-

ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ В СУДАН (Магомета эль-Тунси). В Дерфуре, как и во всех соседних землях, владетель в высшей степени неограничен, правление ею самое деспотическое, и во всей стране нет других законов, кроме его прихотей и каких-то дальних, неопределенных преданий, которые мало по малу исчезают. Султан обставлен множеством сановников, служащих без жалованья и, следовательно, живущих насчет народа. Он получает десятину с имущества своих подданных и кроме того в различных областях выкармливаются на счет народа наместники. Отец шейх, по могуществу почти равный султану, кроме своей независимой области, имеет право жизни и смерти во всем государстве. За ним следуют сановники различных наименований, всегда относящихся к какой нибудь части султанского тела, напр. орондалон и аба-оман, голова и поясничные позвонки султана, командует авангардом и арьергардом; канме, шея султана, значительнее предыдущих, зато пользуется правом быть удавленным в случае, если султан убит на войне: у султана есть также и правая, и левая рука. За ними следует еще множество военных и гражданских чиновников, которые называются эминами, между которыми есть и члены совета, и шуты. В промежутках [23] своей главной должности, шуты отправляют еще и другую, посерьёзнее: они служат палачами.

Как ни важны, как ни значительны главные сановники на своих местах, у трона они — низкие придворные. Этикет требует, чтобы они сморкались и чихали, когда сморкается и чихает султан, и валиться с лошади на землю, когда с его величеством случится такое несчастие. У владетеля Дарфура зонтик служит отличительным признаком его сана как у всех деспотов Африки и Азии. Точно также, как китайский император, он присутствует на празднике посева, с тою разницей, что после него посев продолжают все его вассалы, визири, цари и высшие государственные сановники, так что довольно большое поле, составляющее часть казенных земель, ежегодно бывает засеиваемо руками важных лиц. Это один из самых замечательных праздников в Дарфуре; императорские наложницы поют хором с аккомпаниментом флейт и барабанов, известно, что негры больше всего любят музыку, а как им негде взять гармонических звуков, то они поневоле довольствуются самой нелепой стукотней. Инструменты их оркестра очень просты: тростниковые дудки, в которые дуют несколько мальчиков, — выдолбленные сушеные тыквы с голышами внутри которые трясут особо для этого назначаемые музыканты, — и наконец, флейты и литавры. Литавры в Дарфуре особенно уважаются; они обыкновенно стоят в особенном шалаше, и когда император вздумает переменить на них кожу, то вследствие этого назначается великолепное торжество, называемое праздником кож. Тогда убивают несколько серых буйволов, а мясо их с солью складываются в глиняные сосуды, на седьмой день после этого опять убивают несколько буйволов, ягнят и козлят, а мясо их, вместе с прежним, соленым, подается к обеду султана — его сыновьям, визирям и царям. Кто не ест, тому беда: это принимается обыкновенно признаком какого нибудь злоумышления. Надзиратель пиршества тотчас указывает на него, и несчастного, которому, может быть, просто не хочется есть, подвергают испытанию водой кили. Вода эта приготовляется из обыкновенной, прибавлением в нее значительного количества рвотного ореха, который называется кили; она имеет удивительное свойство: не расстроивает, желудка виноватого, тогда как правый не может проглотить ее без натуральных последствий этого медикамента. На Мадагаскаре, у Овасов, для той же цели употребляется очень ядовитый сок дерева тангин, так что обвиненный непременно умирает, если не употребит какой нибудь хитрости. Таким образом суд Божий, изгнанный из Европы просвещением, нашел себе убежище в странах необразованных; замечательно, что он употреблялся почти везде, потому что и в Индии заметны еще его следы.

Народы центральной Африки, которые во всех отношениях стоят ниже своих нильских соседей, отстали от них, между [24] прочим, и в архитектуре. Императорский дворец в Дарфуре, точно также, как и в Тумбукту, состоит из целой деревни круглых подвижных шалашей, располагаемых всегда в одном и том же порядке. Эта деревня, называемая фаакер, окруженная грубым палисадом, по воле султана переносится туда, где ему угодно расположиться; поэтому у него нет постоянной столицы и по этому же географы напрасно так давно стараются определить настоящее место его резиденции. Когда султан путешествует или ведет войну, — с ним всегда весь ею двор при каждой остановке, фаакер располагается по прежнему плану, что очень удобно для порядка и скорости в передаче императорских приказаний. Деспот всегда и везде является с огромной свитой, которая едва поддерживает его неограниченное могущество: это солнце, которое никогда не показывается без лучей. При народе он делает вид, будто закрывает свое лицо, чтоб не ослепить подданных; никогда и ни с кем не говорит он без посредства многих переводчиков. Во время совета он садится на возвышении, разукрашенном толковыми с золотом тканями, на табурет из черного дерева, с богатой подушкой; по сторонам его размещаются улемы факи, шерифы, а перед ним стоят два визиря. Черные деспоты вообще все любят, что поражает чувства. При взгляде на этот полудикий двор. Европеец едва ли удержался бы от смеху, если бы здесь, рядом со смешным, не было трагического, как в драмах Шекспира.

Вглядевшись в домашнюю жизнь арабов, нельзя не заметить, что исламизм имел самое пагубное влияние на их нравы: там порок является открыто, без декораций силы и власти. Этому дикому и развращенному народу коран внушил фанатизм, доходящий иногда до зверства, которого, может быть, не было в их характере. Дарфурцы — народ от природы веселый, любят праздники, удовольствия и чудеса. У них не проходит почти дня без удовольствий, без буйных плясок: у них женщины принимают участие и, можно сказать, они одни оживляют все празднества, и гражданские, и религиозные. Случается, что посреди самого важного торжества они вмешиваются в хоры и импровизируют самые соблазнительные песни. Несмотря на такую свободу, ни одна женщина в Дарфуре не станет есть не только при постороннем человеке, но и при муже; сколько путешественники ни выспрашивают их о причине такой странности, они всегда отделываются тем, что как это можно? да стыднее этого нет ничего!

Предрассудки и необузданный разврат долго еще не дадут ходу просвещению в этой забытой стране, и тем более, что туземцы не все одного племени. Вдали от городов скитаются Дармуди, каста охотников без веры и закона, которые кроме охоты промышляют еще и разбоем. Охотятся они очень просто: ловят диких зверей в сети или подстерегают их с копьем в руке, спрятавшись на дереве, между ветвями и листьями, или и густой, высокой траве, как степные Индейцы. Некоторые из них [25] занимаются одним птицеловством или ловят зверей западнями. — Местами по стране разбросаны племена арабов, которых верность и честность, кажется, вовсе не считаются добродетелями; они торгуют диким медом и носороговыми рогами. У них отличные и удивительно быстрые лошади, на которых они догоняют страуса и жирафа; ударом сабли по ногам они опрокидывают настигнутое животное и потом спокойно обирают свою богатую добычу — В горах Марра кочует дикое и грубое племя, говорят, — настоящие Дарфурцы. У них кожа совершенно черная, а внешняя оболочка, глаза и зубы — красноватые; их наречие и нравы нисколько не похожи на язык и нравы других арабов. В лице у них есть выражение хитрого ума и кроме того изредка мелькает какая-то наивность и удивление. Иностранец внушает им необычайную недоверчивость и если, вдобавок, он делает при них такие вещи, которых они не понимают, то он подвергает свою жизнь большой опасности. Это случилось однажды с шейхом эль-Тунси. Он остановился в округе Обдул-Джубуле, где его отец служил сборщиком податей, присел на камень и стал писать стихи. Вдруг прохожие закричали: «Колдун! колдун! хочет околдовать нашу землю!» Собралась толпа народу, и несчастный шейх едва не погиб жертвою своего неуместного вдохновения.

Ни протяжение Дарфура, ни географическое положение описанных путешественниками мест — неизвестны. Относительно протяжения и границ Дарфура известно только то, что нужно около пятидесяти дней ходьбы, чтобы пройти его в длину, от севера к тогу, от мазрубской границы до земли Фертит, и дней пятнадцать, чтобы пройти его от востока в западу, т. е. от Кордофана до земли Уадаи. Определить число жителей в этой так мало известной стране невозможно с точностью. Одно войско султана доходит иногда до 50.000, тогда как известнейшие географы определяют его только в 2000 человек; некоторые ученые полагают, что число всех жителей не может быть больше двух сот тысяч, тогда как другие думают, что это число простирается до четырех мильонов. Но как сосчитать, да и считать ли кочевые племена земель, присоединенных к Дарфуру? — Горы Марра делятся на множество второстепенных отраслей, по которым скитаются целые племена пастухов с бесчисленным множеством рогатого скота и в особенности коров. Излишек молока, который они принуждены выливать, составляет на их тучных пастбищах целые молочные ручьи. В этих горах есть неприступные скалы с пещерами, которые султан утилизирует по своему: он сделал из них государственные тюрьмы, и некоторые из них служат собственно для заключения принцев крови. Почва чрезвычайно разнообразна: то огромные и густые леса на черноземе, то песчаная степь, то огромные пространства, занятые каменною солью. Сообщение между многочисленными племенами, рассеянными по Судану, содержится арабами, которые на своих верблюдах [26] переезжают огромные пространства. Туземцы разводит хлопчатую бумагу, красильные растения и некоторые породы плодовых деревьев, неизвестных даже в Египте. Какое несметное количество продуктов растительного царства извлекла бы рука просвещенного агронома из этой земли, оплодотворяемой периодическими дождями! Сколько минераллов заключено в этих горах, лежащих в самом центре грубого и невежественного народонаселения!

Леность, однако же, была всегда одним из самых главных пороков этого народа. Под тропиками жить легко: человеку так мало нужно, что ему не хочется трудится, когда он не видит необходимости труда. От нечего делать Дарфурец пляшет, играет или предается бредням магии, которая не дает уснуть их праздному воображению. Самые ученые из них толкователи корана уверяют, что им известны такие травы и коренья, которые дают успех в любви, которыми можно обратить на себя благосклонность начальника, или погубить неприятеля, или усыпить целый дом. Туземные ученые объясняют происхождения этих растений следующим образом «Книги, посланные от Бога пророком Адаму, Сифу и Аврааму, были зарыты в землю, и Бог возрастил из этих книг удивительного свойства травы. Потом ветер разнес их семена, а опыт указал их употребление».

Ходит там множество рассказов, в роде следующих: «Один чародей, по имени Тумурру, родившийся в стране Фулланов, величайших чародеев Судана, путешествовал однажды по степи, под палящим солнцем; он берет свои плащ, расстилает его перед собою, потом складывает, произносить над ним волшебные слова, кидает его на воздух, о плащ разостлался над ним, как зонтик; чародей спокойно продолжал путешествие. Наступила буря, небо покрылось тучами, а Тумурру и тут не задумался: схватил горсть песку кинул ее на воздух и, разрезав таким образом тучу, отправился дальше между двух стен дождя. И все это рассказывается совершенно серьёзно, как будто именно все так и было. Знаменитые колдуны Фулланы часто бывали, говорят, разбиты своими соседями Макаликсами, однако ж, всегда кончалось тем, что они побеждали при помощи чар и колдовства. Когда они спасались бегством, то так отводили глаза неприятелям, что им казалось, будто ноги их идут вперед, и чем больше удалялись, тем Макаликсам казалось, что оно ближе. У них, говорят, есть еще такой сок растения, которым можно в одну минуту изменить цвет лошадиной шерсти.

Все приведенные сведения о Дарфуре сообщает Могаммед эль-Тунси, но он оставляет еще слишком многого желать со стороны правдоподобия и науки; он собрал факты, представил их живо, ясно, точно, иногда живописно и с поэтическим жаром. У него не было также ни инструментов, ни уменья для измерения расстояний и точного определения местностей. До границ Дарфура [27] Магоммед ехал по одной дороге с знаменитым Броуном и до сих пор все карты этой части Африки основываются на наблюдениях этого смелого путешественника. В прибавлении к своему путешествию, Могаммед говорит, что, несмотря на свои преклонные лета, он готов, для пользы науки, провожать в Дарфуре ученых, которые захотят идти по его следам.

Текст воспроизведен по изданию: Из путешествия в Судан (Магомета эль-Тунси) // Финский вестник, Том 17. 1847