СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
ВОСТОКА И ЗАПАДА

ДАВИД ЛИВИНГСТОН

ПУТЕШЕСТВИЯ И ИССЛЕДОВАНИЯ В ЮЖНОЙ АФРИКЕ

с 1840 по 1855 гг.

Глава двадцать первая

Деление туземного общества — Как наказывают воров — Пальмовый сок «тодди»; его неприятные последствия — Свадьбы и похороны — Затмение солнца — Насекомые, выделяющие воду — Эксперименты над ними — Нездоровый сезон — Посещение Пунго Андонго — Его прекрасные пастбища, посевы, фрукты и т. д. — Форт и скала — Пунго Андонго — Здоровая местность — Мальчик, едва избежавший гибели от крокодила — Древние места погребения — Пренебрежительное отношение к земледелию е Анголе — Маниок — основной продукт

В ожидании выздоровления своих людей я в обществе своего друга, мистера Канто, посетил заброшенный монастырь Св. Илария, находящийся в Банго, в нескольких милях к северо-западу от Голунго Альто. Город Банго стоит в великолепной долине; он насчитывает 4000 домов. Здесь живёт сова, вождь племени банго, который всё еще находится у власти, хотя и подчинён португальцам. Он построил себе близ монастыря большой двухэтажный дом, но суеверный страх препятствует ему спать в этом доме.

Португальцы используют в своих целях все сословия и подразделения, на которые делится туземное общество. Этот человек, например, всё еще остается совой, или вождём, имеет собственных советников и занимает то же самое положение, которое он занимал, когда его страна была независимой. Когда кто-нибудь из его людей бывает уличён в краже, то вождь сейчас же уплачивает наличными стоимость похищенного имущества и с таким усердием вознаграждает себя за счёт имущества укравшего, что получает на этом деле даже прибыль.

Его подчинённые делятся на несколько классов. Выше всех — его советники, которые являются старшинами деревень. Носильщики — самый низший класс свободных людей. Класс выше этого последнего обладает привилегией носить за известную [268] плату обувь; другой класс — солдаты или милиция — платят за преимущество своего положения, заключающееся в том, что их не принуждают быть носильщиками. Они делятся, в свою очередь, на господ и маленьких господ; будучи чернокожими, они именуют себя белыми людьми, а о других, которые не носят обуви, они говорят как о «чёрных». Заботу о питании мужчины всех классов предоставляют своим жёнам, а сами всё время распивают пальмовое вино «тодди». Тодди приготовляется из сока одной пальмы, из которой добывают масло [Eloeis guinensis]. Когда этот сок сбивают, то получается сладкая прозрачная жидкость; в свежем виде она не слишком сильно опьяняет, но когда ей дают постоять полдня, то она производит сильное опьянение и доводит людей до исступления. Тодди, называемое также «малова», является настоящим проклятием страны. К комендантам постоянно приводят обвиняемых в убийстве, совершённом под влиянием опьянения. Нередко люди приходят с проломленными черепами.

Здесь существует своего рода братство, именуемое «Эльпакассейрос», в которое принимаются только опытные охотники, умеющие хорошо стрелять из ружья. Их отличительным знаком является лента из кожи буйвола, обвязанная вокруг головы. Во всех случаях, когда требуется курьер, ими пользуются как посыльными. Они очень добросовестны и образуют на действительной службе самые отборные туземные войска португальцев.

Милиция в качестве солдат не имеет никакой ценности, но она ничего не стоит правительству, потому что милиционеров содержат жёны. На обязанности милиции лежит, главным образом, охрана резиденции коменданта и полицейские функции.

Главным развлечением туземцев Анголы являются свадьбы и похороны. Когда молодую девушку собираются выдавать замуж, то её помещают в отдельную хижину, мажут разными снадобьями, сопровождая это заклинаниями, имеющими целью сделать невесту богатой и плодовитой. Через несколько дней невесту берут в другую хижину и надевают на неё самое нарядное платье и украшения. Затем её выставляют перед публикой, и все приветствуют её, как госпожу; знакомые подносят ей подарки, которые кладутся около. После этого её уводят туда, где живёт муж и где теперь у неё есть собственная хижина; она становится одной из многих его жён. Полигамия здесь общее явление. Танцы, пирование, угощение вином продолжаются в случае свадьбы несколько дней. Если супруги разводятся, то женщина возвращается в семью своего отца, и муж получает обратно всё то, что он ей подарил. Муж почти во всех случаях уплачивает за невесту, как бы покупая её у родных.

Здесь, так же как и везде на юге, благосостоянием считается рождение сыновей. Если у женщин родятся одни только девочки, то они бросают своих мужей. Когда кто-нибудь из [269] женщин хочет высмеять другую, то, во время танцев, под аккомпанемент музыки все поют один куплет: «У такой-то нет детей, их никогда не видеть ей». Объект насмешки всегда очень остро переживает это оскорбление. Бывают нередко случаи, когда она убегает и убивает себя.

Когда кто-нибудь умирает, то тело умершего несколько дней держат в хижине, и между мужчинами и женщинами происходит настоящее соревнование в барабанном бое, плясках и пьянстве, сопровождающих пиршества, соответствующие средствам родственников. Чернокожие обитатели Анголы очень любят устраивать своим друзьям дорогостоящие похороны.

Когда кого-нибудь просят продать свинью, то владелец её часто даёт такой ответ: «Я берегу свинью на случай смерти кого-нибудь из друзей». Свинью убивают и едят в последний день погребальных обрядов, а голову от неё бросают в ближайший поток или реку. Если туземца в таком случае увидят пьяным и упрекают в неумеренности, то он отвечает: «Ну так что же! У меня ведь умерла мать!», это считают достаточным оправданием пьянства. Расходы на похороны бывают всегда так огромны, что часто проходят целые годы, прежде чем люди бывают в состоянии оплатить их.

Талантливый немецкий натуралист доктор Вельвейч, продолжающий здесь свои труды, сообщил нам, что из пятидесяти восьми видов трав, найденных им в Лоанде, здесь имеются только два-три вида и притом наиболее мелких. Существующие в Голунго Альто двадцать четыре вида трав почти все — гигантской величины. Всю растительность этой местности составляют гигантские травы, ползучие растения, кустарник и деревья.

20 ноября. Сегодня утром произошло солнечное затмение, которое мне очень хотелось наблюдать с целью определения долготы, но как часто бывает в этом влажном климате, за четыре минуты до начала затмения тучи закрыли солнце. Когда оно показалось снова, то на него уже надвигалась тёмная окружность луны, а за несколько минут до того, как затмение должно было (согласно моим вычислениям) окончиться, солнце снова скрылось за тучами. Для того чтобы определить положение солнца во время дождливого сезона, требуется огромное терпение.

Прежде чем уехать отсюда, я имел случай наблюдать любопытное насекомое, которое живёт на деревьях, принадлежащих семейству фиговых [Ficus]. Имеется до двадцати видов этого насекомого. Семь или восемь таких насекомых сидят обыкновенно кучкой на одной из небольших ветвей и непрерывно производят выделение какой-то прозрачной жидкости, которая, падая каплями вниз, образует на земле небольшую лужу. Если вечером поставить под ними какой-нибудь сосуд, то к утру в нём будет 3 или 4 пинты [1,7-2,2 л] жидкости. Туземцы [270] говорят, что достаточно одной капле этой жидкости попасть в глаз, чтобы вызвать воспаление. На вопрос, откуда берётся эта жидкость, люди отвечают, что насекомые высасывают её из дерева, и такой же ответ дают наши натуралисты. Я никогда не видел отверстия, которое проделывается насекомыми, но едва ли возможно, чтобы дерево могло давать столько жидкости. Я делал такой опыт: найдя колонию этих насекомых на ветке растения Ricinus eommunis, из которого приготовляется касторовое масло, я содрал со ствола около 20 дюймов [150 см] коры на той стороне, на которой сидели насекомые, и удалил лубок, чтобы уничтожить сосуды, доставляющие сок вверх. Затем я вырезал сбоку на ветке глубокую выемку до самой середины и удалил сердцевину с находящимися в ней внутренними сосудами. После этого выделение насекомыми жидкости продолжалось со скоростью одной капли каждые 67 секунд, или около 2 унций 5,5 драхмы [около 76 г] в сутки. На следующее утро, несмотря на эту попытку прекратить доступ сока в ветку, выделение жидкости увеличилось до одной капли в каждые 5 секунд, или 12 капель в минуту, что составляет целую пинту [около 0,5 л] жидкости в сутки. Тогда я прорезал ветку настолько глубоко, что она днём надломилась, но, несмотря на это, насекомые продолжали выделять жидкость со скоростью одной капли в 5 секунд, в то время как другая колония насекомых на другой ветке того же самого куста давала только по одной капле каждые 17 секунд, или почти по 10 унций 4 4/5 драхмы [около 300 г] в сутки. Наконец, я совсем отрезал ветку, но это оказалось слишком большим испытанием для терпения насекомых, потому что они моментально убежали, как бегут все насекомые с мёртвых растений или животных. Усиление влажности воздуха увеличивало выделительную способность этих насекомых. Периодом наивысшей выделительной их деятельности было утро, когда воздух и всё кругом бывает насыщено влагой. Имея в своём распоряжении только один день для этого эксперимента, я нашёл ещё, что другая колония насекомых, находившаяся на ветке, лишённой коры, давала по одной капле в каждые две секунды, или 4 пинты 10 унций [2,5 л] за сутки, в то время как колония, облепившая нетронутую ветку, давала по капле за 11 секунд, или 16 унций 2 19/20 драхмы [457 г] в сутки. Я очень жалел о недостатке времени для производства другого эксперимента, именно: я хотел отрезать ветку и поставить её в воду, чтобы сохранить её жизнеспособность, и затем посмотреть, происходило ли в сосуде уменьшение количества воды. Только этого эксперимента и недоставало для того, чтобы установить, что эти насекомые действительно извлекают воду непосредственно из атмосферы. Я думаю, что они действительно обладают этой неизвестной нам способностью. В связи с этим насекомым читатель вспомнит, наверное, то, что было сказано в своё время о термитах. [271]

14 декабря. Как я, так и мои люди оправились после жестоких приступов лихорадки, и мы оставили гостеприимный кров мистера Канто для того, чтобы продолжать свой путь до Амбаки (9° 16' 35" ю. ш. и 15° 23' в. д.). Ввиду слабости больных, мы могли покрывать лишь небольшие расстояния. Три с половиной часа, пути привели нас к берегам небольшого потока Калои, впадающего в р. Сензу. Это одна из тех местностей, которые считаются нефтеносными, но так как геологической формацией являются здесь слюдистые сланцы, понижающиеся к востоку, то у нас не могло быть надежды найти её. Наш гостеприимный друг, мистер Меллот, проводил нас до другой реки, называемой Кванго, где я видел двух прекрасных мальчиков, сыновей помощника коменданта, шести- и девятилетнего возраста, которые страдали от лихорадки. Мы продолжали наш путь при ярком свете солнца; вся страна после дождей выглядела такой свежей и нарядной, и всё так радовало взоры, что можно было только удивляться тому, что в этой местности свирепствует лихорадка.

Оставив за собой Амбаку и переехав через Лукаллу, мы отклонились на юг, чтобы увидеть знаменитые скалы Пунго Андонго. Как только мы переправились через ручей Лотете, то увидели, что характер растительности заметно изменился. Здесь нам встретились такие же деревья, какие мы видели южнее р. Чобе. Трава растёт тоже пучками; туземцы считают этот сорт травы самым лучшим кормом для скота. Откормленные коровы свидетельствуют о прекрасном качестве местных пастбищ.

В этой области в изобилии встречаются два вида винограда. Когда я прежде расспрашивал о растительных продуктах Анголы, мне неизменно указывали на Пунго Андонго. «У вас растёт пшеница?» — «Растёт в Пунго Андонго». — «Есть ли у вас виноград, фиговые, персиковые деревья?» — «Есть в Пунго Андонго». — «Делаете ли вы масло, сыр и т. д.?» На всё следовал один и тот же ответ: «О да, всего этого много в Пунго Андонго». Но когда мы приехали в Пунго Андонго, то обнаружили, что всё это относилось к деятельности только одного человека — полковника Мануэля Антонио Пиреса. Существование дикого винограда показывает, что здесь можно было с успехом разводить настоящий виноград, и всякий, кто отведал масла и сыра за столом полковника Пиреса, предпочтёт их несвежим продуктам ирландской сыроварни.

Форт Пунго Андонго (9° 42' 14" ю. ш., 15° 30' в. д.) расположен среди группы любопытных скал; каждая из них имеет форму колонны приблизительно в 300 футов [более 90 м] высоты. Они состоят из конгломерата, образованного из множества закруглённых камней, скреплённых темно-красным песчаником. Скалы стоят на толстом пласте этого песчаника, в котором находится очень небольшое количество гальки. В этом [273] песчанике найдена ископаемая пальма; если эта пальма имеет одинаковый возраст с той, которая найдена на восточной стороне континента, где они растут ещё и теперь, то под этим пластом может залегать уголь, как в Тете.

Нефтяные источники, существование которых в Данде и около Камбамбе подтвердилось, указывают, по-видимому, на наличие и этого полезного ископаемого, хотя я не знаю никого, кто действительно видел бы в Анголе пласт угля, вышедшего на поверхность, как в Тете. Гигантские колоннообразные скалы Пунго Андонго образованы морским течением, шедшим с юго-юго-востока, потому что, если смотреть на них с их вершин, то видно, что они слагались в этом направлении. В какой-то период истории нашего мира, когда отношения суши и моря были совершенно отличными от современных нам, об эти скалы разбивались волны океана. В конгломерате находятся куски гнейса, глинистого, слюдистого и песчаникового сланца, траппов и порфира; судя по величине этих кусков, можно думать, что скалы являются единственными следами обширных первобытных берегов, состоявших из галечника. Между этими скалами протекают несколько небольших потоков; в центральной части стоит деревня, окружённая со всех сторон тесным рядом этих неприступных громад. При таком положении подступы к деревне могут быть защищены небольшим отрядом войска против целой армии. Долгое время скалы служили крепостью племени джинга, которое первоначально владело всей страной.

В прежние времена португальцы считали, что некоторые части этой местности вредны для здоровья и изгнание в область чёрных скал Пунго Андонго считалось судьями более суровым приговором, чем ссылка в другую часть побережья, но теперь все знают, что эта местность является самой здоровой во всей Анголе. Вода здесь замечательно чистая; вся местность мягко снижается к р. Коанзе, находящейся на расстоянии нескольких миль от скал, и имеет открытый волнообразный характер. Эта река является южной границей португальской территории; на юге и юго-западе мы видим за рекой высокие горы Либолло.

На юго-западе находится гористая страна, населённая племенем кимбонда, или амбонда; по словам полковника Пиреса, амбонда являются отважными и независимыми и вместе с тем, гостеприимными и честными людьми. У них много скота; их страна производит много воска, который тщательно собирается и привозится к португальцам; амбонда находятся в хороших отношениях с португальцами. У полковника Пиреса, в доме которого я остановился, была другая резиденция, находящаяся приблизительно в шести милях от скал, и, для разнообразия, я посещал их вместе с ним раз в неделю.

Разница в температуре, вызываемая понижением местности, сказывалась на яблонях «кэшью»: в то время как поблизости к скалам на этих яблонях цветы только распускались, внизу [274] на таких же деревьях уже созревали плоды. Какао и бананы, растущие внизу на берегах Коанзы, дают прекрасный урожай бобов и фруктов, но наверху у скал не дают ничего или очень мало. Разница в температуре составляла 7°. Около скал обычная утренняя температура была 67° [25°,3 С], в полдень 74° [27°,9 С] и вечером 72° [27°,2 С].

Один мальчик из рабов, принадлежащих полковнику Пиресу, наелся вечером лимонов, украденных им из сада полковника, и, чтобы не быть уличённым в краже по запаху изо рта, пошёл на реку выполоскать себе рот. Его схватил крокодил и утащил на остров, находившийся на середине реки; там мальчик ухватился за тростник и одержал верх над усилиями пресмыкающегося оттащить его от тростника; товарищи мальчика, услышав его крики, поплыли к нему на челноке на выручку. Крокодил сразу оставил жертву, потому что вне своей собственной стихии он очень труслив. На животе и бедре мальчика было много знаков от зубов крокодила, а на руках и на ногах следы его когтей.

Близ этой станции находилось много древних мест погребения, в которых племя джинга хоронило умерших. Это были большие груды камней с поставленной на них грубой глиняной посудой для пищи и питья. Некоторые из них имеют круглую форму, как копны сена, с диаметром в 2 или 3 ярда [ярд = 91,44 см]. Никаких следов надписей не существует. Туземцы Анголы держатся странного обычая погребать своих покойников по сторонам дороги, по которой люди больше всего ходят, но особенно любят хоронить покойников на перекрёстках дорог. На могилах и вокруг них посажены деревья из вида молочайных и другие. На самой могиле кладутся посуда для воды и для варки пищи, сломанные трубки, а иногда маленькие лук и стрела. Португальское правительство, желая искоренить этот обычай, отвело в каждой деревне специальные места под кладбища и установило штраф за погребение около дороги, но, несмотря на строгость закона, народ упорно следует своему древнему обычаю.

Местность между Коанзой и Пунго Андонго покрыта низкими деревьями, кустарником и прекрасными лугами. Мы имели удовольствие видеть на этих лугах наших старых знакомых — яркие гладиолусы, амариллисы, гимантусы и другие луковичные.

Удивительно, что здесь так мало сделано в отношении земледелия. Никто никогда не пытался выращивать пшеницу при помощи ирригации; плуг не употребляется, и туземная мотыга в руках рабов продолжает оставаться единственным орудием обработки земли. Главной культурой является маниок, который сам по себе не настолько питателен, чтобы поддерживать физические силы людей. Люди смешанной, наполовину португальской крови физически слабее своих отцов. Они живут, главным [275] образом, маниоком; маниок никогда не приедается скоро, едят ли его корки сырыми, жареными или варёными, или сначала дадут им бродить в воде и затем обжарят, или после брожения высушат и пекут в виде мелких стружек, или сделают из них кондитерские изделия, смешивая их с маслом и сахаром. Варёные листья маниока являются превосходным овощным блюдом; когда их едят козы, то последние дают очень много молока. Древесина его представляет собой прекрасное топливо и доставляет большое количество поташа. Когда маниок бывает посажен в сухую землю, то для полного его созревания необходимо два года, и за это время он не требует никакого ухода, кроме прополки. Он хорошо переносит засуху и при отсутствии дождя никогда не засыхает, как другие растения. Когда он посажен на низменных местах в аллювиальную почву или хорошо орошаемую дождём, то для его созревания бывает достаточно года или десяти месяцев. Если корни маниока в сыром виде натереть, положить на материю и растирать руками, поливая на растираемую массу воду, то от неё отделяется клейкое крахмалистое вещество; когда это вещество осядет на дне сосуда, то воду удаляют и ставят на солнце. Высохшая масса образует тапиоку. Высушивание завершается подогреванием и помешиванием на лёгком огне; совершенно высушенная тапиока имеет вид маленьких шариков. Долгоносик никогда не вредит растущему маниоку.

Кобамбе — пункт, до которого по Коанзе могут ходить челноки, — находится, как говорят, на 30 лье [около 145 км] ниже Пунго Андонго. Препятствием для дальнейшей навигации является большой водопад; выше, у слияния с р. Ломбе (9° 41' 26" ю. ш. и около 16° в. д.) есть другой водопад. В этот водопад иногда уносит даже гиппопотамов и слонов, которые при этом, конечно, гибнут. Течение реки между водопадами очень быстрое, а дно между ними каменистое. Истоки р. Коанзы находятся, по словам туземцев, на юго-западе или юго-юго-западе от слияния её с Ломбе, около Биге. Местоположение Биге достаточно хорошо известно. Когда мы находились в Санзе, нам говорили, что Биге находится почти к югу от этого места в восьми днях пути от него. Это как будто подтверждалось и людьми, которые шли из Биге в Матиамво и в Лоанду. Обе партии людей вышли на Коанзу, а затем пошли в разные стороны, одна на восток, а другая на запад. Таким образом, истоки Коанзы находятся, вероятно, недалеко от Санзы. [276]

Глава двадцать вторая

Отъезд из Пунго Андонго — Как далеко простирается власть португальцев — Красные муравьи; их яростное нападение, полезность, многочисленность — Спуск с вершины Тала Мунгонго — Фруктовые деревья в долине Кассандже — Съедобный моллюск — Птицы — Красота утренних, сцен — Переправа через Кванго — Моды женщин башиндже — Скорость продвижения — Женщины-рабыни — Обращение с рабами — Притоки Конго или Заире — Переправа через Лоаджиму — Наружность людей; модные причёски

Я уехал из Пунго Андонго 1 января 1855 г. Наш путь шёл по правому берегу Коанзы. Берег состоит из тех же самых пород песчаника с галькой, которые образуют основу этой страны. Земля здесь ровная, много леса и хороших лугов, представляющих лучшие пастбища.

Достигнув места слияния Коанзы с р. Ломбе, мы оставили Коанзу и пошли в северо-восточном направлении по красивой и открытой зелёной местности к д. Маландже, откуда вышли на прежнюю дорогу. В нескольких милях к востоку от деревни начинается дорога в новую область, называемую Браганза. Эта дорога пересекает р. Лукаллу и некоторые из её притоков. Орошаемая ими страна в целом чрезвычайно плодородна.

Территория Браганзы, как говорят, очень гориста, покрыта деревьями и хорошо орошается; она изобилует дикими кофейными деревьями, и люди там строят даже хижины из кофейного дерева.

Говорят, что реки Данде, Санза и Лукалла берут своё начало на одном горном хребте.

Северная часть этой страны заселена множеством независимых племён. Власть португальцев простирается, главным образом, на те племена, через земли которых мы проходили. [277] Можно сказать, что она утверждена только между реками Данде и Коанзой. Вглубь материка она простирается приблизительно на триста миль до р. Кванго.

Оставив д. Маландже, мы быстро пошли по той же самой дороге, по которой пришли на запад, не отклоняясь никуда в сторону. На Санзе (9° 37' 46" ю. ш. и 16° 59' в. д.) мы думали достать семян пшеницы, но теперь в Анголе её невозможно было найти. Тот же самый песчаник, о котором мы говорили, является породой, подстилающей почву всей этой местности; но чем дальше мы идём на восток, тем зёрна песчаника постепенно становятся меньше и меньше и в нём теперь встречается немного слюды.

В Тала Мунгонго (9° 42' 37" ю. ш., 17° 27' в. д.) мы попадаем на глинистые сланцы, которые имеют небольшой наклон к западу. Общей геологической структурой местности является широкая кайма из слюдистых и песчаниковых сланцев (около 15° в. д.), понижающихся по направлению к центру страны под этими горизонтально расположенными и осадочными породами более позднего времени, образующими внутренний бассейн страны. Сильно расчленённый край плато, будучи старейшим по возрасту, занимает, однако, не самое высокое место.

Во время нашей остановки в Тала Мунгонго, наше внимание привлёк к себе один вид красного муравья, которых очень много в разных местах этой страны. Они чрезвычайно любят мясо. Комендант одной деревни зарезал корову, и для того, чтобы муравьи не съели большую часть мяса, его рабы должны были сидеть целую ночь и жечь вокруг туши солому.

Эти муравьи попадаются часто в огромном количестве, напоминая по своему виду маленькую армию. Масса ползущих муравьев на небольшом расстоянии представляется в виде коричневато-красной полосы в два-три дюйма [5-7,5 см] шириной, тянущейся поперёк тропинки; все они быстро ползут в одном направлении. Если кто-нибудь случайно наступит на них, то они взбегают ему на ноги и очень больно кусаются. Первый раз я встретил этого, отнюдь не безразличного противника в Кассандже. Когда я был занят рассматриванием отдалённого ландшафта, то случайно наступил на одно из их гнёзд. Не прошло, кажется, и секунды, как началась одновременная атака муравьев на все незащищённые места моих ног. Муравьи оказались у меня на груди и даже на шее. Укусы этих фурий были похожи на огненные искры, попадавшие на кожу, и от них некуда было бежать. Секунду или две я прыгал туда и сюда, а затем в отчаянии сорвал с себя всю одежду и как можно быстрее снимал их с себя по одному. Уф! Они могли бы кажется поднять на ноги человека, находящегося в состоянии летаргии. К счастью, никто не видел этого сражения, иначе по деревне пронеслась бы весть, что я сошёл с ума. [278]

Однажды они напали на меня таким же образом, когда я спал крепким сном в своей палатке, и я освободился от них только тем, что подержал своё одеяло над огнем. Поистине изумительно, сколько злобы в этих маленьких существах. Они не только кусают, но после того, как вонзят в кожу свои челюсти, стараются ещё больше разорвать рану и увеличить боль. Часто, когда я сидел верхом на быке и его нога случайно ступала недалеко от ползущей ленты муравьев, они взбирались по его ногам на всадника и скоро давали ему почувствовать, что он расстроил их поход. Для них не существует страха; и на самое большое и на самое маленькое существо они нападают с одинаковой свирепостью. Когда кто-нибудь перепрыгнет через их живую ленту, то многие из них покидают свои ряды и бросаются по тропе, горя желанием вступить в бой. Но они очень полезны, потому что освобождают землю от мёртвых животных; посещая человеческое жильё, они полностью очищают его от разрушителей-термитов и других вредителей. Они уничтожают многих вредных насекомых и пресмыкающихся. Вследствие их множества сила, с которой они нападают, бывает огромной; жертвами их бешеной атаки падают крысы, мыши, ящерицы и даже удавы [Pythun natalensis], когда они переваривают свою добычу. Эти муравьи никогда не возводят таких высоких холмов, как термиты. Их гнёзда находятся на небольшой глубине под землёй. Иногда, для того, чтобы обезопасить себя во время своих разбойничьих экспедиций от солнечной жары, они строят галереи над своей дорогой, ведущей к кельям термитов.

15 января 1855 г. Мы спустились с высот Тала Мунгонго за один час. Я считал число шагов, сделанных при спуске вниз, и насчитал шестьсот, что равнялось бы по отвесной линии 1200-1500 футов [365-450 м]. В Тала Мунгонго температура воздуха в тени была 72° [27°,2 С], а у основания склона — 94° [35°,5 С]. В продолжение дня в самой прохладной тени температура была от 94° [35°,5 С] до 97° [36°,6 С].

Ручьи, прорезавшие долину Кассандже, теперь высохли, только Луи и Луаре были наполнены довольно солёной водой. На берегах возвышались ряды пальм, диких финиковых деревьев, много гуав, на которых теперь созревали плоды. В изобилии встречается здесь одно дерево, очень похожее на манговое, но оно не приносит плодов.

Реки полны съедобных моллюсков, раковины которых попадаются во всех аллювиальных руслах древних рек до Курумана. Вероятно, здесь они могут жить благодаря солёной воде. На открытых, заросших травой лужайках встречается один вид жаворонка чёрного цвета, с жёлтыми плечиками. Над высокой травой носится птица в чёрном оперении с длинным хвостом [Centropus senegalensis], держа свой хвост перпендикулярно корпусу. Она любит самые высокие места, и её часто ловят [279] птичьим клеем. Чёрные перья её хвоста ценятся туземцами. Мы часто видели здесь также «легутуту» [Tragopan leadbeaterii], чёрную птицу, сильно напоминающую индюка; на земле она кажется чёрной, но когда летает, то наружная половина её крыльев бывает белого цвета. Она убивает змей, ловко нанося им удар клювом позади головы. Туземное её название происходит от звука, который она издаёт. Эта птица встречается даже на Колобенге.

Есть ещё другая птица, похожая на неё, которая называется абиссинским клюворогом.

20 февраля. В день нашего отбытия из Кассандже дул сильный западный ветер, а на следующий день мы должны были сделать остановку, потому что несколько человек из нашей партии заболело лихорадкой. Эта болезнь единственный серьёзный недостаток Анголы. Во всех других отношениях Ангола чрезвычайно приятная страна; в ней есть все условия для того, чтобы она давала в изобилии продукты тропического климата всему остальному миру.

Дорогой мы узнали, что от д. Чиприано до истоков р. Кванго, находящихся на юг от этой деревни, восемь дней пути, т. е. около ста миль, и что она начинается в стране племени басонго на горном хребте, называемом Мозамбе. Из этого мы можем заключить, что на плато имеется своего рода трещина, которая тянется до Тала Мунгонго, и по ней протекает река.

Во время своего путешествия по этой стране, я всегда любовался её красотой. Как часто — в тишине утра, когда всё дышало спокойствием и в воздухе разливалась приятная теплота, — я видел сцены, полные непередаваемой красоты! В то же время самое лёгкое движение воздуха вызывало ощущение приятной свежести, как от веера!

Луга с их зелёной травой, пасущийся на них скот, козы, ощипывающие траву, весело прыгающие козлята и живописные группы мальчиков, пасущих стада, вооружённые своими миниатюрными стрелами и копьями, женщины, идущие к реке с посудой для воды, поставленной на голове, мужчины, склонившиеся над шитьём в тени бананов, старые седовласые отцы, сидящие на земле с посохом в руках, внимательно слушающие утренние новости, в то время как другие носят деревья или ветви для починки своих изгородей, — всё это, залитое лучами яркого африканского солнца, и птицы, заливающиеся пеньем до наступления жары, — всё вместе образует незабываемую картину.

На восточном берегу р. Кванго мы вступили в страну племени башиндже, которое и по характеру, и по наружности кажется ниже балонда или басонго; у всех башиндже чёрная кожа имеет какой-то грязноватый оттенок, — лбы — низкие и суженные; носы плоские и сильно искривлены, хотя это вызывается в некоторой степени обычаем вставлять палочки в [280] носовой хрящ, благодаря чему крылья носа заходят у них слишком далеко на щеки; зубы у них обезображены тем, что они спиливают их до корня; губы у всех большие. Их тип приближается к обычному нашему представлению о неграх больше, чем все племена, которые я видел.

Они возделывают довольно много земли и на свои земледельческие продукты покупают у племени бангала соль, мясо, табак и всё прочее. Одежда их состоит из кусков кожи, свободно свисающих с пояса спереди и сзади. Заплетая свои волосы, они придают им самые фантастические формы, Мы видели одну женщину, причёска которой имела форму надетой на голову европейской шляпы, и только на близком расстоянии можно было разглядеть, что это особая форма причёски. Другие собирают волосы в пучки, стягивая каждый пучок у основания тройной нитью, а третьи следуют обычаю древних египтян, заплетая массу своих курчавых волос в косы, спадающие на плечи. Последний обычай и характерное выражение лица людей, которое бросилось мне в глаза и в других местах Лунды, сильно напомнили мне древнеегипетские изображения, находящиеся в Британском музее.

Теперь ежедневно шёл дождь, и небо редко было таким безоблачным и ясным, как в засушливых местностях юга. Оно часто бывает покрыто огромными массами белых облаков, которые часами остаются неподвижными, а промежутки между облаками заполнены ровной дымкой мутно-молочного цвета.

Несмотря на эти неблагоприятные обстоятельства, я всё-таки сделал нужные наблюдения на обеих сторонах р. Кванго для определения долготы этого важного пункта и установил, что в этом месте река находится на 9° 50' ю. ш. и 18° 33' в. д.

Пройдя нашу прежнюю остановку около деревни вождя Сансаве, мы поднялись по откосу, который ограничивает с востока долину Кассандже, очень отлого поднимающуюся вверх от р. Кванго. Хотя этот последний подъём кажется не таким высоким, как подъём на Тала Мунгонго, на самом деле он много выше его. Вершина его выше уровня моря на 5000 футов [1500 м], а основание на 3500 футов [более 1000 м]. Температура воздуха наверху 96° [36°,3 С], а у основания 75° [28°,3 С].

Теперь мы достигли западного выступающего края плато и начали спускаться к центру страны, надеясь скоро уйти с территории чибокве, на которую мы вступили, когда вышли из долины Кассандже, но 19 апреля меня опять затрепала лихорадка. Её возобновление было вызвано вынужденным ночлегом на равнинах, залитых водой.

Дождь лил беспрерывно; устроив на земле холмики и наложив на них сверху травы, мы сделали себе постели. Так как дождь совсем затоплял нас, то мы не могли двинуться дальше целых два дня. Как только небо прояснилось, мы опять двинулись в поход. Роса на высокой траве была такая густая и [281] такая холодная, что нас пробирала дрожь, и это заставило меня слечь надолго. Только после двадцатидвухдневного лечения в ближайшей деревне я мог двинуться со своими людьми дальше. Теперь мы ехали уже лесом и ночевали всегда в какой-нибудь деревне. Ввиду моей слабости мы ехали со скоростью двух географических миль в час. Дорога занимала у нас в среднем три с половиной часа в день. Таким образом, за день мы делали только 7 миль [12,9 км]. Две трети месяца уходило на остановки, и только десять дней проходили в дороге. Остановки вызывались приступами болезни и необходимостью задерживаться в разных местах для покупки пищи, а также тем, что, когда один из носильщиков заболевал, остальные отказывались нести его груз.

По одной дороге с нами шла из Кассандже партия туземных торговцев, который называют «помбейрос». Один из них вёл на цепи восемь миловидных женщин. Он шёл в страну Матиамво, чтобы продать их там на слоновую кость. Когда я случайно подходил близко к этим женщинам, то, из-за унизительности своего положения, они чувствовали себя очень стеснительно. Я думаю, что они были захвачены в плен при подавлении восстания в Кассандже.

С рабами говорят всегда очень грубо. В Анголе обычным обращением к ним является «о дьябло» (чёрт) или «бруту» (скотина). Вполне обычно слышать, как какой-нибудь джентльмен требует: «Эй, ты, чёрт, принеси огня». В Восточной Африке, говоря о рабах, употребляют слово «бичо» (животное). Там вы можете услышать фразу: «Скажи этому животному, чтобы он сделал то или это». Рабовладельцы не видят в рабах людей и говорят о них как о «собачьей» породе.

Мы перешли через глубокий поток Лоандже по перекинутому через него мосту. Ниже этого места поток становится шире, и в нём водятся гиппопотамы. Лоандже является западной границей Лунды. Нам пришлось заночевать на берегах потока Пэзо, в то время наполненного водой, и мы не могли не восхищаться богатыми возможностями, которые этот поток представлял для ирригации. 25 марта мы достигли р. Чикапа [10° 10' ю. ш., 19° 42 в. д.], которая имеет от 50 до 60 ярдов [45-50 м] в ширину и идёт на восток-северо-восток к р. Касаи. Прилегающая к ней местность имеет такой же ровный характер, как уже описанная часть Лунды, но, зайдя на восток дальше, чем мы шли здесь в первый раз, мы обнаружили, что все реки промыли для себя более глубокие долины, чем в тех местах, где мы переходили через них прежде.

Окружённые со всех сторон обширными дремучими лесами, жители этих мест имеют более туманное представление о географии своей страны, чем жители гористых местностей. Только после долгих и терпеливых расспросов я мог вполне убедиться в том, что р. Квило впадает в Чикапу. Так как мы переправились [282] через них значительно ниже и находились гораздо восточнее нашей первой дороги, нельзя было сомневаться в том, что эти и другие реки — все идут в Касаи. Когда мне говорили, будто та или другая из них идёт на запад, меня вводили в заблуждение. Только теперь я начал замечать, что все западные притоки Касаи, за исключением Кванго, идут сначала с запада к центру страны, а затем постепенно поворачивают вместе с самой Касаи на север, а после слияния Касаи с Кванго огромная масса воды, собравшаяся со всех этих разветвлений, находит себе путь через р. Конго, или Заире на западный берег океана. После Чикапы мы переправились через небольшой, но глубокий поток Камауе, несущий воду с юго-юго-запада и впадающий в Чикапу. 30 апреля мы достигли Лоаджимы и, чтобы перебраться через неё, должны были сделать мост. Это оказалось не таким трудным делом, как можно думать, потому что поперёк потока росло в горизонтальном положении дерево, а так как не было недостатка в крепких ползучих растениях, из которых можно плести канаты, то мост был сооружён очень скоро. Лоаджима была здесь около 25 ярдов [22 м] шириной, но гораздо глубже, чем в том месте, где я перебирался через неё на плечах Машауаны.

28 июня выпал последний дождь этого сезона, и за ним последовало резкое снижение температуры.

Люди в этих местах были более слабого телосложения, и их кожа имела слегка оливковый оттенок. Способ причёски пышной массы курчавых волос, доходящих до плеч, вместе с общими характерными их чертами снова напомнил мне древних египтян. У некоторых из туземцев наружный угол глаза направлен вверх, но это не было их общей чертой. Некоторые из женщин следовали любопытному обычаю прикреплять волосы к обручу, окружающему голову в виде ореола, а некоторые делают из волос настоящий орнамент и носят кожаные кокошники, украшенные бусами. Иногда они прибавляют к причёске волосы из хвоста буйвола. Иные из них укладывают свои заплетённые волосы на куски кожи, сделанные в форме рогов буйвола, или делают один такой рог на лбу.

Многие из обитателей Лунды татуируют своё тело, вводя под кожу красящее вещество, отчего на коже остаются приподнятые рубцы длиной около полудюйма [1,3 см]. Эти рубцы располагаются на коже в форме звёзд или других фигур, не представляющих особой красоты. [283]

Глава двадцать третья

Отклонение к югу от пути — Особенности жителей — Почти полное отсутствие животных — Леса — Геологическая структура страны — Похороны в Кабанго — Туземные сведения относительно Касаи и Кванго — Водосток Лунды — Как балонда проводят своё время — Неверный проводник — Зима внутри Африки — Весна на Колобенге — Термиты — «Никогда не мог бы желать ничего лучшего» — Свежая трава и животные — Долина Лоембве — Белый человек — Пугало — Пример ссоры — Огромный спрос на миткаль — Нужда в одежде у людей Кававы — Похороны — Неприятное расставание — Кавава пытается помешать нашей переправе через Касаи — Мы перехитрили

Для того чтобы достать себе провизии на более дешёвом рынке, мы несколько отклонились от своего пути на юг. Идя вдоль ручья, называемого Тамба, мы нашли очень застенчивых и тихих людей, которых работорговцы посещали не так часто, как других. Очень приятно было попасть в среду неиспорченных туземцев, во взгляде которых на нас нет выражения надменности и презрения, столь неприятного и столь обычного у туземцев, живущих на проторённой дороге.

У этих людей преобладал тот же оливковый оттенок кожи. Зубы они спиливают до основания, отчего улыбка женщин напоминает оскал пасти крокодила. Внешность жителей этой страны обнаруживает самые разнообразные вкусы. Многие из мужчин являются большими щеголями: плечи у них блестят от масла, капающего с обильно смазанных волос. Эти туземцы вообще любят всячески украшать себя.

Некоторые из жителей целый день бренчат на каком-нибудь инструменте и, даже просыпаясь ночью, принимаются за свою музыку. Многие музыканты слишком бедны для того, чтобы иметь железные клавиши для инструментов; они делают их сами из бамбука. Другие туземцы напускают на себя [284] воинственный вид и никогда не выходят из своих хижин иначе, как только со стрелами и луком или с ружьём, украшенным полоской кожи какого-нибудь убитого ими зверя; третьи носят в руках клетку с канарейкой. Можно иногда видеть, как здешние дамы нежно ухаживают за своими собачками, которых они впоследствии будут есть.

Туземцы строят деревни всегда в лесу. Эти деревни состоят из групп в беспорядке поставленных хижин с посаженными вокруг них бананами, хлопком и табаком. У каждой хижины имеется помост для высушивания корней маниока или для клеток с домашней птицей. На тростниковых крышах хижин лежат круглые корзины. Когда в деревню приходят путники, то в эти корзины кладут домашних птиц, и все туземцы — мужчины, женщины и дети — принимаются зазывать к себе путников и громко торговаться с ними; все их действия сопровождаются добродушными и весёлыми шутками.

Основной фон окружающего нас ландшафта зелёный с желтоватым оттенком. Трава здесь высокая. Тропинки имеют около фута [30 см] в ширину. Когда при ходьбе по тропинке задеваешь головой или ногами за высокую траву, то вспугиваешь мышей, ящериц, а иногда и змею. Птиц здесь немного. Животных ловят капканами. Капканы расставлены по обе стороны тропинки через каждые 10-15 ярдов [9-12 м] на целые мили. Если бы время и труд, уходящие на выкапывание кротов и мышей, отдать на возделывание земли, это доставило бы питание для любого количества домашних птиц или свиней; но свиней здесь можно встретить редко.

Мы шли лесом, в котором было чрезвычайно много ползучих растений; многие из них такие крепкие, что впереди нас должен идти человек с топором в руках. Когда эти растения задевают за груз, который несут носильщики, то последние должны перегрызать их своими зубами, потому что руками их не разорвёшь. Тропинки в лесах идут такими зигзагами, что по ним проходишь 30 миль [около 56 км] там, где напрямик не будет и 15 [28 км].

7 мая мы достигли реки Моамбы (9° 38' ю. ш., 20° 13'24" в. д.), представляющей собой поток в 30 ярдов [27 м] шириной. В нём, как в Квило, Лоандже, Чикапе и Лоаджиме, водятся крокодилы и гиппопотамы. Мы переехали через него на челноках. Здесь, как и на склонах, спускающихся к рекам Квило и Чикапе, мы имели удобный случай видеть геологическую структуру страны. Вверху находится покров из железистого конгломерата, который в некоторых местах выглядит так, как будто он расплавлен, потому что круглые конкреции похожи на массы шлака и на их поверхности имеется корка; по всей вероятности, это водные отложения, потому что конгломерат содержит обработанную водой гальку всех сортов и главным образом мелкую. Под массами конгломерата лежит твёрдый [285] бледно-красный песчаник, а под ним — базальтовые породы. В самом низу лежит крупнозернистый песчаник, содержащий много гальки; иногда попадается связанная с ним белая известковая порода, а также отложения круглой кварцевой гальки.

Везде на склонах потоков мы находим такие же болота, какие описывались нами раньше, окружённые группами высоких, прямых, вечнозелёных деревьев, которые выглядят очень красиво на фоне желтоватой травы. В некоторых из болот вода, просачивающаяся из почвы, содержит раствор окиси железа, потому что поверхность воды отливает всеми цветами радуги. Ровные плато, находящиеся между реками как на восток, так и на запад от Моамбы, были менее лесистыми, чем узкие речные долины. Деревья на них чахлые и отстоят далеко друг от друга. На плато есть также обширные пространства, заросшие травой и кое-где кустарниками. На этих однообразных, нагоняющих тоску пространствах между реками совсем не было животных, не видно было и никаких птиц, кроме появляющихся время от времени синиц из вида Sylviadae и Drymoica, а также чёрной птицы [Dicrurus ludwigii Смита], обитающей в этой стране повсюду. Певчие птицы услаждали наш слух пеньем только по берегам рек, но и там их тоже немного. На своём пути мы видели попавшего в ловушку сорокопута. Здесь не много даже мелких животных, потому что на них ведётся усиленная охота. Мало также насекомых, за исключением муравьев. Мух почти не видно, а комары здесь нас никогда не беспокоили.

В воздухе тихо, жарко и душно; вечнозелёные кроны лесных деревьев залиты необычайно ярким солнечным светом. Когда тропинка входит в тень, то все испытывают чувство радостного облегчения. Отсутствие здесь животных вызвало у меня сильное желание снова попасть на берега Замбези и увидеть грациозных обыкновенных антилоп, пасущихся рядом с мрачными буйволами и южноафриканскими антилопами, на которых лоснится шерсть. О присутствии здесь гиппопотамов узнаёшь только по их следам на берегах. Никогда не увидишь, чтобы они пускали вверх струю воды или высовывали из воды голову. Они научились дышать бесшумно и скрываться от взоров. Мы никогда не слышали здесь их хрюканья.

Прежде чем достигнуть д. Кабанго, расположенной на берегу р. Чигомбе, мы переправились через два небольших потока, Канеси и Фомбеджи. По мере нашего продвижения вперёд страна становилась более населённой, но по сравнению с тем, сколько населения она могла бы поддерживать, можно сказать, что его здесь почти нет. Главной растительной пищей населения является маниок и мука из лоцы. В этих растениях очень много крахмала, и когда долго питаются только ими, то появляется невыносимая изжога. [286]

На пути к д. Кабанго мы увидели первый раз в этой стране свежие следы южноафриканской антилопы. В Кабанго (9° 31' ю. ш. и 32° в. д.) живёт Муанзаиза, один из вождей, подчинённых Матиамво. Его деревня состоит приблизительно из двухсот хижин и десяти или двенадцати четырёхугольных домов, построенных из плетня. Холод по утрам в данное время был очень чувствителен, термометр показывал от 58 до 60° [от 23°,6 до 24° С], хотя в помещении в то же самое время температура была 64° [25 ^о,4 С]. Когда солнце поднималось высоко, то температура поднималась до 80° [30°,2 С], а вечером снижалась до 78° [29°,5 С].

В этой деревне кто-то умер, и поэтому мы не могли быть приняты её вождём до окончания погребальных церемоний. Церемонии эти продолжаются около четырёх часов и состоят из плясок, сменяющихся причитаниями, а затем пиршеством. Днём туземцы стреляют из ружей, а ночью бьют в барабаны, и все родственники умершего в фантастических головных уборах совершают всевозможные, обряды с воодушевлением, соответствующим количеству выпитого ими пива.

В деревне в это время находилось несколько туземных торговцев, которые совершили путешествие в страну Лубу, находящуюся далеко к северу отсюда; было здесь также несколько путников, которые побывали в г. Маи, расположенном на нижнем течении р. Касаи. Я собрал у них сведения об этих отдалённых местах.

По дороге к г. Маи путешественники переезжали только через две большие реки, Лоаджиму и Чигомбо. Касаи протекает несколько к востоку от этого города; поблизости от него есть большой водопад. Эти путники рассказывали, что р. Касаи там очень широка и изгибается кругом на запад. Я попросил старого человека, который собирался возвращаться к своему вождю в Маи, вообразить, что он стоит дома, и указать место слияния Кванго и Касаи. Он сейчас же повернулся и, указывая на запад, сказал: «Когда мы идём пять дней (35 или 40 миль) в этом направлении, то мы приходим к месту слияния». Он заявил также, что у Касаи есть ещё приток, Лубилам. У балонда относительно Кванго и Касаи существует только одно мнение. Они неизменно говорят, что Кванго впадает в Касаи и что далее места слияния Касаи принимает название Заире, или Зерезере. До места слияния Касаи гораздо шире, чем Кванго, благодаря своим многочисленным притокам.

Кроме тех рек, которые мы уже пересекли, около д. Кабанго была ещё р. Чигомбо, а в 42 милях [79 км] за ней на востоке протекает сама Касаи; в 14 милях [26 км] за Касаи — Каунгвоси, а затем в 42 милях [79 км], ещё восточнее протекает р. Лолуа. Кроме всех этих рек, ещё есть множество мелких притоков, которые приносят свою дань в полноводную Касаи. [287]

Приблизительно в 34 милях [63 км] к востоку от р. Лолуга, или в 132 милях [244 км] на восток-северо-восток от Кабанго, стоит г. Матиамво, столица всех балонда. Город Маи указывают на северо-северо-запад от Кабанго в тридцати двух днях пути, или в 224 милях [315 км] расстояния, т. е. около 5° 45' ю. ш. В том же направлении в восьми днях пути дальше, т. е. на 4° 50' ю. ш., находится город другого независимого вождя, называемый Лубо. Судя по наружности людей, которые пришли из г. Маи, их племя на севере находится в таком же нецивилизованном состоянии, как балонда. Они прикрыты своеобразной материей, сделанной из мочала.

Из этих и из других сведений, которые я мог собрать, для меня стало очевидным, что водосток Лунды понижается сначала к северу, а затем идёт на запад. Местности, где находятся Луба и Маи, очевидно, ниже этой, и высота этой страны всё-таки не так велика — вероятно, не более 3500 футов [1350 м] над уровнем моря. Я получил здесь довольно достоверную информацию по вопросу, которым я сильно интересовался, именно, что по р. Касаи благодаря большому водопаду около г. Маи суда от морского побережья ходить не могут и что в области, находящейся за этой рекой между ней и экватором, нет никакого крупного государства; теперь я очень хотел бы посетить Матиамво.

Как балонда, так и туземные торговцы утверждали, что одна из значительных ветвей Замбези берёт начало в стране, лежащей на восток от г. Матиамво, и течёт на юг. Все эти сведения заимствованы мной из показаний туземцев и предлагаются читателям с чувством неуверенности, так как нуждаются в проверке.

Люди племён каника, или каньека, живущие по берегам этой реки, многочисленны и приветливы, но Матиамво ни за что не позволит ни одному белому человеку придти к ним, потому что он получает от них почти всю слоновую кость.

Полагая, что по этой ветви Замбези мы могли бы спуститься к Масико, а оттуда к бароце, я чувствовал сильную склонность сделать такую попытку. Но выводы из всего, что я слышал о Матиамво, были неутешительными: не могло быть ни одного шанса за то, что я получу от него разрешение на проезд через его страну.

Я счёл самым лучшим отправиться на юго-восток от Кабанго к нашему старому другу Катеме; я попросил у Муанзанзы дать нам проводника; он согласился выделить мне для этой цели одного из своих людей.

Балонда, живущие в этой части страны, очень мне понравились. Они имеют более приятный вид, чем обитатели побережья. Женщины их предоставляют своим зубам оставаться ослепительно белыми; они были бы миловидными, если бы не их обычай вставлять в носовую перегородку кусочки тростника. [288] Настроение у этих женщин, по-видимому, всегда приподнятое; они проводят время в непрестанных разговорах, погребальных и свадебных церемониях.

Мы были вынуждены заплатить нашему проводнику вперёд, и хотя он обещал нас проводить до вождя Катемы, но прошёл с нами только один день. Он нисколько не стыдился того, что нарушил договор. Если бы такой поступок был совершён среди баквейнов, то человек, совершивший его, был бы наказан.

Причина, по которой нам обязательно нужен был проводник, заключалась в необходимости идти по удобной тропе. Тропы здесь очень узкие, но идти по ним удобнее, чем пробираться в прямом направлении через густой лес с его спутанной тропической растительностью. Даже в случае необходимости отклониться от своего пути, мы знали общее направление, которого нам нужно было держаться, но для того, чтобы избежать непроходимых лесов и болот и знать, где переправляться через реки, мы всегда старались достать проводника.

Оставив Кабанго 21-го числа, мы переправились через несколько небольших потоков, впадающих в Чигомбо слева от нас, и в одном из них, — первый раз в Африке, — я увидел древовидные папоротники (Cyathea dregei). Ствол у них был около 4 футов [1,2 м] высотой и 10 дюймов [25 см] толщиной. Мы видели также две разновидности травяных деревьев, которые во влажных местах достигали 40 футов [12 м] высоты. При переправе через Чигомбо в 12 милях [22 км] за Кабанго мы обнаружили, что она была всего по грудь глубиной, но течение её было очень быстрое. Мы с удовольствием увидели на берегу доказательства присутствия буйволов и гиппопотамов. Здесь мы нашли себе другого проводника, более пожилого человека из племени балонда.

Небольшие потоки в этой части страны не слишком глубоки, и гигантские травы, которые нам надоели, пока мы шли до д. Кабанго, не причиняли нам неприятностей по склонам потока. Страна здесь абсолютно ровная; люди в ней занимаются возделыванием маниока. Здесь не увидишь больших населённых пунктов, потому что туземцы предпочитают жить в небольших деревнях. Теперь мы снова пришли в местность, где водятся крупные животные, но они настолько робки, что нам не пришлось ещё увидеть ни одного из них.

В данное время страна покрыта желтоватой, совершенно засохшей травой. Некоторые из деревьев и кустарников ещё зелёные, а другие совсем утратили листву, потому что пробивающиеся молодые почки сбросили вниз старые листья. Деревья, которые на юге в течение зимних месяцев стоят оголёнными, очень недолго остаются здесь без листвы. Однако иногда холодный северный ветер доходит даже до Кабанго, и тогда, подвергаясь действию холода, растительность принимает вид, свойственный ей во время зимы. Нежные ростки вечнозелёных [289] деревьев на южной стороне выглядят, как обожжённые; листья маниока, тыквы и других южных растений гибнут, в то время как те же самые растения, защищённые от ветра лесом, продолжают зеленеть круглый год.

Во внутренней части Южной Африки зима имеет различные степени холода, сообразно широте. В центральной части колонии Кэпа земля покрывается снегом, и зима бывает часто очень суровой. В Курумане снег выпадает не часто, но мороз бывает сильным. Даже на р. Чобе иногда случается мороз. Частично зима наблюдается даже в долине племени бароце. Но за р. Оранжевой холод и сырость никогда не бывают одновременно. Дождь там редко выпадает во время зимы или не выпадает совсем; отсюда — благотворное действие климата страны бечуанов на здоровье. Сомнительно, чтобы севернее долины бароце были когда-нибудь морозы, но в период преобладания южных ветров термометр падает там до 42° [15°,8С], что и производит впечатление сильного холода.

Нет ничего красивее того вида, который принимает местность около Колобенга при наступлении весны. Перед началом дождей днём дует всегда сильный восточный ветер, стихая к ночи. На небе скопляются нарастающие массы облаков, смягчая нестерпимо яркий свет южного солнца. Ветер высушивает всё, а когда он усиливается, то становится горячим и поднимает облака пыли. Днём температура поднимается выше 96° [36°,2 С]. После этого наступают ливни, и когда почва хорошо пропитается влагой, то вызванная этим перемена бывает поистине чудесной. За один или два дня весь ландшафт принимает заметный лёгкий зеленоватый оттенок; распустившиеся в пять-шесть дней свежие листья и вырастающая молодая трава создают весенний вид. Птицы, которые в продолжение знойного ветреного периода молчали, теперь принимаются весело щебетать, петь и деятельно занимаются устройством гнёзд.

Некоторые из них выводят птенцов несколько раз в год. Земля кишит мириадами быстро появляющихся насекомых.

В разных местах страны выходят из укрытий сотни многоножек и жуков, а вечером земля кишит тысячами термитов. Потоками выбегают они из своих жилищ и, слетав на одну или две сотни ярдов [90-180 м], опускаются обратно под землю. Ничто не может сравниться с той энергией, с какой термиты в надлежащее время выходят на свет. Иногда это бывает в доме, и тогда, чтобы они не заполнили все углы дома, над отверстием раскладывают огонь, но они без колебаний проходят даже через него. Когда вечером они роем высыпают из-под земли, то кажется, будто крупные комья снега плавают в воздухе, и тогда собаки, кошки, ястребы и почти все птицы спешат уничтожать их. Туземцы тоже пользуются случаем и торопливо собирают их для употребления в пищу. Термиты имеют около полудюйма [1,25 см] в длину; толщиной они — с воронье перо. [290] Они бывают очень жирные. Говорят, что жареные термиты очень вкусны. Их вкус несколько напоминает варёный рис. Нас однажды посетил на берегу Зоуги вождь племени байёйе Палаки, мы в это время ели, и я дал ему кусок хлеба и консервированных абрикосов. Ему, по-видимому, необыкновенно понравились абрикосы, и я спросил его, ел ли он в своей стране что-нибудь подобное. Он сказал: «А пробовал ли ты когда-нибудь термитов?» И так как я никогда их не ел, то он прибавил: «Если бы ты отведал их, ты никогда не захотел бы ничего лучшего». Термитов ловят, раскапывая термитник и ожидая выхода его «населения» для починки причинённого повреждения; тогда их быстро заметают в какую-нибудь посуду.

Благодаря выпавшему дождю скот выглядит здесь бодрым и чистым. Мужчины и женщины весело идут на свои уже разрыхлённые поля и сеют семена. Крупные животные покидают места, на которых они были вынуждены собираться из-за воды, и становятся более дикими. Стада буйволов или антилоп узнают иногда чутьём издали, где выпал дождь, и уходят, направляясь к тому месту по прямой линии, но иногда они ошибаются и вынуждены возвращаться к воде, которую оставили.

30 мая. Мы оставили Банго и продолжали путь к р. Лоембве, которая идёт в северо-северо-восточном направлении. В ней много гиппопотамов. Ширина её равна приблизительно 60 ярдам [около 55 м], а глубина — 4 футам [1,2 м], так как теперь на ней устроены рыбачьи запруды, но обычно воды в ней бывает ещё меньше. Как у всех африканских рек в этой части страны, у неё болотистые берега. Если смотреть с плато на долину, по которой вьётся река, то последняя имеет чрезвычайно красивый вид. Ширина долины около 1\4 мили [около 0,5 км].

Можно легко представить себе, какими прекрасными сельскохозяйственными участками могли бы быть некоторые места в ней и сколько населения могло бы жить здесь.

Деревни здесь отстоят очень далеко друг от друга, и доступ к ним затруднителен, потому что все тропинки, ведущие к ним, заросли очень высокой травой; даже бык с трудом пробирается по ним. Трава режет людям ноги, и всё же нам встретились среди травы женщина с маленьким ребёнком и девочка, несущие маниок.

Вид белого человека всегда вызывал трепет в их груди. В таких случаях они испытывали, по-видимому, большое облегчение, когда я не останавливался и спокойно проезжал мимо. В деревнях при моём появлении убегали даже собаки, поджав хвост, как будто завидев льва. Когда белый человек проезжает мимо хижин, то женщины подглядывают в щели изгороди и быстро убегают. Находясь среди бечуанов, я был вынужден останавливать женщин, которые пугали детей, угрожая послать за белым человеком, чтобы он покусал их. [291]

Миновав Лоембве, мы вступили в открытую местность, в которой часто встречались небольшие долины с ручейками, протекающими в середине болота. Через ручей всегда было трудно переходить, а так как их было много, то ноги у меня были всё время мокрые. На пути нам часто попадались жертвы, приносимые туземцами по обету баримо (духам). В каждой заброшенной деревне обязательно стоял идол и небольшие навесы с волшебными снадобьями под ними. Однажды мы проезжали мимо одного полуразвалившегося дома, в котором находилась голова быка, служившая предметом поклонения. Однообразие мрачного леса и открытых равнин должно было производить гнетущее действие на душу народа.

За всё время нашего пути мы только один раз были свидетелями крупной ссоры. Около нашего лагеря одна старая женщина целыми часами непрерывно молотила своим языком, обрушившись за что-то на молодого человека приятной наружности. Выведенный в конце концов из себя, молодой человек высказал овладевшее им нетерпение, и тут на него с криком наскочил другой человек: «Как ты смеешь проклинать мою маму?» Они схватились и начали толкать и волочить друг друга. Возникла борьба. Старая женщина, которая явилась причиной драки, просила нас, чтобы мы вмешались, и сами дерущиеся надеялись на это, но мы предпочитали оставаться нейтральными и предоставили им самим довести борьбу до конца. Она кончилась тем, что один из них повалил другого на землю. В результате борьбы оба были совершенно нагими. Подобрав одежду, они разбежались в разные стороны, угрожая друг другу явиться с ружьём и покончить свою размолвку битвой не на жизнь, а на смерть. Но вернулся только один из них, а старая женщина продолжала браниться до тех пор, пока мои люди, которым она порядочно надоела, не прогнали её. Этот ничтожный инцидент был для меня интересным потому, что за всё время моего пребывания в стране бечуанов я никогда не видел, чтобы люди вступали в рукопашную. Их споры между собой сопровождались всегда бесконечными словопрениями и клятвами, но всегда оканчивались тем, что обе стороны разражались смехом.

В каждой деревне делались попытки оставить нас на ночлег. Иногда нас пытались склонить к этому, принося нам в виде угощения большие горшки с пивом. Часто старшина деревни просто приказывал нам остановиться под деревом, которое он указывал. Иногда, надеясь заставить нас вернуться в деревню и остановиться в ней, молодые люди вызывались проводить нас и намеренно заводили к непроходимому болоту. Всё это вызывалось сильным желанием продать нам или купить у нас что-нибудь. За один заряд пороха можно было купить у них хорошую птицу. Каждый туземец, у которого есть ружьё, носит с собой мерку, вмещающую заряд пороху. [292]

Женщины в этой стране ходят почти обнажёнными. Их одеждой является лишь необычайно узкий лоскут ткани без всяких оборок; они осаждали нас просьбами продать им куски миткаля. Самые большие куски миткаля, которыми мы располагали, по 2 фута [60 см] длиной приводили их в восторг, но запас материи подходил у нас уже к концу, и нам пришлось отказывать им. Тогда многие женщины с истинно материнским чувством поднимали своих маленьких голых детей, умоляя продать маленький лоскуток для малюток. Они говорили нам, что огонь является ночью единственной одеждой их детей, и малыши согреваются, только тесно прижавшись к родителям. Женщины сплетают из мочала пояс шириной в 4 дюйма [10 см], и этот пояс, перекинутый через плечо, позволяет им носить ребёнка в сидячем положении то на одном, то на другом боку.

Страна их чрезвычайно плодородна. Они собирают большие урожаи земляных орехов и маниока. Я не видел здесь хлопка и никаких домашних животных, кроме птиц и маленьких собак. У вождя было несколько коз, и я никогда не мог найти достаточной причины, почему люди не занимаются здесь разведением скота.

Вечером 2 июня мы подошли к деревне одного очень важного в этих местах человека по имени Кавава. Его деревня стоит среди леса, в ней сорок или пятьдесят хижин. Накануне здесь умер человек, и над его телом били в барабан, а у двери его хижины жалобно причитали женщины, обращаясь к умершему, как к живому. Всю ночь бил барабан. Утром мы видели, как один человек, украшенный множеством перьев, среди плясок и причитаний отделился от всех и ушел в лес; он вернулся только вечером к самому погребению: он представлял одного из баримо (духов).

Утром следующего дня у нас была приятная беседа с Кававой; он пришёл к нам, и мы почти весь день говорили с ним и с его людьми. После этого мы пришли к нему. Его дом, имеющий форму улья, был очень хорошо построен.

Здесь мы имели случай слушать судебное дело. Один бедный туземец вместе с женой обвинялись в том, что они околдовали умершего человека, по которому в деревне теперь справлялись поминки. Кавава, даже не выслушав ещё защиты, заявил обвиняемым: «Вы убили одного из моих детей. Приведите ко мне всех своих детей, чтобы я мог выбрать вместо него одного из ваших». Жена красноречиво защищала себя, но это было бесполезно, потому что вожди прибегают к такого рода обвинениям для того, чтобы было кого продавать в рабство. Он, вероятно, думал, что я пришёл с целью покупки рабов, хотя я уже достаточно ясно объяснил свои цели как ему, так и его народу.

Вечером мы показывали картины волшебного фонаря, и все, кроме Кававы, с удовольствием смотрели их. Он [293] обнаруживал признаки страха и несколько раз вскакивал, собираясь убежать, но ему мешала толпа, находившаяся позади него. Некоторые из более смышлёных туземцев хорошо поняли все мои объяснения и красноречиво распространялись потом о них менее понятливым людям.

Весь этот день между нами царила атмосфера взаимной сердечности, но Кавава, который слышал, что чибокве заставили нас отдать им быка, задумал сделать то же самое. Поэтому, когда на следующее утро я поставил его в известность о том, что мы готовимся в путь, он ответил мне очень выразительно: «Если какой-нибудь бык забрёл к человеку, не вправе ли этот человек съесть быка? Ты дал быка чибокве и должен дать его и мне вместе с ружьём, порохом и чёрной одеждой; если ты откажешься дать быка, то должен дать мне одного из твоих людей и книгу, по которой я могу видеть состояние сердца Матиамво и его отношение ко мне и которая предупредит меня, если Матиамво когда-нибудь захочет отрубить мне голову». После того как Кавава прислал передать мне это, он с деланно спокойным видом пришёл сам в наш лагерь и сказал мне, что он должен получить всё требуемое им, потому что р. Касаи находится в его распоряжении и она преградит нам путь, если мы не заплатим ему дани. Я ответил, что имущество принадлежит мне, а не ему, что я никогда не признавал, будто белый человек должен платить дань чёрным, и что я переправлюсь через Касаи вопреки его желанию. Он приказал своим людям взяться за оружие, и когда некоторые из моих людей увидели, что жители деревни побежали за стрелами и копьями, то ими овладело паническое чувство. Я приказал им двинуться в путь и не стрелять, если только люди Кававы не нападут на них. Встав во главе, я ожидал, что они последуют за мной, как они делали всегда, но многие из них остались позади. Когда я узнал об этом, я соскочил на землю и бросился к ним с револьвером в руке. Кавава тотчас же убежал вместе со своими людьми, а мои люди погнались за ним. Я крикнул своим, чтобы они взяли клажу и шли за мной; все они проворно бросились исполнять моё распоряжение, но одни из них отказался и приготовился стрелять в Кававу; тогда я ударил его по голове пистолетом и заставил тоже идти. Я чувствовал, что в такие моменты нужно всеми средствами держать людей в подчинении.

Мы двинулись в лес, а люди Кававы стояли в 100 ярдах [91 м] от нас, тараща глаза, но не делая выстрела ни из ружья, ни из лука.

Чрезвычайно неприятно расставаться с правителями таким образом, проведя день или два в самой дружеской беседе с ними, и в такой стране, где народ вообще очень мирный. Этот Кавава не является, однако, типичным образцом вождей балонда и известен соседям своей глупостью. Он, по слухам, имел [294] основание думать, что Матиамво когда-нибудь отрубит ему голову,

Кавава был не из тех, от кого легко можно было отделаться; когда мы через десять миль подошли к переправе через Касаи, то узнали, что он послал к лодочникам четырёх человек с приказом отказать нам в переправе. Нас здесь уведомили в надлежащей форме, что мы должны исполнить предъявленные нам раньше требования и дать, кроме того, одного человека. Требование выдачи одного из нашей партии всегда вызывало волнение у каждого из моих людей. Челноки были убраны с наших глаз, и люди Кававы думали, что без челноков мы беспомощны. Река, имеющая в ширину 100 ярдов [91 м], была очень глубокой. Стоя на берегу, Пицане с деланным равнодушием смотрел на воду, думая о том, в каком месте камышей могут быть спрятаны челноки. Перевозчики пренебрежительно спросили одного из моих батока, есть ли в их стране реки, и он правдиво ответил им: «У нас нет ни одной реки». Тогда люди Кававы решили, что мы не можем переправиться через Касаи. Когда они ушли, я подумал о переправе вплавь, но после наступления темноты мы, не спросив разрешения, взяли у них взаймы один из спрятанных челноков и очень скоро уютно расположились бивуаком на южном берегу Касаи. Я оставил перевозчикам несколько ниток бус в челноке, который был отправлен обратно на их берег.

Когда мы приготовились утром отправляться в путь, то на противоположном высоком берегу появились люди Кававы. Увидев, что мы готовимся уходить, они едва могли поверить собственным глазам. Наконец, один из них закричал: «Ах вы злодеи!» На что Пицане с товарищами отвечали: «А! А вы очень «добрые»?! Мы благодарны вам за взятый у вас напрокат чёлн!» Мы потом обстоятельно объяснили всё вождю Катеме и другим вождям, и все они были согласны в том, что в данном случае мы были совершенно правы и что Матиамво не одобрит действий Кававы. Когда между ними происходят какие-нибудь неприятности, которые могут иметь неблагоприятные последствия, то они всегда посылают друг другу объяснения. Это препятствует проявлениям самодурства, потому что даже и у них существует общественное мнение.