-

СУД БОЖИЙ У МАЛЬГАШЕЙ. Один путешественник, наблюдая нравы Мальгашей, жителей острова Мадагаскара, имел случай познакомиться с их судебными испытаниями, напоминающими Суд Божий средних веков. Вот что рассказывает он об этих странных способах открывать истину.

«Раз, как я разговаривал с Сиавоком, начальником племени, о обычаях его соотечественников, пришел к нему какой-то человек и сказал: «Ампанзака, мой брат, колдун: своими наговорами он морит лошадей и народ; надо дать ему тангин. Вот головки и лапки цыплят доказывают, что я справедливо обвиняю его». Начальник послал доносчика к судье, приказав ему тотчас возвратиться к себе, как скоро получит решение.

Я попросил Рапелапелу рассказать мне, какое отношение могли иметь изрубленные цыплята с колдовством, какую силу имело их свидетельство против обвиняемого, и каких следствий надо было ожидать от процесса без явных доказательств, потому что обвинение основывалось на воображаемом преступлении, Рапелапела тотчас отвечал на мои вопросы и объяснил мне все дело.

Тангин — самый сильный растительный яд, употребляемый Мальгашами в судебных процессах, преимущественно над колдунами. Эти процессы, большею частию оканчиваются насильственною смертию подсудимых.

Доносчик сначала обращается к судье, который отсылает его к ампан’ангину. Последний, разузнав причины его подозрений, начинает свои предварительные опыты над цыплятами. Заставив цыпленка проглотить тангин, растворенный в нескольких каплях воды, он говорит ему: «Если ты вышел из чрева быка, то умри!» Если цыпленок умрет, это считается уликою против обвиняемого. Потом он производит обратный опыт, приговаривая: «Если ты вылупился из яичной скорлупы, то умри! а если вышел из чрева быка, живи!» если цыпленок умрет, это будет новая улика.

Это испытание повторяется до семи раз, и если три раза будут в пользу доносчика, ампан’ангин отдает ему головки и ланки мертвых цыплят. Доносчик, известив предварительно начальника, представляет эти улики судье, который назначает день сачали или процесса. «Если ты хочешь, прибавил мой толмач, присутствовать при пытке, начальник не откажет тебе; но ты должен будешь отправиться с нами и лес, ночью, накануне пытки».

Я принял это предложение. Доносчик уведомил начальника, что завтра назначен день сагати. Потому, в тот же вечер я отправился в лес вместе с другими. Долго шли мы по лесу, и наконец достигли до одного ручья, протекавшего в таком месте, откуда можно было видеть первые лучи солнца. Была уже ночь. При бледном мерцании луны, из-за тумана выказывалась вдали хижина, сделанная из свежих ветвей: то был траон-фоди, как называют Мальгаши, то есть дом покаяния, к которому запрещено приближаться.

В этой таинственной хижине должны провесть ночь, накануне пытки, судья, свидетели, обвиняемый, ампан’ангин и наконец все, кто будет присутствовать при процессе. Мы вошли туда, как скоро разложили там огонь. Судья поставил при входе двух часовых которым приказал оставаться на своих местах до рассвета.

Поутру мы искупались в соседнем ручье;. Обвиненный стоял на лугу, совершенно нагой, а присутствующие собрались кругом него, для совещания. Тогда судья начал сагати, объявив собранию причины и цель суда. После этого ампан’ангин подошел к обвиненному и растворив в воде, зачерпнутой из ручья листком равинала, несколько ядовитого порошка, заставил его проглотить этот прием. Через две или три минуты, несчастному подали чашку воды.

Между тем яд начал действовать; у бедняка сначала выступил холодный пот, затем сделалось сильное нервное раздражение, а через минуту последовал обморок. Тогда как страдалец боролся с действием яда, ампан’ангин говорил ему: «Брат, если тагин причиняет тебе столь жестокие страдания, это значит, что ты виновен еще в других преступлениях. В молодые лета ты, быть может, противозаконно поступал с матерью, сестрою или другою какою-нибудь родственницею; сознайся в твоих преступлениях, покайся в твоих грехах, — и твои страдания тотчас окончатся».

Несчастный, чувствуя терзания внутренностей, в беспамятстве, сознавался во всем, по желанию ампан’ангина. Скоро смерть избавила его от страдания, и [424] присутствовавшие говорили: «Этот человек был ужасный преступник!»

Ратеф, сын сильного владетеля Анкаия, друг, наперстник Радамы, короля эмирнского, заразил своего владетельного покровителя чесоткою, самою обыкновенною болезнию племени Овасов. Омбиаши, опасаясь влияния королевского любимца при дворе, обвинили его в злоумышленной порче государя, и предложили ему принять тангин. Радама воспротивился этому; но Ратеф заметил, что король охолодел к нему, и произвольно подчинился судебному испытанию. К счастию, яд произвел рвоту, и обвиненный снова приобрел милость своего государя.

Кроме тангина и раскаленного железа, на острове Мадагаскаре употребляются и другие испытания, смотря по местопребыванию и обычаям жителей.

В форте Дофин, преступники и колдуны подвергаются испытанию, освященному обыкновениями страны, при подножии итаперского утеса. В Матапане, судебное исследование предоставлено кайманам. Вот один случаи, бывший в Матапане.

Как скоро наступило полнолуние, судья созвал всех, кто принимал участие в деле, и уведомил об этом начальника. Около десяти часов, все собрались на болотистой равнине, не вдалеке от реки, в которой водится множество кайманов. В эту ночь, в добычу кайманам была назначена молодая девушка, которую один родственник обвинял в любовных связях с невольником, что считается ужасным преступлением, в Матапане, а особенно в касте Занак-Андии, к которой принадлежала осужденная. Причиною клеветы была ревность и корыстолюбие доносчика: отец девушки, умерший за несколько лет, был главою сильного горного племени и не оставил после себя детей мужеского пола.

Начальник приказал Ракаре (так называлась девушка) сесть в середине круга и выслушать речь судьи. Судья сначала заметил, что с некоторых пор слишком часто стали нарушать древние обыкновения и потом изложил дело. После этого, он заклинал Ракару сознаться в преступлении; но она отвечала твердым голосом: «Кайманы рассудят, виновна ли я или нет, и тотчас узнаете истину». Тогда судья передал девушку исполнителю казни, который взял ее за руку и повел к реке. Здесь он заклинал кайманов схватить и пожрать жертву, если она виновна в преступлении; между тем Ракара обратилась к подругам, провожавшим ее до самого берега, и благодарила их за искреннее расположение; потом попросила снурок, чтобы перевязать волосы; сбросила свои наряды и кинулась в воду.

Я трепетал, увидев кайманов, которые высовывали из воды свои головы и, казалось, гнались за добычею; взоры всех зрителей были устремлены на несчастную. Луна осветила эту ужасную сцену, и я мог следить за всеми движениями девушки; она плыла с необыкновенною быстротою и скоро пристала к одному, покрытому кустарником, островку, который служил притоном кайманов и был назначен местом испытания. Ракара не робела и три раза проплыла кругом рокового островка. Каждый раз, как она исчезала из глаз, я терял надежду увидеть ее снова; между тем ей посчастливилось избежать страшных зубов кайманов; спустя несколько минут, она возвратилась к нам и, при радостных криках толпы, принимала поздравления. Доносчика осудили заплатить значительный штраф, который превышал ценность всех его стад; но девушка, по доброте сердца, сделала уступку и предоставила клеветника угрызениям собственной совести.

Текст воспроизведен по изданию: Смесь // Сын отечества, № 14. 1844