БУЭ-ВИЛЬОМЕЗ

КРЕЙСЕРСТВО У ЗАПАДНЫХ БЕРЕГОВ АФРИКИ

(Статья г. Буэ-Вильомеза, капитана корабля, начальника французской эскадры).

ГЛАВА I.

Многосторонние обязанности на станции у западных берегов Африки. — Вооруженные десанты на разных пунктах. — Успехи нашей морской торговли на Африканском берегу. — Упадок нашего торгового флота вообще. — Необходимость восстановить его. — Нынешнее состояние торга Неграми. — Средства к его уничтожению. — Частная обязанность французских крейсеров. — Разорение притонов торга невольниками, на Перцовом берегу Либерийцами и Французами. — Последствия этого дела.

Сентября 18-го 1848 года, я прибыл в Лориан для вооружения 46-ти пушечного фрегата Пенелопы, и 20-го приступил к работам; 10-го октября вытянулся на рейд, а 17-го фрегат был совершенно готов к выходу в море, и осмотрен морским префектом; 6-го ноября, т. е. менее [192] чем через полтора месяца, от начала вооружения, фрегат снялся с якоря и, несмотря на перемежающиеся штили и бури, в одиннадцать дней прибыл в С. Луи, в Сенегал, и бросил якорь перед Guet-N’Dar, откуда, спустя несколько дней, явился на Горейском рейде. Тут не замедлила присоединиться ко мне последовательно большая часть прибрежной африканской эскадры, вверенной моему командованию, и состоявшей из четырнадцати судов.

По инструкции морского министра, поручение мое имело двоякую цель: во-первых восстановить господство французского флага на тех пунктах, где оно насильственным образом было уничтожено; во-вторых, предписано было строжайше преследовать торговлю Неграми, которая, нагло прикрываясь нашим флагом, стала быстро распространяться, и уничтожить ее в самом корне, разрушив главнейшие притоны торговцев с помощию вооруженного дессанта; дессант этот долженствовал быть сформирован из экипажей эскадры и действовать на тех пунктах, на которых мы можем вести войну, не нарушая народного права. В течение всего января 1849 года, мы занимались нагрузкою и заготовлением провизии и материалов, распределением служебных обязанностей, как на судах, так и вне оных, и пушечными, парусными и ружейными ученьями; я воспользовался соседством полуострова Belair для того, чтобы ознакомить с главнейшими пехотными построениями ту часть команды, которая назначена была для дессанта. — Сюда относились: застрельщичье учение, построение карре, движете колонною к атаке, развертывание ее на марше во фронт или быстрый переход в карре, перемена фронта, стрельба из ружей и пр., словом сказать все то, что необходимо было изучить пред внезапными высадками и набегами на берегу, чтобы действовать против неприятеля с уверенностию в победе. Да позволено будет мне здесь небольшое размышление: некоторые [193] мнимые зейманы, имеющие претензию на глубокое знание морского дела, стараются представить в смешном виде пехотные ученья матросов, вероятно с той целью, чтобы этим дешевым средством выказать себя истинными моряками. Но, сказать правду, ни Дюгей-Труэн, простоявший месяц на якоре в Порто-Грандо, на островах Зеленого мыса, для составления из экипажей своей эскадры экспедиционного корпуса для осады Рио-Жанейро; ни Нельсон, приготовлявший своих матросов к десантному действию против Санта-Круца, на Тенерифе, или к осаде форта С. Жан-де-Никарагуа — оба эти знаменитые флотоводца не думали, что какие-нибудь морские пигмеи нашего времени будут говорить с улыбкою презрения о тех благоразумных приготовлениях, которые были нужны для успехов экспедиции. Эскадра, стоявшая на Горейском рейде, в первых числах февраля 1849, уже была готова к прибрежному крейсерству, и суда отправились к разным пунктам, на которых они, в случае тщетных убеждений, должны были немедленно восстановить, силою, уважение к французскому флагу. Я не буду возвращаться к экспедициям, предпринятым в 1849 некоторыми экипажами упомянутой эскадры. В двух первых из них, флаг наш, оскорбленный черными пиратами и мятежными племенами, которые возмутились под влиянием коварной политики иностранцев, был восстановлен и получил такое важное значение, какого не имел прежде, благодаря храбрости морского дессанта. В последней экспедиции мы атаковали и разрушили, вместе с войсками юного государства Либерии, призвавшего нас на помощь, убежища торговцев Неграми, находившиеся даже на землях самой Либерии.

Сорок восемь офицеров и матросов, убитых и раненых в этих экспедициях, свидетельствуют об упорном сопротивлении, встреченном нами от диких, значительно превосходивших нас в числе, хорошо вооруженных и закрытых. [194] Результат этих действий вполне соответствовал ожиданиям; не только новые реки, прежде недоступные для наших промышленников, открылись для их каботажных судов, занимающихся меновою или вывозною торговлею, но и торговля всего остального берега Африки оживилась, и сделалась безопасною под французским флагом. Рассматривая оффицияльные бумаги, я с удовольствием вижу, что по журналу брандвахты Горейского рейда, пришедших туда коммерческих судов под французским флагом было до 125, каждое свыше 100 тонов, и 130 других судов, каждое менее 100 тонов. Из рапортов крейсерующих капитанов видно также, что на дистанционном пространстве от Гореи до Сиерра-Леоне, прошло с апреля 1849 до мая 1850 года, 44 трехмачтовых судна французских, за грузом в порты Metacong, Rio-Nunez, Rio-Pondo, iles de Loss, и пр. И так морское доверие снова восстановилось на водах Африки, где, даже и до 1848 года, быстрые успехи нашей торговой навигации представляли разительную противоположность с тем упадком французской коммерции, в каком она находилась в это время почти на морях всего света. И действительно, в январе 1848 г., публикуя сведения о дозволенной и запрещенной торговле в западной Африке, я сравнил таможенные ведомости за многие годы, и вывел из этого сравнения следующие заключения: торговое движение Франции в Сенегальских владениях, выражавшееся в 1840 году цыфрою в 11,832,012 фр., возрасло, в 1846 году, до 23,880,139 фр., т. е. удвоилось, в шесть лет; подобное же возрастание замечается и на остальной части западного берега Африки. Не входя в подробные доказательства упадка нашей торговли вообще, и успехов ее на западном берегу. Африки, рассмотрим теперь действия наших крейсерств в отношении к прекращению торга невольниками. [195]

Надобно сознаться, что преступная торговля эта до сих пор еще в полном действии; главнейший и почти единственный источник, постоянно снабжающий ее средствами, находится в Бразилии, куда сбывают большую часть этого товара, а именно от 50,000 до 60,000 чел. в год, увлекая их из недр семейства и отечества. — Весьма часто невольники эти, безжалостно закупоренные в трюме, представляют собою жертвы войны, беспрестанно поддерживаемой между туземными племенами Африки хитрою политикою торговцев, которые одну воюющую сторону снабжают оружием и порохом, а других лишают этих средств защиты; следствием подобных раздоров бывает то, что военнопленные переходят в руки торговцев, а от них поступают невольниками в Бразилию, через торговых корреспондентов; местное начальство смотрит на эту торговлю сквозь пальцы, и отчасти, даже покровительствует ей. И так, если христианская Европа действительно желает положить конец этому унизительному для человечества торгу, то она должна его преследовать и поражать на материке Америки.

Что касается до средств, употребленных на берегах Африки для уничтожения торга невольниками, который, повторю еще, преимущественно производится с Бразилией) и под ее флагом, то средства эти заключаются в размножении военных крейсеров для полицейского осмотра берега, и нападения на те его пункты, где находятся притоны негропромышленников. Не смотря на крейсерства, число невольников, перевозимых из Африки в Бразилию, уменьшается весьма нечувствительно; что ж касается до вооруженного дессанта, то правительства разрешают высаживание войск только там, где, на основании трактатов, дозволен полицейский осмотр берега, и где есть пристани для торга невольниками — торга, который распространяется почти по всему прибрежью Африки. Только одни английские [196] крейсеры, могут захватывать Бразильцев, торгующих невольниками. Французские же военные суда, должны ограничиваться одним полицейским осмотром коммерческих судов под флагом Франции, и задерживать их при малейшем подозрении в участии в недозволенной торговле. Так, с 1848 года, и в особенности после уменьшения числа крейсеров нашей эскадры, многие французские коммерческие суда, более чем косвенно приняли участие в торге невольниками, и безбоязненно подходили к берегам Африки со множеством пустых водяных бочек, огромными котлами и другими приборами, которые, по смыслу существующих законов, служат поводом к арестованию того судна, на котором они находятся, ибо внушают подозрение в производстве запрещенного торга.

Данные мне инструкции предписывали строгое соблюдение этих законов, и я, не колеблясь, приступил к действию по точному их смыслу. Будем надеяться, что поимка судов, и новейшие постановления, если даже и не строжайшие прежних, то, по крайней мере, более определительные, скоро пресекут покушения тех наших торговцев, которые своими действиями запятнали честь французского флага.

Что ж касается до обязанности наших крейсеров, то она не имеет, и не должна иметь никакой другой цели, кроме преследования невольничьего торга, под флагом Франции; действовать же вооруженным дессантом мы можем только на тех землях — и то с разрешения местной власти — в которых находятся убежища этой торговли. Так, мы можем преследовать невольничество на землях Либерии, этой юной республики, занимающей почти все протяжение Перцового берега и состоящей, как известно, из американских Негров, добровольно переселившихся в Африку, где, может быть, жили их предки. Уже в 1848, предвидя те благоприятные последствия, какие могут произойти от утверждения этой [197] християнской и образованной нации, для прекращения торга невольниками, я поддерживал перед французским правительством просьбу Либерийцев — признать оффициально независимость их республики, на что уже последовало согласие Англии и Соединенных Штатов. Благодаря утверждению этой независимости со стороны Франции, моряки наши, с помощию Либерийцев, разрушили четыре главные гнезда негропромышленников, сожгли товары и шалаши, освободили невольников, и теперь могут производить подобные преследования по всему Перцовому берегу с помощию дессанта. Торговля Неграми вообще сосредоточена на пространстве между заливом Бенинским и южными пределами королевства Ангола, что позволяет нам не разделять эскадру на отряды.

ГЛАВА II.

Ученье парусами. — Соперничество в работах между Пенелопою и Портсмутом. — Пальба ядрами и бомбами. — Действие абордажною саблею. — Морские эволюции. — Преобразование, предложенное в тактике, изданной в 1832 г. для руководства на флоте. — Взгляд на прежние морские сражения.

Дисциплина на эскадре есть первое основание ее благоустройства: это аксиома; но ежели необходимо водворить эту дисциплину со всею строгостию закона и постановлений, с самого начала кампании, то не менее того необходимо в тоже время возбудить в моряках и истинное сознание их силы и дух соревнования; по этому я считал всего нужнее — наискорейшим образом ознакомить, находящиеся под моею командою суда, с теми морскими и военными упражнениями, которые удесятеряют достоинство и силу экипажа, представляющего собою [198] разумного и единодушного двигателя военной машины. Для возбуждения же духа соревнования, я пользовался всеми случаями, когда только крейсеры собирались под мое начальство, чтобы совершенствовать их в управлении парусами и в генеральных эволюциях; самолюбие, однажды затронутое, привело наконец к тому, что отряд у западных берегов Африки сделался предметом внимания иностранцев, как по быстроте своих работ, так в особенности по скорому снятию с якорей. Быстрота последнего маневра главнее всего для крейсеров, которые часто становятся на якорь в близи берега, и принуждены бывают пускаться в море с чрезвычайною поспешностию, для преследования какого нибудь судна, едва показавшегося на горизонте. — В пример успехов наших работ, привожу, на выдержку, следующее место из шканечного журнала: 22 октября 1849, суда Пенелопа, Решерш, Дюпети-Туар, Аргус и Ахерон стояли на якоре за внешними мелями прохода в Гибон. Канату на клюзе было до 80 сажен. Ровно в шесть часов утра, с фрегата Пенелопа был сделан отряду сигнал: «сняться с якоря». Через 4 мин., подняв якорь, Пенелопа поднял кливер; потом послал людей по марсам и отдал все паруса в 2 1/2 минуты; натянул шкоты, поднял фалы и обрасопил реи в бакштаг в 2 минуты. Весь маневр продолжался 8 1/2 минут. Прочие снялись несколькими секундами позже.

Конечно, я мог бы с фрегатом сняться еще скорее, если бы, подтянув канат, заставил ходить на шпиле и отдавать паруса в одно время. Но корветы и бриги отряда, имея сравнительно менее людей, не могли бы следовать за мною, и потому я старался уравнять преимущества всех судов, чтобы лучше возбудить самолюбие команды; за то и велика была радость тех, кому я объявлял сигналом свое удовольствие, в награду за их проворство и искусство при исполнении [199] предписанного маневра. Английский коммодор, бывший в это время вместе с нами, находился на паровом фрегате; следовательно нам не приходилось соперничать с ним в. парусных работах. Но в марте, 1850 года, я имел случай состязаться с американским коммодором, имевшим свой брейд-вымпел на прекрасном корвете Портсмут, на котором было сравнительно более экипажа, чем на моем фрегате. — Я снова обращаюсь к шканечному журналу, и нахожу, что 16 марта оба судна стояли с отданными для просушки парусами и поднятыми передними стакселями. Фрегат Пенелопа закрепил все паруса и опустил лисель-спирты в 1 м. 25 с; а спустя 4-5 секунд, ни одного человека на марсах не было. На корвете же Портсмут, маневр этот был исполнен в 3 м. 15 сек; прибавя 1 минуту на сход людей с реев и марсов, всего будет 4 м. 15 сек. т. е. вдвое долее против Пенелопы. Весьма легко понять, с какою целью я вступил в это соперничество и с каким намерением старался доказать превосходство наших моряков в работе. Очень много есть во Франции таких людей, которые стараются унизить наши военные суда и экипажи, превознося до небес всякий чурбан, плавающий под иностранным флагом. Одним словом, для этих господ мореплавание наше не есть enfant du pays, как для Англии и Америки. Такое равнодушие в тысячу раз пагубнее пристрастия: первое порождает уныние, а второе доверенность — источник преуспеяния.

Если главное дело состоит в том, чтобы возбудить соревнование в экипажах и распространить практические сведения во всем, что касается до управления парусами, то не менее необходимо, с самого начала кампании приучить людей к действию артиллериею — этому главнейшему оружию моряков; относительно этих занятий обязанность и труд капитанов [200] значительно ныне облегчен, благодаря драгоценному рассаднику морских артиллеристов, поступающих на службу с учебного фрегата. Я приведу здесь только те результаты наших экзерциций в пальбе в цель, которые представляют некоторый интерес по действию ударных биллетовских разрывных снарядов. Не упоминая о пальбе на море в плавучие цели, во время которой мы не могли верно наблюдать за разрушительным и зажигательным действием ядер, я выписываю здесь из журнала одни только рапорты о пальбе ядрами и бомбами, произведенной 25 сентября на якоре у Saint-Paul-de-Loanda; цель была поставлена на песчаном полуострове в расстоянии 4 1/4 кабельтовов от фрегата, и состояла из дюжины бочек, наполненных песком, которых колонна поддерживалась песчаным валом, опиравшимся на другие бочки, зарытые в песке; на вершине их утвержден был шток с красным флагом.

Фрегат, поставленный на шпринг, бортом к цели, открыл батальный огонь из дека, вооруженного короткими 30 фунтовыми пушками и 30 же фунтовыми бомбовыми пушками, и сделал 98 выстрелов. Из них: 14 выстрелов биллетовскими ударными бомбами; 28 бомбами, с обыкновенными трубками; 42 учебными, наполненными песком; и 14 обыкновенными полными ядрами. Из них 20 попали в цель, другие, более или менее, коснулись песчаной насыпи. Биллетовские бомбы все, кроме одной, разрывало при малейшем прикосновении к почве, состоявшей из рыхлого песка. Напротив того, все бомбы с простыми трубками разрывались только тогда, когда падали на землю под большим углом, а при рикошетном или косвенном выстреле разрывались при втором или третьем падении; иногда же, сделав несколько рикошетов падали в море, по другую сторону песчаной косы, не разрываясь.

Верхняя баттарея сделала 42 выстрела из обыкновенных [201] и бомбовых пушек: из них 10 коснулись цели, а один сбил даже флэг-шток; здесь замечено то же самое относительно разрывных снарядов с ударными и простыми трубками, что и при пальбе из закрытой баттареи. Я привожу эти выводы потому, что они убедительно разрешают все сомнения, выраженные на счет зажигательного действия снарядов покойного товарища нашего г. Биллета. Полагая, что пользу подобных экзерциций никто не будет оспоривать, не смотря на различные несчастные случаи с ними соединенные, скажу несколько слов о средствах предупреждать эти несчастия, сколько возможно. Если мы были так счастливы, что на фрегате Пенелопе не случилось ничего подобного, за то не все суда эскадры могут этим похвалиться, и именно на Аргусе был сделан сигнал во время ученья, что канонира, посылавшего заряд в каронаду, ранило в руку банником так, что необходимо было сделать ампутацию; между тем комендор каронады, старый экзаменованный артиллерист, человек хладнокровный и опытный, уверял, что во все время заряжания он не отнимал большого пальца от запала, и потому всю вину слагал на самого заряжателя, худо пробанившего каронаду.

Когда матрос ознакомился с парусами и пушками — этого уже достаточно: цель по видимому вполне достигнута; но между тем остается еще нечто, столь же необходимое для хорошего моряка и воина — это абордажное дело, т. е. уменье действовать ружьем, пистолетом и саблею. Я уже говорил, что с начала кампании я спешил обучить экипажи, находившиеся под моею командою, не только ружейным приемам, но и некоторым пехотным построениям, необходимым во время дессантного действия, которое я должен был предпринимать для исполнения министерских инструкций. Достигнув этой цели, я преимущественно занимался потом обучением людей стрельбе из пистолетов в цель и фехтованию на саблях. [202] Хотя в других оффициальных известиях я довольно подробно говорил об этих экзерцициях, но считаю полезным сказать и теперь несколько слов о них, для того именно, чтобы фактами опровергнуть то равнодушие, с каким некоторые офицеры смотрят на занятия этого рода.

Обыкновенно прежде всего собирал я обучающих фехтованию, чтоб объяснить им общий план методы, по которой должно производится ученье. Метода эта состояла в следующем: первая абордажная партия (действующая холодным оружием) разделялась на столько отделений, сколько было учителей; последние, поставив в разомкнутую шеренгу своих людей и дав каждому по деревянной сабле, должны были показать им главнейшие удары: в грудь, голову, плечо, живот и колено; изучение отразительных приемов следовало непосредственно за правилами атаки, после чего, половина шеренги начинала действовать против остальной половины, к величайшей забаве всего экипажа, обыкновенно предпочитавшего этот род ученья всякому другому. В минуты отдохновения, сабля заменялась палкою, так что, под конец кампании, экипаж, состоявший большею частию, из неповоротливых Нижне-Бретонцев, сделался столь ловким и проворным, что обратил на себя всеобщее внимание. Не говорю уже о том, что люди получали такое выгодное мнение о своем фехтовальном искусстве, что, составляя абордажную партию из 80 человек, считали пустяками завладеть неприятельским фрегатом менее, чем в четверть часа. Самонадеянность чрезвычайно похвальная.

Теперь скажу о некоторых эволюциях, которые я имел возможность сделать, соединив, на несколько времени, 5 или 6 крейсеров, на той или другой станции. По причине небольшого числа судов, эволюции эти ограничивались движением в ордере похода двух колонн, построением из него линии баталии, [203] поворотами овер-штаг и чрез фордевинд, вдруг и последовательно, и пр. Я не упомянул бы здесь об этом предмете, если бы он не был в связи с одним примерным сражением, которое я исполнил для изучения весьма важного вопроса, находящегося на страницах нашей тактики, изданной для руководства, в 1832 г. Вот этот вопрос:

Благоразумно ли называть ордером баталии. линию кораблей, держащихся в бейдевинд в кильватер один другому, которую опыт прошедших веков осудил и признал пагубною? Не вернее ли назвать ее в оффициальной тактике просто ордером похода в одну колонну в бейдевинд, на правый или на левый галс; предоставя гению наших адмиралов полную свободу атаковать или отразить неприятеля, построившись в одну линию, или в ордер двух или трех колонн, сообразно с ордером противника. Повторяю, можно ли не опасаться, оставляя это название при линии, состоящей из кораблей, построенных в кильватер один другому, что мы не подвергнем эскадры наши новым бедствиям, от прорыва этой линии неприятелем и нападения его на слабейшую часть ее?

Чтобы отвечать на этот вопрос, мне кажется необходимым заглянуть в историю морских сражений и по ним изучить морскую тактику. И так обратимся к прошедшему. Сражения одной эскадры против другой, в двух параллельных линиях, начались с половины XVI века, и этот боевой строй был с тех пор преимущественно употребляем до конца XVIII столетия. В это последнее время английский адмирал Родней, отчасти против своего намерения, в чем сознаются сами Англичане — прорезал своею линиею французскую, чтобы привести ее в беспорядок, и успел в этом как нельзя лучше. Адмирал Сюффрен (Suffren) в свою очередь, в 1782 г. в одной из двух блистательных битв с английскою эскадрою на Индийском океане, бросив [204] старую рутину сражаться в линии баталии, подошел в ордере похода двух колонн к неприятелю и передовыми судами атаковал центр и арриергард. Здесь он приложил к делу превосходное военное правило: сосредотачивать свои силы на одной части неприятельского флота и стараться разбить ее прежде, нежели другая часть подойдет на помощь. Но сильный шквал разрушил этот, уже начатый, план атаки, спас английскую эскадру, от поражения и лишил французского адмирала славы введения новых тактических правил битвы, которых справедливость доказана несколькими годами позже. Нельсоном — на море, а Наполеоном — на суше.

И что же говорит наша тактика о линии баталии? Оставив при ней одной это название в книге сигналов, мы встречаем в объяснениях к ним, что линия баталии рассматривается там только как приготовительный к сражению ордер; следовательно тут явное противоречие.

В объяснении говорится следующее: «Теория сражений эскадр окончательно изменилась так, что на ордер баталии должно смотреть не как на основание системы сражений, но как на чрезвычайно легкий способ выдержать или произвести сильное нападение, в следствие которого часто обе эскадры смешиваются».

Это значит, как мне кажется, что ордер баталии не есть исключительный ордер для сражения; если так, то за чем же оставлять за ним это название? Если он не более, как приготовительный ордер, то отчего бы не назвать его просто ордером похода в одну колонну в бейдевинд, на правый или левый галс?

И так как морская тактика окончательно изменилась, по словам книги, посвященной сему предмету, хотя она с чрезвычайной осторожностию принимает новые способы атаки и защиты, то зачем же упорствовать в названии ордером [205] баталии, более или менее длинной линии кораблей, и тем вводить в заблуждение тех начальников эскадр, которые буквально понимают термины в книге, служащей им руководством?

Повторяю, несправедливее ли будет назвать линию баталии ордером похода, так же как ордер похода в две или три колонны, ордер фронта и т. д.?.. Наконец не должны ли мы предоставить гению адмиралов, освобожденному от оффициального ига этой пагубной линии баталии, атаковать и поражать неприятеля сообразно с обстоятельствами, и в том ордере, который, в следствие введения пара — этого нового элемента военных морских сил — для нас покуда еще задача? Легко понять, что о предмете столь важном я не могу говорить утвердительно, но только рассматривать мнение моряков, потому что противного мнения держатся многие отличные морские офицеры и между ними красноречивый автор «Морских сражений времен Республики и Империи» Жюрьен — Лагравьер. Он говорит «судам одинаково управляемым, желать руководствоваться тою странною тактикою, которая основана более на примерах, чем на правилах Нельсона, значит подвергать себя явной гибели».

Офицеры, обнаруживающие подобное мнение о стратегических правилах знаменитого английского адмирала, опираются на следующие причины: 1) на ограниченное число судов, из которых, вероятно, будут состоять будущие эскадры; 2) на лучшее вооружение артиллериею и снабжение, сосредоточивающие силы их более чем прежде, следовательно, линия баталии не будет уже так растянута и подвержена поражению, а потому, гораздо легче будет одной из частей этой линии подать помощь атакованным кораблям другой; 3) на нынешнее искуство наших канониров — встретить продольными выстрелами неприятельские корабли, направившиеся носом к баттареям наших судов. [206]

Как бы ни были справедливы эти причины, но они не убеждают меня в превосходстве линии баталии. Что ж касается до продольных выстрелов, встречающих неприятеля, при прорезывании им линии, на это можно заметить, что Колингвуд, при Трафалгаре, избежал разрушительного действия этих выстрелов, прикрываясь дымом и заставив весь экипаж лежать на палубе до тех пор, пока не подошел к нашим кораблям на пистолетный выстрел, и грянул в них с обоих бортов двойными зарядами ядер. Касательно же помощи от другой части флота, которая будто бы может быстро подойти по причине значительного сокращения линии баталии, можно заметить, что помощь эта придет всегда поздно; ибо если, с одной стороны, линия баталии будет состоять не более как из 12 или 15 кораблей, что, по моему мнению, соответствует желаемой быстроте движения частей ее, то, с другой стороны, действие нынешней артиллерии против аттакованной части, обратит эту последнюю в совершенные развалины прежде, чем другие части подоспеют на помощь.

Я всегда думал, что занимать подобными вопросами по возможности большее число молодых офицеров, надежду будущего флота, есть главнейшая обязанность начальника эскадры; так, по крайней мере, я понимал свое назначение, и потому, хотя начальствовал весьма небольшою эскадрою, но пользовался всеми случаями, как выше было сказано, для соединения под своим флагом нескольких крейсеров, и производил с ними в заливе Биаффа, эволюции и примерное сражение под парусами. Вот инструкция данная мною эскадре для руководства в этом случае.

«Начальник эскадры намерен на второй или третий день по выходе в море, известить сигналом о построении в линию длиною в 14 1/2 кабельтовов, что составит длину линии из 15 кораблей, держащихся на расстоянии полу-кабельтова друг от друга. [207]

Потом начальник эскадры, будет представлять с своим фрегатом группу неприятельских кораблей, на ветре, и сделает нападение на те крейсеры, которые представляют авангард французской линии; авангард этот, отвечая на неприятельский огонь, сигналом потребует помощи от кордебаталии и арриергарда. Начальник эскадры желает узнать число минут, в которые две не атакованные части французского флота подойдут на помощь к авангарду и вступят в дело, а также хочет испытать, хотя и при незначительном числе судов, во время ли подошли эти суда, и успеют ли они воспрепятствовать неприятелю разбить своею, превосходящею в числе, артиллериею, атакованную и слабейшую часть французской линии?»

При ходе около 5 узлов, я приказал выполнить эти различные эволюции эскадре, растянутой в линию длиною от 14 до 15 кабельтовов, потом атаковал авангард этой линии фрегатом Пенелопа в 2 ч. 50 м. Авангард, отражая наше нападение, лег в дрейф и просил помощи от центра и ариергарда, которые поставив тотчас же все паруса, устремились к месту действия; но прошло 28 м. до того времени, когда центр подошел на такое расстояние, что мог открыть огонь, и 40 м. когда арриергард принял участие в битве. И так, в течение этого времени, несчастный авангард, поставленный в два огня, мог быть совершенно уничтожен губительным огнем неприятельской артиллерии, о действии которой можно судить из следующего. Пенелопа, в продолжение 24 минутной пальбы, сделала, не торопясь, 404 выстрела против сказанного авангарда, так что каждый выстрел производился только тогда, когда перед дулом орудия находилось неприятельское судно; следовательно на каждую минуту приходится 16 выстрелов. В течение всей битвы, продолжавшейся средним числом около 30 минут, фрегат бросил бы 480 ядер, а если бы [208] вместо его был корабль, то вдвое т. е. 960 ядер, из которых половина могли быть зажигательные. Но может ли корабль, поставленный в два огня, выдержать в продолжение получаса град 1920-ти ядер, массивных или зажигательных?

Как бы ни была горяча защита этого корабля, но может ли она привести, в эти полчаса, к чему либо другому, кроме потопления или взрыву на воздух, хотя и славному, но во всяком случае, гибельному? Против этого могут возразить, что прибытие на помощь прочих судов, еще свежих, без повреждений, может изменить результат сражения, тем более что силы неприятеля будут уже значительно истощены. Но вид своих судов, взлетевших на воздух или обращенных в понтоны, покрытые трупами товарищей, не будет ли иметь дурное влияние на дух прочих экипажей? и не удвоит ли, напротив, это ужасное разрушение отвагу неприятеля, после первого его успеха? Это мы знаем из новейшей истории, и потому тактика, изданная для руководства, по моему мнению, должна быть изменена так, как я объяснил выше, т. е. не должно назначать никакого ордера баталии. Это тем более желательно, что относительно морских сражений мы находимся, как я полагаю, в переходном состоянии, и будущие печатные руководства по сему предмету должны не только не стеснять наших адмиралов, но напротив открывать обширное и свободное поле их новым соображениям. Кто знает, может быть французский флот — этот древний поборник свободы морей — еще не раз призовется на защиту независимости второстепенных морских держав? И тогда мы можем повторить с знаменитым историком Консульства и Империи: «Когда война не более как рутина чисто механическая, состоящая в преследовании и истреблении врага, она не достойна истории. Но если массою людей руководит одна великая идея, [209] проявляющаяся Посреди грома битвы, с такою же ясностию, с какою представлялась Ньютону и Декарту в тиши кабинета, тогда зрелище войны столь же достойно философа, сколько государственного мужа и воина».

Перевел В. Мельницкий.

(Окончание в след. нумере.)

Текст воспроизведен по изданию: Крейсерство у западных берегов Африки // Морской сборник, № 3. 1851

© текст - Мельницкий В. 1851
© сетевая версия - Тhietmar. 2020
© OCR - Иванов А. 2020
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Морской сборник. 1851