-

ЖЮЛЬ ЖЕРАР

РАССКАЗЫ ЖЕРАРА О ЛЬВИНОЙ ОХОТЕ

Если вы любите охоту, то наверное вам не раз случалось говорить, что вы очень желали бы побороться с врагами более благородными и более опасными, нежели каковы обитатели французских лесов; вероятно, случалось говорить: «Как хотелось бы мне сразиться с львом». Иногда, быть может, вы даже, говаривали: «Я, конечно, мог бы убить льва».

Но действительно ли вы желаете убить несколько этих животных? Подумайте хорошенько. Если это желание ваше искренно, то я могу помочь вам, могу передать вам мой секрет.

Прежде всего вы должны быть молоды и сильны, вы должны иметь крепкие ноги и хорошие глаза — это физические условия; кроме того вы должны иметь железную волю и любовь ко всему прекрасному — это нравственные условия.

Если вы живете не в Париже, то отправьтесь в Париж, отыщите оружейного мастера Девисма и закажите у него двуствольный карабин. Но не забудьте сказать ему, для чего вам нужен карабин; тогда он будет знать, что это оружие должно соединять в себе три существенные условия: прочность, меткость и силу. Вместе с Девисмом испробуйте этот карабин. Если ваши пули попадают в цель на тридцать шагов, это значить, что карабин хорош. Приготовьте еще пистолет, который должен иметь теже достоинства, и который вы также можете получить у Девима. Как пистолет, так и карабин вы должны заряжать конусообразными пулями с стальными наконечниками.

Если бы я вполне был уверен, что вы скоро отправитесь на охоту, то посоветовал, бы вам, по прибытии в Константину, отыскать меня. Если вы не найдете меня в Константине, то подождите моего возвращения и между тем приучайтесь стрелять в цель из карабина.

Вы, пожалуй, подумаете, что мне хочется иметь товарища. Нет, милостивые государи, я ищу не товарища, а наследника. Увы! я подаю в отставку: ноги мои уже отказываются ходить, карабин тяжел для руки, и я чувствую стеснение в груди, когда поднимаюсь на какую нибудь возвышенность; одни только глаза еще хороши. Весь механизм моего тела расстроился на поле чести; но я не намерен остановиться, пока не умру под когтями льва. В ожидании этого приятного события, так как теперь я уже не в состоянии отвечать на все призывы арабов и должен выбирать [252] хорошую погоду и лучшее время года для охоты, то мне очень желательно было бы найти наследника. Я считал бы себя счастливым, если бы мог передать кому нибудь сведения о хитрых маневрах, ночных привычках и благородном характере льва.

Отыскивать льва, ждать его, встречаться и бороться с ним везде и во всякое время, днем и ночью, — вот чему я желал бы научить вас, не для того, чтобы сказать: «Это мой воспитанник», но для того, чтобы в Алжире не прекратилась занесенная французами охота на львов в одиночку и открытая.

Арабы храбрый народ. С высоты своего величия они смотрят на нас с невыносимым презрением. Правы они или нет, этого я не знаю. Храбрость имеет множество оттенков; каждый определяет ее по своему и всякий желает быть храбрым по своим понятиям. Но известно, что арабы, после Бога, более всего боятся льва. Чтобы поймать льва, они обыкновенно употребляют хитрость: заманивают его в глубокую яму, которую называют «зухиа», и там убивают; или взбираются на вершину дерева и оттуда убивают его. Редко нападают они на льва открыто, и тогда выходит уже настоящее сражение, которое стоит им очень дорого. Но никогда араб, один или вдвоем с товарищем, не осмеливался ходить на льва и ждать его в открытом месте.

Теперь арабы уже начинают чувствовать свое унижение, именно потому, что французы прямо, открыто нападают на самого страшного неприятеля — на льва. Я желал бы, чтобы в Константиновской провинции составилось общество из наших воинов и занялось бы львиною охотою. Оно оказало бы Франции важную услугу в этой стране, где все доказывается очевидными фактами. Я был бы счастлив, если бы мог управлять таким обществом. Но желание мое едва ли исполнится когда нибудь; это гораздо труднее, нежели найти наследника.

Не медлите же, приезжайте скорее, пока я жив. Мы будем ходить вместе, как братья, и в минуту опасности я не отстану от вас. Если лев будет сильнее нас, я умру первый и смерть моя будет для вас уроком.

Если же вы приедете слишком поздно, то послушайте по крайней мере советов опытного охотника. Познакомьтесь хорошенько с оружиями, о которых я вам говорил прежде, и отправляйтесь из Франции в апреле: вы будете иметь шесть месяцев самого лучшего времени для охоты. Зимой не следует охотиться; я вам запрещаю это; я в тридцать лет уже сделался стариком от этих зим. Вы очень хорошо сделаете, если каждый год будете [253] возвращаться в свое отечество месяца на три: это очень полезно будет для вашего здоровья.

Итак, отправляйтесь в первых числах апреля. По прибытии в Бону, явитесь в Арабскую канцелярию, объявите о ваших новых занятиях и напросите начальника канцелярии, чтобы дал вам дозволение посещать различные, подведомственные ему племена, и входить в сношения с начальниками этих племен.

Вот что случится с вами: каждое племя отвечает за все убийства, совершенные на его территории. Поэтому арабы, опасаясь, чтобы не растерзал вас лев или не убили мародёры, скорее согласятся отдать себя на съедение, нежели просить вашего пособия. С самого начала, не имея возможности доказать им, что вы отделаетесь и от мародёров и от льва, вам остается одно только средство: познакомиться с каким нибудь каидом, в округе которого есть горы, посещаемые львами, и стараться привлечь его на свою сторону подарками. Каид на все согласится, если вы будете щедры к нему. Тогда вы купите горную лошадь для себя и мула для своей поклажи. Из провизии возьмите с собой то, что вам нравится. Но будьте умеренны во всем, а главное — берегитесь вина и ликеров; иначе не ждите успеха. Впрочем, горная вода так чиста и так хороша, что вы не будете сожалеть о вине.

В Боне вы легко найдете мальчика, который будет говорить за вас по арабски, а с вами по французски. Посадите его на мула, на котором будет ваша поклажа.

Перед отъездом дайте знать начальнику Арабской канцелярии, с каким каидом вы отправляетесь и по каким, местам намерены путешествовать. От него вы получите паспорт, с которым вы будете являться к незнакомым арабским начальникам.

В Бонской области вы можете избрать для себя округи: Боны, Калле, Элух и Хельмы. Если вы услышите, что в одной из этих стран есть львы, то отправляйтесь туда с каидом или шейком и раскиньте свою палатку шагах во ста от деревни, вверх по реке. Я говорю: шагах во ста от арабских палаток, потому, что вы не должны видеть арабских женщин. Я сказал, чтобы вы раскинули свою палатку в некотором отдалении от деревни, вверх по реке, потому, что мародёры каждую ночь, когда не светит луна, бродят вокруг деревень и обыкновенно подходят снизу по течению рек.

Лишь только вы поставите свою палатку, арабы тотчас же явятся к вам с визитом. Это любопытные, которые прийдут посмотреть на вас, чтобы узнать, похожи ли вы на других людей. [254] Они столпятся вокруг вас и будут смотреть на вас как на диво. Но не обращайте на них никакого внимания. Некоторые из них скажут вам: «Здравствуйте!» Отвечайте им без смеха одним движением головы. Будьте немы, если это возможно; или по крайней мере не говорите ни слова без крайней необходимости.

Арабы с презрением смотрят на людей болтливых. Можно быть глупым, низким, вором, убийцей — и вместе с тем пользоваться всеобщим унижением; но ничего нет постыднее, как быть человеком болтливым.

Они осыплют вас вопросами насчет ваших намерений; но будьте осторожны; говорите как можно меньше и как можно скромнее.

«Днем или ночью ты будешь ходить на львов?» — спросят вас, — Отвечайте: «И днем и ночью». — «Один или с товарищем!? — Говорите: «Один».

Скажите им: «Я приехал из Франции охотиться за львами, потому что львы делают много зла, и потому, что убить льва, — это доброе дело; а мы французы всегда готовы итти на смерть, чтобы сделать доброе дело».

Потом какой нибудь молодой человек спросит вис: «А если ты ночью в горах встретишь человека или несколько человек, будешь ли ты стрелять в них?»

Спешите отвечать ему как можно громче, так чтобы все слышали: «Что мне за дело до этих людей, которые ходит ночью по лесам? Дела их не касаются меня; а вооружаюсь только против львов. Когда я увижу их, то скажу им: проходи дальше, и если они не имеют дурных намерений, то и не оделяю им никакого зла».

Этим и должен окончиться ваш разговор, хотя бы вы принуждены были оставаться целый месяц в одной деревне. Если на другой день после этого вы всадите в цель несколько пуль, то, будьте уверены, на двадцать миль в окружности все узнают, что приехал француз, который намерен охотиться за львами. Будут описывать ваш рост, возраст, лицо и проч., и окажут об вас: «Он говорит мало; по виду должно быть храбрый человек; стреляет хорошо и ничего не говорит против мародеров». — Последние слова будут для вас чрезвычайно важны: от них будет зависеть ваша жизнь.

Но на главные вопросы: убивал ли ты львов? видал ли ты их? слыхал ли рев их? — эти вопросы вы, конечно, принуждены были отвечать отрицательно. Пора наконец приступить к делу. Пошлите за справками в соседние деревни, чтобы узнать, не [255] видели ли где нибудь льва, или не слыхали ли о нем. А между тем, так как вы незнакомы с местностию, то выберите для себя хорошего проводника, который уже привык ходить ночью по лесам. Всего лучше взять в проводник какого нибудь вора, которому хорошо знакомы все лесные тропинки. Но если вы спросите в деревне о мародёрах, то над вами будут смеяться и скажут вам, что арабы все честные люди. Вы спросите: нет ли между ними кого нибудь, кто привык прогуливаться по ночам и не боится ночи? Тогда вам укажут десятка на два молодых людей, из которых вы можете сделать выбор по своему вкусу.

Избранный вами араб нескоро согласится быть вашим проводником. Когда вы будете говорить ему о своей храбрости, он с гордостию посмотрит на вас; когда вы попросите его быть проводником, он наверное откажется. Но вы объясните ему свои требования. Скажите ему, что он обязан будет только издали указать берлогу льва и дорожки, по которым лев опускается в долину и к ручьям, для утоления своей жажды; особенна же заметьте ему, что вы не потребуете, чтобы он оставался подле вас в минуту опасности; напротив того, вы непременно прикажете ему удалиться. Тогда он наверное согласится быть вашим проводником.

Когда известят вас, что лев показался в таком-то месте и унес быка или лошадь, то перенесите свою палатку поближе к этому месту и прежде всего постарайтесь узнать с ревом ли ходит этот лев, или без реву? один ли он, или с другими? и показывается ли он днем? Но, для большей безопасности, пройдите сами, днем, с своим проводником, по дорожкам, ведущим в горы, и постарайтесь отыскать львиные следы. По этим следам вы можете судить о поле и росте льва. Если пальцами своей руки вы можете покрыть следы, оставшиеся от когтей льва, это значит, что лев не из молодых и принадлежит к самцам. Если же ваша рука покрывает львиные следы, в таком случае вы будете иметь деле со львицею или со львенком.

Я советую ходить на львов только при лунном свете, в темную ночь — чистейшая глупость, которая несколько раз едва не стоила мне жизни. Хотя я привык уже ходить по горам в темные ночи но мне не раз случалось ошибаться.

Первый раз я отправился на охоту в темную ночь, в феврале 1845 года. Несколько месяцев тому назад я имел честь получить прекрасное ружье из рук Его Королевского Величества герцога Омальского. [256]

Я ходил с ним на второго льва; теперь надобно было убить третьего этим оружием, которое впоследствии прославлено было тринадцатью победами, и которое дорого было для мена не столько потому, что оно триста ночей служило мне защитою, сколько потому, что я получил его от принца.

Лихорадка препятствовала мне пуститься на поиски. Надеясь, что морской воздух будет полезен для меня, в феврале я отправился в Бону. Здесь я получил известие о большом старом льве, очень дорого стоившем окрестным жителям; тотчас же приказал привесть мое оружие из Хельмы и 26-го февраля оставил Бону.

В пять часов вечера 27 февраля я прибыл в деревню Улед-Бен-Азизи, находящуюся в полу-льё от берлога звери, который, по рассказам стариков, более тридцати лет пребывал на Зебель-Крунеге. Мне сказали, что каждый вечер по захождении солнца лев с ревом оставлял гору и ночью спускался в долину. Таким образом встреча с ним были почти неизбежна, и я поспешил зарядить бывшие со мной два ружья. Окончив эту операцию, которая, надобно заметить, всегда требует особенного внимания, я услышал рыкание льва в горах. Гостеприимный мой хозяин согласился итти со мной до брода, через который лев должен был проходить. Я дал ему одно ружье, и мы отправились.

В это время сделалось так темно, что ничего не видно было в двух шагах. Около четверти часа мы шла лесом и потом остановились на берегу ручья, протекающего под горою.

— Брод здесь, сказал мне вожатый, которого сильно смущал приближавшийся рев зверя.

Я старался осмотреть местность; но вокруг меня царствовал такой мрак, что я не видал даже араба, находившегося подле меня, и я решился спуститься к самому ручью, чтобы ощупью отыскать какую нибудь дорожку. Оказалось, что брод был довольно глубок и берег в этом месте был очень крут. Я сел на камень, лежавший на самом берегу, немного подалее брода, и отослал своего вожатого, который только того и ждал. Между тем как я старался познакомиться с местностью, вожатый не переставал твердить мне: «возвратимтесь в деревню; ночь слишком темна; мы лучше завтра днем поищем льва». Один он не смел отправиться домой и спрятался в лесу, в пятидесяти шагам от меня. Приказав ему не шевелиться, что бы он ни услышал, я расположился на камне. [257]

Лев все ревел и приближался очень медленно. Закрыв глаза на несколько минут, потом я опять открыл их и таким образом мог наконец различить окружавшие меня предметы. Под ногами у меня находился вертикальный скат, образовавшийся, вероятно, от разлития ручья; а налево подле меня был брод. План был готов у меня. Я решился сделать выстрел, когда лев не выйдет еще из воды, если только я в состояния буду увидеть его.

Было около девяти часов, когда рев послышался очень близко, в каких нибудь ста метрах от ручья. Я приготовил ружье и с напряженным вниманием начал смотреть в воду. Вдруг с противоположного берега, прямо против меня, послышался тяжелый вздох, как будто там какой нибудь человек находился при последнем издыхании, и я заметил устремленные на меня глаза льва, которые виднелись вдали как два горячие угля. От этого блестящего взгляда вся кровь моя прилила к сердцу. За минуту до того я дрожал от холода, а теперь пот градом катился по моему лицу.

Кто не видал льва в диком его состоянии, тот может подумать, что очень легко бороться с этим животным, даже имея при себе одно только холодное оружие; но кто видал его, тот знает, что человек в борьбе со львом походит на мышь в когтях у кошки.

Я убил уже двух львов, и самый меньший из них весил 500 фунтов. Он одной лапой остановил лошадь на всем скаку; лошадь и всадник остались на месте. С того времени я уже знал, как следует держать себя в борьбе со львом. По моему мнению, кинжал никогда не может спасти человека в этой борьбе. Но вот что я говорил тогда и что повторяю теперь: в случае, если одна или две пуля не убьют льва (что очень может случиться), то, когда он бросится на меня, я всажу ему в горло все ружье до самого приклада; потом, если он страшными своими когтями еще не повалил и не истерзал меня, я поражу его кинжалом в глаза или в сердце. Если же я упаду от первого удара (что более вероятно), тогда левою рукою я ощупаю сердце льва, а правою поражу его кинжалом, лишь бы только обе мои руки были свободны. На другой день по крайней мере найдут не один, а два трупа.

Когда глаза льва показались уже над водой, я вытащил свой кинжал и воткнул его подле себя в землю. Потом я мысленно простился со всеми, кто дорог моему сердцу, и дал обещание [258] умереть со славою. Когда, я взялся за курок, то не чувствовал уже никакого смущения.

Я слышал, как лев ступил в воду, которая текла очень быстро; потом все смолкло. Напрасно напрягал я свое зрение, чтобы проникнуть сквозь окружавший меня мрак. Вдруг почти подле меня, налево, в грязи, послышались шаги льва. В самом деле он уже вышел из воды в медленно приближался к крутому берегу. Движение, которое я сделал в это время, заставило его остановиться. Он был уже в четырех или пяти шагах от меня. Бесполезно было прицеливаться: в темноте я не мог видеть даже дула своего ружья, — и потому я выстрелил наудачу. Вслед за выстрелом тотчас же раздался страшный рев. Это значило, что лев уже не мог бороться со мной.

После рева послышалось глухое, грозное стенание. Я слышал тоже, как лев барахтался в грязи, на берегу; потом опять все смолкло. Считая его убитым или по крайней мере тяжело раненым, я возвратился в деревню вместе с вожатым, который все слышал и вполне убежден был, что лев теперь не уйдет от вас.

Само собой разумеется, что я не мог заснуть целую ночь. Лишь только рассвело, мы отправились к броду; но льва там уже не было; мы нашли только большую кость, похожую на палец, и множество крови. Огромный корень всажен был в берег, близь того места, где я сидел. На другом берегу не видно было никаких следов, и потому я принужден был остановить свои поиски.

На другой день арабы предложили мне свои услуги, для отыскания льва; впрочем, они уверены были, что найдут его мертвым. Всех нас отправилось человек шестьдесят: некоторые верхом на лошадях, а другие пешком. Несколько часов все наши поиски оставались бесполезными, и я уже возвратился в деревню, как вдруг с нагорной стороны послышались выстрелы и крики ура. Не оставалось никакого сомнения, что раненый лев быль найден. Я тотчас же сел на лошадь я вскоре убедился, что на этот раз надежда не обманула меня. Арабы бежали по всем направлениям и кричали как сумасшедшие. Некоторые из них для безопасности переправились уже через ручей; другие же, посмелее, которые были на лошадях, заметив, что лев с трудом тащился на гору, собрались в кучку, чтобы доканать его, как они выражались. Шейк командовал ими. Я переправился через ручей и сошел с лошади. В это время арабы вдруг поворотили своих лошадей и обратились в бегство. Позади их лев [259] на троих своих ногах пробирался сквозь лес и прыгал через камня. Рев его так напугал лошадей, что всадники не в состоянии были справиться с вами. Лошади все скакала, а лев, гордый и грозный, остановился в одной прогалине.

Как он был красив с открытою пастью, которая угрожало смертию всем присутствовавшим там людям! Как он был хорош с своею черною, щетинистою гривою и с своим хвостом!

Он остановился в каких нибудь трехстах шагах от меня. Я подозвал одного араба и передал ему свою лошадь. Многие арабы прибежали и хотели заставить меня снова сесть на лошадь и бежать от этого места, так что я принужден был оставить свой бурнус в их руках. Некоторые из них следовали за мной и старались убедить меня, чтобы я воротился; но по мере того, как я удвоил шаги и приближался к месту, где находился лев, число их уменьшалось. Со мной остался только один, который накануне был моим вожатым.

— Я принял тебя в свою палатку в должен отвечать за тебя перед Богом и перед людьми; я умру вместе с тобой, сказал он мне.

В это время лев оставил прогалину и скрылся в лесу. Я шел по прогалине очень осторожно и постоянно держал ружье наготове. Вожатый мой снова обратился ко мне с следующими словами:

— Смерть не хочет брать тебя; ты так близко подходил ко льву, что мог дотронуться до него. Если бы твои глаза встретились с его глазами, тогда ты умер бы прежде, нежели в состоянии был сделать выстрел.

Я приказал ему бросать каменья в берлогу, чтобы заставить льва выйти из лесу. Лишь только брошен был первый камень, лев вышел из лесу и сделал прыжок в мою сторону, и остановился шагах в десяти от меня.

Араб оставался позади меня и постоянно твердил мне:

— Стреляй! стреляй! стреляй же.

Когда я приложил свое ружье к плечу, лев еще сделал небольшой прыжок в четыре или пять шагов. За этим прыжком, вероятно, следовал бы и еще прыжок; но я опустил куров, и лев, пораженный пулею, повалился па землю. Пуля попала ему в лоб, на один дюйм выше правого глаза.

Араб мой уже благодарил Бога за спасение своей жизни, как вдруг лев повернулся, сел и потом встал на задние лапы. Другая пуля, более счастливая, попала прямо ему в сердце. Этот удар был уже смертельный. [260]

При осмотре трупа этого льва я заметил, что вторая пуля ударилась в лобовую кость, но не раздробила ее.

Из этого рассказа вы можете извлечь очень полезные наставления. С своей стороны я предлагаю вам следующие два: не ходите на охоту в темную ночь и заряжайте свой карабин так, чтобы выстрел был как можно сильнее.

В то время я еще не знал превосходства карабина над ружьем; чтобы придать выстрелу более силы, я употреблял кусок железа, вместо свинцовой пули.

Я остановился на том, каким образом можно узнавать пол, возраст и величину льва, против которого вы идете. Если вы не могли отыскать следов его и если лев продолжает свои опустошения без рева, то идите на него ночью, взяв с собой вожатого. Идите не торопясь и почаще останавливайтесь. Если вы услышите хриплый крик, который европейцы приписывают гиене, но который в самом деле принадлежит шакалу, отправляйтесь в ту сторону, откуда слышен крик. Это значит, что шакал следует или за львом, или за мародёрами, или за гиеной. Он всегда идет по следам этих животных, чтобы воспользоваться их добычею; а криком он созывает других шакалов.

Если шакал ждет за львом по какой нибудь долине, то вам нетрудно будет удостовериться в этом, потому что лев, лишь только заметит вас, непременно подойдет к вам.

В странах лесистых идите скорее по тропинке, на которой кричит шакал, и старайтесь перерезать ему дорогу; потом садитесь в кустарнике, немного поодаль от тропинки, и ждите. В это время вожатый должен спрятаться за деревьями, в нескольких шагав от вас. Если вы расположитесь таким образом, то ожидаемый зверь подойдет под самый карабин и тогда только заметит вас.

Будьте внимательны и осторожны. У львиц и даже у молодых львенков также есть и когти и зубы, которыми они легко могут разорвать вас на части.

Мародёры также имеют тысячи причин не щадить вас, и потому будьте осторожны. Если вы увидите человека, то покажите ему свой карабин и кричите, чтобы он удалялся. Он знает, что вы не нападете на него, и потому, вероятно, послушает вас.

Если же вы заметите льва, то держите карабин наготове и ждите противника на тропинке; увидев вас, он непременно остановится. Метьте так, чтобы пуля попала между глазом м ухом, если лев смотрит на вас со стороны; или старайтесь, чтобы пуля прошла между глазами, если зверь стоят прямо против вас. [261]

Если же вы увидите гиену, то оставьте ее в покое; арабы говорят: «труслив как гиена», и они правы.

Вот как вы должны действовать в случае, если будете так счастливы, что встретите опасных врагов. Но может случаться, что несколько дней вы проходите по горам и долинам, не встретив ни одного льва; не отчаивайтесь. Арабская пословица говорит, что у льва сто дорог, сто бродов. Но эта пословица неверна: у льва более тысячи дорог, более тысячи бродов. Я триста ночей провел в самых лучших местах, которые чаще всего посещаются львами, и между тем встретил только семнадцать львов. Львицы и молодые львенки никогда не остаются надолго в одном и том же месте.

Я особенно рекомендую вам гору Магуну, которая служит как бы увеселительным местом для львов. Путешествуя из Туниса в Марок, львы непременно останавливаются на этой горе. Здесь если вы не найдете большого старого льва, то можете по крайней мере встретить целое семейство львов.

Когда вы заметите на береговом песку следы многих львов, то постарайтесь узнать, по какому пути они выходят из лесу, и потом выберите для себя такое место, чтобы можно было стрелять сверху вниз. Никогда не стреляйте в львов снизу вверх. Иначе если ваша первая пуля будет даже смертельна, и тогда вы в страшной опасности. Чем тяжелее рана, нанесенная льву, и чем ближе он к смерти, тем опаснее. Если после удара лев проживет только две секунды, то он успеет разорвать вас на части.

Однажды ночью, в июле 1845 года, я встретился с тремя молодыми львами. Первый лев, заметив меня, остановился; я тотчас же выстрелил, и он свалился в реку. Но если бы я стоял ниже того места, на котором остановился лев, тогда погибель моя была бы неизбежна. Несмотря на то, что две лапы его была раздроблены, он три раза нападал на меня, ползая на брюхе, хотя это, вероятно, причиняло ему страшную боль. Но берег был довольно высок; лев поднимался на него очень медленно, так что я успел снова зарядить карабин и очень счастливо отделался от этой опасности.

Когда вы встретитесь с целым семейством львов, то оставьте в покое молодых львенков; дайте им пройти и нападайте только на мать. Но будьте осторожны, особенно когда львенки очень молоды. В таком случае борьба со львицею очень опасна. Вот что случилось со мной в ноябре 1846 года:

Однажды лев задушил лошадь и стащил ее в овраг. По следам я догадался, что это должна быть львица. Выбрав удобное [262] место под мастиковым деревом, я начал поджидать эту львицу. В первую ночь ничего; на вторую — ничего; наконец на третью ночь, очень рано, львица явилась с своими детьми, который порядочно уже подросли. Один из львенков, лежа на брюхе в глубине оврага, начал уже обнюхивать лошадь. В это время львица, наблюдавшая за ним, посмотрела во все стороны и заметила мена. Лишь только глаза наши встретились, львица вдруг вскочила на своего львенка, как будто бы она намерена была растерзать его. Львенок тотчас же обратился в бегство, а передо мной осталась только издохшая лошадь.

Новичок пожалел бы, что не выстрелил тотчас же, и подумал бы, что партия его проиграна. Но я знал, что партия еще не кончилась, и что ее нелегко было бы выиграть. Я прислушивался и смотрел по всем сторонам очень внимательно. Вдруг с левой стороны, почти позади меня, послышался слабый шум, и я тотчас же увидел огромные лапы, потом усы и потом большой нос. Ружье мое было наготове; я спустил курок, и львица была убита.

Львица никогда не нападает прямо. Увидев вас, она остановится; потом, если вы прицеливаетесь в нее, она ложится и так прижимается к земле, что вы вовсе не видите ее. Через минуту она поднимает голову, и если вы ружье уже отняли от плеча, она встает и делает вид, как будто хочет удалиться. Но она не уйдет, пока львенки не отойдут от вас на самое дальнее расстояние.

Если львенка остановятся поблизости к вам, то она подползет к вам на брюхе так, что вы и не заметите. Вот почему я советую быть осторожным и внимательным на этой охоте.

Если вы проведете лето на Магуне, то в один прекрасный вечер наверное услышите отдаленный гул, как будто где-то вдали стреляют из пушек. Это вздохи большого старого льва, прогуливающегося по горам. Он идет с полузакрытыми глазами: он еще не совсем проснулся. Потом он как бы сбрасывает с себя лень в начинает реветь. Арабы, лишь только услышали этот рев, начинают бегать и отыскивать вас. Все они, старый и малый, собираются вокруг вас и советуют вам тотчас же итти на льва и убить его прежде, нежели он пройдет половину своих владений.

Наблюдайте арабов: это любопытно и поучительно. Пока слышен рев, между ними царствует религиозное молчание; но лишь только лев умолкает, они начинают говорить все вдруг; посылают против него тысячу проклятии, дают ему самые обидные [263] названия, даже делают ему угрозы. Лев снова начинает реветь, арабы опять умолкают.

Я уже говорил вам, что арабы храбры. Иначе и быть не может: араб родится, живет и умирает среди опасностей, о которых образованные европейцы не имеют и понятия.

С самого детства, вместо нравственных наставлений, говорят ему об убийствах, войне и сражениях, о семейном мщении, о вражде между различными племенами в о ненависти к христианам. Самым умным, самым добродетельным в самым почтенным человеком считается у них тот, кто с большею ловкостью и чаще других совершает убийства.

Однажды вечером, после рассказов стариков о вражде и мщении, когда все соседи уже разошлись по домам и пятнадцатилетний сын хозяйки лег спать, отец вдруг толкает его ногой и называет лентяем и трусом. Мальчик не понимает, за что его бранят, и просит своего отца объясниться. Отец, смеясь, указывает на старый пистолет, повешенный в палатке подле кинжала. Мальчик бросается к своему отцу и почтительно целует его в плечо. Счастливый отец гордится тем, что сын его подает такие блестящие надежды, сажает его подле себя, и между ними завязывается следующий разговор.

— Уходил ли ты из дому когда нибудь ночью так, чтобы я не видал этого? спрашивает отец.

Мальчик рассказывает ему про свою любовь к молодой девушке, к которой он хаживал иногда ночью, рискуя потерять жизнь.

— Хорошо, говорит отец: — но этого еще недостаточно. Ты уже порядочно вырос, и я всегда краснею, когда соседи называют тебя мальчиком. Надобно доказать им, что ты человек.

— Я ничего лучшего и не желаю, отвечает мальчик: — но ночь, мне кажется, слишком темна: мне страшно итти одному.

— На первый раз ты пойдешь не один. Возьми это оружие, скинь свой бурнус, потому что он слишком бел, и затяни покрепче свой пояс.

Между тем как мальчик приготовляется к дороге, старик отправляется в палатку своего друга и говорит ему: «Сын мой готов».

Матери, опасаясь несчастий, начинают плакать; но их успокоивают тем, что молодые люди идут под предводительством человека храброго и опытного.

Все устроивается как нельзя лучше, и в десять часов, во время проливного дождя, в темноте, разве какой нибудь шакал [264] мог бы заметить трех человек в рубашках, которые по цвету трудно было бы отличить от земли.

Под бурнусом, который покрыт множеством заплаток, который служил трем поколениям, но никогда не был в мытье, — каждый из этих путешественников скрывает пистолет и кинжал. Головы этих путешественников покрыты шапочками серого цвета; а ноги их без всякой обуви.

Молча идут они по полям и останавливаются только в виду вражеских палаток. Это деревня, состоящая из десяти или двенадцати палаток, расположенных в виде круга, в центре которого обыкновенно помещаются стада. Каждая палатка охраняется множеством собак.

В этой деревне есть человек, которого отец или дед убил родственника одного из наших путешественников. Убийство должно быть смыто кровию виновного или его родных.

Огни в деревне мало по малу угасают, и все жителя засыпают; бодрствуют одни только собаки. Старик знает, что в известное время ночи собаки также утомляются и наконец засыпают. Он ждет этого времени.

Между тем к деревне подходит лев, который еще не обедал, и который в поздний час ночи обыкновенно чувствует сильный аппетит. Он замечает трех человек, сидящих на земле.

«А — говорит он — вот товарищи, которые поджидают меня очень кстати», и ложится.

Надобно заметить, что лев очень ленив. Так как по ночам обыкновенно бродят вокруг деревень только такие люди, которые воруют животных, то львица говорит своему львенку, когда он подростет: «Дитя мое, если ты встретишь ночью людей, ступай за ними; но не делай им никакого вреда, если они не вооружаются против тебя. Мясо человека не стоит бычачьего мяса; у некоторых людей оно так сухо, как у сельдей. Так ты иди за ними и, когда они подойдут к деревне, ты ложись, а они будут работать для тебя. Потом они выведут несколько животных из деревни; ты опять иди за ними и потребуй у них своей части, когда встретишь на дороге ручей или источник».

Таким образом лев, вместо того, чтобы четверть часа нести или тащить свой обед и потом итти отыскивать воды, для утоления жажды, находит все это приготовленным его друзьями.

Вот почему лев, как я сказал, при виде трех человек лег на землю и спокойно ожидал своей добычи. Но собаки увидели его глаза и подняли страшный лай. Поднимается тревога. Все [265] жители на ногах; одни кричат, другие стреляют из ружей на воздух; женщины зажигают огни и бросают горящие головни.

Между тем лев начинает терять терпение, в одно мгновение бросается на деревню, перескакивает плетень и, захватив барана, удаляется. И собаки и люди, в это время, все в ужасе прячутся под свои палатки.

Через несколько времени, когда вое успокоивается, арабы выползают из палаток, осматривают свои стада и находят, что лев утащил одного барана. Ночь так темна, что глаз европейца не мог бы увидеть ни палаток, ни стада.

Потом опять все засыпают: и люди и собаки; не спят только некоторые старые собаки. В это время трое враждебных арабов внимательно осматривают свои пистолеты и в молчании ползком подвигаются вперед. Старый предводитель указывает на палатку и говорит на ухо молодым людям: «Дети, будьте людьми. Не трогайтесь с места, пока не услышите лая собак с другой стороны; но тогда уже не медлите ни одной секунды». Потом о в ползком пробирается на противоположную сторону. Если собаки еще не успели заметить его, то он встает на ноги, делает несколько шагов и кашляет. Этого совершенно достаточно: все собаки из целой деревни собираются вокруг его. Старик идет против них на ногах и на руках. От этого собаки не смеют приблизиться к нему.

Между тем двое молодых людей осторожно пробираются к указанной стариком палатке и внимательно прислушиваются. В палатке все спят; женщины обыкновенно вдали от дверей, подле них — дети; а у самого входа лежит хозяин, с пистолетом под головой и с ятаганом подле боку. Пятнадцатилетний мальчик в темноте пробирается в палатку, отыскивает своего врага, спускает курок своего пистолета, и дело кончено.

Человек, получивший такое образование, конечно, должен быть храбр не только днем, но и ночью. В самом деле, между окружающими вас арабами, вероятно, найдется человек двадцать, которые без всякого смущения подставят свои головы под ятаган. Но ни один из них не осмелится напасть на льва. Бесчисленные примеры доказали арабам, что лев отличается необыкновенною силою и храбростию. Они долго боролись со львом, и перевес всегда был на стороне льва. Даже когда он принужден был уступить многочисленности неприятелей, и тогда победа стоила неприятелям очень дорого. Вот почему арабы так уважают льва.

Текст воспроизведен по изданию: Рассказы Жерара о львиной охоте // Современник, № 2. 1852