-

2. ЛЕВ И КАБАН.

(Отрывки из путешествия по Марокко).

Мелим Ахмед разостлал ковры, говорит знаменитый турист Дрюмон Гай, в тени ветвистого дерева, и, при нашем многочисленном обществе, положенные перед нами арбузы и виноград исчезали довольно скоро. [84]

Увеселение протекшего дня составляло предмет нашей оживленной беседы. Старый охотник, ранивший кабана, сказал нам, что он подвергался большой опасности: лишь только он выстрелил, как кабан с яростию и остервенением кинулся на него, и он только тем спасся, что успел скрыться за деревом. Я уже старый охотник, говорил он, и много охотился за львами, и смело утверждаю, что охота за кабанами гораздо опаснее, нежели, встреча с лесным султаном, к нападению которого охотник всегда может приготовиться более или менее.

В провинции Риф, где он часто ходил на льва, всякий охотник берет ружье, кинжал и три или четыре железные рогатины. Выкапывают яму около четырех футов глубины, так что в ней может скрыться человек, если он нагнется. Рогатины укрепляются в земле и острым концом немного наклоняются вперед. Каждый стрелок садится в такую яму.

Загонщики, делая как можно более шуму, криком, барабанами, выстрелами, гонят зверя в ту сторону, где находятся охотники. Лев обыкновенно бросается на ранившего его; тот в ту же минуту нагибается, и животное падает прямо на подставленные рогатины, где его убивают кинжалом.

— Много у вас львов в стране Аскалаи? [85] спросил я: мне кажется, там ночью не совсем безопасно прогуливаться.

«Они редко нападают на человека, если он их оставляет в покое, сказал старый Рифиец. Я раз, будучи один, встретил несколько львов. Они остановились и только на меня посмотрели. Но в подобных случаях надобно продолжать свой путь, как будто не замечая льва, и тогда он обыкновенно также весьма спокойно пойдет своею дорогой. Вот лучший совет, какой я вам только могу дать, продолжал наш седой собеседник: если бы вам случилось повстречаться со львом, не сворачивайте в сторону, а продолжайте ваш путь с величайшим хладнокровием, до тех пор, пока он скроется из виду и перестанет за вами следить; тогда вдруг возмете другое направление и удаляйтесь, как можно скорее, с тем, чтобы лев, заметив, по какой линии вы идете, не мог бы вас долее подкарауливать, в чем он также хитер и искусен, как кошка, и тогда уже от него отделаться не легко.

При этом совете, я вспомнил анекдот о старом Английском пере, которого спросили, что бы он сделал, когда, прогуливаясь по берегу моря, вдруг увидел бы перед собою льва, убежавшего из зверинца. Чтобы я сделал? возразил он преспокойно: я бы нанял фиакр.

Когда я спросил Аравитянина о том, велика [86] ли опасность выходить на охоту на льва без рогатин и без ям, он отвечал: да, это было бы тоже, что положить жизнь свою на ладонь. — Сын шейка нашей деревни пришел однажды вечером домой с огромною львиною шкурою, которую он положил к ногам отца и, показывая ему место, где пуля прошла в череп животного, сказал, что он один встретился в лесу с этим львом и убил его.

— Сын мой возразил шейк: которым пальцем спустил ты курок.

Молодой человек поднял указательный палец.

Схватить его и связать! вскричал шейк. Я тебе отрежу этот палец, любезный, с тем, чтобы вперед тебе не приходила охота одному убивать львов. Я тебя не хочу лишиться ни за 1000, ни за 10.000 львиных шкур.

Мы все стали просить и уговаривить шейка пощадить молодого человека, который оставался спокойным и хладнокровным; крупные слезы текли по впалым щекам отца, но он ему отсек палец».

— Много скота у вас похищают львы? — спросил я.

«От времени до времени ягненка, отвечал старый Рифиец: а иногда и теленка, если они его застанут одного; но хотя мы летом и выгоняем наш скот в леса, он однакож пропадает весьма редко. У скота удивительный инстинкт [87] предохранять себя ночью от нападения льва: он образует круг, в средине которого находятся коровы и телята, а волы стоят вокруг и охраняют всю эту толпу. Если один из них почует льва, он начинает реветь и взрывать ногами землю; другие понимая этот знак, становятся в линию и бегут туда, где они думают найти льва, который обыкновенно, не дожидаясь нападения, бежит от столь ужасных неприятелей. Нередко случается, что вол побеждает и убивает льва своими рогами. Преимущественную добычу льва составляют дикие козы, лани, дикие поросята; но если он нападает на взрослого кабана, то сражение становится ужасным, и он не всегда выходит победителем; в этом я могу уверить вас моим рассказом: я имел редкий случай был свидетелем такого рода встречи; хотя я тогда еще был очень молод, однако, я помню это как сегодня; я расскажу вам».

Рассказ возбудил всеобщее внимание и все разговоры утихли. Старик начал:

«Вот история кабана и двух львов. Во время моей юности, когда у меня вместо теперешней, совершенно седой бороды, похожей на снег лежащий на вершине гор, были черные, крутящиеся усы, редкую ночь проводил я дома, под кровлею моего отца. В сумерки я выходил с ружьем и садился в засаду в [88] соседнем лесу, чтобы подкараулить какого нибудь дикого зверя. Опасность была моею лучшею забавою! Однажды, при чудном лунном свете, я расположился на скале, под которою шумел поток и затихал в небольшом болоте; это место известно нам, охотникам. Оно одно из удобнейших мест для встречи с кабанами, приходящими пить к источнику.

Луна уже поднялась довольно высоко; небо было чисто, на нем блистали мириады звезд. В природе все было тихо и покойно; уставши от ожидания, я стал засыпать, как вдруг проснулся от шелеста листьев и шума трещавших ветвей; я догадался, что зверь близко. Мысль эта оживила мои силы; я осторожно привстал, подсыпал пороху на полку и стал прислушиваться. Опять таже тишина. Вдруг послышалось тихое рычанье кабана и вскоре на поляне показался кабан огромной величины, важно приближаясь к болоту. Луна осветила всю длинную щетину, побелевшую от старости, и клыки, блиставшие, как полированная слоновая кость. Кругом все было покрыто густою тенью; я приготовил мое ружье и стал дожидать, чтоб кабан подошел к источнику.

Новостривши свои клыки, кабан стал рыть землю; он казался беспокойным, встревоженным; он как будто чуял соседство неприятеля, тревожно подымал рыло и нюхал в воздухе. [89]

Я этому чрезвычайно удивлялся; ибо ветер дул с противной стороны, и мое присутствие, следовательно, должно было ему оставаться неизвестным;

Но вскоре я услышал небольшой шум у самого болота; беспокойство кабана видимо увеличилось; он громко заревел и стал сильно рыть землю.

Устремив свои взоры на то место, откуда происходил шум, мало по малу я начал различать большую косматую голову животного ужасной величины; глаза его блистали между кустов, как два горящие угля. Я стал всматриваться пристальнее и ясно увидел огромного льва, который полз на брюхе, как кошка, и украдкою приближался к кабану, высматривая все его движения. Щетина кабана поднималась все выше и выше, глаза наливались кровью; он продолжал рыть землю.

Скрытый частию тростником и камышом, лев был уже не более как в двадцати шагах от кабана; я ожидал ужасной встречи и боялся перевести дыхание;, я находился вне всякой опасности, но несмотря на то, дрожь пронимала меня.

Кабан поднял голову и тихо повернул рылом; мне показалось, будто он наблюдает за неприятелем... Еще секунда-лев сделал скачок, и начался страшный бой. Кабан, [90] выпрямившись на задних лапах и разинув страшную пасть, столкнулся со львом; я слышал удары, которые они наносили друг другу, я слышал рычание ярости их; нагнувшись, всеми силами я старался разглядеть в подробности, чем все это кончится. К величайшему моему удивлению, страшный кабан, освободившись из могучих львиных лап, снова с остервенением и яростию кинулся на своего противника; лев ужасно заревел, и ему издалека вторил вой диких шакалов. — Кабан, все более и более ожесточаясь, повторял свои удары, пока не погрузил наконец все свое рыло во внутренности издыхающего льва. Кровь текла из широких ран его, но щетина его оставалась поднятою; клыками своими он бил тело льва; мне казалось, что кабан ежеминутно увеличивается: мне стало страшно, впервые мною овладела какая-то робость.

Великий Боже! пробормотал я: кто знает, может быть, он меня настигнет даже здесь, на этой скале. Я упал лицом к земле и вскричал: нет Бога, кроме Бога, и Магомет его пророк! Я ободрился и снова стал смотреть. Кабан начал утолять свою жажду у ключа. Схватив ружье, я прицелился, но вдруг остановился; к чему убивать? Он славно дрался, оставляет мне в добычу львиную шкуру, и кто знает, может быть, это джинну (злой дух). Я положил ружье и стал ожидать утра. [91]

Вдруг снова послышался легкий шум; шорох листьев привлек мое внимание, и я увидел голову львицы, покрытую редкими волосами. Она с ужасом смотрела на убитого льва. — Кабан тихо заворчал. Львица храбро выступила, потом остановилась и откупила к лесу. — Кабан опустив голову, кинулся на нее; но она спаслась от этого смертельного удара, бросившись в сторону. — Набежавшая туча покрыла луну; я ничего более не мог различить; лишь только слышал каждый удар лапы, каждый удар зубов; воздух дрожал, и безмолвие ночи нарушалось смешанным, остервенелым отголоском свирепых животных, потом последовала совершенная тишина. Облако рассеялось, небо было чисто, и я увидел величественную картину: львицу, сидевшую на издохшем кабане.

Я схватил ружье, метко прицелился, выстрелил и положил львицу на месте.

Рассвело, и лишь только тогда сошел я со скалы и приблизился к месту поединка; когти мертвой львицы были еще погружены в тело кабана; глубокие раны кабана, его изодранная шкура, облитая запекшеюся, но еще теплою кровью, доказывали неустрашимость и храбрую его защиту.

Шкуры были чудеснейшие; зрелище этой чудной и страшной борьбы доставило мне барыш, которого я никак не мог приобресть так [92] легко; животные как будто принесли себя в жертву для моей прибыли».

В то время как мы благодарили старого охотника за его одушевленный рассказ, один изнуренный Аравитянин, сидевший с нами, протянул свою голую, жилистую ногу, в средину кружка и прехладнокровно сказал: «посмотрите-ка на эти рубцы и раны и помните, что при охоте на кабана получают их не одни только собаки».

«Расскажи нам, где и как ты получил эти раны, — сказал молодой горец, хозяин убитой собаки».

«Это было так, отвечал он. Восемь лет тому назад, во время жатвы, подстерегая ночью кабана в поле спелого ячменя, недалеко от Рас-Асхакар, я выстрелил в одного. Животное пошатнулось, упало, но не надолго: чрез минуту, вскочило и убежало.

При наступлении дня, я отыскал место, где кабан упал; я нашел следы крови и дошел по ним до кустарника, среди поля, под которым он лежал; скрываясь от него, я осторожно обошел его с ружьем в руке. Вдруг послышалось ломание ветвей и шелест листьев; я не успел еще встать в оборонительное положение, как кабан уже напал на меня: ружье выпало у меня из руки, кабан на меня бросился, клыки его блеснули; мне больше ничего [93] не оставалось делать, как покориться своей судьбе. Уж я думал, что час моей смерти близок: клыками своими кабан нанес мне несколько сильных ран. — Я должен был сделаться его жертвою; случайно освободившись на секунду от страшного животного, мне вдруг пришло в голову одно средство. Я незаметно вынул руки из рукавов своего платья и, отползши шагов десять, скрылся под сухими листьями, оставив свое платье на произвол рассерженного животного, которое рвало его в клочки: кровь у меня сильно текла, и я лишился памяти. В Меснане (название деревни близ Тангера) я очнулся; туда меня принесли к отцу полумертвого. Я рассказал мое приключение, и тотчас же несколько охотников отправились для отмщения за меня. Кабан возвратился в свою берлогу. Несмотря на то, что он был ранен, он напал на них с яростью; но приготовленные к тому охотники скоро его убили. Несколько месяцев прошло, пока я мог стоять на ногах».

Текст воспроизведен по изданию: Лев и кабан. (Отрывки из путешествия по Марокко) // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 67. № 265. 1847