I

ИЗАБЕЛЛА ФРЕНСИС РОМЕР

ПАЛОМНИЧЕСТВО К ХРАМАМ И ПЕЩЕРАМ

ЕГИПТА, НУБИИ И ПАЛЕСТИНЫ 1845-1846

A PILGRIMAGE TO THE TEMPLES AND TOMBS OF EGYPT, NUBIA AND PALESTINE IN 1845-6

I. ПЛАВАНИЕ ПО НИЛЬСКИМ ПОРОГАМ.

(из путешествия Мистрис Ромер)

В Каире села я на дегабие для плавания вверх по Нилу. Оставив позади себя Луксор и Эсне, я проникла до порогов, через которые проезд сопряжен с большими трудностями. Чтобы проплыть через первый порог, нужен сильный ветер, и путешественники нередко живут целые дни, даже целые недели в Эссуане в ожидании благоприятного ветра; однако ж мне посчастливилось, и я могла продолжать, плавание на другой же день. В десять часов рейс, с двадцатью человеками, взял в свое распоряжение наше дегабие, послав наперед еще восемьдесят человек на то место, где нам всего нужнее была их помощь. Мы подняли все паруса, и как скоро отплыли из Эссуана, [209] пороги предстали нам во всем своем диком величии, которое производит тем сильнейшее впечатление, что все протяжение Нильского берега от Александрии до Эссуана имеет самый мирный характер. Нашему зрению было отрадно увидеть дикую природу, не похожую на нескончаемые поля дорры и пальмы.

При начале падения реки виднеется настоящий архипелаг красноватых и черных гранитных скал, которые блещут на солнце и между которыми ценятся во всех направлениях несчетные потоки; на западном берегу тянутся пески пустыни, желтые как золото и взвеваемые ветром волнами, на подобие океана, вниз до самого края воды, где высятся большие массы черного базальта; на востоке громоздятся под облаками гранитные утесы, в таких беспорядочных и причудливых формах, что невольно возбуждают мысль приписать их происхождение волканическому извержению. В самом деле, эта хаотическая пустыня произошла повидимому от одного из тех переворотов природы, которые некогда изменяли вид нашей земной коре. Ветер, к счастию нашему, все еще держался и от времени до времени заносил нас между скал, которые сдвигались так близко и вздымались на такую высоту, что перенимали ветер и на минуту оставляли сомнительным вопрос, проплывем ли мы ущелье или нет. В [210] подобные минуты наступила короткая пауза, когда судно останавливалось неподвижно и паруса трепетали как пульс умирающего; потом снова надувались и крик испуга вашего экипажа превращался в победное ура! Всякий раз, как случались такие интермедии, наш добрый рейс Али обыкновенно покидал свой пост на носу судна, и приходил ко мне с уверением, что нет ни какой опасности, и с веселым возгласом: Таиб, таиб! (Хорошо, прекрасно!). Такая обязательность убеждала меня не только, что мы выдержали опасность, но что впереди еще нас ожидали другие опасности, — убеждение, увы! чрезвычайно основательное, как читатель сейчас увидит. Впрочем у меня был масштаб безопасности, внушавший мне больше доверия, чем дружелюбные посещения рейса Али; именно — наш превосходный кухмистер Хаджи-Мустафа, которого маленькая походная кухня, где он производит такие дивные вещи, помещалась напротив моей палатки. Он сидел там неподвижно на своем месте и, среди оглушительного шума и смятения, преспокойно занимался приготовлениями к нашему обеду, не смотря на то, что мне казалось сомнительным, достанется ли нам этот обед. Однакож его ненарушимое спокойствие служило мне ручательством, что он, урожденный Нильский житель, не ожидал никакой опасности, и в моей обманчивой уверенности, я упускала из виду то [211] обстоятельство, что он мусульманин и фаталист, а кроме того, повар обязан был религией и ремеслом сохранять самое неизменное равнодушие, предоставить судно судьбе, помышлять только о своих кастрюлях и плевать на пороги. В таком положении находились вещи около полудня, и на мои настоятельные вопросы Мухамеду, нашему драгоману, он объявил, что мы скоро будем в той части порога, которая называлась Баб или «Воротами», где ожидали нас восемь-десять человек, посланные рейсом Али, и что потом через полчаса мы доплывем до островка Филэ, где прекратится всякая опасность. Едва драгоман кончил, как наше дегабие опустилось в один из тех коротких, но шумных потоков, по которым идет фарватер. Тут сделалась ужаснейшая сумятица: голоса всего экипажа слились в неистовый вопль, в котором громче всех ревел раздраженный голос рейса; Мухамед выхватил саблю и кинулся к тому месту, где находился лоцман рейса. Я тотчас приметила, что мы движемся не вперед, а назад, потому что лежащие по сторонам скалы, которые мы сейчас так быстро оставили за собою, теперь как будто отступали от нас. Я взглянула кверху и увидела, что парус полоскался: взглянула вперед и — о верх отчаяния! — повар выронил из рук пудинговую форму, схватил шест и бросился наравне с [212] прочим экипажем на работу, чтобы не дать судну завертеться. Все погибло, подумала я, коли уж Хаджи-Мустафа покинула свой пуддинг! Вслед за тем послышался глухой треск, который подтвердил самые зловещие мои опасения; судно разбилось — к счастию, оно плотно село на корму, так что не могло наткнуться на скалы, которые неминуемо раскололи бы его в дребезги. По принятии предосторожностей, каких требовало наше положение, двое из наших людей тотчас кинулись в реку и выплыли на одну скалу, за которую прицепили несколько веревок, чтобы судно не могло повернуться и удариться о берег. Лоцман, которого небрежное управление ввело нас в эту беду, в ту же минуту покинул руль, кинулся в реку и выплыл на берег, откуда продолжал свой побег в пустыню. Пока мы находились в таком положении, и смерть, казалось, была у нас на носу, всякий раз как киль натыкался на скалы, возвышения кругом нас мгновенно покрылись нагими Нубийцами, которые, как люди клана Родрига Ду, явились словно из-под земли в пустыне, безмолвной еще за миг перед тем. Мне сказывали, что эти люди стоят всегда на страже и появляются в критическую минуту, чтобы подать помощь и заработать бакшиш (подарок), или пограбить обломки, когда судно разобьется совершенно. Многие из них подплывали к дегабие, сидя на [213] бревнах и гребя руками — обыкновенный способ, которым эти простые люди переправляются через реку; но мы отказались от услуг, потому что и без них народа было вдоволь. После неимоверных усилии, наконец нам удалось стащить судно с мели; только со Сциллы мы попали на Харибду, потому что едва судно тронулось с места, как опять задело за дно и на этот раз получило течь. Осталось одно только средство: перетащить его на соседний островок и призвать из ближнего селения рабочих, чтобы починить повреждение. Мы так и сделали, и расположились провести тут остаток дня и ночь. К бессмертной славе Хаджи-Мустафы, должно сказать, что на нашем обеде не обнаружилось никакого следа беспорядка, который господствовал при его изготовлении, и даже пуддинг, потерпевший такой роковой перерыв, оказался одним из лучших, какие когда-либо приготовлялись искусною рукою нашего кухмистера.

Текст воспроизведен по изданию: Плавание по нильским порогам (Из путешествия мистрис Ромер) // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, № 270. 1847