Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ЮНКЕР В. В.

ПУТЕШЕСТВИЯ ПО АФРИКЕ

REISEN IN AFRIKA

ПУТЕШЕСТВИЕ 1879-1886 гг.

Глава XIII

От Ндорумы к Уэле-Макуа

Два месяца я пробыл на месте, где была построена станция Лакрима. Когда я, наконец, получил носильщиков, поведение их при погрузке сравнительно легкой ноши было достойно сожаления. Многие старались уклониться от работы, прибегая ко лжи и сказываясь больными. В первый день пути я прошел недалеко и в полдень, к удивлению Бондорфа и оставшихся слуг, проводивших меня утром на небольшое расстояние, возвратился в стоянку. Радостное событие, удачная охота на шимпанзе, побудило меня вернуться. Тщательное препарирование шкуры и костей требовали моих переговоров с Бондорфом. Близость станции и угрожавший дождь окончательно определили мое возвращение.

Шимпанзе водится в южных и западных областях Азанде, между 25 и 28° восточной долготы и 5-6° северной широты по Гринвичу. Его трудно найти, так как он много раз меняет свою стоянку, и я до сих пор, несмотря на усердные поиски, не мог заполучить ни одного экземпляра. Охота на него в труднодоступных зарослях, по болотистым речным берегам крайне утомительна. Именно там и живет шимпанзе, главным образом в кронах величественных деревьев. Охотничье счастье сегодня выгнало на меня трех таких обезьян. Одна из них бесспорно принадлежала к самым крупным представителям ее рода. Случай же был следующий: обширный болотистый водоем, спустя всего полчаса после нашего выхода, преградил нам путь. Чтобы перейти через подобное болото, в котором на торчащих корнях имелись сухие места, я взял с [308] собою четырехметровую доску; ее перетаскивали передо мною с одного сухого места на другое, так что она оказалась весьма полезной. На ту сторону болота туземцы принесли мне известие, что поблизости находятся шимпанзе. Было так заманчиво наблюдать их на свободе, и, может быть, уложить одного из них, что я велел носильщикам ожидать.

Я следовал за несколькими людьми в этом прибрежном лесу и в охотничьей горячке пробирался даже без доски через грязь. Сначала я продирался через бесконечные кустарники, затем над нами появились сводчатые кроны громадных деревьев. Тем временем некоторые люди наблюдали за движением животных и встретили меня возгласами: «Вон там! Шимпанзе!» Но дерево было такое высокое, что я не сразу заметил одно животное, передвигавшееся в лиственной чаще. За моим выстрелом последовали сильные крики, и одновременно в нас полетели ветки значительной толщины, которые звери обламывали и бросали в нас. Один шимпанзе покинул свое место, и я отчетливо видел, как детеныш обхватил его вокруг груди. Самка спешно искала укрытое место и, защищая детеныша своим телом, укрылась в развилке двух мощных веток. Лишь пятая пуля сбила ее, несмотря на то, что я позже нашел у нее несколько тяжелых пулевых ранений. [309]

Старая самка под конец инстинктивно отогнала детеныша от себя, так что он остался невредимым на верхушке дерева. Я надеялся вначале взять его живым. Некоторые из моих людей полезли за ним, но с полдороги вернулись испуганные, объяснив, что в лиственной чаще кроны находится взрослый самец. Долгое время я напрасно старался найти его, наконец пустил наугад заряд крупной дроби в темную лиственную массу. Животное убежало из своего укрытия с визгом и пало от нескольких пуль. Но это был не старый самец, а вторая, меньшая самка. Первая убитая самка поразила меня своею тучностью. Она была ростом в четыре с половиной фута, но конечности имели мощную мускулатуру. Попытка поймать маленькое животное разбивалась о лень туземцев. Носильщики отказались лезть на деревья, а для поимки нужно было много рук. Шимпанзе не был таким маленьким и при преследовании перебегал с дерева на дерево, почему я вынужден был довольствоваться только шкурой: выстрел дробью сбил его на землю, когда он спустился ниже. Сила даже молодого шимпанзе изумительна. Я с трудом однажды мог вырвать палку из лап полувзрослого животного. Грудной детеныш уже так крепко обхватывает своими лапками палец, что требуется известное усилие, чтобы освободить его. Я видел много таких живых человекоподобных обезьян, некоторых возил с собою в пути, держал их в своей стоянке. Чем старше становится шимпанзе, тем более темной делается кожа лица, ладоней и ступней ног. У старых животных цвет лица темно-коричневый, часто пятнистый, а безволосые части у совсем молодых животных светлого цвета.

Охота на шимпанзе легка и удобна, когда сперва найдешь их укрытие. Они передвигаются на деревьях размеренными шагами и осмотрительно, так что не могут уйти от охотника с хорошим ружьем, как обезьяны других пород, например, ловкий прыгун Colobus, который наверху, в лиственной кроне, пробегает от одного дерева к другому быстрее, нежели охотник внизу может следовать за ним в густом кустарнике. Шимпанзе, наоборот, старается укрыться и, чтобы [310] продолжать путь, спускается на землю, где в лесной поросли легко может убежать. Взрослый шимпанзе даже там вступает в борьбу; его сила велика, у него мощные челюсти, так что в единоборстве он опасный противник для негра. Туземцы едва в состоянии убить шимпанзе на высоких деревьях копьем или стрелой из лука; тем большим было их изумление силе и дальнему действию моих ружей. На обратном пути на станцию самый большой шимпанзе был привязан к доске, и два человека несли его. Мы были с ликованием приняты с нашей добычей, сейчас же было приступлено к снятию шкуры. Носильщики с жадностью ожидали мяса, но не все, так как среди них было много таких, которые, несмотря на то, что поедают много отвратительных вещей, не прикасаются к мясу шимпанзе. Сходство этого рода обезьян с человеком удерживает людей от употребления их в пищу, хотя ньям-ньям едят обезьян других пород. Большая часть моих носильщиков не желала этого мяса, но его требовали представители абармбо и апамбия, которые жили островными поселениями на земле Ндорумы среди основного населения азанде. Я велел раздать зерно тем, которые не ели мяса. Чтобы обеспечить себе носильщиков на завтра, я приказал им остаться на станции и внушил им не делать попыток бежать, так как я тогда безусловно употреблю свое ружье. Действие последнего было еще свежо в памяти людей, моя угроза показалась им вероятной и в результате всего этого я мог на следующее утро снова без потери времени возобновить прерванное путешествие.

Прежде чем продолжать описание путешествия, упомяну еще, что я сделал также новое открытие в сапожном искусстве. На пути из Дем-Бекира к Ндоруме совершенно износились носки моих легких дорожных сапог из-за того, что во время езды верхом они постоянно терлись, шлифовались об острую высокую траву, так что даже пальцы ног выглядывали из чулок. Я велел сделать на сапоги новые носки из самой крепкой парусины и предохранил их от износа в дороге посредством куска согнутого шинного железа, приклепанного впереди к стременам, охватывающего переднюю часть ноги [311] и отклоняющего траву так, что она не касалась сапог. В период дождей с высокой травы по утрам капает ночная роса. Узкие пешеходные дороги тогда совершенно закрыты, что значительно затрудняет движение. Одежда не защищает от влаги, путешественник в несколько минут становится мокрым до бедер и радостно приветствует восходящее солнце, которое постепенно высушивает траву и одежду.

Носильщики, особенно чувствительные к влаге, с трудом пускаются в путь по утрам. Редко выходили в 8 или в 9 часов и при этом думали о том, чтобы как можно раньше дойти до ночного лагеря, так как в послеобеденные часы часто угрожает тропический ливень. Эти обстоятельства и то, что в области Ндорумы я ежедневно мог переночевать в хижинах туземцев, сокращали теперь, в начале путешествия, дневные переходы. Мой путь шел на юго-запад. Я достиг в несколько дневных переходов Мбанзуры, или Мбимы, брата Ндорумы, у юго-западной границы области последнего. Его жилище и селения лежали на половине дороги к лагерю Земио в области вождя Палембата. Мы и сегодня, как вчера, перешли с помощью доски болотистую воду; вскоре, однако, перед широким и глубоким болотом и доска оказалась бесполезной, и я вынужден был сделать первую попытку босиком перейти вброд по поросли и кореньям. Результат был плачевный, я завидовал твердым, как дерево, подошвам ног моих носильщиков. Медленно, но верно они шли впереди меня, в то время как я, опираясь на палку, с трудом продвигался вперед между кореньями в глубокой грязи. Каждую минуту я спотыкался, ныл и причитал, представляя самую жалкую фигуру. Вождь Кунна ожидал нас у своих хижин на противоположном берегу. Там носильщиков накормили, а я стал очищаться от грязи. После короткого перехода я переночевал в крошечной хижине у вождя Гумба. Даже для моего рабочего столика не нашлось достаточно места, до того она была мала.

На следующее утро носильщиков сменили, что задержало отъезд, а вскоре после полудня загремел гром и принудил нас искать защиты от дождя. После следующего, также [312] короткого перехода, я снова должен был укрыться от дождя у вождя Галлиа (Балиа). Что касается болотистых речек, то они в начале пути от Ндорумы, как и другие лежавшие на нашем пути речки, текут на северо-запад к реке Уэре. Под болотистыми водами или речками я понимаю ручьи, которые, часто без явно выраженных берегов, медленно текут по открытой болотистой низменности, словно это дренажные каналы. Они характерны для верховьев потоков, движущихся дальше, внизу, в более углубленных руслах, и для водоразделов, появляющихся не в результате внезапных почвенных преград. Район резиденции Ндорумы, находясь на высоте 740 м над уровнем моря (между 4-5° северной широты и 27-28° восточной долготы по Гринвичу), представляет собой один из важнейших водоразделов гидрографической системы в этой части Африки, своего рода узловой пункт для множества северных притоков Уэле и для отходящих на север притоков Суэх-Джур, принадлежащих к бассейну Нила.

По дороге к Галлиа я встретил только одну небольшую болотистую речку, текущую в направлении, противоположном течению остальных вод: она течет на юг и питает приток Уэле-Макуа, Гурбу. Я в этом путешествии переправился через речку в ее нижнем течении. Вблизи хижины Галлиа, на едва заметном водоразделе между Уэре и Гурбой, в былые времена находилась резиденция некогда могущественного Япати, властелина большей части азанде и предка ныне живущих вождей ньям-ньям. Его сын Малингдо, или Бунга (не смешивать с князем Малингде, отцом Бинзы, область которого простирается между реками Гурбой и Мбруоле), крепкий старик, дал мне ценные разъяснения по истории народа азанде. Он и Балиа были последними оставшимися в живых сыновьями Япати. Резиденция князя Мбио, область которого, говорят, десятки лет назад простиралась до этих мест, также лежала к югу от моего маршрута.

В предоставленной мне маленькой хижине я не мог использовать противомоскитную сетку и, истерзанный комарами, провел мучительную ночь. Хижины негров большей частью [313] тесно расположены вокруг жилища вождя. Между такими группами селений часами тянется необитаемая дикая местность.

В некоторых областях азанде, особенно вокруг резиденций вождей, высокая (до 2-3 м) трава по обе стороны узких троп, ведущих к мбанге, и других исхоженных дорог основательно вытаптывается. Работы по расчистке и расширению дорог выполняются редко. Удовлетворяются тем, что дубинами валят траву на землю. Для этой цели иногда имеется даже практическое приспособление. В средней трети ствола срубленного деревца укрепляют в двух местах веревку, как повод: человек, легко поднимая и опуская горизонтально эту палку, подвигая ее вперед ногой, идет от места к месту. От надавливания палки ногой рабочего трава надламывается и валится перед ним на землю. На таких, к сожалению, только коротких участках пути высокая трава не мешает больше путнику, и руки становятся свободными, что особенно хорошо для правой руки: я же эту руку часами держал вытянутой перед лицом в позиции фехтовальщика, для защиты глаз.

Третий день пути привел меня в область вассала Гангура, одного из братьев Ндорумы. Здесь кончается район непосредственных владений князя, т. е. та часть страны в определенной окружности вокруг его суверенной резиденции, внутри которой к мбанге Ндорумы причислены малые вожди с их родичами. В более отдаленных областях посажены в качестве правителей главным образом братья Ндорумы, подчиненные ему в качестве вассалов. Обращение к князю азанде: «бия», — титул, присвоенный также в обращении к братьям, вождям, вообще знатным лицам, — равнозначно слову «господин»; поэтому со словом «бия» обращались ко мне и мои подчиненные. Слово, обозначающее на языке азанде «вождь», — «баики», — не применяется в обращении.

В районе Гангуры мы сначала шли непосредственно по водоразделу двух названных притоков Уэле-Макуа. Здесь нет болотистых вод и рек, часто встречающихся в других местах. Наоборот, мы пересекли много широких, резко ограниченных лесных полос. Эти полосы великолепного [314] тропического леса тянутся в низменных ложбинах и в своем великолепии и в формах растительности имеют характерные признаки галерейного леса; но здесь отсутствуют глубокие, во многих местах террасообразные ущелья, на дне которых скрываются болота или протекают ручьи кристально чистой воды. Эти полосы лесов влажны на всем своем протяжении в ширину, что говорит о наличии скрытых источников, тогда как в галерейных лесах эти источники часто находят выход в боковых стенах ущелий. В пограничных лесных полосах они находятся еще в предварительной стадии подземной фильтрации и образуют источники, выходящие на поверхность и стекающие вниз по долине.

Многочисленны переходы от характерных галерей к более плоским ложбинам с протекающими по ним водами. В этих переходных местностях леса различаются по рельефу — с глубокими ущельями или без них. На этом основании я употребил для обозначения галереи (лесного ущелья) выражение «террасовый лес». В отличие от этого я ограничил наименование «галерея» только для роскошного прибрежного леса, тянущегося в менее глубоких лощинах; такого рода лесами являются преимущественно галерейные леса по берегам небольших речек, непосредственно впадающих в Уэле-Макуа с ее южного берега.

Я ночевал у Перу, одного из вождей Гангуры. Хижины и здесь бедны, но благодаря окружающим пышным банановым зарослям имеют уютный вид. Плоды длиной в фут принадлежали к тому виду, который составляет главное питание племен мангбатту. Были там также небольшие, старательно возделанные, засаженные табаком поля, которые тем более радовали глаз, что много полей, засеянных другими культурами, после посева оставляются неграми без ухода. На следующий день я прибыл к Гангуру. Водораздел на этом участке проходил дальше к югу от нашего пути, поэтому мы снова переправились через несколько речек и болот. Они, как и все встречавшиеся в последующие дни речки, питают Уэре. При переходе через болота мне снова пригодилась доска, а иногда меня перевозил [315] мой осел. В глубоких болотистых местах носильщики должны были меня переносить, но часто я, поддерживаемый моим слугой Фараг'Аллой, обходился собственными ногами. Поверхность между двумя речками едва заметно возвышенная. Каменистая подпочва и распад ее препятствуют росту травы, очевидно, для удобства нашего продвижения(!). В окружающей местности нет никаких значительных горных поднятий.

У Гангуры я нашел для своего пребывания просторную хижину. Но, как повсюду, так и здесь, мои слуги должны были сперва доставить несколько полен и бревен для забаррикадирования двери против нападения леопарда и вынести из жилища разного рода негритянскую утварь. После этого побрызгали пол водою и прибрали, расположили по моим указаниям багаж, уложили его для предохранения от термитов на длинные поленья или бревна и поставили походную кровать и рабочий стол. Я распорядился разобрать траву над боковой стеной на крыше хижины, чтобы на мой стол падало достаточно света для работы. Для своего пропитания я получил в эти дни тыквы, сладкие бататы и маис, но и своему ружью был обязан несколькими цесарками. Вожди, в зависимости от ранга, получили от меня небольшие подарки по моему усмотрению в качестве вознаграждения: бусы, дешевые бритвы, маленькие зеркала, медные кольца, ручные браслеты, перочинные ножи и т. п., а в особых случаях также ткань. Все это охотно принималось.

За округом Гангуры к юго-западу следует вассальная область Мбимы, или Мбанзуры, знатного брата Ндорумы. Я видел его, как и некоторых других вождей, встреченных мною теперь, уже у себя на станции Лакрима. Мбима приготовил мне торжественный прием, выйдя со своими родственниками ко мне навстречу. Выделенная ему область значительно больше и населеннее, чем округа, управляемые его братьями, и образует к западу и югу границу владений Ндорумы. Я решил отдохнуть в уютных и просторных жилищах Мбимы. Этот отдых был тем более необходим, что одежда моя уже совсем износилась от жесткой и высокой травы. [316]

В ближайшей окрестности хижин Мбимы я увидел обширные поля. Теперешнее время года доставляло людям главным образом тыкву, ямс, сладкий батат и маис; мне Мбима послал много продуктов, среди которых была часть туши буйвола, но я ее не попробовал, так как мясо начало портиться, и оно было съедено моей прислугой. Я заметил значительную разницу между населением этого района в сравнении с населением пройденных мною ранее областей и округа Ндорумы. У Мбимы живет еще много чистых азанде, выгодно отличающихся от других племен крепкой мускулатурой и тем, что они, кажется, значительно лучше питаются. У Ндорумы, напротив, живут многие апамбия и абармбо, часто жалкие и изголодавшиеся люди.

Неожиданное известие о том, что Ндорума находится на дороге сюда и хочет видеть меня перед моим дальнейшим путешествием, побудило меня продлить свое пребывание у Мбимы. Письменные работы и усердные расспросы о стране, людях и пограничных областях заполняли мое время.

Девять вождей со своими подчиненными живут в округе Мбимы и платят ему подати. На юге владений Ндорумы находится земля старого князя Малингде, отделенная от Ндорумы обширной необитаемой дикой местностью, простираясь с юго-запада на северо-восток. Малингде тогда уже передал управление страной своим сыновьям. Из них Багбарро, Манге и Мбилли имели свои резиденции на юге от Мбимы, между средним течением рек Гурба и Мбруоле. Округ Зунгиу, четвертого сына Малингде, лежал к югу от реки Мбруоле, а область Бинзы, пятого сына, как уже раньше сообщалось, находилась южнее мбанги Ндорумы. Округ Мбимы тянется от его селения к западу на расстояние примерно дня пути и там граничит с областью вождя Бадинде, которого Земио сделал своим данником. На севере район вождя Ябикумбало образует границу округа, которая упирается в вассальную область Мбеллебиля, третьего брата Ндорумы. К востоку от него находится на положении вассала четвертый брат суверена, То-то. Другие его братья живут дальше к северо-востоку. [317]

Прибытие Ндорумы задержалось на несколько дней. Я не ожидал дольше его прихода, но надеялся получить от него известие из области Бахр-эль-Газаль, возможно, даже долгожданную корреспонденцию из Хартума и Европы. Тем временем пришли к мбанге Мбимы некоторые его вожди. Они удовлетворили свое любопытство, увидев меня, насытились видом белой кожи европейца и удивительных вещей, его окружавших. Все снова и снова слушали они звучание моих музыкальных инструментов и с громким ликованием рассматривали цветные изображения знакомых им животных. Дошло до того, что мое пребывание у какого-либо князя или вождя становилось для него источником дохода. По настойчивому приказу или без него, но подчиненные вожди редко приходили к мбанге их господина с пустыми руками. Зерно, грубая мука, овощи в зависимости от времени года, части убитой дичи, бананы, красное, т. е. свежее, неотстоявшееся пальмовое масло, обыкновенное пиво, пальмовое вино, мед, табак и т. п. преподносились правителю области. От количества и содержания этих даров частью зависели также отлив и прилив моих запасов продовольствия. Большое число жен у многих негритянских вождей обусловливает их многочисленное потомство. У многих народов, также и у азанде, жены после смерти мужа следуют за одним из своих сыновей, за тем, кто достигает большей знатности. Одна из многих жен Аэзо, мать Ндорумы, жила при нем; другая, мать Мбимы, жила у последнего. Она и некоторые его жены, преодолев свою робость, посетили меня и боязливо рассматривали чужеземца. Согнутое положение, сгорбленная спина у многих народов является признаком покорности, с которой приближаются к властелину или к какому-нибудь знатному лицу. Азанде предстает перед своим «бия» согнувшись, когда говорит, упирает обе руки в колени для отдыха, затем медленно удаляется, двигаясь назад, как у нас дипломат перед сувереном. И ко мне мужчины и женщины приближались с таким же покорным видом.

Женщины и здесь, на западе страны, прикрываются указанным ранее образом при помощи пучка свежих листьев, [318] часто также лишь узким листом. Острый конец его спереди удерживается низко спущенным поясом, а длинный стебель листа выступает сзади между бедрами и также удерживается поясом. Украшения женщин азанде ограничиваются несколькими железными обручами на ногах и браслетами на руках. Только немногие привилегированные носят обвитые вокруг рук и ног железные обручи в виде спирали и медные кольца. Чаще можно видеть нанизанные на шнурок бусы европейского происхождения.

Пристрастие к бусам вообще и их цена меняются по всей Африке соответственно их видам, времени и количеству, в котором они завозятся в данную область, в зависимости от страны. Как у нас другие виды одежды и украшения, так у негров бусы являются предметом моды. В общем можно утверждать, что, вследствие завоза других, более желательных и более полезных для негра товаров, цена на бусы падает. В тех странах, куда торговцы десятилетиями завозят порох и ружья, водку и ткани, бусы значительно обесценены. Однако в областях к северу от экватора, о которых здесь идет речь, где нет никакой торговли иностранными товарами, бусы, а частично и раковины, еще в большой цене, зависящей только от их величины, формы и цвета. Так как я взял с собой большой набор разноцветных бус, то мог предложить туземцам богатый выбор.

Страсть украшать себя (для многих случаев лучше подходит, конечно, выражение «безобразить себя») свойственна всем неграм. Скромное кустарное производство в состоянии обеспечить только часть населения предметами украшения. Так как искусство и ремесло в этом отношении не удовлетворяют имеющихся потребностей, да кроме того, большая часть тела негра не прикрыта, черное население искало и нашло замену в данных природой красящих веществах, в косметике и раскраске тела. В распоряжении какого-нибудь щеголя находятся красные, черные и белые краски для раскрашивания тела, и с этими немногими цветами некоторые народности достигают больших эффектов. Растительное царство доставляет [319] им красное и черное; в качестве белой краски многие племена используют обесцвеченный от действия солнца помет гиены; светло-серый глинозем также служит некоторым народам любимым средством, особенно чтобы обезобразить лицо. Как женщины, так и мужчины азанде, предпочтительно применяют красный и черный цвета. Растертая в порошок древесина красильного дерева дает им красную краску. Сухим порошком слегка посыпают плечи, шею и спину, либо смешивают его с жиром, чтобы натереть им все тело. Через несколько дней насухо вытирают тело, и на долгое время остается красивый, легкий медно-коричневатый цвет кожи, который едва ли похож на искусственный. Азанде изготовляют для этой косметики сосуды художественной резной работы. Фруктовый сок гардении 53 («блиппо» на языке азанде) доставляет любимую мужчинами, женщинами и молодежью черную краску. Для тех, кто верит, что кожа у негров черная, должно звучать странно, когда они слышат о черном красящем веществе для кожи негра. Я снова напоминаю здесь о том, что ни у одного негритянского народа нет интенсивно-черного цвета кожи, и гораздо правильнее будет говорить по отношению к африканскому населению о цвете кофе или шоколада, чем о черном. Черная краска у ньям-ньям, в противоположность народу мангбатту, наносится на кожу различными рисунками: в виде точек, пятен, полос; либо выжимают сок на плечи, спину, грудь, и он неравномерно [320] стекает вниз по телу. Такие намазанные фигуры имеют дикий вид. Мужчины во время войны стараются возможно заметнее преобразиться посредством блиппо.

Задержка моего отъезда от Мбимы побудила Земио снова направить ко мне послов. Я тем временем связался через посланцев с сыновьями Малингде, начальствовавшими на юге. Я послал туда небольшие подарки с уверениями в моем дружественном образе мыслей, так как там питали опасение по поводу моих якобы враждебных намерений. Таким образом, я обеспечил себе в будущем открытые дороги в этом направлении. Я узнал также, что Осман Бедауи возвратился от Бакангаи и прошел через область Мбимы дальше на восток. Наконец, мне принесли известие о приближении Ндорумы. Он по прибытии не сообщил мне ничего утешительного. Оба слуги Бондбрфа сбежали, а с хартумской кухаркой были неприятные ссоры. Тщетными оказались мои ожидания корреспонденции из Европы и известий от Джесси-паши. Ндорума охотно удержал бы меня от дальнейшей поездки, но скоро понял, что это невозможно. К тому же я справедливо упрекал его в интригах против меня.

После четырехдневного пребывания у Мбимы я 20 августа отбыл к Земио. В первый день моего путешествия я хотел дойти до места жительства Бани, вождя пограничной области. Он оказался очень внимательным, приготовив для нас новые просторные хижины. Нас угостили, я даже получил петуха, что тогда для меня было редкостью. Бани сопровождал нас в течение нескольких следующих дней, очевидно по распоряжению Ндорумы, чтобы разведать мои дальнейшие намерения в отношении Земио. По дороге к Бани мы перешли вброд Буйе. Эта река, принимая в себя прочие небольшие речки, течет в Уэре на северо-запад. Общим признаком рек и в этой области является их течение в широких, богатых растительностью лощинах. Берега большей частью болотистые, но дно долины имеет часто песчаную почву, по которой течет кристально чистый ручей. И здесь Африка снова являет собой «континент контрастов». [321]

Путешествие было неприятным из-за почти ежедневных затруднений с носильщиками. Хотя люди с утра и бывали на месте, но то один, то другой старался уклониться от службы, так что иногда я мог выезжать только в десять, а то и в одиннадцать часов. К югу от резиденции вождя Бани мы перешли обширное горное плато. На каменистой почве трава не достигала большой высоты и крепости, благодаря чему значительно облегчилось движение вперед. Здесь естественным водоразделом между реками Буйе и Групи служат холмы. Этот водораздел отделяет область Ндорумы от района Палембата. Кроме названных рек, мы переходили вброд многочисленные небольшие реки и глубоко врезавшиеся лесные ручьи. Эти переходы, даже через самые малые потоки, были очень трудны и занимали много времени из-за болотистых берегов.

Мы проходили необитаемой местностью, сходной с пустыней. На ночь мы расположились вблизи реки Групи у нескольких покинутых хижин, а на следующий день переправились через Хако. Это третья, сравнительно большая река в этой области, несущая свои воды непосредственно в Уэре.

Носильщики ежедневно заменялись новыми, только на последних лагерных стоянках они оставались у нас, так что я мог, в виде исключения, выступать утром.

Река Хако имела один метр в глубину и десять метров в ширину. К полудню мы достигли лагеря, оставленного Земио. Его теперешний лагерь находился на недалеком расстоянии к югу, но начавшийся дождь заставил нас заночевать в хижинах у реки Хако. Здесь я впервые увидел несколько экземпляров того вида пальмы, из которой добывается на юге и в тропической Западной Африке столь важное и вожделенное для туземцев пальмовое масло.

Я известил Земио о нашем скором прибытии; в тот же вечер он прислал салям (привет) и петуха с вареными бананами; последнее было для меня более важно и желательно, чем привет и «сладкие речи». На следующий день после двухчасового перехода в южном направлении я прибыл к нему. Мы находились в области Палембата, одного из бывших до [322] недавнего времени самостоятельными вождей азанде. Потомство некогда могущественных князей народа азанде в западных областях страны потеряло в значительной мере свое могущество из-за многократного раздела страны между многими претендентами. Правящие там в настоящее время роды — княжеского происхождения, все без исключения происходят от Мабенге или от Томбо. В дальнейшем я буду называть их просто вождями ввиду упадка их власти и в отличие от других властителей азанде, сохранивших до сего времени княжеское достоинство.

В действительности, в жилах большинства даже мелких вождей течет кровь старой родовой знати, и они являются в третьем и четвертом поколениях потомками вышеназванных предков. Отсюда гордость у настоящих азанде, полное достоинства поведение и импонирующая манера держать себя. Собственно работающим классом является только самая незначительная часть азанде, в гораздо же большей мере покоренные племена. Вассальные князья, наместники, вожди (баики) — и подчиненные мелкие вожди — все азанде по происхождению. Я могу привести лишь одно исключение из этого. Это — оказавшийся в привилегированном положении Коммунда — правитель включенного в область Ндорумы округа. [323] Хотя и не происходя из княжеского рода, он в правление Аэзо, отца Ндорумы, достиг особого почета и сохранившегося до настоящего времени исключительного положения.

После овладения хартумцами областью Бахр-эль-Газаль и их грабительских набегов некоторое число князей из северной области Азанде потеряло свою самостоятельность. Вытесненные или павшие в войне, они были во многих случаях заменены креатурами захватчиков или драгоманами нубийцев. Это было обусловлено наступившими новыми обстоятельствами, тогда как по традиции азанде владеть землей имели право только лица княжеского рода, имеющие отличие в виде шкуры леопарда. Отцом Палембата был Балиа, отцом Балиа был Богиа, сын Япати. Отцом Япати был Мабенге, родоначальник азанде. Чтобы привести пример родственных отношений между князьями, я замечу здесь, что другого сына Япати звали Базимбе, и он был братом Богиа. Базимбе, со своей стороны, был родоначальником ряда уже упомянутых князей, правивших во время моего посещения этих стран, как Мбио, Малингде, Уандо, Нгериа и Аэзо. Последний был отцом Ндорумы; следовательно, деды Палембата и Ндорумы были братья.

Лишь один из братьев Палембата, Багбе, достиг некоторого почета как правитель района. Северо-восточнее от этой области, до реки Уэре на севере, правил названный сосед Мбимы, вождь Бадинде, дядя Палембата и брат Балиа.

Земио подчинил обоих этих вождей во время своей поездки. Их земли лежали на пути его ежегодных походов в южные [324] страны. Господство над ними доставило Земио, кроме слоновой кости, собранной здесь для правительства, еще значительные выгоды от подневольного труда, контрибуции и снабжения своих многочисленных караванов продовольствием. Унаследованная родовая земля простиралась к северу от Мбому, а область князя Сасы — к югу от этой реки. Джесси-паша предоставил также Сасе право свободного передвижения для добычи и доставки слоновой кости. Пути его ежегодных путешествий пересекали страны, лежащие западнее, и он в своих интересах начал подчинять себе страну, граничащую на западе с областью Бадинде. Эта лежащая между Уэре и Уэле страна полностью распалась на малые княжества. Бесчисленные вожди, потомки княжеской линии Томбо, братья Мабенге, поделили между собой это владение. Таким образом, в то время как Палембата, Бадинде и некоторые другие господствующие властители из старых знатных родов еще сохранили хоть видимость княжеского достоинства, большинство потомков Томбо в третьем и четвертом поколении, напротив, опустились до положения безвластных вождей.

Земио приготовил мне торжественный прием. Дорога от последней речки, которую мы перешли, до его временного поселения была очищена от травы. Его дружина выстроилась с ружьями, сопровождавшие его азанде — с копьями, щитами и воинскими украшениями. Два знамени склонились в знак приветствия; сам Земио, хотя и несколько смущенный, пошел мне приветливо навстречу. Этот князь, вассал правительства, возвысившийся на службе последнего, был сыном Тикимы. Несмотря на свои тридцать лет, он был уже дородным, какими многие князья азанде становятся в более старшем возрасте. Над его небольшим телом с равномерными жировыми отложениями возвышалась типичная круглая голова, выражение лица было почти добродушное и благожелательное. На овальном лице светились большие, умные, проницательные глаза. Подбородок и верхняя губа незначительно обросли волосами. Широкие ноздри и выдающиеся скулы напоминали о типе племени азанде. По своему внешнему облику, [325] арабской одежде с красными башмаками, коротко остриженным волосам, Земио был похож на мулата. Он произвел на меня уже при первом близком соприкосновении хорошее впечатление. И во все время нашего дальнейшего длительного общения я сохранил к нему эту симпатию.

Обстоятельства его были таковы: Палембата лишь вынужденно покорился его власти, и при теперешнем прохождении Земио через область Палембата снова возникли враждебные действия. Палембата будто отказался выдать слоновую кость и плохо позаботился о питании людей Земио, так что зерно должно было быть реквизировано насильно. Научившись у арабов предосторожности, он был теперь настороже против возможного нападения и построил небольшой укрепленный лагерь. Внутри изгороди находилась тщательно построенная для меня хижина, удобствами которой я, однако, не смог долго пользоваться. Земио ожидал меня уже несколько дней; питание его свиты мало-помалу становилось затруднительным, и он желал продолжать свое путешествие. Я решил сопровождать его, и таким образом отъезд произошел уже на второй день. Мои достопримечательности возбудили и здесь изумление. Я вручил Земио подарки из моего небольшого запаса — пеструю и белую ткань, ножницы, нож и т. п., но больше всего он обрадовался пистонам.

Правительство завозило их в недостаточном количестве и к тому же самого скверного качества, так что постоянно существовал оживленный спрос на капсюли. Высшие правительственные служащие, драгоманы и базинги, а также негритянские вожди, имеющие ружья, очень охотно брали эти пистоны.

Палембата был еще довольно молод. Из боязни ответственности за свои прегрешения и упущения по отношению к Земио он поздно прибыл и робко приветствовал меня. Я дал ему подарок и при этом увещевал его подчиниться власти и быть уступчивым по отношению к Земио, который прибыл в его страну для приема слоновой кости по распоряжению правительства. Могущественный паша в области Бахр-эль-Газаль желает блага народу азанде, нуждается только в слоновой [326] кости, а не в рабах, как некогда багара (или бахара — обычное у негров название нубийцев, буквально: «идущие от реки», от слова «бахр» — река). Для азанде наступят лучшие времена, поэтому пусть и он терпеливо надеется на будущее.

На востоке область Мбилли, сына Малингде, граничила с охотничьими угодьями Палембата. У людей Земио были там столкновения с родичами Мбилли, и последний, боясь, что я в союзе с Земио выступлю в поход против него, покинул, как передали, свои жилища и отправился к восточному берегу реки Гурбы. В Африке повсюду негры легко верят всяким слухам, порой ни на чем не основанным, но возбуждающим страх и недоверие, и это легковерие становится настоящим препятствием для планов и передвижения путешественника. Сравнительно небольшая область Палембата дала мне снова конкретный пример пестрого смешения рассеянных племен и всякого рода остатков различных народностей. Здесь также живут среди азанде подчиненные им племена, чуждые им по языку, обычаям и нравам, такие, как амади, башир (сере), ауту, маранго, тогда как у Бадинде опять живут абармбо и амазилли.

В моей просторной и уютной хижине я нашел и хлебосольный стол. Вечером я ел омлет из куриных яиц и суп, сваренный из курицы и сладких бататов. Но надо было снова отправляться в путь. Мы должны были сначала дойти до большой реки Уэле на юге, чтобы по дороге, а также по ту сторону реки, собрать слоновую кость у вождей различных народностей. Наше выступление 25 августа с большим числом людей живо напомнило мне мои прежние путешествия из страны Макарака, состоявшиеся также в обществе сотен людей. Длинная процессия начала свое движение в определенном порядке и направлении. Несколько вооруженных негритянских солдат составляли авангард, трубач с пятифутовым горном из слоновой кости сопровождал его, и глухие звуки его трубы смешивались с резким, многоголосым звоном нескольких железных колоколов. Затем следовал Земио со своими личными слугами, потом снова ряд солдат, вооруженных ружьями. Из солдат некоторые выделялись [327] тяжелыми ружьями большого калибра для охоты на слонов. Тех, кто носил такие ружья старого бельгийского образца, узнают по маленькой подушечке на правом плече, служащей для смягчения сильной отдачи при выстреле и предотвращения возможных повреждений. Нередки случаи перелома ключицы при отдаче этого тяжелого ружья.

За этой второй «лейб-гвардией» Земио следовал я со своим небольшим отрядом, сопровождаемый носильщиками. К счастью, я на сей раз был избавлен от труда наблюдать за ними, — выступление совершилось утром спокойно без ропота и ссор. У Земио для его услуг были великолепные носильщики, взятые им с собой с севера. Дальше, позади нас, шли воины азанде со щитами и копьями, а за ними снова носильщики, слуги, рабы и, само собою разумеется, жены, без которых ни арабы, ни негры не отправляются в путь. Это длинное шествие замыкали вооруженные ружьями драгоманы. Мы вели с собою некоторое количество заложников, взятых Земио у Палембата с целью принудить его отдать побольше слоновой кости. В области Палембата мы встречали немного хижин, в большинстве стоявших в стороне от дороги.

Резиденцию суверена я не видел. Дорога же к югу шла мимо хижин брата Палембата, Багбе. Его хижины были расположены на водоразделе между реками Уэре и Уэле. По сравнению с пройденными раньше участками пути поверхность здесь приняла отчетливо волнистую форму, переходящую в отдельных местах в легкую холмистость. Впервые я увидел в юго-западном направлении вершину, принадлежавшую горной стране племени амади. Мы разбили ночной лагерь поблизости от хижин вождя амади Рабиа. Он живет здесь с небольшой колонией людей своего племени, в стороне от раздоров и притеснений, под верховной властью Палембата. Рабиа доставил в лагерь телебун, а позднее вечером принес всякого рода пищу для людей Земио.

Неожиданно нам сообщили о прибытии Бадинде, властителя области на северо-западе от Палембата. Его отношения к Земио были такие же, как и Палембата; впрочем, оба вождя [328] жили в соперничестве из-за разногласий по поводу унаследованных владений. Бадинде сначала тоже враждовал с Земио, и последний взял у него заложников, которых Бадинде вскоре выкупил за десять слоновых бивней. Но он не явился лично к Земио, частью из боязни, частью из гордости, так как по происхождению был равен Земио. Лишь после известия о моем прибытии он последовал за нами сюда, так как мы уже снялись с лагеря у Палембата. Как он рассказал, многие из его подданных убежали через реку на север из боязни, что я вместе с Земио нападу на них. Я постарался в подходящих выражениях убедить его, как неразумен был страх его людей. Успокоенный и удовлетворенный, он сказал, что сам желает мира, и если хокума (правительство) требует только слоновую кость, он может ее доставить в достаточном количестве. Переговоры велись в присутствии многих людей Земио и закончились к их полному удовлетворению.

С прибытием к Земио мое продовольственное положение улучшилось, и я не должен был больше прибегать к запасу термитов, которых, к удовольствию Земио, вез с собою целый ящик. От Бадинде я также получил, как знак приветствия, в подарок две курицы, чем тотчас же воспользовался, приказав своему слуге Фараг'Алле приготовить суп из курицы с тыквой. Посылки подарков являются у негров, особенно у азанде, знаком дружбы или почета, и этому придают особое значение.

С окончанием переговоров между Земио и Бадинде, благоприятному исходу которых я содействовал, еще не исчерпались мои функции дипломатического деятеля. С течением времени я убедился, что, наряду с исследованием этих стран, я не мог избежать еще другого рода деятельности, вызванной их своеобразными условиями. Я взял на себя и навязанную мне роль осторожного дипломата, поскольку должен был действовать не только в качестве примирителя, но одновременно и законодателя и судьи.

Перед нашим отъездом к нам явились Палембата и его брат Багбе и потребовали моего судебного решения по вопросам их внутренних дел. После смерти Богуа, или Бангбуа, отца уже пожилого Бадинде (он властвовал над большей частью этой [329] западной области), преемником стал его сын Ауро, у которого его брат Балиа отнял власть. После смерти последнего четыре года тому назад третий брат Бадинде и сыновья Балии, Палембата и Багбе, предъявили одинаковые права на управление страной. Разгоревшаяся по этому поводу война закончилась разделом области. По старинному праву азанде, старший сын наследует власть над страной, а этот распад на мелкие княжества является достаточным доказательством того, что это законное право давно уступило праву сильного над слабым. Бадинде был пожилой княжеский наследник, спокойный нрав и трезвый ум которого мне очень импонировали. Наоборот, Палембата — прямая ему противоположность — был молод и чванлив. Он и выступил с жалобами против других, требуя соблюдения права, потерявшего по давности силу, претендуя быть самодержавным властителем всей области. Исполняя свои обязанности, я присудил каждому из них, дяде и племяннику, одинаковые права и полномочия в их раздельных областях, при этом призывал Палембата к сговорчивости. Багбе, как и раньше, оставался подчиненным своему старшему брату.

В последовавшей затем беседе Бадинде поставил передо мною несколько вопросов, касающихся права наказания за проступки и преступления, — вопросов, на которые часто мне было довольно трудно ответить. При этом он высказал свои собственные суждения относительно многих вещей, проявив желание и волю действовать по закону и совести. В Африке ежегодно приносятся в жертву грубейшему суеверию, открывающему широкое поле деятельности для миссионера и доброжелательного к неграм европейца, тысячи человеческих жизней. Я уже рассказал, что здесь распространена вера в то, будто бы некоторые люди в состоянии посредством колдовства причинять своим ближним болезнь и смерть, и что обвиняемый в подобном преступлении обречен на смерть. Бадинде задал мне щекотливый вопрос: как он должен поступить в подобном случае с обвиняемым в этом преступлении. За этим, очевидно, скрывались сомнение и боязнь, что многие, может быть, будут невинно линчеваны. [330]

Дорога от вождя Рабиа до восточного берега реки Гурба идет на юго-восток, а дальше, до Уэле, на юг. Хижинами селения амади кончается область Палембата и вместе с тем обитаемая местность. Дальше следует в течение дня пути дикая местность, по которой река Паи течет к Гурбе. Последнюю мы перешли в двух местах. Переход вброд маленьких речек и ручьев был часто довольно трудным и продолжительным из-за болотистой почвы.

Земио приказал высланным вперед людям построить для нас хижины, даже с изгородью; таким образом, после утомительного перехода я попал в уютное жилище. Ввиду предстоящего длительного пребывания на этом месте лагерь был построен очень основательно. Перед нами, по ту сторону Гурбы, между нею и рекой Мбруоле до Уэле к югу, лежала область мангбалле, с вождями которых, Назима и Бангуза, должны были вестись переговоры о выдаче слоновой кости.

Теперь мы оставили позади себя страну азанде. Только на восток от земли племен мангбалле область сыновей князя азанде Малингде простиралась дальше на юг. К западу от реки Гурба протянулась до Уэле полоса необитаемой дикой местности, отделявшая район мангбалле от земли племен амади. Мангбалле представляют собой ответвление амади (они говорят также на их языке, но между собой разговаривают на другом диалекте), с которыми они схожи по обычаям, обрядам, образу жизни, постройке хижин и оружию. Они образуют немногочисленное расселившееся далеко на юг от Уэле племя; на север от Уэле я встретил их только в этой области; это не было место их постоянного жительства, они были оттеснены сюда во время войны и позже, еще во время моего пребывания в тех странах, покинули эти места.

Земио скоро понял, что, сопровождая меня в моем путешествии, он приобретает среди местных вождей уважение и особую честь, могущие быть ему полезными для его целей. Я же, со своей стороны, в лице Земио познакомился с теми немногими неграми, которые, применительно, конечно, к местным условиям, оправдают своей торговой деятельностью оказываемое им Джесси-пашой доверие. Вследствие [331] этого я охотно был готов содействовать его интересам, а этим самым косвенно и интересам правительства. Я не мог более отказываться присутствовать при большинстве торговых переговоров с вождями этой страны, потому что Земио нуждался в моем совете для принятия важных решений. Для него было особенно важно, что я в длинной речи разъяснял чужим вождям его позицию по отношению к правительству, власть которого распространяется за пределы области Бахр-эль-Газаль, на Хартум, даже на страну Маср (Каир). Я старался убедить вождей в мирных намерениях правительства в Бахр-эль-Газале и напоминал им об их обязанностях как вождей-вассалов оказывать требуемые правительством услуги, особенно в отношении слоновой кости.

Назима появился со своими подчиненными вождями. Он был высокого роста, носил бородку в виде двух косичек. Он, как и сопровождавшие его, во всем был отличен от азанде. Переговоры велись, как обычно, в долгих заседаниях под большой рекубой, сооруженной людьми Земио в зерибе для приема вождей. После моих разъяснений Назима заверял, что не будет тратить слов по поводу слоновой кости, нам следует подождать несколько дней, и он привезет ее к Земио. Как всегда, собрание было закончено демонстрацией моих достопримечательностей; громко выражаемое восхищение привлекло также стоявших снаружи людей, для которых вход теперь стал свободным, и белого человека с его таинственными вещами окружил толпами народ мангбалле.

Общение с Земио было значительно облегчено благодаря его знанию арабского языка. Он проявлял ко многому больше интереса и понимания, чем другие его соплеменники; ему любопытно было услышать от меня различные вещи о наших европейских условиях, а со своей стороны дал мне ценный материал о стране и людях. С помощью Земио и по его данным, впоследствии подтвердившимся, я мог уже предварительно набросать карту некоторых участков страны. Вообще же географические сведения, получаемые от негров и от большинства арабов, весьма скудны и часто ложны. [332]

Для того чтобы по возможности предотвратить самоуправства людей Земио в заготовке продуктов питания, имея в виду обработанные поля мангбалле, мы разбили свой лагерь на западном берегу Гурбы подальше от селения. Подобные самоуправства при длительном пребывании солдат на одном месте почти неизбежны. Назима обязался доставить продовольствие для наших людей. Но ни провиант, ни слоновая кость не были доставлены. Послы Земио принесли нам малоутешительные вести. Я не жалел ни труда, ни терпения, чтобы убедить Назиму и его мангбалле в наших миролюбивых намерениях; с другой стороны, я оповестил солдат Земио о нашем категорическом намерении мирно продолжать наш путь на юг. Я резко подчеркнул, что, куда бы ни ступила моя нога, я не допущу пролития крови, пока туземцы не окажутся враждебными по отношению ко мне. Но, несмотря на все это, Назима и его брат Бангуза ковали совсем иные планы, в выполнении которых они зашли далеко, приведя людей в боевую готовность. Военные приготовления, правда, не были направлены против нас, но братья предполагали, следуя с нами, побудить Земио совершить совместный поход против народа абармбо, к югу от Уэле, чтобы разграбить их страну.

В этот день явился Назима в сопровождении Бангузы. Я потребовал у них объяснения, причем говорил с ними совсем иным тоном, выказав им свое негодование. Назима, мол, не выполнил своих обещаний, послал лишь маленький слоновый клык, хотя утверждал, что имеет много слоновой кости; он, бесспорно, хотел поставить выдачу кости в зависимость от готовности Земио выступить против абармбо, призывал нас к войне против абармбо, которые являются так же, как и мангбалле, нашими друзьями. На мой выговор Назима ничего не ответил. Я велел вернуть ему шкуру леопарда, принесенную им для меня, и удалился, оставив Земио продолжать переговоры. Позже Назима снова просил меня не оставлять мангбалле, так как иначе абармбо их уничтожат; обещанную слоновую кость он еще этой ночью доставит в лагерь. Это обещание также не было выполнено вождем [333] мангбалле. В остальных продолжительных заседаниях я не принимал участия, но и Земио в последующие два дня не продвинулся вперед в своем деле.

У нас, впрочем, была другая уважительная причина проявлять терпение и затягивать свой отъезд отсюда. Область князя мангбатту, Мамбанги, лежала на южном берегу Уэле и граничила с восточными племенами абармбо. Уже будучи у Палембата, Земио отправил послов к Мамбанге с целью завязать дружеские отношения, которые должны были впоследствии облегчить сбор слоновой кости. Послы еще не вернулись, и он опасался, что Мамбанга задумал что-то совместно с мангбалле. Последним принадлежали лодки как на берегу реки Мбруоле, так и Уэле, в которых мы нуждались для переправы, по крайней мере через Мбруоле, чтобы достигнуть северного берега Уэле. Наши опасения, что они могут отказать в пользовании лодками, если мы будем противоречить желаниям мангбалле, были понятны, и поэтому было благоразумно подождать здесь возвращения послов.

Вождь Бани, сопровождавший меня от границы владений Ндорумы, перед своим возвращением запросил оракула о нашей дальнейшей судьбе и о том, получит ли Земио слоновую кость от мангбалле. Наиболее употребительный способ получения предсказания у азанде, как и у мангбатту и у других [334] народностей, это бенге. Бенге — название куста. Смесью, получаемой путем растворения в воде красного порошка из размолотой древесины бенге, напаивают курицу. Это делается так: у курицы вырывают несколько перьев, погружают их в раствор бенге и выжимают эти перья над раскрытым клювом жертвенной птицы.

Смерть курицы означает несчастливый исход дела, ради которого испрашивается оракул. Назначенные для бенге куры должны быть молоды, а применяемое средство свежим, чтобы действие яда на птицу было быстрым. Наша подопытная курочка осталась, правда, жива, равным образом, как и вторая, мною взращенная, однако Бани хладнокровно заявил, что яд плохой, и предсказал нам жестокие удары судьбы.

В те дни терпеливого ожидания я снова страдал от приступов лихорадки. Почти ежедневные дожди и сырость приковали меня к хижине, аппетит уменьшился, хотя тыква и сладкие бататы оставались в это время моей излюбленной пищей. Однажды люди Земио убили африканского питона, огромную змею Python Sebae; она была 14 футов в длину, но встречаются еще большие экземпляры. Эта порода змей не ядовита и может быть опасной только из-за своей величины. Кожа, в очень красивых коричнево-желтых полосах и пятнах, употребляется арабами как чехол для длинного пояса, который носят вокруг тела в качестве патронташа (шеклик). Кожа змеи, как и кожа длинной ящерицы варана, является великолепным перевязочным материалом для сломанного у шейки приклада ружья. Очень рекомендуется даже несломанный приклад ружья перетянуть мокрой змеиной или вараньей кожей, зашить ее и дать высохнуть. Полученный таким образом защитный покров прочен, как тонкий железный обруч.

Наши послы явились, наконец, от Мамбанги с людьми последнего и принесли радостные вести. Слух о белом человеке в свите Земио проник и туда. Послы сообщили, что Мамбанга с нетерпением ожидает нас, боясь, однако, что мы придем с враждебными намерениями, потому что мы еще не послали ему никаких знаков дружбы, никакого подарка. [335] Замечу здесь, что в восточной части области Мангбатту, ставшей известной благодаря путешествию д-ра Швейнфурта к могущественному в то время князю Мунзе, существовали правительственные станции, управлявшиеся арабами. Мамбанга до сих пор держался еще независимым от них, но опасался с их стороны нападения и поэтому испрашивал через послов нашей защиты против тамошних арабов. У туземцев стран, далеко отстоящих от центрального управления, совершенно отсутствовало представление об едином могущественном правительстве, которому должны были покоряться все известные неграм арабы.

Мамбанга ничего не знал о том, что Земио так же, как и нубийцы, должен был в селениях восточной страны выполнять распоряжения Бахр-эль-Газальского управления.

Большинство вождей и князей знало лишь прежнюю систему магометанских торговцев, между которыми тогда было соглашение в выборе определенных торговых дорог на юг, причем в отдельных случаях дело все же доходило до кровавой войны. К сожалению, магометанские чиновники в тех отдаленных поселениях и сейчас еще охотно разыгрывали роль важных лиц и не разъясняли туземцам лучших намерений нового правительства. Так и Мамбанга жил еще в заблуждении, полагая, что в нужном случае Земио может быть его союзником, и потому старался закрепить эту дружбу, — неожиданно благоприятный для нас оборот дела.

Отправленные снова послы, с которыми я передал для Мамбанги подарок в знак дружбы, должны были известить его о нашем скором отбытии, затянувшемся из-за мангбалле. Последних обнадежили насчет дальнейшего, и Земио расстался с ними в добром согласии; одновременно он выслал вперед сорок человек, чтобы приготовить для нас ночной лагерь. На следующий день снова явились послы Мамбанги, и смысл их речей был тот же. Они подтвердили, что наши прежние опасения были основательны. Мангбалле, как мы подозревали, действительно, убрали лодки с места переправы через Мбруоле; но люди Мамбанги прибыли в устье [336] Мбруоле со своими лодками и, таким образом, вывели нас из затруднения. Когда мангбалле узнали о бесполезности их мероприятий, они свои лодки привели обратно. Тем временем прибыл посланный от Багбаро, сына Малингде, находящегося на востоке земель мангбалле. На него, как и на всех этих посланцев, моя личность и окружающие меня вещи (по этой дороге ведь никогда не проходил европеец) произвели впечатление существа из другого мира. Я отпускал людей удовлетворенными с небольшими подарками и старался всегда устанавливать новые дружеские отношения.

Ночью у меня был сильный приступ лихорадки, но и тут моя фантазия блуждала вокруг географических проблем, которыми я в течение дня занимался, наводя справки и нанося данные на карту. Незнакомое течение больших рек, Мбому, Бахр-Абу-Динга, Шинко и, наконец, Уэле-Макуа, исследование которой я считал своей главной задачей, занимали мое воображение, и часто лишь ранние утренние часы приносили мне сон и покой. В такие дни я не раз приготовлял себе в качестве диетического питания рис с сушеными яблоками. На основании моего опыта могу горячо рекомендовать путешествующему сушеные фрукты.

Послы от многих властителей прибывали без конца. Большей частью они направлялись ко мне, я их принимал с удовольствием, потому что, если переговоры, «палавер» (Я пользуюсь в этих областях словом «палавер», принадлежащим западному побережью, только вследствие его общепонятности. На востоке Африки, у выходцев из Занзибара, для подобных собраний употребляется выражение «шаури». — Прим. авт.), в нашей импровизированной мбанге и стоили много времени и терпения, то все-таки я знакомился в короткий срок с народом, обычаями и условиями жизни страны. Среди других прибыли ко мне пять посланцев вождя Япати, сына Джанго. Его область лежит на север от района Бадинде и реки Уэре, а он является вассалом Рафаи-аги. Эта страна была уже давно отдана под власть арабов Зибером и его сыном Солиман-беем, многие прежние чиновники еще и теперь были там [337] начальниками поселений. Посланцы Япати явились с жалобами на одного управителя зерибы, Магомед-Гассана. Снова я должен был выслушивать старую историю о наглых самоуправствах, угоне в рабство и системе эксплуатации со стороны нубийцев, не имея возможности помочь. Я обещал Япати сообщить об этом паше в область Бахр-эль-Газаль и позже лично явиться в его страну.

Что касается обещанной Назимой слоновой кости, то и в дальнейшем она не доставлялась; наоборот, этот вождь старался посредством подарка нескольких девушек снискать благосклонность Земио. Он и мне послал также маленькую рабыню с просьбой не отказываться от нее и не отсылать назад. Если бы я отказался принять ее, то это привело бы к новым объяснениям, и я оставил девушку под надзором моей служанки. Наличие небольшого имущества, личной собственности рабыни, повышает в глазах туземцев цену подаренной девушки. Они большей частью ничего больше не приносят с собою, как в буквальном смысле голое существование. Напротив, маленькая девочка мангбалле обладала прежде всего головными булавками из слоновой кости, затем несла в руках резную скамеечку, а с головной ленты свисала на спину изящно сплетенная корзинка, в которой находились всякого рода любимые негритянками вещи, и среди них футляр с красным порошком для окраски кожи. Две красиво сплетенные соломенные циновки дополняли снаряжение служанки.

Ложный слух, будто к Палембата прибыла для меня почта, напрасно затянул наш отъезд от Назимы еще на один день. Мы выступили 5 сентября и двинулись на юг. Справа от дороги показалась река Гурба. Она там течет в безлесной низменности, но место нашей переправы лежало в густой лесной чаще, в которой сказалось все великолепие пышной прибрежной растительности. Мощные деревья простерли свои ветви над поверхностью воды, иногда касаясь ее, так как берега здесь низкие, вода же стояла высоко. Ширина реки здесь около 40 м. Некоторые ветки, выступавшие над водой, были нами использованы в качестве примитивных мостов. По ним [338] носильщики с грузом и люди Земио осторожно и по одному переправлялись на другой берег. Был здесь поблизости также длинный ствол дерева, выработанный в виде лодки, на котором я в первый раз попытался доставить на другой берег осла. Это стоило мне много труда и огорчений. Впоследствии я проделывал это гораздо легче. Бесчисленное количество раз я перевозил мое верное животное через реки, шесть раз оно переплывало только через Уэле-Макуа, причем не раз, конечно, я беспокоился за его жизнь. Вернее всего можно переправить осла через широкие и глубокие реки, заставив его плыть на канате вплотную к лодке, конечно, не со стороны течения, чтобы оно не прижимало его под лодку. Сильный слуга должен при этом держать высоко над водой на веревке голову плывущего животного, чтобы вода не попала ему в рот. При быстром течении и небольшой лодке нам приходилось, впрочем, много возиться с подобными переправами.

К востоку от Гурбы находились жилища мангбалле, разбросанные в банановых зарослях близко друг подле друга. Мы шли мимо них в течение получаса. Часть хижин здесь, как и в северных областях, имеет круглую форму с конической, остроконечной крышей. Наряду с такими хижинами здесь видны также красиво и правильно построенные домики с двускатной крышей, какие возводятся мангбалле по ту сторону Уэле, в образцовой симметрии, главным образом благодаря лучшему строительному материалу. Эти домики, стены которых часто обшиваются корой деревьев и снабжены удобными дверями, производят приятное впечатление уюта. Перед хижинами, в тени бананов, сидели группами негры, а оружие их стояло у ближайших деревьев. Назима также пришел сюда нас приветствовать, но мы, не останавливаясь, пошли дальше.

Было уже два часа пополудни, но мы еще не нашли людей Земио, высланных вперед для устройства лагеря. Земио лично собрался на поиски, приказав отрядам носильщиков отдыхать впредь до дальнейших указаний. Я тоже остался и сел за свой рабочий стол в тени большого дерева, а люди начали [339] строить шалаши на ночь. В это время пришли от Земио люди и повели нас к приготовленному лагерю. Этот лагерь был устроен достаточно заботливо, так как Земио предполагал отсюда вести продолжительные переговоры с Мамбангой и мангбалле относительно слоновой кости. От результатов зависело его возможное возвращение. Я же не думал о немедленном возвращении теперь, когда долгожданная река Уэле находилась от меня на расстоянии одного дня пути, и уже начались дружеские переговоры с Мамбангой, настоятельно просившим меня посетить его. Я быстро решился, послал к Мамбанге моего слугу Адатама, чтобы добиться носильщиков, с которыми без промедления переправился бы через Уэле и прибыл бы к Мамбанге. Оттуда я хотел на западе пересечь страну амади, после чего, описав дугу, возвратиться в область Ндорумы.

Лагерь находился вблизи хижин мангбалле, подданных Бангузы, с которыми завязались оживленные отношения. Вскоре явился и вождь со свитой и принес зерно (телебун), кур, сладкие бататы и вяленые бананы. О том, что и здесь снова настоятельно просили показать мои достопримечательности, музыкальные инструменты и т. д., я упомяну мимоходом, но особо отмечу то смешанное со страхом восхищение, которое эти дети природы выражали при зажигании спичек. Негры добывают себе огонь трением друг о друга двух кусков дерева. Этот очень простой аппарат всегда берут с собой в дорогу. Он состоит из двух, длиной почти в один фут, палок. Одна из них толще, с обоих концов сглаженная и с насечками через каждый дюйм. В одну из таких насечек вставляется вертикально другая, несколько заостренная, палочка, которую быстро вращают между ладонями. Предварительно в углубление насечки кладут немного растертой сухой травы, которая от трения загорается, и затем раздувается огонь. Если применять для вращающейся палочки твердое дерево, а для насеченной мягкое и если аппарат часто был уже в употреблении, то огня можно добиться скорее. Поэтому туземцы везут с собой подобные, уже бывшие в [340] употреблении палки в мешочке через плечо, сделанном часто из шкуры обезьяны и содержащем еще другие мелкие предметы, например табак и т. п.

Давно ожидавшийся Земио посол, который должен был разведать положение дел у Мамбанги, привез различные известия о позиции князя мангбатту по отношению к абармбо, граничащим с ним на западе. Это — народ, распавшийся на малые княжества, управляемый многочисленными, часто между собою воюющими вождями. Некоторые из них в это время жили в дружбе с Мамбангой, другие же постоянно придирались к мангбатту, и недавно лишь подданные Мамбанги подверглись нападению, потеряв убитыми нескольких человек. Несмотря на эти обстоятельства, Мамбанга, казалось, сначала не хотел, чтобы Земио прибыл к реке Уэле с враждебными целями против абармбо и для совместных с мангбалле действий. Однако последние упорно преследовали свой план идти совместно с людьми Земио войной против абармбо. Из этих же соображений в лагерь прибыл также Назима со своими приближенными, причем добрая половина дня прошла в палавере с Земио. В перерывах происходили демонстрационные бои в полном военном украшении со щитом и копьем, после чего палавер, игры, пение, танцы сменяли друг друга, а к вечеру массовый танец ловких в прыжках мангбалле завершил торжество. В отличие от азанде и многих других негритянских народов, которые с радостью предаются групповому танцу, мангбатту и родственные им племена любят сольные танцы, которые преимущественно выполняются каким-нибудь знатным лицом, князем.

На следующий день снова прибыло посольство от Мамбанги. Дело все шло об абармбо, к которым Земио никого еще не посылал. Я побудил его сделать это, и посланный должен был передать также от меня могущественному вождю Буру подарки. Наконец, во многом робкий и нерешительный Земио решил на следующий день идти дальше к Уэле и оттуда, по желанию Мамбанги, вести дальнейшие переговоры. Земио знал, что я хотел возможно скорее пойти к [341] Мамбанге, и до сих пор не имел против этого никаких возражений. Вожди мангбалле оказались очень услужливыми по отношению ко мне, а Бангуза принес мне в подарок несколько изделий их производства. Назима со своими людьми снова явился и рассказал нам, будто все живущие на севере мангбалле покинули свои хижины, чтобы при возникновении войны с абармбо находиться поблизости и вместе с Земио принять участие в войне. Действовали ли мангбалле с ведома и по желанию Земио, мне было неясно. Земио уверял меня, что он со своей стороны не хочет начинать войну против абармбо, а между тем у меня во время последующих событий укрепилось предположение, что Земио, по существу, вовсе не был против прибыльной области в стране абармбо, для каковой цели он, конечно, нуждался в мангбалле и лодках. Если он все же не совершал нападения, то это происходило, вероятно, оттого, что не было достаточной причины и что он боялся моего недовольства.

Нашему отъезду снова угрожала задержка, так как какой-то мангбалле якобы бросил копьем в одного из людей Земио, что должно было повлечь за собой продолжительный палавер. Однако Земио, к моей радости, приказал трубить к походу. Мой слуга Адатам еще не возвратился от Мамбанги, но я надеялся встретить его дорогой или в сегодняшнем ночном лагере.

После пятидневного пребывания у Бангузы мы 11 сентября покинули лагерь и двинулись дальше в южном направлении. В первой половине дня маршрут наш проходил прямо по водоразделу между Гурбой и Мбруоле, так что мы могли наблюдать в небольших полукруглых оврагах по обе стороны дороги возникновение и образование мельчайших потоков. Эти овраги, густо обрамленные галерейным и террасным лесом, типичны для тех областей.

Между тем мы сегодня после полудня неожиданно свернули с дороги, ведущей на юг, и двинулись без дороги и тропинок на юго-запад. Люди скоро попали в болото, которое удалось перейти лишь с трудом; затем за участком сухой земли [342] оказалось еще одно болото, переход через которое требовал гораздо больше усилий, чем все прежние. Я был утомлен до того, что валился с ног. К тому же гремел гром, и каждую минуту можно было ожидать тропического дождя. После часа утомительной работы мы собрались, наконец, вместе на высокой площадке. Разразился ливень. Удовлетворительной питьевой воды и дров нельзя было найти поблизости. Лишь поздно вечером я смог освободиться от мокрой одежды и грязных сапог и в маленьком шалаше примостился на корточках у огня; мой багаж находился на дворе под резиновым покрывалом. Между тем Адатам с одним вождем Мамбанги и носильщиками прибыл в лагерь за нами. Князь послал мне рог из слоновой кости, трумбаш (большой нож мангбатту), красивые головные булавки из слоновой кости и две курицы, с повторным желанием увидеть меня, наконец, скоро у себя. Оставленная нами дорога направлялась прямо к северному берегу Уэле, к перевозу, который вел к Мамбанге. Мангбалле не хотели, очевидно, подвести Земио к тому месту реки, которое расположено против области абармбо. На следующее утро Земио в своей нерешительности снова остался в лагере, и когда я хотел отправить большую часть багажа с носильщиками Мамбанги под руководством Адатама, он выступил со своими опасениями за мою жизнь и старался воспрепятствовать отправке моих вещей. Подобного поведения я от него не ожидал. Тотчас же я обратился к людям Земио, сказав, что пусть выйдет вперед тот, кто осмеливается задержать носильщиков. С этими словами я лично провел носильщиков Мамбанги между шалашами на некоторое расстояние вперед и затем возвратился назад, не обращая внимания на Земио, в мое жилище. Это помогло. Вскоре он пришел ко мне смущенный и робкий и уверял, будто он полумертв от страха. Он совсем не слушал моих спокойных разъяснений, просил меня, чтобы я велел принести обратно свои вещи, так как он боится потери их и опасается за мою безопасность, а также опасается недовольства и наказания, угрожающих ему со стороны паши (Джесси), если бы со мною [343] что-либо случилось. Я повторял ему, что в самом худшем случае ему самому нечего бояться, что паша на моем месте поступил бы так же, и предложил ему для гарантии в будущем письменное объяснение, что, несмотря на все его предупреждения, я поступил по своему усмотрению, и он, Земио, не заслуживает никаких упреков. Я убедил его, что, считаясь с его опасениями и предупреждениями, не последую тотчас же за отправленным грузом, а пойду с ним вместе к берегу Уэле, там подожду новых вестей. Я постараюсь побудить Мамбангу явиться к нам в лагерь на эту сторону реки.

Этот случай снова показывает, как правительственные чиновники, из боязни ответственности или по другим причинам, чинят препятствия путешественнику в дороге. Основываясь на прежнем опыте, я уже в Каире предусмотрел это обстоятельство. Я не мог сердиться на Земио, потому что он поступал так, по-видимому отчасти, из хороших побуждений ко мне. Впрочем позже он совершил еще одну ошибку, послав мне в подарок юношу в знак примирения. Назима также привел ко мне раба, причем велел перевести, что я должен теперь убедиться в его дружественном образе мыслей по отношению к хокума (правительству), но что не знает, каково настроение Мамбанги. Я не принял предложенных мне рабов, несмотря на то, что Земио увидел в этом доказательство того, что я серьезно сержусь на него.

Следующей ночью мы должны были ожидать сигнала нугара, большого военного барабана — новая причина для Земио оставаться в ожидании. Я все время побуждал его выслать разведчиков, чтобы установить, какую дорогу следует избрать, и проверить, готовы ли обещанные мангбалле лодки для переправы через Мбруоле. Посланные скоро принесли известие, что в юго-западном направлении нужно переходить много болотистых мест, что там Мбруоле впадает в Уэле и что в этом направлении реку перейти невозможно. Мангбалле привели туда свои лодки. Несколько новых посланцев от Мамбанги заверили, что у места переправы через реку лодок не было. [344]

Они рассказали также, что удары нугара прошлой ночью исходили от лодочников мангбалле, которые искали ссоры с моим слугой Адатамом и носильщиками и отказались переправить мои вещи. Послы Мамбанги ждали моего решения. Так как Земио продолжал колебаться, я ему в присутствии всех окружающих объявил, что, ввиду его нерешительности, я должен принять сам решение и уйду к Мамбанге, как только придут носильщики. Я еще раз указал ему, что ни он, ни кто-либо другой не отвечают за меня, и что я ему дам обещанную справку для его успокоения. Он ничего не ответил на мою речь, а один драгоман осмелился спросить: «Да где же эта бумага (справка)?» Это был простодушный вопрос, он означал, что сомневались, могу ли я исполнить свое обещание. Это рассердило меня. Я высмеял Земио за то, что он выбрал себе храброго заступника.

Между тем, по распоряжению Земио, лодки были доставлены в надлежащее место перевоза, и мы таким образом переправились, наконец, через Мбруоле и разбили лагерь на берегу Уэле. Река Мбруоле была после обильных дождей полна до краев и при ширине около семидесяти пяти шагов имела сильное течение. На юге реки, верховье которой, лежащее на северо-востоке, я пересек спустя два месяца на обратном пути к Ндоруме, жили подданные вождя мангбалле, Мангалима, мимо хижин которого вначале проходил наш путь на юг. Внезапно, однако, направление снова изменилось, и мы еще в течение часа двигались почти прямо на запад по тому участку северного берега Уэле, который как раз расположен против области абармбо. Это была явная ошибка со стороны Земио, показывавшая, что, по-видимому, ему самому были неясны собственные намерения, потому что за это же время мы по пути на юго-восток от Уэле достигли бы области Мамбанги. Оттуда можно было тогда продолжать переговоры с абармбо.

Этот последний участок дороги к Уэле был очень трудным. Мы должны были не только пройти через многие находящиеся к югу от Мбруоле густые прибрежные леса двух рек, [345] но и через обширные, затопленные на один-два фута травяные равнины, которые, к нашему счастью, не были болотистыми. Новое место лагеря находилось очень близко от Уэле, недалеко от впадения Мбруоле, в том углу, который образует слияние обеих рек. Обрадованный тем, что достиг давно желанной цели и увидел здесь впервые ту реку, течение и устье которой как неразрешенная загадка уже давно представляли интерес для специалистов, я поспешил, полный ожидания, к берегу. Величественная река, шириной около трехсот шагов, текла на запад, окаймленная рядом высоких деревьев и зарослями кустарников, сменяемых на высоком берегу открытыми и травянистыми лужайками.

Но недолго я радовался и предавался своим мыслям в этом уединенном месте, любуясь на реку, так как едва абармбо на противоположном берегу увидели людей Земио, они подняли тревогу, раздался их военный клич. К этому присоединился ответный вой мангбалле, которые, оказывается, незаметно следовали за нами по пятам и теперь стекались сюда со всех сторон большими толпами, готовые к бою. Высокая фигура Назимы в фантастическом военном наряде возвышалась над остальными. Бангуза преобразил до неузнаваемости свое лицо под густой шапкой из перьев, вымазав его «блиппо», раскрасив подобным же образом и все остальное тело. Со щитом и копьем, с большим ножом на бедре, обвешанный амулетами, развевающимися шкурками небольших диких животных и хвостами диких кошек, он выглядел поистине фантастически.

В то время как я еще находился на берегу, до моего слуха достиг военный клич, доносившийся с запада, флотская команда мангбалле тем временем успела войти на своих лодках из Мбруоле в Уэле. Скоро я услышал всплески весел, затем показалась небольшая военная флотилия. То было своеобразное и красивое зрелище, когда пятнадцать лодок с экипажем прошли близко мимо нашего берега. На каждой, в зависимости от величины, было от двадцати до сорока гребцов, которые стремительно погружали свои небольшие [346] лопатообразные весла в воду, отбрасывая ее назад. Под непрерывный крик и вой лодки развернулись и, увертываясь друг от друга, невероятно быстро ушли вниз по течению. Это была проба ловкости и силы, которые мы должны были оценить. Мангбалле частично действительно достигли своей цели, поставив Земио, бесспорно не без его ведома и воли, против берега племени абармбо, последовав массами за ним, так что теперь они, прибыв к реке с обычным военным кличем, должны были считать неизбежным открытое столкновение.

То, что Земио прибыл сюда вместо того, чтобы прийти к берегу против области Мамбанги, должно было там вызвать неприятное удивление, и это при пагубной недоверчивости и суеверии негров очень скоро привело к продолжительным объяснениям, а для меня — к огорчениям и заботам.

В лагере снова началась оживленная деятельность по постройке хижин. Люди чувствовали себя уже как на войне и мало считались с «моим» и «твоим». Со всех сторон тащили сюда готовые соломенные крыши и другие составные части находящихся поблизости хижин мангбалле, и, таким образом, обширный лагерь был сооружен очень быстро. У народов мангбатту — небольшие домики с косыми крышами, которые легко можно разобрать и установить в каком-либо другом месте. И для меня мангбалле принесли подобный разобранный домик, в котором поместилась только моя кровать и четыре корзины, а стол и плетеный стул должны были остаться снаружи. К вечеру возвратился Адатам; узнав по дороге о нашем отбытии, он последовал за нами сюда. Он принес мне большой нож в подарок от Мамбанги, который еще не знал о том, что Земио разбил здесь лагерь. Следующая ночь прошла под шум барабанов, доносившийся со стороны абармбо, почти без сна, в заботах и опасениях за ближайшее будущее. Создались неблагоприятные обстоятельства, да и времени ушло много из-за медленности нашего путешествия, так что я должен был отказаться от своего широко задуманного плана идти от абармбо на запад, а затем возвратиться через страну амади на север. Вместо этого я [347] имел намерение идти теперь от Мамбанги на восток, а оттуда, севернее Уэле, через область Уандо достигнуть снова моей станции Лакрима к началу сухого времени года, чтобы затем иметь возможность перевезти все мое снаряжение на новую стоянку южнее Уэле.

Пятнадцатого сентября явились новые послы и снова заверили нас в дружественном образе мыслей Мамбанги, одновременно, как я и ожидал, высказав его удивление, что Земио отклонился от дороги к их берегу и прошел сюда. Я уже твердо решил еще в этот день отправиться к Мамбанге, но снова прибыло посольство князя, который, полагая очевидно, что поход против абармбо совершается по моему желанию, посылал, к моему великому изумлению, в мое распоряжение своих воинов. Действительно, одновременно явились несколько сот вооруженных негров и расположились вне лагеря. Я мгновенно сообразил, что он своим предложением совместной борьбы преследовал личные выгоды. Его область граничила с районами абармбо, и если он станет открыто их врагом, мое пребывание у него не могло быть для меня уже безопасным, [348] так что мне казалось благоразумнее переждать дальнейшее развитие событий под охраной Земио.

Чтобы изложить ему все обстоятельства дела, я послал к нему обратно Адатама; последний должен был также принести мне кое-что весьма необходимое из моих вещей. К моему огорчению, послы, которых я раньше отправил с подарками к вождю абармбо Буру, принесли мне теперь эти подарки назад, сообщив, что Буру отклонил их. Что под этим снова скрывались ложь и обман — я впоследствии удостоверился, когда вступил в близкое общение со старым вождем Буру. Что касается Земио, то лишь теперь открылись его намерения воевать с абармбо, и с этого момента его люди принимали участие в подготовке к войне. С помощью мангбалле был быстро построен укрепленный кольями и терном лагерь, в котором должен был оставаться арьергард, в то время как драгоманы и негритянские солдаты Земио с оружием должны были переправляться через реку. Вокруг меня ходили воинственные туземцы, с нетерпением ожидавшие начала военных действий, которые, однако, Земио оттягивал. Лишь некоторые негритянские солдаты на лодках приблизились к другому берегу и обменялись несколькими выстрелами с неприятелем: одна пуля пролетела над нашим лагерем, так как абармбо имели ружья. В лодки попало несколько деревянных стрел, которые я взял себе.

Вечером я неожиданно был приятно поражен, увидев в дверях моего укрытия людей Земио с чужими неграми, один из которых нес на голове большой пакет, зашитый в шкуру. В пакете оказалась долгожданная корреспонденция из Европы. Посол от Ндорумы передал мне пакет, и я с бьющимся сердцем принял то, чего так долго был лишен и чего так мучительно желал, — известий с родины. Чтобы понять наполнявшее меня чувство, нужно, подобно мне, оставить круг родных и при таких условиях, как мои тогдашние, при реве тысячи возбужденных воинов, после восьми месяцев терпеливого ожидания, получить, наконец, первое известие с родины. При вскрытии пакета меня окружило много [349] любопытных, выражавших свое изумление массой «китаб», «варага» (книга, бумага; арабские выражения, произносимые черными с благоговейным страхом). Я получил, кроме многочисленных писем, также газеты и журналы. Поспешность, с которой я принялся бегло прочитывать их, была так велика, что я едва нашел время съесть свой скудный суп. Затем я зажег мои две последние свечи и без помехи предался наслаждению подробно и внимательно просматривать письма и газеты. Одно письмо было датировано маем, пройдя долгий путь за четыре месяца. Известия от Джесси были неблагоприятны в отношении его провинции. Джесси подвергался враждебным нападкам, исходящим из Хартума, так что его положение губернатора провинции внушало ему отвращение, и надо было ожидать его скорой отставки. После того как я прочел все новости, я не мог уснуть. Ночь прошла, и утренняя заря возвестила рождение нового дня, а я все еще сидел у огня. С другого берега до меня доносились шум военной тревоги и глухие звуки большого барабана; на нашей стороне в лагере бушевали страсти, и тысячи людей были готовы к военным действиям.

Тем временем от мангбалле приходили один за другим послы, которые высказывали подозрения Мамбанги. Даже моя просьба отослать с Адатамом некоторые, самые необходимые вещи сделала его еще более подозрительным. Он находился в заблуждении, полагая, что в нашем лагере каждое распоряжение исходит от меня. Поэтому, чтобы разведать мои истинные намерения, он, по обычаю страны, запросил судьбу, обращался за советом к «бенге», для чего был зарезан специальный петух. Приговор был: «виновен»; таким образом укрепилось подозрение Мамбанги, что я питаю против него враждебные намерения. После этого для них уже не было ни малейшего сомнения, и княжеский посол с ханжеской серьезной миной положил к моим ногам два куриных крыла как corpus delicti (сумма улик), но прежде чем я узнал, в чем собственно дело, произошел бесконечный палавер с Земио, и лишь к концу его мне перевели фатальное «виновен». [350] После этого я в длинной язвительной речи отчитал всю компанию. Я говорил, что данное мною слово более достойно доверия, чем все их «бенге» и «мапинге» (тоже род оракула) и чем весь их кровообмен. Дело в том, что пока я говорил, вблизи меня производился обмен кровью между людьми Земио и Мамбанги. Впрочем, добавил я, больше не нужно слов. Раз курица издохла, я теперь для них являюсь человеком вне закона и должен опасаться быть убитым при вступлении в их страну. Поэтому я, не переходя через реку, просто возвращусь назад. Они, видно, не ожидали этого, и послышались возражения.

Между тем, едва я вошел в свою хижину, как Адатам, тем временем вернувшийся от Мамбанги, последовал за мной и, horribile dictu (страшно сказать), подал мне также два куриных крыла. Он ничего не знал о первом оракуле, а эти крылья взял от курицы, точно так же подвергнутой испытанию и умерщвленной, которая якобы возвестила, что произойдет со мною на избранном пути. Мамбанга полагал, что я переправлюсь через реку и буду воевать с абармбо. Отсюда, по его мнению, логически следовало, что я там буду убит; поэтому он через моего слугу настоятельно предупреждал меня, чтобы я не шел к абармбо, а лучше явился бы к нему. Противоречия в высказываниях людей, постоянные увиливания от ответов на вопросы, боязнь и недоверчивость всех, включая людей Земио и его самого, сделали переговоры бесплодными, исчерпали мое терпение, и пребывание у реки Уэле опротивело мне.

Мамбанга не отослал мне вещей, в которых я нуждался, но велел передать, что пошлет мне их ночью, чтобы его подданные, особенно женщины, не видели отправки вещей назад, потому что иначе они будут подозревать, что мы замышляем против них нечто враждебное. Но все это была сплошная ложь, и я должен был на следующий день в долгом палавере с братом Мамбанги еще раз вымаливать мое имущество. При этом я ему доказывал, что у меня совсем не было больше свечей для фонаря, масла для лампы, мыла, белья, и [351] отпустил его, наконец, с настоятельным требованием доставить все это сюда. Адатама я отправил туда еще вчера, чтобы по возможности устранить всякое подозрение, так как он знал, как найти все нужное мне. Однако, несмотря на это, я получил только немного табаку и соли, к чему Мамбанга прибавил немного зерна и несколько кур.

Уже четыре дня мы находились у реки Уэле, а Земио все еще затягивал наступление. До сих пор люди по обе стороны реки только обменивались руганью. В тихую ночь, в перерывах между воинственными криками и глухим гудением барабанов, смешно было слышать подобную обоюдную ругань, поскольку противная партия никогда не прерывает крикуна, и он получает полную свободу высказывания, чтобы противник не потерял ни одного слова ругани и насмешки. Подобные перебранки негры ведут со страстью до глубокой ночи при лагерных огнях. Насмешки звучали от группы к группе и всегда сопровождались шумом и неукротимым весельем.

Земио, наконец, решился все же попытаться совершить нападение. Часть негритянских солдат была посажена в лодки (челны) мангбалле и приблизилась к вражескому берегу, чтобы испытать, как себя будут вести враги и гребцы при перестрелке. Вслед за тем раздались выстрелы, и мне сообщили, что убито несколько абармбо; этим закончилось наступление.

Высадка на южный берег была теперь более трудной, так как абармбо, не оставаясь праздными, соорудили на берегу в незащищенных деревьями местах форменные валы из срубленных деревьев и земли, дававшие им защиту от пуль врага. Таким образом, вследствие нерешительности Земио, высадка в этом месте была сорвана. Воины Мамбанги снова покинули нас из-за задержки наступления. Вместо них к нам явились посланцы князя, и после их переговоров с Земио наступила перемена в положении дел. Я теперь получил два моих ящика, так как Мамбанга не осмеливался больше их задерживать. Вот как послы разъяснили недавние события. Их князь уже раньше, еще у Палембата, завязал дружеские сношения с [352] Земио, они обменялись послами: после этого он получил отправленное с мангбалле мое имущество и этим самым понял, как само собой разумеющееся, что мы, переправившись через Мбруоле, направимся прямо к нему. Земио же внезапно свернул с дороги и прибыл сюда; подготовился к нападению на абармбо, не поставив его, князя, об этом в известность и не переговорив с ним. Теперь же и он, Мамбанга, живет во вражде с некоторыми племенами абармбо, а с другой стороны, многие из его соплеменников и родственников живут в стране абармбо, и многие из тех племен вовсе не хотят никакой войны. Из речи послов можно было заключить, что обстановка весьма напряженная, тем не менее Мамбанга прислал и сегодня вновь два куска слоновой кости (уже раньше Земио получил несколько слоновых клыков) с повторным требованием в целях мирного обмена мнениями расположить наш лагерь на его берегу. Ответ Земио был уклончивый и неопределенный; все же он решил на следующий день повернуть назад, чтобы, согласно желанию Мамбанги, расположиться в новом лагере на противоположном ему берегу. Кроме того, он смущенно сообщил мне, что на этом месте он не мог без большой опасности переправить свое войско. Я уже раньше заметил в подзорную трубу успешно выполнявшиеся окопные работы, которые, впрочем, скоро стали видны и невооруженному глазу. Однажды, когда я среди этого военного шума рассматривал их, наши люди крикнули абармбо, что я нахожусь у реки. Мгновенно умолк весь шум и было видно, что каждый старался найти меня в толпе. Вечером, перед оставлением лагеря, у меня был легкий приступ лихорадки, который в новом лагере повторился с большей силой, сделав меня неспособным к привычной вечерней работе.

Мы пустились в обратный путь 19 сентября по той же самой дороге, по которой пришли к Уэле. Вновь перешли через затопленные луговые низменности, через лесные участки, затем сошли со старой дороги и через полчаса достигли в направлении на юго-восток реки, вблизи которой Земио велел устроить лагерь. По ту сторону Уэле небольшой ручей [353] Акка образует границу областей Мамбанги и абармбо, но переправа находилась на расстоянии получаса ходьбы вверх по течению. На новом месте тоже жили мангбалле, округ которых был под властью Мамбанги. О перемене места было сообщено князю через гонцов; позже я узнал, что Мамбанга покинул свое жительство и лично прибыл к месту переправы через реку. Он снова послал Земио, в знак приветствия, слоновый клык и велел сказать, что будет ночевать на берегу реки, ожидая меня завтра утром к себе. Послы Ндорумы и Палембата, принесшие мне последнюю почтовую корреспонденцию, возвратились отсюда назад с письмами от меня к Бондорфу. Что касается мангбалле, которые все еще не хотели отказаться от нападения на своих врагов, то Земио обнадежил их в этом отношении на будущее: пока же они мародерствовали в окрестности, многие вернулись в свои хижины.

В оправдание Земио нельзя умолчать о том, что позже я узнал его с другой, более выгодной для него стороны. Его кажущаяся нерешительность происходила главным образом из боязни сделать что-либо несправедливое по моим понятиям, и что, на основании моих докладов, вызвало бы также порицание со стороны Джесси-паши. Поэтому, как он впоследствии мне признался, он чувствовал себя стесненным в своих действиях, которые могли скоро привести к войне с абармбо.

В последнем лагере я провел лишь две ночи. После того как я расстался с Земио, последовало долгое, наполовину вынужденное пребывание у Мамбанги, что дало мне возможность узнать много нового о жизни негров, но и закалило мое терпение, пока, наконец, я мог продолжать свое путешествие на восток.


Комментарии

53. Гардения (Gardenia) — род растений семейства мареновых. Встречается в тропических и субтропических районах Африки и Азии.

(пер. М. А. Райт-Кангун)
Текст воспроизведен по изданию: Юнкер В. В. Путешествия по Африке. М. Дрофа. 2006

© текст - Райт-Кангун М. А. 1949
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Karaiskender. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Дрофа. 2006