БЕККЕР

ПИСЬМА ИЗ МАРОККО

(Выдержка из писем лейб-гвардии финского стрелкового баталиона прапорщика Беккера. Переведено со шведского Э. А.)

I.

ГЛАВНАЯ КВАРТИРА ИСПАНСКОЙ АРМИИ.

1 февраля н. ст.

Из письма моего к Г*** тебе уже известно, что я 21 января н. ст. прибыл в испанский лагерь, где главнокомандующий войсками, маршал о'Доннел, принял меня чрезвычайно ласково; также ласково встретили меня и все вообще офицеры, с которыми я до сих пор имел честь познакомиться. Но в деле с неприятелем я еще не имел тогда случая быть: первый шаг на поле сражения я сделал лишь вчера, о чем и спишу сообщить тебе.

31 января, около десяти часов утра, по лагерю разнесся слух, что Мавры, спустившись с гор, готовятся сделать нападение; но так как подобные слухи уже не раз оказывались ложными тревогами, то я преспокойно продолжал завтракать, когда вдруг послышался голос главнокомандующего, приказавшего подать лошадь (Из бельгийской газеты «l'Independence» известно, что палатка г. Беккера расположена возле шатра гланокомандующего). Я выбежал из палатки, приказал седлать и, как только мне подали коня, вскочил на него и помчался в свите маршала о'Доннеля. У подошвы гор [350] уже виднелись толпы неприятелей, пеших и конных; все они были в белом одеянии. Наши войска рассыпали довольно густую цепь, батареи начали выезжать на позицию, — словом, дело завязалось. Мавры, с весьма большего расстояния, открыли огонь, на который мы отвечали ружейным огнем, подойдя к неприятелю на более близкую дистанцию и учащая выстрелы нашей цепи на марше по мере того, как наша застрельщичья цепь приближалась к Маврам. Испанские стрелки попадали несравненно лучше Марокканцев. Смотря в зрительную трубу, можно было различить, как убитых и раненых одного за другим уносили из неприятельского строя. Гранаты батарей, а в особенности ракеты увеличивали и без того большой беспорядок в толпах неприятеля. Несмотря на это, они храбро подъезжали к нашей линии. Один из предводителей — в красном плаще, с красным флагом в руках — проехал вдоль испанской цепи в расстоянии 300 или 400 шагов от нее и, наткнувшись на тонкое место, по которому далее ехать неудобно, спокойно повернул назад и соединился, невредим, с своими товарищами. Сначала Марокканцы, кажется, имели намерение обойдти наш правый фланг — левый упирался в реку Мартин, берега которой очень топки — но наша кавалерия с одною батареею заставили неприятеля отказаться от этого покушения. В двенадцать часов, главнокомандующий отозвал три эскадрона кирасирского полка Эль-Рей (Короля) и один эскадрон гусар с правого фланга к центру, дабы атаковать неприятеля и в это время выдвинуть одну из батарей вперед. Кирасиры прекрасно исполнили поручение: атакуя поэшелонно, они оттеснили неприятеля; но первый эскадрон при этом увлекся слишком далеко между гор, где рассыпанные в опушке леса неприятельские стрелки встретили его смертоносным огнем с трех сторон, а толпа всадников старалась отрезать ему отступление. В это время , эскадрон гусар, заметивший опасное положение кирасир, бросился на неприятеля, опрокинул его и тем открыл собратам путь к отступлению. Кирасирский эскадрон, состоявший из 80 человек, при этом потерял четвертую часть людей и 27 лошадей. Из числа офицеров половина убита или ранены.

Здесь кстати скажу несколько слов о том, как Мавры принимают кавалерийскую атаку. Сначала они подаются вперед, как будто хотят встретить противника; но когда этот [351] последней перейдет в карьер, то они поворачивают лошадей и начинают стрелять, отъезжая назад к своим стрелкам, спрятанным поблизости в кустах. Впрочем, ружейный огонь их конницы не очень опасен, так как всадники, на ровне с пехотою, вооружены ружьями в три аршина, и даже более, длины, которыми неловко владеть на коне; кроме того, они большею частию заряжают ружья мелкими пулями, наподобие нашей дроби.

В то время, как всеобщее внимание было обращено на действие кавалерии против нашего центра, неприятельская конница появилась на нашем правом фланге. Храбрый генерал Прим (Генерал Прим, любимец армии, молодостию, огнем в глазах и речах и необыкновенною храбростию, невольно овладевает сердцами), командующий здесь войсками, сначала не мешал неприятелю хозяйничать перед своим фронтом, так как на его фланге не было кавалерии; но дерзость Мавров заставила его решиться атаковать их пехотою. Он обратился к своим войскам с следующими словами:

— Ребята! у меня нет кавалерии — вы опрокинете неприятеля. Вперед, бегом марш.

— Да здравствует королева! да здравствует генерал Прим (viva la Reyna, vive el General Prim)! громко раздалось по фронту.

Пехота бросилась вперед — и неприятель бежал.

Несколько времени спустя, толпа всадников снова показалась у опушки леса, и генерал Прим послал капитана Матурона для приблизительного определения числительности неприятеля. Храбрый капитан, с 12 кавалеристами, назначенными в прикрытие генералу, так неосторожно завлекся вперед, что вдруг очутился в нескольких шагах от толпы Мавров. Прикрытый небольшим холмом, наш герой, с горстью храбрых, бросился на них врасплох. Прорвав неприятельскую толпу, ему легко было спастись бегством; но он, предпочитая возвратиться тою же дорогою, вторично пробился, но в то же время услышал голос одного из своих конвойных, который, раненый, попался в руки Мавров. Капитан поспешил освободить его: выстрелами своего револьвера положил он двух неприятелей, но, конечно, и сам бы пал жертвою своей отваги, еслиб, в эту минуту, не подоспел эскадрон конных егерей. Желая отмстить Маврам за соотчича, капитан Матурона, с остальными 11 человеками конвоя, преследовал их, [352] убил нескольких и взял в плен двух человек с двумя лошадьми и оружием. После такого подвига, у храброго капитана сегодня немного болит голова.

На нашем левом фланге, отделенном от неприятеля тонкою местностию, дело ограничилось, во все время сражения, перестрелкою, при чем любопытно было посмотреть, как пули Марокканцев, не достигая своей цели, падали в болото и бороздили воду, будто рыбы, играющие в озере.

В половине четвертого часа, войскам правого фланга приказано было штурмовать высоты. Пошла пехота, с музыкою и обычным кликом: «да здравствует королева!» пехота брала холмы, один за другим, не обращая внимания на неприятельские пули, которых Мавры не щадили. На вершине гор войска остановились, и так как маршал не думал удержать высот за собою, то Испанцы около половины шестого начали спускаться, слабо преследуемые неприятелем. К семи часам все утихло, все возвратились на свои места, за исключением тех, которые — увы! — оставили земное поприще навсегда.

Мы потеряли от 300 до 400 человек. В одной из батарей лишь половина прислуги уцелела; вообще потеря очень неровна в разных частях войска.

Послезавтра мы пойдем на приступ марокканского лагеря.

II.

ЛАГЕРЬ МАВРОВ ПОД ТЕТУАНОМ.

5 февраля н. ст.

С первого взгляда на письмо можно вообразить себе, что я перешел к неприятелю; но нахождение мое в марокканском лагере объясняется тем, что лагерь этот взят Испанцами, вчерашнего числа, приступом. Последнюю ночь мы провели среди сожженных палаток, разбросанных снарядов и едва остылых трупов.

Вчера утром, в восемь часов, испанские войска начали выступать из своего лагеря, а в половине одиннадцатого артиллерия выехала на позицию и начала пальбу, на которую неприятель отвечал с двух батарей, из которых одна находилась перед лагерем под стенами Тетуана, а другая — впереди главного лагеря, на горе за городом. Мавры стреляли [353] недурно, но несчастливо, ибо ядра их ложились в одну сторону, не вредя нам: в продолжение четырех часов канонады, лишь три человека, лошадь и мул были ранены. Наши батареи сначала действовали не совсем удачно, но под конец, когда расстояние уменьшилось, стали попадать хорошо: в лагере Марокканцев взорвало несколько пороховых бочек, что немало увеличило расстройство неприятеля. Орудия их, одно за другим, были демонтированы, так что, при штурме, Мавры встретили нас картечью только из двух орудий. Первую атаку главнокомандующий повел на левый фланг неприятеля. Генерал Прим, с своим корпусом и каталонскими волонтерами в голове его, штурмовал окружающие лагерь баррикады — нельзя иначе назвать ретраншаменты Мавров, состоящее из густого плетня, утолщенного бревнами — одни только батареи были хорошо построены. Мавры, кажется, готовились к упорному сопротивлению; но, в одно время с атакою их левого фланга, одна из наших батарей, подавшись вперед, сделала заезд вправо и взяла неприятеля в правый фланг. Мавры пришли в замешательство, довершенное атакою их центра несколькими баталионами пехоты. Опрокинутые повсюду, они отступили, отстреливаясь, за исключением горсти фанатиков, защищавшихся отчаянно.

Испанские войска вели себя превосходно: стоило посмотреть, с какою смелостию, с каким рвением они бросались на неприятеля, который, с своей стороны, в рукопашном бою, защищался не худо, что ясно доказывается выбытием у нас из строя, в течение последнего получаса сражения, до 500 челов. Несравненно более других потерпела дивизия о'Доннеля, потерявшая 349 чел. убитыми и ранеными, в том числе 32 офицера. Потерю Марокканцев трудно определить, но, судя по множеству доставшихся нам трупов, несмотря на то, что они неохотно оставляют своих убитых, потеря их должна быть значительна. Наши трофеи состоят из 9 пушек — некоторые английские, другие марокканские и венецианские — а добыча из пороха, пуль, от 700 до 800 палаток цилиндро-конического вида, частию украшенных рисунками, 20 верблюдов, лошадей, ослов, плащей (bournaus), круп, апельсинов и, что лучше всего, нескольких хороших колодцев, по вновь занятой нами местности. [354]

Итак, я вчера в первый раз был под выстрелами артиллерии. В начале, признаюсь, вид выходящего из дула неприятельской пушки огня производил на меня не совсем веселое впечатление. Я ждал треска выстрела, но наконец привык до того, что воображал себя на маневре, на Военном поле, в Красном Селе. Но вскоре загорелись палатки Мавров, и я невольно вспомнил, что стреляли не шутя.

Участвуя во фланговой атаке, я, говорят, ведь себя как следует, за что, по окончании дела, главнокомандующий испанскою армией, маршал о’Доннел, наградил меня, «во имя ее католического величества» (au nom de sa Majestе Calholique), орденом св. Фердинанда, которого я, однакожь, не ношу, до получения на то Высочайшего соизволения.

Неприятные для меня слухи о мире разнеслись по лагерю. Сегодня прибыла из Тетуана для переговоров депутация, по словам которой город готовится к сдаче, ибо Муллей-Аббас, казнив нескольких предводителей Кабилов, прогнал прочих, а сам, с своими войсками, ушел во внутрь страны. Главнокомандующий объявил депутации, что ежели до десяти часов завтрашнего утра город не сдастся, то он начнет бомбардировало; но я полагаю, что дело не дойдет до этого: мы во весь день не слышали ни одного выстрела, несмотря на то, что расположены под самым городом. Тетуан, кажется, не очень хорошо вооружен. Генерал Прим сегодня сделал рекогносцировку, в которой мне случилось участвовать: город окружен стеной с несколькими батареями, вооруженными орудиями, числом до 10, и в центре находится род замка Алказар, командующий городом.

Увидим, чем все это кончится; в настоящую минуту, красный флаг еще развевается на башне Алказара (Тетуан, как известно, сдался 6 февраля н. ст.).

В. В.

Текст воспроизведен по изданию: Письма из Марокко // Военный сборник, № 4. 1860

© текст - В. В. 1860
© сетевая версия - Тhietmar. 2016
©
OCR - Станкевич К. 2016
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Военный сборник. 1860