-

ОБРАЗ ЖИЗНИ И ПРАВЛЕНИЯ АБДЕЛЬ-КАДЕРА.

После сражения при Макте, пользуясь спокойствием, приобретенным победою, Абдель-Кадер занялся новою организациею своих войск и племен. Во всех областях ввел он налоги, так что каждый дуар (деревня) обязывался вносить на покрытие военных издержек десятую часть доходов, деньгами или зерновым хлебом. Эмир учредил запасное казнохранилище на случай непредвидимых обстоятельств. Маскара, лежащая в средине племени Хашем, была назначена средоточием его управления и столицею его владений, и он скоро умел привлечь сюда многих купцов, ремесленников и мастеровых. В числе последних находилось несколько Французских пленных, познаниями которых воспользовался Эмир для устройства оружейного завода и литейной. Но необыкновенная деятельность его была устремлена преимущественно на организацию войск. В первое время владычества Французов, арабские конники сражались без всякого порядка, атакуя неприятеля нестройными толпами и с диким воплем; на расстоянии ружейного выстрела, они внезапно сдерживали лошадей, нарочно приученных к [143] такому маневру, и стреляли из ружей; потом лошади сами поворачивали, и наездники собирались вдали или рассыпались по флангам неприятельской армии. Если же когда нибудь они дерзали атаковать сомкнутые баталионы саблями, то неистовая запальчивость их всегда была останавливаема точными движениями и непоколебимою стойкостию французских солдат. Абдель-Кадер понял преимущества дисциплины перед грубою силою и личною храбростию. Природа наделала его талантом полководца, а наблюдение научило искусству строить солдат в шеренги и поддерживать согласие в массах. Распределяв свои силы, он назначил офицеров, которые должны были, под его начальством, командовать разными частями и приучать Арабов к дисциплине. Вместе с тем Эмир издал военный устав, и разослал значительное число экземпляров его своим калифам (подчиненным начальникам).

Преимущества пеших войск в стране, пересекаемой горами и реками, заставили Эмира сформировать и пехотный корпус по образцу Французского; эти войска назвал он регулярными. Таким образом старается он постепенно поставить своих Арабов на европейскую ногу. Но не в одном этом отношении, и в других европейская цивилизация имела большое влияние на его образ мыслей в действий. От природы наделенный благородным характером и великодушными чувствами, Абдель-Кадер сознал в человечестве добродетель, перед которою должны иногда умолкать личные страсти и необходимость. Так, например, уже несколько лет пленным Французам не рубят головы, ибо строгий закон повелевает обращаться с пленными кротко и с уважением. Известно, что за каждую голову Француза, принесенную в арабский лагерь, выдавалось по пяти дуросов. Этот обычай не существует с 1840 года: Эмир приказал, чтобы Араб, доставивший живым Француза или вообще Христианина, [144] получал в награду восемь дуросов, за женщину десять, а в случае жалобы пленного на дурное обращение, Араб лишался награды. Эта мера произвела в армии всеобщее неудовольствие, и когда один солдат спросил у Эмира, сколько даст он ему за каждого пленного неприятеля, Абдель-Кадер отвечал: «Восемь дуросов». — «А за каждую отрезанную голову?» спросил солдат бесстыдно. «Двадцать четыре палочных удара по пятам!» возразил Эмир хладнокровно. Впрочем, вторая половина закона, кажется, еще не была применяема к делу.

Под влиянием Абдель-Кадера и судебная администрация получила неизвестный до него правильный ход, и закон заступил место произвола. Для разбора дел учрежден был суд. Хотя приговоры этого суда иногда поспешны и исполняются с варварством, однако делопроизводство все таки основывается на законе, а не на слепом гневе и на частной мести. Обвиняемого призывают, допрашивают, и Эмир сам применяет к нему облегчительные обстоятельства. Смертные приговоры с каждым днем становятся реже; отвращение Абдель-Кадера к смертной казни так велико, что для спасения преступника он прибегает к суеверию, откладывает приговор до следующего дня, а потом объявляет, что ночью видел явление своего отца, который приказал даровать жизнь виновному. Если же, для примера, смертная казнь окажется неизбежною, то Эмир становится печальным, и лице его, бледнее обыкновенного, выражает душевную тоску. В это время доступ к нему затруднителен; запершись в своей палатке, он принимает мало пищи, почти ни с кем не говорит, и как будто даже матери своей не смеет вымолвить слова.

Абдель-Кадеру теперь тридцать восемь лет. Физиономия его выражает задумчивость и преобладающий в нем религиозный характер. В лице его есть что-то отшельническое, напоминающее монахов Средних Веков, тех [145] воинственных монахов, которые предпочитали шум воинского стана тишине монастырской жизни. Арабский костюм, не многим отличающийся от католического монашеского одеяния, делает это сходство еще разительнее. Лоб у Абдель-Кадера широкий, лице овальное, маленькое и бледное. Свои прекрасные в кроткие черные глаза он обыкновенно держит потупленными, но часто их выразительная живость одушевляет его неподвижную физиономию. Борода его черная и не очень густая. На лбу, между глазами, имеет он, по обычаю своего племени, легкую татуировку голубого цвета, в виде прямоугольника; но она едва заметна. При небольшом, впрочем пропорциональном стане, плеча его кажутся несколько выгнутыми, а голова слишком склоненною вперед; это общий недостаток всех слабого сложения Арабов, ибо они должны противодействовать находящемуся у них на спине тяжелому капишону, который тянет голову назад. Хаик (головной убор) эмира собрав на темени шнурком из верблюжьей шерсти. В своих нежных, белых руках, Абдель-Кадер почти всегда держит четки, употребляемые, но мусульманскому обычаю, на молитве. Речь его жива и легка, голос довольно глухой и однообразный, разговор скорый и отрывистый. Он часто употребляет весьма обыкновенное у Арабов выражение: ин ша Аллах, выговаримое инь ш’ Аллах, то есть «Если Богу угодно». Впрочем, набожность эмира искренняя. Воздержный в наслаждениях, строго нравственный, скромный в одежде, он любим и уважаем солдатами, с которыми делит все опасности, и служит им примером всех воинских доблестей. Мужество его неоспоримо; счастие, до сих пор избавлявшее его от величайших опасностей, утвердило в суеверных Арабах мысль, что эмир их неуязвим.

Лелла Кадижа, сестра Абдель-Кадера, сорока лет от рода, следует за своим братом и за супругом Бен-Таши во всех походах, и живет, как и Лелла [146] Шеира, жена эмира, в его палатке. Занятия их состоят в прядении шерсти и в шитье бюрнусов для мужей. Всем домом заведует мать Абдель-Кадера, Лелла Сахара, уважаемая не только по летам и добродетелям, но и потому, что будучи одарена замечательным умом и природною прозорливостью, она часто была полезна своими советами сыну. И до сих пор Абдель-Кадер, при всяком случае, спрашивает ее совета и выслушивает ее с глубоким уважением. Свою кротость, нежность я любовь к ближнему она часто доказывала на пленных Французах. Супруга эмира стройна и имеет благородную осанку; черты лица ее прекрасны; голос благозвучный и нежный. Одеваясь как все арабские женщины» она носит обыкновенно красный или синий хаик. Лелла Шеира дала жизнь двум сыновьям и двум дочерям; старшей дочери теперь четырнадцать лет.

На походе, Абдель-Кадер никогда не спит в своем семействе, но ложится между двумя постелями двух друзей своей юности, которые вместе с ним воспитывались у Ахмед-бен-Тахара, а теперь состоят при нем ординарцами. Всякое утро и вечер совершают они с эмиром молитву, и в продолжение нескольких часов ночи читают стихи из Корана. Часовые расставлены вокруг палатки на расстоянии семи или восьми шагов один от другого. Эта стража состоит из двадцати человек, частию Негров, отпущенных на волю отцом Абдель-Кадера, частию слуг испытанной верности. Десятеро стоят на часах до полуночи, а другие десять отдыхают до своей очереди. Чтобы прогнать сон, часовые поют стихи из Корана или песни в честь эмира, которыми его и убаюкивают. Эмир до того свыкся с сими монотонными песнями, что просыпается когда часовые перестанут петь, и в таком случае упрекает их в ослаблении усердия. На рассвете он встает, совершает [147] обычные омовения и молится; в семь часов ложится опять, и уже в девять идет в совет.

Совет собирается в особой палатке, в которой запрещено приближаться всем без различия, и в которую могут входить только первые начальники. У входа, в полукружие, составленном из камеей, стоят часовые; они обязаны не допускать народ. Проситель, желающий лично переговорить с эмиром, ждет его в этом полукружии, и когда эмир появятся, поднимает, произнеся мусульманское исповедание веры, указательный палец. Эмир обыкновенно выслушивает его тут же, на месте. Только Европейцы избавлены от сих формальностей; они во всякое время имеют доступ к эмиру. В полдень оканчивается заседание совета; эмир читает предписываемую Кораном вторую молитву и удаляется в свою палатку. Так как Абдель-Кадер спит ночью не больше двух часов, то обыкновенно опять отдыхает от часу до четырех, то есть до времени четвертой молитвы. Остальную часть дня употребляет он на осмотр дуара, или рассылает повеления своим наместникам.

Трапеза Абдель-Кадера очень проста, даже в сравнения с обедами Арабов, умеренность которых обратилась в пословицу. Утром выпивает он чашку кофея и воды; первая трапеза бывает в полдень и состоит из мучной лепешки, масла и сухих плодов; вторая, около восьми часов вечера, незадолго перед пятою в последнею дневною молитвою, ограничивается одним национальным блюдом, кускусу. Даже приглашая своих офицеров, эмир не увеличивает и не разнообразит стола. На усиленных маршах через степи, он часто довольствуется пригоршнею зернового хлеба.

Как все Арабы, Абдель-Кадер особенно любит лошадей. В походе единственное удовольствие его состоит в том, чтобы, сидя перед своею палаткою, смотреть на своих коней, когда их чистят. У него семь лошадей, [148] на которых никто не смеет ездить. Любимый конь его, рослый черный жеребец, славится во всей Алжирии быстротою и умом: он не раз спасал жизнь своему господину. Эмир, чтобы не утомлять этого коня, редко ездит на нем, только на парадах, или при таком набеге, где проворство его может быть полезно. Впрочем этот конь сопровождает Абдель-Кадера во всех походах, и притом в близком расстоянии, чтобы всегда услужить хозяину своим необыкновенно быстрым бегом.

Текст воспроизведен по изданию: Образ жизни и правления Абдель-Кадера // Военный журнал, № 1. 1847