-

АБД-ЭЛЬ-КАДЕР

(Издатель приносит усерднейшую свою благодарность неизвестному негоцианту, доставившему сию любопытную статью для всякого ревнителя успехов промышленности в отечестве, и просит почтеннейшее Московское купечество украшать его издание подобными трудами. М. П.)

В настоящее время взоры Европы обращены на этого воинственного питомца пустыни, и потому думаем, что очерк его жизни будет занимателен.

Гаджи-Абд-эль-Кадер-Улид-Ма-Гадрин, который недавно вновь открыл военные действия против [335] Французов, принадлежит к древней Фамилии Марабут (Это слово значит «благочестивый»: так называются отшельники у северо-африканских Арабов.), и происходит, подобно родственнику своему, Императору Марокскому, от Фатимитских Халифов, потомков четвертого Халифа Али и дочери Магомета, Фатимы. Он родился в Густне; в этом мест также, как в области Гашем, вблизи Маскары, есть нечто в роде семинарии. Здесь Марабуты, предки его, собирали молодых людей и преподавали им Богословие и Правоведение. Абд-эль-Кадер получил превосходное воспитание, по понятиям Арабов от отца своего, Сиди Магаддина, который старался раскрыть в нем умственные силы и энергию. Еще бывши мальчиком, он не затруднялся никаким местом в Коране; даже объяснения его были лучше объяснений самых ученых толкователей. Он прилежно занимался словесностью, историей, и столько успел в них, что почитается одним из лучших ораторов своей земли, (преимущество важное между Арабами), и совершенным знатоком в летописях своего народа. В тоже время он не оставлял гимнастических упражнений, так что теперь, по сознанию, всех, он отличнейший наездник в Варварийских владениях. Эта любовь к наукам сохранилась в нем и до сих пор: он посвящает им немногие часы, которые остаются ему от деятельной жизни; во всех походах за ним возят небольшую библиотеку.

20-ти лет от роду он уже обладал всеми качествами которые нужны для правителя. Абд-эль-Кадеру теперь около 31 года; он росту среднего, немного дороден; черты лица его кротки и вместе выразительны; глаза у него прекрасные, борода редкая и черная; зубы неровные и синеватые; обхождение его ласковое, вежливое и исполненное достоинства: он редко предается гневу, и почти всегда владеет собою. Один умный и беспристрастный Французский офицер, которого употребляли для сношений с туземцами со времени покорения Алжира, так [336] говорит об нем: «в особе Эмира столь много очаровательного, что узнавши нельзя не полюбить его».

Абд-эль-Кадер очень храбр; но кажется у него более способностей свойственных правителю, нежели воину, потому что находясь в затруднительном положении, он обнаруживает иногда уныние. Поведения он строгого; имеет одну жену, которая нежно его любит. Три года тому назад, семейство его состояло только из четырех- или пятилетней дочери и сына, который родился за несколько дней до занятия и разрушения Маскары Французами. В этой столице он занимал прекрасный дом, особенный от дворца. Он жил тут без всякой стражи, почти как частный человек. Отсюда всякий день рано утром он приходил во дворец заниматься делами и давать аудиенции. Вечером возвращался домой и опять делался частным человеком.

Абд-эль-Кадер не любит пышности в одежде, носит платье простого Араба, без всяких украшений и отличий. Все его щегольство состоит в оружии и лошадях. Прежде он носил саблю с золотым темляком; но когда его шурин, которого он сделал Кади над сильным племенем, в своей новой должности стал показывать пышность, подавшую повод к неудовольствиям со стороны подчиненных, то он призвал его к себе и, сделав выговор за этот неуместный образ действий, сказал ему: «Подражай мне: я богаче и сильнее тебя, а видишь, как я одет. Я даже хочу бросить этот темляк, что висит у моей сабли». С этими словами он отрезал темляк, и после, никогда уже не было видно на нем ни одной блестки золота.

Но во время войны он оказывает более царской пышности, нежели в столице Тогда он живет в роскошной и покойной палатке, где занимается общественными и своими собственными делами. Время, свободное от воинских занятий, он проводит следующим образом: вечером после дневного похода входит в свою палатку [337] и оставляет при себе одного слугу; на другой день утром несколько минут проводит в умываньи и одеваньи; потом принимает секретарей, высших воинских начальников, и занимается с ними до четырех часов; после этого становится у входа палатки и читает молитвы, предписанные Кораном; далее посвящает около получаса на проповедь. Спустя несколько минут он садится за стол с своим первым секретарем и другом Гилут-бен-Арахом, своими братьями, если они с ним в походе, а чаще всего с каким нибудь Агою. Стол его состоит из немногих, но хорошо приготовленных блюд.

Абд-эль-Кадер имеет религиозное чувство, но без всякого фанатизма, и повидимому у него есть правильное понятие о Промысле. Он не боится спорить с Христианами о предметах веры, и предлагает свои мнения без всякой раздражительности и в приличных выражениях. Он честен; имеет твердые нравственные правила и, при всей хитрости дипломата, всегда верен своему слову. В нем вовсе не заметно жестокости: он правит Арабами справедливо, но кротко, вопреки мнению тех, которые уверяют, что один страх может обуздать этот кочующий народ. Даже с неприятелями он всегда поступает милостиво и великодушно, если только это от него зависит. В его правление всего лишь двое казнены смертию, и то в следствие судебного приговора: это были Кади Арзево и Сиди-эль-Гомарец шейк Ангадский, которого повесили в Маскаре, в Августе 1835 г. Речь Абд-эль-Кадера жива и часто остроумна. В частной жизни он слывет бережливым; но как правитель, он умеет быть кстати и щедрым. О финансах и торговле понятия его сбивчивы (Да это почти Саладин, если верен портрет. Пр. Редактора.).

Этот замечательный человек теперь самый страшный неприятель Французов, которые стремятся утвердить [338] власть свою над обширною полосою земли от Средиземного моря до Сахары и от пределов Марокко до Туниса. Тогда как для достижения своих честолюбивых замыслов они тратили деньги и людей, употребляли насилие, измену, притеснения и жестокости, Абд-эль-Кардер, не страшась успехов своих сильных соседей, посредством храбрости, проницательности и терпения, постепенно упрочил за собою довольно значительную часть той области, которую они всю без исключения хотели присвоить себе. В то время, как Франция склонялась то на ту, то на другую сторону, под влиянием систем, сменявшихся также часто, как образ правления в Париже, а вместе и генерал-губернаторы в Африке, молодой Эмир постоянно следовал своему плану и сделался наконец для предприятий Арабов средоточием и предводителем, — таким предводителем, дарования и храбрость которого вполне изведали его неприятели. Первая его встреча с ними была при Мякте. Глубокое спокойствие царствовало до этой битвы. Французы были почти заперты в Оране, но с Абд-эль-Кадером жили в мире и добром согласии. Но когда Эмир приказал поколению Дуаров, которые снабжали их жизненными припасами, уступить ему лагерь вблизи Орана, тогда Генерал Трецель, командовавший в этом месте, выступил против него с 3,000 человек, при Макте был разбит. Для того, чтобы отмстить за это поражение, снарядили под начальством Маршала Клозеля и Герцога Орлеанского страшную экспедицию против Маскары, главного города Абд-эль-Кадера. Эмир не имел столько войск, чтобы защищать свою столицу; Французы сожгли ее и превратили в пепел. Тьер в палате депутатов оправдывал этот вандализм, говоря, что Абд-эль-Кадер сжег Маскару. По окончании этого похода, Клозель хвалился тем, что уничтожил силу Эмира, и в донесения писал будто Абд-эль-Кадер доведен до самого плачевного состояния, оставлен всеми приверженцами и [339] скитается на границах Марокко. После этого Маршал, желая нанести неприятелю окончательный удар, двинулся против богатого города Тимзена и во второй раз разбил молодого Эмира. Но когда Маршал, спустя несколько дней, предпринял обозреть устье Тафны, тогда Абд-эль-Кадер напал с гор на Французов с таким искусством и ожесточением, что Клозель принужден был поспешно отступить в Тимзен. При отступлении он оставил тут гарнизон из 500 человек, который и был осажден Абд-эль-Кадером. Для выручки и подкрепления гарнизона, сочли необходимым поставить лагерь при устье Тафны; но и тут Эмир беспрестанно теснил Генерала д’Арланжа. В этих обстоятельствах Генерал-Губернатор был вынужден просить подкрепления из Франции, и ему послали 5,000 человек под начальством Генерала Бюжо; этот Генерал, разбивши Абд-эль-Кадера, освободил от опасности д’Арланжа и гарнизон в Тимзине. Готовились было к новым предприятиям против Эмира; но теперь, кажется, думают о сношениях более мирных. — Другой Государь этой земли, Бей Константины, внушил завоевателям подозрение, и потому нашли полезным вступить с Эмиром хоть на время в дружескую связь, для того, чтобы иметь возможность устремить все силы против Бея. Давнишняя зависть и частые оскорбления побудили Абд-эль-Кадера заключить этот союз. Правда, что такой поступок обнаруживает недальновидность политики Эмира; но как бы то ни было, а он доставил ему независимость и возвел его на степень Султана, подавши случай его сильнейшим неприятелям уничтожить Ахмеда. Договор Тафниский заключен в Мае 1837 года. В силу этого договора Абд-эль-Кадер признает владычество Французов в Африке. Французы в провинции Оран удержали за собою Мостагенем, Мазафран, и области Оран и Азрев, так что пределы их владений с Востока идут по реке Мокте и болоту, дающему начало этой реке, а с юга, [340] начиная от южного берега озера Обга, пролегают до Рио Салада, параллельно с Уед-Малу (Malu), по направлению Сади-Саида и от этой реки вплоть до моря. В провинции Алжирской им принадлежат: Сагель (тоже, что равнина, но эго слово означает собственно часть Сахары, состоящую из мелкого песку, тогда как почва последней образована из крупного колчедану и камней) и равнина Метиджа на Восток до Уед-Кадры: Блидах (Blidah) вместе с областью, в ней заключенною, на Юге параллельно Чиффе до холмов первой цепи малого Атласа, и Колеах (Koleah) включительно с областью на Западе вдоль Чиффы до ее соединения с Мазафраном и отсюда по намеченной черте до моря. В силу 3-й статьи договора, Эмир признан повелителем над провинциями Ораном, Тишери и частью Алжира, лежащею вне показанных западных границ; он доставляет Французской армии 30,000 фанег (фанега равняется 1/4 шефеля) пшеницы, 30,000 ф. круп и 5,000 быков. Но у Французов позволено ему покупать порох, серу и оружие. Франция уступает Эмиру Рачгут, Тимзен и крепость Мечуар, вместе с воинскими снарядами. Утверждена полная свобода на счет торговли между Францией и Алжиром; преступники взаимно должны быть выдаваемы. Эмир обязался ни кому не отдавать ни одного места на берегу без согласия Франции. Взаимная торговля производится в одной только гавани, которая принадлежит Франции; той и другой стороне предоставлено иметь агентов, где заблагорассудится. Договор заключен 30 Мая 1837 года, а Константина взята 13 Октября того же года, и после этого события горькие упреки сыплются на тех, которые его заключили. Приверженцы партии, одобряющей завоевание Африки, беспрестанно требуют у правительства уничтожения этого договора. Но каково бы ни было следствие борьбы, на которую решился бы Абд-эль-Кадер, и стал ли бы помогать ему, или нет, его старинный союзник Император Марокский; — во всяком случае [341] Эмир будет иметь на своей стороне большую часть жителей городов, оскорбленных нарушением торжественной капитуляции, и — что важнее всего — обеты и мольбы кочующих Арабов, которые до сих пор верны своей пословице: «Бог создал нас не для городов, а для степей, и наша обязанность их защищать».

Текст воспроизведен по изданию: Абд-эль-Кадер // Москвитянин, № 1. 1841