Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ДАВИД ЛИВИНГСТОН

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ЗАМБЕЗИ И ЕЕ ПРИТОКАМ

И ОТКРЫТИЕ ОЗЕР ШИРВА И НИАССА

(1858-1864).

ДАВИДА ЛИВИНГСТОНА И ЧАРЛЬСА ЛИВИНГСТОНА.

ТОМ ВТОРОЙ

ПРЕДИСЛОВИЕ 1

Целью моею было дать в предлагаемом сочинении сколь возможно более ясное представление о неисследованных еще странах с бассейнами их рек, их естественными произведениями и удобствами и представить моим землякам, как и всякому другому, интересующемуся делом гуманности, бедствие, вносимое во внутренние страны распространением торга невольниками: — предмет, судить о котором я и мои спутники первые имели случай. Восемь лет, проведенных мною в Африке, после издания в свет последнего моего сочинения, не улучшили, чего я и опасался, моей способности писать по-английски; но я надеюсь, что то, чего в моих описаниях недостает в отношении ясности и авторского искусства, вознаградится некоторым образом новизною изображенных сцен и новыми данными об этом проклятии Африки и позоре, который еще теперь, в девятнадцатом столетии, лежит на одной из европейских наций,— о торге невольниками. [II]

Я взял «Леди Ниасса» в Бомбай с положительною целью продать ее и мог бы сделать это без всякого затруднения; но при мысли расстаться с нею сильнее, чем когда-нибудь пробудилось чувство отвращения оставить восточный берег Африки португальцам и торгу невольниками, и я решился прежде, чем выпущу из своих рук маленькое судно, поспешить домой и посоветоваться с своими друзьями. Поэтому, поместивши двух мальчиков из аджава в школу к знаменитому миссионеру, почтенному д-ру Вильсону, и достаточно озаботившись о туземных судовщиках, я отправился с тремя белыми матросами в отечество и прибыл в Лондон 20 июля 1864 г. Мистер и мистрисс Уэбб, мои достолюбезнейшие друзья, писали в Бомбай и приглашали меня, на случай моего прибытия в Англию, сделать своей главной квартирой Ньюстэдское Аббатство. При моем прибытии они возобновили приглашение, и хотя я, принявши его, не имел намерения так долго загоститься у моих великодушных друзей, однако же, прожил у них до апреля 1865 г. и под их кровлею написал по дневникам своему собственному и моего брата всю предлагаемую книгу. Я упоминаю об их неизменной дружбе с самой сердечной благодарностью. Знакомство мое с мистером Уэбб началось в Африке, где он был смелым и счастливым охотником; его дружба имеет для меня высокую цену, потому что он видел миссионерские труды и не удостоил бы меня своим вниманием и уважением, если бы не думал, что я и мои братья должны считаться людьми честными, серьезно стремящимися исполнить свою обязанность.

Правительство поддержало предложение королевского географического общества, сделанное моим другом, сэром Родериком Мурчисоном, и соединилось с этой корпорацией, чтобы помочь мне при второй попытке открыть Африку для цивилизующих влияний, а один высокопочитаемый господин дал с [III] этою же целью тысячу фунтов стерлингов. Я имел намерение идти внутрь страны на север от области, на которую португальцы изъявляют претензии в Европе, и постараться положить на восточном берегу начало той же системе, которая была так богата последствиями на западном берегу: — системе, по которой стесняющие торг невольниками усилия крейсеров ее величества соединяются с законною торговлей и христианскими миссиями, приведшими к столь отрадным нравственным и материальным результатам. Я надеюсь подняться по Ровума или по какой-нибудь другой реке к северу от мыса Дельгадо и постараюсь, пройдя вдоль северного конца озера Ниасса и вокруг южного конца озера Танганьика, сверх других работ изучить водораздел этой части Африки. Я имею при этом желание не опровергнуть то, что с таким трудом и опасностью разузнали Спэк и Грант, а скорее подтвердить их блистательные открытия.

С благодарностью должен я упомянуть о предупредительной готовности, с которой лорд Россель предоставил мне рисунки, снятые художником, прикомандированным в первый раз к экспедиции. Эти эскизы, вместе с фотографиями Чарльза Ливингстона и д-ра Кирка, послужили существенным материалом для иллюстраций. Также и друзьям моим, профессору Оуэну и мистеру Озуэлю, заявляю я мою искреннюю благодарность за многие драгоценные замечания и другого рода помощь при составлении этого сочинения.

Ньюстедское аббатство, 10 апреля 1865 г.

ПРИПИСКА К ПРЕДИСЛОВИЮ,

Честь, которую я охотно желал бы воздать лиссабонским государственным людям, за искреннее желание положить конец торгу невольниками, как я изведал на опыте, совершенно и вполне не заслужена. Они поручили монсиньору Лацерда постараться затереть рядом статей в португальском официальном журнале факты, сообщенные мною собранию Британского Общества распространения наук в Бате. Их министр иностранных дел пожертвовал с того времени частью денег своего правительства, чтобы перевести статьи монсиньора Лацерда и пустить в ход в форме английского сочинения. В этом официальном документе нет ничего менее бросающегося в глаза, кроме самого крайнего невежества относительно географии страны, о которой они утверждают, что не только знают ее, но и владеют ею. Темное место, приведенное из какого-то старинного писателя, о двух болотах ниже Мурчисоновских водопадов принимается за положительное доказательство того, что прежние обитатели Сенна, одного селения, лежащего на Замбези, не встречали никакого затруднения при плавании вверх по Шире до озера Ниасса, где новейшие путешественники, на протяжении 35 миль, нашли подъем в 1,200 футов. Широкое, мелкое озеро с сильным течением, о [V] котором синьор Кандидо говорит, что посетил его на северо-западе от Тетте, принято было за узкое, глубокое озеро Ниасса, в котором вовсе нет течения, и которое лежит почти на северо-восток от того же пункта. Также сделано сильное нападение и на то, что открытие главных источников Нила приписывали Спэку и Гранту, а не Птоломею и Ф. Лобо.

Но главная цель португальского правительства вовсе не географическая. Она состоит в том, чтобы подкрепить то притязание на власть, которое было единственным препятствием к учреждению законной торговли и установлению дружественных отношений к туземным обитателям восточной Африки. Предстоящее сочинение представляет богатое подтверждение всего того, что было заявлено мною в собрании Британского Общества в Бате, и я могу здесь прибавить, что это-то неоправдываемое притязание на власть над 1,360 милями береговой линии,— от Английской реки до мыса Дельгадо, где португальцы на самом деле мало имеют действительной власти,— держит туземцев в вечном варварстве. Португальцы запретили всякую торговлю иностранцам, исключая весьма немногих мест, где они учредили таможни. Даже тут они чрезмерным и затруднительным тарифом и отдельными пошлинами совершенно удалили туземцев от всякой коммерции, кроме торга невольниками.

Обратимся с юга на север и бросим взгляд на огромную береговую линию моря, относительно которой португальцы стараются заставить думать в Европе, что она принадлежит им. На заливе Делагоа стоит маленький форт, называемый Лоренцо Марквес, но за стенами его нет ничего. В Ингамбане они, с дозволения туземцев, занимают узкую полосу земли. Софала лежит в развалинах, а к северу от Квиллимане на 690 милях у них один только маленький окоп, защищаемый вооруженным баркасом в устье реки Ангокса, чтобы препятствовать иностранным судам заводит там торговлю. Затем [VI] на Мозамбике у них маленький остров, на котором стоит форт, и пространство около трех миль в длину на материке, на котором у них несколько поместий, защищаемых от враждебных покушений только тем, что они уплачивают туземцам ежегодную дань, называя это «содержанием черных на жалованье». Поселение долго было в упадке относительно торговли и влияния. В виде гарнизона в нем было несколько сотен больных солдат, запертых в форте, который едва ли можно назвать безопасным, даже вместе с близлежащим маленьким коралловым островом. На остров Оибо или Ибоэ свозится несметное множество невольников, но мало торговли какого-либо другого рода. В заливе Помба возведен небольшой форт, но очень сомнительно, устоит ли он еще; так как попытка образовать там поселение совершенно не удалась. За поля; возделываемые португальцами на правом берегу Замбези, они платят дань зулу. Общее же влияние притязания на власть и затруднения торговли то, что независимые туземные владетели доводятся до торта невольниками, как единственной предоставленной им торговли.

Английскому правительству из достоверных документов, лежащих в адмиралтействе и в иностранном министерстве, хорошо известно, что в ноябре 1864 г., два месяца спустя после моей речи в Бате, когда судно ее величества «Уэсп» потребовало в Мозамбике наказания тех, которые сделали насилие людям на катере с судна ее величества «Лира» близ одной реки, находящейся в 45 милях на юго-запад от Мозамбика, — нынешний генерал-губернатор объявил, что он над тамошними туземцами не имеет никакой власти. Они никогда не были покорены и, составляя прекрасное и сильное племя, охотно вступили бы в торговые сношения с иностранцами, если бы португальцы с молчаливого согласия европейских правительств не удалили их от торговли и [VII] всякого цивилизующего влияния ложным заверением о своей власти над ними.

Это португальское притязание на господство составляет проклятие, тяготеющее над негритянской расой на восточном берегу Африки, и скоро было бы уничтожено, если бы не имело нравственной поддержки, которую извлекает из уважения, оказываемого ему нашим (английским) флагом. Император Наполеон III пренебрег им в отношении к «Charles et Georges», между тем как мозамбикское правительство не один раз спасено было от низвержения только помощью английских матросов. Наша (английская) эскадра на восточном берегу стоит ежегодно свыше 7,000 фунтов стерлингов, и мы, приноравливаясь к мнимой власти португальцев, достигаем только отчасти подавления торга невольниками и не получаем никаких коммерческих выгод, последовавших от прямого сношения с туземцами на западном берегу. Король Португалии предложил новый закон об уничтожении невольничества; но так как никогда не было принято мер, чтобы привести в исполнение подобные уже прежде деланные установления, то этот закон не внушает мне никакого доверия, и мы можем считать его только новым заявлением об еще более широком применении системы, поддерживающей варварство. Монсиньор Лацерда своей ревностной защитой бессознательно показал, что настоящие мнения его доверителей решительно за невольничество. Скорее великий факт, что американцы освободили себя от кошмара невольничества и, вероятно, не потерпят в португальской нации продолжения разбойнической торговли, вызвал недавнюю речь короля португальского, чем мнения его министерства.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,

Синамане. — Плавание в челнах. — Моэмба.— Палисады для черпающих воду. — Великодушие батока. — Мы покупаем один челн. — Муравьиные львы. — Стадо бегемотов. — Водопадный доктор Кариба. — Альбиносы между людьми и бегемотами. — Мы встречаем секваша, который не совсем так черен, как его рисуют. — Туземный способ приветствовать. — Каривуа.— Смелый поступок макололо. — Завтрак прерывается Мамбо Казаи.— Обед исчезает вследствие коварной помощи.— Баниаи. — Быстрины Кебрабаза. — Др. Кирк в опасности. — Прискорбная потеря рукописей и пр. — Смерть одного из наших ослов. — Обед a la Панзо. — Мы достигаем Тетте 23 ноября.— Люди на все руки.— Обман, в который впал король Португалии.

Народ, подвластный Синамане, возделывает огромные количества табаку, который они заготовляют в виде шаров для рынка макололо. Двадцать шаров, из которых каждый весит около трех четвертей фунта, продаются за один заступ. Табак засевается на низменных влажных местах по берегам Замбези, и в то время, как мы там были, в октябре, он стоял в цвету. Народ Синамане, по-видимому, имеет в изобилии пищу; люди все толстые и сильные. Он мог продать нам только два свои челна, но ссудил еще три, чтобы доставить нас до селения Моэмба, где, как он думал, мы могли купить другие. Челны были снабжены его собственными судовщиками, которые должны были привести их назад. Река, шириною около 250 ярдов, весело течет между высокими берегами на [2] северо-восток. Ниже селения Синамане берега вымыты футов на пятьдесят в глубину, и состоят из кремней и песка вулканических пород, иногда заключенных в содержащей железо рудной жиле. Дно состоит из чистого речного песка и кремней; как оно образовалось, мы не можем себе представить; может быть песок происходит из ям, находящихся дальше вверх в глубокой трещине. Выше водопадов дно, за исключением немногих на нем стоящих скал, представляет обыкновенно песок или рыхлый известняк. Каждое влажное место покрыто маисом, тыквами, арбузами, табаком и коноплей. По обеим сторонам реки довольно многочисленное население из батока. Когда мы медленно спускались по реке, жители приветствовали нас с берегов хлопаньем в ладоши. Один старшина тоже пожелал нам счастливого пути и принес богатый подарок хлебом и тыквами.

Моэмба владеет плодородным островом, называемым Мозанга, который длиною в одну милю и на котором расположено его селение. Он славится как храбрый воин и несомненно большой говорун; но нам, чужеземцам, он дал нечто получше потока слов. Мы получили великолепный подарок хлебом и самыми жирнейшими козами, каких мы только когда-нибудь видали; коза была с барана. Его подданные были так же щедры, как их владелец. Они принесли две большие корзины хлеба и партию табаку, в виде общей дани путешествующим. Отсюда, постаравшись получить свое вознаграждение, один из судовщиков Синамане бежал, вернулся назад до истечения условленного времени и рассказал, что англичане будто бы украли челны. На следующее утро, вскоре по восходе солнца, в селение пришел Синамане с пятью своими “длинными копьями", очевидно решившись силою взять назад свою собственность; в то же мгновение он увидел, что судовщик обманул его. Моэмба поддразнил его, сказав, что он вышел на охоту за утками. “Челноки оставлены вам здесь у меня; [3] люди ваши все рассчитаны и англичане только что просили меня продать им мои челны." Синамане мало говорил с нами; он заметил только, что слуга обманул его. Единственное замечание их владетеля очевидно внезапно повергло глупых людей в большой страх и уныние. Синамане был к нам весьма дружелюбен, и так как он смотрел, когда мы давали наш подарок Моэмба, то мы предложили ему еще несколько бус и расстались добрыми друзьями. Моэмба, слышавший, что мы собирали подданных Синамане, чтобы повествовать им о явлении нашего Спасителя и помолиться с ними, соединил с нашим прибытием понятие о воскресеньи, и, прежде еще чем было ему предложено что-нибудь такое, пришел и просил, чтобы ему и его подданным позволили “повоскресничать", как их соседям, и чтобы мы дали ему немножко семян пшеницы и плодовых дерев, — просьба, которую, естественно, мы очень охотно исполнили. Мысль, что можно молиться непосредственно Высочайшему Существу, по-видимому, хотя она для всех не совершенно нова, так сильно запечатлелась в душах их, что они ее никогда не забудут. Синамане говорил, что он молится богу Морунго и приносит ему жертвы из питья. Он, правда, слышал о нас, но еще никогда не видал белых людей.

Когда мы торговали челны у Моэмба, мы с радостью заметили, что он хочет поступить с нами честно и правдиво. “Наша цена высока; но у него осталось только два челна. Один хорош — он его нам продаст; другой он не хочет продать нам, потому что у него скверное свойство опрокидываться и выбрасывать все, что в нем находится, в реку. Он думает ссудить нам два свои собственные большие челна до тех пор, пока мы ниже не получим возможности купить другие." Лучшие челны изготовляются из одного большого вида тернистой акации. Эти деревья стояли теперь в семенах и некоторые туземцы варили стручки в воде и отвар подмешивали к своему пиву, [4] чтобы увеличить опьяняющие свойства его. Во времена большой нужды в хлебе бобы употребляются и в пищу, но они очень вяжут.

Мы расположились в селении Маконде, чтобы купить челн. У них как раз шло веселье: пели, плясали и пили свое необыкновенно крепкое пиво. Нам тотчас принесли целый большой кувшин. Владетель говорил немного; его оратор позаботился за него говорить и торговаться, и, по-видимому, ему хотелось показать, как ловко он может делать и то и другое. На краях реки стояло много маленьких палисадов; они были выстроены там для защиты женщин от крокодилов, когда они наполняют свои водоносы. Это шаг вперед сравнительно с португальцами; ибо хотя в Сенна и Тетте ежегодно уносится крокодилами много женщин, однако же жизнь этих бедных водоносиц так мало озабочивает господ, что они никогда не думают устроить хотя бы только простой забор для их охраны. Др. Ливингстон попытался возбудить патера в Тетте напомнить об этом предмете и обещал сам пожертвовать двадцать долларов, если бы после обедни учрежден был сбор; но патер только улыбался, подергивал плечами и ничего не сделал.

Журавли с красивыми хохлами, называемые по их пению “таванг", видимы были ежедневно и начинали спариваться. Большие стаи шпорнокрылых гусей, или мачикве, были обыкновенны. Эти гуси, как говорят, кладут свои яйца в марте. Видели мы и пару египетских гусей, точно также булавоносых, или, как их называют, в Индии, гребенчатых гусей. Когда у египетских гусей, как в настоящее время, есть птенцы, то гусенята всегда так плотно держатся сзади своей матери, что, кажется, как будто они составляют часть ее хвоста, и оба родителя, когда птенцы на берегу, совершенно как наши ржанки, чтобы отвлечь преследователя, притворяются хромыми. Также и страус следует примеру чибисов, которому не подражает ни одно [5] из четвероногих: они являются готовыми на бой, чтобы защитить своих птенцов. В нескольких местах обрывистый берег был покрыт отверстиями, ведущими в гнезда пчелоедов. Когда мы проходили мимо, эти птицы сотнями вылетали оттуда. Когда красногрудый вид опускается на деревья, то придает им вид, как будто они покрыты красной листвой.

К вечеру 11-го октября нас догнал шедший сухим путем отряд наш; значительное число людей были так любезны, что несли свои связки на себе. Они получили по дороге ценные подарки жизненными припасами. Одному подарили козу, другому кур и маису. Они стали думать, что у этих батока “есть сердце", хотя сначала, как обыкновенно бывает с теми, которые оказали кому-нибудь несправедливость, были недоверчивы к ним и обвиняли их в ненависти к макололо и в готовности убить каждого, кто им попадался. Хищнические толпы макололо и подвластных им батока сделали прежде нападение именно на эти селения. С некоторого времени Молока был в большой тревоге и в страхе; его слуга Раниеу исчез за день до того, и он был уверен, что батока захватили его в плен и убили. Несколько минут спустя этот Раниеу пришел с двумя мужчинами, которые нашли его, когда он блуждал по заходе солнца, дали ему ужин и убежище и проводили его к нам, неся его ношу на себе.

Утром 12-го октября тянулись мы по дикой холмистой стране, с прекрасными лесными ландшафтами по обеим сторонам, но с малым населением. Самыми большими деревьями были обыкновенно тернистые акации огромного обхвата и красивых форм. Так как мы миновали несколько селений не останавливаясь, то обитатели были встревожены и бежали по берегам с копьями: Мы попросили одного пойти вперед и сказать Мпанде, что мы идем. Это успокоило их; мы вышли на берег и завтракали около большого, с двумя селениями. острова, против устья [6] Зунгве, где мы на нашем пути в Сешеке покинули Замбези. Мпанде сожалел, что не может продать ни одного из своих собственных челнов, но хотел ссудить нам два. Он дал нам вареных тыкв и арбуз. У его слуги было боковое искривление позвоночного столба. Нам часто случалось видеть горбатых, но это был единственный случай такого рода искривления, который нам попался. Мпанде сам сопровождал нас на своих собственных судах, пока мы не нашли случая купить красивый большой челн. Мы заплатили за него,— что было сочтено за высокую цену,— двенадцать нитей синих струйчатых стеклянных шейных бус, такое же число больших синих величиною в детские игральные шарики и два ярда серого коленкора. Если бы бусы были грубее, то ценились бы выше, потому что такая была мода. Перед окончанием торга собственник говорил: “Его сердце сокрушается о челноке его, и мы должны еще что-нибудь прибавить, чтобы утишить его сокрушение." Этому нельзя было противиться. Торговое общество Секваша, встреченное нами, выторговало десять больших новых челнов, давши за каждый по шести нитей дешевых грубых белых бус или, что все равно по цене, по четыре ярда коленкора, и совершенно за бесценок купило слоновьей кости столько, что нагрузило их все. Они занимались также и торгом невольниками, что в этой стране Африки представляло нечто новое и, вероятно, скоро изменит характер туземцев. Эти люди жили как зайцы в клевере и были необыкновенно толсты и жирны. Когда их посылали торговать, то невольники наверно не знали меры в употреблении пива и всего другого, что могли купить за товары своего господина.

Насекомые, называемые муравьиными львами (Myrmecoleo), попадаются в весьма большом числе на песчаных местах под тенистыми деревьями, даже там, где немного муравьев. Эти терпеливые создания лежали тогда в засадах и в это время года у них много [7] необыкновенной работы. Сильные ветры зарывают их ямки наносным песком и едва они старательно выбросят его, как песок наносится снова и таким образом они находятся в постоянной деятельности, пока не уляжется ветер.

Температура Замбези с августа возвысилась на 10°, теперь достигла она 80°. Воздух по захождении солнца накален был до 96°, и так как около воды он был прохладнее, чем где-нибудь, то мы устраивали наши постели обыкновенно у самого края реки, хотя там угрожала нам опасность со стороны крокодилов. Африка отличается от Индии тем, что воздух всегда становится прохладным и освежающим задолго до возвращения солнца, и не могло быть никакого сомнения, что мы могли бы выдержать в этой стране солнечный жар, который в Индии был бы смертелен. Что здесь так редки случаи солнечного удара, это вероятно зависит от большей сухости африканской атмосферы. В течение двадцати двух лет др. Ливингстон никогда не видал и не слыхал ни об одном случае, хотя здесь редко видны защищающие от солнца индийские головные уборы.

Когда вода находится на своем почти самом низком уровне, мы встречаем по местам маленькие быстрины, которых, вероятно, не бывает в остальное время года. Переночевавши против речки Буме, текущей с юга, 17-го мы спустились по быстринам того же имени и утром 19-го пришли к более значительным быстринам Накобеле при входе в Кариба. Макололо превосходно провели челны сквозь отверстие, находящееся в плотине. Когда мы вступили в проход, мы встретили более чем тридцать бегемотов; около входа тянется отмель на две трети поперек суженной реки и они плавали на спокойном месте сзади ее. Несколько из них, были на фарватере и наши судовщики боялись спускаться между ними, потому что, как они утверждали, в стаде есть обыкновенно какой-нибудь негодяй, который находит злобное удовольствие в опрокидывании челнов. Два или три мальчика на противолежащей скале [4] проводили время в том, что бросали каменьями в ужасных животных и попадали иным в голову. Не трудно было бы перестрелять все стадо. Мы сделали несколько выстрелов, чтобы отогнать их; пули часто отскакивали от черепа и наносили вреда не более, как школьнику разбитый нос. Мы убили одного, который поплыл вниз по быстрому потоку и был преследуем значительным числом бежавших по берегу людей. С левого берега один туземец окликнул нас и сказал, что один мужчина на его стороне знает как должно молиться богам Кариба; он советовал нам нанять его молиться о нашем спасении, пока спускаемся по быстринам, иначе мы наверно все утонем. Еще никто не отваживался вверять свою жизнь Кариба иначе, как только заплативши водопадному доктору или жрецу за его молитвы. Наши люди спрашивали, нет ли впереди водопада; но он отказался дать какое бы то ни было сведение: они не на его стороне реки; если они вздумают переехать, тогда он в состоянии будет сказать им об этом. Мы переехали, но он ушел в селение. Тогда мы сошли на берег и пошли но холмам, чтобы посмотреть Кариба, прежде чем вверим ей наши челны. Течение было сильно и на иных местах были водовороты, но фарватер был почти прямой и не было никакого водопада: поэтому мы решились переехать. Пока мы осматривали реку, наши люди побывали в селении и их угощали пивом и табаком. Жрец, знавший как должно молиться богам, господствующим над быстриной, последовал за нами с несколькими из своих друзей, и они были очень изумлены, увидев, что мы благополучно спускаемся без помощи его заклинаний. Туземцы, преследовавшие мертвого бегемота, нашли его милях в двух ниже и, закрепив его у одной скалы, сидели возле мертвого животного на берегу, поджидая нас. Так как там было значительное течение, и скалистый берег был неудобен для нашего лагеря, то мы взяли бегемота на буксир и сказали [9] обитателям селения, что они могут следовать за нами и мы дадим им большую часть мяса. Крокодилы так сильно тормошили мертвечину, что мы, во избежание опрокинутия челна, скоро увидели себя вынужденными доверить его волнам и оставить спускаться по течению. Прежде чем мы нашли удобное место, где могли провести ночь, мы должны были спуститься по реке еще на столько, что туземцы порешили, что мы не намерены поделиться с ними мясом и ушли назад в селение. Мы спали две ночи на месте, где распластали бегемота 2. Крокодилы были прилежно заняты тем. что в темноте рыскали вокруг того, что было пущено в реку, и яростно хлестали воду своими мощными хвостами. Холмы, расположенные по обеим сторонам Кариба. весьма похожи на холмы Кебрабаза; слои наклонены и сворочены во всевозможных направлениях.

Хотя на расстоянии нескольких миль холмы обращают Замбези в узкий канал, однако же на ней совсем нет быстрин, кроме тех, которые находятся близ входа. Река гладкая и, очевидно, очень глубокая. В ущелье видно было всего одно человеческое существо, так как страна слишком бугриста для возделывания. Несколько скал, расположенных в воде близ выхода Кариба, на некотором расстоянии имеют вид укрепления, и если столь большие массы подняты, изогнуты и даже выворочены, то это тотчас указывает, что какая-то страшная поднимающая и конвульсивная деятельность природы заставила, вероятно, Кебрабаза, Кариба и водопады Виктории принять их настоящий вид; она действовала после образования каменного угля, так как этот минерал поднят ею вверх. При настоящих [10] спокойных действиях природы у нас, вероятно, не бывает ничего подобного.

Когда мы вышли, то расположились лагерем на маленькой реке Пенделе, в нескольких милях ниже прохода. На западной стороне нижнего конца теснины Кариба стоит гора Палаби; горная цепь, к которой принадлежит она, идет поперек реки и уходит на юго-восток. Чикумбала, гостеприимный старый старшина, подвластный Нчомокела, главному владельцу большого округа, которого мы не видали, принес нам на следующее утро большую корзину муки и четырех кур, вместе с небольшим количеством пива и комком соли, “чтобы придать пище хороший вкус." Чикумбала говорил, что им вредят слоны, объедая хлопок; но его люди, по-видимому, были в хорошем положении.

За несколько дней до нашего прибытия они ночью изловили в яме трех буйволов, и, не в состоянии будучи съесть их всех, одного оставили гнить. В течение ночи ветер переменился, и от мертвого буйвола понесло на место нашего ночлега; голодный лев, который не лакомка в отношении к пище, рылся в гниющей массе, ворчал, сверкал глазами во время своего пиршества и тревожил наш сон. Дичь всякого рода находится в необыкновенном множестве, особенно от этого места вниз до Кафуэ и точно так же на стороне Мозелекаце, где нет обитателей. Засуха сгоняет всю дичь к реке для питья. Если пройти час утром или вечером вдоль по правому берегу, то глазу представляется страна, которая кишит дикими животными. Являются огромные стада паллаг, множество водяных козлов, куду, буйволов, диких свиней, оленей, зебр и обезьян; в чащах со свежими следами слонов и носорогов, которые были у реки ночью, привлекают на себя взоры франколины, цесарки и мириады горлиц. Через каждые несколько миль мы постоянно натыкались на стадо бегемотов, спящих на какой-нибудь мелкой отмели; тела их, лежащие почти все вне воды, казались черными [11] массами скал. Когда за этими животными много охотятся, то они становятся относительно осторожнее; но здесь охотник никогда их не тревожит, и они располагаются на покой без заботы, всегда однако принимая предосторожность спать как раз над глубоким фарватером, в который они могут нырнуть, если их обеспокоят. Если выстрелить в спящее стадо, все они вскакивают на ноги, глядят своеобразным тупым взглядом бегемотского удивления и ждут второго выстрела, прежде чем бросятся в глубину воды. Несколько миль ниже селения Чикумбула мы заметили в одном стаде белого бегемота. Наши люди никогда еще не видали подобного. Цвет его был блекло-красновато-белый, совершенно как у альбиноса. По-видимому, он был отцом значительного числа других, потому что много было отмеченных большими светлыми пятнами. Так называемый белый слон точно такой же блекло-красноватый альбинос, как этот бегемот. За несколько миль выше Кариба мы заметили, что в двух небольших деревнях многие из обитателей имели подобное же болезненное состояние кожи. По-видимому, на людей и животных действовало одно и то же влияние. Бегемот черного цвета стоял одиноко, как будто бы он был выгнан из стада, и “грыз” воду, потрясая своей головой из стороны в сторону в высшей степени бешеным образом. Это “грызенье воды" его чудовищною пастью служит у бегемота средством “захлопнуть двери”. Когда самка приносит двойни, она, как говорят, одного убивает.

Мы расположились на прекрасном, покрытом деревьями острове Калаби, насупротив того места, где Туба-Мокоро, когда мы поднимались вверх по реке, читал нравоучения льву. Предки жителей, населяющих теперь этот остров, владели рогатым скотом. С того времени как “быки были угнаны," страною завладели цеце. Никому не известно, откуда являются эти насекомые; к известному времени года они все исчезают и точно так же внезапно появляются снова не известно [12] откуда. Туземцы такие точные наблюдатели природы, что их незнание изумило нас в этом случае. Маленькая бухта, в которой мы высадились и где женщины черпали воду, была выбрана одиноким бегемотом для своего местопребывания. Между скалами бегают хорошенькие маленькие ящерицы с светло-синими и красными хвостами и ловят мух и других насекомых. Эти невинные — хотя для нового пришельца отвратительные — создания оказывают иногда добрые услуги человеку, пожирая огромные количества разорительных белых муравьев.

В полдень 24-го октября мы нашли, в одном селении ниже Кафуэ, Секваша с главной толпой его людей. Он сказал, что в продолжение его похода убито было 210 слонов; многие из его людей были отличные охотники. При множестве животных, виденных нами, это было возможно. Он рассказывал, что, достигнув Кафуэ, он проходил на север в страну Зулу, предки которых когда-то вышли с юга и ввели некоторого рода республиканский образ правления. Секваша, знаменитейший из португальских путешественников, каких мы только знаем, и он хвалится, что может говорить на дюжине различных наречий; однако, к сожалению, о странах и народах, виденных им, он может дать только весьма скудный отчет, и нельзя особенно полагаться на его рассказы. Но, принимая в расчет влияния, под которыми он был воспитан, и господствующий в Тетте недостаток воспитательных средств, чудо, что есть добрые черты, которые иногда обнаруживаются в нем. Между его товарами находилось несколько дешевых американских стенных часов: довольно бесполезная мебель для африканской страны, где ни один человек не заботится об искусственном измерении времени. У баниаи часы эти поставили его в затруднение. Он пустил их все в ход в присутствии владетеля; этот ужаснулся странных звуков, производимых ими, и принял часы за такое же число колдунов, сколько их было, которые имели [13] целью нанести всякого рода зло ему и его народу. Секваша — это было решено — сделался виновным в миландо или преступлении и для освобождения своего должен был выплатить тяжкий штраф выбойкой и бусами. Он намекнул на дошедшие до нас слухи, что он убил Мпангве, и говорил, что не он это сделал; но в его отсутствие имя его было замешано в это дело и именно вследствие невольников, которые между тем как он ночью пил пиво с Намакузуру, мужем, наследовавшим Мпангве, сказали, что они задумали для него убить владетеля. Его товарищ, когда мы встретили его на пути в Сешеке, не сомневался в этом, потому что старался извинить убийство, говоря, что они поставили теперь честного человека на место владетеля.

От селения Томбаниама ниже Замбези полна островами, и свежая молодая трава и тростник приманивают много буйволов. В предполуденное время 27-го октября одного застрелили. Во время ночи слышали мы отдаленный гром и мясо испортилось, как обыкновенно бывает при таком состоянии атмосферы, так быстро, что на следующее утро его уже нельзя было есть. В этом случае, когда выбирать было нечего, голод сделал горькое сладким. То же самое быстрое разложение происходит и тогда, если мясо повесить на четыре или на пять часов на высокое дерево; в час или в два оно делается только нежным.

Когда мы, 28-го, расположились на одном острове близ Подебоде, трое из людей Мамбурума принесли нам в подарок муки и кур. Их способ приветствовать, имеющий целью показать тонкое знание жизни и придворный этикет, состоял в том. что, приближаясь с подарком в одной руке, они другою хлопали по ляжкам, а усевшись перед нами, хлопали в ладоши; потом, передав подарок нашим людям, продолжали хлопанье по ляжкам, что делали обеими руками, когда принимали подарок от нас, а также и при своем уходе. Это церемонное [14] обращение выполняется с серьезным видом, и можно наблюдать матерей, которые точно так же обучают своих детей настоящему хлопанью руками, как у нас учат формам вежливости.

Когда мы проплыли три часа утром 29-го, река опять сужалась горами Мбурума, названными Каривуа, в один фарватер, и снова показалась темная быстрина. Она образовывалась двумя течениями, которые направлялись скалами к среднему пункту. Когда мы спускались по ней, люди, посланные с нами Секелету, поступили очень благородно. Челны спустились без предварительного осмотра, и огромные прибойные волны среднего течения стали тотчас наполнять их. С большим присутствием духа и ни минуты не медля, два человека облегчили челн, выскочив за борт; потом они приказали сделать то же одному батока, “так как белые люди должны быть спасены." — “Я не умею плавать," сказал батока. — “Так выскочи вон и держись за челн." Он так и сделал в ту же минуту. Плывя подле, они вели вниз по быстрому течению наполнявшиеся водою челны до конца быстрины и потом вытащили их на берег, чтобы отлить воду. Шлюпка наверно могла бы спуститься, но наши челны не выдавались и на фут из воды.

Только благодаря неустрашимости этих добрых людей, не было ничего потеряно, хотя все было совершенно вымочено. Эта быстрина находится близь западного конца гор Мбурума или Каривуа. Ниже ее вскоре начинается другая. Когда вода в реке поднимается, то, говорят, они вполне выравниваются. На этой самой худшей быстрине челны нужно выгружать и вещи переносятся на расстоянии почти ста ярдов. Судя по времени, в которое проплывает 100 футов кусок дерева, мы нашли, что поток пробегает шесть узлов в час, — это, между прочим, самая большая скорость, какую мы наблюдали на Замбези. Когда люди только что пригнали плотно к берегу последний челн, задняя часть его откачнулась и попала в поток, и все, за исключением [15] одного человека, предоставили челн течению. Несчастный прицепился к носу и был увлечен на средину течения. Между тем, как он крепко держал, когда должен бы был дать плыть, он вслед затем поставил жизнь свою на карту тем, что дал плыть, когда нужно было крепко держать, и в несколько секунд был поглощен страшным круговоротом. Его товарищи спустили другой челн несколько ниже, поймали его, когда он в третий раз выплыл на поверхность, и спасли его, хотя он был очень измучен и совершенно холоден.

Ландшафт этого прохода напомнил нам Кебрабаза, хотя и уступает ей. Полоса той же самой черной блестящей глазури пробегает по скалам футах в двух от края воды. На иных холмах не было ни былинки, так как это был конец обыкновенного сухого времени года, которое следовало за предшествовавшей суровой засухой; однако, на скатах холмов по местам были красивые зеленые деревья. На бугристых склонах показалось несколько антилоп; явились там и двое жителей, которые прилегли и распивали кувшинчик пива. Проходы Каривуа почти в тридцать миль длины. Они оканчиваются у горы Роганора. Две скалы, которые в то время, как мы там были, стояли от двенадцати до пятнадцати футов над водою, могли быть покрыты водой при высоком уровне и быть опасны. Главная опасность для нас была — ветер, так как совершенно незначительного волнения достаточно было, чтобы наполнить челны водою.

1-го ноября прибыли мы в Зумбо, на устье Лоангва. Так как вода едва доходила до колен, то отправлявшийся сухим путем отряд наш без затруднений перешел вброд эту реку. На одном острове, насупротив селения Пангола, нами был застрелен буйвол; пуля засела в селезенке. Мы нашли, что он прежде был ранен в тот же самый орган, потому что там же сидела чугунная пуля и рана вполне зажила. По реке мы видели плывущими большие [16] массы растения Pistia stratiotes. По всей этой стране правый берег густо населен людьми и, однако, дичь весьма многочисленна.

Во время нашего завтрака, утром 2-го, Мамбо Казаи, о котором мы ничего не знали, и люди его пришли со своими мушкетонами и огромными пороховницами, чтобы получить дань и плату за дрова, употребленные нами для варенья кушанья. Но так как мы на его требования возразили, что мы англичане, он сказал: “А! вы англичане? я думал, что вы базунгу (португальцы). Они люди, с которых я беру плату," и извинился в своей ошибке. Базунгу или азунгу — название, даваемое всем иностранцам светлых цветов и арабам, а также торгующим невольникам, когда они одеты. Оно, по всей вероятности, значит чужой или гость, — от zimga, посещать или странствовать; — португальцы были единственными чужеземцами, которых когда-нибудь видали эти люди. Так как мы никакого желания не имели прослыть за людей этой нации, а напротив, то мы обыкновенно проводили резкую границу, говоря, что мы англичане, а англичане не покупают и не продают черных людей и не держат их при себе в рабстве, но желают навсегда положить конец торгу невольниками.

Мимоходом мы сделали визит нашему другу Мпенде. Он позаботился о хижине для нас с новыми разостланными по полу циновками. Так как мы сказали ему, что нам должно спешить дальше, потому что близки дожди, то один старый советник с жадностью спросил: “Близки они? a обильные дожди будут у нас в этом году?" Мы могли только сказать, что наступает обыкновенное время, в которое начинаются дожди, и что видны обыкновенные признаки их — огромное множество тянущихся на запад облаков, но что мы знаем не больше их самих. Иные люди при случае обращают в свою пользу мнимую легковерность туземцев, чтобы получить временную выгоду; но африканцы обыкновенно достаточно лукавы для того, чтобы [17] найти какое-нибудь противоречие, и никто не бывает обманут кроме самого путешественника. Мпенде был обвинен в том, что в прошедшую засуху прогнал облака, и в возмездие за свое преступление должен был выплатить тяжкий штраф Пондоро. В ночь на 4-е был шторм, после которого ветер внезапно изменился и дул вниз по реке, и у нас был гром, молния и дождь. На следующее утро температура, как воздуха, так и воды, упала; вода стала холоднее на 7° или до 78°. В течение дня вокруг нас были грозовые облака; Замбези поднялась на несколько дюймов и в значительной степени окрасилась.

Бегемоты здесь осторожнее, чем были вверху, так как туземцы охотятся с огнестрельным оружием. Мы застрелили одного на отмели, и наши люди вздумали вытащить его на левой берег, чтобы можно было с большим удобством распластать. Это было прекрасное жирное животное, и все радовались, в надежде съесть жир вместо масла с нашим жестким сухим печеньем из туземной муки. Наш повар был отправлен, чтобы отрезать на обед отборный: кусок, но воротился с повергающим в изумление известием, что мертвое животное исчезло. Их обманули, и они стыдились сами себя. Значительное число баниаи пришли, чтобы помочь им выкатить его на берег, и уверили, что там совершенное мелководье. Они подкатывали его все ближе и ближе к берегу, и так как они нашли, что веревка, которой мы его обвязали, как говорили они, служит затруднением, то сбросили ее прочь. Все ликовали и болтали громко, крича как только возможно, как вдруг наш ожидаемый пир, как и намеревались баниаи, исчез в глубокой яме. Когда он погрузился, все макололо вскочили на него. Один, как бешеный тормошил хвост, другой вцепился в лапу, третий тащил за бедро; “но, клянусь Себитуане! он пошел ко дну; не смотря ни на какие наши усилия." Вместо жирного бегемота, у нас на обед были тощие куры, и мы были [18] весьма рады, что было хоть это. Однако, бегемот ночью выплыл и найден ниже в расстоянии около мили. Там собрались на берегу баниаи и стали оспаривать у нас право на животное. “Он мог быть застрелен и другим кем-нибудь." Наши люди взяли немного мяса и предоставили остальное им, чтобы не вступать с ними в борьбу.

В ущелье Какололе в горах Маниерере был застрелен красивый водяной козел. Он упал возле бухты, около которой пасся. Огромный крокодил, подстерегавший его в эту минуту, схватил его и потащил в воду, которая была не очень глубока. Смертельно раненое животное сделало неимоверное усилие и вырвалось из чудовищной пасти, тогда как крокодил протащил его уже на несколько ярдов. Чтобы избежать охотника, водяной козел прыгнул в реку и поплыл через нее; там погнался за ним другой крокодил, но этого пуля тотчас послала на дно. Водяной козел проплыл еще немного далее, опустил красивую голову, обернулся вверх ногами, и один из челнов притащил его к берегу. Ниже Какололе и все еще у подножия горы Маниерере мы заметили на правом берегу Замбези несколько обнаженных слоев каменного угля, которых мы не видали, поднимаясь вверх.

Читора, владетель Чикова, угостил нас с прежним своим гостеприимством. Наши люди были все весьма довольны его вежливостью и наверно не сочли ее доказательством слабости. Они собирались отплатить ему за его любезность, когда пойдут этой дорогой на грабеж, чтобы поесть овец баниаи за то, что они оскорбили их в приключении с бегемотом; они скажут Читора, что ему не для чего бежать от них, потому что они, будучи друзьями его, не нанесут никакого вреда такому добросердечному человеку.

На пути нашем вниз по течению, мы в отношении к самой реке собрали следующие сведения. От пункта, где мы, в селении Синамане, сели в челны, до Кансало река [19] судоходнее, чем между Тетте и Сенна, хотя на большом расстоянии она шириною только от 250 до 300 ярдов или равна Темзе у Лондонского моста. Несколько ниже Кансало, у Кариба, тянется поперек реки в виде искусственной запруды базальтовая плотина, называемая Накабеле, с широким проходом, опасным только для челнов. Глубокая и узкая река течет потом несколько миль дальше сквозь цепь высоких гор. Еще далее вниз и к востоку от Кафуэ она шириною по крайней мере в полмили; течение там тихое и много песчаных островов. Потом идет вышеупомянутая быстрина длиною около 100 ярдов, Каривуа, со скоростью течения почти по шести узлов в час; это, за исключением настоящих водопадов, самая яростная часть Замбези. На протяжении ниже Зумбо и до самой Чикова река опять становится шире и по ней легко идти на судах. Чикова, о которой географы говорили то как о королевстве, то как о водопаде, представляет область с плодоносной равниной на южном берегу, и обе стороны реки были здесь прежде хорошо возделаны: но теперь нет совсем населения.

По быстринам Кебрабаза, на восточном конце от Чикова, мы плыли в челнах и прошли несколько миль вниз до того места, где река суживается в проходе от пятидесяти до шестидесяти ярдов шириною, о котором уже говорили при описании русла высокой воды и речного русла при низком уровне воде. Затем ход в челнах стал затруднителен и опасен. Падение воды на пятнадцать футов в наше отсутствие обнаружило много водопадов. Два из наших челнов невредимо спустились по узкому каналу, имеющему при раздвоении его у скалистого водораздела страшный водоворот между обоими рукавами, в котором при кручении воды то открывается глубокая яма, то снова закрывается. Вслед за тем пошел челн доктора и по-видимому, не смотря на самые напряженные усилия гребцов, должен был низринуться в открытый водоворот. Прочие ожидали, что им придется подплыть для спасения; люди говорили: “Смотрите, [20] куда зашли эти люди! смотрите, смотрите!" — как вдруг громкий треск поразил слух наш: внезапным и таинственным вскипанием реки, случающимся в неопределенные промежутки времени, челн д-ра Кирка был разбит об уступ отвесной скалы. Видно было, как др. Кирк боролся с тянущей вниз силой воды, глубина которой должна быть сажен в пятнадцать, и повис, уцепившись руками за уступ, между тем как его рулевой, держась за ту же скалу, спасал челн; но почти весь груз его был унесен течением. В этот промежуток времени, как внимание людей было отвлечено, челн д-ра Ливингстона был спасен тем, что когда достигнул до страшного водоворота, углубление в нем закрылось. Некоторые из вещей, находившихся в челне д-ра Кирка, уцелели в нем; но все, что было ценно, со включением хронометра, барометра и, к величайшему нашему сожалению, его путевых заметок и ботанических изображений плодовых дерев внутренних стран, было потеряно.

Тут мы оставили реку и пошли далее пешком, сожалея, что не сделали этого за день прежде. Люди были совершенно поражены ужасом: они никогда не видали еще такой опасной поездки; они охотнее готовы были нести на себе все тяжести, чем подвергнуться еще раз опасностям Кебрабазы. Но тягость однодневного похода по горячим скалам и раскаленному песку изменила их настроение, прежде чем настала ночь; они сожалели, что покинули челны; они полагали, что в опасных местах члены можно бы перетаскивать и потом опять спускать на воду. Один из двух ослов пал близ Луиа, вследствие истощения. Хотя жители едят зебр и квагг, сродных с ослом, однако их взяло раздумье — есть ли осла. “Это было бы тоже как если бы человек ел себе подобных; потому что осел живет с человеком и верный его спутник." Мы встретили два большие торговые общества теттеанских невольников на пути их в Зумбо; они вели для продажи за [21] слоновью кость значительное число женщин манганджа, у которых были веревки на шеях, привязанные к одной длинной бечеве.

Панзо, старшина селения к востоку от Кебрабаза, принял нас с большим гостеприимством. После обычного приветствия, взошел он на холм и громким голосом созвал с долины женщин из нескольких деревушек, чтобы они приготовили нам обед. Около восьми часов вечера он вернулся, сопровождаемый вереницею женщин, несших жизненные припасы. Тут было восемь блюд нзима или супов, шесть блюд различных сортов весьма хороших дикорастущих овощей, вместе с блюдами бобов и кур, все как нельзя лучше изготовлено и старательно вычищено. Деревянные блюда были почти так же белы, как сама мука. Принесены были жизненные припасы и для наших людей. 21-го ноября мы нашли спелые плоды манго, обыкновенно показывающие близость португальцев, а 23-го, ранним утром, достигли Тетте, пробывши в отсутствии несколько более шести месяцев.

Два английские матроса, оставленные нами для надсмотра за пароходом, были довольны собою, вели себя хорошо и во все время нашего отсутствия наслаждались замечательным здоровьем. Возделывание земли шло у них неудачно. Мы оставили несколько овец, которых они должны были убить, когда стоскуются по свежем мясе, и дюжину кур. Купив еще несколько кур, они скоро удвоили их число и надеялись на добрый запас яиц; но они купили также двух обезьян, которые и пожрали все яйца. Однажды ночью забрался бегемот и опустошил их гряды; в их хлопчатник, когда он был в цвету, затесались овцы, и поели все дотла; затем крокодилы утащили овец, а туземцы украли кур. Не счастливее были они и как оружейники. Один португальский торговец, имевший весьма высокое понятие об уме английских матросов, показал им двуствольное ружье и спросил, не могут ли они восстановить [22] коричневый цвет, съеденный ржавчиной. “Я думаю, что знаю, как это сделать," сказал один, отец которого был кузнецом: “Это весьма легко; нужно только положить стволы на огонь." На берегу был разведен сильный огонь, и туда были положены несчастные стволы, отчего они должны были получить красивый ружейный цвет. К великому ужасу Иванушки, стволы распались на части. Чтобы выйти из затруднения он с товарищем склеил куски смолою и послал к владельцу с извещением, “это все, что они могли для него сделать; они ничего не требуют за свою работу!" Они изыскали также особый способ производить торговлю. Они устанавливали рыночную цену жизненным припасам и платили ее, но не больше. Когда торговцы отказывались оставить судно, до тех пор пока не повысят цену, из каюты выносился хамелеон, которого туземцы боятся как смерти: и в ту же минуту, как они видели это создание, они выпрыгивали за борт. Хамелеон на месте порешал всякий спор.

Но вместе с юмором своих занятий они выказали и достойную английских матросов любовь к человечеству. Однажды ночью пробудились они от ужасного, отчаянного крика; тотчас в шлюпке поспешили они на спасение. Крокодил схватил одну женщину и только что потащил ее по мелкой отмели. Как только они подошли к ней, она издала страшный крик: ужасное пресмыкающееся сломило ей ногу в колене. Они взяли ее на борт, перевязали ей член, как сумели, дали ей, не придумавши ничего лучшего, чем бы могли выказать ей свое сострадание, стакан рому и перенесли ее в хижину в селении. На следующее утро нашли они, что перевязку развязали и оставили несчастное существо умирать. “Я думаю," заметил Роуз, один из матросов, “ее господин рассердился на нас за то, что мы спасли ей жизнь, когда увидел что она потеряла ногу."

Так как мы много наслышались об одной военной и земледельческой колонии, высланной покойным королем [23] Португалии, известным за человека праводушного, доном Педро V, то мы приняли большое участие в попытке, начавшейся под его просвещенным влиянием. Непосредственно по прибытии в Тетте мы посетили нового губернатора. Его превосходительство хладнокровно сказал, что король бессовестно обманут теми, кому поручил выбор людей. Он смеялся над тем, что его правительство высылает в колонии военных преступников и сказал: “Эти люди неспособны делать что-нибудь в стране; они знают, как содержать в чистоте оружие, а больше ничего. Что пользы высылать сельскохозяйственные орудия таким людям, как эти? Относительно Африки правительство обманывается." [24]

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ.

Мы спускаемся к Конгоне. — Последнее известие о “страждущем одышкою". — Кончина старика. — Мы достигаем Сенна на челнах. — Невыгодная торговля посредством невольников. — Кусака укушен, или замученный Секваша. — Каменные угли дорожают при невольничьем труде. — Яхта его превосходительства.— Конгоне. — Английские газеты. — Мясо, птицы, рыбы и гармонические раки в болотах деревьев мангле. — Бузунгу.— Пила-рыба.

Так как вода в Замбези была необыкновенно низка, то мы оставались в Тетте, пока она не поднялась несколько, и покинули ее 3-го декабря, отплыв в Конгоне. Тяжелая работа была поддерживать судно на воде; обыкновенно мы никогда не ожидали, что оно останется над водою. Каждый день являлись новые течи; машинная помпа не действовала; настилка провалилась; в ночь наполнялись три палубы; кроме каюты и передней палубы все было затоплено, и через несколько дней Роуэ уверял нас: “Сэр, хуже чем теперь и быть не может." Во время нашего отсутствия он и Гучинс большую часть своего времени употребили на то, что зачинивали дно, смазывали и штукатурили его глиной, и именно для их удовольствия мы попытались еще раз употребить его в дело. Мы давно уже были вполне убеждены, что стальные пластинки совершенно неудобны. 21-го, безнадежный “страждущий одышкою" оставлен сидеть на мели и наполняться. Его нельзя было ни опорожнить от воды, ни заставить держаться на воде. В ночь река поднялась, и [25] все, что на следующий день оставалось еще на виду от бесполезного судна, было — футов по шести от двух его мачт. Большая часть собственности, которая была у нас на нем, была спасена и мы провели святки 1860 года в лагере на острове Чимба. Мы дождались челнов из Сенна и 27-го прибыли в этот город, где опять были гостеприимно приняты нашим другом, сеньором Феррао.

Большое невольничье общество, принадлежавшее коменданту, только что возвратилось из предпринятого в страну Мозелекаце торгового путешествия, пробывши в отсутствии большую часть года. Они брали с собою во внутренние страны тысячу ружей и большое количество пороху, так как это, по их словам, единственный предмет, охотно покупаемый Мозелекаце. В обратный путь шли они со слоновьей костью, страусовыми перьями, тысячью овец и тридцатью штуками прекрасных быков. Сверх того, Мозелекаце, в знак, что торговцы и он расстались добрыми друзьями, прислал коменданту великолепного белого вола. Страусовые перья упакованы были в камыше; однажды ночью в лагере вспыхнул пожар и большая часть их сгорела. Быки на пути должны были пройти через область цеце и вследствие укушений все перемерли. Белый вол погиб за два дни до пути от Сенна; шестьсот овец и коз были съедены, или потому, что они были истомлены, или потому, что погонщики были голодны. Комендант, страдавший лихорадкой, неспособен был расчесть свою потерю, но намеревался засадить в тюрьму невольников, которые, как обыкновенно, более заботились о своем собственном спокойствии, чем о пользах своего господина. Невольничий труд несомненно очень дорог; англичанин, с двумя повозками и десятью человеками, мог бы сделать поход в страну Мозелекаце от гораздо более удаленных пунктов Натала или мыса Доброй Надежды, с гораздо меньшими издержками, чем какие сделаны этими сотнями невольников. [26]

Когда мы встретили Секваша, он заявил, что скопил уже 800 аробов или 25,600 фунтов слоновьей кости и большую часть ее купил просто за бесценок. У его товарища было почти половина этого или 12,800 фунтов. Когда Секваша вернулся в следующем году в Тетте, он был заключен в находящуюся в крепости тюрьму. У него было принесено с собой несколько тонн слоновьей кости, и он скоро опять стал свободным человеком. Мнимой причиной его арестования были беспорядки, в которых он провинился во внутренних странах; но это было только подобием обыкновенной сноровки, по которой в рыбоводстве лосося побуждают выметать икру прежде чем он поплывет опять как свободная проворная рыба. Мы не позавидовали положению поселенца в этих португальских колониях преступников; но сожалели, что, вследствие неразумной политики, наши собственные земляки на мысе Доброй Надежды затруднены в том отношении, что не могут ввести в почет свою свободу и вежливость, в стране, составляющей их собственность по праву открытия. И да позволено будет нам выразить наше искреннее сожаление о том, что Роберт Моффат, сын знаменитого миссионера, так скоро погиб в половине своей жизни и в начале своих благородных стараний ввести во всей внутренней стране законную торговлю.

Для наших друзей на мысе Доброй Надежды может быть интересно узнать, что, не смотря на их раздающийся по местам похвальный ропот на непостоянство каффрских рабочих, эти рабочие все же гораздо лучше невольников. Здешний каменный уголь, как мы уже упоминали, лежит совершенно открыто по сторонам реки в разрезах скал, и им легко можно бы воспользоваться для транспортирования на баржах. Доном Педро V было послано небольшое судно, совершенно сходное с Ма-Робертом, чтобы ходить по Замбези, и в Тетте были посланы приказания держать для него наготове запас угля из слоя, [27] которым мы пользовались для нашего судна. Этот приказ исполнялся невольниками, и из одного отчета, сообщенного нал офицером, надзиравшим, за этой легкой горной работой, мы узнали, что тонн угля стоит 1 фунт стерлингов или по крайней мере вдвое дороже, чем при свободном труде в шахтовых разработках Англии. Если бы они стали отправлять его к устью реки, то на самом деле он обошелся бы дороже, чем уголь, доставляемый в Индию морем вокруг мыса Доброй Надежды. Упомянутые обстоятельства показывают, что главные издержки, которые тут делаются, заключаются в требуемом невольниками питании. Вознаграждения, назначенные надзирателям работ, были ничтожны. При существующей системе труда тонн угля из ям у Тетте мог бы отпускаться на Конгоне не ниже как за 10 фунтов. Контраст становится еще поразительнее, если вспомнить о значительной глубине, с которой добывается каменный уголь в Англии. В 1864 году мы видели вышеупомянутое судно на стоянке в гавани в Мозамбике; им не воспользовались для той цели, для которой оно было выслано, хотя оно находилось там почти три года. Какой вопль прошел бы по Капской колонии, если бы наш тамошний губернатор удержал для собственного времяпрепровождения его превосходительства судно, которое было послано из Европы для развития колониальной торговли.

Мы достигли Конгоне 4-го января 1861 г. Во время нашего отсутствия были устроены флагшток и таможня; поставлена там также хижина для черного унтер-офицера и трех рядовых. С милостивого разрешения унтер-офицера, который, как только натянул свои штаны и рубашку, вышел посмотреть нас, мы расположились в таможне, представлявшей, как и прочие здания, маленькую четырехугольную хижину из покрытых камышом столбов дерева мангле и без полу. Солдаты жаловались на голод; у них нечего было есть, кроме небольшого количества мапира, и они [28] делали пальмовое вино, чтобы утолить свою жажду. В ожидании судна, мы читали на досуге газеты и периодические издания, найденные нами в чемодане, ожидавшем нашего прибытия в Тетте. Некоторые из них были прошлого полугодия.

Наши жизненные припасы стали приходить к исходу, и в конце месяца не оставалось ничего, кроме небольшого количества плохих сухарей и нескольких лотов сахару. Кофе и чай были истреблены; но едва это случилось, как наши матросы нашли им довольно хороший суррогат в поджаренной мапира. Свежее мясо мы получали в изобилии из наших изгородей для антилоп на большом острове, образуемом маленьким каналом между Конгоне и восточным Луабо.

Большие стада водяных козлов (Aigocerus ellipsiprymnus) паслись там на богатых травою равнинах. Когда они желают попасть на свежие пастбища, они выжидают на берегу, пока отлив не достигнет самой низкой точки и потом плывут с величайшею легкостью полмили или даже более по каналу. Этих животных трудно бить, и иногда кажется, что они также живучи, как кошки. Выстрел в шею обыкновенно смертелен; но с двумя или тремя энфильдовскими пулями в легких или в других частях тела они часто уходят, точно не раненые. В легких, по-видимому, много волокнистых перегородок, проходящих в их веществе, так что они образуют скопление маленьких отделов, из которых один можно повредить без большого вреда для других; но хотя мы старались найти в этом объяснение того обстоятельства, что рана в легкие не убивает водяных козлов, нам ни разу не представилось ни средств, ни времени для старательного анатомического исследования. Один красивый самец полным бегом отбежал далее двух сот ярдов, после того как якобсовской гранатой отхвачена была у него част сердца. Полагали, что якобсовские гранаты тотчас лишают жизни животных, но мы нашли, что они, [29] лопаясь в какой-нибудь близкой к коже кости или даже в самой коже, не соответствуют нашим ожиданиям. Также и энфильдовская пуля, хотя она загоняется с огромною быстротою, все же слишком мала для того, чтобы могла быстро умертвить. Большие четырехлотовые круглые свинцовые пули лучше всех, если они хорошо нацелены. Близ моря мясо водяного козла всегда нежно и вкусно и напоминает нам говядину; но во внутренних странах мясо этого вида антилоп так сухо и вязко, что наконец даже наши черные, хотя они далеко не прихотливы, отказывались есть его, и мы совершенно перестали стрелять антилоп. Как говорят, это положительный факт, что мясо овец с острова Гальки весьма ценится и имеет прекрасный вкус, потому, как думают, что эти животные пьют только соленую воду. Здешняя растительность обыкновенно покрыта некоторым количеством мелкой соли в виде налета, и вода, по большей, части соленая. Может быть, и в этом случае превосходство мяса можно приписать соли. Только когда мы поели его во внутренних странах, мы поняли, почему капитан Гаррис имел о нем такое плохое мнение.

Тростниковый козел (Redunca eleotragus) во время самого сильного жара дня лежит обыкновенно спрятавшись в длинной траве и выжидает, пока охотник подойдет близко, прежде чем вскочить и испустить свой тревожный свист. Лучшее знакомство с привычками животных могло бы способствовать разделению их на группы, сообразно тому, как являются они в природе — на горах, на равнинах или в болотах. Куду, палага, черный козел или куалата, кололо видны обыкновенно на холмах и, будучи преследуемы ищут на них безопасности. Кукама, кама, цессебе, гну, эланд, пути или нырец, каменный козел, жираф, нуни, цепе и оуреби водятся постоянно на равнинах; между тем, водяной козел, тростниковый козел, лехве, поку, наконг и кустарный козел обитают в болотистых местах и для безопасности убегают в воду или в болота. [30]

Утром и вечером красиво испещренный кустарный козел (Tragelaphus sylvatica) отваживается, хотя и весьма недалеко, выходить из леса мангле на паству. Когда он испуган, его крик ужаса представляет громкое тявканье, подражание которому у большей части туземных племен служить ему именем — ”мпабала", “мпсваре". Водяной козел любит открытые равнины и редко ложится в течение дня. В светлые ветряные дни вся дичь необыкновенно пуглива и осторожна, и величайшего труда стоит ее обмануть, между тем как в тихую, душную погоду к ней можно легко подойти.

Под деревьями мангле находят себе пищу и кров несколько леопардов (Felis leopardus), которых португальцы называют “тиграми", и стада зеленых обезьян, носящих имя “пузи". Гривастой кошки (Felis jubata) с маленькими круглыми черными пятнами мы никогда не видали.

В этом фокусе замирающей растительности нет ничего страшнее бездеятельности. Поэтому, когда не было нужды охотиться, мы должны были находить себе занятие и времяпрепровождение, какое только могли осматривая гниющие болота. Если бы мы пребывали в беззаботной лени, то нас наверно схватила бы лихорадка в самом худшем своем виде, и последствия, вероятно, были бы гибельные.

В многочисленных каналах, прорезывающих рощи дерев мангле, кишит много странных маленьких слизов (вислобровых морских вьюнов). Когда слиза побеспокоят, он уходит рядом прыжков по поверхности воды. Его можно рассматривать как амфибию, так как он столько же живет вне воды, сколько в воде, и самое трудовое его время во время низкого стояния воды. Тогда он появляется на песке или в грязи около небольших прудов, остающихся после сошедшего прилива. На своих брюшных плавниках слиз поднимается некоторым образом в стоячем положении и своими большими выдающимися глазами зорко сторожит яркоокрашенных насекомых, которыми питается. Говорят, если насекомое опустилось от [31] него в расстоянии даже более чем на два прыжка, то слиз медленно подвигается к нему, как кошка к своей добыче или как прыгающий паук, и как скоро приблизится к этому насекомому дюйма на два или на три, изловчается внезапным прыжком прищелкнуть прямо несчастную жертву своею нижнею челюстью. Сверх того, он весьма задорен, и можно видеть довольно долго продолжающиеся бои между ним и его собратьями. Один на побеге от показавшейся ему опасности прыгнул в лужу величиною в квадратный фут, которую другой очевидно считал принадлежащею себе по праву более раннего открытия; в одно мгновение собственник с блестящими яростью глазами и поднятыми вверх спинными плавниками кинулся на ворвавшегося врага. Завязался яростный бой; никакая буря в стакане воды не может сравниться с бурей этого миниатюрного моря. Бойцы то были в воде, то вне ее, ибо битва свирепствовала и на воде, и на суше. Они сильно били, кусали друг друга, пока, измученные, не схватились пастями, как два бульдога; перевели дух и потом опять так же свирепо напали друг на друга, как прежде, пока битва не окончилась быстрым бегством ворвавшегося.

Илистая почва под деревьями мангле покрыта раками-отшельниками, которые при каждом признаке опасности быстро прячутся в свои норы. Когда вода стекает, мириады крошечных раков выползают из своих подземных жилищ и начинают трудиться как будто прилежные пчелы. Гладкий песок скоро на много миль изборождается вследствие их работ. Они бьются из-за насущного хлеба: шарик влажного песку появляется во рту маленького работника и быстро выхватывается одною из клешней; другой шарик следует за первым, и шарик за шариком, следуют так быстро, как только рак успевает отложить в сторону предыдущий. Когда шарики накопятся, рак отступает в сторону, и работа продолжается. Первое впечатление, [32] производимое этим, такое, как будто маленькое создание проглотило много песку и намеревается отделаться от него как только возможно скорее. Привычка, которой оно предано,— периодически убегать в свою нору, как бы за получением нового материала, — служит подтверждением этой мысли; но величина в несколько секунд образованных кучек показывает, что дело не в том, и приводит к мысли, что, хотя этого и совсем не видно на том расстоянии, в каком раку угодно держаться от наблюдателя, однако, может быть, он берет в свой рот песок для того, чтобы высасывать всякое маленькое животное, какое в нем попадется, и остаток выбрасывает описанным способом. Иногда большие виды раков дают некоторого рода концерт; из каждого подземного жилья выходят странные звуки, как будто они подражают певцам рощи и поют от сильной радости. К этим большим, издающим звуки ракам, по-видимому, питают особую страсть мускусные свиньи (Phacochcerus africanus); они ночью вырывают их из илистых болот и проглатывают. Вереницы мелких рыбок кишат в мелководье между Конгоне и страною Ниангалуле, и это любимое место рыболовства для большой стаи пеликанов в течение того месяца, когда они остаются на берегу. Эти птицы истребляют огромное количество рыбы; они высиживают яйца в апреле на низменных островах, лежащих на Конгоне, равно как и на тех, которые лежат на восточном Луабо. Яйца, которых мы получили большой запас, сильно отзывались рыбой, так что, чтобы сделать их вкусными, нужна была подливка из анчоусов. На острова Луабо в определенные времена являются черепахи, чтобы класть яйца, у которых, взамен скорлупы, вязкая кожа и приятный вкус.

Самое дерево мангле стоит исследования, и др. Кирк нашел, что оно, как и другие деревья и растения, завезенные сюда с некоторого расстояния и выкинутые на эти берега, представляет интересный предмет для изучения. [33] Один вид дерева мангле во время отлива стоит на своих фантастических корнях, высоко выдающихся над почвой, а во время прилива ствол кажется как будто посаженным на поверхности воды. У другого вида плоские, широкие, извивающиеся как змеи корни, входят в ил своим краем, так что они самому дереву дают в этом мягком веществе твердую опору, на которой оно может стоять. Семена одного вида несколько похожи по форме на наконечники стрел; при опадании они собственной своей тяжестью загоняются в мягкую почву и рассаживаются таким образом сами собою. Плод другого вида, — величиною почти с детскую голову и, на сколько можно догадываться, не приносящий никакой пользы ни людям, ни животным, — когда спадает, разбивается в куски. Древесина даст превосходный горючий материал и обладает тем драгоценным свойством, что ярко горит в печи, будучи даже зеленой. Она дает также и превосходные стропила, ценимые у португальцев по причине их прямизны и длины.

Мы нашли несколько туземцев, толокших древесные стебли ядовитого ползучего растения (Dirca palustris), называемого бузунгу, или яд, и во множестве растущего в болотах. Растолокши значительное количество, они складывали стебли в пучки. Река и вверху и внизу покрыта кустами, и некоторого рода промывательным движением яд распространяется по воде. Во многих рыбах скоро оказывается его действие: одни плывут к берегу и умирают, другие бывают только очумлены. У этого растения бледно-красные, стручковидные цветы, гладкие, заостренные, блестящие листья и бурая кора, покрытая маленькими белыми точечками. Изучение его могло бы быть полезным для береговых жителей, которые посредством него могли бы ловить рыбу.

Говорят, что этот яд вреден людям, если пить воду, но в сваренной рыбе не вреден. Бузунгу отвратителен для некоторых насекомых, и им намазываются побеги [34] пальмового дерева, чтобы не дать муравьям забраться в пальмовое вино, когда оно сочится из вершин пальмовых дерев в маленькие кувшины, которые подвешиваются для его сбора.

Мы имели обычай ходить при солнечном восходе прямо с постелей в соленую воду для купанья, пока на месте купанья не появился огромный крокодил. С того времени мы брали нашу ванну в полдень на отдаленном от гавани месте в море. Это говорят нездорово; но мы не нашли этого. Наверно лучше купаться не утром, когда воздух холоднее воды, потому что тогда при выходе на более холодный воздух легко получить озноб и лихорадку. В устье реки находится много пилы-рыбы. Роуэ увидал одну во время купанья, схватил ее за хвост и швырнул “рылом вперед" на берег. Пила длиною от одного фута до восемнадцати дюймов. Мы никогда не слыхали, чтобы кто-нибудь был ранен этой рыбой; также мы не могли узнать едят ли ее жители, хотя она при свежей воде заходит на сотни миль в реку. Бегемоты тешатся днем, собираясь в местах прибоя, и по-видимому в шутке находят столько же удовольствия, как и мы.

Во время нашего пребывания на берегу случались сильные штормы и гибло много маленьких морских птиц (Prion Banksii Смита). Берег был усыпан их трупами, а иные были находимы за сотни ярдов внутри страны; многие из них были так тощи, что высыхали, не предаваясь гниению. Нас мучили мириады москитов, и было несколько случаев лихорадки. Люди, приведенные нами из болотистых внутренних стран, страдали здесь от нее почти столько же, как и мы сами. Это подтверждало мысль, что цивилизованные лучше противостоят дурным влиянием чуждого климата, чем нецивилизованные. Когда негры из здоровых стран возвращаются в свое отечество, они страдают так сильно, как только может страдать какой-нибудь иностранец.


Комментарии

1. Встречающиеся к этом сочинении монеты, меры и вес оставлены, как не представляющие особого затруднения, английские. То же в особенности должно помнить милях. — Добавления, о котором упоминается в первом, томе, стр. 130 в примечании, не последовало; содержание его находится во втором томе, стр. 91 и след.

2. Это животное было жирная самка; она была длиною в 10 футов и высотою в 4 фута 1 дюйм. Молодой самец, добытый нами дальше вверх по реке, был у загривка 4 фута 3 дюйма высотою и от рыла до места прикрепления хвоста 9 футов 7 дюймов длиною.

(пер. под ред. Н. Страхова)
Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Замбези и его притокам и открытие озер Ширва и Ниасса (1858-1864) Давида Ливингстона и Чарльза Ливингстона, Том 2. СПб.-М. 1867

© текст - под ред Страхова Н. 1867
© сетевая версия - Тhietmar. 2014
© OCR - Karaiskender. 2014
© дизайн - Войтехович А. 2001