Главная   А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Э  Ю  Я  Документы
Реклама:

ОТТО КЕРСТЕН

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ВОСТОЧНОЙ АФРИКЕ,

В 1859-1861 годах

БАРОНА КЛАУСА ФОН ДЕКЕН

СОСТАВЛЕНО ОТТО КЕРСТЕНОМ, БЫВШИМ ЧЛЕНОМ ДЕКЕНОВОЙ ЭКСПЕДИЦИИ:

ОСТРОВ ЗАНЗИБАР, ПОЕЗДКИ К ОЗЕРУ НИАСА И К СНЕЖНОЙ ГОРЕ КИЛИМАНДЖАРО

ЗАМЕЧАНИЕ КАСАТЕЛЬНО ПРАВИЛЬНОГО ПРОИЗНОШЕНИЯ COБСТВЕННЫХ ИМЕН, ВСТРЧАЮЩИХСЯ В ЭТОЙ КНИГЕ.

Все многосложные слова суахелиев, имеют ударение на предпоследнем слоге (как наприм. Кизимкази, Шангани, Назимойя). Их легко можно узнать потому, что они оканчиваются гласною буквою. Арабские имена, которые большею частью оканчиваются согласною буквою, почти все имеют ударение на последнем слоге (как напр. Имам, Оман, Султан, Маскат). Притом слоги эти должны произноситься протяжно, как немецкие слоги с придыхательным h. Если арабские слова обращаются в суахельские через прибавление гласной буквы, то они, как и настоящие суахельские слова, имеют ударение на предпоследнем слоге, как напр. Араб, на суахельском языке М'арабу, Султан — Султани. Слова Килоа и Занзибар имеют ударение на третьем от конца слоге. [1]

ЗАНЗИБАР.

ОТДЕЛ ПЕРВЫЙ.

Первый день в Занзибаре.

Прибытие. — Положение города. — Известкообжигальные печи на площади. — Крепость и таможенный дом. — Рынок. — Невольник в цепях. — Конюшни султана. — Улица Индусов и школа. — Арабское кладбище. — Жилища негров. — Назимойя. — Танцы и игра оружием. — Невольничий рынок. — Вечером на крыше.

Трехмесячное плаванье в море приближается к концу. Равнодушные доселе моряки делаются живее и начинают рассказывать о Занзибаре и его жителях, об удобствах европейских домашних хозяйств, о прекрасном растительном мире, о красивых померанцах и еще о многом другом. Рас Пуна, последняя береговая возвышенность, показывается вдали; за ним появляется песчаный островок Латам, который можно распознать только по носящимся над ним стаям птиц; вскоре за тем показывается и Рас Кизимкази, южная оконечность Занзибара. Здесь уже начинают править кораблем не по одному только компасу, как на открытом море, а наглазно и соображаясь с лотом. В короткие промежутки времени раздаются приказания капитана касательно изменения курса. На своей специальной карте, вынесенной еще вчера на палубу, он находит названия и положение всех, даже самых мелких, островов, скал и мелей; буссолью он измеряет углы по выдающимся частям суши, заносит на карту соответствующие линии и таким образом во всякое время определяет положение корабля с изумительною для новичков точностью.

С жадностью погружается путешественник в созерцание обетованной страны, которую уже давно рисовало ему его воображение и которая теперь почти осязаемо лежит перед ним с своими возвышенностями и зелеными пальмовыми лесами. Пестрый островной мир представляет плывущему мимо него чудное зрелище, и ничто не может сравниться красотою и прелестью с роскошною, полною жизни движущеюся картиною. Вдали на горизонте поднимается узкая, серовато-синяя полоса, которая, по мере приближения к ней, мало по малу принимает лазурный цвет и наконец обрисовывается из нее сочная зелень дерев: это один из [2] бесчисленных маленьких островов, поочередно появляющихся и снова исчезающих из вида. Корабль приближается к одному из них, входит в канал между несколькими островками; по обе стороны виднеются еще другие островки, более или менее закрывающие собою друг друга: один из них лежит весьма близко, другой — весьма далеко, и с каждою минутою перед зрителем раскрывается новая картина.

Благоприятный ветер порождает надежду еще сегодня попасть в главный город восточного берега; но ветер по близости к суше обманчив и переменчив: солнце опускается за Африканский материк, а до цели еще семь морских миль, и капитан принужден бросить якорь около близлежащего острова Шумби, ибо мрак скоро охватывает землю и море, и было бы слишком рискованно продолжать в ночное время путешествие по опасным проходам.

Долго еще расхаживает по палубе путешественник, с благодарностью размышляя о счастливо совершенном плавании, и смотря на ярко пылающий огонь в известковых печах на Шумби, на светящиеся волны и на усеянное звездами тропическое небо; потому что, не желая испортить своего торжественного настроения, он молча расхаживает мимо своих спутников и наконец в последний раз отправляется в свою узкую каюту.

Бряцанье якорной цепи, которую с пением развертывают матросы, снова вызывает его ранним утром на палубу. После короткого переезда при свежем ветерке море оживляется. Мимо корабля проскальзывает множество лодок, или плывущих по ветру с помощью карманных платков и фартуков, натянутых между двумя палками, или управляемых здоровыми, сильно гребущими неграми с лопаткообразными веслами. На одно из маленьких суденышек, богато нагруженное ананасами и померанцами, бросают канат; темно-коричневый торговец [3] плодами вскарабкивается на борт; моряки ласково встречают его, как старого знакомого, а он рассказывает им «habari ja Ungudja», т. е. занзибарские новости, и раздает покупателям драгоценный груз своей лодки.

Утренний воздух еще не совсем прояснился. Его влажность производит мираж. Отдаленные кустарники, тихо колеблясь, поднимаются вверх и кажутся чрезвычайно длинными; еще более отдаленные предметы кажутся разорванными по средине, и верхняя их часть представляется как бы плавающею над нижнею; но чем ближе подходишь, тем тверже и яснее становятся формы, и тем естественнее размеры. Бледный мираж продолжается недолго; близкая действительность вскоре снова охватывает путешественника. Длинный, низкий, окрашенный белою краскою дом направо на песчаном берегу, так называемый храм Индусов, прежде всего обращает на себя внимание; затем следуют большой угловой дом европейской части города, к которому направляет свой корабль наш капитан, и тянущийся между обоими этими каменными зданиями, населенный неграми квартал Шангани, состоящий из хижин. Теперь можно уже видеть и корабли в гавани, более отдаленные дома и весело развевающиеся флаги султана и консульств. Наконец корабль огибает последний песчаный мыс, Рас Шангани, и как бы по мановению волшебного жезла развертывается перед глазами город во всей его полноте и величии: длинный ряд похожих на дворцы ослепительно белых каменных домов, каких путешественник конечно не ожидал найти в главном городе султана восточной Африки.

Караулившие наш приход европейцы уже давно заметили приближающийся корабль и узнали его. Здешние представители рейда подняли, в знак приветствия, флаги на своих домах, снарядили шлюпку и плывут на встречу. Их красивая, недавно выкрашенная лодка, быстро приближающаяся при равномерных взмахах весел черных, чисто одетых, гребцов, хорошо известна капитану; кабельтов держится наготове, и через несколько минут люди из шлюпки всходят по дрожащему под их ногами трапу, чтобы приветствовать прибывших и взять их с собою на берег. Якорь падает, и корабль становится около самого здания биржи. Несколько взмахов весел достаточно, чтобы доставить к берегу легкую шлюпку. Общество, сделав несколько шагов, входит в красивый, изнутри и извне оштукатуренный белый каменный дом, где его уже ожидает хороший завтрак. Чужеземцы и местные жители скоро знакомятся ближе, и последние предлагают весьма обязательно свои услуги для того, чтобы сегодня же, как скоро наступит вечерняя прохлада, ввести новоприбывших в город.

_________________________

Город Занзибар, лежащий на острове того же имени под 6° 9' 36'' южной широты и 39° 14' 33" восточной долготы от Гринвича, занимает поверхность в 280 почти прусских моргенов и лежит на мысу, окруженном морем в лагуною, глубоко врезывающеюся с севера в сушу. Этот небольшой полуостров имеет почти форму треугольника. Восточную его оконечность [4] составляет Рас Шангани; отсюда берег тянется к северу и юго-востоку, образуя там утолщение, а на юге представляя как бы тонкую шейку, служащую сообщением с главного массою острова. Северо-западная часть города самая красивая; она состоит из больших каменных домов, в форме полумесяца группирующихся около дворцов султана и около форта. Между фортами и большим угловым домом в Шангани поселились европейцы; большая часть других домов населена арабами и индейцами. К массивно построенному городу примыкают три квартала хижин, которые можно назвать предместьями: с северо-востока Малинди, с юга Шангани, а с востока, по ту сторону лагуны, соединенная с полуостровом весьма грубым мостом, более похожая на деревню часть города, которая до сих пор не получила никакого особенного названия, но иностранцами называется Мадагаскарским городом.

Улицы европейского квартала покрыты, вместо мостовой, крупным щебнем из извести и песку и во всякое время года чисты. Это нововведение коснулось и переулков, находящихся около дворцов султана; но в прочих частях города ходят по немощенным, узким, грязным дорогам, в которых выдающиеся стропила крыш грозят опасностью неосторожному путнику, и где при продолжительной дождливой погоде образуется глубокая грязь.

Ряд островов и песчаных отмелей окружает широким полукругом застроенную полосу земли и отделяет собою, напротив величественного ряда каменных домов, защищенное от ветра и волн якорное место, занимающее около четверти квадратной мили. Эта гавань посещается европейскими кораблями и множеством каботажных судов всякого рода; но в первые месяцы года, когда сильные северные ветры производят в северной гавани большое волнение воды и затрудняют тем установку корабля, многие корабли и суда становятся на якорь и перед Шангани, на южной стороне города.

_________________________

Кто испытал на себе, что значит после трехмесячного морского путешествия высадиться на землю, и при том на землю новую, незнакомую, тот может понять неописанное удовольствие путешественника, который в первый раз приезжает в город Занзибар.

Солнце бросает свои лучи уже косвенно, наступает вечерняя прохлада, и движение людей на улицах становится живее, разнообразнее. Мы выходим из дома, который давал нам дотоле весьма приятный и прохладный приют, и отправляемся, в сопровождении наших туземных друзей, в путешествие для поверхностного ознакомления с городом и его жизнью. Прежде всего мы отправляемся, пройдя узкую улицу, к таможенному дому, занзибарской бирже, центру всех торговых сношений, собирающих сюда народы севера и юга. Выйдя из чистенького европейского квартала, мы выходим на открытую площадь, вполне соответствующую, по своей нечистоте и господствующему здесь беспорядку, нашим представлениям о восточных городах. Перед нами находится большое [5] каменное строение, форт; на право видно несколько маленьких хижин, построенных из жердей и глины и покрытых пальмовыми листьями; они составляют контраст с красивыми домами, которые мы оставили позади себя; за ними возвышается начатое уже несколько лет тому назад, но оставшееся неоконченным здание; посреди этих разнообразных построек маленькой замкнутой площади пылают многочисленные огни известко-обжигальни. Здесь, как и на востоке, все ремесла производятся на открытом месте, и в том, что публичные площади служат частным целям, не находят ничего предосудительного. На жерди (палки) из манглевого дерева, сложенные в форме костров, кладут собираемые на скалистом берегу куски коралловой извести, окружают обжигальную печь стеною из жердей и грубых рогож и начинают дело, не заботясь о том, что дым и жар беспокоят прохожих. Тут уже погашенная известь лежит в полукруглых, красиво выровненных, кучах, готовая для продажи; там видны только белые места, на которых стояли эти кучи; тут негры занимаются устройством костров и переноскою кусков извести; там стройные молодые девушки, красиво неся на голове круглые деревянные чашки, поставляют обожженную известь к месту ее назначения, или же носят воду в больших, круглых, красных глиняных сосудах, называемых мтунги, и выливают ее на теплые еще камни. [6]

Новичка сильно занимает такая странная деятельность и он охотно обратил бы на нее все свое внимание, если бы провожатые его не увели его с собою, чтобы показать ему еще гораздо более нового. Но от грязных негритянок, которые сидят влево от дороги и продают какие-то странные плоды и круглые пирожки, им не скоро удается оттащить его; он должен поговорить с черными красавицами или скорее уродами, не смотря на недовольство его провожатых, которым давно опротивели не только пирожки, но и негритянки.

Направо, в начале дороги, идущей вдоль форта, находятся большие кучи красноватой каменной соли, которую арабы добывают с севера во время благоприятного муссона и выставляемой во многих местах для продажи; налево в том же направлении идет стена, в которой сделано множество отверстий в форме сжатых остроконечных дуг, через которые открывается вид на оживленный берег и на водную поверхность, покрытую судами разного рода. Первоначально стена эта предназначалась, в качестве батареи, для защиты гавани, но не была как следует вооружена для этой цели. Правда, перед стенами лежащей напротив нее крепости лежат в большом числе бронзовые орудия, старые европейские корабельные пушки, но у них нет ни лафетов, ни зарядов, ни прислуги, и они служат удобными местами для сиденья торговкам и праздношатающимся людям.

Провожатые позволяют только мимоходом взглянуть на это и проходят мимо ко входу в крепость. Перед высокими со сводом воротами лежат несколько вооруженных Арабов и Суахели, весьма живописно, т. е. во всевозможных позах растянувшись на земле и на каменных скамьях, стараясь облегчить свою тяжелую службу, состоящую в 24-х часовом ничего неделанье, игрою в карты и не весьма изящною беседою. Суахели и арабы сходны между собою по цвету кожи, который у различных племен представляет все оттенки, начиная от кофейно-желтого и до темно-коричневого; но первые отличаются мягкими, округлыми чертами лица и по большей части редкою, короткою бородою, тогда как характеристические черты арабов составляют: смело очерченный нос, изящно округленный лоб и богатая черная борода. И все-таки же этих арабов нельзя сравнить с благородными сынами пустыни; они скорее принадлежат к искаженной смешанной расе. Только изредка можно встретить между ними чистокровного араба, и почти также редко замечаются у них те добродетели, которые так уважаются чистокровным арабским племенем. Своею леностью и своим способом администрации, они задерживают развитие страны; их присутствие даже ведет за собою упадок. Форт, главный опорный пункт их могущества, представляет ясное доказательство этого. Правда, большая четырехугольная каменная масса с пятью круглыми башнями представляет издали величавый вид; но при ближайшем рассмотрении она оказывается похожею больше на развалину, чем на укрепление, годное для защиты. Стены, сложенные из мелких камней и щебня, размываются дождем и скоро обваливаются; в образовавшихся таким образом отверстиях и на зубцах стен вырастают, ускоряя их разрушение, трава и кустарники; а внутри, где солдаты из [7] Белуджистана устроили для себя и своих семейств убогие хижинки, укрепление имеет еще более мрачный вид. Но подобные мысли не приходят в голову новичку. Его внимание приковывают невиданные, страшные фигуры, их живописные костюмы и вооружение; он забывает об их грязи и лохмотьях и судит как живописец, а не как критик.

_________________________

Здесь праздность и упадок, там деятельность и успешное развитие, т. е. таможенный дом, представляющий живую картину, отличную от всего, виденного доселе. Индийцы в длинных белоснежных рубашках, арабы, негры, персияне и европейцы ведут деятельную торговлю между собою. Перед огромными весами сидит баниан Лудда, представитель индийского таможенного арендатора, и его помощники вешают товары, с которых он берет таможенную пошлину. Толпы работников подвозят и увозят товары. Слоновые клыки от двух до восьми футов длины, красный перец, гвоздика и кунжутное семя в остроконечных рогожных мешках, исполинские глиняные горшки, наполненные растопленным коровьим маслом, копал в мешках и ящиках, бумажные материи в тюках, кожи и невольники: вот главные предметы торговли, которыми завален широкий двор и которые беспрерывно подвозятся сюда с берега от новоприбывших кораблей.

По наружности своей таможенный дом вовсе не соответствует количеству сокровищ, проходящих здесь через руки баниана, и потом нагружаемых для дальнейшей отправки или же продаваемых здесь на месте. Хотя в последнее время в нем сделали некоторые постройки и поправки, но некоторые его части и теперь ничто иное как жалкие лачужки. Но в них деятельно кипит жизнь с утра до вечера, движутся почти без перерыва, как волны, приходящие и уходящие толпы людей, и Европа, Азия и Америка меняются своими сокровищами с Африкою. Эти лачужки составляют истинный центр города и острова.

Раздаются громкие крики: сумилла, сумилла (дайте дорогу)! Носильщики грузов хотят проложить себе путь через тесную толпу. Эти так называемые кулии, большею частью родом из Гадрамаута в южной Аравии, сильные, хорошо сложенные люди. Обливаясь потом, но постоянно распевая, они идут ровным шагом, по двое или по четверо, неся на плечах длинный шест, по средине которого прикреплены кокосовыми веревками тюки товаров. Передний из них поет в такт шагов первую половину коротенького стиха и останавливается на половине слова, которое за тем продолжает следующий за ним носильщик. С первого раза такое пение представляется странным и смешным; но вскоре делается ясным, что без пения, с тактом которого соразмеряют свои шаги носильщики, колебания груза были бы неправильны и препятствовали бы быстрому их ходу.

Мы счастливо, без толчков и ушибов, продрались через толпу и достигли небольшой площади позади форта. И здесь также господствует живая деятельность и движение; но пребывание здесь не так опасно, как на узкой улице, [8] потому что толпа состоит только из торговцев. Тут продают вонючую сушеную акулу, громадный плод яка и приготовляемые на месте вареные кушанья, издающие также невыносимый для нас запах, так что мы, волей-неволей, принуждены как можно скорее удалиться, в угоду нашему носу, от приковывающего наши взоры пестрого движения.

Через несколько шагов мы приходим на обращенную к морю площадь, посреди которой возвышается странная мачта, украшенная ярко-красным флагом султана. По правую сторону находится новый дворец султана, а перед нами старый, построенный еще Сеид-Саидом, отцом Сеид-Маджида. Оба они могут служить образцами арабской архитектуры. Они производят впечатление главным образом своею массивностью и ослепительною белизною штукатурки, но при ближайшем рассмотрении оскорбляют эстетическое чувство своими косыми и кривыми линиями и неравномерностью арк и не представляют для взора никакой точки опоры, помимо венчающих кровлю зубцов и многочисленных четвероугольных окон. Только большая открытая лестница одного дома и красивая резная работа на двери другого дома заслуживают внимания. По обе стороны величественных входов находятся длинные скамейки, на которых в удобных позах беседуют свита и прислуга, точно так же, как во многих [9] наших городах жители домов садятся вечером около дверей поболтать между собою об обыденных предметах и последних новостях. На этих каменных скамьях, называемых бараза, богатые арабы часто принимают визиты своих знакомых, и тогда эти сиденья, устланные циновками и коврами и усаженные пестро одетыми мужчинами, представляют поразительную картину.

В одном углу площади, перед небольшою домашнею мечетью султана, мы заметили несколько невольников, которые, будучи скованы по шее и ногам и привязаны к тяжелым стволам эбенового дерева, беззащитно подвержены действию палящих солнечных лучей; некоторые из них даже изуродованы у одного не достает кисти на руке. Но, не смотря на свое ужасное положение, все эти черные люди далеко не печальны. Кажется, что тупость ума помогает им переносить их бедственную судьбу; ибо было бы слишком смело предполагать в них особенно счастливые умственные способности, в силу которых они могли бы становиться выше таких неудобств, которая другим кажутся невыносимыми. Нам сказали, что эти несчастные — убежавшие невольники, которые были пойманы и выставлены здесь в самой людной части города на показ, чтобы отыскался их хозяин и взял их снова к себе. Те, у которых отсечена кисть руки, были неисправимые воры, на коих арабское правосудие выказало всю свою строгость. Весьма успокоительно подействовало на нас также замечание наших знакомых с делом друзей, что большею частью эти люди убегают не столько от дурного обращения с ними, сколько из каприза, и что они, успокоивши свой каприз, бывают даже рады снова возвратиться к своим господам, зная, что их ожидает весьма незначительное наказание, и что их опять снабдят пищею и одеждою.

Улица суживается. Одну сторону ее образует пристройка старого дворца, в которой находится гарем. Это большое, однообразное каменное здание с маленькими решетчатыми окнами, из которых кое-где выглядывают блестящие глазки; правую сторону улицы занимают конюшни. Мы входим в них; служащие принимают нас весьма ласково и с готовностью показывают нам все, что мы изъявляем желание видеть. К немалому нашему удивлению здесь прежде всего бросается нам в глаза жирная свинья, окруженная множеством поросят. К чему бы здесь было это нечистое и презираемое животное между чистыми и уважаемыми конями? К чему здесь существо, которого имя Араб произносит даже с отвращением, среди его любимых животных? Разрешение этой загадки очень просто и поучительно: надеются, что свиньи удовлетворят дурному вкусу злых духов, которые без этого, может быть, вселились бы в лошадей, и таким образом лошади будут сохранены. Для этого-то именно и служат хрюкающие животные, а вовсе не для еды, как можно было бы подумать с первого раза. Впрочем здесь вообще смотрят на религиозные вещи гораздо равнодушнее, чем в Аравии. Так напр. никому не кажется странным, когда мзунгу, как называют здесь европейцев и американцев, захочет поесть жареной свинины, и слово «на водку» действует так сильно, что строго религиозный служитель конюшни готов содействовать удовлетворению этой непростительной прихоти. [10] Кому захочется покушать поросенка, тот покупает его на султанской конюшне.

Лошади, коих там находится большой выбор, все без исключения арабской породы, и число их ежегодно пополняется приводом из Аравии, так как они не могут долго жить в сыром климате острова. В числе их есть весьма красивые животные, и они тем более служат предметом нашего живейшего участия, что Сеид-Маджид охотно предоставляет их в пользование белым чужеземцам. Кому понадобится лошадь для прогулки верхом, тому стоит только обратиться к одному из султанских конюхов и за небольшую плату он получит от него потребную для него лошадь.

Возвращаясь опять назад, мы приходим в улицу Индусов, на так называемый базар, который тянется в направлении от юга к северу почти через весь город и пускает от себя ветвь в квартал Малинди. Здесь одна лавка примыкает к другой, или одно жилище к другому, так как лавка и жилище здесь почти одно и тоже. Все лежит открыто перед любопытными взорами посетителя. На переднем плане сидит на гладком полу маленькая, желтоватая индианка, в одеждах из шелковых материй ярких цветов, обезображенная неопрятностью и спертым воздухом, и ожидает покупателей; остальное пространство занято разными товарами: рисом, бобами, лимонами, листьями бетеля, [11] плодами арековой пальмы, бумажными материями, горшками, тарелками и другими предметами, потребными для населения Занзибара. Лавки все похожи одна на другую. Это набитое товарами пространство без передней стены, и поднятое над землею почти на два фута. Свешивающиеся кровля из пальмовой соломы производят здесь постоянный полумрак; всюду господствует неописанная грязь; а быки, овцы и козы, равноправные сожители улицы, вовсе не способствуют увеличению удобств пребывания в ней, особенно когда они, глупо заглядывая в лавки с овощами, загораживают дорогу проходящим.

Индийский базар во многих отношениях напоминает еврейские кварталы наших городов, особенно по плотности и исключительности населения. Здесь, не говоря уже о покупателях, во всякое время дня кишат индийцы различного возраста, преимущественно же дети, которые без всякого присмотра таскаются где попало. Появление мзунгу составляет для их резвого общества важное событие. Его в одну минуту окружают и еще издали встречают криком: «jambo, jambo, nipe pesa» (добрый день, как твое здоровье, дай мне копеечку). Один из более смелых требует даже две пезы, и притом с такою милою беззастенчивостью, что нельзя не исполнить его просьбы. Дети, так же как и женщины индусов, одеты в цветные шелковые платья и носят украшения в виде толстых серебряных обручей на руках и ногах, широких серебряных или золотых колец на шее и т. п., но, не смотря на то, просят подачки для своего удовольствия, или чтобы добыть несколько копеек на лакомство, в котором отказывают им родители. Но в это время на улице бегают только младшие подростки; старшие братья посвящают себя более серьезному занятию. Еще издали слышим мы неясное бурчанье нескольких голосов; а подойдя ближе, видим, что одна из лавок наполнена мальчиками, которые, не обращая на других никакого внимания, вслух читают свои уроки. Некоторые, должно быть наиболее успешные, чертят на больших досках буквы и цифры, и таким образом усваивают основные начала письма и счисления. Старый серьезный учитель сидит посреди их, прислушивается, как будто бы у него сто ушей, к каждому фальшивому тону и как бы разом следит за всеми досками. Один из наших провожатых одним движением руки разрушил дисциплину и порядок, с трудом водворенные почтенным учителем и произвел страшную суматоху между его воспитанниками: он бросил полную горсть пез (мелких монет) в классную комнату. Бесконечный крик восторга был ответом на эту выходку; забыты всякое повиновение, всякий страх длинного прута, которым ученый так ловко наказывает их, и волнение утихает не прежде, как поднята была последняя из брошенных монет. Надо надеяться, что учитель будет настолько умен, что свалит всю вину на надоедливого мзунгу, и не станет мстить своим ученикам; по крайней мере, в пользу этого предположения говорит сердитый взгляд, брошенный им на уходящих.

Среди живых покоятся умершие. По близости улицы Индусов находится небольшая площадь, покрытая могилами и окруженная похожими на развалины домами; она уже большею частью успела вновь порасти кустарником. Таких [12] кладбищ в городе есть еще несколько, так как каждый имеет здесь право погребать тела своих родных на своей собственной земле, и магометанский обычай чтит память умерших гораздо строже, чем мы. У нас возрастание городов не щадит мест покоя умерших, а у мусульман сочли бы великим преступлением обращать кладбища в новые части города. Даже полуразвалившиеся дома кругом кладбища останутся, по магометанскому обычаю, нетронутыми еще много лет, ибо ни один араб не станет достраивать дом, владелец которого умер во время его стройки. Покрытые живою зеленью дряхлые могильные камни представляются среди этих развалин красноречивыми символами тленности. В ночное время такое место как нельзя более способно внушить ужас человеку трусливому, особенно если при таинственном свете полной луны вдруг выйдет из тени одна из столь частых здесь белых фигур, вооруженная пикою.

Отсюда мы входим в населенный неграми квартал хижин. За каждым жильем находится двор; высокая стена, состоящая из жердей и прикрепленных к ним грубо сплетенных циновок, отделяет его и скрывает от нескромных взоров жизнь и деятельность женской части населения. Мужчины, если они не заняты в городе или на плантации, сидят под выдающимся навесом в передней части дома; одни из них занимаются шитьем и другими работами, а другие только болтают. Мы готовы были подумать, что сюда перенесена какая-нибудь деревня внутренней Африки. К нечистоте и грязи, которые мы замечали везде, здесь присоединяется отвратительный запах: сушеная акула, плод яка и потеющие негры воняют, так сказать, на перебой. Поэтому [13] поспешим на вольный воздух, к морю, с которого веет нам в лицо свежий ветерок.

Пройдя несколько шагов, мы оставляем за собою последние дома города, и перед нами расстилается песчаная равнина, местами покрытая свежею зеленью и окаймляемая вдали великолепным лесом кокосовых пальм. Она оканчивается уже упомянутым выше мысом, в самом узком месте которого нашим взорам представляется окруженный деревьями храм Индусов. По правую сторону шумит море, пока закрываемое еще от наших взоров густо поросшим кладбищем, а по левую расстилается лагуна. Хорошо утоптанная тропинка, по которой мы идем, ведет во внутренность острова, мимо храма Индусов, и по ту сторону храма делится на несколько ветвей, по которым всегда бывает много движения.

Это место носит звучное и знаменательное название Назимойя: пальма. К нему каждодневно отправляются европейцы, чтобы подышать чистым воздухом и полюбоваться, при сиянии заходящего солнца, прекрасным ландшафтом и живым движением туземцев. Здесь во всякое время есть что посмотреть. Для естествоиспытателя представляют довольно интереса лагуна, кустарники и пальмовый лес: в лагуне кишат пестрые крабы, в кустах скользят блестящие ящерицы, в лесу находятся некоторые представители высших пород животных. Но даже самый ревностный исследователь начинает обращать внимание на жизнь животных не сразу, так как на первое время в его глазах заслуживает более внимания людская деятельность. На маленьком осле едет мимо араб к своей шамбе или плантации, волоча ноги почти по земле, так что можно подумать, будто осленок едва тащит его на себе; сильным взмахом поднимает он пятки к верху и ударяет по бедрам ретивого осла, и скоро исчезает из вида. На встречу ему идут, по направлению от плантаций, арабские женщины, возвращающиеся в город; они, так же как и мужчины, ездят верхом на ослах и притом почти точно таким же образом, с тою только разницею, что они поднимают ноги почти до седла, и ездят не на серых, маленьких ослах, а на красивых, больших, белых, приводимых сюда из Маската. Все они носят на лице богато вышитую маску и покрывало на голове, и держатся так неподвижно, что представляются скорее пестрыми связками платья, прикрепленными на спине животного, чем живыми существами; но их черные глаза, сверкающие между маскою и покрывалом, беспрестанно зорко оглядывают происходящее вокруг них. Все изменяющее время и здесь подорвало строгий арабский обычай: многие закрытые покрывалом красавицы даже очень ласково принимают произносимые им при встрече приветствия, и можно почти наверное сказать, что те из них, которые ничем не отвечают на приветствие, очень нехороши собою.

Еще гораздо привлекательнее этих бледно-желтых женщин молодые, стройные негритянские девушки, почти беспрестанно проходящие мимо с своими наполненными водою глиняными сосудами. Их стройная талия не закутана грудою тканей; все их одеяние состоит из длинного куска синей бумажной материи, [14] плотно прилегающего к телу и обрисовывающего его прелестные формы; они носят с собою, кроме мтунги, половину кокосового ореха с длинною рукоятью: это их ковш, которым они черпают воду. С гордою осанкою, свободно неся на голове тяжелый сосуд или поддерживая его безукоризненно красивыми руками, они смело проходят мимо нас и перебрасывают, как бы играючи, свешивающиеся концы своего головного платка то на правое, то на левое плечо. Стройная поступь, простой и вместе с тем столь удобный костюм, беспритязательные, но вместе с тем и свободные, выказывающие некоторое самосознание, манеры этих носильщиц воды, все это способно обратить на них внимание даже европейца и породить мысль, которую новичок еще так недавно пожалуй счел бы невозможною.

В это вседневное движение вмешиваются и знатные жители страны, проезжая мимо на великолепных конях; некоторые из мзунгу (европейцев) также пытаются показать свое искусство в верховой езде на спине своих собственных, или взятых из конюшен Сеид-Маджида, коней, и вместе с тем доставить себе движение, положительно необходимое в этом климате. Одним словом, Назимойя — это для Занзибара Корсо, Аламеда, Бульвар, Пратер в обширнейшем смысле слова.

Возвращаясь домой, мы услыхали странную музыку. Глухие звуки барабана сопровождают свистящее пенье: это празднуется Нгома, празднество, получившее свое имя от большого барабана (нгома). Пробравшись сквозь тесную толпу, мы увидали группу танцующих мужчин и женщин, из коих последние разодеты и раскрашены как нельзя лучше. Все они обливались потом вследствие сильных движений тела. До крайней степени возбужденные криком и пением, они, кажется, совсем недоступны для усталости; женщины беспрерывно заводят новые танцы то между собою, то вместе с мужчинами, и зрители высказывают им тем более одобрения, чем неестественнее и непристойнее они пляшут и чем сильнее дерут уши их крики.

В другом, столь же плотном, кругу зрителей пестро одетые арабы-сури забавляются танцами и игрою оружием. Среди площадки, образуемой кружком зрителей, они странным образом прыгают кругом и потрясают в воздухе тонкими клинками своих мечей, выбирают себе противника и вдруг ударяют острым концом меча по его ногам, но тот вовремя подпрыгивает вверх и опасный клинок вонзается в землю. Тотчас же после этого оборонявшийся делается нападающим, и эта старая игра повторяется в том же духе несколько раз без всякой перемены. Подобные зрелища здесь бывают почти ежедневно, особенно во время северо-восточного муссона, приносящего сюда с собою арабских моряков с севера. Сначала эти танцы и игры оружием сильно интересуют европейцев; но, так как они повторяются всегда однообразно, то вскоре к ним привыкают и не обращают на них внимания. Эти игры притом же считаются только плебейским удовольствием: знатный Араб считает унижением своего достоинства даже смотреть на них.

Перед возвращением домой наши вожатые направились еще к маленькой [15] площади, окруженной низкими каменными домами и хижинами из глины; на этой площади кажется все негритянские племена имеют своих представителей. Мы видим широкоголовых Вамакуа и Вагиао (последних можно отличить по подпиленным и заостренным резцам), Ваниасса, отличающихся рябым лицом, и еще другие племена. Это чистая галерея народов восточной Африки: мы находимся на Занзибарском рынке невольников, в центре здешней торговли людьми. Здесь северный Араб, возвращаясь домой, запасается нужным для него числом невольников; здесь крупный землевладелец покупает рабочие силы для своих шамба; здесь небольшой капиталист меняет свои доллары на живой товар; здесь можно видеть невольников обоего пола, всякого возраста и телосложения: нервных и слабосильных субъектов, красивых девушек и отвратительно-безобразных женщин; но нигде не увидишь тут потрясающих душу сцен, какие ожидал бы встретить. Черных хорошо кормят и одевают и на их круглых лоснящихся лицах не увидишь ни следов вынесенных страданий, ни выражения печали.

Негритянкам невестам отведен особый угол рынка. Там они выставлены на показ в праздничном наряде: волоса у них чудно заплетены и около лба подкрашены куркумою, ресницы и брови выкрашены сажею и сурьмою. Продавец громко выхваляет этот нежный товар, высчитывая покупателю все его качества, а девушки беззаботно слушают его, зная, что их будущая участь будет ни в каком случае не хуже, а еще лучше прежней.

Солнце садится за дома и мы направляемся домой. У различных колодцев появляются группы, болтовнею собравшихся за водою красавиц напоминающие нам наше отечество, не смотря на громадную разницу между тем, что мы видели теперь, и тем, к чему привыкли дома. Как раз вместе с заходом солнца мы пришли к дому наших хозяев, и в туже минуту раздались из дворца султана ружейные выстрелы и резкий шум: это лейб гвардия Сеид-Маджида дает серенаду с барабанами и трубами, вероятно для того, чтобы возвестить правоверным, что наступило время вечерней молитвы. Наши же хозяева в это время принялись поверять свои часы; ибо в Занзибаре солнце заходит в шесть часов вечера, и время захождения солнечного в течении всего года переходит не более как на пятнадцать минут. Короткие сумерки дают еще нам возможность посмотреть несколько минут на город с высоты птичьего полета (a vol d'oiseau). Он далеко расстилается между оживленным морем и между высотами внутренней части острова, покрытыми пальмовыми и гвоздичными плантациями, представляя чудную массу зубчатых стен, плоских кровель и покрытых пальмовою соломою фронтонов, под которыми развеваются шесты со спущенными флагами. Теперь и около домов является более жизни; арабские женщины, которые, по обычаю страны, днем сидят внутри домов, выходят наружу погулять на холодке, и, пользуясь темнотою, позволить себе большую свободу движений. Здесь, как и на Востоке, они могут выходить из дома не иначе, как с многочисленною свитою служителей и служительниц; здесь так же, как на Востоке, их ревниво стерегут и запирают, чтобы быть безопасным [16] на счет их верности. Но здесь, как и там, они умеют оправдывать старую сказку из «тысячи и одной ночи»: женская хитрость восстает против ревности, а любовь к сплетням против строгости. Здесь, на плоских кровлях, в ночной темноте разыгрывается много таких историй, о которых и не грезится честному арабу. Приветствия, посылаемые гордым мзунгу (европейцем) полуоткрывшим свои вуали красавицам, принимаются весьма любезно и получают ласковый ответ, сначала может быть только для того, чтобы внести некоторое разнообразие в пустое однообразие ежедневной домашней жизни, а потом и вследствие того, что и здесь любовь ищет себе дорогу и находит ее. [17]

ОТДЕЛ ВТОРОЙ.

Остров.

Пассаты и муссоны. — Их значение для Занзибара. — Время дождей. — Климат. — Положение. — Морские течения. — Приливы и отливы. — Свойство почвы. — Воды.

Во время того достопамятного путешествия, которое привело к открытию Америки, и без того уже недовольные спутники Колумба заметили, что никогда не изменяющийся северо-восточный ветер с каждым днем удалял их от родины, — и это обстоятельство устрашило их; ибо возвращение, при таком упорном противном ветре, казалось им невозможным. Но опасение их было неосновательно: на обратном пути, достигши северных широт, они нашли опять переменившийся ветер, с помощью которого они, после долгого плавания, достигли наконец своего отечества.

Позже мореплаватели наблюдали и по ту сторону экватора, после борьбы с продолжительным затишьем, такое же правильное воздушное течение, которое дуло здесь однако с юго-востока. Скоро узнали, как много способствуют подобные правильные ветры облегчению плавания; поэтому их и назвали пассатами (ветрами путешествий), а англичане изменили это название на «ветры торговли» (tradewinds).

Долго размышляли ученые о причинах этого правильного воздушного течения, пока не убедились, что они производятся соединенным действием солнечных лучей и вращения земли. В настоящее время явление это объясняют так: у экватора, где жар господствует в сильнейшей степени и где воздух следовательно самый легкий, поднимается постоянно широкая струя влажного, теплого воздуха, и, достигши известной высоты, идет над более холодным слоем воздуха к обоим полюсам, постепенно понижаясь, пока уже в наших широтах не достигнет поверхности земля. В замен этого к жаркому поясу стремятся с обеих сторон более холодные массы воздуха. Проходя чрез те страны, где вращение совершается медленнее и достигая таких, которые стремятся быстрее по направлению к востоку, они, чем далее протекают вперед, тем более остаются за земною поверхностью: поэтому они принимают потом все более и более западное направление, так что на севере от экватора кажется, что они дуют по направлению с северо-востока, а на юге — с юго-востока. [18]

Пассаты, так как они стремятся из более холодных стран в более теплые, в сущности ветры сухие, и могут принимать в себя еще большие массы влажного воздуха. В той области, в которой они дуют, небо имеет постоянно голубой цвет, и только легкие, перистые облака, подобно длинным воздушным деревьям, тянутся туда по неизменно-правильному направлению. Только в известные времена года (раз или два в год), во время так называемого периода дождей, падает здесь большое количество водных осадков. В области поднимающегося воздушного тока напротив, во время самого сильного дневного жара, образуются на высоте массивные, белые облака, которые почти ежедневно разражаются сильным ливнем. Если бы земля была равномерно покрыта водою, то и пассаты, с своими обратными токами, господствовали бы везде с величайшею правильностью; но так как суша распределена неравномерно относительно океана и согревается по иным законом, нежели вода, то описанные нами явления претерпевают различные изменения.

Во-первых, пояс затишья и дождей, который можно также назвать и метеорологическим экватором, не совпадает во все времена года с величайшею круговою линиею, одинаково удаленною от обоих полюсов, т. е. с математическим экватором, но проходит, не смотря на то, что положение его соответственно со временем года отклоняется на несколько градусов широты, средним числом около 5° к северу от него. Это разделение земли на две неравные метеорологические половины вполне соответствует неравному разделению суши и воды на обеих сторонах этой линии: северное полушарие, вследствие преобладающей массы суши, теплее, и поэтому линия наибольшей теплоты, от которой поднимается восходящий ток воздуха, лежит ближе к северному полюсу. Широта пояса затишья, по этим же причинам, не везде и не во все времена года одинакова, т. е. она то содержит больше градусов, то становится до того малою, что мореплаватель совершенно незаметно переходит из одного пассата в другой. Мореходство извлекло величайшую пользу из знания этих законов: мореплаватели знают теперь очень хорошо, что в известные времена года бывает выгодно пересечь экватор ближе к берегу Америки, а в другие, ближе к берегу Африки; они почти наверное знают, когда и где они встретят попутный пассат, и бывают в состоянии, с помощью этих знаний, совершать свои далекие путешествия в половину того времени, которое прежде было потребно для его совершения.

Другое уклонение от приведенных нами законов больших воздушных течений имеет более местный характер и объясняется тем, что летом, когда суша сильно нагревается, от нее поднимаются теплые воздушные токи, и на них дуют с моря охлаждающие температуру ветры, — процесс, который происходит зимою наоборот, ибо море тогда теплее суши. Это уклонение будет мало заметно там, где материк, как напр. Америка, тянется с севера на юг через все широты; поэтому и в атлантическом и тихом океанах, которые окружают эту часть света, пассаты господствуют с неизменною правильностью; но очень значительно должно быть влияние этого уклонения при той массе [19] суши старого света, которая, находясь по большей части на севере от этой линии, тянется в западно-восточном направлении чрез 210 градусов долготы и столь значительно нарушает равномерности распределения суши и воды. Вплоть до полярных широт, которые постоянно окованы снегом и льдом, простирает Азия свой мало развитый северный берег; неизмеримые плоские возвышенности тянутся в теплом поясе от Китая до Малой Азии и от Аравии до Сенегамбии; большой, континентальный остров с безлесными плоскими возвышенностями лежит в самых крайних долготах Азии и в южноафриканских широтах; и между этими, то знойными, то холодными областями тянется обширное море, которое, будучи окружено с трех сторон сушею, составляет как бы континентальное море или громадный залив. Само собой понятно, что здесь не могут дуть такие же ветры, как на открытом океане, который проходит через все широты: Индейский океан так же, как и западная часть тихого океана, лежащая между Явой, задней Индией и Австралией, имеет свою собственную систему ветров; пассаты изменяют здесь свое направление смотря по положению солнца, и дуют летом и зимою в различных противоположных направлениях. Эти отклоненные пассаты мы называем муссонами.

Между тем как пассаты, только спустя несколько столетий, приобрели значение в жизни и сношениях народов, муссоны имели неизмеримое влияние на людей, живущих в их области, уже несколько тысячелетий тому назад. Без них Китайцы, Индейцы и Аравитяне едва ли выработали бы себе уже в глубокой древности образованность и цивилизацию; без них мореплавание и торговля никогда не развились бы здесь в такой степени и так рано. Они дали возможность этим народам, без особенного знакомства с водами и мореплаванием, предпринимать далекие поездки на просто устроенных судах, в одну половину года отправляя корабли в отдаленные области, в другую возвращая их с такою же уверенностью назад.

Как было за тысячу лет, так бывает и теперь: с изменением муссонов прибывают и исчезают тысячи судов в гаванях этих берегов. От них зависит состояние погоды: они несут далеко во внутрь страны насыщенные водою облака и доставляют жаждущей земле живительный дождь, который один только делает возможным прозябание растений и возделывание земли, и питает многочисленные реки и озера.

В западном углу этой области муссонов лежит так называемый берег Занзибар или Суахели 1, поприще путешествий фон-дер-Декена. Здесь, как и в странах, находящихся в связи с ним, именно в передней Индии, Аравии и Мадагаскаре, дует от ноября до марта так называемый северо-восточной муссон, а от апреля до октября — юго-западный 2. Его наступление происходит обыкновенно с большою правильностью, однако в различных географических широтах в разные времена, потому что ветер, происходящий от переменного жара и холода в плоских возвышенностях центральной Азии, не может начаться в одно и то же время как в Мадагаскаре, так и на арабском берегу. Небольшие уклонения относительно направления и времени замечаются [20] поблизости суши, где наступает ежедневно легкий переменный сухопутный и морской ветерок; большие уклонения замечаются в неправильные промежутки времени и никогда не обходятся без пагубных последствий для обитателей берегов, где эти уклонения случаются. Если, напр. противоположный ветер начнется слишком рано, то многие суда, которые хотели воспользоваться им, не успевают окончить своего плавания: одни погибают на открытом море во время бурь при изменении муссонов, другие, после нескольких месяцев долгого путешествия, принуждены бывают воротиться в гавань, из которой предприняли плавание, не достигши цели; одним словом тысячи торговцев погибают или терпят по крайней мере большой ущерб.

Как у нас, когда поворачивает ветер, господствует некоторое время затишье и дурная погода, так случается это и там, только в больших размерах при двойной смене муссонов. Тут можно различать два периода дождей: так называемый большой, в марте и апреле, и малый, около октября. Под периодом дождей ни в каком случае не следует понимать такую часть года, в продолжении которой целый день или по крайней мере каждый день должен идти дождь; напротив, в один день по нескольку часов идет сильный дождь, в другой день падает только несколько небольших дождей, а в третий не выпадает ни одной капли; но в продолжении большой части дня небо бывает прекрасного голубого цвета, синева которого еще более усиливается разрозненными облаками, ослепительно белого цвета. Периодом дождей следовательно называют эти переходные моменты потому, что в продолжении этого периода сумма дней, в которые выпадают осадки, и масса этих осадков бывает гораздо значительнее, чем в прочие времена года.

Каждый наблюдательный европеец, прибывший в первый раз в Занзибар, должен заметить, что периоды дождей имеют здесь не столь резкий характер, как в каком-либо другом месте между тропиками. Объяснение этого явления чрезвычайно просто: часть территории Занзибара лежит в поясе дождей во все времена года; она составляет пограничную область между двумя могучими государствами, которая попадает под владычество то того, то другого из них. Собственно сухого времени года нельзя различить на острове Занзибаре; самый сухой месяц года впрочем есть ноябрь: в 1859 году в этом месяце выпало дождя только на один дюйм. Годичную массу дождей можно принять в четверо больше, чем у нас, именно почти в 120 английских дюймов, из коих три четверти выпадает в продолжение трех месяцев, от февраля до мая. Эти данные впрочем относятся только к одному Занзибару, метеорологические условия которого стали нам известны, благодаря наблюдениям английского доктора Фроста, между тем как в Килоа, Момбасе, Ламу и др. до сих пор не предпринимали никаких измерений.

Климат Занзибара причисляют к влажным, потому что воздух его всегда более или менее насыщен водою. Как на всех тропических островах и в открытом море, термометр, шарик которого обвернут в кусок сырой кисеи и подвергнут таким образом охлаждающему влиянию испарения, [21] показывает только двумя или четырьмя градусами меньше другого, не обвернутого, или, что то же самое, масса водяных паров в воздухе равняется всегда слишком двум третям того количества, которое вообще можно предполагать в нем при данной температуре. Далее, характерическую сторону климата Занзибара составляет почти совершенно равномерная температура. Вообще, она колеблется между 21° и 24° P., днем и ночью, и во все месяцы года она не выходит из этих тесных границ; очень редко достигает она до 26°, и столь же редко, почти только после гроз, и то на короткое время, ниспадает до 19°.

Так как Занзибар лежит только на шесть градусов к югу от экватора, то здесь нельзя различать настоящих времен года. Самое жаркое время года бывает перед большим периодом дождей, с декабря до февраля. С 21 или 22 июня, когда солнце достигает своей крайней полдневной высоты (в 60°), температура возвышается правильно. 9 октября солнце стоит в зените, 22 декабря спускается потом к северу на 73° и опять поднимается к зениту, пересекая его 5-го марта во второй раз. В это время жар становится удушливым; европеец чувствует себя неловко и бывает нерасположен работать. В феврале начинаются грозы и сильные ливни, являются также бури, очищая и освежая атмосферу. От июня, по прошествии большого периода дождей, до сентября погода становится приятно прохладною, даже часто холодною, ибо охлаждение до 20-21° Р. становится уже довольно ощутительным для привыкших к 24-25°.

Должно показаться странным, что здесь, около экватора, температура не поднимается выше, тогда как стояние термометра на 26° и даже более не представляет ничего необыкновенного даже в наших широтах. Эта видимая неравномерность объясняется тем, что солнце в Занзибаре светит только 12 часов, у нас же от 16 до 17, следовательно оно вознаграждает у нас продолжительностью то, чего недостает ему относительно силы. Впрочем, полдневная высота, до которой достигает у нас солнце в июле, во время сильнейшего жара, отнюдь не меньше самой низкой полдневной высоты солнца в Занзибаре. Различие обоих климатов заключается в том, что у нас самый сильный жар продолжается лишь короткое время, — пока солнце светит ярко, — и бывает не достаточно продолжителен для того, чтобы нагреть землю гораздо выше средней температуры от 7 до 8° P., тогда как на Занзибаре господствует во весь год почти одинаковая температура. Даже в самые жаркие дни погреба наши остаются прохладными и колодезная вода освежающею; в часы полудня мы находим защиту в домах, и, коль скоро наступит пасмурный день, жар спадает. В Занзибаре, напротив, нет такого ночного или годичного охлаждения: море, земля, дома, вода, — все имеет температуру от 22 до 23° и даже более; потому что температура эта есть средняя годичная. Отсутствие изменений температуры, а вовсе не сила жара, делает неприятным пребывание на тропических островах и имеет расслабляющее влияние на европейца. Впрочем к этому привыкают очень скоро, находят постоянную температуру в 23° Р. сносною и бывают очень недовольны, когда термометр опускается до 20°. Прежде думали, [22] что климат Занзибара очень нездоров, и считали крайне опасным провести хотя одну ночь в глубине острова; теперь дознано, что остров этот одна из самых здоровых тропических стран, и что всякий, живущий здесь умеренно и наблюдающий нормальность в движениях, в продолжении многих лет может пользоваться постоянным здоровьем. Но этим все-таки не опровергается расслабляющее действие равномерной температуры; мы не хотим также утверждать, что в этой теплой стране чувствуешь себя также хорошо, как и в умеренном поясе: напротив, мы убедились из собственного опыта, что нельзя безнаказанно подвергаться долгое время этому физическому и нравственному напряжению.

Остров Занзибар лежит между 5° 43' и 6° 28' южной широты и между 39° 13' и 39° 37' восточной долготы от Гринвича, в длинной, узкой выемке, которая образует материк начиная от Рас Пуны до восточного мыса, и отделяется от этого материка каналом, шириною только от 20 до 25 морских миль 3. Восточный берег этого острова и лежащего к северу от него острова Пембы составляет некоторым образом продолжение береговой линии, прерванной бухтою, которая тянется изогнутою внутрь дугой от мыса Дельгадо до земли Сомали; поэтому кажется, что оба эти острова первоначально составляли с материком как бы одно целое, и пролив, отделяющий их от него, образовался только вследствие течений и других обстоятельств.

На восточной стороне острова глубина моря быстро возрастает; напротив того, канал, в особенности в его более узкой южной части, мелок и покрыт многочисленными рифами и песчаными мелями: измерения глубины от мыса Мая, по направлению к материку, показали глубину не более 20 сажень. Далее, на север, канал делается глубже и между Пембою и берегом, в недалеком расстоянии от земли, не находят уже дна на 100 саженях.

Несмотря на многочисленные мели, рифы и маленькие острова, наполняющие Занзибарский канал, плавание по нем не очень опасно и не затруднительно; ибо, кроме сильных течений, господствующих как внутри, так и вне канала, а иногда, преимущественно на юге и на восточной стороне острова, достигающих в продолжении часа быстроты от трех и более морских миль, морякам нечего бояться. Если корабль охватывается таким течением, то, при затишье, наступающем часто около берега, он легко может уклониться от цели; и на самом деле случалось, что корабли в этом случае не могли войти в канал, но неудержимо были гонимы к северу по восточной стороне острова и, даже за Пембу, и только по ту сторону этого острова, где течение слабее, снова попадали во внутренний фарватер, и таким образом, только через несколько недель достигали Занзибара. Поэтому, приближаясь к острову с юга, должно держаться от мыса Пуна не вдалеке от берега материка, чтобы не замедлить прибытием в Занзибар. [23]

Как известно, большие морские течения производятся собственно вращением земли: вода остается за поверхностью земли, отражается от восточных берегов континентов, и, смотря по их форме, принимает различные направления. У восточного берега Африки главный поток, так называемое Мозамбикское течение, поворачивает между Мадагаскаром и материком и идет по направлению к югу, а меньший поток от мыса Дельгадо идет на север. На направление течений по поверхности моря имеют существенное влияние муссоны: северо-восточный муссон задерживает большой северный поток, а юго-западный ускоряет его. В Занзибарском канале, преимущественно по близости от суши, замечаются еще другие течения, происходящие от сменения приливов и отливов. Следовательно моряк должен точно знать наступление прилива и отлива, чтобы воспользоваться обстоятельствами, вызванными ими.

Время высшего уровня воды в день полнолуния, продолжается для всего берега Суахели от 4 часов до 4 часов 45 минут. С каждым следующим днем этот уровень начинается 50 1/4 минутами позднее, так что по прошествии месяца он совпадает опять с тем же часом. Разница в уровне воды при приливе и отливе, в различных местах берега, составляет 12-16 футов. Высокие приливы начинаются три дня спустя после полнолуния и новолуния; при этом заметили, что утренние приливы бывают всегда выше вечерних. При появлении первой четверти луны разница в уровне воды бывает в половину меньше.

Приливы и отливы имеют для жителей острова и берега большую важность; они значительно влияют на торговлю, и благодаря им, местности эти пользуются сравнительно здоровым климатом. Берег Занзибара, внутри линии приливов, покрыт пометами людей и животных, и, если бы его не затопляла вода, то воздух заразился бы миазмами; но вот дважды в день является прилив и уносит все, что оскорбляет наши чувства.

Вид страны бывает различен, смотря по состоянию приливов и отливов. Если вода понижается, то там, где прилив еще так недавно кипел у крутых известковых скал, является длинный, ослепительно белый берег; многочисленные мели и рифы появляются из бесцветных отмелей, и толпа трудолюбивых рыбаков ловит различных съедаемых животных. Когда потом с наступлением прилива поднимется до сих пор дремавший ветер, рыбаки, нагруженные добычею, возвращаются в свои хижины; рифы, окруженные пеною, исчезают, и вскоре прежде оживленный берег опять покрывается вздымающимися волнами.

_________________________

Занзибар есть коралловый остров. Главная его масса образовалась из твердых каменных пород, которые состоят преимущественно из отживших построек мадрепор. Он принадлежит к длинному ряду коралловых формаций, которые окружают, с очень незначительными перерывами, Африку у ее [24] восточного берега, начиная от Красного моря до Наталя, и являются частью в виде известковых скал, которые еще далеко тянутся под водою опасными рифами, — частью же маленькими удлиненными островками, идущими в незначительном расстоянии и в одинаковом направлении с нею. Прежде чем значительно поднялся восточный берег Африки, мадрепоровая скала теперь уже выветривающаяся, покоилась на дне морском, образуя, как можно предполагать, рыхлую массу, происшедшую из известкового ила и коралловых обломков, которые осаждались между постройками еще живых животных и умертвили их. Масса эта окружила собою и других животных, множество раковин, морских ежей и звезд, имевших свои жилища частью на коралловых ветвях, частью в скважинах между ними. Первоначально бывшее рыхлым, это отложение впоследствии было сплочено выделением растворившейся в море извести; когда оно выступило над поверхностью воды, дождь, содержащий углекислоту, имел на нее подобное же влияние, растворяя известь на верху и снова отлагая ее внизу в форме кристаллов.

Таким образом сформировалась мало по малу твердая каменная масса, которая при переломе не обнаруживает более своего смешанного состава из построек животных, а скорее заставляет предполагать, судя по листообразным кристаллическим формациям, которые она столь часто принимала в себя, положительно неорганическое происхождение. Часто отдельные составные части массы обнаруживаются только при значительном выветривании: тогда лучше других сохранившиеся морские животные, морские ежи и морские звезды, лежащие в своей скорлупе, легко выделяются из окружающего их рыхлого камня. Все собираемые таким образом окаменелости принадлежат существующим и теперь породам.

На берегу, где волны производят свое разбивающее и растворяющее действие, выветривание совершается скоро; мягкие животные или песок, забившиеся промежду более твердых частей, вымываются из них водою; образуется множество дыр и скважин, так что скала становится похожею на окаменелую губку. Вода вымывает также большие гроты и пещеры, в которые, во время приливов, проникают волны, более и более расширяя их, пока наконец они не обвалятся. Такие пещеры, образовавшиеся вследствие особенного возрастания коралловых формаций и имеющие обыкновенно сверху довольно широкий вход, встречаются в различных местах и во внутренности острова. Об этих пещерах и об их извилистых ходах рассказывали чудесные вещи, и мы поэтому посетили некоторые из наиболее известных, неподалеку от Дунги, почти в середине острова, но не нашли ничего необыкновенного. Отверстия, выстланные местами небольшими сталактитами, частью поросли деревьями и кустами и служат местопребыванием для больших улиток с створчатыми раковинами; окаменелостей же мы не нашли никаких.

Поверхность коралловой извести неглянцовита, шероховата и усажена множеством твердых, острых зубцов и похожа по виду на зубчатую [25] внутренность многих кварцевых друз. На берегу и во внутренности страны часто встречаются большие коралловые поляны такого характера; они причиняют большие затруднения путешественнику: самая лучшая обувь рвется, а лошади и ослы могут двигаться только с большою опасностью для своих копыт.

И в этой, более твердой, каменной формации находится множество скважин и расселин, через которые всюду, где нет глинистого покрова, скоро просачивается дождевая вода. На Занзибаре это замечается главным образом на восточном берегу и в южной части острова; там же, где этого не бывает, формация эта покрыта слоем плодородной земли. Эта последняя бывает здесь двоякого рода: красный глинозем, на котором роскошно растут произведения тропического моря, — и серая, также содержащая глину, но более рыхлая и песчаная земля, которая не годна для возделывания гвоздик и питательных растений, но за то весьма пригодна для кокосовых пальм и других полезных растений. [26]

Половина или две трети из 29 географических квадратных миль поверхности острова способны к возделыванию, а остальная часть представляет сухое, пустынное каменистое поле с весьма скудною растительностью,

В некоторых местах острова встречаются значительные отложения серо-бурого, довольно рыхлого песчаника. Где он защищен растительным покровом, там сильные ливни скоро растворяют слабо связанную массу и отделяют от нее отдельные кусочки, после чего остаются только более плотные части слоев в форме особенного характера столбов. Наш рисунок, снятый с фотографии, представляет такую формацию, находящуюся на восточном берегу острова, на расстоянии двух или трех миль от города.

Неподалеку от моря, там, где берег начинает покрываться зеленью и кустарниками, появляются местами тонкие слои черного железняка, отложившиеся под поверхностью толщиною в руку. Это, кажется, та же самая железная руда, которая часто встречается внутри восточной Африки и на Мадагаскаре. Здесь на Занзибаре она встречается в весьма небольшом количестве и потому ее не стоит и добывать.

Наш остров немного возвышается над уровнем моря; самые высокие его пункты не более на 100 футов выше этого уровня; только одна небольшая гряда холмов, пересекающая внутренность острова от севера к югу, возвышается на несколько сот футов. Самую значительную возвышенность представляет отдельно стоящая коническая гора Кумкене (на картах Кумбини), находящаяся на юго-западе острова и достигающая 400 футов высоты.

Внутренность острова, как она ни мала, доселе была мало известна: правда, живущие там европейцы часто посещали находящиеся там шамбы или плантации, но их опыты не принесли пользы земледелию. Только в последнее время делопроизводитель французского консульства Яблонский, живущий уже десять лет в Занзибаре, обнародовал некоторые сведения касательно характера почвы во внутренности острова. По его словам, остров возвышается с востока и запада и в средине снова понижается и представляет каменистую продольную долину, по обе стороны которой тянутся вышеупомянутые холмы. Очень определенно и подробно высказывается также французский путешественник Грандидье, объехавший внутренность острова к северу и югу от города и посетивший восточный берег двумя различными путями. Очерк результатов этого путешествия (в котором мы, к сожалению, не могли по болезни принять участия) и прекрасные сведения, любезно сообщенные нам Яблонским, дали нам возможность пополнить нашу карту Занзибара.

Особенное строение каменных масс, составляющих остров, делает невозможным существование длинных речных лож. От падающих в большом количестве дождей остаются только небольшие речки, самая значительная из них есть Муэра, содержащая в себе в сырое время года на столько воды, чтобы приводить в движение мельницу. Но и эти речки, покидая глинистую почву, теряются в расселинах коралловой извести и потом снова появляются на берегу в виде небольших источников. Одна из этих речек, — именно Бубубу, [27] лежащая за пять морских миль к северу от города, проводится посредством канала к морскому берегу. Здесь корабли европейцев наполняют, когда шлюпки во время прилива могут войти туда, свои бочки водою. Ближе лежащая к гавани речка Мтони дает менее хорошую воду.

В других частях острова, где почва покрыта непроницаемым слоем, встречаются небольшие пруды и болота. Они поросли тростником и бледно-голубыми водяными лилиями и служат удобным местопребыванием для водяных птиц и лягушек, дают туземцам воду для мытья и питья, но, так как они иногда совсем высыхают, не мало способствуют распространению слухов о нездоровом климате острова. Из таких лежащих по близости луж снабжают водою город многочисленные толпы негритянских девушек.


Комментарии

1. Слово Занзибар происходит от персидского Зендж - черные, и бар - страна, следовательно означает страну черных. Слово Суахели всего правильнее произвести от арабского Суахиль - множественное число от сахель - берег, следовательно оно означает прибрежных жителей. Поэтому неправильно называть прибрежную полосу, принадлежащую Занзибарской территории, Суахелийским берегом; гораздо вернее назвать его Сахель или Суахель.

2. Мы заимствуем из превосходного сочинения М. Guillain, Documents sur l'histoire, la geographic et le commerce de l'Afrique orieatale, publics par ordre du gouvernement, следующую заметку о муссоне на западе индийского океана: “В открытом море муссоны дуют вообще с северо-востока и юго-запада; но ближе к суше, равно как в начале и в конце своих периодов они значительно изменяют свое направление. На широте Занзибара северо-восточный муссон начинается в половине Ноября и оканчивается в конце Марта; всего сильнее он дует с половины Декабря до половины Февраля и именно с севера и северо-запада. Юго-западный муссон, который сильнее северо-восточного, продолжается от последней половины Апреля до половины Ноября, и, по крайней мере в Занзибаре, носит это название несправедливо, потому что здесь он дует днем часто с югоюго-востока и юго-востока. Арабы и суахелийцы называют его первую, более сильную, половину, продолжающуюся до начала сентября, «Кузи», а вторую, оканчивающуюся с Октябрем, «Димани». В конце Октября ветер поворачивает; прерываемый частыми штилями, с юго-запада к востоку, и наконец переходит в северо-восточный муссон — Каскази».

«По близости экватора так называемый северо-восточный муссон начинается уже в конце Октября, дует сначала с востоко-северо-востока, потом мало по малу переходит на восток и востоко-юго-восток, а в Феврале и Марте даже на юго-восток, по крайней мере днем, а ночью дует более в северном направлении и с суши. Юго-западный муссон дует в половине Апреля в юго-юго-западном направлении и наконец переходит на юго-юго-восток и юго-восток».

«В конце каждого муссона и до начала другого в Занзибаре с полудня и до захода солнца и позже заметны морские ветерки, которые более или менее присоединяются к общему направлению одного из этих ветров. Через несколько часов тишины, около двух или трех часов утра наступает сухопутный ветерок, дующий с запада и юго-запада, продолжающийся до восьми или девяти часов утра и снова оканчивается затишьем».

3. Под милями мы понимаем всегда употребительные у всех наций морские мили = 1/60 экваториального градуса = 1/4 немецкой мили. Этих морских миль, смотря по свойству местности, считается от 2 1/2 до 3 на один час пути.

(пер. А. Смирнова)
Текст воспроизведен по изданию: Путешествие по Восточной Африке в 1859-1861 годах барона Карла Клауса фон Декен. Составлено Отто Керстеном, бывшим членом декеновой экспедиции: Остров Занзибар, поездки к озеру Ниаса и к снежной горе Килиманджаро. М. 1870

© текст - Смирнов А. 1870
© сетевая версия - Тhietmar. 2013
© OCR - Karaiskender. 2013
© дизайн - Войтехович А. 2001