ФЕРДИНАНД ВЕРНЕ

ЭКСПЕДИЦИЯ ДЛЯ ОТКРЫТИЯ ИСТОКОВ БЕЛОГО НИЛА

(1840-1841)

EXPEDITION ZUR ENTDECKUNG DER QUELLEN DES WEISSEN NIL (1840-1841)

БЕЛЫЙ НИЛ.

В 1848 году, в Берлине напечатана чрезвычайно любопытная книга господина Фердинанда Верне, под заглавием: «Экспедиция для открытия источников Белого Нила. Знаменитый Риттер назвал это сочинение «драгоценным сокровищем в однообразной литературе новейших путешествий», и действительно, не многие предприятия возбуждают столько удивления, как экспедиция, о которой рассказывает г. Верне. Покинув образованнейшие страны, он проплыл, до центра Африки, по реке бурной и до того широкой, что, на расстоянии тысячи миль от моря, она кажется озером, по реке, верховья [73] которой в первый раз увидели суда, бывшие более челнока дикарей. Все, что создает здесь природа, развивается в таких же гигантских размерах. Бегемот поднимает голову над поверхностью воды и свертывается в притоках, упадающих в реку. Огромные крокодилы, с разинутою пастью, выглядывают на берегу; стада слонов играют на пастбищах; между высокими пальмами гордо блуждает гираффа; змеи, толщиною с древесный ствол, отдыхают в болотах, и муравейники, вышиною в десять футов, поднимаются посреди хвороста. На берегах реки, весьма населенных, являются орды дикарей, с изумлением устремляющих взор на необыкновенные суда, и выражающих телодвижениями путешественникам дружбу ила неприязнь. Голодные львы рычат; дикари грозят копьями; но ни львы, ни дикари не бросаются вплавь за смелою флотилией.

Наука много обязана человеческой страсти к золоту. При рода скрыла его в самых диких странах, чтобы оно, как магнит, привлекало туда образованные народы. Экспедиция г. Верне подтверждает это предположение. Не жажда знания, но денежный расчет был главным ее двигателем. Мегемет-Али вздумал, для увеличения своих доходов, отыскать золотую руду, которая, по его соображению, находилась в округах Кордована и Фазоила. С этою целью [74] он выписал Австрийских инженеров из Триеста и, в 1836 году, отправил часть их в золотоносную землю. Но ожидания Паши не исполнились. Тогда он сменил главного начальника работ и решился лично отправиться на место розысков. Это было осенью 1838 года.

15-го октября 1838 года, говорит г. Верне: «возвращаясь, после короткого пребывания в пустыне, около Туры, к развалинам Мемфиса, я увидел на левом берегу Нила яхту, в которой плыл Мегемот-Али к странам, уже давно подстрекавшим мое любопытство. Уже в Александрии, капитан фрегата "Ахмет" (Швейцарец Баумгартнер) говорил мне, за стаканом вина, об экспедиции, которую снаряжали в Белый Нил и я употребил все усилия, чтобы присоединиться к ней, но как христианин, получил отказ».

Швейцарец этот, сделавшийся, не знаю почему, капитаном Египетского флота, и управлявший ученою частью экспедиции, умер через год. На его место был назначен капитан Селим. Смерть Баумгартнера, казалось, разбила все надежды г. Верне и брата его, которые пламенно желали сопутствовать ему в одной из экспедиций по Нилу. В ноябре 1839, в городе Шартуме, лежащем при слиянии Белого Нила и Голубого Нила, они присутствовали при отплытии первой флотилии. Она дошла не далее 6° 35' [75] широты. Мегемет-Али остался недоволен результатом экспедиции и приказал снарядить другую. Предприимчивый Верне пробыл несколько месяцев в неисследованной еще стране Така, с войсками Ахмета-Паши, генерал-губернатора Судана, и, услышав здесь о новой экспедиции, получил у Ахмета позволение следовать за нею, в качестве пассажира. Повальная болезнь, свирепствовавшая тогда в лагере Ахмета, не дозволила брату г. Верне, медику Паши, принять участие в экспедиции.

В Шартуме вода стояла высокая, ветер был благоприятный, но экспедиция ждала прибытия двух французских инженеров, гг. Арно и Сабатье, и в этом ожидании пропало шесть недель. 23-го ноября 1840, экспедиция отправилась в путь. С этой минуты г. Верне начал вести подробный дневник и продолжал его до возвращения своего в Шартум (22-го Апреля 1841). флотилия состояла из четырех Каирских дагабии, или двух мачтовых судов, длиною во сто, а шириной от двенадцати до пятнадцати футов, с каютами, и каждое с двумя пушками; из трех Шартумских дегабий, между которыми одна имела пушку; двух каиков или одномачтовых судов, для перевозки пожитков, и одной шлюпки. Экипаж состоял из двух сот пятидесяти солдат — Негров, Египтян, Сирийцев, и пятидесяти матросов из [76] Александрии, Нубии и Судана. Над солдатами начальствовал Солиман-Кашеф, очень смелый Черкес, которому покровительствовал Ахмет-Паша, как и господину Верне. Управление судами было вверено капитану Селиму, на которого также был возложен главный надзор над экспедицией, состоявшей, в действительности, под распоряжением Солимана. Кроме того, при эскадре были штабс капитан Фейцула-эффенди присланный из Константинополя, два Курдские офицера, один Албанец, и Персиянин. Представителями Европеизма в этой смеси различных племен, были два инженера, о которых уже упомянуто, еще третий инженер г. Тибо, и г. Верне, путешествовавший на свой счет.

Суда должны были идти двумя линиями, одна под начальством Селима, другая под начальством Солимана; но уже с первого дня перестали следовать этому направлению, а потом почти совершенно были брошены и все прочие меры, принятые для поддержания порядка. Каждый управлял своею лодкой, как ему хотелось, без всякого поиятия о судоходстве, не заботясь ни об единстве движения, ни о совокупности флотилии.

В продолжение пятимесячного плавания, г. Верне имел прекрасный случай изучить отличительный характер разноплеменных людей, с которыми он находился. Подробности, [77] сообщаемые г-м Верне, о нравах и обычаях Турок и Египтян, составляют самую любопытную часть в его книге.

На третий день после отплытия экспедиции, кончился Рамадан, месяц поста, и началось празднование малого Байрама, ознаменованное подвигами обжорства и буйства. Ахмет-Пата, как правитель страны, через которую шла флотилия, приказал привести на берег, для экипажа, стадо быков и баранов. Арабы кинулись, с жадностью голодных тигров, на добычу, разорвали ее, и начали жарить клочки мяса над дымящимися кострами. В этот торжественный день раздавали, вместо обыкновенных порций, кофе, арак, и правоверные, наперекор предписаниям своего пророка, напились не хуже гяуров, самых опытных в этом способе утолять жажду.

Все шло хорошо, пока съестных припасов было довольно и плавание не требовало большого труда. Когда же провизия начала истощаться, большая часть членов экспедиции думали только о возвращении на родину. Г. Верне не мог привыкнуть к нерадению своих товарищей, пример которого подавали сами начальники. Солиман-Кашеф просыпался, обыкновенно, через час по восходе солнца. Фейцула, опорожнив последнюю бутылку водки, проводил все время только в том, что настаивал водку на [78] финиках и пробовал свой напиток. Шут, Абу-Гаши, забавлял экспедицию фокусами и прибаутками. Г. Верне, не имея возможности помочь такому порядку вещей, повторял изречение своих товарищей: Аллах керим (Бог милостив), и предавался сну, когда не тревожили его нестерпимые мошки.

24-го ноября, флотилия перешла границы Египетских владений и вступила в страну, не платящую дани Вице-Королю.

«Я вышел на берег, осмотреть местоположение и пострелять из ружья; но, вместо жителей, увидел огромных серых обезьян, с длинными хвостами. У меня не хватило духу стрелять по этим животным, потому что, недавно убив одну обезьяну, я был поражен ее сходством с человеком и ее болезненными жестами.

Обезьяны, эти живут семействами, штук по сту, на тесном пространстве земли. — Хотя они боятся воды и едва решаются плавать, однакожь беспрестанно лазят по ветвям дерев, наклоненным к реке, и часто падают в воду. При этом падении, обезьяна, прежде всего, вытирает себе лицо и уши, и потом уже опять поднимается на дерево.

Забавная вещь эта республика обезьян, которые то дерутся, то ласкаются, то душат одна другую, и, посреди таких важных занятий, [79] поминутно бегают пить, но пьют на скоро, что бы не попасть в зев крокодилу. Обезьяны, бывшие у нас на палубе, прыгали и метались, видя веселую жизнь своих родственниц. Обезьяна лейтенанта Гуссейна вскарабкалась по снастям, вешалась по канатам и смотрела в лес, наконец спрыгнула на плечи матросу, который отправлялся на берег, и побежала в лес — повидаться с вольными обезьянами. Гуссейн взял ружье, чтобы наказать беглянку; но, кажется, ее встретили там не очень ласково, потому что, увидев своего хозяина, она с радостью прыгнула ему на голову».

В одну из прогулок по речному берегу, собирая устрицы, г. Верне чуть чуть не попал в лапы огромного крокодила. Слуга путешественника, Турок, обыкновенно сопровождавший его с ружьем, на этот раз куда то отлучился, и путешественник насилу успел убежать, выстрелив в чудовище дробью. Когда Турок воротился, г. Верне сделал ему выговор за своевольную отлучку; но проводник хладнокровно отвечал, что он не смел близко подойти к берегу; что несколько раз он сходился глаз на глаз с крокодилом, но боялся убить, в образе зверя, своего родственника. У суеверных мусульман существует поверье, что волшебники превращают людей в животных, особенно в крокодилов и бегемотов. [80]

«Вечером, говорит г. Верне нам роздали патроны, и мы зарядили ружья, потому что находились на неприятельской земле. Пороховой магазин был отворен настежь, и экипаж преспокойно проходил с закуренными трубками мимо опасного арсенала: Аллах Керим! Напрасно представлял я капитану последствия, какие могут произойдти от такой небрежности, и говорил ему о предосторожностях, принимаемых в образованных Государствах при хранении пороха: убеждения не подействовали. Пока продолжали раздавать порох, я заснул. На следующее утро, магазин попрежнему стоял растворенный настеж, и часовой сидел у дверей, заснув с трубкой в руке и ружьем на коленях».

Несмотря на опасности и разные препятствия, г. Верне постоянно вел свой журнал и делал наблюдения над тем, что его окружало.

Пейзаж изменялся ежеминутно. За берегами, покрытыми густым лесом, следовал обширный луг, которого однообразие не нарушалась ни одним деревцом. Потом виднелись группы островов, образованных из водяных растений, связанные одна с другою виноградными лозами, и примкнувшие к берегу или плавающие на поверхности воды. Г. Верне с восторженным удивлением наблюдал необыкновенную свежесть и обилие этой растительности. Иногда его [81] окружал ковер цветов, простиравшийся на несколько миль в окружности; на земле поднимались цветущие холмы, чащи темных смоковниц и яркого тамарника; на воде, в болотах, распускались вьюнки, водяные лилии с красными цветами, лотосы алые, белые и голубые: выше, раскидывался амбак с широкими желтыми листьями, похожими на листья акации. Это замечательное растение составляющее как бы переход от дерева к тростнику, пускает свои корни на дне Нила поднимается ежегодно вместе с водою реки и превосходит ее быстротою своего возвышения. Стебель амбака зубчатый, похож на сердцевину дерева, но имеет также свою особенную сердцевину. В этом множестве растений, особенно привлекает к себе внимание путешественника лотос, которого белая чашечка раскрывается при первых лучах рассвета и сжимается при закате солнца. Г. Верпе заметил еще, что этот прекрасный цветок, ни чем не защищаемый, сжимался, когда солнце приближалось к зениту, как будто он не мог выдержать слишком жаркого света, от которого распустился.

Подробности, касающиеся естественной истории, и описания берегов Нила, попадаются очень часто в первой части книги г. Верне.

При начале экспедиции, флотилия имела мало сношений с туземцами, или потому, что они скрывались, или оттого, что обнаруживали [82] враждебный характер и представляли мало любопытного. Притом же экипаж редко проводил ночь на суше, зная, что там небудет ему покоя от тучи комаров и других насекомых, которые мешают не только спать, но даже пить и есть. Чтобы избежать этого бича, суда стояли на середине реки, которая, за несколько времени до их отъезда, разлилась на три или четыре мили в ширину. Ветер разгонял эти мириады насекомых, но при малейшем безветрии они делались нестерпимы.

«10-го Декабря. Всю ночь убийственное безветрие и комары! От острого жала их нет спасения: как ни прячься в одеяла, все таки надо оставить узенькое отверзтие для воздуха, и нестерпимые насекомые бросаются на губы, в нос, в уши, всякий раз как раскроешь рот, попадают в горло. Уезжая из Шартума, я забыл взять с собою кожаные перчатки, а здесь они очень пригодились бы мне. За ужином, слуга махал передо мной большим веером и я выбирал удобную минуту, чтобы поднести ко рту пищу. Нельзя было спокойно курить трубку, даже закутав руки в шерстяной бурнус, потому что мошки пробирались через материю. Черным и белым одинаково доставалось. Ночью беспрестанно слышались на палубе слово «банда», сопровождаемое проклятиями. Банда походит на длинноногих мошек, но жало у ней сильнее развито, и [83] проникает в тело на три линии. Голова у этих насекомых голубая, спина золотистая, ноги длинные и покрыты белыми пятнышками, как мелким жемчугом. Есть еще другая порода, у которой ноги толстые, туловище коричневого цвета и голова красная».

Матросы были измучены этими кровопийцами и едва могли исправлять службу. Г. Верне часто упоминает о своих страданиях от мошек; наконец он нашел себе защиту против этого бича. «В продолжение последних двух ночей, пишет он: нас порядочно помучили мошки; но маленькая кошка, которой не видел я днем, принялась лизать мое лицо, и ловила насекомых. Вообще суданские кошки очень дики; они пробираются в курятники, иногда таскают крупных птиц и вовсе не заботятся о мышах. Арабы покровительствуют кошкам, потому что Магомет очень любил это животное».

Едва ли в целом свете есть река, берега которой так населены как берега Нила. Каждый день экспедиция проходили мимо такого множества деревень, что г. Верне не понимал, где такое множество людей могло находить средства для существования. Один офицер из Курдистана сказал путешественнику, что Шиллуки составляют собою народ гораздо многочисленнее французов. Но что за народ! какие жилища! Люди эти едва на один градус выше скота; хижины их похожи [84] на улья, сделанные из хвороста, с круглым отверстием в стене, через которое проходят они, сгибаясь до земли. Лежа совершенно нагими на траве, они звали к себе матросов; но последние не останавливались на их крики и не обращали внимания на их жесты, не полагаясь на гостеприимство дикарей. Шиллуки, Динки и другие племена питаются дикорастущим рисом, плодами, семенами; имеют стада коров, баранов, овец, и не пренебрегают мясом крокодила или бегемота. Живущие на бесплодной почве, занимаются рыбною ловлей; нет у них ни лошадей, ни верблюдов, и когда случится им отнять такое животное у Турок, то они не убивают его для пищи, но вырывают ему глаза, в наказание за то, что оно привезло на себе неприятеля в их сторону.

В продолжение часа пути, г. Верне насчитал семдесять деревень, больших и малых. Солиман-Кашев уверял, что племя Шиллуков состоит, по крайней мере, из двух мильонов душ. Бандо или Король, живший в трех милях от берега, не показывался. Он не доверял Туркам, и целую ночь в стане его слышался барабанный бой. Бандо не имел никакой причины обходиться благосклонно с мусульманами, заклятыми врагами его подданных.

Текст воспроизведен по изданию: Белый Нил // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 84. № 335. 1850

© текст - ??. 1850
© сетевая версия - Тhietmar. 2017
©
OCR - Иванов А. 2017
© дизайн - Войтехович А. 2001
© ЖЧВВУЗ. 1850