-

ПРОСВЕЩЕНИЕ ВНУТРЕННЕЙ АФРИКИ

Особенного и довольно странного рода предприятие занимает теперь внимание английской публики: дело идет об оффициальном населении просвещения во внутренности знойной Африки. Множество брошюр в пользу и против этой человеколюбивой затеи появилось в течение двух последних годов, и как предмет сам по себе слишком нов и любопытен, то мы постараемся познакомить с пим наших читателей.

Всем известно усердие, с каким Великобритания старалась прекратить постыдный и жестокий торг Неграми, с тех пор, как [56] собственные ее колонии перестали нуждаться в черных невольниках и северная Америка отделилась от ее владений. Выгоды, получаемые Францией посредством торга африканскими невольниками, более всего возбудили усердие Англичан к освобождению несчастных Негров, похищаемых Европейцами, между которыми Французы, Испанцы и Португальцы отличались особенною предприимчивостью. Французы даже учредили было в 1784 году премии для поощрения невольничьего торга, назначали по четыре ливра награды за каждого Негра, привезенного в колонии, и издержали на это, по отчету Неккера, более двух с половиною миллионов ливров. Число всех невольников, вывезенных таким образом из Африки, можно полагать, по настоящее время, до сорока миллионов душ. В конце прошлого столетия Англия вдруг начала с торгашами Негров упорную нравственную войну, в которой прославились имена Робертсона, Гочисона, Рамсе, Кларксона, Фокса, Питта и Вильберфорса. На этот первый голос против торговли Неграми тотчас откликнулись Дания и Швеция. Англия с своей стороны ничего не теряла: несмотря на ее обильную колонизацию в разных частях света, после отпадения Северо-Американских штатов, у ней не осталось почти ни одной колонии, для которой бы Негры были столь важны, как например для Французских поселений на Антильских [57] островах или для португальских в южной Америк. После многих переговоров и отдельных трактатов с разными государствами, английское правительство торжественно предложило на венском конгрессе общую меру об уничтожении торговли Неграми, и предложение его было принято всеми державами, при могущественном влиянии России. С того времени невольничий торг сделался контрабандой. Но к сожалению, благородная цель союзных правительств не была вполне достигнута. Португальцы и южные области Северо-Американских штатов, заодно с варварийскими мореходами, до сих пор продолжают вывозить Негров, и, по исчислению, изданному господином Бенстоном, оказывается, что итог этого вывоза еще чрезвычайно значителен. Чтобы положить конец ему, Англия решилась переменить политику и, вместо преследования торгующих, обратиться к самому предмету торговли. Великобританское правительство построило три железные парохода и посылает их, под начальством офицеров своего флота, в реку Нигер. Цель экспедиции состоит в том, чтобы осмотреть места, откуда берутся невольники, и изыскать способы к просвещению тамошних жителей, для искоренения у них бесчеловечного обычая продавать друг друга. Это предприятие и сопряженные с ним расходы, которые простираются до полумиллиона рублей серебром, [58] возбудили между публицистами множество споров. Одни утверждают, что экспедиция посылается только с тем, чтобы уничтожить торговлю Неграми; другие, напротив, подозревают, что это новая попытка завести в средней Африке английскую колонию, попытка, которая должна кончиться так же неудачно как и все прежние, только с большими денежными издержками для Англии и без малейшей пользы для Африки. Конечно, не отвергая искренности желания Англичан принять решительные меры против невольничьей торговли, можно однако ж быть вполне уверенным, что они тут не забывают и своих фабрик, которых произведения найдут сбыт в средней Африке. Это так явно, что некто мистер Джемисон даже издал «Воззвание к английскому народу», где он проповедует, что торгующее сословие, и без участия правительства, достигнет такой цели. Остается поэтому рассмотреть возможность просвещения Негров по крайней мере до такой степени, чтобы им нужны были бирмингемские перочинные ножики и вилки, и оценить заранее те затруднения, с которыми должно будет бороться столь человеколюбивое предприятие.

Бесспорно, что проект сопряжен с трудностями. Но надо принять в соображение важность предмета. Просвещение стольких племен, преобразование целого материка, целой части света, [59] насаждение на нем образованных потребностей, правил христианской нравственности и лучших понятий о человечестве, — это такой гигантский подвиг, которого и нельзя совершить без преодоления множества преград, поставленных варварством и невежеством. Английские публицисты между прочим предлагают вопрос: есть ли достаточные причины посылать экспедицию в настоящее время? Большинство отвечает, что есть. Полагают, что, в последнее время, для Африки открылись новые надежды двинуться к просвещению хоть в некоторых частях, что Англия обязана воспользоваться этим благоприятным случаем, и что первый шаг к великому делу должен состоять в отправлении экспедиции для осмотра места. По мнению большинства публицистов, теперь можно совершить многое; но, как люди осторожные, они говорят однакож, что, из наличных сведений, нельзя еще определить, в чем именно будет состоять это многое, как оно велико и какими способами достигается. Впрочем, что касается до способов, то это — решеное дело: главным орудием Англии будет коммерция; история и народный дух Англичан ручаются за верность предсказания. Но как завести коммерцию? В этом вся сила!

Не нужно говорить о выгодном положении, обширности, неистощимом плодородии и других преимуществах средней Африки, ни о [60] пренебрежении, в каком коснеют ее богатства. Эти обстоятельства очень известны. Человечество просвещается более всего посредством взаимных сношений между народами, а внутренние страны Африки были всегда совершенно чужды этих сношений. Искусства, обычаи и опытность просвещенных народов могли проникнуть туда только четырьмя дорогами: одна из них — торговля Неграми, другая — европейские поселения на западном берегу, третья — торговля деревянным маслом, четвертая — торговля с северными частями материка, производимая аравийскими и варварийскими купцами через Великую Пустыню.

О первой, то есть, о торговле Неграми, и говорить нечего: она более задерживала нежели развивала образованность. Некоторые произведения европейской ремесленности, например, огнестрельное оружие, порох, пули, ром, менчестерские хлопчатобумажные изделия, португальские сукна, глиняная и стеклянная посуда, пуговицы, и прочая, дали береговым жителям кое-какое понятие об европеизме, но оно не могло проникнуть далеко внутрь материка, а между тем нравы, привезенные вместе с этими произведениями, были самые гибельные и наносили скорее вред нежели пользу. От европейских произведений скоро не оставалось ни какого следа; напротив, требования на невольников распространились до самых внутренних областей и пустили между [61] туземцами такие глубокие корни грабежа и раздора, что промышленость и досужливость не могли там водвориться. Словом, пока главный предмет вывоза из Африки будет состоять в невольниках, до тех пор нельзя ожидать ни каких покушении на разведение там хлопчатой бумаги, кофе, инбирю и других предметов промышлености, свойственных климату.

О последствиях английской и американской колонизации на западном берегу Африки было множество споров, но кажется, что истина на стороне тех, которые утверждают, что хотя попытка завести поселения на западном берегу может быть названа неудачною для основателей, однакож, в отношении к тем частям Африки, она бесспорно имела благодетельное влияние: пограничные земли находятся ныне в лучшем состоянии, нежели в каком они были прежде; собственность более прежнего уважается; земледелие успевает; выгоды торговли становятся чувствительными; христианская вера также сделала некоторые успехи; черный народ обнаруживает желание учить детей; торговля Неграми почти совсем уничтожена. Но почему не сделано больше? Потому, что еще возникает вопрос, стоит ли дело тех пожертвований, которые для него нужны, и не лучше ли всю эту массу человеческих сил, жизней и сумм употребить в каком-нибудь другом месте? Взгляните на [62] карту. Колонии расположены на самом краю материка, в приморской Негриции, преимущественно на берегах Золотом и Невольничьем. Англичане не могли проникнуть во внутренность по причин заразительности воздуха, по дикости нравов, которую торговля невольниками водворила между туземцами, и, наконец, потому, что все судоходные реки начинают быть судоходными весьма недалеко от берега. Самые напряженные усилия просветить Африку по течению рек Гамбии и Сиерра-Леоне, или посредством городов Либерии, Кап-Кост-Кастля, Анимабо, производили и всегда будут производить над него такое же слабое действие, как щетка на коже больного слона: она никогда не возбудит в ней круговращения.

Торговля деревянным маслом находится еще во младенчестве и сопровождается очень неблагоприятными обстоятельствами. Места довольно, но оно уже занято другим родом промышлености, торговлею Неграми, с которою трудно бороться. Кроме того, масляная торговля в некоторой степени — только береговая, потому что растения, из которого добывается масло, не разводят во внутренних областях. Наконец еще должно заметить, что климат и трудности плавания подчиняют ливерпульских купцов промышленикам, живущим по дельте Нигера и имеющим свои выгоды не допускать их до [63] непосредственного сообщения с внутренними землями. По всем этим причинам, нельзя надеяться, чтобы масляная торговля произвела когда-нибудь такое движение, которое бы проникло до сердца Африки и сделало переворот в быте туземцев: ни ливерпульские промышленики лично, ни их африканские коммисионеры, в непосредственных сношениях своих с жителями внутренних областей, не ходили до сих пор вверх по Нигеру. Впрочем, тут еще представляются довольно утешительные результаты: масляная торговля сделала много добра в тесных границах своих операции и, конечно, усилится в непродолжительном времени до такой степени, что будет в силах, ежели не совершенно искоренить торговлю Неграми на реке, так по крайней мере могущественно соперничествовать с нею в областях соседственных.

Торговля через Великую Пустыню с северной Африкой проникла далее прочих и увенчалась более значительными последствиями. Можно сказать, что она положила некоторые начала переворота к лучшему, но по несчастию, и ей противудействуют важные затруднения. Главное то, что аравийские купцы приезжают по большей части именно за невольниками, и, следовательно, торговля их также препятствует просвещению, распространяя войну и варварскую охоту за Неграми как за дикими зверями. Далее: Арабы сами худо [64] просвещены и религия их, хотя лучше идолопоклонства, существующего у Негров, не может однакож назваться религиею, образующею сердце: она годится только для победителя, но решительно не способна улучшить состояние побежденного. Наконец: медленность, затруднения, опасности и дороговизна путешествия через Пустыню так стесняют их торговлю, что она не может процветать независимо: между торгующими и страной, с которой они торгуют, лежит целая бездна песку, которая препятствует тем и другим подчинить дела свои каким бы то ни было постоянным правилам. Но при всем том, когда мы следуем за караваном, в котором ехал капитан Клаппертон от Бурну до Соккату, или читаем описание Томбукту и Дженне, когда наблюдаем превосходство в правлении, благоустройстве, промышлености и нравах земель, лежащих между этими двумя пунктами, то нельзя не заметить, что торговля через Пустыню, при всех своих неудобствах, имела весьма благодетельное влияние.

Теперь, предположим в ней еще четыре перемены: вопервых, пусть в той части Африки, откуда приезжают странствующие купцы, не будет невольничьего рынка; во вторых, пусть во внутренних областях учредится рынок, на котором станут продавать в большом количестве сырую хлопчатую бумагу или какие нибудь [65] другие произведения средней Африки, которых добывание не требует большого искусства и капиталов; в-третьих, пусть между этим рынком и северными областями лежит, не безлюдная и пустая степь, но канал, или судоходная река, или железная дорога, или, наконец, какое нибудь другое средство к скорому, удобному и безопасному провозу тяжелых товаров; и в-четвертых, пусть купцы, занимающиеся этой торговлей, будут, уже не Арабы, не магометане, не мароккские, тунисские и триполийские подданные, а люди, принадлежащие к образованной нации и исповедующие христианскую веру, признающие над собой правительство, которое покровительствует законность, порядок и честность. Представим себе эти четыре перемены, и мы увидим, что за ними легко переменилась бы и вся Африка. На таком соображении можно основать вывод, что нынешний проект английского правительства обещает гораздо лучшие и важнейшие результаты нежели все прежние попытки.

Ныне, еще в первый раз, совокупляются все четыре обстоятельства, о которых мы сейчас говорили. В первый раз открыто безопасное, верное и дешевое сообщение между богатейшими странами средней Африки и обширным рынком, который ненасытно поглощает произведения этих стран. Торгующие на рынке — люди образованные и христиане; они будут скупать весь запас [66] сырой хлопчатой бумаги, сколько бы ее ни вывезли из внутренних областей, но не купят ни одного Негра, и ежели в Африке есть власти, способные понимать всю благодетельность вновь открытого сообщения, ежели там есть такие правительства, которые в силах принудить подданных своих к соблюдению необходимых при этом правил и условий, то можно смело сказать, что торговля скоро приидет в цветущее состояние и просвещение начнет быстро распространяться. Надобно только, чтобы европейские миссионеры, торговцы и земледельцы дружно и с благоразумием принялись обработывать прекрасное поле, которое открывается их деятельности. Но с другой стороны нельзя не обратить внимания и на два вопроса: вопервых, можно ли установить правильную торговлю, когда в средней Африке нет ни какой общественности и когда торговля Неграми захватила все тамошние земли, а вредные качества климата, может статься, воспрепятствуют Европейцам вести в них дела свои? во-вторых, можно ли надеяться, что выгоды этой торговли будут почувствованы туземцами с первого раза и в такой степени, что она найдет себе покровительство у лиц, пользующихся там властью?

Климат действительно вреден для Европейцев. Но должно заметить, что он, по крайней мере во внутренних областях, не вреднее [67] других тропических климатов. Из множества путешественников, которые там померли, ни один, как известно, не берег надлежащим образом своего здоровья. Обыкновенно занемогают горячкой или кровавою диссентерией; берут сильный прием сладкой ртути, едва держатся на седле и между тем целый день проводят в дороге; намачивают платье при переправах через реки, раздеваются, остаются в одной рубашке, и потом, когда доедут до ночлега, то не могут заснуть от черных муравьев и мошек. Не удивительно, что при таких напастях многие умирали. Весьма вероятно, что при некоторых предосторожностях климат не наносил бы такого вреда.

Гораздо важнее затруднение от недостатка в общественности. Эта язва ограничивает власть местных владетелей, производит смуты и перевороты, поселяет дух непокорности в подданных, подстрекает правителей к произвольным и жестоким решениям, развращает умы и нравы, и водворяет пренебрежение к человеческой жизни: несчастие общее всем странам, где она плохо охранена законами и находится в беспрерывной опасности. В одном месте купец встречает князька, который готов принять его торговые предложения и оказывает ему всякое покровительство; но сосед этого миролюбивого владельца предпочитает войну и охоту [68] за Неграми, а его подданные грабят между тем путешествующих купцов, и он, за отдаленностью, не может их защищать. В прошлом году купец застал правителем в таком-то месте доброго и честного человека; в нынешнем, он встречает тут злого и плута. Караван пользуется в текущем месяце покровительством, проводники ласками и услугами, а в следующем его разграбят и провожатых убьют. Это — большие неудобства. Но они не могут почитаться за непреодолимые. Во всю древность азиатские народы грабили караваны и убивали купцов, а между тем торговля в Азии процветала, и караваны ходили из Индии через Киргизскую степь, кругом Каспийского моря, к Черноморским греческим колониям. Выгоды, приобретаемые торговлею — великое дело! Человек для этих выгод готов решиться на многое. Дикие племена наконец привыкают видеть караваны и почитать чужую собственность, для собственной своей пользы; а в африканских туземцах, сверх того, есть значительная наклонность к торговым делам и страна представляет немаловажные способы к безопасному произведению оборотов. Пробравшись через дельту Нигера, опасное место по особенной вредности воздуха и по развратности жителей, вы приезжаете в город Эбо, которого народонаселение простирается до пятидесяти или до шестидесяти тысяч душ и где, как [69] говорит Лерд, живут самые предприимчивые и промышленные из всех купцов, торгующих на Нигер. Эбо находится под властию царя Оби, который считает себя сильнейшим между всеми владетелями, промышляющими деревянным маслом, и требует, чтобы путешествующие купцы всегда торговали с ним, прежде — нежели отправятся далее вверх по реке. Выехав из его владений, причем надобно поплатиться с береговыми начальниками, вы достигаете устья реки Нун и здесь закупаете огромное количество масла: в этом месте с давнего времени масляная торговля постоянно возрастает, не смотря на несчастный конец многих купцов, который погубили свое здоровье. Жители Эбо, на промен за масло, берут разные европейские произведения, огнестрельное оружие, порох и пули, менчестерские хлопчатобумажные изделия, особенно те, которые показистее, также зеркала, ножи, ром, и прочая. Мена производится на раковины, которые служат монетой и имеют курс далеко во внутренних областях Африки.

Выше города Эбо торговля становится еще деятельнее. Берега реки уставлены городками и селениями, между которыми сношения идут очень живо; народ лучше чем в южных местах; жизнь и собственность более уважаются; всякой чем-нибудь промышляет: мужчины, женщины, дети, все участвуют в торговле, и, по [70] словам доктора Бриггза, который сопутствовал Лерду, здесь больше торгового движения нежели у верховьев Рейна. Главный центр коммерции находится за полтораста верст от Эбо, в месте, известном здешнему краю под именем Бокква или Иккори. Оно лежит немного пониже слияния Шадды с Нигером, и славится своим рынком, на котором торг возобновляется через каждые десять дней, продолжаясь всякой раз трое суток. Сюда стекаются купцы из всех городов, расположенных верст на полтораста вверх и вниз по Нигеру, и из многих внутренних областей. О важности этого места можно отчасти судить по факту, сообщенному Лердом, что пока его пароход, в продолжение нескольких месяцев, стоял на мели по соседству оттуда, он видал не менее двадцати пяти барок и на каждой от сорока до шестидесяти человек, которые через всякие десять дней проезжали мимо его на рынок: картина эта представляла так много живости и разнообразия не только в товарах, но и в одежде, в лицах и во всей наружности приезжих торговцев, что даже равнодушный Ольдфильд пробудился от своей вечной флегмы в описании здешней суматохи. Купцы из Эбо привозят в Иккори европейские товары, получаемые ими на приморье, — красное сукно, бархат, бусы, ножи, табакерки, зеркала, и прочая; а купцы из [71] верхних и отдаленных областей, кроме невольников, которые здесь, как и в других местах, составляют главный предмет торговли, доставляют туземные ткани, слоновую кость, лошадей, сбрую, соломенные шляпы, циновки и разного рода провизию. Торговля производится, как в Эбо, посредством монеты, которою служат раковины.

Важность здешнего рынка известна далеко вверх и вниз по реке. Дня на три пути к востоку отсюда лежит Фенда (Fundah), где в старые годы Арабы и Феллаты из северных областей выменивали невольников и торговля была очень значительна. Ныне она прекратилась от беспорядков в соседней области, но прежнее ее цветущее состояние служит доводом, что место удобно для торга и что он, конечно, возникнет, как скоро беспорядки кончатся. Здесь растет хлопчатая бумага, из которой делают прочные тяжелые ткани; есть также костяные изделия в значительном количестве и множество железа и меди. Верст сорок пять еще далее к востоку, в семидесяти пяти от судоходной реки Шадды, находится город Тото, где не бывал еще ни один путешественник, но о котором говорят, что он больше всех других городов в той стороне. Владетель города любит торговлю; народонаселение воинственно и промышлено: много мастеров, искусно [72] обработывающих медь и железо. Туда иногда продают товары, закупленные в Боккве; на обмен можно получать слоновую кость, арабских лошадей, овец, быков, верблюдов, и прочая.

О местах, лежащих по тому же направлению за городом Тото, ничего не известно. Путешественники проникали верст на полтораста, или более, вверх по течению Шадды, по туземцы, будучи в постоянном раздоре с медноцветными, по здешнему «белыми», Феллатами, не хотели иметь дела и с иностранцами более светлого цвета. Поэтому, воротимся в Боккву, и пустимся опять вверх по Нигеру. Через шестьдесят верст, встречается Каттам-Карафи, другой многолюдный рынок для торга местными произведениями, как сырыми, так и обработанными, которые сплавляются туда в лодках. За этим рынком, в недальном расстоянии, лежит город Какунда, столица независимого княжества. Жители — народ мирный, трудолюбивый, и хотя не весьма предприимчивы, однакож торгуют до самой Бокквы. Подвигаясь в том же направлении еще далее, вы приезжаете в Эггу, место гораздо значительнейшее, многолюдный и наполненный иностранцами город, где сметливые барышники, по словам Ольдфильда. стараются за всякую вещь содрать самую высокую цену. От смеси множества разных товаров, [73] магазины эггских богатых купцов похожи на игрушечные лавки в Европе. Здесь добывают отличное индиго, и превосходную хлопчатую бумагу в небольшом количестве; есть обширные заведения для крашенья тканей, прядильные и ткацкие орудия, похожие на европейские; на улицах продают множество кокосовых орехов, которые привозятся из соседних областей. Здесь-то Лендер, в первую поездку свою по течению Нигера, увидел впервые во всеобщем употреблении португальские ткани. «Народ, говорит он: очень промышлен и предприимчив; многие только тем и занимаются, что ездят вверх и вниз по реке, покупая и продавая товары. Эти люди вечно живут на лодках, под навесами, и не имеют надобности в другом жилище». Кажется также, что между здешними купцами есть свои Ротшильды: Ольдфильд видел одного старика, у которого было два или три дома, наполненные раковинами; он покупал товары на огромные суммы и говорил, что купить грузы десяти или двенадцати кораблей для него ни почем. Но всего утешительнее для будущего просвещения или торговли, то, что такого Ротшильда местный султан не ограбил и не посадил на кол под каким-нибудь предлогом. Одно это показывает уже высокую способность народа к образованным понятиям.

В Эгге путешественник находится посреди [74] народа совершенно нового, и чем далее углубляется во внутренность края, тем более замечает улучшение в нравах. Клаппертон, будучи в 1824 году в Кайо и Соккату, слышал там о промышлености Ниффенцев. Лендеру говорили о том, когда он спускался по Нигеру от Буссы, а Ольдфильду, когда он поднимался от Бокквы. В особенности жители царства Ниффе славятся искусством делать разного рода одноцветные и пестрые ткани, которые почитаются лучшими во всей Африке. Железные пароходы могут ходить по реке, обтекающей границу этого царства. Проплыв несколько сот верст, вы видите перед собой столичный город Раббу. Тут наконец торговля является в каком-то водовороте, которого струи, нахлынувшие через Великую Пустыню от берегов Средиземного моря, разливаются по северным окраинам средней Африки и потом втекают опять в Великую Пустыню. Окрестные области, хотя почти беспрестанно страдают от мятежей и хищнических войн, весьма многолюдны, богаты земледельческими произведениями и обладают многими статьями для отпускной торговли, — слоновою костью, индиго, страусами, верблюдами, барсовыми кожами, воском, не говоря уже о циновках и обуви, которые делаются здесь лучше нежели в прочих африканских землях. Торговля в Раббе производится с порядком: товары разделены по [75] родам; для иностранцев есть особенные гостинницы в предместьях. Арабы доставляют сюда на продажу лошадей, ослов, шелк-сырец, красные шапочки, ожерелья, запястья и патрон, род квасцов, который идет из Бурну и употребляется здешними жителями вместо поваренной соли и на лекарство домашнему скоту. Ольдфильд видел здесь множество купеческих караванов из Хаусы, Соккату, Кано, Триполи: одни отправились на восток, в Бурну, другие на запад, в Томбукту. Но это еще не все. На средине реки, в виде города, есть прекрасный остров Загози, который Лендер называет самым населенным местом и многолюднейшим рынком во всем царстве ниффейском, а Ольдфильд африканским Менчестером. «Ткани, которые здесь делаются, и одежда из них, говорит Лендер: так хороша, что хоть бы с европейских фабрик. Ее носят владетельные лица, высшие сановники и вельможи; ей удивляются жители соседних стран, напрасно усиливаясь достичь такого же совершенства. Кроме того мы здесь видели множество разного рода женских шапочек из бумаги, затканной шелком, превосходной работы. Народ чрезвычайно занят; женщины беспрестанно, то стряпают кушанье, то занимаются какими-нибудь поделками. Прогуливаясь около острова, мы видели целые толпы людей за пряжею шелка или бумаги; другие [76] приготовляли деревянные чашки и блюда, циновки с разными уборами, обувь, одежду, шапки, и тому подобное; третьи усердно трудились над медными и железными стременами, над приборами к лошадиным уздам, над разными металлическими инструментами, цепями, и прочая; наконец, некоторые делали седла, чепраки и другие конские принадлежности. И все это назначалось для продажи в Раббе, и обнаруживало в мастерах много вкуса и сметливости». Жители острова Загози, по словам путешественников, самый красивый народ во всей Африке. Веселость и деятельность, редкие добродетели в этом мире лентяев, проявляются у них в каждом движении; большая часть ведет себя очень хорошо: они гостеприимны и услужливы с иностранцами, не ссорятся с соседями, и живут дружно между собою. Гражданское благоустройство сделало их кроткими, воздержность и торговля богатыми, трудолюбие крепкими, а совокупление этих благ счастливыми». Так говорит Лендер, проживший десять дней на острове Загози. В словах его, конечно, приметно немножко риторики, немножко желания нарисовать заманчивую картину, но нет сомнения, что основа их справедлива. Отчего же происходит такая разница между этими островитянами и их соседями? Они одного с ними племени, такие же Негры, черные как уголь; остров их не велик: [77] верст двадцать пять в длину и около пяти в ширину; почва плодородная, но низменная, влажная, вечно потопленная в грязи, и бывает наводнена каждый раз, когда река от дождей выступает из берегов; дома стоят в воде и многие разрушаются в водополье; островитяне не имеют сношении с людьми образованными: у них не бывали ни миссионеры, ни европейские промышленики, ни аравийские торговцы. Отчего же все соседи говорят, что они далеко обогнали своих соплеменников? На это можно отвечать очень просто: оттого что они пользуются безопасностью. Правитель и обладатель острова, «царь мутной воды», имеет флотилию, состоящую из шести сот лодок, и не боится неприятельского нападения; подданные его взросли на воде, живут спокойно за своими деревянными стенами, имеют в руках все судоходство по Нигеру, и, следовательно, обладают всей речною торговлей.

Но пойдемте далее. Переправясь через реку, после трехдневного путешествия, миновав два феллатские города, Раку и Алорие, вы наконец приезжаете в город Катунгу, столицу царя яррибского, которого власть простирается до берегов Гвинеи, и должна быть очень значительна, судя по тому, какой безопасностью пользуются у него иностранцы. В Катунге бывают ярмарки; торговля довольно жива. По соседству есть еще [78] несколько важных городов с богатыми и многолюдными рынками; небольшие караваны, отделившись от главных, приходящих с сквера, странствуют здесь по всем направлениям и развозят почти до самого Кап-Кост-Кастля произведения средней Нигриции, — слоновые зубья, патрон, каменную соль и ниффейские ткани.

Вот как далеко тянется цепь торговых сношений, затруднительных, но нигде не перерываемых, так, что всякий коммерческий оборот, сделанный при устье реки Нуна, отдается на многие сотни верст вверх по Нигеру и на обширном пространстве по прибрежным землям. Мы видели, что европейские товары, вымениваемые на деревянное масло или невольников, идут из Эбо в Боккву, и оттуда развозятся по соседнему краю, или доставляются в Раббу и Эггу, где промениваются на слоновую кость и мануфактурные изделия, которые спускаются опять вниз по Нигеру в Эбо; что из Раббы европейские товары идут или, по крайней мере, могут итти в одну сторону до самого центра Нигриции, с постоянными караванами, которые отправляются из Бурну в Томбукту, а в другую сторону, через Яррибу, до берегов Атлантического океана; и что, следственно, торговый канал, нужный для Европейцев, здесь уже существует. Откройте в Раббе большое складочное место европейских товаров, установите там всегдашнее требование [79] на произведения внутренних земель Африки, и значительная часть коммерческого движения тотчас же устремится в Раббу; ценность туземных произведении возвысится, труд человеческий будет дороже, а сами Негры понемножку начнут выходить из категории продажного скота через соперничество других товаров, которые наконец убьют торговлю невольниками. Повреждения в механизме судна, на котором плыл вверх по Нигеру Ольдфильд, воспрепятствовали ему продолжать путешествие, и потому нельзя сказать, далеко ли за Раббою река еще судоходна. Но Лендер не терял надежды подняться на несколько сотен верст выше, до перевоза, существующего в Комие. Этот перевоз служит главным путем торговли, идущей по большой дороге, которую мы описали: сюда стекаются все купцы, торгующие в землях к западу от Нигера; здесь они проходят во внутренние области, и отсюда, только в три дня пути, но хорошо известной дороге, можно приехать к одному из главных центров внутренней коммерции, в город Кульфу, где сливаются все большие потоки торговли, и из которого изливаются все мелкие. Клаппертон, во второе свое путешествие, долго прожил в Кульфу, и дает очень выгодное понятие о свойстве тамошних оборотов. Хотя у Кульфуйцев нет, как кажется, ни каких постоянных законов и ни какой [80] определенной формы правления, а окрестные области не наслаждались спокойствием, но всегда были жертвой неприятельских нашествий, внутренних мятежей и хищнических войн, дотого что жители два раза выбегали из пылающего города, однакож там, кроме ежедневного базара, на котором торгуют местные жители, всякую неделю бывала большая ярмарка, наполненная приезжими: сюда стекаются купцы из Бурну, с востока; из Коби, Яури, Замфры и от кряжа Пустыни, с севера; из Яррибы и от Золотого берега, с запада; из Бенина, Джабу и отдаленнейших частей ниффейского царства, с юга; они привозят произведения этих стран, — с севера соль, с юга красный лес, перец и европейские ткани, с запада золото, шерстяные ткани, крашенные хлопчатобумажные изделия, медную и оловянную посуду, горшечный товар, ружья, и прочая, с востока, собственно из Бурну, лошадей, натрон и шелк в сыром виде, а из других восточных мест множество разных предметов, которые скупают дорогою через Пустыню, также венецианские бусы, мальтийские сабли, италиянские зеркала, камедное и пахучее дерево; наконец из Египта, шелковые и полотняные изделия, чалмы, разного рода одежду, и так далее. Все это продается в Кульфу. Некоторые из приезжающих купцов останавливаются за городом и торгуют в палатках; [81] другие посылают товары с невольниками на рынок и по улицам; третьи вверяют их маклерам, которых в Кульфу очень много, мужеского и женского пола; наконец иные живут в домах друзей своих и там производят продажу. Кроме этих настоящих купцов, множество мелочных торгашей, особливо женщин, приходят из городов, лежащих к западу от Нигера, в значительном расстоянии от Кульфу, в Яррибе и Боргу: они приносят товары свои на головах и торгуют дорогою на нескольких рынках, поселяются обыкновенно в самом городе и, в промежутках торговых дней, промышляют пряденьем хлопчатой бумаги. Распродавши свои товары и купив что им надобно, они возвращаются домой. Сами жители города, не исключая ремеслеников, которых здесь очень много, также занимаются торговлей: покупают всякую всячину и продают из барыша все, что купили.

Таков вообще торговый дух внутренних африканских народов. Должно заключить, что требование на товары здесь очень значительно, ежели купцы привозят столько разных предметов и из таких отдаленных стран; народ должен быть весьма предприимчив, ежели он пускается в такие продолжительные путешествия; дороги должны быть очень надежны, ежели путешествия эти повторяются беспрерывно и [82] совершаются благополучно. Но потребности жителей просты и не многочисленны: поэтому можно спросить, есть ли надежда, что они умножатся и будут разнообразнее. Конечно есть. Роскошь уже известна этим народам. Просвещение начнет с того, что разорит их, возбудив блестящими игрушками, природную страсть к мотовству. Негры любят забавы, излишества, утехи тщеславия; жадность их ко всему этому ненасытна как у детей. Следующий очерк вседневного быта Кульфуйцев, взятый из книги Клаппертона, покажет нам, до какой степени этот народ удалился уже от простоты нравов.

«Вся семья поднимается на рассвете; женщины чистят и убирают дом, мужчины моются с головы до ног; потом идут мыться женщины и дети: для их омовения употребляется вода, в которой сварены листья кустарника, называемого бамбарниа. По окончании этого, подают завтрак, состоящий из кокосов: всякий ест с особой тарелки, дети и женщины вместе. После завтрака женщины с детьми натираются сандалом с небольшой примесью сала, что дает блеск черной коже; делают красным порошком пятна в таких местах, где они, по их мнению, придадут им более прелести, и чернят глаза особенной черной краской. Щеголихи сверх того красят зубы и внутреннюю сторону губ, наводя на них желтый цвет посредством [83] кожи табачного корня и табачных цветов; для окрашения же наружной стороны губ, волос и бровей, употребляют индиго. Потом женщины, торгующие на рынке, изготовляют свои товары и отправляют по местам. Старухи дома чистят и прядут бумагу, стряпают кушанье; молодые почти все уходят загород продавать маленькие катышки из рису, жареные бобы, и прочая. Мужчины обыкновенно гуляют по рынку, или сидят в тени, у дверей жилищ своих, слушая новости и разговаривая о ценах на товары. Ткачи занимаются своим делом; другие идут рубить деревья и сбывают их на торгу; третьи отправляются за травой для домашних лошадей или также для продажи; многие, при начале дождливого времени года, расчищают поля под маис и просо; некоторые пускаются в отдаленные путешествия, продавать или покупать товары для своих хозяев, и очень редко употребляют во зло их доверие. Около полудня семья собирается домой и ест род пуддинга, называемый ваки, или вареные бобы; а часа через два или три после полудня, каждый возвращается к своему занятию и остается на месте до захождения солнца. Тогда начинают считать барыши; слуги отдают господам дневную выручку, господа принимают и запирают ее в крепкую кладовую. После этого бывает ужин, состоящий опять из пуддинга или из небольшого количества [84] мяса. Хозяйки, уходя спать, опускают ноги на несколько времени в холодное тесто из толченых листьев растения, которое придает им золотистый цвет. Молодежь еще идет плясать или забавляться разными играми, когда случится лунная ночь, а старые гуляют и беседуют у растворенных дверей домов своих, пока не сделается очень холодно».

Дальнейшее развитие такого образа жизни будет зависеть от обилия новых искушений и возможности удовлетворять прихотям. До сих пор туземцы довольствовались тем, что имеют: но то ли дело, когда перед ними явятся другие, более заманчивые, предметы! Князь области Эео или Кямы ужасно хвастался своими медными вызолоченными пуговицами, но когда узнал, что вызолоченные пуговицы темнеют, а настоящие золотые всегда сохраняют свой блеск, то начал презирать мишуру, снарядил караван и отправил его в отдаленнейшую часть области Ашантиев, чтобы он там достал ему настоящих золотых пуговиц. Прядильщицы в Кано и Соккату всегда носят при себе карманное зеркальцо: они держат его в бумажном мешочке И через каждые пять минут вынимают, чтоб потешить свое тщеславие. В прежние времена эти зеркала были так малы, что в них отражались только нос, один глаз и зубы; со всем тем хозяйка сокровища почитала себя [85] счастливою и не переставала улыбаться от восхищения, пока не встретила соперницы, у которой зеркало было побольше. С тех пор все пряхи в Соккату и Кано стали несчастливы, и теперь не могут жить без порядочного зеркала. Словом, все зависит от поощрения. По сю пору у туземцев не требовали сырой хлопчатой бумаги, мало требовали слоновой кости. Но когда Англичане разложат перед ними европейские произведения, красивые изделия Менчестера, блестящие сокровища Бирмингема, то для приобретения их, Негры тотчас начнут разводить хлопчатую бумагу, бить слонов, и просветятся так, что у них не останется ни одной раковинки в кармане. Но станем продолжать путешествие.

Следуя по направлению караванной дороги к востоку и проехав несколько многолюдных торговых городов, вы достигаете наконец до города Кано, ближайшего от Катунги, центра торговли, находящегося в середине между столицами двух самых могущественных народов средней Африки, Бурнусцев и Феллатов. Здесь вы опять встречаетесь с людьми весьма расположенными к образованности; находите нацию смышленую и трудолюбивую, большую охотницу до торговли; находите разные любопытные ремесла, многолюдные и богатые рынки, благоустроенную коммерцию, значительные обороты, всеобщую деятельность. Вот что говорит о здешней торговле [86] Клаппертон, в описании своего первого путешествия, 1824 года.

«На рынке множество всяких товаров, принадлежащих к предметам роскоши или необходимости у народа, живущего внутри края. Во всей Африке нет такого благоустроенного рынка. Здешний рыночный шейх отдает лавки помесячно в наем, и деньги, за это выручаемые, составляют часть губернаторского дохода. Шейх также назначает цену товаров и пользуется небольшим куртажем пятидесяти раковин с каждой продажи ценою на осемь тысяч раковин, или четыре доллара, по установленному здесь курсу. Есть еще другое обыкновение, столько же точно и всеми соблюдаемое: продавец возвращает покупщику определенную часть цены проданных товаров, как бы в изъявление своей признательности за благополучную сделку, или в виде магарыча, по-нашему. Эта уступка состоит обыкновенно из двух процентов, но ежели продажа сделана в наемном доме, то уступленными деньгами пользуется не покупщик, а хозяин дома. Здесь кстати заметить необыкновенное удобство раковинных денег, что их невозможно подделывать и что как туземцы обладают чудесным навыком определять по одному взгляду самые огромные суммы, то этот род монеты доставляет им прекрасный способ к торговым оборотам всякого рода, как бы они [87] велики ни были. Товары распределяются по родам в разных помещениях: мелкие в балаганах, посередине рыночной площади, а крупные и скот по краям; дерево, красильные растения, бобы, бобовая зелень, заготовляемая для корма домашних животных, индейское и гвинейское жито, пшеница и прочая, располагаются в одном месте; козлы, овцы, бараны, ослы, телята, лошади и верблюды, в другом; глиняный товар и индиго, в третьем; растения и плоды всякого рода, например картофель и другие съестные коренья, арбузы и дыни, лимоны, сливы, разного рода орехи, манго, пампельмусы, финики, в четвертом; и так далее. В глубине рынка устроены бамбуковые лавочки, расположенные улицами, для продажи самых ценных товаров; здесь же делаются и починиваются всякие предметы, относящиеся к одежде, и мелкие вещи, служащие ко вседневному употреблению, или к украшению. Толпы музыкантов ходят вдоль и поперек рынка, чтобы привлекать покупателей в известные балаганы. Тут разложена грубая писчая бумага французских фабрик, привезенная из Варварии; ножницы и ножи местной работы; туземная жесть и туземная антимония; шелк-сырец красного цвета, из которого делают пояса и перевязи; медные запястья; янтарные, коралловые и стеклянные бусы; оловянные перстни и кой-какие серебряные [88] галантерейные вещи; шали, употребляемые на чалмы, и платье из грубой шерстяной материи, всякого цвета; толстый коленкор, варварийское сшитое платье, брак из праздничной мамлюкской одежды, египетское белье с золотыми узорами, мальтийские клинки, и прочая, и прочая. Рынок бывает полон всякий день с восхождения до захождения солнца, не исключая и пятницы, которая у туземцев соответствует нашему воскресенью. Здешние купцы, не хуже всякого другого народа, понимают выгоды монополии: никогда не выставляют на рынок слишком много какого-нибудь товара, и если что упадает в цене, то эта статья тотчас исчезает на несколько дней из торговли. Все торговые сделки совершаются с величайшей точностью, которая поддерживается весьма строго и беспристрастно. Если какой товар куплен и без осмотра отправлен в другой город, а там, по раскрытии товарных мест, окажется, что он не весь хорошего качества, то его, несмотря на дальность расстояния, отсылают назад, означая на товарных местах имя маклера, через которого он был куплен, и этот человек должен иметь дело с продавцом, который, по здешним законам, обязан возвратить все взятые за товар деньги.

«Из числа разных народов, приезжающих в Кано, говорит капитан Клаппертон в другом месте: Ниффейцы более всех известны [89] своею промышленостию. Приехавши в город, они тотчас отправляются на рынок и покупают хлопчатую бумагу, которую жены их обращают в пряжу. Самые невольники из Ниффейцев считаются людьми необыкновенными, ценятся очень высоко, и если попадут в руки к какому-нибудь хозяину, то он ни за что с ними не расстается, потому что они, в самом дел, обладают большими способностями к торговым делам».

Далее Клаппертон описывает разные ремесла, процветающие в Кано, — пряденье, тканье, крашенье, приготовление индиго, выделывание кож, и прочая. Он подробно рассказывает все производство этих работ и уверяет, что жители Кано в них очень искусны.

К востоку от Кано, днях в тридцати пути, находится Коука, столица бурнуского царства, где, по словам маиора Денгема, писавшего в 1824 году, шейх Эль-Канеми, освободитель своего государства из-под власти Феллатов, показывал сильную наклонность к торговле. Здесь все иностранные купцы пользуются покровительством, и были примеры, что некоторые из них, прожив в Коуке менее десяти лет, возвращались с капиталом в пятнадцать и двадцать тысяч долларов. Маиор Денгем говорит, что дороги в Бурну так же безопасны как в Англии, и что Англичане особенно должны быть уверены [90] в хорошем приеме. За Коукой, в одну сторону начинается Великая Пустыня, с другой живут дикари, о которых ничего не известно.

Теперь обратимся на запад. Здесь, в двадцати днях пути от Камо, находится Соккату, столица империи Феллатов, многолюднейший из всех городов, которые Клаппертон видел в Африке. В Соккату мы встречаем опять все признаки общественного порядка, с прочно установленными обычаями, деятельностью и суетностью. Что касается до торговли, то она в этом городе не столько цветуща как в Кано; но и здесь видна сильная склонность к промышлености: ремесла и земледелие идут своим чередом, хлеб собирается в изобилии, есть посевы индиго и хлопчатой бумаги, есть красильни, ткацкие станы, кожевни, и прочая.

О землях, находящихся между Соккату и знаменитым Томбукту, куда обыкновенно отправляются караваны, нет подробных сведений. Бекстон говорит, будто по реке между Хаусой и Мушгрелией ходит больше судов нежели между Розеттой и Каиром: это показывает, что туземцы совершенно способны к тому просвещению, которым так пламенно желают их облагодетельствовать Англичане посредством своих изделий.

Но довольно. По изложенным фактам, читатели уже ясно видят, что предприятия [91] просветить Африку с намерением уничтожить торговлю Неграми, нельзя назвать дон-кихотовскою мечтою. Если, усилия Англии увенчаются успехом, то человечество не будет в накладе. И почему знать! быть может, Великобритания найдет для себя новую Ост-Индию во внутренности неизвестного ныне материка.

Текст воспроизведен по изданию: Просвещение внутренней Африки // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 34. № 133. 1841