять же непоенным три-четыре дня, можно только в крайности; иначе верблюд ослабнет и погибнет.

19. Данные относительно оазисов Мзаба, Варгла и Голеа почерпнуты из дел, при содействии начальников бюро арабов в Медеа и Лягуате и из расспросов лиц, посещавших означенные оазисы.

20. Множество таких ракушек я видел у г-на Дюрана, начальника бюро арабов в Лягуате. Г-н Дюран обязательно подарил мне несколько из этих ракушек, равно как и каменных наконечников стрел, также в изобилии находимых на территории Варгла. Необходимо заметить, что г. Варгла весьма древний. Многочисленные развалины в окрестностях города свидетельствуют, что город этот в старину был гораздо обширнее, чем ныне.

21. Гдир по-арабски значит изменник. Это название произошло оттого, что зачастую туземцы горько обманываются, рассчитывая в гдире найти воду. Вода держится в гдирах весьма непродолжительное время, быстро высыхая от действия палящего солнца.

22. Тигры в горах Теля не водятся.

23. Известные охотники: на львов — Жерар и на пантер — Бомбонель, написали достаточно интересных монографий об этих двух хищниках, обитающих в гористых частях северной Африки.

24. На обратном пути генер. Галифе с отрядом прошел от Голеа до Варгла (307 километров) в 7-м дней.

25. По Барту; по Рене Кайлье — от 10 до 12 тыс.

26. Я не мог удержаться, чтобы не привести в пример наши бескорыстные действия по уничтожению торговли невольниками и вообще рабства в средней Азии (в Хиве и Бухаре) в 1873 году. Правда и то, что в этом деле мы должны были быть более чуткими, так как в течении многих веков предметами торговли служили, между прочим, и наши соотечественники, многие тысячи которых погибли в тяжкой неволе среди диких, варварских племен. Французы же на негров смотрят почти также, как и американцы, т. е. как на людей низшей, переходной, породы.

27. Наречия туарегов, кабилов и мзабитов, составляющих три отрасли берберского племени (индо-германского происхождения) С первого же раза кажутся чуждыми одно другому; но достаточно представителям вышеупомянутых народностей пожить недели две-три между собою, как они начнут отлично понимать друг друга.

28. Библиотекарь алжирской библиотеки, знаток Алжирии, сотрудничавший с императором Наполеоном III в составлении истории Юлия Цезаря, доставляя материалы, относившиеся до история владычества римлян на с. берегу Африки.

29. Французское название режимов для финиковых грозд произошло от арабского названия — джерид, что значит ветка.

30. В Лягуате некоторые туземцы заявляли, что пальма существует до тысячи лет.

Текст воспроизведен по изданию: Путешествие в Северную Африку. СПб. 1880

© текст - Костенко Л. Ф. 1880
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Karaiskender. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001