Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ГЕРМАН ВАГНЕР

ПУТЕШЕСТВИЯ И ОТКРЫТИЯ

ДОКТОРА ЭДУАРДА ФОГЕЛЯ

В ЦЕНТРАЛЬНОЙ АФРИКЕ, ВЕЛИКОЙ ПУСТЫНЕ И ЗЕМЛЯХ СУДАНА.

X.

ПОЕЗДКА ИЗ КУКИ В СИНДЕР.

Побудительные причины к отъезду. — Область озера Цада. — Дороги в Судане. — Комадугу. — Ваубе. — Климат. — Дикие местности и обработанные полосы. — Древний Бирни. — Монга. — Бедде. — Встреча с д-ром Бартом. — Бунди. — Страны, лежащие между бассейнами озера Цада и р. Бенуэ. — Машена. — Синдер. — Феллатское государство и земли гауские. — Кацена. — Отман. — Алиу. — Кано. — Дороа. — Растительность. — Султан Галилу гандойский.

Выше уже было упомянуто, что из Куки Фогель отправил в Синдер одного из своих слуг, для принятия в последнем городе вещей, которые Барт оставил там с тем, чтобы взять их опять с собою по возвращении из Тимбукту. До Фогеля еще не доходило никаких известий на счет истинной [356] судьбы его соотечественника, и он все еще находился в убеждении, что Барт умер, и что он один представитель экспедиции. Вследствие предшествовавших поездок и вследствие упомянутых выше несправедливых действий Абд-э-Рамана относительно Фогеля, привезенные им с собою средства истощились значительно, а так как, прибывающие чрез Бильму, караваны не привозили с собою новых посылок для экспедиции, то наш путешественник решился ехать в Синдер, чтобы поискать там для себя денег, так как там останавливаются караваны, выбирающие западный путь через Рат и Гадамес. Итак во второй половине ноября он пустился в путь, направляясь к этим западным “воротам Судана", — при чем, конечно, старался по возможности определить важнейшие пункты и не упускал из виду прочих научных вопросов, разрешение которых он поставил себе задачею.

Не смотря на то, что ему постоянно приходилось бороться с упорным нездоровьем, отсутствием аппетита и т. п., и что он долгое время не мог употреблять в пищу ничего, кроме отвара риса, что при виде мяса его тошнило, даже появлялась рвота, — не смотря на все это, он неутомимо стремился, с напряжением последних сил, продолжать дело науки. Он охотно и без труда отказывался от всех удобств и наслаждений жизни, лишь бы только иметь возможность, хоть на один шаг, подвинуть вперед достижение предположенной цели. Не колеблясь нисколько сам подвергаться всем лишениям и затруднениям, он требовал того же самого, если было нужно, и от окружающих его. При этом он, правда, забывал, что его спутники и слуги не руководствовались и не увлекались, в такой степени, как он, возвышенною идеею и что для них удовлетворение материальных нужд казалось более важным. Вследствие таких противоположных воззрений между ним и его обоими спутниками, капралом Черчем и Макгиром, возникло неудовольствие, которое было поддерживаемо из Англии теми же самыми лицами, которые часто делали несправедливые нападки на д-ра Барта и потом несколько раз делали неприятные и недостойные их [357] препятствия братьям Шлагинтвейт. Вследствие подобных интриг дело дошло до совершеннейшего разрыва между Фогелем и обоими Англичанами, которых он потому и оставил в Куке, отправясь в дальнейший путь один, в сопровождении только негра, который прежде служил Барту и оказался человеком верным. Дорога к Синдеру идет более на запад и простирается около 60 миль. Край, который при этом случае был посещен Фогелем, разделяется, в отношении своих естественных свойств, на две, довольно резко одна от другой различающиеся, половины, из коих одна, на протяжении 30 миль, имеет те же свойства, что и Борну. Все означенное пространство занято обширным ложем, которое прежде, по всей вероятности, было покрыто водами озера Цада и своим существованием обязано теперь их удалению. Комадугу-Ваубе образует северную границу этого участка. Значительные пространства почвы, образовавшиеся вследствие песчаных дюн, имеют поверхность волнисто-холмистую. Дюны эти, кажется, совсем окружили мало-помалу уменьшающееся ложе. Они возвышаются до 100 и более футов и содержат, в промежутках между собою, пространство черной, жирной глины и чернозема, изобилующего перегнившими частями растений. В дождливое время, выступающие воды Комадугу вторгаются в эти впадины и превращают их в болота, чрез которые почти нет вовсе дороги. Тропинки, пролегающие через леса, покрываются тогда водою и грязью и беспрестанно извиваются; даже главные дороги бывают так узки, что навьюченный верблюд, во многих местах, едва может пробраться. Дороги вблизи больших местечек бывают правда шире и лучше утоптаны, но они, по большей части, разветвляются на множество проселочных путей, ведущих к водопоям и к полям или лугам, — и пересекаются бесчисленными тропинками, ведущими в соседние селения и местечки. Из такой путаницы различных дорог и тропинок, выбрать настоящий путь, это составляет такую задачу, которая не может быть разрешена ни посредством компаса, ни при помощи знания звезд, а только при содействии вполне сведущего проводника. [358]

Комадугу-Ваубе, через которую путешественнику приходилось переправляться несколько раз, разделяется, подобно большей части внутренне-африканских рек, в верхнем и в южном своем течении, на множество рукавов, образующих очень запутанную речную сеть и питающих не только небольшие заливы и мертвые воды, но и обширные болота, между которыми пробраться бывает в вышей степени трудно. В начале сентября, русло Комадугу высыхает совершенно на значительном протяжении и бывает тогда замечательно по вырастающей в этом месте, удивительно высокой густой траве; рыба забирается в тинистые лужайки, остающиеся еще в более глубоких местах и ловится тогда во множестве без всякого труда даже детьми. Но вскоре затем она начинает наполняться водою, которая прибывает так быстро, что в нижнем течении река достигает ширины в 200 шагов, а глубины около 15 фут., при быстроте около 3/4 миль в час, а в ноябре заливает ужо берега. Таким образом Фогелю пришлось совершать свое путешествие в неблагоприятное время года, когда приходится часто промокать, при переезде через болота и при переправе через реки; вследствие этого-то и происходят те нарывы на ногах, о которых мы говорили, как об обыкновенной болезни путешествующих по Судану, чем тоже сильно страдал и д-р Фогель. Переправа совершается обыкновенно при помощи плотов из пустых тыкв, соединенных между собою посредством шестов.

До марта месяца вода продолжает спадать в такой степени, что течение почти останавливается и глубина реки не превышает 3 фут., при 50 шагах ширины.

Не смотря на такое чрезмерное изобилие воды вообще, край этот, странным образом, беден водою, годною для питья. Даже скоту туземцы не дают пить стоячей воды, потому что употребление ее рождает разные болезни. Поэтому в населенных местечках роются колодцы иногда до 250 фут. глубиною, из которых вода выкачивается и довольно дорого продается путешественникам. [359]

В ноябре температура понижается по ночам довольно значительно и термометр часто показывает утром немного более 4о Ц., — впрочем к полудню теплота опять увеличивается до 28°. Таким образом тамошний климат вполне обнаруживает свойства континентального климата, которому недостает уравнивающих и умеряющих температуру, больших масс воды.

Песчаные плоскости вдоль нижнего Комадугу покрыты обширными низкими лесами мимоз. Они служат превосходным пастбищем для табунов верблюдов и употребляются для этого уже с давних пор. Необыкновенною плодородностью отличаются также болотистые углубления между песчаными дюнами. При более благоприятных политических условиях, они могли бы служить превосходною почвою для разведения индиго, хлопчатника и сахарного тростника. Теперь же жители довольствуются тем, что на песчаных дюнах разводят бобы и завилец, а на черноземных пространствах сеют хлеб. Подобно тому, как в Удье, негритянское просо (Pennisetum typhoideum) сеется в дождливое время, при чем сначала густо засевают также, как и при разведении риса, небольшой уголок поля, и потом рассаживают молодые растения кустиками в ямы, которые для этого приготавливаются заступом. По прошествии двух месяцев, жатва поспела и пока негритянское просо еще лежит в кучах, вторично засевается озимовый хлеб (Holcus cernuus), на почве содержащей еще достаточно влажности для воспроизведения второй жатвы.

Впрочем только очень малая часть полей в окрестностях местечек и селений обработана, большая же часть пространства покрыта лесом. Леса эти главнейше состоят из колючих акаций и в особенности небольшой породы их гауо. Впрочем вдоль Комадугу растут зонтичные пальмы в таком количестве, что плоды их служат важным предметом продажи. Жилища туземцев и опушки лесов осеняются чудесными тамариндами, к которым присоединяются дерновые деревья и сикоморы, кроме множества других еще неописанных пород. Между этими последними в особенности приятно поражает своим прекрасным [360] ростом и тенистою зеленью караг, а нгилисси своим изобилием. Нгилима — небольшое деревцо с маленькими нежными листочками, растущими на ветвях без стеблей. Подлесок составляют также калго и уже описанный выше кустарник гонды (Annona palustris).

В этих роскошных чащах находят себе пищу множество разных животных. На более открытых песчаных пространствах, поросших редкими мимозовыми кустами, живут многочисленные стада страусов. Смоченная почва кишит земляными муравьями, содержа в то же время и ямы их истребителей, земляных свинок и феннека. Разных пород газели скрываются между кустами целыми стадами или по одиночке. Чаще других попадаются могор - антилопы (Antilope Soemmeringii), реже орикс — и аддакс-антилопы. В густых верхушках деревьев, обвитых вьющимися и ползучими растениями, живут нередко целые стада обезьян (Cercopithecus ruber), попадающиеся кучами около 100 и более штук. Пространные болотистые местности вдоль Комадугу, совершенно заросшие осокою и камышом в 10 фут. вышиною, образуют пространства, похожие на индейские джунгли и служащие любимым местом пребывания для слонов и диких кабанов. Царство пернатых разнообразно в высшей степени. Водяные птицы, и особенно цапли, во множестве собираются у водных бассейнов, изобилующих рыбою. Путешественник не может пройти небольшого пространства, чтобы не спугнуть целых стай цесарок, которые тяжело и с шумом перелетают в кусты. Часто также попадаются разные породы рябчиков. Многочисленные стаи особой породы соколов (Thurmfalken) уже издали делают заметными те места, где опустился рой саранчи. Едва шаги путника спугнут прочь насекомых, как эти голодные птицы бросаются на них и начинают драться между собою из-за достающейся им добычи. Что же касается до комаров и жалящих мух, то при болотистом свойстве страны, в них, естественным образом, не может быть недостатка. В чащах колючих кустарников, покрывающих берега рек, скрываются не только львы, но и двуногий, разбойничий [361] сброд. Что касается до первых, то их может удалить от ночлега ярко пылающий огонь; против последних же путешественнику приходится постоянно быть настороже. Дикие пространства по нижнему Комадугу уже издавна служили местом убежища для племен, угрожаемых истреблением при беспрерывных схватках и междоусобных смутах, волнующих Борну. Поэтому здесь настоящий сброд образчиков всех национальностей. Тибуанцы, живущие на протяжении всего Комадугу, ведут цыганский образ жизни, соперничествуя с их знаменитыми первообразами в ненадежности, неряшестве и недобросовестности. Туарики, охотно являющиеся проводниками, упражняются в благородном разбое и в охоте за невольниками. Свои ночные нападения на селения, небольшие местечки и кочующие племена номадов они извиняют перед своею совестью тем, что вся эта местность собственно принадлежит им и что они только изгнаны оттуда несправедливым образом. Даже толпы Феллатов теснятся с своими стадами между прочими племенами, но их нетрудно узнать по существующему у них способу приготовления масла на европейский лад, т. е. без прибавления коровьей мочи.

Меры, предпринимаемые государем Борну, для безопасности страны, в высшей степени недостаточны. Хотя в главных местечках и имеют свое местопребывание военачальники (кашелоы), а их всадники, вооруженные копьями и стрелами, постоянно разъезжают по окрестностям, но караульные сторожки, с которых, при помощи огней, можно было бы давать знать о приближении неприятеля, должны были бы принести более существенную пользу. Жители стараются сами помочь себе, на сколько возможно при жалком положении дел. Для своей защиты, они стараются поддерживать в окрестностях селений запустение, портят дороги и роют скрытые ловушки с заостренными копьями, посредством коих они, правда, затрудняют Туарикам ночные нападения, но с другой стороны в равной же мере затрудняют и мирные сношения.

Такая неурядица в этой части страны по Комадугу поражает тем неприятнее, что еще недавно, именно в начале [362] настоящего года, дела там находились совершенно в другом положении. Здесь находилась богатая резиденция борнуанских государей, Старый Бирни или Газр Еггома (основанная в конце 15-го столетия), из развалин которой шейх эль-Канеми добывал селитру, потребную для приготовления пороха, в котором он постоянно нуждался для своих бесконечных походов. Недалеко оттуда находилось любимое местопребывание государей, Гамбару, омываемое притоками реки, окруженное зеленеющимися нивами и осененное плодовыми деревьями. Обширное, голое, круглое пространство обозначает теперь то место, где прежде стоял Бирни, при чем подкопанные остатки стен свидетельствуют об усилиях со стороны осаждавших Феллатов, коим наконец удалось (1819 г.) вторгнуться в укрепленный город. Остатки княжеских палат обращают на себя внимание европейцев в особенности потому, что построены из обожженного кирпича, — этот способ построек теперь не в употреблении в Борну, а существующий там обычай производить постройки из нежженого кирпича служат печальным доказательством упадка всей культуры, обнаруживающемся и в прочих отношениях.

Недалеко от развалян Бирни лежит Нгурутуа, т. е. место пребывания многочисленных бегемотов, близь которого находится могила Ричардсона.

Болотистая область по берегам среднего Комадугу населена негрским племенем Манга, которое своим происхождением, по всей вероятности, обязано смешению племен. Мужчины их обыкновенно бывают прикрыты только кожаными передниками, а на сражении вооружаются луком, стрелами и боевыми топорами. Женщины стройны, хорошо сложены и стыдливо завешивают свои лица черными покрывалами. Селения их производят приятное впечатление своими легкими постройками. Хижины и заборы, окружающие дворы, делаются обыкновенно из тростниковых плетенок. Правда, они очень легко делаются добычею пламени, но за то они легко возобновляются. Селения окружаются обыкновенно или стенами или плотными плетнями из колючек, при чем в средине обыкновенно оставляется большое пространство для скота, [363] остающегося на ночь. Здесь же обыкновенно находятся колодцы и огороженные убитою глиною водопои. Такая толкучка представляет веселую картину деятельной и веселой жизни, в особенности во время утренней прохлады, когда животные, освежив и подкрепив свои силы сном, начинают играть, а жители деятельно принимаются за исполнение своих несложных дел. В одном месте приготовляются веревки из волокон листьев зонтичных пальм (рогатый скок охотно объедает их), в другом ткач натягивает на свободном местечке, перед своею хижиною, нити из известных уже нам длинных и узких хлопчатобумажных полос, а недалеко оттуда кузнец занимается приготовлением простых полевых заступов. Домашняя птица выбегает из курятников, искусно сплетенных из тростника, и с криком устремляется к женщинам, растирающим в ступах хлебные зерна. К сожалению, этот, совершенно особенный, далеко слышный стук часто обнаруживает разбойникам положение селений. Хлебные кладовые устроены в некотором удалении от хижин для того, чтобы удалить их от огня.

К югу от Манга, в почти недоступной болотистой местности, между рукавами реки Комадуги, живет племя Бедде. Вследствие недоступности своих местожительств эти языческие негры до сих пор еще сохраняют независимость. По своему наружному виду и по своим обычаям, они удивительно как похожи на Мусго и даже усвоили себе такой же варварский обычай, ездить на неоседланных лошадях, как и Мусго. Важную статью для пищи этого народа составляют рыбы, получаемые из Комадугу. Их ловят обыкновенно столько, что значительные количества их или сушатся целиком, как в окрестностях Цада, или же сдавливаются в круглые куски и в таком виде поступают на рынки.

Вторая половина пути от Куки к Синдеру была ознаменована одним из радостнейших событий, какие только случалось Фогелю переживать во внутренней Африке. Недалеко от города Бунди, именно в лесу, и совершенно неожиданно он встретился с Бартом, которого еще незадолго перед тем считал [364] умершим и который возвращался из своей далекой, полной опасностей поездки в Тимбукту. Для Барта встреча эта была столько же радостна, сколько неожиданна, и он рассказывает об этом, в последнем томе своих путешествий, следующее.

“Сопровождаемый верным гатронцом, я опередил моих людей на 3/4 мили, как вдруг увидел едущего ко мне на встречу человека очень странной наружности; то был молодой человек, которого светлый, казавшийся мне белым, как, снег, цвет лица тотчас же обнаружил, что его платье, его фильфит-тоба и белая чалма, обвитая вокруг красной шапки, не собственная его одежда. Тут я узнал в одном из сопутствовавших ему всадников моего слугу Мади, которого я, уезжая из Кукауа, оставил в моем доме в качестве смотрителя; Мади, увидев меня, сообщил о том своему белому спутнику, который поспешил ко мне на встречу (то был д-р Фогель), и мы, в высшей степени пораженные, соскочили с лошадей, чтобы приветствовать друг друга самым дружеским образом. Что до меня, то я в самом деле не имел ни малейшего подозрения, что могу встретиться с ним, а он, с своей стороны, только незадолго перед тем получил известие, что я жив и благополучно возвратился с запада. Я отправил к нему из Кано письмо, которое он и получил, но так как адрес, выставленный на обертке, для более верного доставления был написан по-арабски, то Фогель полагал, что это письмо от какого-нибудь Араба и, не распечатав его, спрятал в ожидании кого-нибудь, кто бы мог ему прочесть письмо. То было высшей степени радостное, неожиданное событие. Такни образом посреди этого негостеприимного леса, мы сошли с лошадей и расположились на земле. Между тем прибыли мои верблюды, и мои спутники были в высшей степени удивлены, увидя около меня белого земляка. Я достал свой мешок с запасами, мы велели сварить себе кофе и чувствовали себя точно будто дома. Уже более двух лет я не слышал ни одного немецкого или вообще европейского слова, и для меня было бесконечным наслаждением хоть раз опять иметь возможность поговорить на родном языке. [365]

Разговор, конечно, скоро коснулся не совсем радостного положения дел экспедиции, и Барт, к ужасу своему, услышал, что в Куке не имеется никаких средств и что те средства, которые привез с собою Фогель, уже истощились. Фогель рассказал ему также как дурно обошелся с ним узурпатор Абд-э-Раман и как он присвоил себе имущество Барта, оставшееся в Синдере.

Еще неприятнее слов Фогеля о недостатке денежных средств подействовало на Барта известие о том, что у Фогеля нет ни одной бутылки вина. Дело в том, что Барт тогда уже более трех лет не принимал ни капли никакого возбудительного средства, кроме кофе, и после беспрерывных лихорадок и поносов, от которых он сильно страдал, ощущал теперь непреодолимую жажду к освежительному и крепительному виноградному соку, коего благодетельное действие он имел уже случай испытать прежде.

Пока продолжалась беседа обоих друзей о прошедшем и о будущем, о приключениях во время путешествий и о планах для будущего, прибыли прочие спутники Фогелева каравана. Дорогой они повстречались с людьми Барта, которым он приказал ожидать его в ближайшем местечке (Калемри), и очень переполошились увидев, что оба Европейца преспокойно рассуждают друг с другом, между тем как окрестности наводнены неприятелем. Дело было в том, что к Фогелю присоединилось много арабских купцов, которые, обыкновенно, все большие трусы; Фогель повстречал их в Борзари, где они так были напуганы толпою разбойников, что только тогда решились двинуться вперед, когда к ним присоединился Фогель с своими спутниками.

После двухчасовой беседы, друзья принуждены были расстаться. Барт поспешил за своими спутниками, а Фогель направился далее в Синдеру, обещав возвратиться оттуда в Куку еще до конца декабря, чтобы сойтись там с Бартом.

Вскоре за Бунди страна начинает принимать другой характер. Поверхность ее становится волнообразною, а на ровных [366] местностях попадаются истрескавшиеся утесы песчаника и разбросанные гранитные обломки. Первые преобладают в особенности к северу, по краям пустыни. У подножия гранитных скал находят обыкновенно в недрах земли прекрасную воду, за то попадающиеся там тоже обширные песчаные пространства страдают недостатком этого живительного элемента. Вся эта местность представляет водораздел между водными областями озера Цада и реки Коварры (Нигера) На сухих же пространствах попадаются только отдельные пуки тростника и несколько разбросанных зонтичных пальм. Эта порода пальм все еще преобладает, делебы же попадаются уже изредка, но за то в некоторых местах находятся обширные плантации финиковых пальм. На сухих местностях преобладают мимозы, в сопровождении прочих степных растений: ретем (Spartium junceum) с своими желтыми цветами, — агул (Alhagi Maurorum) и сильно размножающийся ашур (Asclepias procera) перемежаются с целыми полями колокинтов. А колючее растение Ponnisetum distichum растет там в таком множестве, что мало-мальски сильный ветер засыпает путника целыми облаками отвратительных колючек, впивающихся не только в платья, но и в неприкрытые части тела

В лесах преобладает в особенности боабаб (Adansonia digitate), образующий величественные группы. В сухое время года, его немногие, но колоссальные ветви, поднимающиеся вверх точно гигантские жирандоли, представляют в высшей степени странный вид, особенно когда он бывает покрыт плодами на длинных стеблях, издали похожими на мешки с деньгами. Молодые листья его доставляют очень вкусную овощ и служат для приготовления разных родов размазни, какие вообще в употреблении в Африке, кроме немногих мучных и рыбных кушаний. Для этих же целей употребляется и разводимый близь жилищ гаджилидж (Balanites aegyptiacus), и молухия (corchorus olitoria); соус, приготовляемый из листьев молухии, говорят имеет для европейского желудка в особенности отвратительный вкус. Еще обращают на себя внимание в лесах породы фиг, в [367] особенности известная в Судане под названием бауре, а также каугуновые фиги и сикоморы. Если попадается какая-нибудь вода, источник или ручеек, то их обыкновенно окружают красивые тамаринды. Вообще стройный тамаринд с своими нежными красивыми листьями, с своими золотисто-желтыми стручками, составляет одно из красивейших деревьев в Судане и уважается всеми за свою кисловато-освежающую мягковину, действующую против лихорадки. Мягковину эту варят вместе с плодами гаджилиджа и совсем молоденькими цыплятами и приготовленный таким образом напиток употребляют как целебное средство от ран, нанесенных отравленными стрелами. Очень часто попадается караговое дерево, о котором мы уже говорили выше. Иногда между ними попадается и скипидарное дерево.

Во многих местах почва содержит соль и озера, образующиеся там во время дождей, а зимою высыхающие совершенно, оставляют там толстый слой натра, который туземцы собирают и потом пускают в продажу. В этих местах, разумеется, появляются и упомянутые нами выше соленые растения, вполне напоминающие собою мертвые воды Цада. По берегам этих лагун попадается папирус вместе с разными тростниковыми растениями, корни коих содержат мягковину, употребляемую в пищу; большие пространства покрыты солеными каперсами (Capparis sodata).

В более южных местностях разводится негритянское просо и озимовый хлеб, а семена клеверовой травы употребляются в пищу как людьми, так и тамошними лошадьми (лошади из других местностей скорее голодают, но не едят этих семян); в северной же части, в особенности в области Мунио, в большом количестве разводится пшеница. Пшеница для европейских путешественников имеет еще то важное значение, что вольная прислуга, которая их обыкновенно сопровождает, не соглашается принимать на себя труда толочь негритянское просо, потому что эта работа считается исключительною принадлежностью невольников. [368]

Отличительною формою деревьев является в окрестностях жилищ гонда (Carica papaya). Она введена туда, по всей вероятности, из Египта и плоды ее доставляют очень приятное наслаждение этой части света, вообще бедной фруктами. На рынках больших местечек их продают даже поодиночке. Возделывание хлопчатника находится здесь в упадке, — за то разводится табак, бобы, перец и два рода шишковатых растений. Бесчисленные стаи лесных голубей вынуждают держать караульных, которые также, как и в Мусго, помещаются на возвышенных подмостках, откуда, при посредстве длинных веревок, обмазываемых особого рода растительным соком или обвешанными пустыми тыквами, производят шум. Для предохранения полей от скота, их обсаживают колючими ейфорбиями.

Дичь вообще редка, но домашние животные за то попадаются часто. Между последними, особенно обращает на себя внимание порода быков, отличающаяся необыкновенным ростом и силою, огромными загнутыми внутрь рогами и почти совершенно белым цветом. Здесь также содержатся на пастбищах значительные табуны верблюдов, принадлежащие степным Туарикам, которые впрочем довольно враждебны к жителям этой страны.

Фогель избрал себе путь через Машену, город населенный 12000 жителей, и, взобравшись на гранитную высоту, господствующую над городом, нашел, что она возвышается над уровнем моря на 1360 фут. Окрестности этого города представляют красивую, открытую местность, испещренную гранитными кряжами и украшенную чудными тамариндами. Колодцы, находящиеся с южной стороны города, осеняются несколькими финиковыми пальмами, а с восточной стороны вслед за роскошными нивами тянутся густые лесные чащи.

Прибыв затем через несколько дней в Синдер, Фогель отправил к британскому агенту в Гадамесе радостное известие, что д-р Барт, которого уже считали погибшим, жив. Небольшое, торопливо набросанное карандашом, письмецо было принято 8-го декабря курьером и доставлено в Гадамес. Тамошний консул, старавшийся с величайшею добросовестностью [369] оказывать зависевшее от него содействие, получив это письмо, тотчас же сам отправился в путь, чтобы доставить его в Триполи полковнику Герману, который, с своей стороны поспешил обрадовать этою неожиданною вестью всех друзей нашего путешественника в Европе.

Город Синдер насчитывает до 10,000 жителей и в состоянии выставить в поле около 1000 всадников и от 4-5000 пеших, вооруженных луком и стрелами. Положение его очень приятное. Город лежит в лощине, с западной стороны которой возвышается огромный горный кряж, а с других сторон низкие гранитные цепи. Вследствие того хорошая вода попадается уже на глубине нескольких футов, а в садах развивается необыкновенное плодородие. Кроме уже поименованных родов овощей и хлеба, там разводят Генну (Lawsonia) дающую желтую краску, — табак и даже лимоны. Группы пальм разбросаны по городу и по окрестностям, которым придают оживленный вид в особенности многочисленные деревушки. Эти хутора принадлежат по большей части предводителям Туариков и в них преимущественно располагаются приходящие караваны. Кроме некоторых заведений, где производится крашение посредством индиго, в городе не имеется почти никаких фабричных промыслов; гораздо деятельнее производится торговля. Когда приходит большой караван, то здесь развивается очень деятельная жизнь и вечером повсюду раздаются песни и музыка,

Резкую противоположность с этими веселыми сценами представляет суд, чинимый самим повелителем Синдера. Вешать и рубить головы — это ему кажется еще слабым наказанием; вместо того, он приказывает или вешать за ноги осужденных на смерть, или, разрубив им грудь, вырывать сердце. Ричардсон, вынужденный, как сказано выше дожидаться несколько времени в Синдере, отправился однажды осмотреть место казни, и увидел, что оно все завалено человеческими костями и извержениями гиен, потому что число ежегодных казней, говорят, доходит до 300, а логовища этих хищных животных находятся совершенно вблизи. Султан, говорят, наказывает [370] смертью, даже незначительные проступки, как-то клевету. Недалеко от места казней, Ричардсон видел дерево вышиною от 40-50 фут., известное под именем “дерева смерти". Спутник его уверял; что если кто станет под ветвями дерева, того султан немедленно велит или повесить за ноги или убить. “Разве ты не видишь", говорил он, “что место под деревом выметено совершенно чисто? Это делает каждый день палач; никто другой не смеет приниматься за это, а если кто это сделает, того казнят". Что касается до самого дерева, то оно показалось Ричардсону настоящим изображением смерти; оно было покрыто темною непроницаемою зеленью, а так как вершина вверху была шире, чем внизу, то вершина походила на большую человеческую голову. Голова эта покрыта пятьюдесятью грязными воронами, которые помогают палачу, истребляя трупы несчастных казненных. Эти же коршуны заботятся и о чистоте городских улиц, истребляя всякую падаль. Ночью занимаются тем же самым и гиены.

Так называемый султан синдерский собственно только правитель провинции того же имени и подвластен султану борнуанскому; но при значительном отдалении оттуда Куки и при слабости тамошнего государя, султан синдерский успел достигнуть значительной степени независимости. К этому способствовало в особенности еще то обстоятельство, что эти западные провинции сумели отстоять свою независимость против вторгнувшихся Феллатов. В довольно независимом положении находится также и область Мунио, которая большим треугольником вдается в пустыню и во владения хищных Туариков. Фогель немного коснулся этой области во время своей поездки в Куку.

_______________________________

ГОСУДАРСТВА ФЕЛЛАТСКИЕ И ГАУССКИЕ.

В Синдере Фогель достиг западной границы государства Борнуанского, которое здесь уже прикасается к владениям великого царства Феллатского. Во время его позднейшей поездки [371] через Якобу, Салию и Бебедши, он обращался главнейше в провинциях этого обширного государства. Царство Феллатское, как мы уже рассказывали выше, возникло из развалин Гаусского государства, заключавшегося почти в тех же самых пределах. Народ Гаусский произошел, по всей вероятности, от смешения Берберов с туземными негрскими племенами. Поэтические предания народа называют берберское племя деггеров, остатки коих еще теперь живут к северу от Мунио, родоначальниками гаусского народа, упоминая о 7 законных и о 7 побочных детях. Гаусское наречие (оно принадлежит к группе сирийско-африканских языков, канарийское же наречие у Борнуанцев к группе туранских языков) преобладает у первых из них, которые суть: Зегзеги, Кацено, Гобер, Рано, Кано, Доура и Бирам. В несобственно гаусских областях, гаусское наречие тоже в большом употреблении, но оно негосподствующее; сюда принадлежат провинции: Кебби, Санфара, Ниффи (Нупо), Гуари, Яури, Иоруба (вместо которой упоминается иногда Баучи) и Коророфа.

Самым значительным городом Гаусской древней земли была Кацена, расположенная в 20 милях к юго-западу от Синдера и бывшая прежде местопребыванием могущественного государя и центром обширной торговли. Она возникла вследствие соединения нескольких деревень, и ее городская стена простиралась от 3 - 3 1/2 немецких миль, так что город заключал по крайней мере до 100,000 жителей. Владетели Кацены, хотя и находились, в некотором отношении, в зависимости от султана борнуанского, но подчиненность эта ограничивалась тем, что, при своем вступлении на престол, они были обязаны посылать султану борнуанскому подарок, состоящий из сотни невольников. Кацена отличалась перед всеми гаусскими областями чистотою произношения, изяществом обращения и во всех отношениях удерживала за собою, в течение 17 и 18-го столетий, одно из первых мест во всем Судане. Еще и теперь жители этого города гордятся своим изящным обращением и своею благородною наружностью. Оригинальное явление представляет такой гаусский или [372] феллатский щеголь с тщательно приглаженною бородкою под губою. Сверх широких, крапинных штанов, вышитых спереди внизу зеленым шелком, живописно надета у него тоба с зелеными и белыми полосками. Через правое плечо перекинут красный шелковой шнурок с огромными кистями, на котором висит меч. На плечах развевается пурпурового цвета бурнус, а красная шапочка с величайшим тщанием и искусством обвита красною и белою чалмою. Если же к тому молодец гарцует на красивом, добром коне, голова в шея которого фантастическим образом украшаются множеством кисточек, колокольчиков и кожаных мешочков, в которых находится предохранительные талисманы, между тем как из-под седла виднеется составленный из кусочков всех возможных цветов чепрак, то он, до его мнению, представляет образчик совершенного щеголя и ему открыта лестница придворных почестей.

Когда Отман, в 1807 г., пробудил между Феллатами религиозное и политическое движение, Кацена противопоставила тогда победоносным Феллатам, вторгнувшимся под начальством Маллема Ромара, отчаянный отпор. В продолжение семи лет велась борьба, и только, вследствие распространившегося голода, столица вынуждена была сдаться. Недостаток в съестных припасах был так велик, что даже коршун, которого вонючее мясо в другое время никто и не думает трогать, покупался по 500 раковин (курди), а ящерица по 50 курди. Но и после падения резиденции, владетели Кацены не покинули борьбы против победителей. Удалившись на север, и дикие леса, они основали там город Данкаму и оттуда возобновили борьбу. Пятеро гаусских князей пали здесь, один вслед за другим, в битвах с Феллатами, которым только после величайших усилий удалось разрушить Данкаму. Остатки непокорившихся Гауссцев удалились в Марияди и теперь еще султан мариядский употребляет титул «князь Кацены" и беспрерывно пытается, в союзе с дружественными жителями Гобера и племенами аирскими, добыть обратно потерянные области. Вследствие [373] кровопролитных стычек между вытесненными, но не истребленными гаусскими племенами, обширная область между Синдером и правым беретом Нигера, находится теперь в печальном состоянии беспорядка.

Вдохновенный феллатский князь Отман разделил свое государство на восточную и западную половины; последнюю половину он отдал одному из своих братьев, а первую вручил сыну, известному уже из путешествий Клаппертона, султану Белло. Но уже Белло, не смотря на свое воинское мужество и замечательные способности, должен был ограничиться только маловажными успехами и постоянно вел войны, которые не всегда оканчивались в его пользу. Когда он умер, то управление государством, после непродолжительного царствования брата его, перешло в руки сына его Алиу, который уже наружностью своего свидетельствовал о своем происхождении от невольницы и совершенно лишен был той энергии, которая, при расстроенном положении дел, была вдвойне необходима. К его несчастию, владетели Гобера и военачальники некоторых племен Кебби были столько же воинственны, сколько предприимчивы и вскоре по вступлении его в управление возгорелась борьба, которую впрочем обе стороны ведут очень вяло. Ежегодно обе стороны вооружаются и вторгаются во владения своих противников, избегая при том всячески вступить друг с другом в открытое сражение. Таким образок селения подвергаются опустошению и разорению, а жители лишаются возможности обрабатывать поля; стада угоняются, люди уводятся в плен и таким образом не предвидится конца борьбе. Все гаусские города, по возможности, защищены не только своим крепким местоположением, но и обширными искусственными укреплениями и рвами. Кроме того, обе стороны стараются обезопасить себя от нападений разведением колючих чащ и порчею дорог, не принимая в соображение, что это служит величайшим препятствием к развитию торговых сношении. Так напр. из Кано, главного торгового центра Судана, в провинцию Ниффе около Нигера ведет только узкая тропинка, по которой могут пробираться одни лошади и [374] ослы, а Кацена, даже в теперешнем состоянии упадка, когда не более 7-8000 жителей населяют небольшой уголок, среди обширного пространства, обнесенного огромною стеною, только через то сохранила отчасти свое значение торгового города, что оттуда можно проникнуть на верблюдах в поименованную нами промышленную область. Вся Каценская область, состоящая теперь под надзором феллатского правителя, не заключает в себе более 30,000 жителей, из коих половина платит дань. Она может выставить в поле 2000 всадников и около 8000 пеших, вооруженных луками.

Кано начал возвышаться только после падения Кацены. Народонаселение его состоит по большей части из Борнуанцев, тогда как в Кацене все купцы не-арабы принадлежат к племени восточных Мандинго (Вангара).

Смешение различных народностей в Кано, а именно первобытных туземцев и вторгнувшихся Феллатов и живущих там по коммерческим делам Арабов, выражается уже на первый взгляд в высшей степени разнообразным типом построек. Здесь повсюду перемешаны дома из глины и хижины с коническими соломенными крышами, впрочем последние устроены вовсе не так весело и уютно, как во многих больших местечках Судана. Кано — город с 30,000 жителей — имеет, не смотря на свое нездоровое положение, еще увеличивающееся от большого болота, находящегося посреди города, необыкновенную важность ради его собственных произведений и торговли. Это Лондон внутренней Африки. Его промышленная деятельность обращена преимущественно на выделку хлопчатобумажных тканей и на приготовление разных кожевенных изделий; еще он известен своими красильнями, где умеют не только придать тканям красивый вид, но и произвольный лоск и полировку. Торговля Кано соединяет между собою самые отдаленные местности Африки. С далекого запада ежегодно приходят караваны ослов, навьюченных любимыми орехами гуру (Sterculia acuminata); с севера доставляется: соль из оазисов, шелк аз Триполи, красные ткани, зеркала, иголки, кожа и сабельные клинка [375] европейских фабрик, а с востока из Дарфура медь, которую или променивают на месте, или отправляют далее.

Северная часть Феллатского государства превратилась, вследствие постоянных смут, в полудикую страну, не смотря на то, что и почва и климат обещают там самую богатую жатву. Кацена образует водораздельную точку между Комадугу-Ваубе, следовательно бассейном Цада и притоками Нигера (Гульбин Сокото, т. е. Сокотская река). Почва возвышается над морем на 12-1500 фут. и имеет слегка волнообразную поверхность, пересекаемую кое-где возвышениями из песчаника 2-300 фут. и чаще гранитными гребнями, которые потом, вследствие выветрения, дают плодоносную почву. Количество падающего дождя очень значительно. В широкой благословенной долине Гандо падает, говорят, ежегодно от 80-100 дюймов дождя, а в течение года жители насчитывают до 92 дней дождливых. В дождливое время все углубления и обширные долины превращаются в пруды и в реки, по берегам которых цветут водяные лилии; в сухое же время углубления эти, содержа много влажности, обнаруживают необыкновенную степень плодородия.

Что касается до тамошних обширных лесов, то хотя они и отличаются тем же однообразным и печальным характером, который кажется свойствен всем большим лесам Судана, однако же кроме множества вьющихся растений, они содержат и другие породы деревьев, отличающиеся от тех, которые преобладают в Борну. Одна из наиболее встречающихся пород — это дороа (Parkia africana), у которой зелень, хотя и довольно скудная, как у акаций, но которой зато придают чудный вид пурпуровые цветы; цветы эти, сидящие на длинных стеблях, покрывают ее всю при начале периода дождей. Из толченых плодов дороа приготовляются плитки, наподобие шоколадных, составляющие одну из главнейших статей туземной торговли. Молодая зелень начинает появляться в тамошних лесах не тогда, когда падают самые сильные дождя, а к концу марта. К этому времени воздух, в вышей степени насыщенный [376] влажностью, возвещает предстоящие перемены, принося жизнь растениям и лихорадку людям.

Кроме паркии нередко попадается еще боабаб; сикоморы, тамаринды и гаджилидж встречаются тоже. Из других больших размеров растений известны только немногие, — так напр. бидер или цадда, — кустарник с плодом, похожим на вишни; руну, часто попадающееся дерево с многочисленными маленькими, желтыми цветками; дерево — мерка, которого плоды, будучи смешаны с негритянским просом, даются в пищу лошадям, чтобы предохранить их от червей; арред — род акации; элку, имеющий много сходства с гуммиакациею (Mimosa nilotica); кусты сернеки, которые чаще всего попадаются на бесчисленных термитовых кочках; кадасси, далее кустарник магора с тонкими поднимающимися вверх, точно хворостина, зелеными ветвями без листьев, содержащими молочный сок. Сок этот служит целебным средством против нарывов, образуемых колючками. Любопытно то, что все три пальмы Судана: зонтичная, [377] финиковая и делеб-пальма, растут здесь на одних и тех же местах; впрочем зонтичная пальма не встречается здесь в таком множестве, как по берегам Комадугу; финиковая пальма растет небольшими рощами, также как и делебы, встречающиеся не в очень большом количестве. На некоторых, содержащих соль, местах попадаются даже отдельные экземпляры западно-африканской масляной пальмы (Elais guineensis), обитающей вообще по берегам моря. Подле узких ворот гаусских городов часто возвышаются, точно указатели, стройные деревья рими или бентанг (Bombax s. Ceiba guineensis), похожая ростом на кипарис. Деревья эти происходят по большей части из времен языческих, когда им еще воздавались разные суеверные почести.

Из растений, служащих предметом ухода, по местности, первое место занимает гонда (арбузное дерево, Carica papaya), занесенная в Судан, вероятно, из Египта, Кроме индейского проса (Sorghum) и негритянского проса (Pennisetum), здесь разводятся еще другие кормовые растения, которые не попадаются в Борну. Вместе с хлопчатником, в долинах, оплодотворяемых ежегодными наводнениями, разводится в значительном количестве и рис; кроме вкусных и в изобилии добываемых луковиц, приятную перемену в пище составляют бананы. Бобы находятся во множестве и верблюды очень любят есть их питательную зелень. Бататы (Convolvulus batata) и ям (Dioscorea) полезны своими мучнистыми кореньями. В садах попадаются лимонные деревья; между кустарником часто попадается рицинус, табак растет хорошо, а близь Сокото, один негр, бывший прежде в Южной Америке, не только развел плантации сахарного тростника, но и приготовляет из него довольно сносный продукт.

Сколько различных пород встречается в гаусских лесах, изобилующих колючими растениями — это нам неизвестно, так как страсть к охоте наших европейских немвродов еще не простиралась так далеко. В некоторых местах попадаются слоны, и множество гиен. Серые обезьяны целыми стадами карабкаются по деревьям, прогоняя бесчисленных горлиц, [378] которые вьют там свои гнезда и которые, когда начинает созревать жатва, ставят на ноги все окрестное народонаселение, старающееся своими криками и шумом защитить от них поля с хлебом. Из прочих птиц обращает на себя внимание большой, чудный небесно-голубого цвета серди (может статься копчик Nisus gymmogenus?). О больших змеях там не слышно, но за то близь Нигера на лугах, украшенных лилейными растениями, во множестве попадается небольшая порода змей, которые ядовиты.

Туземный скот почти весь белого цвета, козы же буро-кофейного цвета. Кроме кур, там кажется разводятся гуси, — по крайней мере Барт, во время своей поездки в Тимбукту, с благодарностью вспоминал об одной туземной даме, которая доставила ему к столу жареного гуся.

Вследствие бесчисленного множества комаров, от которых в особенности страдают жители сырых долин западной Гауссы, туземцы придумали устраивать свои постели следующим образом. А именно, возле настоящих домов с конусообразными соломенными крышами, возвышаются на высоких столбах особенные пристройки для постелей; туда взлезают по лестнице, через отверстие в полу, которое плотно закрывается циновкою и таким образом жители кое-как защищаются от комаров.

Промышленная деятельность северных областей, при существующем там всеобщем расстройстве, очень ничтожна. От общего упадка сохранилось единственное, что достойно внимания в Кацене — это искусство выделывать хорошую кожу. Немного оживленнее деятельность в Сокото, прежней резиденции султана Белло. Более других славится в Сокото башмачники, доставляющие на городской рынок для продажи много разных изящных и прочных кожаных изделий. Рядом с красивыми узлами и прочею сбруею и сандалиями, тут находятся кожаные мешки и подушки различных видов и размеров, даже большие дорожные мешки, куда путешественники прячут от дождя свои вещи. Железо, выделываемое в Сокото, принадлежит к [379] лучшим сортам в Судане; кроме того значительную статью дохода составляют невольники.

Постоянный подвоз домашних невольников из внутренней Африки и, вследствие того часто производимые грабежи обуславливаются, кажется, по большей части тем, что браки невольников, по-видимому, допускаются редко.

Теперешний повелитель Сокото, Алиу, перенес свою резиденцию к северо-востоку в Вурно для того, чтобы иметь возможность успешнее защищаться против враждебных нападений жителей Гобера. Его двоюродный брат, Галиву, султан Гандо, владения коего простираются до берегов Нигера, отличается еще менее удовлетворительными способностями для управления таким расстроенным краем. Он может быть скорее годился бы в монахи, так как преданный безмолвному, аскетическому образу жизни, он удаляется даже от своего народа, предоставляя заботиться о делах и о благе страны своим придворным.

(пер. Н. Деппиша)
Текст воспроизведен по изданию: Путешествия и открытия доктора Эдуарда Фогеля в Центральной Африке, Великой пустыне и землях Судана (Эдуарда Фогеля путешествия и открытия в Центральной Африке, Великой пустыне и землях Судана). СПб.-М. 1868

© текст - Деппиш Н. 1868
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Karaiskender. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001